Текст книги "Парящий дракон. Том 2"

Автор книги: Питер Страуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

9

– Где-то здесь почтальон нашел тело садовника Бобби Фрица, – произнес Юлик, когда они медленно ехали по Пур-Фокс-роад. – Оно лежало в этих кустах.

– Да, с этими сумасшедшими стихами, засунутыми в грудную клетку, – сказала Сара. – Знаете, почти всю свою жизнь я прожила в Хэмпстеде, но в этих местах я впервые.

Она внимательно разглядывала густую зеленую поросль у дороги. Позади кустарников и высоких деревьев виднелся высокий покосившийся забор из металлической сетки. С другой стороны забора лежали лужайки Гринбанкской академии.

– Думаю, что не вы одна. Эти места отпугивают сами по себе. Совершенно не похожи на остальную часть Гринбанка.

Сара готова была согласиться: мало что могло так не соответствовать Гринбанку, как Пур-Фокс-роад. Они повернули, и перед их взором появились дома. Саре вообще расхотелось болтать. Она уже знала, который из них дом Бейтса Крелла.

– Думаю, что здесь, внизу, никто теперь не живет, – продолжал Бирн, и Сара подумала, что надо бы разузнать об этом. – После смерти Фрица его родители оставили этот дом…

Я думаю, что только парень в большей или меньшей степени удерживал семью от распада. Тут жили соседи, семья или две, но и они уехали. Похоже, они решили, что тут слишком много привидений.

– Привидений?

– Одна леди из Таун-холла немного разговорилась со мной. Она знала художника, что жил в то-о-о-м доме. – Бирн показал в сторону двухэтажного особняка, перед которым стояло несколько сломанных и искореженных автомобилей. – Он переселился поближе к городу, потому что утверждал, что по ночам его донимают странные звуки.

– Странные звуки? Да весь Хэмпстед по ночам донимают странные звуки.

Он затормозил машину перед домом, на котором не было номера, да он ему и не был нужен.

– Похоже, что весь чертов город превращается в город привидений. Ей-богу. Вот дом, который построил Крелл.

Небольшой одноэтажный деревянный домик. Многие доски прогнили, и теперь в стенах дома зияли огромные дыры. Коттедж выглядел зловеще. Стекла в двух маленьких оконцах по обеим сторонам дома давным-давно были выбиты, крыша просела. Перед входной дверью проросла трава, а густые заросли репейников скрыли то, что когда-то было лужайкой. Коттедж был в таком состоянии, что его не мог бы спасти никакой ремонт. Дом казался местом слишком заброшенным даже для воспоминаний. Но Сара так не считала. Маленький домик действительно выглядел зловеще, но, скорее, именно потому, что воспоминания никогда не покидали его.

Должно быть, Юлик Бирн подумал о том же, потому что сказал:

– Вы уверены, что этот тип до сих пор не прячется здесь?

Ему сейчас должно быть около девяноста, и он все еще может быть вполне агрессивен, а, Сара?

Саре не хотелось с казавшегося ей безопасным асфальта ступать на заросшую сорняками землю и подходить к этому дому на более близкое расстояние.

– Не думаю, что там, внутри, много чего интересного, – произнес рядом с ней Юлик, – разве что такая же замечательная атмосфера, как и вокруг него.

– Надо взглянуть. – Почему она всегда должна быть храбрее, чем находящийся рядом мужчина? – Это просто старый дом. Мы распугаем всех мышей.

– Я думаю, что могу понять этих мышей, – пробормотал Бирн, но покорно последовал за маленькой энергичной фигуркой.

Она ждала его около хлипкой, покосившейся двери.

– Что, если она заперта? – с надеждой спросил Юлик..

– Я думаю, что вам ничего не стоит высадить ее, Юлик.

С одной стороны, Сара хотела, чтобы он открыл дверь; но, с другой стороны, она отчаянно сопротивлялась этому.

Юлик потянулся к потемневшей от времени бронзовой ручке. Мистер Крелл предпочитал запирать двери, подумала она, запирать и держать их закрытыми – для него это было важно. Сара неожиданно вспомнила, что Биксби выигрывал так много пари в редакции – примерно три четверти, – что люди перестали с ним спорить.

Рука Бирна коснулась ручки. Он вопросительно взглянул на Сару, повернул ручку и толкнул – дверь со скрипом открылась.

– Входи, Галахад, – произнесла Сара и перешагнула порог.

Она оказалась в маленькой пыльной комнате. Из двух разбитых окон падал тусклый свет. Окно у дальней стены было заклеено пожелтевшими старыми газетами. Пол из сосновых досок повсюду прогнил и провалился, но, видимо, он никогда не был совершенно ровным и сейчас заметно перекосился в сторону задней стены, что дополняло некую не правильность перспективы, создаваемой пустой комнатой.

Все это походило на те аттракционы, в которых люди благодаря оптической иллюзии видят огромные искривленные пространства. От пятен, что оставили многие поколения дождей, стены и потолок казались еще более темными.

– Да… – только и сказала Сара.

Этот дом был просто очень плохим, и она чувствовала это плохое: дом отталкивал ее так же, как отталкивал всех на протяжении пятидесяти лет. Он походил на рану, к которой не хотелось прикасаться. Но странно, Сара тем не менее расслабилась. Она здесь, внутри, и может все осмотреть.

– Совершенно пусто, – проговорил Юлик.

– Сейчас проверим.

Бирн бросил на нее короткий укоризненный взгляд и начал поглаживать правой рукой живот.

– Это место ухудшает мое состояние. Насколько подробно вы собираетесь изучать дом? Здесь совершенно нечего смотреть, правда. – Он прошел на несколько шагов вглубь дома, словно демонстрируя ей свою смелость.

– Я хочу осмотреть его полностью.

Сара осторожно обошла прогнившие доски и свернула к левой двери. Она попала в еще одну, меньшую комнату, тоже совершенно пустую. Окна были заклеены так же, как и в гостиной, а толстый слой пыли на полу казался почти что твердым.

– Тут Крелл, наверное, спал, – раздался позади голос Бирна.

– Кухня должна быть с противоположной стороны, – Сара повернулась, проскользнула мимо Бирна и пересекла гостиную.

Она почти добралась до двери кухни, когда неожиданно почувствовала что-то необычное и странное. Пол покачивался, очень легко покачивался. Сара резко остановилась..

Пол медленно вернулся в прежнее состояние.

– Юлик, – начала она, – вы только что не… – Сара не закончила предложение.

Казалось, что маленькая комната поглотила ее и в несколько раз увеличилась в объеме: на какое-то мгновение Сара увидела себя стоящей посреди огромной пустынной пещеры.

– Что только что? – спросил Юлик позади нее.

Фокусы крелловского дома… Впервые увидев этот коттедж, Сара поняла, что здесь сконцентрирована квинтэссенция памяти. Хорошо, что Бирн здесь, вместе с ней: может быть, фокусы и не так уж страшны, но Сара была уверена, если бы она была в доме Крелла одна, то три комнаты с подвалом превратились бы в лабиринт.

– Что такое произошло только что, Сара?

Комната приняла свой прежний вид – Сара выбралась из страшного огромного пространства.

Теперь она была уверена: какую бы роль ни играла "Телпро", этот дом, без сомнения, связан с тем, что произошло в Хэмпстеде; она еще не могла понять, какое место занимают их роли в этой истории, но было ясно, что роль маленького зловещего дома Бейтса Крелла была одной из самых важных.

Старый Биксби, который всегда отлично угадывал все выигрышные номера в лотереях, ощутил это намного раньше. Она с помощью его указателя пройдет тот же путь, который прошел Грем Вильяме с помощью Библии.

– Сара?

– Извини, Юлик. У меня только что было какое-то странное ощущение. Мне хотелось знать, ты ничего не почувствовал?

– Страстное желание немедленно смыться отсюда.

– Еще одна комната и подвал. Я думаю, что мы должны осмотреть их.

Она вновь двинулась по направлению к кухне Бейтса Крелла.

Здесь окна не были заклеены, на полу лежал потрескавшийся и сгнивший линолеум, в воздухе плыло влажное облако грязной пыли. Серая металлическая раковина была прикреплена к стене, пол пересекали ржавые трубы.

– А тут Крелл готовил свои креллбургеры. Жаль, что не можем узнать рецепт, – прокомментировал Юлик.

Он прошел вперед, подошел к окну и перегнулся через подоконник. Около высоких пожелтевших кустов гнили две ржавые машины.

– Могу поспорить, что мы можем приобрести этот домик по дешевке. Как вы думаете, эти трубы еще работают?

Сара отрицательно покачала головой, но Бирн уже успел открыть один из кранов над металлической раковиной. Труба заворчала, выплюнула влажноватое облако пыли и смолкла.

– Мне кажется, что вода еще подходит сюда, – задумчиво проговорил Бирн.

Раздалось громкое шипение, вибрация в трубах усиливалась, нарастал гул.

– Закройте кран, – сказала Сара, но Юлик лишь успел удивленно взглянуть на нее.

В следующее мгновение вязкая желтая субстанция вылетела из трубы, забрызгав их обоих, и разлетелась по всей комнате.

– Черт! – проорал Юлик и отскочил назад.

Сильная толстая струя непонятной жидкости залила всю комнату, но через несколько секунд напор уменьшился, и она потекла в раковину. Жидкость воняла, причем очень нездорово, как что-то, что вытекало из мертвого человека.

Так казалось Саре. Там, где расплескалась жидкость, на полу остались мутные лужицы. Вонь заполнила кухню.

– Эта штука не закрывается, Сара. – Состояние Юлика было близко к панике, – Господи, да что это такое? Сейчас все это хлынет на пол.

– Я думаю, что это секретный ингредиент креллбургеров. – Она немного отплатила ему. Сара вынула из сумочки носовой платок и принялась оттирать пятно на юбке.

Трубы все еще работали: Сара заметила, что они выходят из-под пола и по стене идут к самой раковине. Ей показалось, что весь дом дрожит и сотрясается в такт этому утробному громкому гудению.

– Пошли отсюда, Сара, – предложил Юлик, – я уже весь в этом вонючем дерьме; ей-богу, мы вполне можем обойтись без подвала.

В маленькой кухне Сара увидела лишь одну дверь и толкнула ее. За дверью была абсолютная темнота.

– Я думаю, что мы должны уйти.

– Вы идите, а я только загляну в подвал.

Она шагнула на темную лестницу и, как и ожидала, услышала голос Юлика:

– В таком случае лучше я пойду первым.

Он вытирал пиджак довольно грязным носовым платком.

Потом засунул его в карман и спустился вперед по лестнице.

– Тут внизу какой-то свет, – окликнул Бирн Сару.

Оказавшись в подвале, она поняла, откуда он проникал.

Ступеньки заканчивались как раз на уровне каменной стены фундамента, и, спустившись, Сара обнаружила, что по ее верхнему краю вдоль всего периметра дома уложены стеклянные квадратные плиты. Менее прозрачные, чем обычные стеклянные плиты подвалов, но все же тусклый свет проникал сквозь них.

Кожа Сары на спине, на голове, на руках покрылась мурашками. Сразу, только спустившись сюда, она ощутила какое-то неприятное чувство… Вроде бы обычный подвал обычного старого дома, но он не был обычным. Здесь концентрировались воспоминания, становясь все сильнее и отчетливее. Если зло появится в этом доме, то оно начнет восхождение именно из подвала.

Должно быть, Юлик Бирн почувствовал то же самое, потому что сказал:

– Господи, какое ужасное место.

Сара странно посмотрела на него, а потом оглядела помещение: открытое пространство, окруженное неровными каменными стенами, на полу слой пыли; в дальнем конце подвала в тусклом свете вырисовывался длинный деревянный стол – видимо, стол для разделки. Даже с того места, где они стояли, были заметны зазубрины и трещины на краях.

Каждая клетка, каждый атом этого пространства давил на ее нервы.

– Прежде чем заняться недвижимостью, я провел много времени в камерах для допросов и видел много тюрем, – произнес Бирн. – И я знаю, как выглядят места, где людям пришлось испытать страх. В них словно остается человеческий ужас. Но, Сара, это наихудшее из всего, что я встречал. Я даже не могу представить, что происходило здесь.

– Я тоже. Я увидела достаточно. Пошли.

Бирн с облегчением вздохнул, и оба они двинулись вверх по лестнице.

Наверху они обнаружили, что дверь в подвал заперта.

Сара и Бирн замерли. В гостиной раздавались шаги.., вот уже кто-то вошел в кухню. Они со страхом взглянули друг на друга: шаги приближались к ним. Видимо, и Сара, и Бирн одновременно представили вернувшегося Бейтса Крелла – в этих обстоятельствах это была совершенно неизбежная мысль. Сара пришла в себя быстрее Юлика и шепотом успокоила его:

– Это ребенок. Какой-то ребенок, должно быть.

Юлик кивнул, но, видимо, он и сам не верил в это. Когда дверь в подвал медленно, со скрипом отворилась, Юлик дернул Сару за локоть и затащил в угол, из которого они могли увидеть вошедшего прежде, чем он заметит их.

Он запихнул ее за спину, и так, прижавшись друг к другу, они замерли в темноте. Стену покрывал какой-то мягкий мох, но он почему-то шевелился. Юлик вздрогнул и повернул голову, чтобы осмотреть его, и еле удержался от крика: тысячи маленьких красных пауков образовали живой пушистый ковер. Юлик ощутил острую боль в руке и увидел, что одна из тварей кусает его. Не обращая внимания на боль, он стряхнул паука на пол.

Спускающийся по лестнице визитер не был ребенком.

Медленные и тяжелые шаги говорили о том, что это взрослый человек.

Показалась голова. Седые серебристые волосы. И Сара, и Бирн начали успокаиваться. Но вот голова безошибочно повернулась в их сторону, и они вновь застыли от ужаса. То, что они увидели, было просто подобием человека. Почти что мертвое лицо, кожа слезла, обнажив мышцы, и повисла лохмотьями. Лоб раздут и выпучен, подбородок обвис.

Сара пришла в себя первой: она внезапно поняла, что перед ней тот, кого дети жестоко окрестили "прокаженным".

По-видимому, человек использует этот разрушенный дом как убежище. Неделя или две отделяют его от того состояния, когда он будет вынужден полностью обмотать себя бинтами, – потому он, видимо, и ищет безопасное место, где сможет уберечься от людей.

Кусок кожи, болтавшийся на щеке человека, сполз к подбородку. Сара почувствовала жалость к несчастному.

– Прокаженный, – прошептал ей на ухо Юлик.

Она укоризненно посмотрела на него и заметила, что колония пауков уже осваивает густые вьющиеся волосы Бирна. Внезапно Сара узнала прокаженного.

Человек, который только что спустился в подвал дома Бейтса Крелла, был ее гинекологом.

– Ваши волосы, – предупредила Бирна Сара. – Ваши волосы.., пауки… – И, выйдя из темного угла, она сказала почти обычным своим голосом:

– Доктор Ван Хорн? Пожалуйста, не волнуйтесь. Это я, Сара Спрай.

С ужасной медлительностью доктор повернулся к ней.

Сейчас она уже видела, насколько поражено лицо Ван Хорна. Оно было трудноузнаваемым и отсвечивало влажным белым блеском. Скрывая глаза, падали на веки лохмотья кожи. Саре показалось, что он взволнован. Она слышала, как за ее спиной, шипя и кряхтя, Юлик соскребает с головы впившихся в кожу пауков.

– Мы не причиним вам вреда, доктор, – продолжала она. – Вы помните меня? Я ваша пациентка, Сара Спрай.

Как ужасно, что такой замечательный пожилой человек, как доктор Рен Ван Хорн, должен был заболеть такой омерзительной болезнью.

Казалось, что Ван Хорн улыбается ей. Она подошла поближе, стараясь, насколько возможно, успокоить доктора.

Туфля Сары попала в какую-то жидкость, Сара удивленно посмотрела вниз и обнаружила, что стоит в небольшой луже крови.

– Сара, – скаля зубы проговорил доктор, стоящий на последней ступени лестницы.

Саре показалось, что из лужицы высунулась детская ручонка и дотронулась до туфли, она даже несколько мгновений ощущала силу, с которой та тянула ее за ногу. Она резко отступила назад, боясь взглянуть вниз, и спросила:

– Что?

Лицо Ван Хорна оживилось, глаза задвигались и засверкали из-под полусгнивших лохмотьев, что висели на веках.

– С-с-сара, – просвистел доктор…

Услышав на верху лестницы еще чьи-то шаги, она подумала, что теперь они с Юликом спасены. Сара рванулась наверх, замерла и бросилась вниз, обратно в тот угол, где ее обнял Бирн, – это было последнее место, где она могла чувствовать себя в безопасности. На самой верхней ступени лестницы, что вела в кухню Бейтса Крелла, она увидела мертвого малыша Мартина О'Хара. Томас стоял позади и через плечо брата глядел на нее таким же равнодушным взглядом, как и Мартин.

Глава II
ОГНЕННАЯ ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ

1

На следующий день Кларк с любовницей пили непрерывно – как будто они участвовали в соревновании и рассчитывали выиграть главный приз. Начали они с пива – Беркли вынула холодные бутылки из холодильника и открыла банку консервированной ветчины; потом переключились на ликеры (Кларк на «Джеймсон», а Беркли уверяла, что если как следует охладить «Столичную», то она становится приторно-сладкой). К ленчу, состоящему из ливерных сосисок и поджаренного хлеба, Беркли Вудхауз подала бутылку «Шардоне», хотя обычно всегда, даже будучи трезвой, предпочитала коктейли, приготовленные по рецептам, позаимствованным у других. Через некоторое время после ленча Табби обратил внимание на то, что отец и Беркли переносят попойку лучше, чем обычно, и похоже, что они даже пропустят обязательный просмотр телевизора. Такое нередко случалось, и Табби решил потушить в доме свет и отправиться спать. Да, они определенно выглядели менее пьяными, чем всегда: Беркли несколько раз взъерошила ему волосы, а отец первый раз с тех пор, как его покинула Шерри Стилдвен, пошутил.

– Господи, Кларк, – окликнула его Беркли, – я только сейчас поняла, что ты был дважды женат. Могу поспорить, что ты был счастлив с каждой из них не больше чем шесть месяцев.

– Счастье не приносит денег, – сказал Кларк.

Беркли расхохоталась. Табби с удивлением взглянул на отца.

Шутка маскировала ложь, но тем не менее, несмотря на горечь, это все-таки была шутка.

После ленча недолгое просветление закончилось.

Кларк и Беркли отправились в спальню, чтобы, как выразилась Беркли, немного позаниматься "наппи-пу". Игривый эвфемизм заставил Кларка недовольно поднять брови.

– Это означает "трахаться", малыш, понял? "Наппи-пу", собачье дерьмо!

Он подтолкнул Беркли по направлению к спальне.

Табби знал большинство звуков, которые сопровождали любовные занятия отца, и, чтобы еще раз не слышать мычанья и похрюкивания, он ушел к себе в комнату. Двадцать минут спустя Табби с удивлением услышал крики, доносившиеся из спальни Кларка, – обычно они так далеко не заходили. Да и эти крики не походили на обычные, знакомые звуки скотного двора. Табби показалось, что он слышит отцовский плач.

Около двух часов Кларк и Беркли вновь вышли на кухню, где Табби с интересом читал повесть Лавкрафта, найденную в библиотеке. У Беркли под глазами расплылись большие черные пятна, волосы отца спутались, а рот искривила мрачная кривая улыбка.

Беркли отправилась прямиком к холодильнику, вынула из него бутылку "Столичной", наполнила стакан, из которого пила утром, и бросила туда несколько кубиков льда.

– Кларк, – на всякий случай спросила она, – хочешь немного ирландского виски?

– Что еще я могу хотеть? – рявкнул он.

Она молча налила стакан.

Кларк выпил, скривился.

– Не морочь мне голову, – сказала Беркли.

– Назови две убедительные причины, почему мне не делать этого, – пробормотал Кларк.

Табби решил уйти – он подумал, что эти двое жалких людей даже не заметят его ухода. Когда он поднялся по лестнице в свою комнату, то сначала решил, что опять слышит плач отца, но, прислушавшись, понял, что тот кричит. Табби закрыл дверь и крепко заткнул уши. Когда вопли затихли, Табби поставил пластинку "Доктор – внутри" Бена Сидрана и повернул регулятор громкости до упора.

К четырем Табби спустился на кухню за "кока-колой". Кларк и Беркли забыли закрыть холодильник и оставили открытой дверцу морозильной камеры. В раковине навалена гора грязных тарелок. Выпив колу, Табби включил горячую воду и начал мыть тарелки. Беркли заботилась о чистоте не больше, чем о готовке. Кларк же скорее бил посуду, чем мыл ее. Табби перемыл все, что стояло в раковине, вытер руки и отправился в библиотеку. Это была одна из четырех комнат с каминами. Табби обнаружил, что кто-то разжег огонь, используя для этой цели старые газеты; рядом с камином лежала еще одна куча старых газет, видимо для того, чтобы поддерживать быстро угасающий огонь. В пустой комнате работал телевизор. Табби ощутил запах жженой бумаги, виски, и его охватили какие-то печальные и горькие чувства. И за то время, что он стоял в пустой комнате, это чувство горечи стало таким же сильным и реально ощутимым, как запах отцовского ирландского виски.

На мгновение Табби показалось, что стены задрожали и по ним, словно по воде, прошла рябь. Ему показалось, что они все теснее обступают его… Табби отпрянул в угол, вспомнив, что произошло с ним в библиотеке.

Мужчина с глазами цвета чая поднимает ружье:

– Ты должен идти на Фэйри-хилл, парень, вместе с остальными.

Рот пересох, сердце громко стучало.

Если бы он не услышал голос изрыгающего ругательства отца, то, наверное, упал бы в обморок.

Табби пошел на голос отца и увидел Кларка, склонившегося около коричневых занавесок, висящих на окне, – он свирепо смотрел на сына. Кларк неуверенно держал стакан, наполненный до краев темной жидкостью. Волосы упали на лоб, он почти сливался с занавесками: казалось, еще немного, и его не различить. Перед лицом Кларка летало несколько мух. Потом Табби заметил Беркли Вудхауз, лежащую около дальней стены, – юбка задралась, волосы упали на лицо. Она тоже выглядела похожей на привидение – как будто русская водка наполовину растворила ее тело.

– Уходи, – сказал отец. Голос хриплый, осипший.

Табби вышел из комнаты и уселся на ступенях лестницы.

Он был слишком встревожен тем, что произошло с ним самим и отцом, чтобы решить, что же надо делать. Дважды за то время, что он сидел на лестнице, отец проходил на кухню за новой выпивкой. Из библиотеки доносился звук работающего телевизора вперемешку с пьяными громкими песнями Кларка. Камин в библиотеке задымил: Табби чувствовал едкий запах.

– Не моя вина, – услышал он голос Кларка.

До Табби донеслось сухое дыхание камина, и в первый раз он задал себе вопрос: "Зачем отцу понадобилось разжигать его в теплый августовский день?"

Кларк бросил в огонь новую порцию газет; Табби услышал стон Беркли. "Четыре Очага", казалось, заполнила ночь – с тенями, порожденными темнотой и пьяным сознанием. Табби был абсолютно уверен в том, что отец впал в то состояние, когда он уничтожит каждого, кто осмелится помешать ему или ослушаться. Табби вновь вернулся в комнату. Он надел наушники, закрыл глаза и поплыл вместе с музыкой.

Когда через час Табби вышел в холл, то почувствовал, что стало очень жарко – воздух стал сухим, словно в пустыне. Запах пепла и огня подымался к Табби с первого этажа.

Табби подошел к лестнице.

– Пап?

Пьяный, измученный голос донесся снизу – замедленный спиртным, но неутомимый. Табби услышал поскрипывание каминных заслонок в гостиной.

– Пап? Что происходит?

– Ух, – услышал он вздох Кларка. Громкие шаги приближались к подножию лестницы; появился отец, держащий за горлышко зеленую бутылку виски, руки и лицо перепачканы пеплом.

– Зажигаю огонь, вот что. Огонь в каминах "Четырех Очагов", вот что. Чтобы опять согреть этот дом. Ты собираешься помогать?

– Как я могу помочь?

– Принеси дрова из сарая, и побольше. Беркли сожгла все газеты в этих чертовых каминах. Так что займись. Иди и принеси побольше дров.

– Тебе холодно?

– Нет, больше не холодно. Просто я думаю, что так надо.

Глаза Кларка остекленели – они походили на разрисованные кружочки. Серые полосы пепла на лице делали его еще более зловещим.

– Па, ты в порядке?

– Ты пойдешь за дровами или мне заставить тебя? – Лицо окаменело, кружочки глаз уставились на Табби.

Табби медленно спустился по лестнице и прошел мимо отца; он боялся посмотреть на него.

Прудент Монти Смитфилд каждую зиму покупал двенадцать кубометров дров, из них за зиму в "Четырех Очагах" сжигалась в лучшем случае половина. Сейчас распиленные дрова лежали аккуратно сложенные под навесом около длинного забора. Не забыв прихватить веревку, что висела на крюке рядом с дверями, Табби пошел по высокой, густой траве. Он уловил запах дыма, поднял голову и увидел белые клубы, вившиеся вокруг труб на крыше. Превратившиеся в черные лохмотья обрывки газет, кружась, падали на землю.

Табби связал в охапку старые сухие поленья. Он с трудом дотащил дрова до двери и положил их сразу около входа.

– Отлично. – Лицо отца блестело от пота. – А теперь отнеси это в библиотеку и брось все в огонь.

– Все?

– Так нужно, Табби. – Кларк сделал пару глотков из бутылки.

Обхватив охапку двумя руками, Табби потащил дрова в библиотеку.

В комнате было жарко, как в сауне. Он открыл заслонки камина, опустил поленья на пол и, присев, принялся одно за другим подкидывать их в огонь. Языки пламени лизали дерево, а потом внезапно огненная красная рука утащила дрова в глубь камина. Огонь вспыхнул с такой силой, что Табби резко отшатнулся назад – в лицо ударил жар – и больно ударился спиной о медный край кофейного столика. Потирая спину, он встал.

Позади на диване лежала Беркли Вудхауз. Она стонала.

Табби почти забыл о том, что она находится в комнате. Беркли протягивала пустой, испачканный красной помадой стакан. Табби быстро подошел и вынул стакан из ее рук.

– Сообрази-ка мне еще один, дорогуша. Сделаешь? – Табби решил, что она приняла его за отца.

Но тут появился Кларк, и Беркли явно смутилась – значит, она знала, что это был Табби.

– Парень работает и сейчас опять пойдет работать. – Кларк вырвал стакан из рук Табби. – Я сам тебе налью, если тебе это нужно.

– Почему ты?.. Почему?.. – Беркли пыталась закончить фразу, но, так и не сумев, бессильно откинулась на диван.

– Двигайся, – приказал Табби Кларк. – Занимайся дровами! Ты здесь не бармен.

Похоже, что горечь на лице Кларка полностью уступила место агрессивности.

– Мне нужно принести побольше дров, – спокойно повторил Табби, – для камина в гостиной. Потом для камина на кухне. И для того, что в твоей спальне.

Кларк молча продолжал смотреть на сына.

– Конечно, – договорил Табби, – если это то, что ты хочешь.

– То, что я хочу, – подтвердил Кларк. – Да. И запомните это – и ты, и эта безмозглая шлюха!

Кларк мрачно оглядел Табби и отогнал нескольких мух, что кружили над горлышком зеленой бутылки ирландского виски.

***

Стемнело. Комнаты «Четырех Очагов» покраснели от отсветов огня. Табби то и дело выходил на задний двор, шел к дровяному складу и вновь возвращался назад с новой охапкой. Нижние комнаты и спальня отца стали почти неузнаваемыми – дрожащие языки пламени словно изменили их размер, окрасив одни стены в ярко-красный цвет и поглотив тень на других. Табби слышал посвистывание раскаленного воздуха в дымоходах; он взмок от пота, его лицо, так же как и лицо Кларка, было испачкано пеплом и золой. Время шло, и Табби уже не интересовало, зачем отцу понадобилось превращать их дом в печку: очередная пьяная выходка, на следующий день все забудется. Руки ломило, спина гудела; разжигая в течение нескольких часов камины отца, он устал так, что еле стоял на ногах. Табби немного удивило, что Беркли Вудхауз слоняется по дому и совершенно не замечает Кларка. Вернувшись в очередной раз в дом (Табби притащил еще фунтов восемьдесят дерева), он услышал, что Кларк рыдает и громко зовет: «Джин! Джин!», как будто он увидел призрак жены. Но это было невозможно, а Табби был до того измучен, что даже не сразу вспомнил, что это имя матери.

Беркли распахнула дверь холодильника, вытащила из него сосиски, купленные в самом начале лета у Гринблата, и принялась грызть их. Аппетита из-за жары и боли в мышцах у Табби не было. Он поднялся наверх и умылся – для более основательного мытья не хватало сил. Отец остался внизу и зачарованно улыбался сверкающему красному огню. Табби свалился в постель. Комната искривилась и начала медленно кружиться. Кожа болела – Табби казалось, что его несколько часов медленно поджаривали на гриле.

– Полная тарелка огня! – послышался вопль Кларка, и Табби провалился в сон.

***

Ему снилось, что он пробирается сквозь огромный лес.

Высокие толстые деревья пригибаются к земле, и их темные тени ложатся ему под ноги. Шелестит около лица листва; ветки больно бьют его, цепляются за одежду и не дают пройти. Он должен бежать, бежать со всех ног, бежать куда глаза глядят… Из огромного леса плыла волна горечи, волна зла.

Он должен был бежать, но он упрямо шел вперед – он обязан увидеть, что прячется там, между теми извивающимися деревьями. Но чем ближе Табби подходит, тем отчетливее становятся слышны вопли животных – боль, страх, ужас и агония звучат в них. В этих криках смерти и боли слышится шум яростной битвы: чьи-то тела хрустят от ударов, огромные когти и копыта кромсают землю. В воплях животных Табби начинает различать женский голос, истошный и безумный. Животные леса сцепились в неистовой схватке, и если Табби сделает еще один шаг к тому высокому большому дереву, они бросятся на него и вырвут его сердце. И тут женский крик раздался над головой Табби.

Табби открыл глаза и сел, руки вцепились во влажную, теплую простыню. В центре темной комнаты мерцало и переливалось белое пятно света. Он уже видел его раньше, но где и когда? Внезапно он вспомнил: несколько дней назад такое же пятно вилось над головой пьяного отца, сидящего за кухонным столом.

В спальне стало невыносимо жарко. Запах горелого дерева, горьковатый, но приятный заполнял комнату.

Колеблющееся пятно пролетело над постелью. Оно немного уменьшилось, свернулось и сконцентрировалось. Все эти сумасшедшие звери в лесу… Табби откинулся назад, в первый раз заметив, как намокла от пота простыня.

Белое пятно света еще раз изменило форму. Постепенно оно превращалось в человеческое лицо с неясными, размытыми чертами. Табби вжался в подушку, судорожно вдохнул пропитанный дымом воздух. Белое лицо перед ним постепенно становилось отчетливее, вот уже появился высокий лоб, обозначились резкие надбровные дуги, широкий подбородок, похожий на лопату, оттопырились уши. Мрачное лицо, появившееся перед Табби, злобно скалило зубы.

Это было лицо Гидеона Винтера, то настоящее лицо, что скрывалось под маской, за которой он обычно прятался.

Белое лицо Винтера льнуло к Табби точно так же, как клонились к нему жуткие деревья во сне. Огромный рот открылся, обнажив изрытые десны. Язык, словно маленькая змея, извивался, пытаясь дотянуться до Табби.

Под окном спальни опять раздался звериный вопль. Нет, это не животные. Табби был уверен: кричала женщина.

Белое лицо испарилось, и в воздухе остался лишь еле различимый след, похожий на колечко дыма, а затем пропал и он. Табби ощутил запах горелого.

Он выскочил из кровати – комнату заполнила не только темнота, но и дым. Он успел добежать до окна, когда ночь прорезал еще один душераздирающий вопль. Выглянув, Табби увидел, что на лужайке перед "Четырьмя Очагами" в дыму и ночи дерутся двое. За последние недели он нагляделся на подобные сцены – все в Хэмпстеде видели эти яростные и бессмысленные драки. Наверное, потому Табби хватило нескольких секунд, чтобы узнать тех двоих, что боролись на лужайке перед домом.