Текст книги "Убить лучше по-доброму"

Автор книги: Питер Свонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 7
Тед

Когда я сообщил Миранде, что в начале октября собираюсь провести целую неделю в Кенневике, она изобразила искреннюю радость. Мы сидели на кухне, на первом этаже нашего особняка, ели пасту лингвини с моллюсками (единственное, что я способен приготовить) и допивали бутылку «Пино-Гри».

– Замечательно, – воскликнула она. – Целую неделю ты будешь весь мой.

Я наблюдал за ее лицом, высматривая малейшие признаки обмана, но тщетно. Ее темно-карие глаза светились, казалось бы, абсолютно искренним восторгом. И на мгновенье я поверил ей, на сердце стало тепло, и появилась уверенность, оттого что любимый человек хочет быть с тобой. Но это ощущение быстро рассеялось, и я в очередной раз поразился актерским способностям жены, ее двуличной натуре. Неужели она не чувствует ни капли вины за то, что делала с Брэдом Даггетом?

– Снова забронировать тот номер? – спросила она.

– Который?

– Ну вот, уже забыл. Первая гостиница, в которой мы остановились. С горкой в бассейне.

– Ах да, конечно.

Убравшись на кухне, мы поднялись наверх и уселись перед телевизором смотреть ремейк «Сыщика», который показывали по одному из пяти тысяч каналов. Миранда переоделась в короткую ночнушку, которую обычно надевала по вечерам, и улеглась на диване, положив ноги мне на колени. Я рассматривал ее безукоризненный розовый педикюр, а затем, положив руку ей на ногу, надавил большим пальцем на нежную, как у ребенка, кожу подошвы. Она молчала, но ее тело откликнулось на призыв, чуть изогнулось и соскользнуло ближе ко мне. Наблюдая за ее томными, полусонными движениями, я отчетливо ощущал себя самого, свои напряженные плечи, неудобную рубашку, которую до сих пор не снял, и видел, будто со стороны, как я сидел, выпрямившись, возле подлокотника, как смешно торчал мой локоть. Я убрал руку с ее ноги, но она этого не заметила. Я знал, что она заснет еще до конца фильма.

Это Лили предложила мне провести неделю в Мэне, чтобы я знал, что там происходит, по какому графику работает Брэд и как проводит время Миранда.

– Но когда я приеду, там все изменится, – возразил я. – Миранда и Брэд будут вести себя совсем по-другому.

– Неважно. Меня больше интересует то, как работает ваша строительная бригада. Сколько людей бывает в доме? Часто ли Брэд остается один? Просто наблюдайте. Чем больше информации, тем лучше.

Я согласился. Сложнее всего было высвободить целую неделю на работе. Но я настоял, и Джанин, моя помощница, сумела перекроить график. По плану я должен приехать в Кенневик в пятницу вечером и вернуться в Бостон в следующее воскресенье днем. Как ни странно, я с нетерпением ждал этого отпуска и втайне радовался, что мое присутствие помешает любовным похождениям Брэда и Миранды. Интересно, как отреагирует Брэд, когда Миранда сообщит ему о моем приезде. Еще дома, сидя на своем диване, когда я сказал об этом Миранде, я почувствовал, что ситуация меняется в мою пользу.

Миранда вздрогнула, и я взглянул на ее лицо в мерцающих отблесках 84-дюймового экрана. Глаза закрыты, губы приоткрыты. Она уснула. Вместо того чтобы смотреть кино, я стал разглядывать ее. Темные тени подчеркивали изгибы ее тела, а лицо, освещенное экраном телевизора, казалось черно-белым. Ее губы приоткрылись чуть больше, жилка билась на виске. Меня восхищала ее дикая, необузданная красота, хотя я понимал, что в старости она будет совсем другой. Ее лицо, округлое, как у куклы, станет рыхлым, а соблазнительные формы обвиснут. Но старость ей не грозит. Я убью ее, не так ли? Одна мысль о безнаказанной мести дарила мне безмерное наслаждение и ощущение собственной силы, власти, хотя к ним и примешивались страх и печаль. Я ненавидел свою жену, но ненавидел потому, что когда-то любил. Возможно, я совершаю ошибку, о которой буду жалеть всю оставшуюся жизнь? Откуда такие мысли, откуда этот страх? Мне хотелось поговорить с Лили, услышать, как она рассуждает об убийстве – так просто и буднично, словно сообщает о том, что собирается выбросить старый диван. Но мы договорились не общаться какое-то время, не встречаться, пока я не съезжу на неделю в Мэн, и это была еще одна причина, по которой я с нетерпением ждал поездки в Кенневик. Каждый день приближал меня к встрече с Лили.

* * *

Джон, консьерж, сообщил мне, что Миранда в ресторане «Конюшня», и предложил отнести мои сумки в номер. Я поблагодарил его и направился к винтовой лестнице колониальной эпохи, которая вела на нижний этаж гостиницы. В ресторане, получившем свое название благодаря тому, что некогда здесь держали лошадей, были каменный пол, каменный камин и длинная дубовая барная стойка наподобие борта яхты. Миранда сидела одна в баре и оживленно болтала с барменшей в татуировках. Ее звали то ли Сид, то ли Синди. Никак не мог запомнить.

Прервав их разговор, я поцеловал жену, обратив внимание на отсутствие запаха сигарет на ее губах, и заказал «Хендрикс». Я снял свой шерстяной свитер, который успел промокнуть, пока я шел от машины до гостиницы. В Бостоне моросило, а в Мэне дождь уже лил как из ведра, «дворники» еле успевали протирать лобовое стекло.

– Ты весь мокрый, – сказала Миранда.

– Там ливень.

– А я и не знала. Не выходила весь день.

Сид/Синди принесла мой заказ.

– Ваша жена живет полной жизнью, – сказала она хриплым голосом и рассмеялась.

– Уверен, так оно и есть. – Я обернулся к Миранде. – Чем занималась сегодня?

– Не сидела сложа руки. Я подобрала мебель для каждой гостевой комнаты, потом пошла на массаж и ждала, затаив дыхание, своего супруга. Ах да, совсем забыла, – она подняла почти пустую кружку пива. – Мы проведем целую неделю вместе. Выпьем за это. Отпив большой глоток холодного джина, я сразу почувствовал, что согрелся.

– Ты ел что-нибудь? – спросила Миранда.

Я сказал, что нет, и открыл меню.

Мы сидели в баре до самого закрытия, и я успел напиться так, что забыл, зачем приехал в Мэн на целую неделю. Когда мы с Мирандой, спотыкаясь, дошли до нашего номера и, голые, свалились на гигантскую кровать, я забыл и Брэда Даггета и даже Лили.

Утром дождь прекратился, облака умчались к морю, и наступил один из лучших октябрьских дней. Пронзительно голубое небо и деревья будто в красно-желтых цветах. После обеда мы с Мирандой прогулялись до дома. Я засек время; двадцать пять минут по Микмак-роуд, ненамного дольше, чем вдоль утеса. Трасса 1А – самая загруженная в этой части мира, но отрезок Микмак очень живописный, с крутого берега открываются потрясающие виды на Атлантический океан, так что пока мы шли, мимо нас пронеслось много машин. Микмак-роуд ответвляется от трассы 1А в центре Кенневика, затем проходит мимо бухты и пляжа – это три основные части города. Пляж представлял собой протяженный песчаный отрезок, усеянный коттеджами, а через дорогу располагалась стоянка для кемпинга, которую летом заполняли дома на колесах. Кажется, Миранда говорила, что Брэд владеет несколькими коттеджами, которые сдает в аренду, а в одном из них живет после развода круглый год. Тогда я не обратил внимания на это, ведь я не думал, что он спит с моей женой. Но теперь я обращал внимание на все.

На подъездной дорожке у дома стояла только одна машина – пикап «Тойота» с надписью на бампере «Если бы Бог не хотел, чтобы мы ели животных, Он не стал бы делать их из МЯСА».

– Это Джим, – сказала Миранда. – Он штукатурит стены в подвале.

Мы обошли дом сзади и вошли через патио. Я невольно вспомнил, как в прошлый раз следил за ними, когда они курили на кухне, а вечером, лежа на земле в конце тропинки, идущей вдоль утеса, смотрел, как они трахаются в нашей гостиной.

– Вот увидишь, какой у нас бар! – Миранда вела меня по прихожей, где уже закончили укладку паркета, и ее шаги звонким эхом разносились по пустынному дому. Джим был внизу, он слушал рок-классику по запыленному радио и обедал, разложив еду на пластиковом ведре, перевернутом вверх дном. Он смутился, увидев нас, словно мы застали его спящим на работе, и убавил звук.

– Брэд приедет позже. Вы его ищете?

– Мы просто смотрим. Тед не был тут уже…

Она повернулась ко мне, я пожал плечами. Кажется, сюда я не спускался с тех пор, как поставили каркас дома. Миранда хотела устроить для меня настоящую мужскую берлогу, хотя я никогда об этом не просил. Она планировала поставить здесь кожаную мебель, стол для пула и сделать темно-красные стены. Когда она впервые рассказала мне об этом, я счел это проявлением заботы и любви, желанием устроить особое место в доме, только для меня. Теперь, обдумывая ситуацию, я злился, что она тратит с трудом заработанные мною деньги на то, что, возможно, никогда не понадобится мне.

Она устроила мне экскурсию, показала законченные полки, место для бильярдного стола и образцы цвета для стен. Когда мы ушли, Джим закончил обед и вернулся к работе. Из радио донеслась песня Steely Dan.

Брэд появился тогда, когда мы, закончив осмотр, спускались к подъездной дорожке. Он подъехал к дому в своем пикапе и затормозил так, что из-под колес посыпался гравий. Он заглушил мотор и распахнул дверь. Одетый в синие штаны и заправленную в них фланелевую рубашку, он подошел к нам спортивной походкой. Мы пожали друг другу руки, как всегда, и Брэд пристально посмотрел мне в глаза, спрашивая, доволен ли я работой. Пока мы говорили, Миранда казалась безучастной, отвернувшись, она смотрела на дом и на океан, безмятежный и тихий, под стать спокойному вечеру.

– Я слышал, вы приехали на неделю? – спросил Брэд.

– Решил устроить себе отпуск. И присмотреть за Мирандой.

Брэд рассмеялся, и мне показалось, что уж слишком усердно. Даже пломбы на зубах мелькнули. Краем глаза я заметил, что Миранда обернулась и смотрит на него.

– На самом деле она тут главный прораб. Вот чем ей надо было заниматься, – заметил Брэд.

– Она не устает мне напоминать об этом.

– Вообще-то я здесь, – заметила Миранда. – Я тоже могу участвовать в беседе.

Отправляясь с Мирандой обратно в гостиницу, я пригласил Брэда посидеть с нами в ресторане вечерком и пропустить по стаканчику. Он обещал прийти.

– Ты такой милый, – сказала Миранда, когда мы вернулись на Микмак-роуд.

– Это он милый. А я просто стараюсь быть дружелюбным, чтобы он не чувствовал себя брошенным, пока я здесь.

– Что ты хочешь сказать?

– Я думал, вы с ним друзья. Разве он никогда не приходил к тебе в гостиницу поужинать, например?

– Нет, конечно. Он живет в городе. Он не станет платить пять баксов за пиво.

– А куда ходят по вечерам городские жители?

– Есть одно местечко, «Кулис», недалеко от Кенневик-Бич, но меня туда пока не приглашали. Давай пойдем туда на неделе. Нельзя же ужинать в гостинице каждый вечер.

– Согласен, – сказал я.

Дорожка сузилась, Миранда взяла меня под руку и придвинулась поближе. Солнце светило ярко, но в тени дорожки все еще было холодно.

– Ты думаешь, Брэд не появится вечером? – спросил я.

– Откуда мне знать. Может, он решил, что обязан прийти, раз ты платишь ему за работу и лично попросил его. Но не удивлюсь, если он не придет.

– Вы с ним правда ни разу не пили вместе? Я решил, что пили, раз вы курили одну сигарету на двоих и все такое.

– Господи! Ты еще помнишь. Нет, мы с Брэдом не друзья, но у нас хорошие отношения. Он мой работник и прекрасно справляется со своей задачей, я уважаю его, но это совершенно не значит, что мы должны быть собутыльниками. Кстати, насколько я знаю, у него куча собутыльников в городе.

– Как это? Что ты слышала?

– Один из рабочих сказал, что он много пьет и болтается без дела. Вот почему жена ушла от него. Это не наше дело, конечно, пока он выполняет свою работу. А почему ты вдруг так интересуешься?

– Хочется знать, с кем ты проводишь здесь столько времени.

– У меня здесь только одна подруга – Сид. Она рассказала мне про «Кулис» и про репутацию Брэда. Давай вернемся в номер, отдохнем, а потом сходим в бар. Согласен?

Брэд не появился вечером. Мы с Мирандой сидели в баре, пили вино и болтали с Сид, хотя у нее было полно клиентов в субботний вечер. У Сид были непослушные светлые волосы и мудреные татуировки, полностью покрывавшие одну руку. Разговаривая с нами, она глаз не сводила с Миранды; мне было знакомо это и когда-то даже нравилось. Может, Миранда и Сид тоже занимаются сексом? Может, Миранда трахается с каждым Томом, Диком и Салли в Кенневике?

Каждый раз, когда открывались тяжелые двери ресторана, я оглядывался, не пришел ли Брэд. Миранда ни разу не оглянулась. Либо она знала, что он не придет, либо ей это было безразлично, в чем я сомневался, поэтому я предположил, что ей известно нечто такое, что мне неведомо, что они нашли способ общаться, или она посвящена в его планы.

Я не видел Брэда до понедельника. С океана шел холодный туман, и я решил исследовать дорожку вдоль утеса. Миранда спала. В то утро мы ездили к маяку, который явно стоило посмотреть. Маяк располагался на краю выступа, где туман был особенно густым. Мы сделали несколько фотографий, на которых маяк едва различим, затем поехали дальше вдоль берега и пообедали в ресторанчике, где подавали моллюсков; он закрывался на этой неделе до следующего сезона. Вернувшись в гостиницу, Миранда предложила отправиться в постель, как она делала каждый день после обеда, и я присоединился к ней. Как ни странно, после того как я узнал о ее неверности, наш секс стал лучше. Я так злился на жену, вел себя, как эгоист, меня мало интересовали ее желания, только свои, и она отвечала мне так, как никогда раньше. В тот день я повернул Миранду на живот и вошел в нее сзади, удерживая ее в таком положении, несмотря на ее желание видеть мое лицо. Я лег рядом с ней, зарылся лицом в ее спутанные волосы, ниспадавшие на шею, стиснул ее запястья. К моему удивлению, она кончила как раз перед тем, как кончил я, издав странный визг. После она шепнула:

– Ты такой дикий. Мне понравилось.

Она повернулась на бок и уснула. Я считал позвонки на ее спине, рассматривал ямочки над ягодицами, заметил небольшой синяк на бедре. Она мирно засопела, а меня снова стали терзать мои мысли. После секса с Брэдом она тоже так спокойно засыпает? Неужели она считает, что всю ее жизнь мужчины обязаны заботиться о ее потребностях? Напряжение, ненадолго рассеявшееся после секса, нахлынуло с новой силой. Интересно, что бы я почувствовал, если бы ударил ее изо всех сил?

Одевшись, я тихо вышел из комнаты, не оставив записки. Я почувствовал себя лучше, оказавшись на утесе, окутанном холодным туманом, и всматриваясь в мрачный океан. Я быстро зашагал, уставившись на скользкую дорожку и стараясь не думать о том, как в прошлый раз пробирался по ней к дому. Добравшись до конца дорожки, я посмотрел на часы – дорога от гостиницы до моего нового дома занимает чуть больше тридцати минут. Я стоял на обрыве и смотрел вниз, на заднюю часть дома. На этот раз я не боялся, что меня заметят. Я был хозяином, обозревавшим свои владения. Миновав заброшенный участок перед домом, я двинулся мимо пихт к парадному входу. Выйдя к подъездной дорожке, я заметил отъезжающую машину и решил, что разминулся с Брэдом. Но, подойдя к дому, я увидел его двухцветный пикап, а в нем и самого Брэда, с сигаретой во рту. Он набирал номер в мобильном, но остановился, как только заметил меня. Он улыбнулся, сигарета подпрыгнула и опустилась. Я улыбнулся в ответ и подошел к нему, протянув руку.

Пора нам с ним познакомиться поближе.

Глава 8
Лили

Я не собиралась влюбляться, но кто может предвидеть такое? Эрик Вошберн был студентом предпоследнего курса и президентом «литературного» братства Сен-Данстан (Сен-Дан) в колледже Матер, хотя я не знала этого, когда познакомилась с ним. Мы столкнулись в библиотеке. Она уже закрывалась, в этот холодный февральский вечер мы уходили последними и вместе вышли через стеклянные двери в пронизывающий ветер. Эрик предложил мне сигарету, от которой я отказалась, затем он закурил и спросил, в какую сторону я иду. Он проводил меня до Барнард-Холла, казалось бы, исключительно из вежливости, без всяких дурных намерений. Возле двери он пригласил меня на вечеринку в Сен-Дан, в четверг. Я ответила, что приду. Он был не особенно красив: вытянутое лицо, высокий лоб, тонкий нос и большие уши, но высокий и стройный, с глубоким мелодичным голосом. В тот вечер на нем было длинное серое пальто и бордовый шарф, который он несколько раз обмотал вокруг шеи. Я слышала о Сен-Дане – самом элитарном обществе колледжа, славившемся своим снобизмом, и прекрасно знала, где оно находится – в Особняке, каменном здании c черепичной крышей в готическом стиле, в северной части кампуса, где колледж граничил с пустынным пригородом Нью-Честера. Потрясающее здание, украшенное резьбой и гаргулиями, с высокой парадной дверью в виде арки и витражными окнами. Именно из-за архитектуры я и выбрала этот колледж. Я рассматривала несколько вариантов, но Матер, двухсотлетний частный университет, насчитывавший тысячу студентов, казался мне единственным правильным решением. С остроконечным кирпичным общежитием, арками и вязами, кампус словно застрял в прошлом – как в детективных романах 1930-х годов, когда мальчишки пели в квартетах, а девчонки в юбочках решительной походкой ходили из класса в класс. К ужасу моей мамы, которая чуть ли не с детства готовила меня к поступлению в Оберлин, свою альма-матер, и к неудивительному безразличию отца, я выбрала Матер.

– Лили, – сказал Эрик, после того как пригласил меня в Дан, – как твоя фамилия?

– Кинтнер.

– Ах да. Кинтнер. Я слышал, что ты здесь. – Его слова походили на отрепетированную реплику, будто он уже знал, кто я.

– Ты знаешь моего отца?

– Конечно, знаю. Он написал «Слева направо».

Я удивилась. Большинство поклонников моего отца восхищались «Сумасбродствами» – фарсом о закрытой школе, и я никогда не слышала, чтобы кто-то вспоминал его комедию о жизни лондонского портного.

– Во сколько? – спросила я, открывая дверь в Барнардс и торопясь войти.

– В десять. Подожди, – Эрик вытащил из кармана пальто небольшую квадратную карточку и протянул мне. Она была белая, с изображением черепа. – Покажешь это при входе.

Я попрощалась и вошла в свое общежитие. Джессика, моя соседка по комнате, еще не спала, и я рассказала ей о приглашении. Она активно участвовала в общественной жизни Матера, и мне было интересно, что она знает об Эрике Вошберне и готовящейся вечеринке.

– Ты получила карту с черепом, – сказала она и взяла карту из моих рук. Затем добавила громче:

– Ты получила карту с черепом от самого Эрика Вошберна.

– Что тебе известно о нем?

– Он здесь как король. Кажется, его пра-пра-пра-прадедушка построил Матер. Ты правда ничего не слышала о нем?

– Я слышала про Сен-Дан.

– Ну, конечно, все знают про Сен-Дан. Тебе можно взять с собой подругу?

– Вряд ли. Он не сказал.

Я пошла на вечеринку одна. Эрик стоял за барной стойкой, когда я вошла, и приготовил мне водку с тоником, не спрашивая, что я буду пить. Затем взял меня за руку и представил нескольким членам Сен-Дана, прежде чем вернуться за стойку. Он сказал, что эту работу по четвергам выполняют все по очереди, и на этот раз он вытянул короткую соломинку. Интерьер особняка немного разочаровал меня, я ожидала чего-то более соответствующего его готическому стилю. Не знаю, чего именно. Персидских ковров и кожаных кресел? А здесь оказалась слегка усовершенствованная версия других братств, куда я ходила в первый год обучения. Низкие потолки, потрепанная мебель и вездесущий запах «Camel Light» и дешевого пива. Я побродила по первому этажу, поболтала с ребятами, многие из них спрашивали про моего отца. Выпив третью порцию водки, я направилась к бару, чтобы попрощаться с Эриком и поблагодарить за приглашение.

– Приходи на следующей неделе, – сказал он и вытащил еще один «череп» из кармана. – Я уже не буду за стойкой.

Когда я вернулась домой, Джессика принялась меня расспрашивать. Я рассказала правду, что там не было ничего интересного и что все показались мне милыми, хотя не произвели особого впечатления. Оказалось, что там нет никаких тайных ходов или ритуалов инициации. И даже нет комнаты с черепами первокурсниц.

– Фу, Лили. Там был Мэтью Форд?

– Да, я с ним познакомилась. Коротышка с длиной челкой.

– Он такой крутой.

Так или иначе той зимой и весной Сен-Дан стал центром моей студенческой жизни. Каждый четверг я ходила на их вечеринки, а еще на все обеды – в качестве подруги одного из членов общества. Я сама не понимала, почему меня приглашают так часто. У Эрика, кажется, была девушка – его однокурсница по имени Фейт, которая зависала с ним почти на всех вечеринках. Однажды вечером я зашла в бильярдную и увидела, как они целуются. Они прижимались к книжным полкам. Фейт поднялась на цыпочки, но Эрику все равно пришлось нагнуться, чтобы поцеловать ее. Одну руку он запустил ей в волосы, а другой держал за талию. Эрик стоял лицом ко мне, и мы успели переглянуться, прежде чем я вышла из комнаты.

Другие члены общества (по сути Сен-Дан не был братством, и они не называли себя братьями) пытались приударить за мной, но никогда не лапали и не тискали меня, как в других братствах, куда я ходила несколько раз осенью вместе с Джессикой. Нет, ухаживания на вечеринках по четвергам обычно ограничивались полупьяными комплиментами и неуклюжими предложениями выпить или попробовать легкие наркотики в отдельной комнате. Я всегда отказывалась – не потому, что эти парни внушали мне отвращение, а потому, что я, несмотря на присутствие прекрасной темноволосой Фейт, влюбилась в Эрика Вошберна еще на первой вечеринке в особняке, когда он оставил барную стойку, чтобы устроить мне небольшую экскурсию и представить друзьям. Он держал меня за руку чуть выше локтя, словно говорил мне и остальным, что я принадлежу ему – пусть даже чуть-чуть. Именно ради Эрика я ходила в Сен-Дан, хотя мне нравилось болтать и с другими членами общества, даже когда они, напившись, пытались ухаживать за мной. Мальчиков, с которыми я познакомилась там, можно было назвать настоящими снобами – теми, кто родился с серебряной ложкой во рту, полагая, что весь мир у их ног (как сказала бы мама), но обычно они были вежливы и разговаривали не о том, как они набрались вчера или собираются набраться сегодня. Эти мальчики воображали, что они уже мужчины, поэтому изо всех сил старались впечатлить меня своими мыслями насчет политики и литературы. И хотя это были лишь ухищрения, чтобы затащить меня в постель, я ценила их попытки.

Так как именно Эрик пригласил меня в Сен-Дан, я обычно искала его перед уходом с вечеринок, чтобы попрощаться. Он протягивал мне очередную карту с черепом и просил прийти на следующей неделе. Если его уже не было под конец вечеринки, он умудрялся отыскать меня в течение недели и вручить приглашение, а однажды оставил карту в моем почтовом ящике в студенческом центре. Я воспринимала эти приглашения как свидетельство небольшого романа между нами. Крошечного, но первого. И я была счастлива.

Последний экзамен в конце первого курса я сдала во вторник днем и на следующее утро собиралась отправиться на автобусе из Нью-Честера в Шепог, где должна была встретиться с мамой, которая отвезет меня в Монкс. После экзамена я планировала заняться сборами своих немногочисленных вещей, наслаждаясь одиночеством последней ночи в Барнард-Холле. Джессика сдала экзамены раньше и уехала накануне. Вернувшись с экзамена по американской литературе, я обнаружила карту с черепом на полу своей комнаты, а на обороте – сообщение от Эрика: «Две бочки пива. Помоги прикончить их сегодня вечером». Собрав вещи, я направилась через грязный кампус к особняку и не удивилась, обнаружив у бара всего нескольких членов общества и их девушек. Большинство студентов уже уехали. Эрик был в восторге от того, что я пришла, а я выпила больше, чем обычно, обрадовавшись тому, что Фейт нигде не видно. Я даже спросила Эрика о ней.

– Ее больше нет, Кинтнер. В прямом и переносном смысле.

– Как это? – я вдруг испугалась, что она умерла, а я ничего не слышала об этом.

– Ее нет здесь, – он обвел рукой вокруг себя, – и здесь, – он показал на свое сердце; несколько друзей захохотали, глядя на него. Я вдруг поняла, что никогда не видела Эрика таким пьяным.

– Мне жаль, – сказала я.

– Не надо. Она мне не подходит. С глаз долой, из сердца вон. – Он сделал еще один театральный жест. И тут я поняла, что Эрик пригласил меня в Сен-Дан, чтобы переспать со мной, зная, что я не стану возражать. Я так долго ждала этого. Я не строила иллюзий, я понимала, что это будет всего на одну ночь, но я была девственницей и решила, что время пришло. Я была не настолько глупа, чтобы верить, что первую ночь надо подарить только тому, кто влюблен в меня, но мне было важно потерять девственность с тем, в кого была влюблена я.

На втором этаже Сен-Дана было три спальни. Так как Эрик был президентом, он занимал самую большую комнату, с высоким потолком и видом на часовню колледжа. Вместо простой одноместной кровати у него была кровать с пологом и четырьмя столбиками из темного дерева. Эрик нервничал больше, чем я, когда мы лежали, полностью одетые, и целовались на его кровати. Затем он ушел в ванную, а я разделась и залезла под одеяло. Когда он вернулся, на лице еще оставались капли холодной воды, а губы пахли зубной пастой. Он разделся до трусов и скользнул ко мне под одеяло.

– Мне надеть презерватив? – спросил он.

Я сказала «да». Я не призналась, что это мой первый раз, боясь, что он передумает. Мы дважды занимались сексом в ту ночь, первый раз он был сверху. Из-за его роста перед моим лицом маячили только его редкие волосы на груди в форме треугольника. Он двигался неуклюже, и мне показалось, что он не получает особого удовольствия, но, когда я подняла колени высоко к его бокам, он громко произнес мое имя, с придыханием, и все кончилось. Потом, чуть позже, я была сверху. Мне нравилось смотреть на его лицо, освещенное призрачным светом уличного фонаря. Я полюбила это лицо, несмотря на всю его неуклюжесть. Уши, как блюдца, бескрайний лоб, тонкие губы. У Эрика были потрясающие глаза, темно-карие, с красивыми густыми ресницами, как у девочки. Оказавшись сверху, я изменила ритм, замедлила, потом снова ускорила. Я проделала так несколько раз, как вдруг Эрик притянул меня к себе, схватил губами мой сосок и задрожал. Позже он спросил, был ли у меня оргазм. Я ответила, что не было, но мне было приятно; я не врала. Я ушла до рассвета. Он ворочался во сне, пока я одевалась, но мне удалось выйти из комнаты, не разбудив его. Мне не хотелось слушать пустых обещаний. Я уносила с собой только хорошие воспоминания об Эрике.

Это было первое лето после официального развода моих родителей. Мама впала в депрессию, изводила себя из-за слухов о том, что Дэвид уже нашел ей замену, и параллельно готовилась к выставке в Галерее Нью-Йорка. Я дважды разговаривала с отцом по телефону; он пригласил меня навестить его в Лондоне, но я отказалась, радуясь, что проведу лето в Коннектикуте за чтением. Монкс, к счастью, пустовал, никаких гостей не было. Моя благодушная тетя провела с нами весь август, но мама решила это лето провести без попрошаек и лодырей в доме. От Эрика не было ни слова, но, даже если бы ему захотелось связаться со мной, у него не было ни моего телефона, ни адреса.

На второй курс я попросилась жить в отдельной комнате, несмотря на заверения Джессики о том, что мы идеальные соседки. В августе я получила письмо из отдела расселения студентов: мне дали комнату с тремя соседками – тремя девушками, которых я не знала. Я подумала, либо они не могут ужиться с другими, поэтому все три просили отдельную комнату, либо это подруги, которые хотели жить вместе. К счастью, комната располагалась в Робинсон-Холле, старейшем общежитии кампуса – в кирпичной башне напротив двора. Во всех четырехместных комнатах были банкетки у окон, а в некоторых даже функционирующие камины.

Я приехала поздно вечером в день заезда. Мои соседки, совершенно очевидно, были близкими подругами и успели украсить комнату постерами из фильмов Дэвида Линча и рок-группы The Smiths. Я помнила их с первого курса. У всех троих были иссиня-черные волосы и бледные лица, как у готов из частной школы. По мне так они все походили на Вайнону Райдер, только из разных фильмов. Самая радикальная из них, с торчащими волосами и всегда только в черном, была как Вайнона из фильма «Битлджус». Две другие выбрали более классический стиль: Вайнона из «Реальность кусается» (волосы собраны в хвостик, косой пробор) и Вайнона из «Русалок» (кардиганы, челка и жемчуг, возможно настоящий).

Не знаю, что три Вайноны подумали обо мне в тот сентябрьский вечер, когда я появилась в комнате, одетая в капри и льняную рубашку с воротничком, но они, несмотря на их темную помаду и уши в пирсинге, вели себя вполне дружелюбно, даже выключили Joy Division, пока я разбирала вещи. Вайнона-Русалка только предложила мне бокал вина, как в дверь постучали. Это был Эрик Вошберн. Я так удивилась, подумав на мгновение, что он пришел к одной из моих соседок. Но он пришел ко мне. На нем были шорты и рубашка, пахло сигаретами и виски. Я пошла с ним в особняк, прямо в его комнату. Он говорил, что думал обо мне все лето и тщетно пытался отыскать мой адрес. И даже сказал, что любит меня. А я была настолько наивна, что поверила.