Текст книги "Дальняя дорога. Автобиография"

Автор книги: Питирим Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Глава пятая. УНИВЕРСИТЕТСКИЕ ГОДЫ

ПСИХОНЕВРОЛОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

Вернувшись в столицу, я решил, после некоторых колебаний, поступить не в Санкт-Петербург-ский университет, а в недавно открытый Психоневрологический институт (*1)5.1
  1* Психоневрологический институт задуман русским психиатром и психологом Владимиром Михайловичем Бехтеревым (1857-1927), на его организацию ушло пять лет. Благодаря пожертвованиям семьи Алафузовых, Н. Ф. Головнина, В. Т. Зимина, М. П. Скоропадского, А. Н. Шитовой и других, были собраны необходимые для начала работы средства. Торжественное открытие института состоялось 3 февраля 1908 г. Первое время лекции читались в помещении биологической лаборатории Бехтерева, затем в доме No 104 по Невскому проспекту. Из кабинетных земель институту было пожаловано 30 тыс. кв. саженей земли в бывшей Глухоозерской ферме, неподалеку от Александро-Невской лавры, где со временем воздвигли здание института на средства, собранные специальным комитетом. В год принималось около 300 человек, из них более половины – женщины. В институте читались лекции по анатомии, физиологии, химии, физике, биологии, психологии, философии, логике, социологии, истории, литературе, искусству, математике, праву и т. д. При учебном заведении открыты два вспомогательных учебно-научных института – педологический и криминологический, Среди преподавателей были: Ф. Д. Батюшков, С. К. Булич, Н. Е. Введенский, В. А. Вагнер, А. В. Гервер, Н. А. Гредескул, Э. Д. Гримм, М. С. Добротворский, Д. А. Дриль, М. Н. Жуковский, Н. П. Гундобин, М. М. Ковалевский, Д. Н. Овсянико-Куликовский, М. А. Рейснер, М. А. Салетти, Е. В. Тарле, Е. В. Де Роберти, С. О. Грузенберг, В. А. Мякотин, Л. Г. Оршанский, С. Л. Франк, И. П. Павлов, С. И. Шорох-Троцкий и др. Президентом института являлся академик В. М. Бехтерев. Обучение было платным. В конце 1917 г. институт закрылся, позднее преобразован в научно-исследовательский, в настоящее время носит имя В. М. Бехтерева.


[Закрыть]. Программа обучения в нем казалась мне более гибкой, чем в университете, притом что профессорско-преподавательский состав в институте был не хуже. Помимо прочего, институт предлагал курсы лекций по социологии, читаемые двумя учеными с мировой известностью, – М. М. Ковалевским (*2)5.2
  2* Ковалевский Михаил Максимович (1851-1916) – русский социолог, историк, правовед, с 1914 г. – академик Российской АН. Преподавал в Петербургском университете, открыл в Париже (1901) Русскую высшую школу общественных наук, возглавил вместе с Е. В. Де Роберти первую в России кафедру социологии в Психоневрологическом институте. Один из основателей партии «демократических реформ», депутат I Государственной Думы, с 1907 г. член Государственного Совета. Социологические взгляды Ковалевского сложились под воздействием позитивизма, основным методом социологии считал историко-сравнительный, на основе которого создал теорию генетического родства всех социальных явлений и общественных институтов – т. н. «генетическую социологию».


[Закрыть]и Е. Де Роберти (*3)5.3
  3* Де Роберти Евгений Валентинович (1843-1915) – русский социолог и философ, позитивист, сторонник, т. н. социального психизма (психологического редукционизма), сводящего все общественные явления к психологическому взаимодействию людей и социальных групп. Видный деятель кадетской партии.


[Закрыть], тогда как в университете этой дисциплине не обучали. В то время из всех областей науки более всего меня интересовали химия и социология. Несмотря на весьма разнородный характер этих наук, я очень долго сомневался, какой из них отдать предпочтение. В конце концов вопрос был решен в пользу социологии. Студенты института, в отличие от университетских, казались мне более активными и революционно настроенными и в основном были, так же как и я, выходцами из низших, рабоче-крестьянских сословий. Это и определило мой выбор, так что осенью 1909 года я стал студентом Психоневрологического института (*4)5.4
  4* ...осенью 1909 года я стал студентом... – Обучение в Психоневрологическом институте было платным, и стоимость его на 1909-1910 учебный год составляла 150 рублей. Сорокин не смог собрать требуемую сумму: в прошении на имя Бехтерева о приеме в число студентов института он пишет, что вносит в счет платы за обучение 30 руб., «а остальные 45 руб. за I полугодие уплачу в сентябре и в виде гарантии прилагаю карточку К. Ф. Жакова». В архивном деле студента Сорокина сохранилась эта визитка. Жаков написал на ней записку А. В. Герверу, ученому секретарю института: «Глубокоуважаемый Александр Владимирович. Мой ученик (по курсам Черняева) Питирим Сорокин может внести только 30 рублей. Остальные 45 будут внесены в сентябре. Я за него ручаюсь и гарантирую его плату за учение. Кланяюсь Вам и желаю всего доброго от Провидения». Однако в сентябре Сорокин деньги не внес, как, впрочем, не заплатил и за второе полугодие, после чего встал вопрос о его отчислении, но Сорокин сумел поступить в университет, где платили стипендию, и расстался с Психоневрологическим институтом сам.


[Закрыть].

В противоположность американским университетам и колледжам в русских университетах и институтах в то время не требовалось обязательного присутствия на лекциях, семинарах или зачетах. Это было личным делом каждого студента. Точно так же и в институте практически не было зачетов в течение всего академического года; вместо этого устраивался один, но очень обстоятельный экзамен в конце семестра. Обычно май и часть июня специально предназначались для сдачи экзаменов по всем предметам, изучаемым в течение года. Студенты, получившие неудовлетворительные оценки, автоматически отчислялись из университета. Высшие учебные заведения не интересовало, как студенты приобретают знания, необходимые для сдачи строгих экзаменов в конце семестров, т. е. у администрации и преподавателей не было мнения, что эти знания можно получать, лишь присутствуя на лекциях, семинарах и зачетах. Вполне резонно считалось, что для этого есть и другие пути, если они удобнее для самого студента. Также вполне справедливо полагалось, что собственное желание студента учиться, подкрепленное одним жестким экзаменом в конце семестра или академического года, является более эффективным стимулом, чем множество контрольных работ и зачетов, сопровождаемых стрессами, которые нарушают систематический ход занятий и излишне обременяют как студентов, так и профессоров. Такая система была более свободной, плодотворной и творческой, нежели современная система с обязательным посещением лекций и частыми, но поверхностными тестами. По моему мнению, наша американская система особенно вредна для способных студентов и аспирантов.

Я сам не укладывался даже в такую свободную систему, характерную для русских университе-тов. После поступления в Психоневрологический институт я решил посещать только те лекцион-ные курсы, в которых: а) профессор читает нечто оригинальное; б) эта оригинальная теория или система знаний важна и значительна; в) то, что читается на лекциях, нигде не опубликовано. Следуя этому правилу, я ходил только на половину лекционных курсов и в институте, и за все четыре года в университете. Все остальные дисциплины я изучал, с огромной экономией времени и сил, по трудам известных профессоров или по заслуживающим доверия учебникам. Преимущества моей системы занятий совершенно очевидны. В книгах ученые формулировали свои теории более точно, чем в лекциях; я мог изучать их труды более внимательно, перечитывая при необходимости неясные или трудные места, чего нельзя сделать на лекции; затем, читая книги, я мог делать по тексту самые разные заметки и выписки, что было бы невозможно в процессе слушания лекции. Более того, программа моих занятий могла быть гибкой, тогда как дни и часы лекций устанавливались жестко и часто весьма неудобно для меня. Наконец, чтобы посещать лекции, мне приходилось тратить по крайней мере два часа на дорогу пешком от нашей квартиры до института и обратно. Следуя своему правилу, я управлялся с учебными курсами намного быстрее и с меньшими усилиями, чем если бы регулярно посещал лекции и семинары. Например, знаменитый курс профессора Петражицкого (*6)5.6
  6* Петражицкий Лев Иосифович (1867-1931) – русский юрист, профессор Петербургского университета. Основатель психологической школы права. После революции уехал в Польшу, где преподавал в Варшавском университете. Покончил жизнь самоубийством.


[Закрыть]«Общая теория морали и права», читавшийся им трижды в неделю целый год, я досконально штудировал за две недели по трем томам, в которых была изложена его теория и введение к ней. Примерно так же я учил и другие предметы. На основе своего опыта я настоятельно рекомендую этот метод занятий всем способным студентам: он более эффективен, экономичен и производителен, чем система обязательного посещения, поскольку в большинстве лекционных курсов не содержится чего-либо нового и оригинального, которое нельзя найти в хороших книгах по этой проблеме.

Один значительный недостаток моей системы занятий заключался в нехватке личного общения с профессорами. Однако я легко преодолевал его, проявляя активность на семинарах и консультируясь непосредственно с известными преподавателями. Как и большинство настоящих ученых, они с радостью приветствовали способных студентов на своих семинарах и поощряли их на обсуждение персональных научных проблем. Именно изучением трудов, работой на семинарах, личными дискуссиями с такими профессорами, как Е. Де Роберти, М. М. Ковалевский и В. М. Бехтерев в институте, Леон Петражицкий, М. И. Ростовцев (*7)5.7
  7* Ростовцев Михаил Иванович (1870-1952) – русский историк и археолог. После революции эмигрировал и жил в США.


[Закрыть], И. П. Павлов (*8)5.8
  8* Павлов Иван Петрович (1849-1936) – русский физиолог, академик, создатель учения о высшей нервной деятельности.


[Закрыть], Н. Розин (*9)5.9
  9* Розин Николай Николаевич (1871-1919) – русский правовед, профессор Петербургского университета, читал курс уголовного судопроизводства.


[Закрыть]и другие в университете, я добился репутации выдающегося студента и многообещающего молодого ученого, был избран председателем на семинарах этих профессоров, меня приглашали публиковать некоторые из моих работ в научных журналах. Я даже получил должность ассистента и секретаря М. М. Ковалевского, будучи еще студентом; и, наконец, в первый же год подготовки к профессорству стал сам читать лекции по социологии в Психоневрологическом институте и институте Лесгафта.

Помимо этих преимуществ моя "укороченная" система занятий оставляла больше свободного времени для заработков на жизнь и давала большую свободу во внеучебной научной, культурной и политической деятельности.

Поступив в институт, я по-прежнему был вынужден зарабатывать на жизнь репетиторством и случайными статьями для нескольких периодических изданий. Доходы от этого были весьма скромными, но душа в теле кое-как держалась. Вместе с Н. Д. Кондратьевым и его младшим братом мы снимали комнату в старой квартире. Три другие комнаты занимали трое юношей-студентов, две курсистки с Бестужевских курсов и хористка Народного дома. Плата за жилье составляла всего несколько рублей в месяц. Обычной едой у нас были чай с булкой и куском колбасы или сыра. Пища обходилась нам не более, чем в 10-12 рублей в месяц. На все про все вполне хватало 25-30 рублей. Конечно, этот уровень жизни нельзя назвать богатым, но он обеспечивал наше существование и, кроме всего прочего, не давал нам толстеть и расслабляться. Конечно, мы с Кондратьевым могли бы зарабатывать больше, но предпочитали тратить большую часть времени и энергии на интересную творческую деятельность, чем на доходную, но скучную работу, которая, как мы полагали, ничего не дает нашему умственному, нравственному и культурному развитию. Уделяя внимание в первую очередь самому для нас главному – учебе и руководствуясь правилом, что средства достижения цели никогда не должны подменять саму цель, мы в итоге не оставались внакладе: год от года наши доходы увеличивались, а материальные обстоятельства улучшались. На следующий же год мы получили очень солидную стипендию в университете, затем стали ассистентами, затем начали читать лекции и получали более чем достаточные доходы. Скромный уровень жизни в тот первый год учебы никоим образом не помешал нам, наслаждаясь жизнью во всем ее богатстве, ощущать себя молодыми и полными сил.

Мы жили напряженной интеллектуальной жизнью, погруженные в занятия наукой, в дискуссии с преподавателями, студентами, друзьями, в написание первых научных работ. Наша совесть успокаивалась тем, что мы старались не предаваться слишком многим порокам, но и не иметь излишних добродетелей. Свои политические обязательства мы выполняли в виде подрывной просветительской работы среди рабочих, студентов и других социальных групп. Такую работу, за которую не получали ни копейки, а лишь рисковали быть арестованными и приговоренными к тюремному заключению царскими властями, мы считали важным нравственным и политическим долгом каждой "критически мыслящей и морально ответственной личности", используя популярное выражение П. Лаврова, одного из главных идеологов партии социалистов-революционеров. Помимо знакомства с шедеврами литературного творчества мы удовлетворяли свои эстетические запросы посещением время от времени симфонических концертов, опер и литературных чтений, музеев, картинных галерей и выставок, участием в студенческих литературных и музыкальных кружках и вечерах, в работе различных поэтических, литературных, музыкальных, художественных и актерских объединений, наконец, исполнением собственных стихов и скетчей на дружеских вечеринках и флиртом с хорошенькими студентками.

Несмотря на скромные материальные возможности, наша жизнь была наполнена смыслом, энергией и счастьем творческих занятий и надежд. Конечно, рядом с радостями и достижениями у нас были свои печали и разочарования, но они только помогали почувствовать прелесть нашей жизни.

Среди ведущих студентов института, с которыми я дружил, было несколько человек, вскоре ставших известными в качестве либо литературных критиков, как, например, В. Полонский (*10)5.10
  10* Полонский Вячеслав Павлович (наст. фамилия Гусин, 1886-1932) – литературный критик, историк.


[Закрыть]и В. Спиридонов, либо коммунистических публицистов и руководителей, как Кольцов (*11)5.11
  11* Кольцов (Фридлянд) Михаил Ефимович (1898-1942) – писатель, журналист, сотрудничал в «Правде».


[Закрыть], Смилга (*12)5.12
  12* Смилга Ивap Тенисович (1892-1938) – советский партийный и государственный деятель. Участник революции, в 1911-1913 гг. был в ссылке в Великом Устюге.


[Закрыть], Элиава (*13)5.13
  13* Элиава Шалва Зурабович (1883-1937) – советский и государственный деятель, в годы гражданской войны был комиссаром в Вологде. Позднее занимал ряд крупных партийных и советских постов, репрессирован.


[Закрыть], либо способных психологов и психиатров, как Г. Зильбург (которого мы называли «директор кордебалета» за его увлечение организацией различных танцевальных вечеров для студенток) и многие другие.

В тот первый год учебы я установил очень хорошие отношения с основателем института, всемирно известным психологом и психиатром В. Бехтеревым и с признанными лидерами мировой науки М. М. Ковалевским и Е. Де Роберти, специалистами в области социологии, антропологии, философии и экономической истории. Эти дружеские отношения окрепли в последующие годы и привели к тесному научному сотрудничеству между ними и мной – сотрудничеству, длившемуся до самой смерти выдающихся ученых.

Несмотря на плодотворные занятия в Психоневрологическом институте, в конце первого года учебы я решил покинуть его и поступить в Санкт-Петербургский университет. Основной причиной служило мое глубокое нежелание быть призванным в царскую армию (*14)5.14
  14* ...мое глубокое нежелание быть призванным в царскую армию. – Сорокин лукавит: не внеся плату за обучение, он был весной 1910 г. отстранен от занятий, о чем свидетельствует сохранившаяся переписка Сорокина с канцелярией института. По-видимому, та же участь постигла и Н. Д. Кондратьева, во всяком случае они вдвоем в конце февраля уехали в село Баки Варнавинского уезда Костромской губернии (ныне г. Красные Баки Нижегородской обл.), откуда и вели переписку. В июне 1910 г. они подают прошения о приеме в число студентов юридического факультета Санкт-Петербургского университета и в середине июля получают извещение о зачислении.


[Закрыть]. Студенты всех государственных университетов были освобождены от призыва, а студенты недавно созданных частных институтов, вроде Психоневрологического, не имели такой привилегии, особенно те из них, кто был замечен в подрывной деятельности. Останься я в институте, меня бы, наверняка, призвали со второго курса. Считая принудительную воинскую повинность наихудшей формой насильственного порабощения свободного человека самодержавной властью, а военную службу – обучением искусству массового убийства, я не имел никакого желания попасть на нее и не рассматривал эту повинность как свой нравственный долг. В подобном отношении к призыву меня всецело поддерживали товарищи и педагоги. Они потихоньку советовали мне избежать призыва, поступив в университет. Следуя своему убеждению и советам, в конце весны 1910 года я подал документы в университет (*15)5.15
  15* Документы отосланы в университет 8 июля 1910 г.


[Закрыть]. К моему удивлению, вскоре из университета пришел ответ, что меня не только принимают, но и выделяют стипендию за отличные оценки в аттестате зрелости и на экзаменах в институте". Этой стипендии хватало не только на покрытие платы за обучение, но и на жизненные расходы (*17)5.17
  17* Стипендия составляла 300 руб. в год, и получал ее Сорокин в 1910-1911 и 1912-1913 гг.


[Закрыть]. Госпожа Удача продолжила улыбаться мне.

Окрыленный, с легким сердцем я поехал в Устюг и Римью на летние каникулы. Там, вместе с друзьями и родственниками, я отдыхал, помогал тете Анисье на сенокосе и уборке хлеба и начал полевые исследования форм брака и семейной жизни коми народа. Для выполнения этого исследования я должен был посетить несколько сел, где работал прежде с отцом и братом. Знакомый пейзаж все еще не испорченной природы, теплая компания старых друзей, сельскохозяйственный и научный труд – все это хорошо освежило меня, уставшего от городской жизни. То лето было действительно счастливым и плодотворным. В конце августа я вернулся в Санкт-Петербург.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

До революции 1917 года в университете не было ни факультета социологии, ни курса каких-либо лекций по социологии на других факультетах. Несмотря на отсутствие официального признания социологии как науки, многие социологические проблемы обстоятельно рассматривались в лекционных курсах, посвященных праву, экономике, теории и философии истории, политическим наукам, криминологии, этнографии и т. д. Большинство таких курсов читалось на юридическом факультете, что и определило мой выбор этого факультета для продолжения образования и специализации. Среди профессоров факультета, помимо М. М. Ковалевского, были Леон Петражицкий (*18)5.18
  18* Сорокин упорно именует Петражицкого Леоном, хотя его звали Львом (Иосифовичем).


[Закрыть], вероятно, самый великий ученый в области морали и права двадцатого столетия; М. И. Туган-Барановский (*19)5.19
  19* Туган-Барановский Михаил Иванович (1865-1919) – выдающийся русский экономист и историк. По политическим взглядам был близок к «легальному марксизму». Научный руководитель Кондратьева. Сорокин слушал его лекции по политэкономии.


[Закрыть], всемирно известный экономист, особенно много занимавшийся циклами деловой активности, проблемами социализма и теорией стоимости; Н. Розин и А. Жижиленко (*20)5.20
  20* Жижиленко Александр Александрович (1873-193?) – профессор университета, читал уголовное право.


[Закрыть], выдающиеся криминологи и специалисты в области теории наказаний; Н. Покровский и Д. Гримм (*21)5.21
  21* Н. М. Покровский, Д. Д. Гримм – профессоры университета, читали историю римского права и догмы римского права, соответственно.


[Закрыть], заслуженные профессора в области римского права. Под дружеским руководством этих ученых, особенно Л. Петражицкого и М. Ковалевского на юридическом факультете, Е. Де Роберти в Психоневрологическом институте, М. И. Ростовцева и Н. О. Лосского (*22)5.22
  22* Ломкий Николай Онуфриевич (1870-1965) – русский философ, один из крупнейших представителей интуитивизма и персонализма в России. В 1922 г. выслан за границу, жил в Праге.


[Закрыть]на факультете философии, шли мои занятия в университете. Мне просто повезло, что составляющие такое чудесное созвездие ученые были моими учителями, а позже и друзьями. Эти выдающиеся профессора не требовали, чтобы мы сильно принимали на веру их теории: именно этим они и отличались от ученых среднего уровня. Напротив, мэтры скорее даже поощряли обоснованно критическое отношение к их точке зрения и всей душой приветствовали проявление творческой оригинальности у студентов.

Высказываемые мной на семинарах высокие оценки научного вклада моих учителей, так же как и критика слабостей их теорий, и некоторые собственные конструктивные идеи, похоже, производили на мэтров благоприятное впечатление. Оно только усилилось благодаря нескольким антропологическим, социологическим, юридическим и философским исследованиям, опубликованным мной в солидных научных журналах в студенческие годы, и изданию моего первого основательного труда "Преступление и кара, подвиги и награда", когда я был еще третьекурсником (1913) (*23)5.23
  23* См. примеч. 15 к гл. третьей.


[Закрыть]. В результате незаслуженно высокой оценки моих скромных научных достижений на втором и третьем курсах университета М. М. Ковалевский предложил мне должность своего приватного секретаря и ассистента в исследовательской работе, а Де Роберти – ассистента на его курсе и соредактора серии «Новые идеи в социологии». В то же время Петражицкий и Бехтерев пригласили меня быть соредактором «Новых идей в правоведении» и «Вестника психологии и криминальной антропологии» (*) (*24)5.24
  24* Полное название «Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма».


[Закрыть].

(* В книге "Pitirim A. Sorokin in Review" (Duke Univ. Press, 1963) под редакцией профессора Филиппа Оллена, посвященной анализу, оценке и критике моих социологических, психологических, философских, этических и юридических теорий известными учеными Америки, Европы и Азии, дана замечательно полная хронологическая библиография моих научных публикаций, включая наиболее важные работы, изданные в студенческие годы. Подобная библиография дана и Э. Тариакианом в книге "Sociological Theory. Essays in Honor of Pitirim A. Sorokin" (The Free Press of Glencoe, 1963). – Здесь и далее звездочкой обозначены примечания самого автора, П. А. Сорокина.*)

В общем и целом, студенческие годы в университете были временем интенсивных и полезных научных занятий. В этот период я приобрел солидные знания в философии, психологии, этики, истории и естественных науках, не говоря уже о социологии и праве (*25)5.25
  25* ...Я приобрел солидные знания... – Не оспаривая факт глубоких познаний Сорокина, приведем любопытное воспоминание дочери Н. Д. Кондратьева – Елены Николаевны – о забавном случае, приключившемся с Питиримом Сорокиным на экзамене, который был рассказан ее отцом. Экзаменатор гонял Сорокина по материалу, спрашивая то про одного, то про другого ученого, а Питирим, не теряя присутствия духа, без запинки излагал суть выдвинутых этими учеными теорий. Решив развлечься, профессор сказал, что Сорокин упустил из виду работу демографов Штолля и Шмидта. (По другой версии это произошло на диспуте в Психоневрологическом институте, где Питирим выступал с докладом, а его оппонентом была Л. М. Рейснер). Подвох заключался в фамилиях «авторов», которые были оптовыми торговцами аптекарскими товарами и чья вывеска виднелась из окна аудитории. В пылу дискуссии Сорокин необдуманно заявил, что с работой этих ученых знаком, но не видит в ней ничего особенного по сравнению с уже изложенными им трудами других авторов.


[Закрыть]. В двух последних науках я изучил все сколь-нибудь важные теории права, русского и европейского, историю русского, римского и европейского права, конституционное, гражданское и уголовное право по кодексам и сводам законов и наиболее важным западным и русским трудам в этой области. Еще более тщательно я изучил большинство классических трудов по социологии, философии истории и связанным с ними дисциплинам, включая последние западные работы таких авторов, как Э. Дюркгейм, Г. Тард (*26)5.26
  26* Тард Габриэль (1843-1904) – французский социолог, один из основоположников социальной психологии и главный представитель психологического направления в социологии.


[Закрыть], Г. Зиммель (*27)5.27
  27* Зиммель Георг (1858-1918) – немецкий философ и социолог, основоположник т. н. «формальной социологии».


[Закрыть], Макс Вебер (*28)5.28
  28* Вебер Макс (1864-1920) – немецкий социолог, социальный историк и философ, основоположник понимающей социологии и теории социального действия.


[Закрыть], В. Парето (*29)5.29
  29* Парето Вильфредо (1848-1923) – итальянский социолог и экономист, создатель позитивистской теории «нелогического действия». Важное место в построениях Парето занимала концепция круговорота элит, оказавшая большое влияние на Сорокина. Многие идеи заимствованы позднее структурным функционализмом.


[Закрыть]и Вестермарк (*30)5.30
  30* Вестермарк Эдвард Александер (1862-1939) – финский антрополог и социолог, профессор социологии с 1904 г., ректор университета города Турку в 1907-1930 гг. Известен сравнительными исследованиями форм брака, семьи и нравов разных народов.


[Закрыть]и многих других.

Вместе с накоплением знаний в этих областях я продолжал строить целостную, более или менее единую систему мировоззрения. С философской точки зрения возникающая система взглядов была разновидностью эмпирического неопозитивизма или критического реализма, основывающаяся на логических и эмпирических научных методах познания. Социологически – это был некий синтез социологии Конта и взглядов Спенсера на эволюционное развитие, скорректированный и подкрепленный теориями Н. Михайловского, П. Лаврова, Е. Де Роберти, Л. Петражицкого, М. Ковалевского, М. Ростовцева, П. Кропоткина – из русских мыслителей, и Г. Тарда, Э. Дюркгейма, Г. Зиммеля, М. Вебера, Р. Штаммлера (*31)5.31
  31* Штаммлер Рудольф (1856-1938) – немецкий теоретик права, сторонник марбургской школы неокантиантства, утверждал первичность права по отношению к экономике и государству. Социологические взгляды Штаммлера, особенно понятие общества в его интерпретации, являли собой ярко выраженный правовой детерминизм.


[Закрыть], К. Маркса, В. Парето и других – из числа западных ученых. Политически – мое мировоззрение представляло из себя форму социалистической идеологии, основанной на этике солидарности, взаимопомощи и свободы. В целом это было оптимистическое мировоззрение, весьма схожее со взглядами большинства русских и западных мыслителей предреволюционного времени. Я и не предполагал, что мое «научное, позитивистское и прогрессивно оптимистическое» мировоззрение вскоре подвергнется жестокому испытанию историческими событиями, и, претерпев второй кризис, будет во второй раз пересмотрено и заново интегрировано. Этот второй кризис еще скрыт в потемках будущего. Тогда, в студенческие годы, я был полностью удовлетворен своим мировоззрением, не осознавая еще, что подобен «теленку, видящему мир сквозь розовые очки».

Чтобы закончить эту краткую хронику моей студенческой жизни, необходимо упомянуть: в 1914 году я окончил Санкт-Петербургский университет, имея диплом первой степени. По окончании университета мне предложили остаться при кафедре для подготовки к профессорскому званию. Я с радостью принял предложение, так как оно полностью устраивало меня и соответствовало моему выбору науки в качестве дела всей жизни. Очень хорошая стипендия, предоставленная мне по меньшей мере на четыре года подготовки к степени магистра и званию приват-доцента, обеспечивала мою жизнь и давала возможность все время посвящать науке (*32)5.32
  32* ...стипендия... обеспечивала мою жизнь... – Стипендия составляла 1200 руб. в год.


[Закрыть]. Поскольку социологии не было в списке дисциплин, одобренных администрацией, я вынужден был выбрать одну из тех, что преподавались в университете. После некоторых колебаний я остановился на уголовном праве и пенологии, в качестве основной, и конституционном праве, в качестве вспомогательной областей специализации. Этим дисциплинам я отдавал большую часть времени в течение двух следующих лет моей аспирантуры. Углубленные занятия правом никоим образом не препятствовали моим социологическим трудам, которым я посвящал много времени в рамках выбранного поля специализации.

Своим обучением в университете я был доволен, заработав не только диплом и право быть "оставленным при университете для приготовления к профессорскому званию", но и репутацию способного молодого школяра, обещающего вырасти в выдающегося и творчески мыслящего ученого в ближайшие годы.

ПОЛИТИКА

Предшествующее изложение моих студенческих занятий не должно вызывать ложного чувства, что моя жизнь, как и жизнь многих студентов, была ограничена рамками тихого и скромного академического образования. Социально-политические условия в России между 1910-1914 годами не позволяли отгородиться от них наукой. Хотя революция 1905-1906 годов закончилась, ее последствия все еще сказывались и продолжали подрывать устои самодержавия и готовить новый режим ему на смену. Вся культурная, общественная и политическая жизнь страны находилась в состоянии сильного возбуждения, что проявлялось в возникновении и расцвете новых направлений в искусстве, в напряженной пульсации философской, социальной и гуманистической мысли, в распространении самых разных политических течений, как легальных, так и нелегальных. Интересуясь культурой во всех ее проявлениях и областях, я, естественно, был в курсе всех этих новых направлений и течений как член различных групп и объединений, как слушатель и участник приватных и публичных дискуссий. Такая деятельность дала мне контакты с целым рядом ведущих поэтов, писателей, музыкантов, художников, философов, публицистов и других знаменитостей.

Еще более активно я участвовал в политической жизни страны. Через Ковалевского, который был влиятельным членом Государственного Совета и лидером либеральной партии, и Петражицкого, который являлся одним из руководителей конституционных демократов, я познакомился со многими государственными деятелями, членами Думы и руководителями консервативных и прогрессивных политических партий. Ковалевский, Петражицкий, Де Роберти и другие профессора знали о моей принадлежности к эсерам... Однако это никак не отражалось на наших добрых взаимоотношениях. Скорее они даже одобряли мои политические взгляды как нечто, вполне свойственное молодому человеку моего происхождения. Ковалевский часто полушутя представлял меня политикам как "молодого Жан Жака Руссо" (*33)5.33
  33* Руссо Жан Жак (1712-1778) – французский философ и писатель. С позиций деизма осуждал официальную церковь и религиозную нетерпимость, а также обосновывал естественное право народа на свержение абсолютизма. Именно эта его идея послужила поводом для иронического сравнения с Сорокиным.


[Закрыть], а Петражицкий, Де Роберти и другие комментировали это представление в том смысле, что «идеалистически-реалистический» характер моей политической идеологии имел, по крайней мере, одно достоинство – был свободен от узкого фанатизма и нетерпимости.

Мои отношения с эсерами и другими социалистами стали еще более тесными. "Подрывные" лекции, политические дискуссии и общественная работа среди заводских рабочих, студентов и интеллигенции, политические статьи, которые я начал печатать как в элитарных, так и популярных проэсеровских периодических изданиях, работа по организации ячеек и групп социал-революционеров – все это создало мне репутацию заметного идеолога и молодого лидера эсеровского толка.

Эта деятельность, естественно, связала меня с лидерами партии в Думе (Керенским (*34)5.34
  34* В те годы, о которых пишет Сорокин, А. Ф. Керенский был лидером партии и думской фракции трудовиков. Эсером стал с марта 1917 г.


[Закрыть]и другими) и иных государственных учреждениях, с издателями и редакторами сочувствующих эсерам журналов (вроде «Русского богатства» и «Заветов») и газет (легальных и нелегальных), не говоря уже о сотрудничестве с множеством простых членов партии и попутчиков.

Политическая активность и совместное обучение в университете были причиной завязавшихся дружеских отношений и сотрудничества с лидерами и членами социал-демократической партии, народными социалистами и другими радикалами. Дружба не мешала нам горячо спорить по поводу основных теоретических различий между идеологиями эсеров, большевиков и меньшевиков. Но эти дискуссии, за исключением нескольких публичных диспутов, проходили в основном дома, за столом, в неформальной и дружеской атмосфере товарищеских пирушек. Несмотря на нерегулярность таких дебатов, они были более полезны для нас, чем многие публичные диспуты и лекции. На неформальных встречах мы глубже проникали в предмет дискуссии, больше узнавали о проблеме и лучше оттачивали аргументы "за" и "против". Участвуя в таких сборищах, на семинарах у Петражицкого, Ковалевского, Туган-Барановского, в общей революционной работе, я подружился с несколькими студентами социал-демократами – Пятаковым, Караханом и другими, которые позже стали руководителями коммунистов и членами первого Совета народных комиссаров, возглавляемого Лениным. (Карахан (*35)5.35
  35* Карахан (Караханян) Лев Михайлович (1889-1937) – советский государственный деятель, дипломат, в 1918-1920, 1927-1934 г. – зам. наркома иностранных дел. В 1921 – посланник в Польше, в 1922 – член коллегии Наркоминдела, с 1923 по 1926 гг. – посол в Китае.


[Закрыть]был комиссаром иностранных дел, Пятаков (*36)5.36
  36* Пятаков Георгий Леонидович (1890-1937) – советский государственный деятель, занимал разные ответственные посты в правительстве, в начале 20-х гг. был членом Совета Труда и Обороны, зам. председателя ВСНХ.


[Закрыть]– комиссаром промышленности и торговли.)

Тогда мы не предполагали, что несколькими годами позднее будем сражаться по разные стороны баррикад гражданской войны, и уж совсем я не догадывался, что эта дружба и моя работа среди заводских рабочих однажды спасут меня от расстрела коммунистами.

Этот эпизод часто напоминает мне мудрость библейской притчи о хлебе, брошенном в воду (*37)5.37
  37* См. Ветхий Завет, Екклесиаст, гл. 11, 1.


[Закрыть]. Человек редко представляет себе последствия своих действий, но в конечном счете хорошие дела приносят человеку добро, тогда как злые дела возвращаются ему страданиями. Вероятно, какой-то закон сохранения энергии человеческих деяний, подобно физическому закону, действует в мире людей. Возможно, что ни одно наше действие не исчезает бесследно и все поступки продолжают свое бытие в форме близких и отдаленных последствий.