Текст книги "Парящий дракон. Том 1"

Автор книги: Питер Страуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

2

Должно быть, из-за того, что он неожиданно увидел себя и Билли Бентли детьми, ему приснилось, что он вновь участвует в сериале. Все воскресенье Ричард и Лаура распаковывали одежду – только летнюю, потому что все остальное может подождать, пока у них не появится свой дом. Дом на Фэртитэйл-лейн они снимали уже два месяца и успели понять, что он не был сущим благословением. В Хэмпстеде было очень влажно, а в доме, который они снимали, не было кондиционера, а лишь древний вентилятор, который гудел, точно грузовик на подъеме. Огромный камин в гостиной, хоть и блестевший чистотой, вонял пеплом. В кухне было лишь несколько футов свободного пространства, а то, что можно было использовать, занимала огромная микроволновая печь – первая в жизни Альби. Четыре спальни были маленькими и темными, а ступеньки ужасающе скрипели. Когда он плюхался на ненавистную водяную постель, образовавшиеся волны грозили стряхнуть Лауру на пол. В одной из гостиных мокрые потеки свидетельствовали о том, что потолок рано или поздно обрушится на обеденный стол. Вся проводка, даже на неопытный взгляд Ричарда, казалось, была проложена перед Второй мировой войной. Треть оконных рам прогнила, и от них отслаивались пластины краски. В общем, дом был готов к профессиональным услугам Ричарда, который питал слабость к таким подгнившим красотам.

Он работал над дюжиной больших домов в Лондоне, начиная со своего собственного, и заслужил репутацию точного, тщательного и трудолюбивого работника. Он чувствовал глубокое удовлетворение, когда воскрешал к жизни дома времен королевы Виктории и принца Эдварда. Его работа помогала остальным ощутить красоту этих домов и понять, в чем она заключается. Ричард предпочитал возиться со зданиями, которые предыдущими поколениями воспринимались не иначе как чудовища архитектуры, и благодаря какому-то инстинкту узнавал их секреты. За несколько лет он заработал даже что-то вроде славы – о восстановленных им зданиях написали два журнала, и он получил больше заказов, чем мог справиться. Так же будет, надеялся он, и в Америке.

Две пары – на Род-Айленде и в Хиллхэвене – уже захотели воспользоваться его услугами. Именно эти предложения и подвигли его на переезд в Америку – и еще надежда на рождение ребенка. Его сын или дочь будут американцами и говорить будут на американском английском. До того как они решились на ребенка, это казалось неважным, но на самом деле это было важно. Их ребенок будет говорить не с кенсингтонским акцентом, а с коннектикутским, где родились его родители и родители Лауры и где родился он сам и Лаура – в тот же самый день, но разделенные годом. Ричарду больше нравилось думать, что Ламп – единственное пока что пришедшее им в голову имя – будет ходить в местную школу, а не в лондонский пансион.

Он или она? Ламп будет девочкой, это Ричард знал точно. И ему нравилась эта внутренняя уверенность.

Дело в том, что когда они еще жили в Лондоне, Ричарду приснилось, что он гуляет по Кенсингтон-гарден. Он заглянул в будущее лет на пять-шесть. Солнце опускалось на широкую лужайку, а цветы и травы, которые на этой лужайке росли, были потомками цветов и трав его времени. Деревья были чуть заметно выше. Эта атмосфера будущего передалась и Ричарду, который во сне слегка потяжелел по сравнению со своими теперешними ста шестьюдесятью фунтами. За его руку цеплялся ребенок. Он вел этого будущего ребенка на игровую площадку в будущем парке, и все было замечательно. Во сне Ричард старался не глядеть на ребенка, чтобы не заплакать от радости. Ламп все тянула его к пруду, и он позволял ей делать это и просто обмирал от счастья. Наконец он опустил глаза. Она была маленькой, жизнерадостной, с прямыми золотисто-рыжими волосами, в точности как у Лауры. На ней было легкое набивное платьице и черные детские башмачки. Гордость и любовь переполняли его, он начал всхлипывать и от этого проснулся. Он видел ее, и она была великолепна. Спокойная ясность сна сохранялась в нем долгое время.

Он никогда так и не сказал Лауре, что видел во сне их ребенка.

***

Он никогда не рассказывал ей еще об одном сне. Мужья и жены по-разному делят психологическую ответственность, а обязанностью Ричарда было ободрять и поддерживать. Их совместные страхи и сомнения обычно выражала Лаура.

Так что именно Лаура спросила:

– Как ты думаешь, это сработает?

Прогуливаясь в первое воскресенье после своего приезда и осваивая незнакомую территорию, они спустились по Фэртитэйл-лейн и перешли через мост, мимо огромных деревьев, увитых плющом и диким виноградом, и какое-то время за ними следовала дружелюбная собачья свора. Все дома казались огромными и стояли на значительном расстоянии друг от друга.

За рядами деревьев мерцала и вспыхивала река.

– Все будет в порядке, – сказал он и обнял ее за плечи. – Может, поначалу будет довольно туго, но с нами тут будет происходить только хорошее. У меня уже есть два заказчика. Это хорошее начало.

– У меня культурный шок, – сказала Лаура.

– Мы выросли здесь, – напирал Ричард.

– Ты вырос в Лос-Анджелесе, а я – в Чикаго. А все это место выглядит как Лейк-Форест.

– Да это и неплохо, – он увидел, как вспыхнули ее глаза, и сказал:

– О, я понимаю, что ты имеешь в виду.

Они оба родились тут, но по странному стечению обстоятельств отец Лауры перебрался в Иллинойс, и она росла в доме, очень похожем на их лондонский дом. Он вырос в квартирах или маленьких домиках, снятых на один сезон.

Первый большой дом в его жизни они купили вместе с Лаурой. Они оба привыкли к террасам – домам, расположенным ступеньками, и к магазинам, до которых можно было дойти пешком, они привыкли к движению машин на улицах, к барам, к паркам. Хэмпстед – ни город, ни загород – был каким-то размытым, нереальным. Имя ассоциировалось с холмами Голливуда или с белыми скучными домиками Голсуорси.

– Думаю, это займет у нас около года, – сказал он, – но мы привыкнем к этому месту.

– Не уверена, что я хочу привыкнуть, – ответила она.

В это время из-за угла выскочила группка мужчин в шортах и мокрых от пота майках. Они трусцой бежали мимо, и их лидер – белокурый светлобородый викинг с развевающимися по ветру волосами – крикнул: "Привет!" Ричард сразу же почувствовал, что в твидовом жакете и галстуке ему гораздо жарче, чем хотелось бы.

Они уже отметили, что округ Патчин возвел здоровье в культ. По Фэртитэйл-лейн целый день пробегали любители бега трусцой, а магазины и овощные лавки были заполнены людьми, вернувшимися с теннисных матчей. Местная аптека была забита всевозможными сортами сигарет, но покупал их только он.

Конечно, это был культурный шок. Когда Лаура отправилась в продуктовый магазин, забитый покупателями в теннисных костюмах, она не нашла там мяса. На завтрак предлагались сладкие кукурузные хлопья, а незнакомые люди обращались к приезжим с ошеломляющей прямотой.

– Моя сестра умерла, – сказала Лауре какая-то женщина, покупающая замороженный йогурт, – просто упала и умерла, а ее муж, уж конечно, за всю жизнь пальцем не пошевелил.

– Какой позор! – подыграла ей Лаура.

Люди вроде того бегуна-викинга глядели прямо в глаза и улыбались, демонстрируя превосходные белые зубы. Они выглядели как жители киношного городка. В их радостном, возбужденном взгляде читались доброжелательность и заинтересованность.

Ко всему этому они со временем привыкнут – ведь это все мелочи, – потому что должны привыкнуть. Первые дни в Америке оказались шоком именно потому, что первоначально Альби ожидали, что они в любом уголке страны будут чувствовать себя как дома. Теперь они ожидали совсем другого, и это другое полностью зависело от них.

***

Этим вечером Альби рано отправились в постель. И пока Ричард читал вслух «Мадам Бовари», оба они время от времени оказывали друг другу знаки внимания, демонстрируя привязанность и заботу. Иногда Лаура улыбалась самой себе, когда ребенок шевелился – он начал шевелиться лишь недавно. Сегодня вечером ребенок особенно разбушевался, и она хотела, чтобы Ричард почувствовал, как тот бьет ножками. Он так и заснул, положив руку на ее округлый живот.

Иногда ночью ему снилось, что он опять участвует в сериале "Папа с тобой".

Но ему было не десять лет, а тридцать шесть. Он говорил коронную фразу. На смуглом лице Билли Бентли, тоже взрослого, сияла улыбка.

– Не сегодня, дорогие, – говорила Рут Бранден, входя в кадр из кухонной двери. – Разве вы не помните? Сегодня произошло чудовищное убийство. На улице делается что-то ужасное. Я не могу готовить пирожные с такой тяжестью на душе.

– Конечно, мама, – говорил он. – Теперь я вспоминаю.

Нет, пирожные – это неудачная мысль.

– Бу-бу-бу! – сказал Билли Бентли. – Вокруг ходит большой страшный убийца, и он охотится за тобой!

Эпизод про убийцу? Нет, это что-то не то. Спонсоры никогда бы не позволили…

– Он собирается прятаться в шкафу! – усмехнулся Билли Бентли. – Дверь медленно заскрипит, и он как выпрыгнет – и прямо на тебя, малыш!

– Хватит, Дэвид, – сказала Рут Бранден. – Это нехорошо.

– Папа сегодня слегка припозднится, – сказал Билли. – Ему нужна небольшая встряска. Доктор Фрайдгуд как раз дал ему таблеточку.

– Я не позволю тебе говорить об отце в таком тоне, – сказала Рут Бранден, все еще оставаясь в первоначальной роли.

Наконец Ричард заметил, что передачу никто не снимает. Они обедали в маленькой столовой, и вокруг не было ни операторов, ни ассистентов.

– Эй, мама, – сказал он.

– Я хочу, чтобы вы пошли спать, – сказала Рут. – И закройте двери. Проверьте, чтобы окна тоже были закрыты.

– Это же не…

– Идите наверх! – закричала Рут Бранден, и лицо ее на миг исказилось. – Убирайтесь и заприте двери.

Комната была как комната, с четырьмя стенами, но откуда-то взялась камера, которая все это записывала.

– Сцена два, – сказал голос. – Смена кадра.

Он уже был в спальне и переодет в пижаму на ночь. Это была правильная спальня, и он был правильным Спарки Джеймсоном, потому что ему было десять лет. К шкафу прислонилась пара лыж. Рядом валялась теннисная ракетка в чехле на молнии – весь его ребячий хлам. Он дотронулся до лица, пробежал ладонями по волосам. Да. Все верно.

Он помнил, что написано в сценарии: Спарки подходит к окну, встревоженно озирается, потом оборачивается к Дэвиду. Ричард подошел к окну. Он помнил этот вид: задворки студии, груды хлама во дворе. Он взглянул, но увидел не студию, а улицу, траву и соседский сад. В лунном свете фонари маршировали по Мапль-лейн, улице, которой никогда не существовало. Проехал "шевроле", его фары осветили мерцающую тьму.

Он обернулся, во рту было сухо.

– Эй! – сказал он.

СПАРКИ: "Эй".

Лаура спала на водяной кровати, волосы рассыпались по подушке. Радом лежал Билли Бентли и усмехался ему, лицо было едва различимо в темноте. Ричард знал, что под простыней тело Билли было обнажено.

– Бу-бу-бу! – голосом злодея сказал Билли. – Кто-то гонится за тобой.

Входная дверь хлопает.

Кто-то хлопнул входной дверью.

ДЭВИД: "Думаю, теперь он тут, братишка".

– Думаю, теперь он тут, братишка, – сказал Дэвид. – Ты уверен, что запер двери?

Ричард потрясение смотрел на Билли Бентли, лежащего в постели с Лаурой. Они были расслабленны, как бывает после занятий любовью. Лаура дышала легко, чуть приоткрыв великолепно очерченные губы.

– Черт, до чего же отличную бабу ты притащил сюда, – сказал Билли, и Ричард, в свои десять лет, чувствовал себя бессильным перед этим взрослым мужчиной. – Одна из тех женщин, у которых все на месте, понимаешь?

Костистой рукой, которая в темной комнате казалась черной, Билли провел по затянутому в батист плечу Лауры.

– Но, если ты не против, я скажу, что у тебя возникла маленькая проблема, Спарки. Ты не запер дверь.

– Дверь?

– Дверь в ванную, Спарки. Кто-то к нам пожаловал.

Ричард слышал, как нечто громко топает по лестнице.

Что-то тяжелое рухнуло, раздался звук битого стекла и фарфора. Закричала Рут Бранден. Потом раздался тяжелый лязгающий звук – звук топора, несколько раз врезавшегося в дерево. Рут еще раз вскрикнула, последовал очередной тяжкий удар, и крики резко оборвались.

– Лучше спрячь куда-нибудь свою задницу, – сказал Билли.

Внизу кто-то кричал.

Ричард подошел к двери и запер ее на засов.

Дверь в спальню скрипнула.

Кто-то тряс запертую на засов дверь. Тот человек с другой стороны постучался, потом еще раз.

– Спарки? Эй, Спарки! Пусти меня, а?

Это был выразительный голос Картера Олдфилда, но звучал он грубо, словно говоривший задыхался.

– Я же платил за этот дом, это мой дом. Пусти меня, ты, маленький ублюдок! – Говоривший был пьян, Ричард уже слышал подобное мычание.

– Уходи, – сказал он, а Билли Бентли хихикал, лежа в постели.

– Не командуй, – проорал Картер Олдфилд. – Я хочу немного заняться тобой.

И в дверную панель начал стучать топор.

Ричард проснулся внезапно, сердце его колотилось. Электронные часы на прикроватном столике показывали 4.04.

Лаура всхлипывала во сне, словно ей передались кошмары Ричарда. На полосатых обоях, которые сам он никогда в жизни не стал бы клеить, скользили полосы света от фар проезжающих автомобилей.

3

В понедельник с утра Альби встретились с особой, которая занималась недвижимым имуществом, Ронни Ригли, в" ее конторе в торговом центре на Пост-роад. Ронни была прижившейся здесь коренной калифорнийкой с жизнерадостным смехом и короткой платиновой стрижкой. У нее были уверенные и грациозные движения, которые часто бывают свойственны крупным людям, и Ричард полагал, что, когда она жила у теплого моря, она была отличной пловчихой и ныряльщицей. Когда Альби появились у нее прошлой весной – два невинных ягненка, которые присматривали себе жилье внаем, – она тут же взяла все в свои руки. Невзирая на все недостатки, дом на Фэртитэйл-лейн был лучшим домом из всех, которые попались им той весной. Ронни отнеслась к ним честно и даже предостерегла их, когда им понравилось что-то менее подходящее и более дорогое.

Она им нравилась потому, что умела превращать утомительное дело выбора дома во что-то приносящее наслаждение охотничьего азарта.

– Ну что ж, пойдем по следу, – Ронни помахала пачкой бумаг. – Сегодня утром мы должны осмотреть три дома, потом где-нибудь отлично позавтракаем, а днем поглядим еще два. Я хочу, чтобы вы объяснили мне, что вы хотите получить за ваши деньги?

Они залезли в ее машину, голубой "датсун" с номерными знаками "РОННИ".

– Надеюсь, вы хорошо спали, – сказала она. – В незнакомом месте это сложно.

– Не очень, – сказала Лаура, сидящая на заднем сиденье, – водяная кровать все время плещется.

Ронни зашлась смехом.

– О Боже, я и забыла, – там же водяная кровать! Но, может, вы к ней привыкнете?

– Лучше и не привыкать, – сказал Ричард. – Серфинг – это одно, а сон – совсем другое, и путать их незачем.

Он поднял один из листиков бумаги, лежавших между ним и Ронни.

– Мы сначала едем туда?!

Ронни кивнула.

– Слушайте, может, я покажусь навязчивой, раз прошу о таком, но я просто не могу удержаться. Не можете ли вы… я имею в виду, не можете ли сказать это для меня? Ну, понимаете, что я имею в виду?

Она хотела, чтобы он сказал коронную фразу. Он поглядел на Лауру, которая злорадно усмехалась со своего заднего сиденья.

– Или вам не нравится, когда люди просят вас это сделать?

– Никто не просил меня за последние десять лет. Ладно. "Эй, ма, я хочу всю тарелку пирожных".

Обе женщины рассмеялись.

– Ну, голос у меня с тех пор изменился.

Лаура сказала:

– Не так уж плохо, не правда ли, дорогая?

– Неплохо? Это было чудесно, – ответила Ронни. – Я просто должна была спросить, мне не верилось, что это вы.

Я сказала моему приятелю – вы знаете его, Бобо, полицейский, – что я показывала вам дома, и Бобо сказал: попроси его сказать это. Иногда, если Бобо на дежурстве с восьми до двенадцати, мы смотрим вашу программу, когда он возвращается. Ее показывают почти каждую ночь, знаете ли. Я думаю, что это так правильно, что вы вернулись в Хэмпстед.

– Конечно, но мы его с трудом узнали, – сказал Ричард. – Мы ведь были детьми, когда уехали отсюда.

– О, вам понравится здесь – тут всегда что-то происходит. Когда мы устраивали на прошлое Рождество вечер в конторе для покупателей, Джейн Фробишер, она со мной работает, подошла к каким-то людям, которым я только что продала дом, и сказала: "Вы недавно переехали в Хэмпстед?

Вы еще слишком молоды, чтобы разводиться!"

Они расхохотались, но Ронни опять перебила их:

– О Боже! Послушайте, вы еще ничего не знаете об убийстве? Мне рассказал Бобо. Эти случилось в субботу вечером, когда Бобо вернулся с места дорожной катастрофы, все об этом говорили. Ненавижу разговоры о воздаянии за грехи и всякое такое, но думаю, что леди связалась с этим потрошителем, пока ее муж был на работе.

Вот так Альби впервые и услышали о Стоуни Фрайдгуд.

– Мадам Бовари округа Патчин, – сказала Лаура.

– Так, значит, в Хэмпстеде продается еще один дом? – спросил Ричард.

– О, это не для вас, – быстро ответила Ронни. – Это ЯППи – "Я Просто Потрясен".

4

Несмотря на то что во время завтрака во французском ресторане, который так нравился Кларку и Джин Смитфилдам, Ронни Ригли пустилась в чрезмерно детальное описание обстоятельств гибели Стоуни Фрайдгуд; несмотря на то что эти обстоятельства слегка напомнили Ричарду его ночной кошмар с безумным Картером Олдфилдом и топором у двери спальни; несмотря на то что ни один из домов, которые они осмотрели, им не подошел, – лучшие из них требовали такой переделки, что у Ричарда не осталось бы ни времени, ни сил на заказную работу, – несмотря на то что все дома начали смешиваться в одну кучу после стакана мартини со льдом и отличного домашнего белого вина, – похоже, что между Альби и Ронни начала завязываться дружба. Ричард даже рассказал несколько затертых анекдотов о похождениях Картера Олдфилда в программе «Папа с тобой». Лаура с нежностью описывала их кенсингтонский дом (что помогло Ронни получше представить себе, что именно может понравиться Альби), а Ронни подала им надежду, что жизнь в округе Патчин может быть наполненной, интересной, а иногда – забавной. Она сидела напротив, и ее плечи пловчихи и сияющая улыбка были залогом того, что в будущем, возможно, все их тревоги улетучатся. Она также постаралась включить их в общественную жизнь города, сказав, что они с Бобо придут в гости пообедать на следующей неделе.

– Вот тогда вы и узнаете все хэмпстедские сплетни, – сказала она. – Бобо известно все обо всех. Да он вообще потрясающий парень, хотя, может, это мне и кажется, потому что я в него влюблена.

Она назвала Лауре фамилию хорошего доктора.

– Все лечатся у Ван Хорна, – сказала она. – Он лучший гинеколог в городе. Он очень тонкий человек, и это что-то необыкновенное, особенно после тех куриц, с которыми я связывалась до этого. Он обхаживает вас как королеву.

Она улыбнулась Лауре.

– Ламп. Мне нравится это имя. Ламп Альби, самый здоровый ребенок в округе.

Лаура вытащила из сумочки записную книжку и пометила: "Доктор Рен Ван Хорн, гинеколог".

ГЛАВА III
ГРЕМ

1

Инстинкт подсказывает мне, что нужно избавиться от этой роли богоподобного вершителя судеб, который знает все про своих персонажей, знает, что они думают и делают в любую минуту, и который исподтишка влияет на их жизнь. Эта позиция уже не удовлетворяет меня, особенно когда я начал писать о самом себе. Это я, Грем Вильямс, пишу эти строки.

Зовите меня просто Грем, если вам примерно столько же лет, сколько и мне, а мне семьдесят шесть. Остальные же, черт возьми, зовите меня мистер Вильямс. Я пережил всех врачей, которые предупреждали, что, если я буду и дальше пить и курить в тех же темпах, я преждевременно сойду в могилу.

Их уже нет, а я все скриплю. Взгляды у меня устоялись, а кишечник все еще работает исправно. У меня двенадцать моих собственных зубов, что очень здорово, и куча всяких дорогостоящих мостов. Я написал тринадцать романов, из которых деньги мне принесли лишь три, душераздирающие воспоминания о пьяных безумствах молодости и несколько сценариев. По крайней мере один из них еще выглядит вполне современно, когда кино крутят по ящику. Это "Гленда" с Мэри Астор и Гарри Купером. Купер играет мужа, а Кагни – любовника. Я неудачник и трус. В молодости я научился упреждать своих противников, причиняя себе неприятности раньше, чем успели бы они. Конечно, ни один из моих врагов не дожил до настоящего времени, и говорить о них тут незачем. Все эти битвы превратились в древнюю историю.

Теперь никому это не интересно, и, когда вы рассказываете современной молодежи о своих встречах с прославленными киномагнатами, они просто смотрят на вас тупыми глазами.

С таким же успехом вы могли бы толковать им о пещерных людях и саблезубых тиграх. Даже тот мерзкий хорек, который здорово попортил мне жизнь, – сенатор по делам молодежи Висконсина – давно умер, и большинство его сотоварищей – тоже. Стерлинг Хайден – вот это человек. О нем бы я мог говорить.

Я потому перешел на прямую речь и выдал себя, что сам пережил все, что происходило в этой оконечности округа Патчин, а книга, которую я тогда начал писать, превратилась вот в эту. Чего я не знал, то додумывал, но все это могло происходить, а может, и происходило именно так, как я описываю. Я держу глаза открытыми и замечаю многое.

Когда все это закончилось, Ричард Альби сказал мне:

– Почему бы вам не сесть и не записать всю эту историю?

Так эта книга и закончится, если вы принадлежите к числу тех людей, которые сразу норовят заглянуть на последнюю страницу, чтобы посмотреть, что будет дальше. Мои друзья позволили мне прочесть их дневники, так что многое я взял оттуда.