Текст книги "След исполина"

Автор книги: Питер Нейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Конана нахмурил брови. Ему хотелось рассказать Орину о Кольце, но почему-то он испытывал странное нежелание сделать это. Ему нужно Выло подумать…

– Я проголодался. Осталось здесь что-нибудь из еды?

Орин осмотрел стол с остатками обеда.

– Боюсь, не так уж тут много. Но я могу послать…

– Того, что есть, вполне хватит. – Конан взял лепешку и ломоть холодного мяса, с наслаждением запивая простую пищу вином..

Орин встал и снова выглянул в окно. Бледный лунный свет заливал тронный зал, отбрасывал светящийся прямоугольник на истоптанные плиты пола.

– Куда пропали все мои люди? – произнес он печально. – Наверное, ушли на край света. Я не могу осуждать их. Да и стоит ли мне биться с Усхором?

Если бы Орин не был таким сильным человеком, подумал Конан, он бы не выдержал и сломался – а может быть, еще раньше сошел бы с ума. Но все было наоборот – чем больше он предавался своим думам, тем тверже становилось его решение.

– Сейчас ты борешься сам с собой, Орин.

– Точно. – Барон кивнул и посмотрел на Конана. – Я пытаюсь убедить себя, что мною движут самые благие побуждения, что я хочу избавить мир от векового зла… но на самом деле я просто хочу отомстить – я хочу убить Усхора мог этими руками! – Он поднял перед собой ладони; его лицо, которое в полумраке казалось серым, исказилось от гнева. – Но прав ли я, что из жажды мести рискую столькими людьми? Они верят мне, идут за мной! Что если в конце пути всех нас ждет ужасная, бесславная гибель?..

– Не говори так, – твердо возразил ему Конан. – Даже если нас ждет смерть – она не будет бесславной! Мы примем бой и умрем, как подобает настоящим мужчинам. У меня на родине говорят, что нет для воина лучшей доли, чем пасть в бою, сжимая меч в руках и постаравшись унести с собой как можно больше врагов! Только ради этого стоит жить, Орин, только ради этого! И будь уверен, все твои люди, кто завтра пойдут за тобой в поход, думают точно также!

– Ты прав! – Глаза барона вспыхнули мрачной решимостью. – Спасибо тебе, северянин, ты вдохнул в меня новые силы и уверенность – в мое сердце! Прости мне этот миг малодушия-Завтра мы двинемся войной на Усхора. И клянусь всеми богами, новыми и древними, – мы победим!

Глава четвертая
Воинство

Влюбленные, Иллес и Тайс, заняли маленькую комнату на верхнем этаже восточного крыла; Тайс спала, а Иллес в задумчивости стоял возле одного из окон. Упершись руками в подоконник, он смотрел на серые, затененные руины города, и временами поглядывал на ночное небо. Вдоль одной из улиц, вымощенной брусчаткой, чернели ровные ряды деревьев, а за ними – крытые мрамором здания, стены которых мягко светились под луной – он выгляди пал через восточные ворота, стоявшие нараспашку.

Иллеса овевал легкий ветерок, словно пытавшийся облегчить тяжесть, лежащую на сердце юноши, но тот был слишком взволнован и огорчен, чтобы поддаться самообману. Произошло так много ужасных событий – и впереди по-прежнему ждал неизвестность. Где-то пели ночные типы, Иллес подумал, почему он не слышал их раньше. Может быть, они только что вернулись – теперь, когда покров колдовства не окутывал Сафад точно невидимой пеленой. В небе сияли чистые, яркие звезды, и Иллес с удивлением смотрел на них – точно также, как в детстве. Тайс зашевелилась в постели.

– Иллес? – позвала она сонным голосом. – Ты где?

– Здесь. – Его голос в тишине прозвучал чересчур громко и отчетливо.

Тайс выбралась из-под одеяла и тихонько подошла к возлюбленному.

– Я думала, ты спишь…

– Мне не спится.

– Ты думаешь о том, что я сказала тебе, Иллес? О том, что я не хочу, чтобы ты шел в этот поход… – Они говорили об этом весь вечер. Девушка плакала, умоляла… Ей было так страшно… В конце концов, они занялись любовью – чтобы не тратить времени на бесплодные споры. Но он так и не ответил ей! – Что ты решил, мой любимый? – Тайс взглянула на него своими ласковыми, блестящими глазами, прижалась поплотнее, затем взяла его руку и обвила вокруг своей талии. Тайс легонько дернула Иллеса за длинные волосы. Но юноша по-прежнему молчал; казалось, его внимание привлекло что-то, расположенное вдалеке.

– Я не оставлю моего господина, – произнес он наконец. – Не проси больше. Это невозможно!

По телу Тайс пробежала дрожь, с трудом удерживаясь от рыданий, она бросилась в объятия Иллеса.

– Я люблю тебя, – воскликнула она с жаром, – и у меня впереди вся жизнь. Проклятье, милый, Сафад разрушен!.. Орин, Конан и остальные собираются в этот безумный поход против колдуна, которого они никогда не видели, а ты столько раз оказывался на краю смерти только за последние несколько дней!.. Это тебе ни о чем не говорит?

– Но Орин…

– Орин дурак! Его город превращен в руины. Вся его семья, все друзья… – она на миг замялась, а затем продолжила: – И что все это означает? Наемники были правы, Иллес! Неужели ты этого не понимаешь? Нет?

– Я воин! – возразил он с угрозой в голосе.

– Воины погибают, Иллес! Тебе незачем больше быть воином, ведь армии больше нет. И нашего города тоже. А те, кто вышел живым из всего этого – те сбежали. Они оставили Сафад, Иллес, чтобы начать новую жизнь.

– Я не смогу забыть того, что случилось.

– Тогда ты погибнешь, не забывая! – воскликнула Тайс и разразилась рыданиями. – Неужели тебе больше хочется остаться честным воином и погибнуть в какой-то колдовской крепости, чем жениться на мне и завести семью? О, ты дурак! Ты бы хотел, чтобы твои сыновья стали солдатами и ты бы отправил их на войну, верно? Верно?!

– Замолчи, Тайс!

– Не буду молчать! Мы жили здесь, Иллес. Всего месяц назад двести тысяч человек жили

спокойно в своем городе. И где они теперь? От Сафада ничего не осталось, а все почему?

– И почему же?! – закричал вдруг Иллес– Почему же, Тайс? Из-за Усхора! Повтори это, Нергал тебя возьми! Повторяй, снова и снова. Усхор! Усхор! Усхор! Месяц назад у тебя была семья и у меня была семья, и здесь не было ни Конана, ни наемников, ни колдовских монстров. Усхор все перевернул!

– Иллес…

– Усхор! А теперь ты говоришь, что раз колдун пришел и ушел, мы должны взять те осколки и грязь, что он нам оставил, и попытаться снова соединить ими наши жизни? Тайс! Мы не можем делать вид, что ничего не произошло!

– А я могу!

– Ты эгоистка! Ты думаешь, достаточно зажмуриться, и ты увидишь все так, «как было прежде, до уничтожения Сафада. Но Сафад погублен, и я не могу закрывать на это глаза. Я сражался с колдовством – и доказал себе, что я мужчина, и что я могу пережить и резню, и кровопролитие, и всеобщее безумство, если необходимо. И теперь барон Орин верит мне. Теперь у нас есть шанс отомстить за Сафад и убить Усхора. Только-звери трясутся от страха при виде грозы, а потом восстанавливают все, что было разрушено, и забывают о буйстве стихии…

– И разве это так плохо?

– Да! – взбешенно ответил Иллес, сверкая глазами. – Мы – люди! Мы – человеческие существа! И если нас застала гроза, то мы ничем

не лучше животных, если убегаем и прячемся, и только пытаемся забиться как можно дальше. А Усхор – не гроза, он настоящее бедствие. Усхор – это порождение преиподней, это… чума; и те ни в чем неповинные люди, которых он убил – это наши родные и наши друзья, Тайс, и наши родные и друзья – вернее, их души, умоляют нас отомстить за них. Я слышу, как эти души кричат; „Останови Усхора, прежде чем мы отправимся на вечный покой!“ И в наших силах отомстить. Вот почему я не животное – вот почему я верю Митре и другим богам, которые правят на небе и на земле! Если Митра спасет нас от смерти, то мы вернемся назад и начнем новую жизнь, а если Митра позволит мне пасть в этом поединке, то я тогда умру человеком!

– Ты глупец! – запричитала Тайс, понимая, что все ее слова и уговоры остались втуне, что Иллес предпочитает умереть и разбить на мелкие осколки все ее надежды, все мечты о том, чтобы любить его и жить с ним в спокойствии и безопасности. – Ты хочешь умереть!

– Нет! – ответил он уверенным, и в то же время гневным, жестким голосом – точно медный храмовый колокол прозвенел. – Нет – я не хочу умирать, Тайс. Но я воин, и единственное, чего мне хочется – это умереть, как те несчастные на площади – да, даже так, если моя смерть поможет добиться, чтобы произошедшее никогда не повторилось.

Тайс принялась плакать, ругать Иллеса и топать ногами, как рассерженная маленькая девочка. Затем она развернулась, бросилась прочь и, рыдая, выскочила из комнаты.

Но Иллес уже сделал свой выбор. И внутреннее спокойствие, снизошедшее на его душу, было истинным даром богов, подтверждавшим, что выбор его – верный!

* * *

Тайс – расстроенная, униженная – пробежала по коридору до самого конца, затем, запыхавшись, остановилась и чуть не вскрикнул от неожиданности, увидев Дестана Боларда, который в одиночестве стоял возле оконного проема.

– Не можешь заснуть? – спросил тот своим глухим, металлическим голосом и при этом даже не повернул головы.

Тайс молча смотрела на него, слишком испуганная, чтобы вразумительно ответить. Она всегда боялась Боларда; он казался ей детищем ожившей ночи, нечеловеческим существом, лишенным глаз и эмоций, твердым, жестким. Он никогда не ел и не пил в чьем-либо присутствии; его голос никогда не выдавал бурных эмоций, не был ни теплым, ни заботливым. Тайс обнаружила, что не может смотреть на него прямо, и стала осматривать темный коридор, который лишь был освещен редкими факелами, укрепленными нз стенах. Тайс мгновенно забыла о споре с Ил-лесом; сейчас ей хотелось только одного – быть рядом с ним, ощущать прикосновение его надежных, заботливых рук и слышать его смех.

– Тайс.

– Д-да?

Болард повернулся и посмотрел на нее – холодная маска, неподвижная, жуткая.

– Ты меня боишься?

Тайс не знала, что ответить. Тогда он продолжил:

– Все мы сегодня слегка не в себе. Мы подошли к перекрестку дорог. Мы теперь как одна семья; боги унесли с собой многих людей – тех, на чью долю не выпало путешествие к колдовству. – Он снова посмотрел в окно, словно советуясь с кем-то или чем-то, что находилось снаружи.

Сердце Тайс колотилось, как сумасшедшее. Она вдруг заговорила:

– Я… я только не хочу, чтобы Иллес умер…

– Верь самой себе, – ответил Болард, не отрываясь от окна. – Любовь – это всего лишь слова, которые значат не более, чем крылья для курицы, если у вас нет сил помогать друг другу. А силы эти появляются только в том случае, если человек ни от кого не зависит.

Тайс смотрел на Боларда с удивлением. Неужели это говорит Дестан – человек в черной маске, проклятый колдовскими силами, у которого на сердце горечь, а в душе – тьма?

– Ты так смотришь на меня, – проговорил он, снова поворачиваясь к Тайс, – думаешь, я никогда не любил и ничему в жизни не научился, пока не получил – это? – И он тронул рукой шлем.

Тайс молчала. Что он такое говорит? И зачем он говорит ей это?!

– Я много думал сегодня, накануне великого похода, – сказал Болард. – И удержать Иллеса, сдвинуть с его пути тебе будет не легче, чем удержать бурю. Тебе придется перетерпеть это. Будь выше этого. И верь в себя.

– Я… я не понимаю.

Она слышала тяжелое дыхание Боларда под маской.

– Мы все сейчас должны быть вместе, – сказал он наконец. – У каждого свои причины и свои кривые тропы, приведшие в Сафад. Одним из нас можно верить, а другим – нет. У каждого свои тайны, страхи, и сердце каждого горит от жажды мести или чего-то еще, и это выше нас. Возможно, боги затеяли игру, и мы всего лишь пешки. Возьми вот это.

И Болард снял со своего пояса длинный, тяжелый кинжал и вместе с ножнами протянул его Тайс.

– Научись обращаться с ним, – произнес он холодно. – Носи с собой. Повесь его прямо сейчас и носи на боку. Прежде, чем наше путешествие закончится, он должен стать с тобой единым целым.

– Я… я не хочу, – Тайс оттолкнула кинжал рукой.

Но Болард настаивал на своем.

– Пока что тебе удавалось оставаться в живых, не имея оружия, – сказал он угрюмо. – А теперь я предлагаю тебе оружие – в один прекрасный день оно поможет тебе выжить. Попроси кого-нибудь научить тебя пользоваться им. Думаешь, если сейчас ты откажешься от него, то потом ни разу не пожалеешь об этом?

– Болард, я…

– Бери кинжал. Это и жест, и символ, Тайс. Может быть, потом у меня никогда не будет такого настроения. За всю твою жизнь у тебя еще никогда не возникало необходимости иметь оружие, но все впереди.

Тайс нервно сглотнула. Ей вдруг подумалось, что, если она примет этот дар, то пересечет какую-то невидимую границу, или свернет с одной дороги на другую. Один путь лежал в Сафад, возможно, он в Сафаде и кончался, другой вел к новым горизонтам. Она должна взять кинжал и пойти по новому пути, потому что старого больше не существует. Это чувство было столь сильно, что даже напугало ее.

– Не хочу, мне это не нужно, – повторила Тайс– Мне кажется, тут какое-то колдовство…

Болард вздохнул.

– Никакого колдовства здесь нет. Это просто кинжал, изготовленный из хорошей стали, не больше. И я предлагаю тебе его только для самозащиты. Хочешь, можешь взять. Нет – так нет…

– Я возьму, но… – Она неуверенно тронула кинжал, и вдруг странное чувство охватило ее, точно дрожь пробежала по телу. Тайс подняла глаза на Боларда, но он, как только отдал ей оружие, отвернулся, сложил за спиной руки и продолжил смотреть в окно.

Дрожа, Тайс медленно попятилась, затем повернулась и со всех ног бросилась обратно в комнату.

* * *

Маленькое войско Орина тронулось в путь на следующее утро – в поход против черной магии, дабы наконец лицом к лицу встретиться с монстром, которого прежде видел лишь один человек.

Иллес дивился на Тайс – она уже не возмущалась и не ругала его. С утра она быстро позавтракала, не сказав почти ни слова, затем легко и быстро взобралась на лошадь и вместе с Иллесом выехала через западные ворота. Юноша заметил, что на поясе у нее висит кинжал – который раньше принадлежал Боларду – но не осмелился спрашивать, почему Тайс стала носить его… сейчас такие вопросы были бы неуместны.

Орин возглавлял войско; слева от него ехал Болард, справа – Конан.

Когда тысяча всадников проезжал через город, в окнах иногда появлялись серые лица. Но никто не остановил и не окликнул воинов; когда войско прогарцевало по улицам и скрылось из глаз, люди прикрыли окна ставнями и вернулись в свои темные комнаты – чтобы снова погрузиться в полную апатию.

К западу от Сафада холмистые равнины и поросшие травой луга постепенно сменялись все более густыми лесами. Эти территории еще не были освоены кофийцами, и к западу леса пере-

ходили в болотистые равнины. Между Аргосом и Кофом протянулся невысокая горная цепь – именно здесь брал начало ручей, который в конце концов рекой впадал в Море Запада; но эта безымянная река лишь вначале имела извилистое русло, ближе к западу, где начинался полоса болот, она текла вяло. Болотистые равнины не отличались большими размерами – караваны и вооруженные войска пересекали их за несколько дней; тем не менее эти места пользовались дурной славой и считались пристанищем смерти, чумы и всего нечистого. И именно здесь, как сообщил Болард Орину, Усхор воздвиг свою крепость, которая стояла на вершине небольшого утеса, выдающегося из скалы – на другом конце этой реки, еле текущей среди мрачных, смертельно опасных трясин.

Через день Орин со своим войском достигли границы лугов. Они разбили лагерь и с удобством устроились под прикрытием деревьев, у самой кромки леса.

Настроение войска не было подавленным – скорее, людьми владела сосредоточенность перед битвой, но вокруг костров не было слышно ни шуток, ни песен, ни даже обычных дружеских разговоров. Жизнелюбивый киммериец, на которого подобная атмосфера действовала угнетающе, вскоре понял, что не сможет так просто заснуть, и решил немного прогуляться в окрестностях лагеря. Оседлав коня, он предупредил часового о том, что скоро вернутся, и галопом полетел в ночь.

Он гнал лошадь до тех пор, пока не достигла небольшого леса, покрывавшего склон холма. Спешившись, он повел лошадь к ручейку, затем привязал его к кусту, а сам уселся под высоким деревом.

Сквозь чернеющую листву и сучья виднелись звезды, сиявшие в ночном небе. Из-за серого облачка выплыла луна и залил серебряным светом обширные луга, поросшие травой, и сложил странный, трепещущий узор на мягкой траве, у самых ног.

Какой-то шум внезапно заставил северянина насторожиться. Придерживая рукоять меча, Конан вгляделся и увидел, как в его сторону со стороны лагеря скачет всадник. Насторожившись, он встал спиной к дереву – чтобы оно защищало его, если придется драться – и принялся ждать.

Вскоре всадник оказался совсем рядом. Узнав ночного гостя, киммериец выступил ему навстречу. Барону Орину, похоже, также не спалось в этот вечер…

– Ищешь уединения? – спросил он правителя Сафада. Если тот хотел побыть в одиночестве перед, завтрашней битвой – киммериец не стал бы ему мешать. Но Орин покачал головой в ответ:

– Благодарю тебя, но нет, дружеский разговор и совет мне сейчас нужнее. Часовой показал, куда ты направился… я нарочно поехал за тобой.

С этими словами барон спешился, привязал лошадь и уселся спиной к дереву, у которого стоял Конан. Киммериец молча опустился поблизости, недоумевая, что могло понадобиться от него кофийцу.

Тот, похоже, все чаще искал общества северянина. Неужели ему мало своих советников и военачальников?

Словно прочитав его мысли, Орин вздохнул:

– Очень многое изменилось для меня за последнее время. Те люди, что раньше были мне близки, ныне как будто отдалились… Они преданы мне по-прежнему и готовы идти за мной, но – мне кажется, никто из них не понимает по-настоящему, что движет мною. Они считают меня едва ли не безумцем, обуянным одной лишь жаждой мести. Может, они и правы, но…

Киммериец пожал могучими плечами.

– Я – варвар, Орин, и я не вижу ничего дурного в мести! Ничего достойного осуждения. Если кто-то причинил зло тебе или тем, кто тебе дорог – долг мужчины расквитаться с обидчиком. Это святое чувство, так я скажу тебе.

– Но ты, Конан? Тебе лично Усхор не сделал ничего… и все же ты идешь с нами.

– Ты ведь платишь мне как наемнику, забыл?

– Северянин засмеялся. – Но дело не только в этом. Видишь ли, мне нередко приходилось сталкиваться с магами – я уже говорил тебе об этом. И колдовство я ненавижу до глубины души! А этот Усхор… судя по тому, что я видел в Сафаде, он – худший из них из всех. Сердце мое не будет знать покоя, пока мы не уничтожим эту гадину, чтобы его смердящее дыхание не поганило больше воздух, которым мы дышим! Мы должны разделаться с ним, чего бы это ни стоило!

Какое-то время оба молчали. Орин взял камешек и бросил его вниз, вдоль склона. Затем произнес:

– Сегодня вечером у меня было странное видение…

– Видение? Ты хочешь сказать, сон?

– Нет, нет. Я сидел у себя в шатре, думал о той битве, что нам предстоит… Во мне бурлила ярость и гнев. Мне казалось, что я вот-вот разорвусь, настолько меня переполняла жажда мести. Мне хотелось только одного – громить и убивать, знать бы только, где мой враг… Я не выпил ни капли вина – и несмотря на это, я вдруг почувствовал себя так, словно пьян до невозможности. Мне не стало хватать воздуха, и я подумал, что у меня остановилось сердце. В голове вспыхнул мысль – как будто Усхор пытается уничтожить меня, отправив куда-то далеко-далеко. Никто вокруг не заметил, что со мной происходит – как будто меня отгородил туман или стена густого дыма.

Конан внимательно слушал Орина, замечая, что на лбу барона выступил пот, глаза его лихорадочно заблестели.

– А затем перед моим внутренним взором возникло видение. Вот сейчас мои друзья и слуги сидят за столом, пьют и едят, а следующий миг всех их накрыла странная пелена и я увидел изображение комнаты – древней комнаты, сложенной из каменных кирпичей, высокой, затемненной. В дальнем углу стоял волшебник или маг – возможно, Усхор – я видел его также смутно, как и комнату, если не считать его глаз – желтые, они светились точно две лампы. Затем его лицо стало видно отчетливее – белое, подсвеченное желтым сиянием его глаз. Я смотрел на него и чувствовал, что достаю из ножен свой меч. И рядом со мной стоят остальные – ты, Болард, юный Иллес и еще кто-то. И Усхор – или другой какой-то волшебник – что-то быстро говорит на языке, которого я не понимаю. Я поднимаю меч и, хотя поначалу это лицо было далеко, в одно мгновение оно возникает прямо передо мной, так близко, что я вижу только его глаза. Они были лишены зрачков в этих глазах не было ничего, кроме желтого света, как будто у него вообще не было глаз, а только две впадины, из которых струится свет самой преисподней. Я… я поднял меч, и вдруг в этом видении возникло нечто новое – воспоминание о Са-фаде. Я услышал, как застонал Болард, и, хотя я не смотрел на него, я видел, как он гневно кричит, а его маска была уже не маской, а его истинным лицом, искаженным от боли и ужаса – как будто оживший черный шлем. Затем он исчез, и юный Иллес тоже, и вся толпа за моей спиной. Я взмахнул мечом, но когда я опускал его, лезвие прошло перед желтыми глазами колдуна и на миг заслонило их от меня. И тут видение пропало; исчезло – как будто я обрубил некую нить, соединяющую нас. Я вернулся в свой шатер, и мои люди сидели как прежде. Я почувствовал, что снова дышу, и понял вдруг, что видел эту картину – живую, реальную, как в жизни – за то время, пока делал один-единственный вдох…

Закончив рассказ, Орин поднес руку к влажному от пота лицу и устало потер лоб и глаза. Конан глубоко вздохнул, приводя в порядок спутанные мысли. Он услышал тихое ржание своей лошади прямо за деревом – как будто рассказ Орина распространил по всему холму ауру беспокойства.

– Думаешь, это знамение?

– Не знаю…

– Ты считаешь, это своего рода послание от Усхора – предупреждение о том, что лучше бы тебе не лезть к нему?

– Не знаю. – Орин взглянул на Конана; его лицо было ясным и словно светилось в лунном сиянии. – Мне никогда прежде не доводилось испытывать нечто подобное, хотя знаю, что на войне во время лихорадки в голову приходят всякие странности, которые исчезают, когда человек выздоравливает. А предсказатели и провидцы часто сами доводят себя до припадков, чтобы видения пришли к ним… Я не знаю.

– Но ты не откажешься от намерения сразиться с Усхором?

Орин твердо покачал головой.

– Ни за что. Хотя гибель, судя по всему, неминуема, я погибну в сражении с колдуном, если так уж захотели боги. И все же многие воины против этого похода; даже те, кто поклялся мне в верности, и те сомневаются в благополучном исходе.

– Жизнь полна сомнений, – отозвался Конан. – Но лишь трусы могут предпочесть убогое прозябание славной гибели за правое дело!

– Ты прав, – горячо поддержал его барон. – Для меня отрада слышать твои речи. Ты – простой человек, северянин, но ты владеешь мудростью, недоступной многим из нас. Клянусь Небом, эта мудрость приведет тебя к величию!..

Конан хотел что-то сказать… но внезапно услышал ржание лошадей. Он обернулся. Там, на вершине холма, горели желтые огни – маленькие желтые огни, принадлежащие темным фигурам. Глаза…

– Кром! – воскликнул Конан. – Что это еще такое?!

Он вскочил, выхватывая меч и принимая боевую стойку. Рядом с ним, в оружием в руках встал барон Орин.

– Проклятье… – прошептал правитель Сафада. – Неужто колдовство Усхора настигло нас и здесь?..

Фигуры плыли вдоль склона прямо к ним – шесть человек в темных накидках с длинными рукавами, прикрывавшими руки; желтые глаза их мерцали, точно угли, подвешенные на невидимых нитях. Лошади почему-то затихли и лишь беспокойно всхрапывали.

– Отдай нам Кольцо, – прошептала одна из желтоглазых фигур. Слова прозвучали почти без акцента, но голос выдавал вендийца.

Конан посмотрел на Орина.

– Жрецы Энкату! – выдохнул он.

– Да, – раздался голос с другой стороны. – Мы знаем, что Кольцо здесь. Оно у одного из вас. Вы отдадите нам Кольцо. Сейчас.

– Кольцо? – удивленно воскликнул Орин. – Конан…

– Оно у меня, – подтвердил тот. – Мне нужно было раньше сказать об этом. Я солгал Боларду, Орин! Кольцо было на руке Сундара, и я взял его, когда жрец погиб.

Мертвенно-бледная рука протянулся к Конану.

– Отдай мне Кольцо, человек…

– Ты получишь меч под ребра, собака!

Глаза вендийца, что протянул ему руку, вспыхнули, и их желтый свет стал настолько ярким, что без труда можно было разглядеть черты – тонкие, острые, во рту белеют отвратительные острые зубы. Конан чувствовал, что его разум начинает мутиться…

– Осторожно, Орин! – крикнул он.

Барон сделал легкое движение, вскинул меч и повернулся к Конану спиной.

– К бою!

И хотя огонь этих желтых глаз пытался лишить его ума и силы, Конан прыгнул вперед, чтобы уничтожить врага одним взмахом своего меча