Текст книги "Парящий дракон. Том 2"

Автор книги: Питер Страуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Табби, – начал Грем, – если ты Табби, ты знаешь, что я бы никогда…

– Вы ведь знаете, что произошло Черным Летом? Да?

Знаете?

Грем покачал головой:

– Не все, Табби…

– Вы.., вы ничего не знаете. Кроме того, что произошло вот это. Вот это. То, что случилось со мной. Со мной. – Он завороженно смотрел на Грема. – Ведь я даже выгляжу сейчас по-другому.., и вы тоже не знаете как. Хотите посмотреть? Хотите посмотреть, на что я теперь похож? Вы можете увидеть, к чему привели ваши поиски.

– Поиски?

– "Четыре Очага" превратились в одно сплошное пепелище, Грем. – Рот искривила улыбка, тело задрожало, потемнело и начало ссыхаться, превратившись в карликовую мумию.

Грем с ужасом смотрел на чернеющие останки тела Табби. Он бросился вперед, его не могли остановить ни ноющие мышцы спины, ни боль в локте, ни дрожащие и слабые ноги. Грем дотронулся кончиками пальцев до черной засохшей корки, и в это мгновение крошечное тело распалось на множество мельчайших кусочков – в воздух поднялось облако серой пыли. Пепел тысячами маленьких мушек закружился над валунами.

Грем пытался справиться с охватившей его дрожью. Через мгновение мир вновь стал кроваво-красным от боли и закачался, как палуба попавшего в шторм корабля. Табби мертв. "Четыре Очага" сгорели, а вместе с ними погиб и Табби. Дракон превратил его в маленькую засохшую мумию.

Медленно, еле справляясь с накатывающейся слабостью, Грем поднялся к вершине оврага. "Проклинаю тебя, – говорил ему Табби, и кровь текла по его мертвому лицу. – Я проклинаю твою душу, проклинаю". Освещенные окна бара иглами вонзились в глаза Грема. Там, за их стеклами, медленно покачиваясь в тусклом свете, танцевали проклятые мужчины и женщины. Рыбы в бочке, подумал Грем, рыбы в бочке.

3

Тремя днями раньше Ричард Альби вновь стал добираться до работы в Хиллхэвене пешком. Джон Рем, ничего не знавший о том, что произошло с Ричардом во время последней пешей прогулки, убедил его не пользоваться машиной – Рем был уверен, что если дома хозяина ждет лошадь, то он обязательно вернется к ней.

– Лучшее занятие в мире, – разглагольствовал Рем, и стружка застревала в бороде и падала золотистой пылью на красную рубашку. – Каждый день несколько пройденных пешком миль, и ты будешь здоров всю свою жизнь.

И Ричард согласился. Быть может, это к лучшему, думал он, несмотря на страх перед этими прогулками.

В первые два утра, когда Ричард возобновил пешие походы, его встречала довольная улыбка Джона. На третий день – день пожара в "Четырех Очагах" – Рем все еще улыбался, но сам Ричард усомнился в мудрости лошадино-домашней метафоры для округа Патчин.

Он приближался к тому участку дороги, на котором всегда возникали непредвиденные сложности, – это тот отрезок Маунт-авеню, что расположен от одних каменных ворот старого дома Смитфилдов до других, футах в тридцати ниже.

Проходя мимо серого особняка, Ричард втягивал плечи, ускорял шаг и, потея от страха, преодолевал расстояние, желая только одного: благополучно добраться до конца пути.

В тот день, когда загорелись "Четыре Очага" и погибли все, кто находился внутри дома,. Ричард Альби прошел чуть меньше половины расстояния между двумя каменными воротами, когда увидел, что на дороге появилась женщина.

Высокая женщина в знакомом длинном платье вышла из-за деревьев и ждала его. Это была Лаура. Как только он заметил ее, она начала приближаться.

Ричарда прошиб холодный пот, взмокшая рубашка прилипла к телу. Он вцепился в ручку портфеля, судорожно зажал под мышкой рулоны чертежей и, сосредоточенно глядя под ноги, двинулся вперед по дороге. Галька, трещины в асфальте, голубиное перо возникали и исчезали при каждом новом шаге.

Она хотела, чтобы он посмотрел на нее, но он не хотел, да и не мог бы сделать это. Его собственный организм словно подсказывал ему, что он не вынесет такого страшного зрелища.

Он чувствовал, что она идет рядом с ним и ждет, что он обратит на нее внимание. Но если он увидит это страшное, измученное и растерзанное тело – опять увидит его, – то ему придет конец. Ричард слышал мягкие шаги по зеленой траве. Молчание Лауры оказывалось еще более страшным, чем если бы она говорила, – он слышал, как шуршит на бедрах ее платье, задевая ветки придорожных кустов. Ричард сцепил зубы и, продолжая упорно смотреть под ноги, шел вперед.

Он прошел мимо вторых ворот – противоположный конец длинного пути около бывшего дома Монти Смитфилда – и громко застонал, когда понял, что Лаура не исчезла.

Но он все еще не смотрел на нее. Зеленая посадка закончилась, и теперь Лаура шагала по гравию; звук ее шагов напоминал Ричарду звук перекатывающихся костей.

Она не отстала от него, пока он не добрался до поворота перед длинной белой лентой хиллхэвенского пляжа. Теперь на пляже не было детей – родители боялись даже близко подпускать детей к воде, но на песке загорали несколько женщин в бикини. Глаза Ричарда были почти полностью закрыты: он сощурился так, чтобы не видеть ничего, кроме приближающихся машин. Наконец он почувствовал, что подошел к пляжу; потом понял – она ушла.

На работе Джон Рем бросил на него один-единственный взгляд и оставил в покое на все утро – самоубийство для пожилого, обожающего поболтать человека. Тем не менее Ричард успешно провел переговоры с клиентом, который не заметил в нем ничего необычного, проверил чертежи и просидел на крыше в одиночестве два часа, пытаясь подобрать необходимую форму карниза. Но внутренним слухом Ричард все еще слышал шелест шагов по зеленой траве.

***

Лаура вернулась к Ричарду в то время, когда Грем Вильяме лежал без сознания на валунах ущелья, когда Табби Смитфилд, прижавшись к бетонной стене подвала пытался не слушать голос отца, которым звало его страшное создание. Она пришла ночью, и Ричард был почти готов к этому.

Он рано лег в постель, пообещав себе, что и завтра пойдет по Маунт-авеню пешком, и послезавтра, и каждый день, пока Лаура не перестанет появляться; он даже не будет переходить улицу – он будет делать так, как делал раньше: слепо шагать по дороге, отказываясь смотреть и слушать ее.

Ричард открыл книгу "Женщина в белом" и попытался увлечь себя переживаниями Мэриан Холкомб. Но сегодня чтение не шло, и он дважды или трижды ловил себя на том, что перечитывает один и тот же абзац. Он так усердно боролся с прозой Коллинза, что дважды подбирал выпавшую из рук книгу. В третий раз, когда книга упала Ричарду на грудь, он не выдержал, захлопнул ее и положил на столик рядом с кроватью. И как только он это сделал, то понял, что не только не может заснуть, но и не хочет: бодрствование служило своего рода защитой. Сначала такая мысль показалась любопытной, а потом глупой. Ричард потушил свет и замер в постели.

Дом погрузился в темноту.

Через мгновение в холле зажегся свет; сердце Ричарда глухо и сильно застучало. Он сел и посмотрел в открытую дверь: в холле горел свет, а дверь в детскую была широко распахнута. Эта дверь не открывалась с тех пор, как последний полицейский вышел из дома. Ричард никогда не хотел бы вновь оказаться в этой комнате. Если бы он нашел ключи, то запер бы детскую и никогда не открывал ее.

– Кто там? – позвал он. – Кто это?

Лаура вышла из детской в залитый светом холл. Она неподвижно стояла перед дверью в комнату Ричарда. Грудь и волосы были заляпаны сгустками крови; от грудной клетки до низа живота тянулась огромная рана. На этот раз Ричард смотрел на призрак жены. Он даже не пытался оторвать от нее взгляд. Она хочет, а может быть, Дракон хочет, чтобы он узнал, что произошло с ней. Ричард завороженно поднялся с кровати. Дракон послал ему Лауру, или она сама и есть Дракон. Он вспомнил ночь после неудачного обеда у Макклаудов, когда он и Лаура, раздев друг друга, занимались любовью на резиновом матраце, наполненном водой. Тогда она казалась ему невероятно красивой. "Я не хочу потерять тебя, Ричард". Его трясло то ли от страха, то ли от растерянности, то ли от ярости – он не мог объяснить. Получилось, что это он потерял ее.

Лаура подходила все ближе, и Ричард отступил по направлению к ванной. Теперь его и Лауру разделяла кровать.

Призрак медленно вошел в темную спальню – на какое-то мгновение от Лауры осталась лишь тень, падающая на освещенное пространство. Ричард почти поверил этому: жена вернулась домой. Но в следующую секунду он ощутил тошнотворный запах, словно Билли Бентли снова выходил к нему из лифта в гостинице Провиденса: гниение, нечистоты, разложение и смерть.

– Убирайся отсюда, – проговорил Ричард.

Она уже обходила кровать, медленно приближаясь к нему.

В глазах Лауры мерцали белые огни. Огромная рана на животе громко хлюпала.

– Ты не Лаура, – твердо сказал Ричард.

Ее рот искривился в насмешливой полуулыбке.

– Ты собираешься попробовать убить меня? Отлично, убей. Потому что я так больше не могу. Когда ты погибла, я сошел с ума. Ты думаешь, мне хочется жить здесь одному?

Она пропала в темноте и появилась вновь в потоке света, падающего из холла. Но теперь кожа ее была гладкой, кровь и раны исчезли – как будто память Ричарда излечила ее.

Перед ним в тусклом, неясном свете стояла его жена. Вот она подходит ближе, ближе к нему… Ричард замер, затаил дыхание, по похолодевшей спине побежали мурашки.

Но в тот момент, когда призрак прикоснулся к плечу, острая боль тысячами маленьких ножей вонзилась в тело Ричарда – Лаура это или нет, но это существо достаточно реально для того, чтобы убить его. Ричард отскочил назад, но призрак продолжал наступать на него.

– Нет, нет, – заорал он, пятясь к дверям ванной, – уходи! Я не смогу сражаться с тобой!

Она пыталась загнать его в ванную, но он продолжал отходить назад. В темноте светились только пустые белые глаза призрака. Он сможет убежать, в его распоряжении огромный дом! Лаура подошла совсем близко, и Ричард нащупал ручку двери, что вела в холл.

– Уходи, убирайся отсюда, – повторял он.

Он резко дернул за ручку и, выскочив в холл, побежал по направлению к коридору.

Здесь, над лестницей, горел свет, свет, который зажегся в момент появления Лауры: освещение придавало всему происходящему будничность и банальность – больше не было темной опасной спальни, а горел самый обычный электрический свет. И в этом реальном электрическом свете из дверей ванной вышла его раздетая жена, свет падал на реальную кожу, опутывал паутиной реальные волосы. Она улыбалась обычной Лауриной улыбкой. Ричард медленно отступал назад, к перилам лестницы. Здесь, в ярком свете ламп, присутствие Лауры казалось почти естественным. Она склонила голову и взглянула на Ричарда чуть игриво.

На мгновение они замерли на верхней площадке лестницы. Ричард понимал, что она стремится убить его, но здесь, при обычном освещении, это казалось совершенно невозможным. Она создание Дракона, это не Лаура. Лаура принадлежала теплому миру людей, миру дружбы и работы. А это существо, что стоит сейчас перед ним, просто выдает себя за нее.

Ричард, знавший дом как свои пять пальцев, помнил, что одна из балок в перилах еле держится; он раз двадцать собирался починить перила и укрепить их. Осторожно глядя на Лауру, он медленно спускался по лестнице. Наконец рука нащупала знакомое место, еще одно усилие – и он вытащит эту деревяшку из гнезда! Но Лаура бросилась на него прежде, чем он успел это сделать.

У Ричарда хватило времени только на то, чтобы все-таки вырвать балку и отскочить в сторону. И, отступая по ступеням лестницы назад, он решился: поднял дубинку и с силой опустил ее на плечо Лауры. Не выдержав удара, она упала, и в тех местах, где ее тело коснулось лестницы, дерево потемнело и задымилось.

Она с усилием поднялась и кончиками пальцев легко дотронулась до перил. По лестнице побежали оранжевые змейки пламени. Лаура снова стремительно напала на него, и Ричард опять обрушил на нее сокрушительный удар. На кончике балки появилось крохотное пламя, но, после того как Ричард несколько раз помахал дубинкой в воздухе, оно исчезло.

Ужасный запах разложения и смерти опять нахлынул на него. Лаура шла по ковру и оставляла за собой темные выжженные следы. Она вновь набросилась на него, и только теперь он понял, что она толкает его к открытой двери детской.

Когда она оказалась в комнате, Ричард изо всех сил ударил Лауру по голове; она слишком поздно подняла руки, чтобы предотвратить удар, и упала около дверного проема.

Деревянный пол детской начал темнеть, появился дым. Ричард бросился вперед и опять изо всех сил ударил призрак по голове. Собственные действия казались Ричарду загадочными, но тем не менее он четко представлял себе каждый последующий шаг, как будто им управляла спокойная и уверенная сила. На теле Лауры появились длинные кровоподтеки, правая рука повисла. Ричард вновь подскочил к ней, пытаясь нанести еще один удар по голове, но в это мгновение она вцепилась левой рукой в его колено.

Резкая боль пригвоздила его к полу. Лаура оскалилась, казалось, что страшный аллигатор впился намертво в его колено. В ярости Ричард ударил закругленным концом балки в лицо призрака. Дубинка вспыхнула, но аллигатор ослабил хватку, Ричард на коленях отполз от корчащейся в пламени Лауры, но она упрямо продолжала наступать на него. А потом произошло то, чего Ричард не понял и во что даже отказывался поверить до тех пор, пока Грем Вильяме не собрал их всех вместе этой же ночью. Горящая балка, превратившаяся в факел, ожила в руках Ричарда. И когда он в очередной раз нанес удар по голове призрака, то на мгновение ему показалось, что он держит в руках тяжелый золотой меч. Ричард поднял его, меч сам вел его вперед.

– Ты не Лаура, – сказал он и вновь обрушил сверкающий клинок. Лаура уже не наступала. Ричард с трудом отполз в сторону.

Рядом с обнаженным женским телом вспыхнуло голубое пламя, оно разрасталось, и Ричард видел, как постепенно огонь становится все сильнее, оранжевые и красные языки тянутся вверх, подползая к ногам призрака. Ричард замер: он убил, сокрушил это создание в той же самой комнате, где была убита его жена, и сейчас его переполняли ярость и триумф.

Огненное пятно ширилось и наконец полностью поглотило тело Лауры. Пламя стало более ярким, и в глубине костра Ричард заметил огромные крылья – в лицо ударил жар.

Ричард отступил назад и увидел, как от искореженного пола взмывает вверх Огненная летучая мышь.

Жара наступала на Ричарда, обволакивала его и заставляла прижаться к стене. Как будто гигантская рука запихнула его в духовку. Комната погрузилась в сумрачное мерцание – голубые ленты огня извивались по стенам и полу, окно вырвало из стены, и в образовавшееся отверстие, медленно помахивая огромными крыльями, вылетела Огненная летучая мышь.

Ричард оторвался от стены; обожженное лицо болело, в воздухе детской носился пепел, стоял запах горящего дерева.

На полу, там, где лежала балка от перил, вернее, то, что от нее осталось, образовался выжженный круг. Ричард попытался подняться. Он медленно пересек обгоревшую комнату и подошел к отверстию в стене, где когда-то было окно. Красные контуры крыльев виднелись вдалеке на фоне черного неба. Он посмотрел вниз и увидел, что перед домом, подняв к небу белое лицо, стоит Табби Смитфилд.

***

– Я посмотрел вниз, – рассказывал дрожащим голосом Табби, – и увидел кусок трубы.., он просто лежал на полу подвала. И.., и я подобрал его и ударил по окну, просто ударил… Там еще лежали какие-то старые вещи, принадлежавшие деду, я собрал их в кучу, встал на нее и смог добраться до окна. Я пролез в него, сильно порезался, но пролез…

Одним словом, я выбрался.., и увидел, что мой дом горит.., один огромный костер, весь дом.,. Я знал, что папа погиб, и я убежал оттуда.

– И ты видел Огненную летучую мышь? Так ты ее называешь?

Табби кивнул.

– Где ты видел ее раньше?

– Однажды ночью я стоял на берегу.., той ночью, когда сгорели дома на Милл-лейн и погибли все пожарники.

– Господи, – пробормотал Ричард.

– А теперь и мой дом.., сегодня вечером. Мне казалось, что я участвую в сериале "Папа с тобой".

– Господи, – повторил Ричард, вспоминая кошмар тех, предыдущих дней в Хэмпстеде. – Билли Бентли!

– Он был там. Мы должны, видимо, позвонить мистеру Вильямсу и Пэтси? Наверное, нужно проверить, все ли с ними в порядке?

Ричард не хотел говорить мальчику, что уже пытался дозвониться до Грема и Пэтси; пока Табби умывался в ванной на первом этаже, Ричард опять набрал оба номера, но ни Грем, ни Пэтси не отвечали.

– Сейчас почти одиннадцать вечера, – успокоил он Табби, – Грем в постели и, наверное, заснул. Пэтси тоже. Мы попробуем позвонить им утром. В любом случае, если сейчас с тобой все в порядке, я хочу сказать, что это теперь и твой дом.

Табби зарылся поглубже в кровать, свернулся клубочком и уткнулся лицом в подушку. Его плечи вздрагивали: Ричард от усталости даже не сразу понял, что мальчик плачет. Он погладил Табби по спине и молча сел рядом. Наконец он сказал:

– Твой отец и моя жена. Я думаю, что нам лучше посочувствовать друг другу, чем жалеть самих себя. Хочешь попробовать? – Табби кивнул. – Понимаешь, тебе нужен кто-то похожий на меня, а мне необходим кто-то похожий на тебя. Завтра мы подберем тебе подходящую одежду и все, что будет нужно. Договорились?

Все еще плача, Табби вновь кивнул в подушку – он не хотел, чтобы Ричард видел сейчас его лицо.

– Я иду спать. Моя комната тут, внизу, справа от холла.

– Если тебе что-то понадобится, приходи.

Ричард не думал, что сможет уснуть, – он был возбужден.

Он лежал на кровати в темной спальне, пытаясь мысленно успокоить себя и сдержать непреодолимый порыв одеться и идти на поиски Грема Вильямса и Пэтси. Если бы только он получил какую-то подсказку, чтобы понять, где они сейчас находятся! Он и Табби смогли убежать от Дракона. Получится ли это у Грема и Пэтси? К волнениям о судьбе этих двоих примешивались и мысли о спящем рядом мальчике:

Ричард отчетливо сознавал, что хотел бы, чтобы Табби жил с ним вместе всегда, чтобы он навсегда вошел в его жизнь.

Но согласится ли на это сам мальчик? Воспримет ли Табби его как своего приемного отца? Не объявятся ли какие-нибудь родственники, которые захотят забрать его? Но когда Ричард думал о семье Табби Смитфилда, то перед глазами появлялись Пэтси Макклауд, Грем Вильяме и он сам. Где же сейчас эти двое? Навестила ли их Огненная летучая мышь?

Живы ли они? Так, в тревоге и волнениях, Ричард заснул.

Ему снился сон…

Он несет в руках тяжелый огромный меч – такой большой, что ему приходится класть его на плечи, такой огромный, что от напряжения ноют все мышцы. Но Ричард не может остановиться, он не может отдохнуть. Вокруг него лежит Гиблое Место: земля испещрена воронками, деревья растеряли листву, повсюду стоят сожженные дома и воняют гнилые болота. Ричард продвигается вперед к желтому горизонту, руки болят. Придет время, и он окажется в нужном месте, и вот тогда он сможет остановиться. Вот уже сгоревшие домики остались позади; перед ним лежит серое озеро, над поверхностью которого стелется дым, а может быть, это и туман. Меч в руках начинает светиться. Он держит его за ручку обеими руками и поднимает высоко над головой. Внезапно прямо перед собой, на земле, он видит лежащую Лауру. Ричард кричит, но он уже не в состоянии остановить падающий меч: меч вонзается в тело Лауры и прибивает его к земле. Из раны начинает бурным фонтаном хлестать кровь, и вот уже весь пейзаж приобретает кроваво-красный оттенок.

Ричард стонет…

Он открыл глаза, ожидая увидеть вокруг себя страшный красный мир… Вместо этого на него смотрело взволнованное лицо Табби.

– Пэтси, – проговорил мальчик. – Она умирает.

4

Пэтси попробовала позвонить Грему Вильямсу; когда телефон Грема не ответил, она набрала первые четыре цифры телефона Ричарда и заколебалась. Пэтси не была уверена в том, что может доверять себе в отношении Ричарда Альби.

Особенно в такое позднее время и при такой луне. Весь день Пэтси беспокоилась, иногда просто не находила себе места.

Она не могла заставить себя отвлечься, почитать книгу или посмотреть телевизор. Пэтси нашла одну из книг Грема Вильямса, "Сплетенные сердца", и дочитала ее почти до половины, но так быстро глотать ее не хотелось – книга слишком хороша для этого, подумала Пэтси. Ее немного удивило, что ей так понравилась проза Грема. Но сейчас она бы не могла читать, а телевизор показывал обычную муру. Пэтси с удовольствием провела бы несколько часов с Ричардом, хотя бы для того, чтобы посмотреть, что произойдет, если они останутся наедине. Нет, Ричард никогда бы ничего не предложил ей, Пэтси отчетливо понимала это – он слишком долго был женат, не уверен в себе, и Пэтси была не уверена, что сможет что-то предложить Ричарду, если вообще правильным будет так поступить. Ричард все еще пребывает в глубоком шоке, горе захватило его, и если она попытается завязать с ним какие-то отношения, то он может слишком глубоко и серьезно воспринять это. Да и уместно ли сейчас.., вдова и вдовец? Это было бы неприлично. Пэтси осторожно положила телефонную трубку. Можно принять ванну.

Если и завтра у нее будет такое настроение, то она пойдет и потратит все деньги на одежду. Куда же она засунула кредитную карточку? Пэтси знала, насколько разнообразными могут быть варианты ответов.

Она отошла от телефона на несколько шагов и решила, что все-таки, несмотря ни на что, позвонит Ричарду – не хотелось принимать ванну и не хотелось отправляться за покупками. Пэтси повернулась, и в этот момент зазвонил телефон. Она готова была поспорить на сто долларов, что на противоположном конце провода ее ждал Ричард Альби.

Но она не угадала.

– Пэтси, как я рад, что застал тебя. Это Грем.

– Я недавно звонила вам! Вас не было!

– Я только что вернулся. Пэтси, я обнаружил кое-что интересное, это может быть ключом ко всему… Я думаю, что знаю, где он находится, Пэтси. И кто он такой, я тоже знаю.

– Расскажите мне, – попросила она, – Вы можете рассказать это по телефону?

– Не сейчас, – ответил Грем. – Поверьте мне, Пэтси, на то есть причина. Я хочу, чтобы мы с вами встретились.

– Договорились, отлично. – Она повеселела. – Называйте место.

– Вы знаете Пур-Фокс-роад? Гринбанк?

– Никогда не слышала.

– Немного мрачное место…

– О, я знаю. Это там, где был убит Фриц, садовник.

– Вы сможете найти это место? Это как раз напротив Маунт-авеню, недалеко от входа на Грейвсенд-бич. Надо внимательно ехать.., там нет указателей. Пур-Фокс-роад скорее похожа на узкий проезд, чем на городскую улицу.

– Думаю, что я видела ее.

– В конце дороги стоят три или четыре домика. Сейчас все они пустуют. Я хочу, чтобы мы встретились около одного из них, маленького коричневого деревянного дома, перед которым стоят старые машины.

– А какой его номер?

– Номера на нем нет, но вы его не спутаете ни с каким другим. Коричневый деревянный дом. С просевшей крышей. Сразу заходите внутрь. Если меня еще не будет, то подождите. Я должен собрать кое-какие вещи и хочу, чтобы вы их увидели.

– Коричневый домик, просевшая крыша. Вы очень взволнованы, Грем.

– Вы поймете почему. Увидимся на Пур-Фокс-роад. – Он повесил трубку.

Пэтси взяла сумочку, висевшую открытой на дверной ручке, и принялась искать ключи от машины.

Прошло пять или шесть минут, и она нажала на тормоз и, выглянув из машины, обозревала то, что должно было быть Пур-Фокс-роад.

Фары осветили узкую дорогу, старые разросшиеся деревья и высокую траву на обочине. Луна блеснула в просвете между черными силуэтами одичавших яблонь, вызвав у Пэтси бессознательное чувство тревоги. Только несколько мгновений спустя она поняла, что тревогу вызвал необычный вид луны: она казалась огромной, почти вдвое больше обычного.

Пэтси ехала очень медленно. Она все еще сомневалась, что попала в нужное место. Когда перед ней возникла излучина реки, где Бобби Фриц повстречался с доктором Реном Ван Хорном, она услышала звук, напоминающий гул работающих станков, – постукивание, шум, скрежет. Пэтси поняла, что находится рядом с Академией. И почти в ту же секунду фары машины осветили первый ряд домов, потом – второй, утонувший в свалке полуразвалившихся машин, потом – третий. Сердце сжалось и упало.

Он был грязно-коричневого цвета с заметно просевшей крышей. Пэтси показалось, что черные окна блеснули в свете фар, но, подъехав ближе, она поняла, что ошиблась – стекла в доме разбиты давным-давно. Ужас и растерянность вызвал даже не ветхий, полуразвалившийся вид дома – другого она и не ожидала, – а окутывавшая его атмосфера полной уединенности и отчужденности от окружающего. Свет фар сделал дом ближе, подчеркнув его изоляцию и запустение.

Пэтси выключила двигатель и погасила фары.

Она изучающе всматривалась в коричневое строение, в темные стволы деревьев, в ржавые остовы автомобилей, казавшиеся просто красивыми в голубоватом свете луны. Без всякого интереса она скользнула взглядом по другим домам, машинально отметив, что все они пусты. Пур-Фокс-роад превратилась в городок-привидение. Она еще раз посмотрела на дом, но на этот раз не обнаружила в нем ничего необычного – просто старый опустевший дом.

Пэтси открыла дверь машины и вышла наружу. Стук и скрежет сотен молоточков, что работали где-то неподалеку, неожиданно прекратился. Пэтси оглянулась и удивленно отметила, что не видит ни одного школьного здания – только кусочек ограды, увитый залитым лунным светом плющом.

Стоя перед домом, она на мгновение заколебалась, надеясь услышать подъезжающую машину Грема. Дорожка, что вела к дому, заросла сорняками. Пэтси опять посмотрела на узкую дорогу, ожидая, что вот-вот появятся фары машины.

Но только мертвенный лунный свет падал на дорогу сквозь сплетенные листья деревьев. Пэтси внезапно подумала, что он никогда не приедет, но тут же тряхнула головой, отгоняя эту глупую мысль.

Она ступила на толстый ковер растений и сквозь их толщу ощутила то, что осталось от ведущей к дому дорожки.

– Ну пошли, Грем, – подбадривая себя, произнесла она вслух.

В ее представлении этот дом был как-то связан с тем, что произошло с Гремом в двадцатые годы. Прикоснувшись к дверной ручке, она подумала, что полуразрушенное строение является важной частью всех происходящих вокруг них событий. Задумала – сделай, и Пэтси нажала на металлическую ручку и отворила дверь. В тот же момент раздался слабый писк, и острые когти впились ей в лицо. Летучая мышь.

Она спугнула летучую мышь. Пэтси так испугалась, что даже не смогла закричать и только молча пыталась отогнать от себя крохотное существо, но острые коготки впивались в кожу, путались в волосах, цеплялись за платье. Пальцы Пэтси коснулись мохнатого туловища. От пронзительного писка заболели уши. Она чувствовала, что зверек все глубже зарывается в волосы.

Дверь захлопнулась, но охваченная ужасом Пэтси едва ли заметила это. Мохнатое тельце летучей мыши вызывало отвращение, а ведь ей надо было взять его в руки. Прикосновение рук вызвало у зверька новый взрыв истошных, пропитанных злостью звуков. Эти вопли эхом отдавались в голове, острые зубки впивались в кожу. Тяжело дыша, крепко зажмурившись, постанывая от отвращения, Пэтси схватила и с усилием оторвала от себя летучую мышь.

Она немедленно улетела, и Пэтси наконец смогла открыть глаза. Но она ничего не увидела. Ее окружала плотная тьма.

Прижав руки к исцарапанной голове, Пэтси прошла вперед.

Отовсюду, сверху и снизу, со всех сторон неслись и обволакивали ее стучащие и скрежещущие звуки.

Пэтси сделала несколько торопливых шагов по комнате, когда пол под ней закачался, подбросив ее вверх. Она упала на бок, приподнялась и тогда поняла причину падения: прямо перед ней лившийся в окно лунный свет освещал прогнившую доску пола, конец которой покачивался, как сломанный трамплин. Над головой она увидела множество черных крыльев, чертивших в воздухе замысловатые зигзаги. Пэтси подобралась к дыре в полу. Доски скрипели и вибрировали.

Было такое впечатление, что пугающие ее звуки идут откуда-то снизу, из-под пола. Пэтси на четвереньках начала пробираться к входной двери. Ободрав руки о треснувшие доски, она, казалось, прошла расстояние вдвое большее, чем то, что отделяло ее от входа. Летучие мыши шуршали над головой. Неожиданно она коснулась металлической трубы и вскрикнула: значит, вместо выхода она забралась еще дальше вглубь дома.

Пэтси попробовала опереться на трубы и встать. Рука наткнулась на что-то склизкое и вязкое; она почувствовала, что странная жидкость попала и на ноги. Перед окном вились две летучие мыши – увидев ее, они влетели внутрь дома и закружились над самой головой, издавая злобное попискивание. Пэтси увидела, что у одной из мышей женское лицо, окруженное ореолом ярко-рыжих, почти красных волос.

Двери перед Пэтси распахнулись, и оттуда хлынула плотная стена жужжащих мух. Они мгновенно заполнили комнату, воздух почернел. Пэтси пыталась отогнать их от себя и внезапно увидела, что в глубине черной зудящей массы появилось какое-то существо: перед ней возникло страшное, безумное лицо Леса Маккпауда, такое, каким оно было в последние минуты его жизни, когда он пытался остановить машину.

Ярко-красный свет поднимался со дна подвала. Пэтси словно завороженная подошла ближе: на последней ступени лестницы дрожало и переливалось кровавое озеро; неожиданно над его поверхностью показалась сломанная рука, потом другая, затем из красной воды вынырнула маленькая, красивой формы голова – страшное искалеченное тело пыталось выбраться на ступени лестницы.

"Табби? Табби? Где ты, Табби?"

"Табби? Табби?"

***

Табби находился в страшном полусне. Он опять стоял на кровавом песке Грейвсенд-бич. Пэтси? По телу прошла дрожь, словно ток пробежал по мышцам. Пэтси в опасности, смертельной опасности. Табби откинул простыню и сел.

Пэтси, с тобой все в порядке? Как ты, как ты…

Он не ощущал ничего, кроме твердой убежденности в смертельной угрозе.

Табби вскочил с кровати. Маленький, неистовый. Где комната Ричарда? Пэтси… Табби выбежал в темный холл и нырнул в темноту по направлению к лестнице. Он услышал глубокое, ритмичное дыхание, которое лишь изредка прерывалось всхлипываниями и стонами. Табби нащупал в темноте дверной проем, нырнул в комнату и принялся шарить по стенам в поисках выключателя. Наконец он нашел его и нажал на кнопку.

Ричард Альби лежал на спине с открытым ртом и крепко спал. Даже внезапно зажегшийся свет не разбудил его.

Табби подбежал к постели. Ричард громко застонал, но не проснулся. Табби принялся трясти его за плечи:

– Проснись! Ты должен проснуться! Ричард!

Глаза Ричарда приоткрылись, губы зашевелились.

– Пэтси. Она умирает.

– Что?

– Она умирает, – голос Табби сорвался. – Она сейчас находится в одном ужасном старом доме, и что-то хочет убить ее. Мы должны помочь ей.