Текст книги "Под покровом небес"

Автор книги: Пол Боулз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Доберемся. Туареги будут лакомым кусочком для мамы. У меня целая куча карт, военных и таких, я внимательно изучаю их каждое утро перед отправкой. А потом просто точно им следую. У нас машина, – добавил он, заметив замешательство Порта. – Старый добрый «мерседес». Зверь, а не машина.

– Ах да, я видел его на улице, – пробормотал Порт.

– Да, – сказал молодой человек самодовольно. – Мы всегда добираемся.

– Ваша мать, должно быть, очень интересная женщина, – сказал Порт.

Молодой человек был в восторге.

– Удивительная. Вы обязательно должны с ней завтра познакомиться.

– С огромным удовольствием.

– Я спровадил ее в постель, но она не заснет, пока я не приду. Само собой, мы всегда останавливаемся в смежных номерах, так что она, увы, в точности знает, когда я ложусь. Прелести супружеской жизни, так сказать.

Порт бросил на него быстрый взгляд, покоробленный грубостью его замечания, но молодой человек открыто смеялся как ни в чем не бывало.

– Да, вам будет приятно поговорить с ней. К несчастью, у нас есть маршрут, которого мы стараемся строго придерживаться. Завтра в полдень мы уезжаем. А когда вы отчаливаете из этой дыры?

– Вообще-то мы планировали сесть завтра на поезд в Бусиф, но нам некуда торопиться. Так что можем подождать и до четверга. Единственный способ путешествовать, по крайней мере для нас, это трогаться, когда испытываешь желание трогаться, и оставаться там, где испытываешь желание остаться.

– Совершенно согласен. Но вряд ли вы испытываете желание остаться здесь?

– Господи, конечно нет! – рассмеялся Порт, —Чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше. Но нас ведь трое, и не все еще набрались для этого необходимых сил.

– Трое? Понятно. – Молодой человек, видимо, обдумывал эту неожиданную новость, – Понятно. – Он встал, порылся в кармане и, достав оттуда визитную карточку, протянул ее Порту. – Могу дать вам это. Я – Лайл. Ну-с, бывайте. Надеюсь, вы возьмете инициативу в свои руки. Может, утром еще свидимся.

Он резко повернулся, словно бы смутившись, и деревянной походкой вышел из бара.

Порт спрятал карточку в карман. Бармен спал, уронив голову на стойку. Решив выпить на посошок, он подошел к нему и легонько потрепал по плечу. Тот со стоном поднял голову.

8

– Где ты был? – спросила  Кит. Она читала, сидя в постели и подтянув маленькую лампу к самому краю ночного столика. Порт пододвинул столик к кровати и переместил лампу обратно на безопасное от края расстояние.

– Опорожнял запасы спиртного в баре. У меня предчувствие, что нас пригласят поехать в Бусиф на машине.

Кит оторвалась от книги, обрадованная. Она ненавидела поезда.

– Не может быть! В самом деле? Это же чудесно!

– Погоди, ты еще не слышала кто!

– О, Боже! Неужели эти уроды?

– Они еще ничего не сказали. Но у меня предчувствие, что пригласят.

– Ну, об этом не может быть и речи. Порт вошел к себе в комнату:

– Я в любом случае не буду переживать. Никто еще ничего не сказал. Я выслушал длинную историю от сыночка. Он ненормальный.

– Ты прекрасно знаешь, что я буду переживать. Ты знаешь, как я ненавижу поезда. И ты преспокойно входишь и говоришь, что нам могут предложить поехать на машине! Мог бы, по крайней мере, подождать до утра и дать мне как следует выспаться перед тем, как ломать голову, на какую из двух пыток себя обречь.

– Почему бы тебе не начать переживать после того, как нас пригласят?

– Не будь посмешищем! – вскричала она, вскакивая с постели. В дверях ее остановил вид его наготы. – Спокойной ночи, – внезапно сказала она и захлопнула дверь.

События развивались примерно так, как и предполагал Порт. Утром, когда он стоял у окна, дивясь первым увиденным им с самой Атлантики облакам, в дверь постучали; это был Эрик Лайл с заспанным, помятым лицом. Он только что встал.

– Доброе утро. Я это, извиняюсь, если я вас разбудил, но у меня к вам очень важный разговор. Могу я войти? – Он как-то странно, точно исподтишка, скользнул по комнате взглядом, стреляя своими тусклыми глазками с предмета на предмет. У Порта возникло неловкое чувство, что ему следовало убрать все вещи и закрыть чемоданы, прежде чем пустить его внутрь.

– Вы уже пили чай? – поинтересовался Лайл.

– Да, только это был кофе.

– Ага! – Он бочком протиснулся к саквояжу и потеребил ремни. – Симпатичные этикетки у вас на сумках. – Он приподнял кожаный ярлычок, на котором было имя и адрес Порта. – Теперь я знаю, как вас зовут. Мистер Портер Морсби. – Он прошелся по комнате. – Простите, если я сую свой нос в чужие дела, но чемоданы – моя слабость. Могу я присесть? Ну так вот, мистер Морсби. Это вы, не так ли? Я тут поговорил с мамой, и она согласилась, что для вас и миссис Морсби – полагаю, это та самая дама, с которой вы были прошлым вечером… – Он помедлил.

– Да, – сказал Порт.

– …будет гораздо приятнее поехать в Бусиф с нами. На машине это займет каких-нибудь пять часов, а поезд ползет целую вечность; что-то около одиннадцати часов, если мне не изменяет память. Одиннадцать часов кромешного ада! Вы же знаете, с начала войны поезда стали совершенно невозможными. Мы думаем…

Порт не дал ему договорить:

– Нет, нет. Мы не можем до такой степени злоупотреблять вашей добротой. Нет, нет.

– Да, да, — вкрадчиво сказал Лайл.

– И кроме того, нас трое, вы же знаете.

– Ну да, конечно, – неопределенно протянул Лайл. – А ваш друг не может поехать поездом?

– Не думаю, чтобы он пришел в восторг от этой идеи. Как бы там ни было, мы не можем вот так взять и уехать, оставив его одного.

– Понимаю. Жаль. Вряд ли мы сможем взять его с собой, понимаете, слишком много места займет багаж. – Он встал, посмотрел на Порта со склоненной набок, как у птицы, которая внимает червяку, головой и сказал: – Поехали с нами, а? Давайте. Я же знаю, вы можете.

Он подошел к двери, открыл ее и, стоя на цыпочках, высунулся из нее:

– Вот что мы сделаем. У вас есть час, чтобы зайти ко мне и сообщить о своем решении. Номер пятьдесят три. Надеюсь, оно будет положительным. – Улыбаясь, он еще раз скользнул по комнате взглядом и закрыл дверь.

Ночью Кит буквально не могла сомкнуть глаз; лишь под утро она вздремнула, но ее сон прервали. Она была не в состоянии толком воспринимать окружающее, когда Порт громко постучал и тут же, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Она мигом села, натянув простыню до подбородка и дико уставившись на него. Успокоившись, она упала обратно в постель.

– В чем еще дело?

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Я хочу спать.

– Нас приглашают ехать в Бусиф на машине.

Она снова подскочила, на этот раз протирая глаза. Он присел на кровать и рассеянно чмокнул ее в плечо. Она отстранилась и посмотрела ему в глаза:

– Эти уроды? Ты согласился?

Порт хотел сказать: «Да», поскольку это позволило бы избежать долгой дискуссии; вопрос был бы решен как для нее, так и для него.

– Еще нет.

– Тебе придется отказаться.

– Почему? Так будет гораздо удобнее. И быстрее. Я не говорю уже о том, что безопаснее.

– Ты что, пытаешься меня запугать, чтобы я уже и шагу не могла ступить из гостиницы? – Она посмотрела в сторону окна. – Почему еще так темно? Который час?

– Сегодня пасмурно, как ни странно.

Она молчала; в глазах у нее появилось затравленное выражение.

– Они не хотят брать Таннера, – выговорил Порт.

– Да ты в своем уме? – вскричала она. – Я не допускаю и мысли, чтобы ехать без него. Ни на одну секунду.

– Почему бы и нет? – Порт был уязвлен. – Он прекрасно доберется на поезде. Я не понимаю, почему мы должны отказываться от приятной поездки только потому, что он увязался за нами. Мы не обязаны возиться с ним как с писаной торбой.

– Ты не обязан; нет.

– Хочешь сказать, что ты обязана?

– Я хочу сказать, что не стану даже обсуждать это. Оставить Таннера здесь и отправиться на машине с этой парочкой! Она – старая истеричная фурия, а мальчишка?! Да он самый настоящий дегенерат с воровскими замашками. От одного взгляда на него у меня ползут мурашки по спине.

– Ушам своим не верю! – Порт саркастически усмехнулся. – И ты еще смеешь употреблять слово «истеричная»! Господи! Видела бы ты себя сейчас.

– Поступай как знаешь, – сказала Кит, ложась обратно в постель. – Я поеду на поезде с Таннером.

У Порта сузились зрачки.

– Ах вот как? Ну и Бог с тобой, и катись. И чтоб ваш поезд перевернулся!

Он вошел к себе в комнату и оделся.

Кит постучала в дверь.

– Entrez, — сказал Таннер со своим американским акцентом. – Ну и ну, вот так сюрприз! Что стряслось? Чему я обязан столь неожиданным визитом?

– Так, ничего особенного, – сказала она, рассматривая его со смутной неприязнью, которую, как она надеялась, ей удалось скрыть. – На поезде мы едем с тобой в Бусиф одни. Порт отправляется туда на машине, его пригласили друзья. – Она постаралась, чтобы голос ее не выдал.

Он выглядел сбитым с толку.

– Я не ослышался? Повтори еще раз, только медленно. Друзья?

– Да, друзья. Какая-то англичанка и ее сын. Они предложили взять его с собой.

Постепенно его лицо озарялось лучезарной улыбкой. На этот раз не фальшивой, заметила она. Просто его реакции были крайне замедленными.

– Ну и ну! – сказал он опять, сияя.

«Ну и болван, – подумала она, наблюдая за полным отсутствием сдержанности в его манерах. (Заведомо нормальное всегда бесило ее.) – Все его душевные маневры происходят на открытой местности. Ни деревца, ни скалы, чтобы укрыться».

Вслух она сказала:

– Поезд отправляется в шесть и прибывает в какой-то Богом забытый час утра. Правда, говорят, он всегда опаздывает, что в данном случае не так уж и плохо.

– Так, значит, мы едем вдвоем, только ты и я.

– Порт приедет гораздо раньше, так что сможет заказать нам номера. А сейчас я должна пойти поискать салон красоты, Господи помилуй.

– На что он тебе? – запротестовал Таннер. – От добра добра не ищут. Природу не исправишь.

На галантность у нее уже не оставалось терпения; тем не менее, направляясь к выходу, она подарила ему улыбку. «Потому что я трусиха», – подумала Кит. Она полностью отдавала себе отчет в желании натравить магию Таннера против магии Порта, так как Порт наложил проклятие на их поездку. Все еще улыбаясь, она произнесла, точно в пустоту:

– Надеюсь, мы избежим крушения.

– Что?

– Нет, ничего. Встретимся за обедом в два.

Таннер был из тех людей, до которых лишь с превеликим трудом дошло бы, если дошло вообще, что их могут использовать. Так как он привык навязывать свою волю, не встречая сопротивления, у него развилось очень острое – и очень мужское – тщеславие, которое, как ни странно, располагало к нему чуть ли не каждого. Несомненно, главная причина, почему он так стремился сопровождать Порта и Кит в этом путешествии, заключалась в том, что с ними, как ни с кем другим, он чувствовал недвусмысленный отпор своим поползновениям к духовному превосходству, что побуждало его, в их обществе, прилагать гораздо больше усилий, чтобы этот отпор преодолеть; таким образом, он неосознанно подвергал свою личность столь необходимой для нее тренировке. С другой стороны, и Порта и Кит злил даже маломальский признак того, что они поддаются его довольно-таки нарочитому шарму, потому-то ни один из них не признался бы в том, что потворствовал Таннеру в его желании к ним присоединиться. Оба испытывали при этом немалый стыд, поскольку отчетливо видели наигрыш и шаблонность его поведения, и тем не менее оба в известной мере добровольно попались на эту удочку. Сам же Таннер был в высшей степени простодушным малым, которого неодолимо влекло все то, что оставалось за пределами его понимания. Еще в юности он приобрел привычку довольствоваться тем, что не до конца способен постичь ту или иную идею, и сейчас она действовала в нем с еще большей силой. Если он оказывался, паче чаяния, в состоянии проникнуть во все закоулки мысли, то приходил к заключению, что эта из разряда низших; в мысли должна была иметься какая-то недоступная грань, чтобы у него пробудился интерес. Однако этот интерес не побуждал его к дополнительному размышлению. Наоборот, он всего лишь доставлял ему эмоциональное удовлетворение пребывания vis-à-vis с мыслью, позволяя расслабиться и восхищаться ею на расстоянии. В начале их дружбы с Портом и Кит он был склонен относиться к ним с подчеркнутым пиететом, которого, как он чувствовал, они заслуживают не как люди, а как существа, имеющие дело исключительно с идеями, вещами сакральными. Однако их отказ поощрять подобную тактику был настолько категоричным, что ему пришлось взять на вооружение новую, применяя которую он чувствовал себя еще менее уверенно. Она заключалась в подпускании шпилек, насмешках столь малочувствительных и размытых, что им всегда при необходимости можно было придать лестный оттенок, а также в том, чтобы принимать позу заинтересованной, хотя и чуточку уязвленной, уступчивости, заставлявшей его ощущать себя отцом двух донельзя избалованных дарований.

Сейчас он расхаживал по комнате и беспечно насвистывал, радуясь перспективе оказаться наедине с Кит; он решил, что она нуждается в нем. Он вовсе не был уверен в своей способности убедить Кит, что нужда эта лежит именно в той области, в какой ему бы того хотелось. Что и неудивительно, ибо из всех женщин, с которыми он надеялся рано или поздно иметь интимные отношения, Кит он считал наименее вероятной и самой трудной кандидатурой. Склонившись над чемоданом, он поймал свое отражение и загадочно ему улыбнулся; это была та самая улыбка, которую Кит считала такой фальшивой.

В час дня он заглянул в комнату Порта; дверь была открыта, багаж исчез, две горничные перестилали постель.

– Se ha marchao[25]Note25
  Он ушел (искаж. исп.).


[Закрыть] , – сказала одна из них. В два он встретился с Кит в столовой; она выглядела исключительно хорошо подстриженной и красивой. Он заказал шампанское.

– Тысячу франков бутылка! – запротестовала она. – С Портом случился бы припадок!

– Порта здесь нет, – сказал Таннер.

9

Без двух двенадцать Порт вышел со всем своим багажом и встал у входа в гостиницу. Три араба-носильщика, под руководством молодого Лайла, укладывали сумки в багажник автомобиля. Медленно плывущие вверху облака чередовались сейчас с громадными разрывами темно-синего неба; когда выглянуло солнце, его зной оказался неожиданно сильным. В направлении гор небо по-прежнему было почерневшим и хмурым. Порт нервничал; он надеялся уехать прежде, чем покажутся Кит или Таннер.

Ровно в двенадцать спустилась миссис Лайл и затеяла с портье спор из-за счета. Тон ее голоса то заливисто взмывал вверх, то понижался резкими завитками. Она подошла к дверям и крикнула:

– Эрик, поди сюда! Объясни этому человеку, что вчера за чаем я не ела печенье. Сейчас же!

– Объясни сама, – буркнул Эрик. – Celle-là on va mettre ici en bas[26]Note26
  Ту мы посадим сюда (фр.).


[Закрыть], — он подошел к одному из арабов, указывая на тяжелый чемодан из свиной кожи.

– Идиот! – Она вернулась обратно; мгновение спустя Порт услышал ее пронзительный визг: – Non! Non! Thé seulement! Pas gateau![27]Note27
  Нет! Нет! Только чай! Без пирожных! (Фр.)


[Закрыть]

Наконец она появилась вновь: с раскрасневшимся лицом и сумочкой, болтающейся через руку. Увидев Порта, она замерла как вкопанная и позвала: «Эрик!» Он высунулся из машины, подошел и представил Порта своей матери.

–  Я очень рада, что вы можете поехать с нами. Это дополнительная защита. Говорят, здесь в горах лучше не появляться без пистолета. Хотя должна вам сказать, мне еще ни разу не встречался араб, с которым я не могла бы управиться. Это от скотских французов требуется защита. Грязные негодяи! Подумать только! Они еще будут указывать мне, что я ела вчера за чаем! Какая наглость! Эрик, трус несчастный! Ты бросил меня одну доказывать свою правоту. Уж не ты ли съел это печенье?

– Не все ли равно, кто его съел? – улыбнулся Эрик.

– Я бы на твоем месте постыдилась признаться в этом. Мистер Морсби, посмотрите на этого недотепу. Он и дня в своей жизни не проработал. За все должна платить я.

– Прекрати, мама! Залезай. – Это было сказано безнадежным тоном.

– Что значит залезай! – взвизгнула она. – Не смей со мной так разговаривать! Ты заслуживаешь хорошей затрещины. Это привело бы тебя в чувство.

Она забралась на переднее сиденье.

– Никто еще не разговаривал со мной подобным образом.

– Мы все трое поместимся спереди, – сказал Эрик. – Вы не возражаете, мистер Морсби?

– Ничуть. Я предпочитаю сидеть впереди, – сказал Порт. Он твердо решил не вмешиваться в обыденные склоки этой семейки; лучший способ добиться этого, подумал он, вообще никак себя не проявлять, просто быть вежливым, сидеть и слушать. Судя по всему, смехотворные пререкания были единственной формой общения, на которую эта парочка была способна.

Эрик завел мотор, и они тронулись.

– Bon voyage! – крикнули носильщики.

– На выходе я заметила, как несколько человек пялятся на меня, – сказала миссис Лайл, откидываясь на спинку сиденья. – Эти грязные арабы делали свою работу, ту же, что и везде.

– Какую работу? Что вы имеете в виду? – спросил Порт.

– Как какую? Шпионскую. Они ни на минуту не спускают с вас глаз, пока вы здесь, вы разве не знали? Этим они и промышляют. Вы и шага не можете ступить без того, чтобы они не проведали об этом. – Она мерзко хихикнула. – Не пройдет и часа, как самые распоследние зазывалы и чиновники в консульствах будут все знать.

– Вы имеете в виду Британское консульство?

– Все консульства, полиция, банки, кто угодно, – твердо заявила она.

Порт выжидающе посмотрел на Эрика:

– Но…

– О, да, – сказал Эрик, явно горя желанием подлить масла в огонь. – Это ужасно. Они ни на минуту не оставляют нас в покое. Куда бы мы ни поехали, они перехватывают наши письма, они пытаются не пускать нас в гостиницы, говоря, что там нет свободных номеров, а когда нам все же удается номера снять, они обыскивают их в наше отсутствие и крадут наши вещи, они нанимают носильщиков и горничных, чтобы те подслушивали…

– Но кто? Кто все это делает? И почему?

– Арабы! – вскричала миссис Лайл. – Это вонючая, низшая раса людей, которым нечего делать в жизни, как только шпионить за другими. Иначе на что бы они существовали, как вы думаете?

– Не может быть, – осмелился выразить робкое сомнение Порт, надеясь тем самым вызвать продолжение, поскольку его это забавляло.

– Еще как может! – победоносно заявила она. – Вам это кажется невероятным, потому что вы их не знаете. Но присмотритесь к ним получше. Они всех нас ненавидят. Равно как и французы. О, они нас терпеть не могут!

– Мне всегда казалось, что арабы настроены весьма благожелательно, – сказал Порт.

– Конечно. Это потому, что они подобострастны, они льстят и раболепствуют перед вами. Но стоит вам повернуться к ним спиной, как они тут же бегут в консульство.

– Однажды в Могадоре… – вмешался Эрик, но мать перебила его:

– Заткнись! Дай поговорить другим. Думаешь, кому-то интересно слушать твои благоглупости? Будь у тебя хотя бы немного мозгов, ты бы держал язык за зубами. Какое право ты имеешь разглагольствовать о Могадоре, когда я умирала в Фесе? А я умирала, мистер Морсби! В госпитале, лежа на спине, с ужасной арабской сиделкой, которая даже укол не могла сделать мне как следует…

– Все она могла! – храбро встрял Эрик. – Она сделала мне по меньшей мере двадцать уколов. Просто ты подхватила инфекцию, потому что у тебя понизился иммунитет.

– Иммунитет! – взвизгнула миссис Лайл. – Я отказываюсь дальше говорить. Посмотрите, мистер Морсби, на расцветку холмов. Вы когда-нибудь пробовали смотреть на пейзаж сквозь инфракрасные фильтры? Я приобрела один такой в Родезии – исключительно превосходный, но у меня украл его издатель в Йоханнесбурге.

– Мистер Морсби не фотограф, мама.

– Да замолчишь ты когда-нибудь? Это что, может помешать ему узнать о фотографии в инфракрасных лучах?

– Я видел их образцы, – сказал Порт.

– Да? Я и не сомневалась. Вот видишь, Эрик, ты попросту никогда не знаешь, что говоришь. И все из-за отсутствия дисциплины. Тебе не помешало бы хоть раз заработать себе на жизнь. Это научило бы тебя думать, прежде чем открывать рот, выставляя себя кретином.

Последовал особенно бессодержательный спор, в ходе которого Эрик, явно ради Порта, огласил целый список сомнительно звучащих работ, которыми он, по его утверждению, занимался на протяжении последних четырех лет, тогда как мать систематически отрицала каждый перечисленный пункт, приводя убедительные на вид доказательства в пользу их лживости. После каждого нового утверждения она восклицала: «Какая ложь! Какой лжец! Да ты понятия не имеешь о том, что такое правда!»

В конце концов Эрик ответил оскорбленным тоном, якобы уступая:

– Ты бы все равно не позволила мне долго задержаться на какой-нибудь работе. Тебя пугает, что я стану независимым.

Миссис Лайл вскричала:

– Посмотрите! Посмотрите! Мистер Морсби! Какой милый ослик! Он напоминает мне об Испании. Мы недавно провели там три месяца. Страшная страна (она произнесла ствашная). Сплошь одни солдаты, попы и евреи.

– Евреи? – недоверчиво откликнулся Порт.

– Конечно. А вы не знали? Гостиницы забиты ими. Они управляют страной. Из-за кулис, разумеется. Так же, как и везде. Только в Испании они умнее. Они никогда не признаются в том, что они евреи. В Кордове… это чтобы вы поняли, насколько они хитры и коварны. В Кордове я шла по улице, которая называется Худерия. Там находится синагога. Естественно, она так и кишит евреями: типичное гетто. И что бы вы думали? Ни один из них не признает этого. Ни за что! Они размахивали руками у меня перед носом и кричали: Catôlico! Catôlico! Нет, вы только представьте себе, мистер Морсби, они утверждали, что принадлежат к римско-католической церкви! И даже когда я осматривала синаногу, гид продолжал настаивать, что службы не проводятся в ней с пятнадцатого века! Боюсь, я обошлась с ним страшно грубо. Я расхохоталась ему в лицо.

– Что он сказал? – поинтересовался Порт.

– О, просто продолжил свою лекцию. Само собой, он вызубрил ее наизусть. Но он таки вытаращился на меня. Все они таращатся. Но по-моему, они прониклись ко мне уважением за то, что я ничуть не испугалась. Чем вы грубее с ними, тем они к вам почтительней. Я дала ему понять, что от меня не укрылось его беззастенчивое вранье. Католики! Осмелюсь предположить, они считают, это придает им величие. Это же просто смешно, ведь они почти все, как один, евреи; достаточно на них посмотреть. О, уж я-то знаю евреев. Слишком много пакостей я натерпелась от них, чтобы их не знать.

Новизна карикатуры блекла на глазах. Порт уже начинал задыхаться, стиснутый по бокам этой парочкой; их навязчивые идеи повергли его в уныние. Миссис Лайл была еще несноснее, чем ее сын. В отличие от него, у нее не имелось в запасе подвигов, воображаемых либо реальных, о которых она могла бы поведать; весь ее разговор сводился к подробнейшим описаниям гонений, каковым, по ее мнению, она подвергалась, и к дословному пересказу ожесточенных перепалок, в которые ее втягивали те, кто ее оскорблял. Пока она трещала, перед ним вырисовывался ее характер, хотя у него уже начал пропадать к нему интерес. Ее жизнь была лишена личных связей, а она в них нуждалась. И она изобретала их в меру своих способностей; каждая стычка являла собой неудачную попытку установить нечто похожее на человеческие отношения. Даже с Эриком она стала воспринимать препирательство как естественный способ разговора. Он решил, что она – самая одинокая женщина, какую ему приходилось видеть, но его это уже мало заботило.

Он перестал слушать. Они выехали за черту города, пересекли долину и теперь одолевали большой, голый холм с другой ее стороны. Как только они совершили один из множества зигзагообразных поворотов, он сразу же понял, что перед ним турецкая крепость: издали она казалась маленькой совершенной игрушкой, установленной на противоположном конце долины. Под стеной, разбросанные по желтой земле, чернели крохотные точки шатров; в каком из них он побывал, какой принадлежал

Марнии, он не мог сказать, потому что лестница отсюда была не видна. А ведь в одном из них – там, в раскинувшейся внизу долине – она сейчас, несомненно, была: спала в жарком душном шатре, одна или с каким-нибудь счастливчиком-арабом из числа своих знакомых, нет, не Смаилом, подумал он. Они опять повернули, поднявшись еще выше; над ними нависали скалы. Изредка вдоль дороги попадались высокие заросли засохшего чертополоха, покрытые белой пылью, и в них беспрерывно стрекотала саранча, подобная голосу самой жары. Снова и снова выныривала долина, становясь с каждым разом чуть меньше, чуть отдаленнее, чуть менее реальной. «Мерседес» ревел как самолет: на выхлопной трубе у него не хватало глушителя. Впереди были горы, внизу раскинулась себха. Он обернулся бросить последний взгляд на долину; очертания каждого шатра были все еще различимы, и он понял, что они похожи на горные пики за ними, виднеющиеся на горизонте.

Пока он смотрел, как разворачивается плавящийся от зноя пейзаж, его мысли обратились внутрь, задержавшись на миг на сновидении, которое по-прежнему его занимало. Под конец этого краткого мгновения он улыбнулся простоте разгадки. Безостановочно набирающий скорость поезд был всего лишь уменьшенным воплощением самой жизни. Метания между да и нет – неизбежным состоянием, в которое впадаешь, пытаясь понять, обладает ли эта жизнь для тебя ценностью, тогда как непроизвольный отказ от нее автоматически покончил со всеми колебаниями. Порт спросил себя, что его так расстроило; ведь это был элементарный, классический сон. Мысленно он с предельной ясностью видел все связи. Их конкретный смысл применительно к его собственной жизни вряд ли имел значение. Ибо, во избежание возни с относительными ценностями, он уже давно как отказал феномену существования в какой-либо целесообразности: так было и выгодней и спокойней.

Порт был рад разобраться с этой маленькой проблемой. Он осмотрелся; они по-прежнему продолжали взбираться вверх, но через первый гребень уже перевалили. Теперь их окружали бесплодные, пологие холмы, из-за полного отсутствия растительности на которых исчезало всякое представление о масштабах. И со всех сторон простиралась одна и та же – неровная и твердая – линия горизонта с ослепительно белым небом позади. Миссис Лайл разглагольствовала:

– О, это непотребное племя. Гнусная толпа, уж можете мне поверить.

«Когда-нибудь я убью эту женщину», – подумал он в бешенстве.

Когда наклон уменьшился и автомобиль прибавил скорость, на какой-то миг возникла иллюзия ветерка, но как только дорога вновь повернула вверх и они продолжили медленный подъем в гору, он понял, что воздух был недвижим.

– Впереди должно быть что-то вроде бельведера, судя по карте, – сказал Эрик. – Нас ждет шикарный вид.

– Думаешь, нам следует останавливаться? – тревожно спросила миссис Лайл. – Мы должны успеть в Бусиф к чаю.

Командная высота оказалась едва заметным расширением дороги в том месте, где последняя совершала крутой вираж. Несколько скатившихся со скалы валунов делали проезд еще более рискованным. Край обрыва резко уходил вниз, и вид на открывшиеся внутренние дали был захватывающим и враждебным.

Эрик притормозил, но из машины никто не вышел. Оставшийся путь лежал через каменистую территорию, выжженную настолько, что даже саранче здесь негде было укрыться, и все же взгляд Порта выхватывал там и сям вдалеке разбросанные по округе глинобитные селения, сливавшиеся с цветом холмов и обсаженные кактусами и колючим кустарником. На всех троих снизошло молчание; в абсолютной тишине раздавался лишь рев мотора.

Когда наконец показался Бусиф с его современным минаретом из выбеленного бетона, миссис Лайл сказала:

– Эрик, ты займешься комнатами. А я пойду прямиком на кухню и покажу им, как надо заваривать чай.

Порту она сообщила, приподняв свою сумочку:

– Когда мы путешествуем, я всегда ношу чай с собой в сумочке. А то бы я во веки вечные не дождалась, пока этот несносный мальчишка управится с автомобилем и багажом. По-моему, смотреть в Бусифе абсолютно нечего, так что мы будем избавлены от хождения по улицам.

– Derb Ech Chergui, – сказал Порт. И когда она с изумлением повернулась к нему, успокаивающе добавил: – Я лишь прочитал указатель.

Длинная центральная улица была пустынной, поджариваясь на полуденном солнце, припекавшем, казалось, вдвое сильнее из-за того, что на юге, впереди над горами, небо по-прежнему заволакивали тяжелые темные тучи, нависшие там с самого утра.