Текст книги "Золото"

Автор книги: Питер Гринуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Вентимилья

Это история о золотом слитке, который лейтенант Густав Харпш обменял на беспрепятственный проезд через Сенсадорфский тоннель.

23 августа 1941 года, у здания железнодорожной станции Вентимилья, в промежутке между римским экспрессом на Рим в 15.15 и пассажирским поездом на Венецию в 15.37, молодых любовников заставили раздеться догола. Стоял жаркий летний день, на небе ни облачка, и только над холмами стелилась дымка. Из громкоговорителей доносилась ария из идущей в Турине популярной итальянской оперы в исполнении певца-виртуоза. На платформе под ярким солнцем, отбрасывая тень на бетонку, одиноко стоял граммофон, на котором крутилась пластинка. Восемнадцатилетний парень снимал все с себя и резко швырял в открытый чемодан, а вот его семнадцатилетняя подружка аккуратно сложила одежду, положив под самый низ, для пущей сохранности, блузку с золотой брошью, подаренной ей матерью.

Начальник станции порылся в ее вещах, понюхал нижнее белье. Он отколол брошь с синей блузки, чтобы позже подарить своей жене.

За всем этим наблюдали карабинеры, и двое немцев в штатском со свастикой на рукавах, и пара носильщиков. Из сигнальной будки за происходящим посматривали дети. Было также двое зевак: в соседнем доме, у раскрытого окна, мужчина в пижамной куртке и голубых трусах причесывал волосы, а у него за спиной женщина неглиже застегивала на себе лифчик. Это были муж и жена, одевавшиеся после сиесты. А еще в дверях магазина стояла пожилая женщина и тоже следила за развитием необычной сцены.

На крышках чемоданов влюбленной парочки было мелом написано: «Евреи смутьяны». Думали ли они, раздеваясь, что всего через несколько минут их уже не будет в живых? Их обвинят в инцесте. Но они не были братом и сестрой. Двенадцать лет они прожили в одном доме и вместе ходили в один детский сад. Разве это означает инцест? И при чем тут смутьяны? Или их любовь вносила смуту в некоторые сердца? В эту наглую ложь, кажется, не верили сами экзекуторы. Единственным преступлением этой пары была их еврейская кровь.

После того как молодые люди разделись и их одежду упаковали, немецкий служащий связал чемоданы веревкой. Влюбленных отвели за угол. Раздались два выстрела. Из-под граммофона вытекла струйка крови. Ее смыли водой из канистры. Итальянский охранник надругался над мертвой девушкой, лежавшей на мертвом возлюбленном. Человек продолжал поливать из канистры горячую бетонку, выписывая на ней «восьмерки».

Жена начальника станции потеряла брошь во время возникшей после взрыва на площади Сан-Лоренцо сумятицы. Патрульный солдат нашел эту брошь среди обломков, а командир конфисковал. В сейфе, вместе с другими ценностями, ее отправили в Геную. Оттуда она попала в Баден-Баден, потом оказалась частью золотого слитка HGT V42, а тот уже совершил неудачное путешествие в Больцано вместе с лейтенантом Харпшем, задумавшим вызволить свою дочь из швейцарского плена.

Как-то прошел незамеченным тот факт, что все прямые участники инцидента на станции Вентимилья, равно как и ее невольные свидетели, в течение шести месяцев ушли из жизни при драматических обстоятельствах. Начальника станции раздавило между двумя вагонами. Его жена умерла от легочной болезни, развившейся после взрыва на площади Сан-Лоренцо. Из двух носильщиков один погиб в аварии, а второй по пьянке утонул в бочке с дождевой водой. Одного гестаповца отравила негашеной известью дочь за то, что тот не разрешал ей спать с ее дружком. Другого убили во время сражения в Мессинском проливе. Мужчина в небесно-голубых трусах умер от приступа астмы в тоннеле, а его жену скосил рак груди. Пожилая женщина умерла в собственной постели от развившегося бронхита. Одного из двух мальчишек, забравшихся в сигнальную будку, сбил вырвавшийся на свободу бык; три года он пролежал в коме, прежде чем его отключили от системы жизнеобеспечения. Другой был послан за продуктами и пропал; через шесть недель его тело нашли в мусоровозе. Беда не миновала даже оперного певца – он попал в авиакатастрофу.

Возможно, никто не обратил внимания на все эти странные совпадения просто потому, что евреи для них не существовали. И уж тем более никому не могло прийти в голову, что из-за какой-то влюбленной парочки может случиться настоящий обвал смертей. К ним следует добавить Харпша.

Черное золото

Это история о золотом слитке, который Харпш обменял на новую автомобильную покрышку в Беллацоне безлунной ночью, когда на горных склонах близ Локарно горели пожары.

Опасаясь обесценивания бумажных денег, что привело его отца к финансовому краху во время Великой депрессии, Генрих Ассенберг решил покупать золото. И носить. Все началось с обручального кольца. Генрих женился на медсестре Юлии Фоккеринг. Незадолго до свадьбы они приобрели друг для друга два золотых кольца на ярмарке-распродаже в Кёльне. Юлия зарабатывала больше Генриха, поэтому кольцо, купленное ею, стоило подороже.

Проработав пять месяцев на сортировке свеклы, Генрих купил себе золотой портсигар, хотя он не курил. Его жена купила золотые сережки в виде клубничек. Она держала их вместе со своей «спиралькой» в банке из-под горчицы. На Рождество Генрих подрядился отвезти одного врача из Ганновера в Венецию и на заработанные деньги приобрел золотой браслет, на котором выгравировал собственные инициалы и инициалы жены. В свою очередь, Юлия приобрела тончайшую цепочку из двух тысяч звеньев и повесила ее на шею. Поработав полгода компаньонкой, она к своей коллекции добавила распятие, хотя не была католичкой. Ей хотелось скрыть свои еврейские корни, ну и, конечно, она хотела иметь побольше золота.

Генрих отвез груз на ярмарку лошадей в Руре, и у него образовалось два дня свободного времени, а так как по другую сторону границы был Антверпен, имевший репутацию золотого города, он заглянул туда и купил в магазинчике на Центральном вокзале золотые часы. Часовой механизм был не особенно надежен, но зато вещица была увесистая, да и на вид ничего, и хорошо смотрелась вместе с золотыми запонками, которые он купил с рук у торговца на харлемском пирсе. Супруги надевали на себя все золото, когда шли куда-нибудь обедать. Люди тучные, они с каждым днем становились еще тучнее, так что домой возвращались очень медленно. Словом, отличная мишень для грабежа.

Когда Германия захватила Польшу, Генрих и Юлия записались в армию добровольцами, он служил техником на военном аэродроме, она – медсестрой в военном госпитале. Генрих заказал себе золотой значок на фуражку и золотые пуговицы на тужурку. Юлия купила золотой браслет на щиколотку. Из предосторожности они покрыли золото черным лаком. Увешанные своими украшениями, они погибли одновременно после прямого попадания бомбы в здание театра на Хессельштрассе в Кёльне. Их хорошо замаскированные украшения нашли среди развороченных тел. В качестве военных трофеев они были переплавлены в золотой слиток. Позже этот и другие слитки ненадолго стали собственностью Густава Харпша, и тот отправился со своей добычей в Швейцарию, чтобы выкупить там малолетнюю дочь, но не доехал даже до итальянского Больцано.

Фиделия

Это лишняя история, довесок. Своего рода эпилог. История, связанная не с теми девяноста двумя золотыми слитками, которые лейтенант Густав Харпш забрал в баден-баденском банке и которые были впоследствии обнаружены в лесу под Больцано, а, можно сказать, с его собственным. В нем присутствовали все золотые украшения его семьи, и именно с его помощью Харпш вначале рассчитывал выкупить дочь у швейцарцев.

Фиделия, дочь Густава Харпша, всегда мечтала поехать с отцом в Южную Америку и жить, как индианка, среди кактусов. Они бы носили на голове перья: папа – красные, она – голубые. Она бы звонила в колокольчик перед завтраком, отбивала барабанную дробь перед обедом, пела «барсучью песенку» перед ужином. А ели бы они вдвоем, сидя на скамейке, изъеденной оранжевыми и желтыми мухами-наездницами.

Фиделия мечтала об этом с четырех лет, катаясь на своем красном велосипеде по дорожкам Лангельфельдского санатория Красного Креста, что находится неподалеку от швейцарско-итальянской границы. Она катила среди серебристых берез, проезжала мимо карусели, мимо кухни, поднималась на каменистый холм, где рос кипарис, и, миновав кусты, над которыми роились бабочки, останавливалась перед белыми воротами. Она влезала на ворота, так что подбородок оказывался на поперечном брусе, и долго глядела в сторону Зольдена, откуда, как ей казалось, должен был появиться ее отец. Мысленно она видела, как он приближается пешком, в синей форме, и в руках у него белые и голубые полевые цветы, которые он нарвал специально для нее. А в кармане у него бутерброды, говядина с ломтиками маринованного огурца, в пакете из плотной бумаги, на котором красными буквами написано «Бакалея Мерано». Он пришел из Италии, чтобы увидеть ее.

А может, он придет вовсе даже не из Зольдена, а из Гройтхангера.

Фиделия снова садилась на велосипед и во весь опор проносилась мимо кустов, над которыми роились бабочки, под кипарисом, мимо семи елей и клумб с геранью, вверх по дорожке к зеленым воротам перед конторой. Встав на седло, она могла дотянуться до щеколды и открыть ворота, после чего на велосипеде пересекала посыпанный мелким гравием двор и оказывалась перед загоном для овец. Через ограждение был пропущен ток, чтобы овцы не убежали. Отсюда Фиделия разглядывала дальние предгорья и представляла, как ее отец, напевая, спускается с заснеженного перевала. Если он придет этой дорогой, бутерброды будут лежать в носовом платке в красно-белый горошек.

Фиделия быстро проезжала через зеленые ворота и по асфальтовой дорожке добиралась до места, где упал транспортный самолет Красного Креста с тяжелобольным на борту. Прислонив велосипед к калитке, за которой начинался лес, она взбиралась на большой белый камень и вглядывалась в частокол деревьев. Если отец придет этой дорогой, бутерброды с сыром моццарелла, ломтиками помидоров, перцем и чесноком будут лежать в сумочке ее матери.

У Фиделии было еще одно место, где она поджидала отца. Во весь опор мчалась она к Браненспицким воротам, куда приезжали бензовозы, чтобы заправить генераторные баки и оставить на траве масляные следы. Если отец придет этой дорогой, он немного пропахнет бензином, и руки у него окажутся грязные, но на лице-то будет играть улыбка, а бутерброды с копченой грудинкой и огурцом он завернет в газету от 4 мая 1945 года с объявлением окончания войны4 на первой полосе и фотографией сбитой на лесной дороге белой лошади и искореженного черного «Мерседеса» с номерным знаком TL 9246 на последней. Когда Фиделии исполнилось восемь лет, ей дали эту газетную вырезку. Фрау Стриппс, правая рука начальницы санатория, уходя со службы по причине беременности, очищала все ящики и обнаружила зеленый конверт, а в нем аккуратно сложенную газетную заметку. Окончание войны и бездыханная белая лошадь оказались напрямую связаны. Фрау Стриппс, женщина романтическая, сказала Фиделии, что отец ехал ее спасать на белой лошади, но в лесу под Больцано его остановили и потребовали, чтобы он до конца довел войну, начатую генералами.

Когда Фиделии исполнилось девять, мужчина в мотоциклетных очках доставил ей бандероль; вручая ее, он чуть не упал, поскользнувшись на ковре, оттого что от долгой езды ноги у него одеревенели. В бандероли обнаружился золотой слиток. Его прислала из австрийского Линца старая женщина, бабушка ее отца, прабабка Фиделии. Слиток положили в зеленый бязевый мешочек и спрятали в сейф – так сказать, на черный день.

Когда Фиделии исполнился двадцать один год, она вернулась в санаторий Красного Креста за своим золотым слитком. Он странным образом уменьшился в размерах. Фиделия предъявила швейцарский паспорт на имя Мэри Смит. Она нарочно выбрала себе самые обыкновенные, ничего не значащие английские имя и фамилию. Пусть все сразу увидят: она придумала это словосочетание и пользуется им временно, до того дня, когда за ней приедет ее отец. Он даст ей настоящее имя. Фиделией ее назвала начальница санатория, страдавшая болезнью под названием «любовная тоска». Начальница искала утешения в бетховенской опере «Фиделио». Она объяснила своей юной подопечной смысл ее имени: «преданная». Воистину, Фиделия была предана памяти отца. И ей не нравилось, когда фрау Стриппс называла ее Фифи, точно какого-нибудь пуделя в цирке, ездящего на велосипеде по манежу.

Теперь Фиделия, она же Мэри Смит, она же Фифи, могла начать новую жизнь. Она продала свой золотой слиток. Вырученные ею деньги в 60-м году при тогдашних ценах были целым состоянием. С младенцем на руках, которого она назвала Курцем, Фиделия отправилась в Южную Америку, где твердо рассчитывала найти отца. Очевидно, они просто разминулись в послевоенной неразберихе, царившей в Европе. Она собиралась искать его в Буэнос-Айресе и Монтевидео, в Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро, в Лиме и Мехико-Сити.

В Южную Америку Фиделия так и не попала. Она доехала до Больцано и заночевала в доме-пансионе. Утром она собиралась сесть на поезд до Милана, а оттуда улететь самолетом. У нее в сумочке лежали билеты. Но прежде она хотела увидеть место, где ее отец проехал верхом на белой лошади. Она пришла в лес. Что она рассчитывала найти? Этого она и сама не знала. Может, когда увидит, тогда и поймет? Ей был двадцать один год. Она бродила среди залитых солнцем сосен и вспоминала.

В детстве у нее были светлые волосы. Она носила белые и красные банты в тон носочкам.

В семь лет Фиделия познакомилась с псом Грязнулей, который, впрочем, любил воду и откликался исключительно на итальянские команды. Первый раз она его увидела у пруда. Он вышел из воды и отряхнулся, обдав ее тысячью брызг.

Она часто убегала из санатория. Однажды они с Грязнулей даже добрались до Гриса. Их поймали и привезли обратно в черном «Мерседесе». Она плакала и кричала до тех пор, пока машину не остановили и не позволили ей посмотреть номерной знак. Нет, не TL 9246. Воспитатели приковали ее красный велосипед цепью к забору. Каждое утро она делилась с велосипедом кукурузными хлопьями и повторяла, что он должен набираться сил для большого путешествия, которое им предстоит совершить. Фрау Стриппс должна была за ней постоянно присматривать, но ей было не до девочки, она предпочитала игры со взрослыми мужчинами – механиками из гаража и мужчинами, приходившими чинить пишущие машинки; она скрывалась с ними в лесу, и там эти мужчины снимали с нее трусики.

Однажды Фиделия украла фотоаппарат, чтобы снимать себя в зеркале или с расстояния вытянутой руки. Она делала это для отца – ему будет интересно посмотреть, как она росла в его отсутствие.

В постель Фиделия брала с собой красный шарф. Он действовал на нее успокаивающе.

Красный был ее любимым цветом, а любимыми ягодами – вишня. Она частенько просила фрау Стриппс купить ей вишен, а за это та иногда пользовалась ее спальней на чердаке, когда хотела уединиться с очередным своим другом. Или подружкой. Девочка долго посасывала сладкую мякоть, стремясь протянуть удовольствие. Косточки она собирала. Ее коллекция, насчитывавшая не одну тысячу косточек, хранилась в чемодане. Зубы она чистила плохо, на что всякий раз обращал внимание приходящий дантист из Красного Креста, а также его сын. Фиделия всегда посещала дантиста, а он, в свою очередь, не забывал посетить фрау Стриппс в комнатке ее воспитанницы, что оборачивалось для последней очередной порцией вишен и пополнением ее коллекции вишневых косточек.

Фиделия каталась на карусели, которая крутилась вокруг своей оси, подобно земному шарику. Вот так и она когда-нибудь будет накручивать круги в поисках отца. Порой к ней на карусель подсаживались ее друзья-приятели. Но они в санатории надолго не задерживались. Всех их забирали в семьи, в Германию или Люксембург. Им незачем, как ей, путешествовать по свету.

Фиделии то и дело хотелось подержать в руках свой золотой слиток. Один из секретарей по доброте душевной доставал из сейфа слиток и позволял девочке поиграть с ним на ковре в кабинете, пока он обзванивал агентства по усыновлению детей в разных странах. Фиделия столько раз держала золотой слиток в руках, что могла описать его с закрытыми глазами. На одной грани был оттиск цапли, на другой номер FFMS 567. Эти буквы не давали ей покоя. Из этих инициалов складывались все ее имена! Фиделия Фифи Мэри Смит. А что значили эти цифры?

Однажды ее попыталась удочерить американская бездетная чета. Они специально к ней приезжали, и всякий раз она умудрялась обкакаться из вредности. Она опять убежала из санатория, но сторожа ее нашли и уговорили вернуться под тем предлогом, что ее пес Грязнуля и ее красный велосипед очень сильно по ней скучают.

Чемоданов у нее на чердаке становилось все больше и больше. Они были набиты придуманными воспоминаниями. Например, как она будто бы ездила в Лондон и там ходила на выставку гладиолусов. Или как падал снег желтого цвета, потому что к нему был подмешан песок из Африки. Снег этот быстро растаял, и, чтобы скрыть разочарование, она очинила точилкой карандаш и ссыпала в чемодан желтую стружку. Был у нее отдельный чемодан с углем. Когда у нее будет особенно скверно на душе, она разожжет костер и поджарит себе на огне вкусный тост. Когда Фиделии исполнилось тринадцать лет, ей разрешили помогать туристам на соседнем горнолыжном курорте. Туристы угощали ее коктейлями, и ей нравилось это состояние легкого тумана в голове. Она стала подворовывать напитки в баре, чтобы с их помощью грезить о Южной Америке и их совместной жизни с отцом. Фиделия шнуровала и расшнуровывала ботинки горнолыжников, а они гладили ей волосы, и это ее немного напрягало.

Она часто садилась к мужчинам на колени. Ей нравились их комбинезоны.

Когда Фиделии исполнилось четырнадцать лет, она попросила отпустить ее в Линц. Ее прабабушки давно не было на свете. Она умерла через три дня после того, как послала Фиделии золотой слиток. Наверное, чувствовала приближение смерти. Зато Фиделия встретилась с сестрой прабабушки, которая многое помнила или думала, что помнит. Так, она слышала от своей покойной сестры, что мама девочки отлично готовила, особенно спаржу и спагетти. После этого Фиделия решила стать специалисткой по этим блюдам. Вот вернется в санаторий и будет царить на кухне.

Сестра ее прабабушки была давно прикована к инвалидному креслу. В воскресенье они решили прогуляться по безлюдному городу. Фиделия везла старую даму, а та рассказывала ей про золотой слиток и про то, как ее отец служил во французском городе Во, а потом приехал в Линц и сказал своей бабушке: «Больше всего на свете люди любят золото, поэтому я выкуплю свою дочь, у кого бы она ни находилась». Вместе они собрали все фамильные украшения. Они достались бы Фиделии по наследству, повернись все по-другому. Там были золотые часы на цепочке и замочек от прабабушкиной сумочки, золотое пресс-папье, изображавшее боевой корабль, и семь золотых колец, брошь в виде бабочки «мертвая голова», три золотые монеты эпохи Наполеона, а также панагия, хранившаяся в семье на протяжении трех поколений.

Все это золото отец Фиделии переплавил в один слиток и спрятал в специально нашитый внутренний карман брюк. Через год ее отец снова побывал в Линце. В тот приезд он сказал, что, по слухам, дочь находится в Швейцарии. Золотой слиток он вернул бабушке, так как теперь у него были другие планы. С одним слитком соваться к швейцарцам, у которых этих слитков сотни тысяч, бесполезно.

В пятнадцать лет Фиделия чувствовала себя такой одинокой и несчастной, что когда ее Грязнуля заболел, она чуть не утопилась в том самом пруду, где когда-то его подобрала. Она хорошо помнила, с каким удовольствием он плескался в воде. Может, счастье находилось на дне пруда? Зачем множить печальные воспоминания, когда их и так с избытком?

В шестнадцать лет ее совратил сын дантиста. Или она его. Она читала американские комиксы, оставленные туристами. Из них она почерпнула много полезных сведений о любви, сексе, морали, еде, машинах и пауках. У сына дантиста были кудрявые волосы, и звали его Густав, что сыграло свою роль.

Фиделия слушала иностранцев и мотала все на ус. Она выучила немецкий и французский, в честь родителей. С фрау Стриппс она говорила на местном диалекте, а с дантистом и его сыном по-итальянски.

Она научилась здорово кататься на горных лыжах. В один прекрасный день она так разогналась, что оказалась возле Больцано, в сосновом лесу, где можно встретить черный «Мерседес» и где для белых лошадей строят конюшни.

Когда ее Грязнуля сдох, она украла деньги, сделала из него чучело и спрятала в чемодан. Иногда она сажала его рядом с собой и гладила, вспоминая его веселый и добрый нрав.

С семнадцати до восемнадцати она в основном пила и мало что запомнила.

Она вышла замуж за сына дантиста, который без всякой необходимости заменил ей все зубы на искусственные – для рекламы собственного дела. Он пообещал, что однажды свозит ее в Нью-Йорк. Она знала, что это пустые слова, но ей и таких-то слов до него никто не говорил. Свой красный велосипед она повесила на стену в спальне. Она в нем больше не нуждалась, ну разве что для путешествия в мир грез.

В кинотеатре в Локарно она посмотрела фильм Рене «Ночь и туман» и после этого проплакала три дня. Она не сомневалась, что в толпе женщин, бегущих по заснеженному полю, увидела свою мать. В коричневом платье в белый горошек, с кастрюлькой спаржи в руках. Или со спагетти? Что они там ели в Дахау?

В девятнадцать Фиделия родила. Вместе с Густавом, все еще ассистентом дантиста, они жили в шале под Эйденбергом. Она часто приезжала в санаторий и смотрела новый телевизор, одна в игровой комнате, кормя своего ребеночка и отпивая жирное молоко прямо из банки. За это время сменились три начальницы. Она уже толком никого не знала.

По воскресеньям она гуляла по лесу, подолгу останавливаясь перед тем или иным деревом. Иногда прихватывала с собой чемодан. Всё стало ей более или менее безразлично. Она катилась по наклонной плоскости. Как низко она скатилась? Три бизнесмена из Потсдама заплатили ей четыреста долларов за «акт милосердия». В наказание она истыкала себе грудь булавками.

Постаревшая фрау Стриппс устроилась на работу в приют для стариков близ Золдена. Ее ребенок то ли умер, то ли обрел новых родителей. Теперь она красила волосы и ногти в рыжий цвет. Ей нравилось уединяться в лесу с мужем Фиделии, ассистентом дантиста. Фиделия видела в бинокль, что они занимались непотребными вещами. При первом же удобном случае она упаковала чемоданы, сняла деньги с книжки и вскоре снова оказалась недалеко от Больцано, в том самом лесу, где когда-то пыталась воссоздать зыбкие воспоминания.

Она провела в Больцано неделю, две недели, месяц. Она понимала, что ее запасы «на черный день» не вечны. Ей очень не хотелось расставаться со своими чемоданами, но и таскаться с ними по свету было нереально. Она устроилась официанткой в кафе города Больцано. С ее знанием четырех языков (еще учила английский) она пришлась там очень кстати. Пока она работала, ее ребенок сидел на кухне в инвалидном кресле. Она сняла две комнатки. Всюду были разложены открытые чемоданы – на столе, на полу, под кроватью, – и в любой момент она могла изучать их содержимое: чучело собаки, пустые пузырьки из-под духов, вишневые косточки, инструменты, с помощью которых муж-дантист выдрал все ее зубы, желтую краску, слитую в чемодан из шести банок, иголки для шитья, «Анну Каренину», любовные письма родителей, которые она сама за них написала, сто свечных огарков, карты пустынь практически без опознавательных знаков, перегоревшие лампочки, сохраненные по причине острой жалости, осколки разбитого стекла, потерянные вещи, подобранные в локарнском кинотеатре, где, как ей показалось, она увидела свою мать в фильме «Ночь и туман», разбившиеся фарфоровые собачки, которые она собирала, тщась воскресить своего Грязнулю, открытки Рима со старыми особняками, перечни названий городов и стран, казавшихся ей экзотическими и манящими, песок с запахом моря, которое она никогда не видела своими глазами.

Подобно матери, она оказалась хорошей стряпухой. На оставшиеся деньги она открыла собственный ресторанчик под названием «Красный велосипед», который пользовался успехом. Наконец-то в Больцано появились настоящие спагетти. Весь город терпеливо ждал, сбудется ли мечта Фиделии. Она свято верила в то, что в один прекрасный день за столик сядет ее отец и она его накормит.

Перевод с английского Сергея Таска

1 Австрийский композитор Антон фон Веберн был застрелен американским патрулем в Миттерзилле 15 сентября 1945 года.

2 Баухаус – основанная в 1919 году в Веймаре знаменитая Школа современного дизайна.

3 Spitfire (англ.) – «плюющийся огнем».

4 Так у автора.