Текст книги "Горбун"

Автор книги: Поль Анри Феваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

– Если честно, – ответил брат Паспуаль, – то чересчур забавным!

– Позвольте еще один вопрос, капитан, – серьезно произнес Кокардас. – В вашем письме Неверу вы как-нибудь упоминали о мадемуазель де Келюс?

– Черт возьми! Я ему все рассказал, как есть. По правде говоря, мне бы хотелось, чтобы встреча с Невером в глазах всякого рода сплетников послужила причиной моего пребывания в окрестностях замка Келюса.

Мастера шпаги многозначительно переглянулись. Это не ускользнуло от внимания капитана.

– Что еще за игры в переглядку? – спросил парижанин.

– Мы обдумываем положение, – ответил Паспуаль. – Что ни говори, хорошо что мы оказались в этом трактире. Так как можем оказать вам услугу.

– Какую еще услугу? – пожал плечами капитан.

– Брат Паспуаль говорит дело, господин шевалье, – поддержал приятеля Кокардас. – В предстоящем сражении вы может рассчитывать на нашу поддержку.

Лагардер разразился веселым смехом, настолько нелепой показалась ему сама мысль о такой поддержке.

– Вы перестанете смеяться, капитан, – весомо произнес гасконец, – когда я вам расскажу одну новость.

– Какую еще новость?

– На встречу с вами Невер прибудет не один.

– Что за чушь? С чего это вдруг?

– Потому что после того, что вы ему написали в письме, ваша встреча не закончится мирно, как в прошлый раз. Сегодня один из вас должен умереть. Невер – законный муж мадемуазель де Келюс.

Кокардас Младший ошибся, когда предположил, что узнав это, Лагардер перестанет смеяться. Тот расхохотался так, что ему пришлось придерживать себя за ребра, словно опасался что лопнет от смеха.

– Прекрасно! – восклицал он сквозь смех. – Тайное венчание. Роман в испанском духе. Разве можно придумать что-нибудь лучшее под занавес?

– Нет, просто уму непостижимо, каких замечательных людей у нас высылают из страны! – проникновенно прошептал брат Паспуаль.

Глава 6. Низкое окно

Надвигалась ночь. Громадина замка Келюса причудливо вырисовывалась на фоне быстро темневшего неба.

– Право же, шевалье, – обратился Кокардас к Лагардеру, когда тот встав со стула подтягивал свой ремень, – ради всего святого, отбросьте ложную гордость и примите нашу поддержку в предстоящем неравном бою.

Лагардер подернул плечами. А Паспуаль мягко прикоснувшись к плечу капитана, пробормотал:

– Может, я смогу быть чем-то для вас полезным, когда… когда вы попытаетесь проникнуть к мадемуазель де Келюс.

Сформулировав эту идею, Паспуаль сверх меры покраснел. Кто-то из греческих философов утверждал, что способность краснеть свидетельствует о высокой нравственности. Амабль Паспуаль несомненно представлял исключение из правила т. к. часто краснел в то время, как его нравственность была, мягко говоря, далека от совершенства.

– Черт возьми, приятели, – повысил голос Лагардер. – У меня есть привычка решать мои проблемы самостоятельно. Разве не ясно?

Вошла служанка.

– По последнему бокалу, и сматывайтесь, куда подальше. Это будет ваша лучшая мне помощь.

Волонтеры отправились к лошадям. Наемники оставались на местах. Кокардас отвел Лагардера в сторону.

– Я, как верный пес, готов положить за вас свою жизнь, шевалье, – дрожащим голосом произнес он, – но…

– Что такое?

– У каждого свое дело, понимаете? Словом мы не можем отсюда уйти.

– Это еще почему?

– Потому, что мы тоже кое-кого здесь ждем.

– Вот как? Кого же?

– Видите ли… так случилось… так совпало… в общем… ах ты, крапленый туз! В общем, мы ждем Филиппа де Невера.

Парижанин вздрогнул.

– Ах, вот оно что? Зачем же вы его ждете?

– По поручению одной сиятельной особы мы…

Кокардас не закончил фразу. Лагардер, словно тисками, сжал ему руку.

– Засада? – с негодованием воскликнул шевалье.

– Позвольте пояснить… – начал брат Паспуаль.

– Вот что, канальи, – перебил капитан, – если по вашей вине с головы Невера упадет хотя бы волос, вы будете иметь дело со мой. Если ему суждено умереть, то от моей шпаги в честном поединке.

Лагардер выпрямился во весь рост. Когда он волновался, голос его не дрожал, как у большинства, а просто сильнее отдавал в нос. Наемники стояли в нерешительности.

– Значит, вот для чего понадобился вам удар Невера! А я, как осел… Карриг!

Капрал и его люди, держа за поводья нагруженных лошадей, подошли к капитану.

– Позор, – заключил шевалье. – Позор для нас всех, что мы выпивали с этими негодяями.

– Вы – слишком суровы, шевалье, – тяжело вздохнул Паспуаль, и на его глаза навернулись слезы. Кокардас Младший клял себя всеми мыслимыми и немыслимыми ругательствами, которые только могли родиться в плодородных землях Гасконии и Прованса.

– А сейчас по коням и в галоп! – скомандовал капитан. – Я здесь сам во всем разберусь.

Волонтеры, уже успевшие почувствовать на собственной шкуре клинки мастеров шпаги, последний приказ своего командира исполнили с удивительной расторопностью.

– А вы, – обратился Лагардер к остальным, – сейчас же убирайтесь! Иначе, клянусь Создателем, я преподам вам, еще один урок фехтования… он будет для вас последним! – и Лагардер обнажил шпагу.

Отступая, Кокардас и Паспуаль увлекали за собой наемников, опасаясь, что тем вдруг придет безумная мысль не подчиниться.

– Нам нет нужды огорчаться, – тихо рассуждал вслух Паспуаль. – Чем плохо, если вместо нас нашу работу исполнит он.

Во всей Нормандии не было человека, владеющего логикой лучше, чем брат Паспуаль.

– Черт с ним, пошли отсюда! – прозвучало несколько голосов, в то время, когда потерявший терпение шевалье начал со свистом кромсать шпагой вокруг себя воздух.

– Видит Бог, – оправдался напоследок Кокардас. – Мы не испугались, а просто оставляем вас вместо себя.

– Чтобы доставить вам удовольствие, – присовокупил Паспуаль. – С Богом!

– Проваливай к черту! – ответил парижанин и повернулся спиной.

Фуражиры ускакали, наемники исчезли за окружавшим трактир забором. Все забыли заплатить за вином. Лишь Амабль Паспуаль на ходу влепил косоглазой девице смачный поцелуй, когда та ему напомнила о деньгах. За всех пришлось расплачиваться Лагардеру. Вручив ей несколько золотых монет, он сказал.

– Теперь плотно закрой снаружи ставни, ступай в дом, зашторь окна, закрой двери на засов ему все, кто здесь живут, пусть пораньше лягут спать. Запомни: что бы сегодня ночью около замка не происходило, вы ничего не видели, не слышали и не знаете.

Косоглазая закрыла ставни и, уйдя в дом, заперлась на все задвижки. Наступила непроглядная безлунная беззвездная ночь.

Лишь тусклый коптящий огонек дрожал в стеклянном светильнике, установленном в нише у ног статуи Пречистой Девы. Ниша находилось в стене замка, куда почти вплотную выводил дощатый мост. Свет был настолько слабым, что едва покрывал пространство диаметром шагов в 10. В ров под мостом лучи не попадали совершенно. Лагардер остался один. Топот лошадей волонтеров утих вдали. Лурронская долина утонула в темноте и тишине. Только несколько красноватых огоньков теплились кое-где, указывая на одинокие хижины пахарей или пастухов. Отдаленный звон колокольчиков подвешенных на шее коров, смешиваясь с журчанием горного потока Арау, впадавшего у подножья лё Ашаза в Кларабиду, тянул свою унылую, дрожащую на ветру песню.

– Ввосьмером против одного! – возмущенно повторял молодой парижанин, выходя на ведущую ко рву дорогу. – Форменное убийство! Вот негодяи, они позорят шпагу.

В темноте он наткнулся на в спешке оброненный фуражирами сноп.

– Господи! – внезапно его охватило новое опасение. Отряхивая плащ, он размышлял: Мальчишка, разумеется, предупредит Невера, что здесь засела банда, и тот просто не придет. Значит наша с ним встреча не состоится. Встреча, которую я последнее время с таким нетерпением ждал. Черт возьми, если герцог сегодня не появится, то завтра на этой земле восьмью мерзавцами станет меньше, клянусь честью!

Он спустился в траншею под мост. Его глаза начинали привыкать к темноте, и он кое-что уже мог различить. Недавно загроможденное сеном пространство после налета фуражиров было расчищено и показалось Лагардеру вполне подходящей площадкой для встречи на шпагах. Однако, кроме предстоящей дуэли мысли шевалье были направлены на решение другой важной задачи: во что бы то ни стало проникнуть в неприступную цитадель в замок Келюса Засова. Так он был устроен, этот шевалье де Лагардер. Если уж что надумал, то не успокоится, пока не достигнет цели. Толстые стены, замки и запоры, вооруженные охранники ему нипочем, точнее, они исполняют лишь роль дополнительной приманки, без которой исчезает риск, главная изюминка любой авантюры.

– Так. Осмотрим местность, – почти весело произнес Лагардер. – Конечно, герцог, если он отважиться появится, будет не на шутку разъярен. Но бой придется вести наугад. Ни черта не видно.

Что же делать? Подожду еще полчаса. Если он не придет, попробую проникнуть в замок. Но как? Что, если начать с дымохода? Для этого нужно взобраться на крышу. Чтобы на нее влезть по стене, помогая себе лишь кинжалом, потратишь не один час. Впрочем, если хорошо поднапрячься, можно справится быстрые.

Лагардер принялся ощупывать под мостом часть стены.

– Ух ты! Окно! – воскликнул он. – Значит, если останусь в живых после встречи с Невером, сегодня же повидаюсь с гордой красавицей. Что же я ей скажу? Что скажу?.. Представляю, как она гневно сверкнет прекрасными черными очами, как с негодованием сдвинет брови…

Шевалье с восторгом предвкушения потер руки.

– Т-с-с! – приказал он сам себе. – Как будто ша… Неужели Невер? Ну и молодчина!

Лагардер напряженно вслушивался. К нему по верхней кромке рва приближались шаги двоих человек, судя по звону шпор, аристократов.

– Неужели мэтр Кокардас был прав, сказав, что мсьё герцог прибудет не один?

Шаги стихли. У ниши в стене над мостом тусклый светильник выхватил из темноты две покрытые плащом мужские фигуры. Мужчины напрягали зрение, буравя взглядом темноту на дне рва.

– Никого не видно, – тихо произнес первый.

– Нет, кто-то есть, вон там, около окна, – ответил его спутник, и чуть наклонившись, осторожно окликнул:

– Кокардас?

Лагардер не шевелился.

– Фаёнца? – опять позвал второй. – Это я, – мсьё де Пейроль!

– Где то я уже слышал имя этого типа, – подумал Лагардер.

Пейроль позвал в третий раз.

– Паспуаль? Штаупиц?

– А может, кто-нибудь чужой? – пробормотал первый.

– Исключено, – отозвался Пейроль. – Это я приказал, поставить здесь часового. Черт, как темно. Наверное, это Сальдань. Сальдань?

– Я! – отозвался Лагардер басом, тут же взвившимся на тирольский фальцет, которым, произнося односложные фразы, постоянно пользуются испанцы.

– Вот видите? – обрадовался Пейроль. – Я же знаю. Спустимся по лестнице… так… сюда… осторожно, первая ступенька.

– Черт возьми, – подумал Лагардер. – Кажется, я влип в какую-то незапланированную авантюру.

Двое стали спускаться в ров. Спутник Пейроля был плотно укутан плащом. Он обладал прекрасными сложением и осанкой и, не смотря на то, что говорил мало и тихо, Лагардер в его речи заметил изящную итальянскую напевность.

– Говорите потише, пожалуйста, – сказал он Пейролю, осторожно передвигая ноги по ступенькам узкой крутой лестницы.

– Нет нужды, монсиньор, – ответил тот.

– Ясно. Значит один из них монсиньор, – подумал Лагардер.

– Нет нужды, – продолжал пояснять фактотум. – Этим канальям известно имя человека, который им платит.

– Ценная информация, – заметил себе парижанин.

– Как я ни пытался им втолковать, что заказчик – старый маркиз, они этому не поверили.

– А вот это уже бесценная информация, – подумал Лагардер. – Ясно, что эти двое – отъявленные негодяи.

– Ты заходил в церковь? – спросил тот, кого называли «монсиньор».

– Я опоздал, – удрученно ответил Пейроль.

Хозяин гневно топнул ногой.

– Бестолочь! – крикнул он.

– Я сделал все, что в моих силах, монсиньор: отыскал регистрационную книгу, где отец Бернар записал бракосочетание мадемуазель де Келюс с мсьё де Невером, а так же рождение их дочери.

– Ну, и…?

– Страницы вырваны.

Лагардер весь превратился в слух.

– Они успели раньше нас, – прорычал хозяин. – Но кто именно? Аврора? Конечно Аврора. Она надеется сегодня ночью встретиться с Невером. Она хочет передать ей ребенка вместе с подтверждающими его рождение документами. Мадам Марта мне этого не могла сказать, так как сама не знала. Я это вычислил.

– Не все ли равно? – сказал Пейроль. – В любом случае мы в порядке. Если Невер умрет…

– Если Невер умрет, – перебил хозяин, – наследство по закону переходит к ребенку.

Они замолчали.

Лагардер затаил дыхание.

– Ребенок… – шепотом начал Пейроль.

– Ребенок исчез, – перебил монсиньор, – я отдал бы многое, чтобы избежать крайней меры. Но, если придется, я не остановлюсь даже перед этим. А что за тип этот твой Сальдань?

– Совершенный негодяй.

– Но можно ли ему довериться.

– Если хорошо заплатить, то вполне.

Хозяин задумался.

– Я бы предпочел, – сказал он, – в это дело вообще никого не посвящать. Но ни ты ни я не похожи на Невера.

– Да. Вы слишком высокий, а я чересчур худой, – согласился Пейроль.

– Темно, хоть глаз выколи, – продолжал хозяин. – А этот Сальдань, как будто, смахивает фигурой на Невера. Позови – ка его.

– Сальдань! – окликнул Пейроль.

– Я, – во второй отозвался Лагардер.

– Подойди!

Лагардер приблизился; воротник его накидки был поднят, а глубоко натянутая шляпа закрывала лицо.

– Хочешь заработать пятьдесят пистолей, сверх того, что уже получил? – спросил хозяин.

– Пятьдесят пистолей? А что нужно сделать?

Отвечая парижанин во все глаза всматривался, пытаясь различить черты своего собеседника; но напрасно, тот был так же хорошо задрапирован, как он сам.

– Как тебе он? – тихо совещался по поводу Сальданя монсиньор с Пейролем.

– По-моему, хочет, – ответил тот.

– Ну что, рискнем?

– Думаю, стоит. Но у герцога есть пароль.

– Мадам Марта мне его назвала. Это девиз Неверов.

– «Adsum»? – спросил Пейроль.

– Он обычно произносит его по – французски «Я здесь».

– Я здесь! – помимо воли повторил Лагардер.

– Ты произнесешь эти слова перед окном, – наставлял монсиньор, – ставни откроются изнутри, в комнате у окна появится женщина, она с тобой заговорит, но ты не произноси ни слова, а лишь прижми палец к губам. Понял?

– Дать ей знать, что за мной следят? Да. Понимаю.

– Он явно не глуп, этот парень, – прервав инструктаж, заметил хозяин, и тут же продолжил. – Женщина тебе вручит сверток, ты, молча его возьмешь и потом передашь мне…

– И вы мне отсчитаете 50 пистолей?

– Да.

– Я согласен.

– Т-с! – Пейроль приложил палец к губам. Все трое прислушались. В отдалении послышался какой-то шум.

– Расходимся! – сказал хозяин. – Где твои соратники?

Лагардер, не колеблясь, указал вдаль траншеи, туда, где ров за мостом изгибался в сторону лё Ашаза.

– Там, они запрятались в снопах.

– Хорошо. Пароль не забыл?

– «Я здесь».

– Действуй. Желаю удачи. До встречи!

– До встречи!

Пей роль со своим шефом поднимались по лестнице. Лагардер, проводив их взглядом, отер рукавом со лба обильный пот.

– Господь в день Страшного Суда взыщет с меня за то, что я сейчас не проткнул шпагой этих негодяев. Но, как говорится, попал в стаю, лай не лай, хвостом виляй. Нужно играть до конца. По крайней мере, все узнаю.

Обхватив руками голову, он лихорадочно пытался навести порядок в мыслях. Ничуть не погреша перед истиной, заметим, что теперь он совершенно не думал ни о своей встрече с Невером, ни о недавно волновавшей его идее проникнуть в замок ради любовного приключения.

– Так, что же делать? Взять девочку? Конечно, в свертке будет ребенок. А потом что? Кому ее доверить? В этих краях я не знаком ни с кем, кроме Каррига с его волонтерами. Да уж, не лучшие гувернантки для столь юной мадемуазель. Все равно, ребенка надо взять. Обязательно надо. Иначе эти ублюдки убьют девочку, как намереваются поступить и с ее отцом. Господи! Зачем я сюда пришел?

В страшном волнении он расхаживал широкими шагами между снопами. Остановился перед низким окном, пытаясь понять, не открыты ли ставни. Ничего не разглядел, но услышал донесшийся из помещения шорох. Это отодвинулась поставленная на шарниры охранявшая окно изнутри решетка.

– Adsum? – раздался дрожащий от волнения голос молодой женщины. Лагардер ногой отшвырнул мешавший ему сноп и, в один прыжок приблизившись к окну, тихо произнес:

– Я здесь!

– Слава тебе, Господи! – ответила женщина и со скрипом отворила управляемые изнутри посаженные на толстые поржавевшие от времени стержни дубовые ставни. Была темная ночь. Но глаза парижанина давно приспособились к темноте. В выглянувшей в окно женщине он без труда узнал Аврору де Келюс, как всегда прекрасную, но теперь дрожащую от тревоги. Если бы кто-нибудь отважился сказать, что в это мгновение Лагардер еще помышлял о том, чтобы ради любовного приключения проникнуть в замок, он был бы не прав. Ох, как не прав. У низкого окна стоял суровый решительный и вместе с тем мудрый человек. Может быть, именно сейчас в душе разудалого шевалье зарождался истинный рыцарь. Аврора тщетно пыталась что-нибудь разглядеть.

– Ничего не вижу, – сказала она. – Филипп, ты где?

Лагардер протянул ей через окно руку, которую она жадно прижала к груди. Лагардер не мог сдержать дрожи. Он почувствовал, как к его горлу подкатил комок.

– Филипп, Филипп, – произнесла бедная женщина, – тебя никто не заметил? Нас предали. Нас предали. Кругом измена.

– Держитесь, держитесь, мадам, – пробормотал парижанин.

– Господи, что это со мной? Уже, наверное, схожу с ума. Я не узнаю твоего голоса.

В одной руке она держала сверток, а другой, помогая себе собраться с мыслями, потирала лоб.

– Я так много хотела тебе сказать, а теперь не знаю, с чего начать.

– У нас нет времени, – тихо произнес Лагардер, чувствуя неловкость от того, что ему возможно придется узнать тайны чужой личной жизни. – Нужно торопиться, мадам.

– Отчего вдруг такой холодный тон? «Мадам»? Почему ты не говоришь как всегда, «Аврора»? Ты на меня за что-то сердишься?

– Нужно спешить, Аврора, нужно спешить.

– Понимаю, Филипп, любимый мой. Я всегда тебе подчиняюсь. Если ты так говоришь, значит это нужно. Вот наша милая крошка; возьми ее. Со мной ей оставаться опасно. Там есть записка. Из нее все поймешь. Какой ужас! Вокруг нас грязный заговор.

И она протянула через окно завернутого в просторную шелковую мантилью мирно спящего ребенка. Лагардер молча его принял.

– Когда еще я смогу поцеловать мою девочку? – женщина захлебывалась слезами. – Увижу ли ее когда-нибудь снова?

Лагардер почувствовал в руке еще какой-то бумажный пакет. Он боялся говорить. Бумаги находились в конверте с печатью приходской церкви Келюсов.

В этот момент откуда-то из долины прозвучал поданный в рог горного козла долгий и печальный сигнал.

– Это должно быть какой-то условный знак наших врагов, – воскликнула мадемуазель де Келюс. – Спасайся, Филипп, спасайся!

– Прощай, – сказал Лагардер, играя свою роль до конца, чтобы не разбить сердце молодой матери.

– Ничего не бойся, Аврора, твой ребенок в безопасности.

Она прижала к губам его руку и горячо поцеловала.

– Я люблю тебя! – произнесла она сквозь рыдания и, закрыв скрипучие ставни, исчезла.

Глава 7. Двое против двадцати

Это действительно был сигнал. На дороге из Аржелеса по маршруту, которым предстояло следовать герцогу де Неверу, спешившему к замку Калеса, куда его умоляла в письме приехать молодая жена, и куда недвусмысленно вызывал шевалье де Лагардер, были расставлены три дозорных с пастушьими рожками. Первому постовому надлежало затрубить, когда Невер переберется через Кларабиду, второму, когда он въедет в лес, и третьему, – когда Невер окажется на околице деревни Таррид. На этом пути попадалось достаточно глухих безлюдных мест, где было нетрудно совершить убийство. Но Филипп Гонзаго избегал открытого нападения. Задуманное им злодеяние требовалось хорошо замаскировать. Убийство Невера должно было выглядеть местью, так или иначе приписанною Келюсу Засову.

Но вернемся к нашему Лагардеру Красавцу, неисправимому забияке, первому клинку Франции и Навары со спокойно спящим на его руках двухгодовалым ребенком. Неожиданно свалившаяся на него роль няни казалась ему необычайно трудной, можете в том не сомневаться. Великолепно натренированный атлет, сейчас он потел, пыхтел и напрягался не меньше, чем приходской нотариус, если бы тому довелось взять в руки шпагу. Он укачивал ее неумелыми непривычному к такому делу руками. Ничто на свете его сейчас не волновало. Только бы не разбудить малышку.

– Баю – бай, – едва слышно бормотал он, улыбаясь сквозь набегавшие слезы, и то и дело опускал голову, чтобы ненароком не споткнуться и тем не потревожить спящую.

– Хорошо, – думал он, – если бы сейчас у меня в каждой руке было по ватной подушке.

Прозвучала жалобная нота второго более близкого сигнала рожка.

– Какого черта они дудят?

Лагардер опять перевел взгляд на маленькую Аврору. В темноте он плохо различал черты ангелочка, но чувствовал и слышал его дыхание, нежное и чистое, как весенний ветерок.

– Какой счастливый, какой безмятежный у ребенка сон. Его мать сейчас заливается слезами, а отец… О – о! Нет. Это в корне меняет дело. Дуэли не будет!

Лагардеру доверена судьба маленького существа. Несколько минут назад бесшабашный искатель приключений теперь стал другим человеком. В его сознании отчетливо прозвучала простая мысль:

– Я ведь никогда в жизни не держал на руках ребенка!

В это мгновение за околицей Таррида пропел третий рожок. Снова вздрогнув, Лагардер словно очнулся от грез, в которых он представлял себя отцом. За трактиром «Адамово яблоко» послышались быстрые шаги. Их нельзя было спутать с походкой некоторое время назад пивших здесь вино солдафонов. При первых же их звуках Лагардер понял:

– Это он.

Невер видимо оставил своего коня на опушке леса.

Через какую-то минуту Лагардер успев догадаться, что сигналы в долине, в лесу и за деревней подавались по поводу Невера, увидел, как тот прошел перед лампадой, освещавшей статую Пречистой Девы. На мгновение мерцающий огонек выхватил из темноты погруженное в раздумье лицо молодого аристократа, потом мелькнул неясный силуэт его высокой осанистой фигуры, – мелькнул и исчез. Невер спускался по ступенькам узкой крутой лестницы в траншею. Достигнув дна, он со звоном выдернул из ножен шпагу и пробормотал.

– Пара горящих факелов не помешала бы.

И двинулся вперед на ощупь, спотыкаясь о разбросанные там и сям снопы сена.

– Этому шевалье, видно, вздумалось поиграть со мной в жмурки! Эй! Есть тут кто-нибудь?

– Есть. Это я, Лагардер, – отозвался парижанин, – и, слава Богу, что здесь нет никого другого.

Невер, словно не расслышав второй половины фразы, устремился на голос.

– За дело, шевалье, – воскликнул он. – Протяните ко мне кончик шпаги, чтоб я понял, где вы есть. Разговор у нас будет короткий.

Левая рука парижанина по – прежнему исполняла роль колыбели, где мирно посапывала малышка.

– Но прежде мне необходимо вам сказать, мсьё герцог… – начал он.

– Никаких разговоров, – перебил Невер, – после того пояснения, что я получил от вас сегодня утром, быть не может. Так. Вот я вас уже чуть – чуть вижу. К бою!

Лагардер не собирался драться. Его шпага, которая обычно в мгновение ока взлетала в воздух, сейчас так же, как и ангелочек в его левой руке, тихо дремала в своих ножнах.

– Отправляя утром вам письмо, я не знал того, что мне стало известно вечером.

– Как же, понимаю, – с насмешкой ответил молодой герцог. – Нам не по нраву вести бой в темноте, не так ли? – и он сделал шаг вперед с поднятой шпагой. Лагардеру волей неволей пришлось отскочить назад и обнажить оружие.

– Только выслушайте!

– Чтобы вы снова оскорбляли мадемуазель де Келюс? – голос герцога дрожал от гнева.

– Нет же, нет. Клянусь. Я должен вам сказать. Ах ты дьявол! – Он прервал сам себя отбивая первую атаку Невера. – Осторожнее же!

Услышав эти слова и решив, что шевалье над ним потешается, разъяренный Невер со всем пылом ринулся на противника и стал ему наносить удар за ударом с той ловкостью, которая успела прославить клинок герцога во всей Франции. Парижанин, впечатав ноги в землю, искусно отбивая все атаки, но не переходил в контрнаступление. Немного спустя шевалье все – таки пришлось отступать; при этом, парируя удары Невера: отбивая его шпагу то вправо, то влево, с каждым звоном клинков он неустанно повторял:

– Послушайте же! Послушайте! Послушайте!

– Нет! Нет! Нет!

Отвечал Невер и каждое свое слово сопровождал новой стремительной эстокадой. Вынужденный отступать, парижанин оказался прижатым спиной к стене. В его висках и ушах неистово пульсировала кровь. Еще бы! Столько времени только лишь отбиваться и ни разу не позволить себе нанести нападающий удар. Это истинный героизм.

– Выслушайте же! – прокричал он в последний раз.

– Нет! – был ответ Невера.

– Вы же видите, что мне больше некуда отступать! – воззвал к противнику Лагардер с отчаянием, которое могло показаться комичным.

– Тем лучше! – неумолимо стоял на своем Невер.

– Черт вас подери! – от безрезультатных увещеваний голос шевалье охрип, терпение иссякло. – Неужели вам нужно обязательно раскроить череп, чтобы вы не убили собственного ребенка?!

Невер застыл, словно пораженный молнией. Его шпага упала на землю.

– Что? Что вы сказали? Мой ребенок? У вас на руках моя дочь?

Лагардер поверх укутавшей дитя пелерины обернул еще полу своего плаща. Весь этот бесценный сверток Невер принял за обыкновенный тряпичный щит, (прием, которым в боевых схватках пользуются многие мастера шпаги). Он вспомнил о страшных ударах, с которыми только что бросался на шевалье, и его кровь застыла в жилах от ужаса, который мог бы произойти, благодаря его же, (Невера), клинку.

– Шевалье, – произнес он, наконец. – Вы безумец. Как я и многие другие. Честь и мужество порой лишают нас рассудка. Если бы кто-то мне сказал, что вы продались маркизу де Келюсу, я бы не поверил.

– Очень признателен, – ответил парижанин, дыша как лошадь, только что завоевавшая первый приз на скачках. – Какой град ударов! Вы просто мельница для серийного производства блистательных фехтовальных эстокад, мсьё герцог!

– Дайте мне мою дочь.

Невер хотел сам развернуть окутавший дитя плащ Лагардера. Но тот, аккуратно отстраняя его руку, сказал:

– Осторожно! Иначе вы ее разбудите.

– Говорите же, расскажите, наконец, как все произошло, как у вас оказался мой ребенок.

– Надо же? Только что вы не давали мне и слова сказать, а теперь, вижу, готовы меня слушать сколько угодно. Сейчас, сейчас разверну. Так, молодой отец, берите ее. Аккуратно, аккуратно. Двумя руками. Теперь можете ее поцеловать. Только очень осторожно.

Невер, как завороженный беспрекословно следовал советам Лагардера.

– Приходилось вам когда-нибудь в фехтовальном зале наблюдать подобный поединок? – как-то совсем по – ребячески хвалился Лагардер. – Отразить атаку самого Невера, разгневанного Невера, ухитриться не нанести ни одного ответного удара и при этом укачивать младенца, который во время боя даже не проснулся!

– Прошу вас, ради всего святого! – с мольбой произнес герцог.

– Но согласитесь хотя бы с тем, что уход за ребенком трудная работа. Посмотрите. Видите, с меня льет в три ручья. Хорошо. Пока что хватит поцелуев. Давайте – ка мне ее опять. Я заверну ее в плащ. Ничего. Мы уже с ней подружились. Ваша малышка и я. Могу побиться об заклад в сто пистолей и, клянусь, не проиграю, что, проснувшись, она мне улыбнется.

Сняв плащ, Лагардер укутал в него спящего младенца с такой заботой, которой могла бы позавидовать любая кормящая мать, и бережно уложил под мостом на сено.

– Мой герцог, – продолжал он, снова взяв серьезный тон. – Что бы ни случилось, я готов положить жизнь за вашу дочь. Хочу надеяться, что это может искупить мою вину, за то, что по недоумению я легкомысленно отзывался о ее матери, которая на самом деле прекрасная, благородная женщина и верная супруга.

– Вы разрываете мне сердце, – простонал Невер. – Вы видели Аврору?

– Видел.

– Где?

– Здесь, у этого окна.

– И она вам отдала ребенка?

– Она думала, что отдает его вам.

– Ничего не понимаю.

– Ах, милый герцог. Здесь происходят более, чем странные вещи. Вы не зря прибыли сюда в боевом настроении. Боюсь, у вас сейчас будет повод его проявить на всю катушку.

– Что, на меня кто-то хочет напасть? – удивился Невер.

Парижанин опустился и приложил ухо к земле:

– Думаю, они скоро появятся.

– О наемниках солдафонах, которым заплатили за то, что они вас убьют, – и шевалье в нескольких словах передал герцогу подслушанный им разговор мсьё де Пейроля с неизвестным, появление в окне Авроры и все, что успело произойти потом. Невер слушал в величайшем изумлении.

– К тому же сегодня Пейроль и его шеф обещали мне пятьдесят пистолей за услугу, которую, знаю точно, я не исполню.

– Этот Пейроль, – задумчиво произнес Невер, будто обращаясь к самому себе, – доверенное лицо Филиппа де Гонзаго, моего кузена, моего лучшего друга. Он сейчас должен находиться в замке, чтобы мне помогать.

– Не имел чести встречаться с мсьё принцем де Гонзаго, – ответил Лагардер, – поэтому не знаю, был ли это он; – я говорю о том господине, которого Пейроль называл «монсиньор».

– Он? Да вы что? – воскликнул Невер. – Это невозможно! Пейроль действительно хитрая лиса. На нем давно пробы негде ставить. Я могу допустить, что его подкупил Келюс Засов.

Лагардер полой камзола натирал клинок.

– Это был не Келюс, можете не сомневаться, – убежденно произнес он. – Это был молодой человек. Но не будем терять времени на пустые домыслы. Кем бы ни был этот подлец, он решительный малый и все продумал в деталях. Он даже знает ваше тайное слово. Благодаря ему я ввел в заблуждение Аврору де Келюс. Вам можно позавидовать. Как эта женщина вас любит! Поверьте, в раскаянии за мое прежнее неуместное на ее счет бахвальство я теперь готов целовать землю, по которой она ступает… все ли я вам сказал? Ага, вот еще одна важная вещь. Под пелериной, в которую завернута девочка, есть запечатанный пакет. В нем листки из регистрационной книги, где помечено имя и дата рождения ребенка, а также акт вашего бракосочетания с мадемуазель Авророй. Так, так, моя серебряная, моя золотая, моя бесценная подружка, – говорил он, обращаясь словно к живой, к своей шпаге, которая теперь натертая войлоком камзола шевалье переливалась призрачными отблесками лампады. – Мы с тобой сегодня уже достаточно поваляли дурака. Наст пора приняться за настоящее дело. Ты уж постарайся, не подведи меня.

Невер взял его за руку.

– Лагардер, – произнес он очень взволнованно. – Я вас не знал. У вас истинно благородное сердце.

– А я, – смеясь, ответил не совсем в попад парижанин, – теперь мечтаю только об одном: поскорее жениться, чтобы у меня тоже был такой светлый ангелочек, как у вас, чтобы мне было о ком заботиться, кого любить… Но т-с!