Текст книги "Наследие Шестой (ЛП)"
Автор книги: Питтакус Лор
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
ГЛАВА 15
Недели складываются в месяцы.
Бывают дни, когда меня совсем не кормят, но мой кулон не дает мне умереть от жажды или голода. Без чего мне действительно плохо в этом бесконечном царстве тьмы, так это без солнца. Порой я перестаю понимать, где кончается моё тело, а где начинается тьма. Я теряю смысл собственного существования, нахожусь на грани. Я будто черная клякса в ночи. Черное на черном.
Чувствую себя позабытой. Запертая в одиночной камере без надежды на побег, и без той информации, которая могла бы привести к остальным, я стала для могов бесполезна. До тех пор, пока они не убьют всех, кто идет до меня, и не придет моя очередь.
Желание выжить во мне лишь дремлет. Я живу не потому, что хочу жить, а потому, что не могуумереть. Иногда, я об этом жалею.
Но даже так, я всё равно заставляю себя заниматься, чтобы оставаться в форме, не терять подвижности и быть готовой к бою насколько это, вообще, возможно. Я отжимаюсь, качаю пресс, играю в «Тень».
За Катарину я научилась играть ничуть не хуже, чем за себя. Сама даю себе задания, описываю воображаемых противников, прежде чем отдаю ответные команды.
Раньше я обожала эту игру, но сейчас ненавижу. Однако в память о Катарине, продолжаю играть.
Когда я врала могу о себе, то думала, что делаю это для того, чтобы он пощадил Катарину, оставил ей жизнь. Но едва его нож пронзил ей сердце, я поняла, что на самом деле я ускоряла её конец. Я выложила ему всё, что знала, чтобы он мог её прикончить, чтобы ей не пришлось страдать ещё больше, чтобы мне не пришлось больше смотреть на её страдания.
Я твержу себе, что так было правильно. Что Катарина этого бы хотела. Она была так измучена.
Но я уже так долго тут без неё, что отдала бы всё на свете, чтобы побыть с ней хотя бы ещё разочек, даже если за это ей пришлось бы страдать от невыносимых пыток. Я хочу её вернуть.
* * *
Могадорцы продолжают испытывать границы моего относительного бессмертия. Чтобы спланировать и устроить испытания им требуется время. Но почти каждую неделю они стабильно вытаскивают меня из камеры и тащат в другую, где всё уже готово для моего уничтожения.
В первую неделю после смерти Катарины они отвели меня в маленькую камеру и заставили встать на тонкую стальную решетку, установленную в паре футов от пола. Дверь плотно закрылась, оставляя меня одну. Я ждала несколько минут, пока камера наполнялась, судя по виду, ядовитым газом, исходящим из-под решетки зелеными струйками. Закрыв рукой рот, я старалась не вдохнуть, но долго выдержать не смогла. Сдалась и вдохнула моговский яд, лишь для того, чтобы выяснить, что для меня он по запаху, как свежайший и прохладнейший горный воздух. Взбешенные моги выволокли меня из газовой камеры несколькими минутами позже и поспешно втолкнули в мою собственную, но это не помешало мне увидеть на выходе из газовой камеры кучку пепла. Вместо меня умер мог, который нажал кнопку подачи газа.
На следующей неделе они пытались меня утопить, ещё через неделю – заживо сжечь. Естественно, ни то, ни другое не сработало. А на прошлой неделе, они подали мне еду так сильно приправленную мышьяком, что клянусь: я почувствовала каждую крупинку отравы. Торт мне принесли прямо в камеру. Могам не было никакого смысла кормить меня сладостями, так что я сразу поняла, что они надеются запудрить мне мозги тортом, и следовательно обойти заклинание. Видимо они думали, что если я не буду знать, что моя жизнь в опасности, чары не сработают.
Конечно же, я сразу раскусила их план.
Но торт всё равно съела. Оказалось – вкуснотища.
Позже, подслушивая через щель под дверью, я узнала, что вместо одного от отравления ядом умерли сразу три могадорца.
Тогда я спросила себя: сколько нужно могадорцев, чтобы испечь тортик? И затем со злорадным удовлетворением ответила: трое.
Я позволила себе представить счастливый исход, в котором могадорцы (которые, казалось, не очень-то ценили даже собственные жизни), продолжают пытаться меня убить до тех пор, пока не остается ни одного могадорца. Я, конечно, понимаю, что это всего лишь мечты, но зато такие приятные.
* * *
Уже не представляю, сколько здесь нахожусь. Но я так привыкла к их постоянным попыткам меня казнить, что мне совсем не страшно, когда они снова тащат меня по коридорам. На этот раз меня бросают на сквозняке в просторном, тускло освещенном помещении, которое больше, чем любое виденное мною тут. Я знаю, что за мной наблюдают через одностороннее стекло или монитор, поэтому делаю насмешливое лицо. И в насмешке так и читается: Ну же!
А затем я слышу это… Низкий, гортанный стон. Он такой глубокий, что я ощущаю ногами, как от него вибрирует пол. Я резко оборачиваюсь, чтобы увидеть в глубине теней огромную стальную клетку. Она выглядит знакомо.
Раздается голодное щелканье челюстей, сопровождающееся характерным чмоканьем крупных губ.
Пикен. Чудовище, с которым мы ехали сюда в грузовике.
Вот теперь мне страшно.
Мелькает яркая вспышка. И внезапно я купаюсь в пульсирующем красном свете, а стальная решетка клетки опускается.
Безоружная, я отступаю к противоположному углу помещения.
«Умно», – думаю я. – «Еще ни разу моги не натравливали на меня живое существо».
Пикен выходит из клетки. Четырехлапый монстр занимает стойку бульдога, только размером с носорога: передние ноги согнуты, пасть сочится слюной, кожа на нижней челюсти отвисает. Крупные зубы торчат как шипы. Кожа гнилостная, бугристо зеленая. И воняет от него смертью.
Монстр рычит на меня, забрызгивая слюной так густо, что я боюсь, как бы на ней не поскользнуться. Затем нападает.
Я не могу рассчитывать на собственное тело. Находясь в одиночном заключении, я закостенела, многие месяцы не тренировалась драться, но инстинкт и адреналин делают своё дело, и довольно быстро я уворачиваюсь от чудовища, и начинаю, как профи, носится из угла в угол, ныряю между его ног.
Пикен недовольно ревёт, с каждой секундой заводясь всё больше и больше, таранит башкой стены.
«Давненько мне не было так весело», – думаю я, сумев наотмашь врезать ему по морде.
Я приземляюсь на пол, широко улыбаясь удачно проведенному удару, но попадаю в одну из его слюнявых луж, и мои руки и ноги разъезжаются в разные стороны. Задержка небольшая, но её достаточно: я у зверюги в пасти.
Всё тело окатывает теплом, и я не сомневаюсь, что это конец.
Но боль не приходит. Монстр издает протяжный вой, а затем выпускает меня из пасти. От которой до пола метра полтора, и я приземляюсь на колени, удар куда больнее укуса.
Поворачиваюсь посмотреть на пикена: он валяется на полу с открытой пастью, его грудь мощно вздымается и опадает. Широким полумесяцем на ней зияют круглые раны. Укус, предназначавшийся мне, достался ему самому.
Монстр издает ещё один низкий, жалобный стон.
«Ну, конечно!» – думаю я. – «Животное могадорцев такой же могадорец, как и его хозяева. А значит, тоже восприимчиво к заклятию».
Я резко оборачиваюсь, стараясь привлечь к себе внимание каких бы то ни было наблюдателей. Совершенно ясно, что, не смотря на раны, чудовище выживет. Моги выходят монстра своими силами, чтобы он мог жить и отравлять жизнь другим.
Вспоминая убитого мною в Новой Шотландии много лет назад зайца, я направляюсь к зверю. Из коридора слышны шаги приближающихся охранников, и я понимаю, что действовать надо быстро.
Внутрь врывается мог-охранник. Размахивая длинным клинком, он несется ко мне, но когда его оружие уже готово поразить меня, он передумывает, понимая, что лишь убьет себя самого в процессе.
Я пользуюсь его заминкой. Подпрыгиваю и бью его с разворота, так что клинок с грохотом падает на пол. Ещё удар, чтобы повалить самого мога, а затем увожу у него из под носа клинок.
Пока в помещение ломится ещё больше охраны, я подлетаю к тяжело дышащему монстру и обрушиваю клинок прямо ему на череп.
Мгновенная смерть.
Окружив роем, охранники вытаскивают меня из камеры. Не смотря на потрясение, я довольна.
Пощады не будет.
ГЛАВА 16
С некоторых пор я стала замечать незначительные различия в еде, которую мне приносят. Каждый раз это какое-то серое месиво: немного протеина смешанного с пшеничным варевом, которое плюхают мне на поднос. Но иногда эта мешанина чуть жиже, а иногда в ней меньше пшеницы, или больше пшеницы, но меньше белка, ну и т. д.
Сегодня определенно белковый день. Я через силу запихиваю в себя еду, но в душе радуюсь: после битвы с пикеном и охранниками мышцы до сих пор болят, а протеины помогут быстрее восстановиться.
Доев, я возвращаюсь в угол.
В моей камере темно, но света из-под щели для еды мне вполне хватает, чтобы можно было разглядеть собственные ноги, руки и поднос.
Только сегодня я не вижу руку. Левую вижу, а правую нет.
У меня так много времени ушло на то, чтобы натренировать зрение, различать что-то в этой темноте, что я в бешенстве от того, что не могу ничего разглядеть. Я машу правой рукой у себя перед глазами, хватаю её левой, залезаю в рукав. Но всё равно вижу только темноту. Я шлепаю себя по лицу, моргаю, пытаюсь вернуть остроту зрению.
Но правой руки как не было, так и нет.
В конце концов, я беру с подноса ложку и поднимаю её на уровень глаз.
Меня пробирает нервная дрожь, когда я прикладываю ложку к правой руке. Не хочу питать ложных надежд. Я знаю, что не переживу никаких ложных надежд.
Но я вижу ложку. А РУКУ ВСЁ РАВНО – НЕТ!
В ту же секунду дверь в камеру открывается, и входит мог низкого ранга. Он пришел, чтобы забрать мой поднос. Просочившегося из коридора света с лихвой хватает, чтобы подтвердить моё подозрение.
Правая рука невидимая.
Пришло моё первое Наследие.
Я перестаю дышать. Из всех способностей, которые могли у меня развиться, только эта кажется мне именно той – той единственной – которая может помочь мне убраться из этой тюрьмы живой.
Мог подозрительно на меня хмыкает, и я прячу свой пустой рукав за спину, надеясь, что он ничего не заметил. От радости у меня кружится голова.
Мог оказался тупицей и совершенно ничего не замечает. Подняв с пола мой поднос, он выходит из камеры.
Я снова погружаюсь в темноту, с нетерпением ожидая, когда же, наконец, глаза привыкнут, и я смогу снова посмотреть на своё новое умение. Вот оно. Невидимая кисть, пустой рукав. Я закатываю его, чтобы осмотреть руку целиком. Кисть полностью невидима, предплечье молочноватое, почти прозрачное, но вот локоть виден полностью.
Значит, нужно тренировать этот навык.
ГЛАВА 17
Этот процесс занял у меня два дня, зато я научилась управлять своим первым Наследием. Пока что я контролирую его неидеально: порой я «мерцаю», тогда я ударяюсь в панику, силясь восстановить полную невидимость. «Включать» и «выключать» невидимость вовсе не так легко, как переключать выключатель света; требуется определенная концентрация.
Дыхательные упражнения Катарины пришлись как нельзя кстати. Когда я пытаюсь контролировать невидимость, то сосредотачиваюсь на дыхании – вдох, выдох– а затем повторяю попытку. Научившись делать руку невидимой по желанию, я перехожу к остальным частям тела. Это всё равно, что учиться управлять новой мышцей – сначала неловко, а потом всё быстро становится, как родное. Так, постепенно, я позволяю исчезнуть всему телу. Теперь это не сложнее, чем сделать невидимой руку, похоже, даже проще.
Наконец, я готова.
Я становлюсь целиком невидимой и жду, когда в очередной раз принесут еду. На поддержание невидимости я трачу силы, силы которые мне хотелось бы приберечь, но на то, чтобы сработала моя ловушка у меня есть лишь одна попытка, и я не могу рисковать тем, что моги увидят, как я буду меняться.
И вот, появляется мог. Щель для еды открывается, поднос вталкивается внутрь. Отверстие закрывается.
Я волнуюсь, что уловка не сработала. Быть может, мог не потрудился проверить, как я там в камере? Если так, моя новая сила совершенно бесполезна…
Отверстие снова открывается. Пара глаз-бусинок прищурено всматривается в тени камеры.
Вдох, выдох.Если перенервничаю, могу потерять невидимость, а я не имею права испортить такой удачный момент. Вдох, выдох.Худший сценарий: моги обнаруживают мою новою способность, прежде чем мне удается против них её использовать.
Это так странно, хотеть, чтобы кто-нибудь заметил моё отсутствие.
Щель снова закрывается. Я слышу отдаляющиеся шаги мога, и моё сердце пускается вскачь. «Куда он пошел? Разве он не заметил, что меня здесь нет…»
Дверь резко распахивается. Вскоре мою тесную камеру наводняют могадорские охранники, всего четверо. Прячась, я вдавливаюсь как можно глубже в угол. Моги стоят тесной группкой, совещаясь по поводу моего очевидного исчезновения. Не проскочить.
Один из них выходит и пускается бегом по коридору. После его ухода в камере становится просторнее, а значит, меньше шансов, что кто-нибудь об меня споткнется, и я вздыхаю с облегчением.
Один из оставшихся взмахивает рукой от досады, и мне приходится уклоняться от нее так быстро, как это только возможно. Он едва меня не задевает. Я едва не попалась.
Тихо, как кошка, я перебираюсь в ближайший к двери угол. Двое могов стоят у дальней стенки камеры, но третий блокирует выход.
«Отойди же», – думаю я. – «Отойди».
До меня доносится быстро приближающийся топот ног. Ещё моги. Я понимаю, что им достаточно лишь задеть меня за плечо или уловить дыхание, и тогда моё новое Наследие будет раскрыто. Шаги совсем близко. Мог у двери отходит внутрь камеры, чтобы не мешаться на пути подкрепления, и я рыбкой выпрыгиваю в коридор.
И едва не растягиваюсь на каменном полу около входа в камеру, но вовремя успеваю поймать равновесие. Шмякнись я с характерным звуком, меня бы живо обнаружили.
Слева по коридору к моей камере несется целая орава могов. Выбор один: бежать направо. Я подрываюсь, касаясь ногами пола так тихо, как только могу. Тихо, как кошка.
Коридор длинный. Я изо всех сил стараюсь передвигаться, как можно тише. Мои босые ступни производят лишь едва уловимый шум, пока я бегу, бегу и бегу. Поначалу мне страшно, но затем приходит новое чувство: впереди свобода.
Бегу быстрее, только на носочках, чтобы производить поменьше шума. Сердце уже выпрыгивает из груди, когда коридор заканчивается, и я понимаю, что очутилась в самом центре могадорского комплекса – в огромной пещере, от которой в разные стороны расходится множество других туннелей, подобных тому, из которого я выбежала. Когда я замечаю, что повсюду установлены камеры видеонаблюдения, мое сердце сжимается от страха, но потом я вспоминаю: меня же не видно – ни камерам, ни могам.
А вот надолго ли, не знаю.
Завыли сирены. Вполне ожидаемо. Вместе с сигналом тревоги, наполнившим пещеру, начинают мигать огоньки сигнализации. Высокие стены пещеры только усиливают вой сирен.
Я снова срываюсь, наобум выбирая туннели.
Пробегаю камеры похожие на мою, затем стальные двери, за которыми, вероятно, держат ещё больше заключённых.
Хотелось бы иметь время на то, чтобы им помочь. Но я могу лишь бежать и бежать, пока я ещё невидима.
Крадусь через заброшенный туннель, который справа от меня переходит в большую комнату со стеклянной стеной. Она освещена яркими флуоресцентными лампами. Внутри ряды многих сотен компьютеров гудят и обрабатывают данные, несомненно, в поисках любых признаков моих собратьев Гвардейцев. Я бегу дальше.
Мимо другой лаборатории тоже со стеклянными окнами, на этот раз слева. Внутри моги в белых пластиковых костюмах и очках. Учёные? Бомбу химичат? Пробегаю мимо, не успевая заметить, что они там делают. Могу только предположить – что-то ужасное.
Голова раскалывается от сирены, хочется прикрыть уши. Но руки нужны, чтобы удерживать равновесие во время бега, чтобы мои шаги оставались осторожными и бесшумными. Меня посещает странная мысль, что со всей своей резкостью, мальчуковой грубоватостью и воинскими тренировками, сейчас я занимаюсь самым что ни на есть женственным делом – бегаю на мысочках, словно балерина.
Туннель выводит меня к еще одному центру, куда крупнее предыдущего. Я-то думала, что первый и был сердцем комплекса, но настоящий – вот он: огромная пещера шириной в полкилометра, такая темная и мрачная, что я едва могу видеть противоположную сторону.
Я вся вспотела и задыхаюсь. Здесь жарко. Стены и своды поддерживаются огромными деревянными подпорками, чтобы пещера не обвалилась. Узкие выступы, высеченные в скале, усеивают темные стены, соединяя между собой туннели. Надо мной возвышается несколько высоких арок, высеченных прямо из самой горы, чтобы соединять мостами противоположные стороны пещеры.
Пытаюсь отдышаться, вытираю лоб, чтобы пот не стекал на глаза.
Здесь так много туннелей, и хоть бы один был помечен. Сердце падает. До меня доходит, что я могу целыми днями безрезультатно бегать и бегать по этому комплексу в поисках выхода. Я кажусь себе крысой в лабораторном лабиринте, которая без толку носится туда-сюда и путается.
Потом я вижу – откуда-то сверху падает одинокий лучик солнечного света. Значит, там должен быть выход. И хотя по этим стенам будет сложно подниматься, я справлюсь. И только я хватаюсь за подпорку, чтобы подтянуться, как слышу.
– Её найдут!
Это он. Палач Катарины.
Он говорит с могами-охранниками в проходе прямо надо мной. Охранники расходятся. Мои глаза прикованы к палачу, пока он идет обратно в комплекс.
Я должна выбрать. Между побегом и местью. Свет сверху манит меня, как вода в пустыне. Интересно, сколько точно времени прошло с того момента, как я в последний раз видела солнечный свет?
Но я разворачиваюсь.
Я выбираю месть.
ГЛАВА 18
Я иду за ним по коридорам на цыпочках, осторожно, чтобы не потерять невидимость. Я уже достаточно изучила своё Наследие, чтобы знать, что любое сильное удивление или ослабление концентрации может привести к тому, что я стану видимой.
Я наблюдаю, как мог быстро входит в камеру, и до того, как закрывается дверь, прокрадываюсь за ним.
Не подозревая, что у него появилась компания, он идёт в угол комнаты и начинает там прибираться. Смотрю вниз. На полу кровь, его оружие вынуто. Мог пытал и убил кого-то ещё.
Никогда раньше не убивала могов, не считая тех, что умерли, пытаясь убить меня саму. За всю свою жизнь я убила только зайца, да пикена. С ужасом понимаю, что горю желанием убить.
Беру лезвие со стола мога и подхожу к нему со спины. Оружие приятно ощущается в моей руке. Правильно.
Я не такая дура, чтобы дать ему возможность умолять или просить о пощаде, тем самым поколебав мою решимость. Я хватаю его сзади и перерезаю горло одним быстрым движением. Кровь булькает и льётся у него изо рта на пол, течёт по моим рукам. Он падает на колени, затем превращается в пепел.
Чувствую себя живой, как никогда.
Собираюсь сказать: «Это за Катарину», но молчу.
Молчу, потому что знаю, что это ложь.
Это не за Катарину, это за меня.
* * *
Спустя час я выбираюсь из комплекса, истощённая, изо всех сил пытаясь остаться невидимой, пока лезу на вершину горы, потом бегу с горы к холму напротив. Нужно остановиться, чтобы отдохнуть, привыкнуть к ослепительному полуденному солнцу.
Солнце печёт мою прозрачную кожу. Я внимательно осматриваю вход в комплекс, его уже трудно разглядеть с такого расстояния. Не доверяя своей памяти, я останавливаюсь, чтобы запомнить его очертания и точное положение.
Уверена, что моги в поисках меня развернули охоту по всему комплексу. И в том, что они повылезали к выходу, я тоже уверенна, так же как и в том, что уже сейчас они ищут меня среди деревьев и холмов.
Пускай ищут.
Они меня никогда не найдут.
* * *
Я бегу среди деревьев уже несколько километров, пока не добираюсь до дороги в небольшом шахтерском городке. Я бегу босиком, поэтому асфальт больно бьёт по ногам, убивая суставы. Мне всё равно, со временем я раздобуду пару кроссовок.
На встречу мне, на единственном светофоре городка, останавливается грузовичок. Я легко запрыгиваю в кузов, позволяя ему увозить меня всё дальше и дальше от комплекса могов. Когда спустя пару часов водитель останавливается на заправке, я, по-прежнему невидимая, спрыгиваю вниз, забираюсь в кабину и роюсь там в водительских вещах. Беру пригоршню четвертаков, ручку, несколько бумажек и недоеденный пакетик чипсов со вкусом барбекю.
Забегаю за заправку и сажусь в тенёк. Рисую карту входа в комплекс с одной стороны листочка и, пока ещё помню, план туннелей – с другой. Пройдёт много времени, прежде чем я этим воспользуюсь, но я знаю, что моя память об убежище могов – самое ценное, что у меня есть, и это нужно сохранить.
Закончив рисовать план, я оборачиваюсь. Солнце уже садится, но я ещё чувствую его тепло на своём лице. Открываю пакетик чипсов и неряшливо съедаю все за три подхода. Сладко-солёный вкус чипсов великолепен.
* * *
И вот, наконец, я в номере отеля. Целый день я блуждала, движимая стремлением найти укрытие и отдохнуть. Вариант снять номер я даже не рассматривала, и от отчаяния уже стала подумывать о краже. Обчистить несколько карманов, набрать необходимую сумму. С моим-то Наследием воровать будет легче легкого.
Но потом поняла, что мне нет никакой необходимости воровать, по крайней мере, пока. Вместо этого я отправилась в фойе небольшого отеля, и, оставаясь невидимой, проникла в кабинет управляющего. Сняла с крючка ключ от 21-го номера, и в неуверенности застыла посреди кабинета, не зная, как будет выглядеть со стороны парящий сам по себе ключ в людном фойе отеля. Но тут ключ в моей ладони исчез сам по себе.
До этого я ни разу не пробовала делать невидимыми вещи, только себя саму и одежду. Вот и подсказка, как ещё можно использовать моё Наследие.
Я нахожусь в номере всего пару часов. Поэтому воровкой пока себя не ощущаю. Я сплю на покрывале в прохладе комнатного кондиционера.
Ловлю себя на том, что всё то время, что нахожусь в номере, я остаюсь невидимой, сжимаясь от затрачиваемых на это усилий. Это всё равно, что постоянно задерживать дыхание.
Я встаю с кровати и иду через комнату к зеркалу, отпускаю невидимость. Моё тело появляется в зеркале, и впервые за семь месяцев я вижу своё лицо.
Судорожно вздыхаю.
Девочку, глядящую на меня, не узнать. Едва ли меня, вообще, можно назвать девочкой.
Долгое время, стоя в одиночестве посреди комнаты, я вглядываюсь в свое отражение, там я – оставшаяся без присмотра, без сопровождения, с болью в сердце за Катарину, с желанием отдать ей достойную дань.
Но она уже и так передо мной. В новых жестких и резких чертах лица, в рельефе мускулов рук. Я больше не ребенок, теперь я – воин. Любовь и потеря Катарины навсегда запечатлелись в моих решительно сжатых челюстях.
Я та дань. Мое выживание – и есть подарок Катарине.
Удовлетворенная, возвращаюсь в кровать и засыпаю на несколько дней.