Текст книги "Наследие Шестой (ЛП)"

Автор книги: Питтакус Лор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

ГЛАВА 11

На следующий день после занятий и тренировки я снова выбираюсь в сад. День жаркий, и во время прогулки я стараюсь держаться в тени деревьев. Мягкие, со сладким душком яблоки лопаются под ногами липкими лепешками.

Хотя солнце и печет, воздух свеж и приятен, на улице не холодно и не жарко. Мне необычайно хорошо во время прогулки, я полна надежд.

Сегодня Кэт покупает нам авиабилеты в Австралию. По её мнению, это подходящее место, чтобы затеряться. Перелет меня уже будоражит.

Я поворачиваюсь, собираясь возвращаться в отель, когда вдруг мимо меня прокатывается футбольный мяч, скользя по раздавленным яблокам. На автомате, я догоняю его и наступаю ногой, останавливая движение.

– Ну, ты вернешь мяч или как?

Я перепугано оглядываюсь. Симпатичная девочка с каштановыми волосами, собранными в хвост, уставилась на меня с края сада. На ней футбольная форма, и её рот постоянно открыт, так как она чавкает жвачкой.

Я убираю ногу с мяча, разворачиваюсь и быстрым ударом посылаю мяч четко ей в руки. Только вкладываю в это силы чуть больше, чем требуется: поймав мяч, девочка едва не падает.

– Полегче! – кричит она.

– Извини! – кричу я в ответ, действительно чувствуя себя неловко.

– Хотя удар не плох, – говорит она, оценивающе осматривая меня с головы до ног. – Офигительный, я бы сказала.

* * *

Спустя минуту я уже на поле. Команде девочек как раз не хватало игрока для борьбы за мяч, и та, которая со жвачкой, Тайра, как-то убедила тренера разрешить мне поиграть.

Я не знаю футбольных правил, но быстро осваиваю. За это надо благодарить Катарину – это она натаскала меня всё быстро схватывать. Тренер, строгая коренастая женщина со свистком в зубах, ставит меня защитником, и я быстро показываю себя сильной. Девочки из моей команды сразу это подмечают и вскоре выстраиваются стеной, вынуждая нападающих соперника бежать на меня по правому флангу.

Ни одна из них не проходит через меня без потери мяча.

Я и оглянуться не успела, как вся пропотела, к влажным икрам поприлипали травинки (к счастью, сегодня я надела высокие носки, так что никому не видны мои шрамы). Я счастлива, одурманена солнцем и одобрительными криками моих товарищей по команде.

Слева от меня пасуют назад. Тайра перехватывает мяч прямо у принимающего противника, прежде чем её догоняет другой игрок. Свободна оказываюсь только я, и она посылает мяч мне.

Неожиданно почти вся команда соперника оказывается у меня на хвосте. Наши игроки гонятся за ними, стараясь отрезать от меня, и я совершаю стремительный бросок к воротам. Я вижу, как вратарь противника готовится меня встретить. Мои соперники освободились от преграды из моих девчонок. Хотя до ворот остается почти половина поля, это мой единственный шанс.

Я бью.

Мяч как реактивный летит по длинной кривой дуге. Я действовала слишком быстро, слишком бездумно, и прицелилась точно в руки вратарю. Я уверена, что она поймает мяч.

Она и поймала. Только мой удар был такой силы, что свалил её с ног, и мяч, выскользнув из рук, ввинчивается в сетку позади неё.

Команда аплодирует. Соперники присоединяются. Это всего лишь тренировочная борьба за мяч, и поэтому они могут оценить мои способности без ущерба для гордости.

Тайра хлопает меня по плечу. Думаю, она в восторге от того, что именно ей повезло наткнуться на меня в саду. Тренер подзывает меня и спрашивает, в какой школе я учусь. Она определенно хочет заполучить меня в команду.

– К сожалению, я не местная, – бормочу я, – простите. – Она пожимает плечами и поздравляет с отличной игрой.

Улыбаясь, я ухожу с поля. Уверена, девчонки хотят со мной подружиться, судя по тому, как они столпились и смотрят мне вслед. Я представляю, что у меня другая жизнь, жизнь, как у них. В ней есть своё очарование, но я знаю, что моё место рядом с Катариной.

Возвращаясь к мотелю, я изо всех сил пытаюсь убрать с лица победную улыбку. Я испытываю детское желание похвастаться Катарине своей игрой, хотя она и говорила мне не ходить на поле. Наплевав на сомнения, я бегу в комнату, готовая хвалиться прямо с порога.

Дверь в номер не заперта, и я распахиваю её, идиотски улыбаясь.

Улыбка исчезает быстро.

В комнате десять мужчин… могадорцев. Катарина привязана к стулу, во рту кляп, лоб в крови, и при виде меня, её глаза наполняются слезами.

Я поворачиваюсь, чтобы бежать и вижу остальных. Ещё мужчины, некоторые сидят в машинах, другие просто стоит повсюду на парковке. Всего около тридцати могадорцев.

Нас поймали.

ГЛАВА 12

Мои руки в кандалах, ноги связаны. Я не могу видеть Катарину, но с ней тоже самое. Могадорцы связали нас вместе и бросили в кузов фуры, так что всё, что я могу – это чувствовать Кэт спиной.

Фуру сильно трясет, и я понимаю, что мы на полном ходу несемся куда-то по скоростному шоссе.

Катарина по-прежнему с кляпом во рту, а вот заткнуть меня моги не озаботились. Либо посчитали, что я буду молчать ради безопасности Кэт, либо подумали, что шум дороги заглушит любые мои звуки.

Не представляю, куда моги нас везут и что собираются с нами делать, когда езда закончится. Я предполагаю худшее, но продолжаю шепотом успокаивать Катарину в темноте кузова. Она бы сделала то же самое для меня, если бы могла. Уж я-то знаю.

– Всё будет в порядке, – говорю я, – с нами всё будет в порядке.

Не будет. Я осознаю это с тоскливой уверенностью – это путешествие закончится для нас смертью.

Кэт прижимается ко мне спиной, выражая этим жестом свою любовь и поддержку. Со связанными руками и заткнутым ртом это единственный для неё способ общения со мной.

Темноту в трейлере немного разгоняет малюсенький лучик света, проникающий сквозь трещину в алюминиевой крыше. Через неё просачивается солнечный свет. В темноте и холоде фургона, отдающего плесенью, странно представлять, что снаружи светлый день. Обычный день.

Меня всю ломит от долгого сидения и сна в жутко неудобной позе. В моем вымотанном иступленном состоянии меня посетила глупая мысль, что лучше бы я ненадолго осталась с девочками на футбольном поле. Хотя бы просто, чтобы попить газировки, которую предлагала мне тренерша.

В кузове раздается невнятный шум. Какой-то низкий гортанный рык.

В передней части прицепа находится клетка, она чем-то накрыта. В темноте я смутно различаю стальные прутья.

– Что там? – спрашиваю я. Кэт мычит через кляп, и мне становится стыдно, что я спрашиваю ее, когда она не может ответить.

Тогда я наклоняюсь вперед насколько возможно, увлекая за собой Катарину. Мне слышно, как она протестует сквозь кляп, но любопытство толкает вперед, и я вытягиваюсь, приближая лицо, как можно ближе к стальным прутьям.

В темноте снова что-то шуршит.

«Другой пленник?» – гадаю я. – «Какое-то животное?»

Сердце наполняет жалость.

– Ау? – говорю я в пустоту. Человек или создание жалобно поскуливает. – Ты в порядке?

Внезапно на прутьях с силой смыкаются огромные челюсти, и из темноты на меня светятся красные глаза размером с кулак. От дыхания твари мои волосы отбрасывает назад. Я отшатываюсь в ужасе и омерзении, запах настолько отвратительный, что меня едва не выворачивает.

Я пытаюсь поскорее убраться подальше, но огромная тварь не успокаивается, прижимая голову к прутьям решетки и буравя меня красными глазами. Если бы не прутья, уверена, я была бы уже мертва.

Это не пленник. Не попавшийся союзник. Это пикен. Катарина рассказывала мне об этих бестиях, охотниках и беспощадных помощниках могов, но я решила, что это просто сказочки.

Катарина помогает мне оттолкнуть нас назад, давая больше места, чтобы отодвинуться от твари. Когда я оказываюсь подальше, пикен исчезает в темноте своей клетки.

Я знаю, что теперь я в безопасности. Но я также знаю, что этот отвратительная страшная зверюга может быть натравлена на меня в ближайшие дни или недели. От страха и бессильной ярости у меня сводит желудок: не знаю, вырвет меня, или я потеряю сознание, или то и другое сразу.

Я прижимаюсь влажным затылком к Катарине, желая избавиться от кошмара.

* * *

Я впадаю в беспокойный полусон, из которого меня вытаскивает голос Кэт.

– Шестая, просыпайся. Шестая!

Я резко прихожу в себя.

– Где твой кляп?

– Разжевала. Всю дорогу только этим и занималась.

– Ой! – тупо говорю я. Не знаю, что ещё сказать, много ли толку, что мы можем говорить? Мы пойманы и беззащитны.

– Они поставили на нашу машину жучок. Еще там, в Техасе. Вот как они нас выследили.

«Как глупо», – думаю я, – «как беспечно с нашей стороны».

– Я должна была это предусмотреть, – говорит Кэт, будто читая мои мысли. – Но это уже неважно. Ты должна быть готова к тому, что нас ждет.

«К чему?» – думаю я. – «К смерти?»

– Они будут тебя пытать, чтобы добыть информацию. Они будут… – Я слышу, как Катарина срывается, всхлипывая, но тут же берет себя в руки и продолжает: – Они применят невообразимые пытки. Но ты должна их вынести.

– Я смогу, – отвечаю я так твердо, как только могу.

– Они станут использовать меня, чтобы сломать тебя. Не поддавайся… неважно что…

Моё сердце холодеет. Моги убьют Кэт у меня на глазах, если им покажется, что от этого я заговорю.

– Шестая, обещай мне. Пожалуйста… Они не должны узнать твой номер. Мы не можем дать им власти над другими и над тобой больше, чем у них уже есть. Чем меньше они знают про заклинание, тем лучше. Обещай мне. Ты должна.

Представляя грядущий ужас, я не могу. Всё, чего хочет Кэт, это услышать моё обещание. Но я просто не в силах ей его дать.

ГЛАВА 13

В своей камере я сижу уже три дня. Здесь у меня нет ничего, кроме ведра с водой, ещё одного ведра вместо туалета, и пустой железный поднос от вчерашней кормёжки.

На подносе не осталось ни одной крошки – я вылизала его дочиста ещё вчера. Когда три дня назад я очнулась взаперти в этой камере, то собиралась устроить моим тюремщикам голодную забастовку и выкидывать еду и воду до тех пор, пока они не позволят мне повидаться с моей Катариной. Но за два следующих дня я никакой еды или воды так и не дождалась. Я было подумала, что обо мне забыли. Поэтому к тому времени, когда, наконец, принесли поесть, меня одолела такая безнадега, что изначальный план был позабыт, и я с жадностью накинулась на баланду, которую швырнули мне на подносе через узкую щель под дверью камеры.

Но как ни странно, на самом деле, я ни капельки не голодала. Я была подавлена морально, а вот от голода слабости не испытывала. Все эти дни во мраке камеры кулон слабо пульсировал у меня на груди, и я начала подозревать, что заклинание защищает меня и от голода, и от обезвоживания. Но хотя голод и жажда не приходили, никогда в жизни я не лишалась пищи и воды так надолго. Это привело меня к какому-то временному помешательству. Телу еда и вода не требовались, а вот разум в них нуждался.

Стены представляют собой грубый неотесанный камень. Камера больше походит на вытесанную в скале пещеру, чем камеру в тюрьме. Похоже, ее вырезали прямо в породе, а не построили. Это наводит меня на мысль, что мы в каком-то природном сооружении: в пещере или внутри горы.

Я знаю, что, возможно, никогда этого не узнаю.

Я было попробовала расковырять стены камеры, но даже мне пришлось признать, что это бесполезно. Мои попытки привели лишь к тому, что я до крови ободрала пальцы, обломав ногти.

Теперь остается лишь сидеть в камере, стараясь не свихнуться.

Это единственная моя задача: не позволить одиночеству заключения свести меня с ума. Пусть лучше оно меня закалит, или ожесточит, но ни в коем случае нельзя допустить, чтобы оно довело меня до безумия. Оставаться в своем уме непростая задача. Если слишком стараться, пытаясь сохранить вменяемость, зыбкость задачи может лишь свести тебя с ума еще больше. С другой стороны, если забыть о своей цели, пытаясь сохранить рассудок, просто перестав думать об этой проблеме, однажды утром твои мысли, опять же, окажутся в далеких далях. В итоге, вся фишка в том, чтобы балансировать на грани этих двух состояний, придерживаться золотой середины, так сказать.

Я сосредотачиваюсь на дыхании. Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Когда я не делаю растяжку или отжимания в углу камеры, я занимаюсь именно этим: просто дышу.

Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Кэт называет это медитацией. Она пыталась приучить меня выполнять приемы медитации, чтобы научиться легче концентрироваться. Кэт считала, что это поможет мне в бою. А я никогда не следовала её совету. Медитация казалась мне слишком нудным занятием. Но сидя в камере, я поняла, что это мое спасение, лучший способ сохранить душевное здоровье.

Дверь камеры открывается, когда я медитирую. Я поворачиваюсь, и прищуриваюсь, приспосабливаясь к свету, льющемуся из коридора. В проеме стоит мог, за ним ещё несколько.

У него в руках ведро и на мгновение я воображаю, что это он принес мне свежую воду для питья.

Вместо этого, он заходит внутрь и переворачивает его на меня, окатывая ледяной водой. Это так грубо и унизительно, и я дрожу от холода, но зато освежилась и встряхнулась. Обливание возвращает меня к жизни, воскрешает лютую ненависть к этим ублюдкам-могам.

Насквозь мокрую мог поднимает меня с пола и завязывает тряпкой глаза.

Затем подталкивает, и я стараюсь устоять прямо.

– Пошли, – говорит он, выталкивая меня из камеры в коридор.

Повязка плотная, так что я иду в полной темноте. Зато мои чувства обострены, и я иду почти ровно по прямой. Ещё я чувствую вокруг себя других могов.

Я иду по грубому каменному полу, и мои ступни мерзнут. Я слышу стенания и вопли таких же заключенных, как я. Одни человеческие, другие животных. Должно быть они заперты в камерах вроде моей. Не представляю, кто они и зачем понадобились могадорцам. Но сейчас я слишком сосредоточена на собственном выживании, чтобы думать об этом: я глуха к жалости.

После долгого пути старший конвоя командует «Направо!» и толкает меня в названном направлении. Толкает сильно, и я падаю на колени, обдирая их о каменный пол.

Изо всех сил пытаюсь подняться, но не успеваю, два мога поднимают меня и швыряют к стене. За руки подвешивают на стальную цепь, свисающую с потолка. Вытянувшись, я едва достаю носками ног до пола.

Повязку снимают. Я в другой камере, здесь яркое освещение, и глаза режет после трех дней в полном мраке. Когда глаза привыкают, я вижу её.

Катарина.

Как и я, она висит на цепях, но выглядит гораздо хуже: избитая, в синяках и крови.

Моги начали с неё.

– Катарина, – шепчу я, – ты как…?

Она поднимает глаза, они полны слез.

– Не смотри на меня, – Кэт упирает взгляд в пол.

В комнату входит ещё один мог. Он обычный, во всех смыслах. Одет в белую тенниску, чистенькие брюки цвета хаки, коротко острижен. Мягкие мокасины бесшумно ступают по полу. Он бы мог сойти за отца какого-нибудь пригородного семейства, или продавцом из соседского магазинчика.

– Здорово, – улыбается он мне, не вынимая рук из карманов. Зубы белоснежные, как в рекламе зубной пасты. – Надеюсь, тебе у нас понравилось. – Его загорелые руки покрывают жесткие волоски. Мог симпатичный, но ничего выдающегося, среднего, но крепкого телосложения. – В этих пещерах бывают ужасные сквозняки, но мы стараемся сделать это место, как можно уютнее. Полагаю, в твоей камере есть пара ведер? Хотели создать тебе удобства.

Мог протягивает к моей щеке руку так небрежно, что мне на секунду кажется, что он меня погладит. Вместо этого, он ее больно щипает, выкручивая пальцами.

– Вы же наши почётные гости, как-никак, – говорит он, и злость, наконец, проскальзывает в его голосе продавца.

Ненавижу себя за это, но начинаю плакать. Ноги отказывают, и я повисаю в наручниках. Я не позволяю себе громко рыдать: пусть видит, что я плачу, но не слышит.

– Ну, ладно, леди, – говорит он, хлопая в ладоши, и направляется в сторону маленького столика в углу камеры. Выдвигает ящик, достаёт пластиковый чемоданчик и раскрывает, положив на стол. Острые стальные предметы блестят в свете ламп. Мог достает по очереди каждый, поэтому я могу рассмотреть их все. Скальпели, бритвы, клещи. Самые разнообразные лезвия. Карманная электродрель. Прежде чем положить на стол, он пару раз включает её, действуя жужжащим звуком мне на нервы.

Подходит ко мне, вплотную приближая свое лицо к моему и начинает говорить, дыша мне прямо в нос. Меня тошнит.

– Видишь всё это?

Я молчу. Его дыхание напоминает дыхание зверя в клетке. Несмотря на свой мягкую внешность, он из того же вонючего теста.

– Я собираюсь использовать на тебе и твоем Чепане каждый из них в отдельности. Разве что ты правдиво ответишь на все мои вопросы. А если нет, уверяю, вы обе будете молить о смерти.

С ненавистью ухмыльнувшись, он идёт обратно к столу, берёт в руки тонкое на вид бритвенное лезвие с резиновой ручкой. Возвращается ко мне и тупой стороной лезвия проводит по моей щеке. Оно холодное.

– Детки, я охочусь за вами уже очень давно, – говорит он. – Двоих мы уже убили, и скоро будет на одного больше, неважно какой-то там у тебя номер. Как ты легко можешь догадаться, я надеюсь, что ты Третья.

Я стараюсь отодвинуться от него, вжимаясь спиной в стену камеры и желая просочиться сквозь камень. Но он лишь улыбается и снова проводит тупой стороной лезвия по щеке, на этот раз нажимая сильнее.

– Упс, – говорит он с насмешкой, – не той стороной.

Одним ловким движением он отводит лезвие и переворачивает его, так что бы острая сторона была направлена на меня.

– Давай попробуем так.

С садистским удовольствием подносит лезвие к моей щеке и с силой режет до мяса. Я чувствую знакомое тепло, но боли нет, и с потрясением наблюдаю, как начинает кровоточить его собственная щека.

Кровь течёт из его раны, словно из разошедшегося шва. Бросив лезвие, он хватается за лицо и начинает бегать по камере с криками боли и разочарования. От пинка по столу его орудия пыток разлетаются по полу, после чего он выбегает за дверь. Охранники, стоявшие за могом, обмениваются непонимающими взглядами.

Прежде чем я успеваю хоть что-нибудь сказать Катарине, ко мне подходят моги, освобождают от наручников и ведут в обратно в камеру.

ГЛАВА 14

Минуло ещё два дня. Теперь в темноте камеры мне есть чем заняться помимо борьбы со скукой и безумием. Я пытаюсь изгнать из памяти видение окровавленной и избитой Катарины. Мне хочется помнить её такой, как прежде: мудрой и сильной.

Я постоянно делаю дыхательные упражнения. Это помогает.

Правда, не особо.

В конце концов, дверь в камеру открывается, и меня снова обливают ледяной водой, потом запихивают в рот кляп, завязывают глаза и тащат в ту же камеру. Приковав руки к цепям над головой, снимают повязку с глаз.

Катарина на старом месте, такая же избитая, как и в прошлый раз. Остается только надеяться, что её хоть иногда снимали с цепей.

Напротив нас, на краю стола, сидит уже знакомый Мог, только с повязкой на порезанной щеке. Он старается выглядеть угрожающе, как и раньше. Но в его взгляде на нас все равно сквозит опаска.

Я его ненавижу! Больше, чем кого-либо на свете! Если бы могла – разорвала бы голыми руками! А не руками – так зубами.

Он видит, как я на него смотрю. И неожиданно подскочив ко мне, вытаскивает кляп у меня изо рта. Снова начинает крутить у меня перед лицом бритвой, чтобы свет от ламп играл на лезвии.

– Не знаю, какой у тебя номер… – растягивая слова, говорит он, и я невольно сжимаюсь, ожидая, что он опять попытается меня порезать. Затем с нарочито-садистским видом отходит к Катарине и оттягивает ей голову за волосы. С кляпом во рту, она может только всхлипывать. – Но ты скажешь мне его прямо сейчас.

– НЕТ!!! – кричу я. Глядя на мои муки, мог удовлетворенно ухмыляется, словно только того и ждал. Он прижимает бритву к руке Кэт и разрезает вниз до мяса. Из рассеченной плоти начинает течь кровь. Кэт выгибается на цепях, её лицо заливают слёзы. Мне хочется кричать, но голос подводит: из горла вырывается лишь тонкий, болезненный вздох.

Мог опять режет Кэт, в этот раз ещё глубже. Уступая боли Чепан безвольно виснет на цепях.

« На кусочки… зубами», – обещаю я себе.

– Или ты сейчас же рассказываешь мне всё, что знаешь, начиная с твоего номера, или я буду забавляться с ней так весь день, поняла?

Я закрываю глаза. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Я как вулкан, который не может выплеснуть гнев, скопившийся внутри.

Когда я открываю глаза, мог снова сидит на краю стола, перебрасывая какой-то большой клинок из руки в руку, и весело дожидается, когда я на него посмотрю. Завладев моим вниманием, он приподнимает клинок, чтобы я могла оценить его размер.

Лезвие начинает светиться, меняя цвета: сначала фиолетовым, через секунду – зеленым.

– Итак… твой номер. Четвёртая? Седьмая? Или тебе повезло быть Девятой?

Цепляясь за ускользающее сознание, Кэт трясет головой, давая мне понять, чтобы я не отвечала. Сама она всё это время молчала.

Скрипя сердцем, я молчу. Но это невыносимо, не могу я смотреть, как мучают мою Катарину. Моего Чепана.

Продолжая поигрывать клинком Мог подходит к Кэт. Она что-то мычит через кляп. Из любопытства, тот вынимает его у неё изо рта.

Она отхаркивает большой сгусток крови ему под ноги.

– Собираешься пытать меня, чтобы она заговорила?

– Именно, – с полными ненависти глазами раздраженно отвечает он.

Катарине удается презрительно рассмеяться.

– У тебя ушло ЦЕЛЫХ ДВА ДНЯ, чтобы до этого додуматься?

Его щеки заливает румянец – удар попал в цель. Оказывается и у могадорцев есть самолюбие.

– Ну, ты и дебил, – Кэт рыдает от смеха. Её дерзость вызывает у меня трепет, я горжусь её наглостью, но мне страшно, что ей могут за это сделать.

– У меня впереди всё время вселенной, – скучающе говорит Мог. – Пока вы тут со мной, мы ищем остальных. Не думай, что мы бросили поиски, раз вы здесь. Нам известно больше, чем вы думаете. Но мы хотим знать всё.

И безжалостно бьет Кэт рукоятью ножа, прежде, чем она успевает ответить.

Мог поворачивается ко мне.

– Если не хочешь смотреть, как я буду нарезать твою подружку на ломтики, начинай рассказывать, и побыстрее. И лучше бы, чтобы каждое твоё слово было правдой. Если соврёшь, я узнаю.

Я понимаю, что он не шутит, но не могу вынести мысли, что он снова станет мучить Кэт. Если я буду говорить, возможно, он будет к ней милосерднее. Может, он даже оставит её в покое.

Меня прорывает, и я говорю так быстро, что мысли не поспевают за словами, так быстро, что я едва понимаю, что плету, когда уже сказала. У меня появилась задумка, правда, слабенькая: рассказать могу всё, что он не сможет использовать против меня или других Лориенцев. Я рассказываю ему малозначащие детали про наше прошлое путешествие, наши прежние имена. Рассказываю про Ларец, но не говорю, где его спрятала, лишь, что потеряла его при побеге. Начав говорить, я уже боюсь остановиться. Если я остановлюсь хоть на секунду, чтобы осмыслить свои слова, он учует обман.

Затем мог спрашивает, какой у меня номер.

Я знаю, что он хочет услышать: что я – Четвёртая. Третьей я быть не могу, иначе они давно бы меня уже убили. Но если я скажу, что я – Четвёртая, то всё что ему будет нужно – это разыскать и прикончить Третьего, прежде чем он устроит мне кровавую баню.

– Я – Восьмая, – в конце концов, говорю я так испуганно, с нотками отчаяния и трусливого хныканья, что мне становится ясно: он повелся.

Мог погрустнел.

– Прости, что разочаровала, – хриплю я.

Но мог расстраивается недолго. Постепенно его лицо проясняется, и начинает победно светиться. Может он и не рад моему номеру, но он его заполучил. Или точнее, думает, что заполучил.

Я пытаюсь поймать взгляд Катарины, и хотя она в полубессознательном состоянии, я вижу в её глазах проблеск одобрения. Она гордится мной, тем, что я сумела обмануть мога с моим номером.

– Я так и знал, что ты слабачка, – смотрит он на меня с презрением.

«Ну и пусть» – думаю я, чувствуя, как из мога, так и прёт превосходство; какой же он тупица, раз поверил моему вранью.

– Твои родственнички на Лориене хоть и проиграли быстро, по крайней мере, были бойцами. У них даже храбрость была и достоинство. А ты… – Мог качает головой, а потом сплевывает на пол. – Ты ничтожество, Восьмая.

И на этих словах, он заносит руку с клинком и вонзает его глубоко в тело Катарины… раздается хруст костей, когда лезвие, проходя сквозь грудную клетку, погружается прямо ей в сердце…

Я кричу… пытаюсь поймать взгляд Катарины. На миг она встречается со мной глазами. Я бьюсь в цепях, желая дотянуться до неё, быть рядом в её последние секунды.

Но они пролетают так быстро…

Моя Катарина мертва.