Текст книги "Харли Квинн. Безумная любовь"

Автор книги: Пол Дини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Если бы не назальные фильтры, – вздохнула Памела и впервые посмотрела прямо на Харлин.

– Назальные фильтры, – глупо повторила Харли, на что Памела покачала головой.

– Такой вариант я даже не рассматривала.

– Почему? – Вопрос прозвучал нелепо, но ничего другого Харлин не придумала. Как она могла отвлечься, пока Памела рассказывала о произошедшем?

– Да просто, – Памела бросила на нее уничижающий взгляд и повернулась к остальным женщинам. – Не воспользуйся он назальными фильтрами, мой особый сорт ночного жасмина вырубил бы его за минуту, и теперь Бэтмен удобрял бы мой сад. Взамен он упрятал меня в эту дыру, где даже на южной стороне солнечного света нет.

– Блестяще, – мрачно констатировала факт Сорока.

Харлин снова пожалела, что не слушала Памелу. Тем не менее, несмотря на попытки сконцентрироваться, она почувствовала, что ее мысли разлетаются стаей птиц. «Сейчас не время считать ворон», – подумала она, а потом удивилась, с каких это пор она использует подобные выражения.

– Пэмми, душка, хочешь, скажу, когда ты дурака сваляла? – тоном знатока поинтересовалась Харриет.

– Да уж, пожалуйста, просвети меня, – саркастически ответила Памела.

– Когда в одиночку с ним столкнулась! Кто же связывается с этой мерзкой мышью один на один? Тебе нужна банда или партнер, на которого всегда можно положиться, – Харриет выглядела настолько самодовольной, что едва не дрожала. – Связываться с Бэтменом самостоятельно – чистое безумие.

– Ах да, конечно, – Памела задрала нос. – Как я могла забыть: женщине нужен мужчина, иначе она никто.

– Ладно, ладно, зайка моя, нам всем нужен кто-то надежный. Человек – не остров, а женщина – тоже человек. Нельзя же работать совсем без подстраховки. Мы с моим дружком – как блюдечко с чашечкой, мы друг друга дополняем. Он Безумный Шляпник, а я...

– Блестящая штучка! – вскрикнула Сорока.

– Мартовская Крольчиха, – поправила ее Пратт.

– Но, в конце концов, ты оказалась здесь, как и я, – Памела обвела комнату рукой и лианы повторили ее жест.

«Как же такое возможно? – удивилась Харли, наблюдая за подопечной. – Это же просто растения, а не змеи!»

Хотя чем-то они действительно напоминали змей.

– Ты здесь, с нами, а твой дружок... где он? – продолжала Памела. – Попивает с кем-то чаек, судя по всему. Такое случается, когда становишься придатком к мужчине. Как жареным запахнет, он столкнет тебя в огонь, лишь бы самому спастись. Они всегда так поступают.

– У нас было по-другому, – рявкнула Харриет.

– Да неужели? – Памела рассмеялась коротко и насмешливо. – А на вид не скажешь.

– Блестяще! – встряла Сорока.

Женщины с укором повернулись к Харлин.

– Непростая тема, – заговорила она, пытаясь собраться с мыслями. Чашка в руке внезапно показалась ей очень тяжелой. Ей вдруг так захотелось опустить веки...

Тем временем лианы в волосах Памелы все удлинялись, скользя по ее плечам, рукам. Но так не бывает. Лианы не могли дорасти до цепей, не могли ломать звенья с такой легкостью, будто цепи сделаны из хрупкого пластика.

«Это невозможно, это галлюцинация, – думала Харлин, глядя, как лианы одну за другой освобождают сперва Харриет, потом Сороку и, наконец, Мари Луизу. – Со мной играет воображение».

– Ошибаешься, – голос Памелы звучал совсем не сонно. – Это не галлюцинация.

«Как я могла произнести это вслух, даже не понимая, что делаю?» – растерялась Харлин. Памела поднялась со стула и направилась к ней.

– Слышала когда-нибудь, что корни могут рвать металлические трубы и крошить фундамент дома?

Женщины встали. Памела нависла над ней, лианы в ее волосах шевелились, точно живые. Чашка Харлин выскользнула из пальцев и с тихим стуком упала на ковер.

«Мой чай... что-то с моим чаем», – осознала она.

– В чем дело, дорогуша? – раздался голос Харриет, стоявшей позади Памелы. – Тебе водичка не понравилась? – она протянула руку и поболтала перед лицом Харлин чайным пакетиком.

– Знаете, а ведь я тоже доктор, хотя и не такой, как вы, – произнесла Памела. Она почти мурлыкала, но лицо ее казалось удивительно напряженным. – Наша свежеиспеченная доктор Харлин Квинзель. С первого взгляда понятно, что это ваша первая работа.

Памела коротко рассмеялась.

– И что же вы, по вашему мнению, здесь делали? Пытались изменить мир? Оказывали помощь своим страдающим сестрам-женщинам? Или все-таки признаетесь, что намеревались использовать Чокнутых Дамочек «Аркхема», чтобы написать очередную дешевку о преступлениях и маньяках ради славы и признания?

– Блестяще! Блестяще! – пронзительно заверещала Сорока.

«Где же охрана? Где служба безопасности? Разве они не наблюдают за комнатой?»

– Ты не волнуйся, зайка, об охране мы позаботились, – Харриет присела перед ней на корточки, все еще сжимая в пальцах чайный пакетик. Чай пах странно и вблизи было видно, что пакетик самодельный. – Они на своих экранах наблюдают, как мы чинно сидим в кружочке, словно приличные, чокнутые дамочки.

«Но как, – испугалась Харлин. – Как?»

– Что как? – хихикнула Харриет, – Выражайся точнее.

– Я не хотела! – завопила Мэри Луиза и принялась колотить Харлин своей куклой, которая оказалась гораздо тяжелее, чем положено. При каждом ударе кукла пищала «Мама!»

– Нет! Прекратите! – взмолилась Харлин. Ей стоило огромного труда разомкнуть губы, но она должна была успокоить женщин. – Я вовсе не хотела использовать вас. Наоборот, я хотела показать, как плохо с вами обошлись другие. Полиция, судебная система. И в первую очередь Бэтмен!

– Налить тебе еще чайку, дорогуша? – Харриет оттолкнула Памелу и взмахнула острым куском разбитой кружки. – Может, полчашечки?

Харлин обернулась и заметила лежащего на полу охранника, туго стянутого лианами с ног до головы. Он не мог ни шевельнуться, ни позвать на помощь.

Жадные руки вцепились в ее горло. Она запоздало сообразила, что опять забыла снять кулон, и почувствовала, как цепочка врезалась в кожу, когда Сорока резко потянула его на себя.

– Блестящая штучка!

– Я не хотела! – рыдала Мэри Луиза.

Перед тем, как провалиться в темноту, Харлин увидела Памелу, вставшую между ней и остальными женщинами.

11

Харлин открыла глаза и резко села.

– Расслабьтесь, – сказала доктор Лиланд. – Вы в безопасности.

Видимо, произошло чудо, потому что она лежала на кожаной софе в кабинете доктора Лиланд и чувствовала себя почти нормально. Волосы у нее растрепались, и одежда помялась, но ничего не болело, и даже очки в кармане блейзера остались целы.

– Охраннику повезло меньше, – заметила Джоан.

– Он выживет?

– Да, хотя, скорее всего, до конца жизни будет бояться зеленых растений, – доктор подала ей стакан воды.

Харлин внезапно поняла, что ужасно хочет пить, и с жадностью осушила кружку.

– Как мне удалось выбраться невредимой?

– Памела Айсли, – доктор Лиланд снова налила ей воды. – Она вас спасла.

Харлин недоверчиво покачала головой.

– Но это невозможно, она подначивала остальных.

На этот раз девушка пила воду помедленнее, все еще ощущая странный вкус во рту после того чая... если то вообще был чай.

– Памела освободила моих подопечных, чтобы они напали на меня, – Харлин дотронулась до шеи и обнаружила, что кулон по-прежнему на месте. Еще одно чудо. – Мэри Луиза колотила меня своей страшно тяжелой куклой, и я потеряла сознание, – она невесело усмехнулась. – Впрочем, я уверена, что она не виновата.

– Голова куклы оказалась набита камнями, – сообщила доктор Лиланд. – Памела Айсли презирает и ненавидит все человечество, поодиночке и скопом. Но, похоже, вас она ненавидит меньше, чем остальных. Намного меньше. Она не подпустила к вам женщин и позвала на помощь. Сейчас все сидят по камерам, где отныне и останутся. Думаю, можно не объяснять, что групповой терапии больше не будет. Ни для них, ни для других пациентов.

Харлин мрачно кивнула.

– Я усвоила урок. Никаких сеансов с несколькими пациентами одновременно.

– Раз уж мы решили обменяться запоздалыми соображениями, – продолжала Джоан, – я тоже сглупила, когда позволила больным с мета-способностями участвовать в групповой терапии без усиленных мер безопасности. Да и операторам стоило держать ухо востро. Они не заметили, когда живая картинка на мониторе сменилась записью.

– Но мы же там не развлекались, не двигались особо, это же терапия. По крайней мере, так планировалось.

Доктор Лиланд присела рядом с коллегой на софу.

– Я возьму на себя полную ответственность за произошедшее. Но, должна признаться, мне очень хотелось, чтобы вы оказались правы, и чтобы обращение с ними, как с пациентами, а не персонажами, которых они изображают, заставило их выбраться из скорлупы и побороть недуги.

– В этом заключался весь смысл, – несмотря на пережитое, Харлин обрадовалась, что доктор Лиланд ее понимала. – Я думала, если буду придерживаться этой линии, мне удастся до них достучаться.

Джоан вздохнула.

– Об этом мы можем только мечтать.

Минуту они молчали. Потом Харлин спросила:

– Вы ведь знали, не так ли? Знали, что моя идея не сработает.

– Как я уже сказала, мне хотелось, чтобы вы оказались правы. Я подумала, вдруг новое лицо и новый подход чем-то помогут? Надеялась, появление новичка напомнит подопечным, что, пусть «Аркхем» представляется им безвременной пропастью и чистилищем, на самом деле время движется, все меняется, и, возможно, им необязательно носить нестираемое клеймо опасных преступников. Что у них есть шанс измениться и стать лучше.

– Иногда «Аркхем» и вправду кажется преддверием ада, – прошептала Харлин. – Вокруг нет ничего и никого. Пациенты лишены человеческих контактов, кроме друг друга и персонала. Нет ни интернета, ни социальных сетей...

Доктор Лиланд слегка нахмурилась.

– Люди, попавшие сюда, слишком опасны для тюрем усиленного режима и слишком больны, чтобы держать их в обычной больнице под замком. Они токсичны даже для самого ужасного окружения. Рядом с ними люди будто дышат ядом.

Харлин удивленно посмотрела на нее. Неужели это та же женщина, которая минуту назад говорила, что хотела бы улучшить жизнь заключенных в больнице?

Лиланд бросила на нее косой взгляд:

– У меня тоже бывает плохое настроение.

– Но ведь не все здесь безнадежны. Некоторые выздоравливают и выписываются.

– Иногда. Впрочем, это случается все реже. Быть может, потому что мир скатывается в безумие, и Томас Зсасз оказался прав.

– Вы имеете в виду его идею, будто безумие – единственная здравая реакция на сошедший с ума мир?

– Именно, – Джоан села за свой стол. – Кстати, с Виктором Зсасзом они не родственники. Насколько мне известно.

– Если Томас прав, – медленно проговорила Харлин, – не означает ли это, что нет никакого смысла в помощи пациентам обрести душевное здоровье? Знаете, дорогуша, ни за какие коврижки в это не поверю, – добавила она гнусавым голосом девчонки с бруклинских улиц.

Доктор Лиланд рассмеялась.

– Вот и хорошо. Возьмите отгул на остаток дня и на завтра, просто чтобы убедиться, что организм избавился от той дряни, которую они подмешали в чай. Отдохните и послезавтра возвращайтесь на работу. Мельницы никуда не убегут.

– Я не могу понять, как им удалось меня отравить. Они были прикованы к стульям, а лианы Памелы...

Она умолкла, не в силах понять, произошло ли увиденное на самом деле или у неё все же возникла галлюцинация.

Лиланд плечами пожала.

– Уже не первый раз пациентам «Аркхема» удается провернуть невозможное. Они очень хитрые. Даже те, у кого нет сверхспособностей.

Харлин почувствовала себя очень усталой и поднялась на ноги.

– А я-то воображала, будто делаю для них нечто важное.

– Для разнообразия сделайте что-то для себя и посидите завтра дома.

– Не хочется проявлять слабость. Подопечные перестанут мне доверять, если решат, будто Памела Айсли может одной левой справиться со мной.

– Насчет Ядовитого Плюща не беспокойтесь. Помните, она ненавидит вас куда меньше, чем остальное человечество. Это к лучшему. Она пользуется влиянием среди заключенных, и далеко не все из них женщины.

Харлин направилась в кабинет, чтобы забрать кое– какие вещи, в том числе, несколько папок с историями болезни. Если уж отсиживаться дома, то с пользой. Она пыталась открыть тугой замок, рассуждая, какие карточки взять и на чем сконцентрироваться: на личностных расстройствах или на болезнях.

Когда ей удалось открыть дверь, первым, что она увидела, была роза, стоящая в крохотной круглой вазочке на ее столе.

Харлин замерла, рассматривая полностью раскрывшийся цветок роскошного темно-алого цвета. Роза стояла в прозрачной, стеклянной вазе. Сердце у Харлин дрогнуло при мысли, что кто-то подарил ей нечто столь прекрасное. Подарки обычно приносят людям радость, но она даже не помнила, когда кто-то в последний раз сделал ради нее что-то подобное.

«Возьми себя в руки, подруга, – прошептал тихий голосок разума. – Это просто цветок. Не куча золота и не бриллиант Хоуп, и даже не приказ о повышении зарплаты. Ты заметила, что это растение? Оно тебе ни о ком не напоминает?»

Харлин обдало холодом. Неужели Памела Айсли – Ядовитый Плющ – пытается снова навредить ей? Или это предложение мира?

Извините, что пыталась убить вас. Больше такого не повторится.

Господи, что, если Ядовитый Плющ не просто не возненавидела ее, а захотела с ней подружиться? На что похожа такая дружба?

Но Ядовитый Плющ никогда не срезала растения, для нее такой поступок расценивался, как убийство. Она ни за что не решилась бы на подобное.

Тогда кто прислал ей розу?

Вдруг это ловушка?

Глупая мысль: какая из розы ловушка?

«Если поспрашивать здешних пациентов, выяснится, что даже воздух можно сделать опасным», – подумалось ей. «Тут все мы эксперты в опасностях».

Роза могла оказаться электрифицированной. Или швыряться отравленными шипами. А если она наклонится понюхать цветок, а он брызнет ей в лицо уксусом? Или чем-нибудь похуже?

Пока доктор Квинзель шла к столу, ничто не взорвалось и не упало ей на голову. Хороший знак. Приблизившись, она заметила рядом с вазой игральную карту рубашкой вверх. Харлин машинально подняла ее, не задумавшись о последствиях.

Какое-то время она молча смотрела на подарок, а потом рассмеялась и почувствовала, как напряжение спадает. Ей следовало бы сразу догадаться, что роза была не от Ядовитого Плюща, да и вообще не от женщины.

На карте был изображен Джокер. Под смеющимся лицом клоуна шла надпись:

Добро пожаловать! Почему бы вам при случае не опуститься до моего уровня? Джей.

– Отличная шутка, мистер Джей, – произнесла она голосом крутой бруклинской девчонки. – Игра слов, разумеется.

Прекрасную розу мог подарить только мужчина. Только ему хватило бы смелости вообразить, будто при виде одной роскошной розы женщина придет в такой восторг, что не обратит внимания на отсутствие еще десяти.

Кому-то придется продемонстрировать мистеру Джею, что он ошибается, и Харлин как нельзя лучше подходила для подобной роли.

Но это подождёт до завтра.

Ещё решит, что одной розы достаточно, чтобы она кинулась к нему навстречу.

12

Когда на следующее утро Харлин вошла в кабинет доктора Лиланд, та посмотрела на нее с удивлением и недовольством.

– Мне казалось, мы договорились, что вы отдохнете еще один день.

– Я отдохнула, – заверила ее Харлин. – Я настолько превосходно себя чувствую, что не считаю нужным пропускать рабочий день.

– Вам стоило провести время дома, – нахмурилась доктор Лиланд.

– В этом нет необходимости. В противном случае, я бы не разговаривала сейчас с вами. Я отлично себя чувствую. Никакие отрицательные последствия от отравленного чая меня не тревожат, и я вовсе не травмирована. Я хочу продолжить работу.

Харлин с трудом скрывала нетерпение. Иногда ей казалось, что забота Лиланд больше напоминает жесткий контроль.

Джоан взглянула на нее с сомнением.

– Ладно, так и быть. Но если почувствуете себя нехорошо...

– Я тут же отправлюсь домой. Обещаю. Но этого не случится. Я не больна, а персонала всегда не хватает.

Скорее всего, именно ее последняя реплика окончательно убедила доктора Лиланд согласиться и дать ей возможность заняться пациентами. Харлин уселась за свой стол, сдвинув вазу с розой и карту, чтобы раскрыть еженедельник и проверить расписание. Ей предстояло изучить лекарственные назначения некоторым пациентам и написать отчеты. А еще, где-то во всей этой суматохе, ей предстояло разобраться с Джокером.

Лучше всего заняться им пораньше с утра, пока она не устала. К тому же, ей стоило хорошо продумать стратегию разговора. Джокер – не мелкий мошенник, надеющийся красивым жестом произвести впечатление на миленькую докторшу, которая, к слову, не являлась его врачом. Нет, каков нахал!

Думая о нем, она все больше злилась. Похоже, этот клоун считал ее полной дурой и был слишком высокого мнения о своей персоне, раз уж подумал, что его пошлый жест заставит ее шлепнуться в обморок от восторга.

Да, стоило поговорить с ним немедленно, на свежую голову. Она поставит его на место, и удовольствие от процесса не покинет ее весь день. Ничто так не гарантирует успеха, как другой успех.

Харлин Квинзель черкнула несколько строк в маленькой записной книжке: она всегда конспектировала мысли – это помогало в работе. Перечитав написанное, добавила пару предложений и спрятала книжку в карман жакета. Надела строгие очки, пригладила волосы и, вооружившись маской профессионализма и уверенности, характерной для успешных женщин, направилась на самый нижний этаж подвальных уровней, где ее поджидал опасно обаятельный Джокер.

Больше всего на свете Джокер любил превосходные трюки. Такие изобретали редко. Полным-полно хороших трюков и еще больше посредственных. А вот великий трюк бесспорно мог считаться изысканным произведением искусства.

Многие настаивали, что самый эффектный трюк в истории проделал не кто иной, как Дьявол, когда убедил мир, что его нет. Великой шутку делал тот факт, что все о ней знали и все равно верили, будто дьявола не существует. Джокер считал, она по праву занимает первое место в Зале славы. Шутка успешно использовала незыблемое свойство человеческой натуры: верить во что-то, несмотря на свидетельство обратного или, наоборот, отсутствие доказательств.

Джокер пока не совершил ничего столь совершенного. Тем не менее, и ему было чем похвастаться. У него имелись грандиозные планы на эту интригующую смесь красоты и мозгов, которую представляла собой Харлин Квинзель. Нельзя сказать, что его идеи отличались новизной или оригинальностью, скорее, его вдохновляла проверенная временем классика. Он понимал: задача предстоит сложная, и собирался потрудиться на славу, чтобы получить шедевр, нареченный «Величайшим розыгрышем Джокера – убедить Харлин Квинзель, что он стоит ее внимания».

Название не отличалось краткостью и емкостью, но и трюк предстоял не из легких.

Его прелестная мишень решительным шагом вошла в камеру и приказала охраннику убираться. Тот даже не пытался спорить: сердитый взгляд Харлин сквозь крутые очки в черной оправе буквально вытолкнул его из комнаты. Новая доктор знала, как брать быка за рога: выбрать самого крупного мужика в помещении и показать ему, кто здесь хозяин. Охранник, между прочим, высился под два метра. Джокер рядом с ним казался мальчишкой! Но рост не сыграл никакой роли: один взгляд Харли, и охранник сдулся, точно воздушный шарик. Давненько Джокер не наблюдал столь яркой демонстрации доминантного поведения. К тому же, она проделала этот трюк, одетая не в кожаную сбрую и сапоги-ботфорты на высоких шпильках, а в строгом костюме с плиссированной юбкой и удобных туфлях-лодочках.

Что это, если не знак свыше?

Может, теперь самым сексуальным образом считается роль «Главного бухгалтера»?

– Безумно счастлив, что вы наконец навестили меня в моей одинокой камере, – проворковал Джокер.

– Почему бы и нет.

Доктор Квинзель выглядела впечатляюще. Держалась она прямо и казалась значительно выше ростом. Любой подумал бы, что она контролирует все, что видит вокруг.

Пациент собрался встать с койки, но Харлин резко подняла руку.

– Не стоит, я не задержусь.

– Как скажете, доктор, – улыбнулся мужчина и растянулся на боку, подперев голову рукой. – Чем могу служить?

Харли достала игральную карту и с хрустом согнула ее.

– Можете объяснить, как это попало в мой кабинет? В запертый кабинет.

– Конечно, могу. Я сам положил карту на ваш стол, – его улыбка стала еще шире.

– Вы? – она убрала карту. – Лично?

– Я никогда не делаю ничего безлично. Мне кажется, это попросту невежливо.

Разумеется, красивая дама-психиатр даже не улыбнулась.

– Уверена, служба безопасности и доктор Лиланд будут очень рады выяснить, как вам удалось покинуть камеру, найти розу с вазой, оставить их у меня на столе и вернуться незамеченным.

– Я тоже в этом уверен, – Джокер присел на кровати, подложил под спину подушку и приглашающе похлопал по одеялу рядом с собой. Харли сделала вид, что не заметила жеста. – Однако, конечно же, я не собираюсь рассказывать им правду, ведь, если бы вы планировали меня выдать, вы бы уже это сделали. Так что могу смело предположить, об этой истории никто не узнает.

Лицо доктора Квинзель не дрогнуло, и он убедился, что она никогда его не выдаст.

– Слышали ли вы, что стали местной знаменитостью? – поинтересовался пациент.

– Неужели? – она бросила на него высокомерный взгляд. – И о чем шепчутся?

– Что вы отлично управляетесь с огнетушителем, – весело заявил он. – А вот чаепития вам даются хуже.

Ее щеки чуть порозовели, но выражение лица не изменилось.

– Еще я слышал, что, по крайней мере, одна из Чокнутых дамочек Готэма восхищается вашим характером и вашей смелостью. Как восхищаюсь и я. На самом деле, все ваши пациенты очень высокого мнения о вас. Но я бы, пожалуй, сказал, что общение один на один удается вам куда лучше, чем групповая терапия. Мне эта идея вообще никогда не нравилась, особенно здесь. Любой коллектив в «Аркхеме» сразу начинает ссориться и выяснять, кто самый крутой. Бессмысленное занятие.

– Потому что самый крутой – вы?

– Не люблю распространяться о своих достоинствах, – Джокер с показной скромностью опустил глаза.

– Еще как любите, – возразила доктор.

– Ах, куколка, ты меня раскусила, – он схватился рукой за сердце.

– Меня зовут доктор Квинзель, а не куколка, – ощетинилась Харлин.

– Прошу прощения. Я частенько перехожу границы. Эта черта, вкупе со склонностью к хвастовству, привела к тому, что мне трудно заводить друзей, легко производить впечатление на врагов, а остальным людям исключительно сложно со мной разговаривать. Я уже не столько личность, сколько тяжкий крест для многих. Мало кто решается взвалить на себя подобную ношу. И вот я заключенный в камере на самом нижнем уровне больницы, которая сама по себе полное дно.

– Вот и оставайтесь здесь. В вашей камере. Хватит уже противозаконных выходок.

Джокер сделал вид, что раздумывает над ее словами.

– Что ж, хорошо, доктор Квинзель, я согласен быть паинькой потому, что вы меня об этом попросили. Взамен и я хотел бы кое о чем вас попросить.

– Вы не в том положении, чтобы что-то у меня просить, – надменно заявила Харлин. – Но мне любопытно, о чем вы?

– Я хотел бы, чтобы вы вновь пришли и навестили меня, – тихо сказал он. – Вы даже не представляете ужасную скуку этого монотонного существования. Каждый день похож на предыдущий, ничто не меняется, действия предсказуемы. Я сижу в этой камере, вижу тех же людей, а секунды отсчитывают время, как и вчера, как и годы назад, и завтра все повторится.

Она молча повернулась и постучала в дверь, чтобы охранник открыл ее. Когда Харлин ушла, Джокер молча улыбнулся. Она ушла, потому что не знала, что ответить.

Попалась.

В кабинет Харлин шла, гордо выпрямив спину, не расслабляясь ни на секунду. Закрыв за собой дверь, она тяжело опустилась на стул, позвонила дежурной сестре и сообщила, что не успевает закончить работу, поэтому встретится с мистером О’Брайеном на час позже. О’Брайен даже не заметит ее отсутствия.

В отличие от Джокера, истосковавшегося по обществу.

Харлин собиралась продолжить лечение О’Брайена, как и любого другого пациента, но сомневалась, что сумеет что-либо улучшить. Мир полон людей, вполне довольных своим серым существованием, и преступники ничем от них не отличались. Хотя ей все равно казалось, что человек, нарушивший закон, выделяется на общем фоне.

Джокер был совсем другим. Он бросил ей вызов, заявив, что она может изменить его жизнь. А Харлин Квинзель обожала, когда ей бросали вызов.

Откуда взялись подобные мысли?

Но нет, уже поздно – она не забудет то, о чем уже подумала.

После разговора с Джокером Харлин о многом задумалась, и, несмотря на все усилия предотвратить поток мыслей, они возвращались снова и снова, и она ничего не могла с этим поделать. Джокер безусловно являлся идеальным примером эксгибициониста и экстраверта в крайней степени. Самое худшее, что молено сотворить с подобным человеком – запереть его в клетке, в подвале, сведя человеческие контакты к нулю. Пытка, а не лечение. Естественно, в таких условиях он только и делает, что помышляет о бегстве. В какой– то момент желание перевоплотится в манию, и тогда он или сбежит, или его голова взорвется. Само собой, после побега потребность совершить что-то неподобающее подчинит его себе. А дальше останется только считать погибших.

Его, разумеется, поймают – обычно этим занимался Бэтмен – вернут в «Аркхем», и цикл возобновится: удушающие условия, рост напряжения, побег, преступления, поимка, возвращение в Лечебницу. Неужели никто не замечает, что человек попал в замкнутый круг из-за существующей системы правосудия? Точнее, системы в том виде, в котором ее воплощал Бэтмен, не являющийся ее частью. Уму непостижимо! Что с того, что он «хороший» и защищает интересы «хороших людей»? Разве это делает поступки замаскированного мстителя законными?

Ответа не существовало, потому что никто не задавался такими вопросами. Они не вписывались в миф о героизме Бэтмена, которому всецело верили жители Бэтмена. Любой, кто подверг миф сомнению, очевидно сам был плохим человеком, достойным тюрьмы или даже сумасшедшего дома. Собственно, в этом и заключалась правда: если ты не одобряешь действия Бэтмена, ты – псих или преступник. А, возможно, и тот, и другой сразу. Стало быть, если неподчинение Бэтмену являлось преступлением, значит, преступление само по себе было актом протеста.

Придя к этому внезапному открытию, Харлин уверовала, что сумеет помочь Джокеру вырваться из замкнутого круга, в который его загнала судебная система. Она могла продемонстрировать ему другие пути самовыражения, которые не позволят Бэтмену снова швырнуть его в бездонную черную яму под названием «Лечебница Аркхем».

Взгляд доктора Лиланд был полон сомнения и тревоги.

– Мне неприятна гипотеза, что Лечебница «Аркхем» – тупик, из которого нет выхода.

– Я этого не утверждала.

Харлин потратила почти три недели, переписывая отчет со своими предложениями так, чтобы слова звучали объективно и менее эмоционально. Трудно сохранять холодную голову, когда ты настолько захвачен предметом и идеями. Она ясно осознавала, что после фиаско с групповой терапией, доктор Лиланд будет особенно пристально рассматривать любые ее задумки. Она хотела произвести впечатление спокойного, рассудительного профессионала, а не увлеченной девчонки.

– Я просто указала на тот факт, что многие пациенты «Аркхема» никогда не выйдут на свободу.

– Потому что они всегда будут представлять угрозу для окружающих, а не потому, что «Аркхем» – тупик.

– Согласна, – Харлин надеялась, что голос не выдаст охватившее ее нетерпение. – Но это не означает, что мы должны помогать только тем, у кого имеются шансы когда-нибудь покинуть эти стены. Да, им не станет лучше, но нам стоит хотя бы попробовать улучшить их состояние, дать им возможность выразить свои чувства...

– По большей части, их чувства касаются убийства других людей, – Джоан откинулась в кресле. – И в «Аркхеме» они оказались именно из-за выражения этих чувств.

– Неужели? Насколько я понимаю, очень многие здесь оказались из-за Бэтмена.

Доктор Лиланд бросила на нее быстрый взгляд.

– Да, их поймал Бэтмен, причем многих из них прямо в момент совершения преступления. Но причиной помещения преступников в «Аркхем» стал медицинский диагноз.

– Уверены? Ведь никто не знает, кто такой Бэтмен. Он может быть одним из докторов, подписывающих эти диагнозы, или одним из высших чинов полиции. Не исключено, что он – один из судей, которые выносят приговор.

– Готэм не похож на другие города, – выдохнула доктор Лиланд с печальной усмешкой. – Приезжим обычно трудно понять, что мы тут считаем нормальным.

– Как бы я хотела, чтобы однажды моим пациентом стал Бэтмен.

Доктор Лиланд только рассмеялась.

– Знаю, это невозможно, – продолжила Харлин. – Он не рискнет и не снимет маску. Но представьте, что один из ваших пациентов – замаскированный мститель. Что вам придет в голову? Неужели, что-то вроде: «Черт, надо же, а он неплохо справляется со своими проблемами. Интересно, он женат?»

– Только если бы этот мститель на самом деле оказался Бэтменом, – засмеялась Джоан.

– Вы упускаете главное, – Харлин почувствовала нарастающее раздражение.

– Как и вы, доктор Квинзель. Полагаю, вы уже устали от напоминаний, но я вынуждена повторить: Готэм – не ваш родной город.

– То есть, по-вашему, я не понимаю просто потому, что не понимаю. Отлично. Вы меня раскусили. И все же, не факт, что я ошибаюсь и улучшить положение дел невозможно. – Она кивнула на лежащую на столе папку. – Мои предложения как раз касаются того, как сдвинуться с мертвой точки.

Улыбка доктора Лиланд застыла.

– То есть... едва вы станете личным психиатром Джокера, в «Аркхеме» все сразу наладится? Подождите, я понимаю, вы не это имели в виду, – поспешила добавить она, заметив, что Харли собирается возразить. – Тем не менее, отдельные ваши предложения очень похожи на подобное упрощение.

– Мне кажется, то, что столь нетривиальный ум брошен на самое дно самого нижнего уровня больницы, – огромная потеря для общества. Такому активному индивидууму куда лучше подошла бы терапия, учитывающая его натуру. Сейчас же его пытаются превратить в кого-то другого. Знаю, мой предыдущий проект оказался не слишком удачным и признаю, что было ошибкой начинать работать с группой. Мне куда лучше удается работа с пациентом один на один. Только я и Дж... пациент.

– У нас не хватает персонала, чтобы мы позволили вам работать с одним-единственным пациентом, – твердо отрезала доктор Лиланд.

– Но я не собираюсь бросать других пациентов, – солгала Харлин, стараясь не выдать своего разочарования. – Я хотела бы посвятить Джокеру дополнительное время...

– У больницы нет денег оплачивать вам сверхурочные, – напомнила Лиланд.