Текст книги "Прыжок над пропастью"

Автор книги: Питер Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

11

Оказавшись на верхней площадке пожарной лестницы, мальчик как можно тише поставил на ступеньку канистру с бензином. Она звякнула, но еле слышно.

Руки в резиновых перчатках дрожали. Он расстегнул нагрудный карман ветровки, осторожно вытащил новенький ключ и вставил в замок кухонной двери. Стараясь не дышать, повернул ключ в замке. Слабый щелчок показался ему громким, как пистолетный выстрел.

Мальчик похолодел. Ему показалось, ночь взорвалась грохотом и скрежетом. Прижавшись носом к стеклу, он напряженно вглядывался в темную кухню. Хладнокровие изменило ему, и он запаниковал. Но уговорил себя не нервничать. Через пару минут ему удалось взять себя в руки.

Он посмотрел вниз, на маленький задний двор. Потом поднял глаза наверх; сзади, как скелет, возвышалось недостроенное высотное здание. Кругом ни души. Как он и надеялся. Пока все в порядке.

Он нажал на дверную ручку и толкнул дверь. Она открылась бесшумно – петли он смазал сам несколько дней назад. В нос ударила застоявшаяся вонь жареной рыбы. Тихо жужжал холодильник. Захватив канистру, он вошел внутрь и бесшумно закрыл за собой дверь. Потом постоял в темном тесном помещении, прислушиваясь.

Женщина за закрытой дверью сдавленно вскрикивала и стонала:

– О да! О господи, да, сделай это!

Мальчик прекрасно ориентировался в ее квартире – он уже два раза побывал здесь, всегда в то время, когда она была на работе.

Тогда легко было подсчитать, сколько у него есть времени. Все, что и требовалось тогда, – оставить велосипед у кооперативного магазина и, спрятавшись за полуразрушенной стеной через дорогу, наблюдать за ее кассой, где она сидела в свою смену, кроме перерыва на обед. Он просто дожидался, пока она придет на работу, и знал, что у него в запасе целых восемь часов. Хотя он всегда успевал управиться и за два часа. Больше ему не нужно было.

Это случилось во время второго визита. Первый он совершил из чистого любопытства. Искал улики. Рылся в шкафах, доставал ее одежду, вдыхая аромат женщины, которую он почти не знал. Достав из ящика черный кружевной бюстгальтер, он прижался носом к чашечкам и смутился, испытав странное чувство.

В тот раз он пришел на разведку. Очень важно было выяснить, есть ли у нее его фотографии. Много ли он для нее значит? В маленькой гостиной, в спальне и на кухне он увидел кучу фотографий ее самой – в рамочках и без рамочек. Одна, самая большая, черно-белая, в рамке, была слегка размыта. Увеличенный портрет. Черные кудряшки отброшены назад. Она улыбалась кому-то; на лице застыло самодовольное, тщеславное выражение.

В ящиках комода и в двух альбомах он обнаружил и другие ее фотографии. Она снималась одна и с мужчинами. В лодках, на скачках, на авторалли, в ресторанах, в ночных клубах.

И лишь на одном снимке он увидел себя.

Снимок лежал картинкой вниз на дне ящика комода, в деревянной шкатулке, в ворохе писем и документов. Маленькая фотография, примерно пять на пять сантиметров, помятая, с оторванным уголком, почти выцветшая. Они вдвоем сидели бок о бок на галечном пляже. Ему было года четыре; он в плавках, болезненно худой, с торчащими коленками, взъерошенными волосами; стоит и щурится на солнце. Она сидит рядом, но в то же время далеко от него. В бикини, в темных очках, состроила очаровательную гримаску фотографу. Мальчик рядом… да знала ли она его когда-нибудь?

Вспомнила бы она его сегодня?

Нельзя забывать людей. Особенно тех, которые тебя любят. Нельзя просто выбросить их, вычеркнуть из своей жизни, уйти от них. Я покажу тебе, как забывать!

Обещаю.

12

– Давай же, милый, ешь – ведь ты это любишь.

Алек сидит за столом в кухне: майка с рисунком из сериала «Ох уж эти детки». Каштановые волосы – как у Росса, спадают на глаза. Перед ним в тарелке стынут спагетти под соусом «Болоньез». В тарелке палочки для еды – после Таиланда он наотрез отказывается есть вилкой. В руках вертит вертолет, собранный из «Лего».

– С вертолетом поиграешь потом. – Вера еле сдерживалась. – Бабушка приготовила спагетти специально для тебя. – Сегодняшнее раздражение объяснялось не только тем, что ей снова плохо, но и двумя затянувшимися заседаниями. Сегодня утром она провела три часа в Комитете по спасению церковной крыши, где обсуждали, как собрать деньги на необходимый ремонт, а сразу после этого состоялся митинг жителей деревни, на котором предлагалось подать протест против строительства гольф-клуба. Приступы тошноты следовали один за другим, несмотря на таблетки зантака, которые дал ей Росс. Он был уверен, что от зантака ей станет лучше. Прошла почти неделя с тех пор, как она побывала у Джулса Риттермана, но он до сих пор так и не сообщил ей о результатах анализов.

Не обращая на мать внимания, Алек оторвал желтую детальку от фюзеляжа, сосредоточенно надул губы и вставил «кирпичик» в другой ряд.

Вера вскочила так резко, что ее стул опрокинулся. Распутин, спавший на своей подушке перед плитой, подпрыгнул от удивления. Она вырвала вертолет из рук Алека.

– Немедленно ужинать! – приказала она.

– Не хочу.

Вера положила вертолет на черную мраморную столешницу, схватила палочки Алека и начала дробить спагетти на мелкие кусочки. Росс и мама совсем его избаловали!

Мать молча сидела напротив внука: в губах зажат окурок, от которого идет дым; глаза прищурены, брови сведены на переносице: мать сосредоточенно читает журнал «Хэлло!», лежащий перед ней на огромном сосновом столе. Время от времени она бросает взгляд на экран телевизора: там идет очередная серия «Соседей». По мнению Веры, телевизор орет слишком громко.

Прикручивать звук она не стала. В конце концов, мама целый день присматривала за Алеком – уже начались каникулы. Но в том-то и проблема. Не важно, подумала Вера, сколько тебе лет; для мамы ты навсегда останешься ребенком. Вот почему она никогда не могла набраться смелости и попросить маму не курить за столом, когда Алек ест. И, несмотря на то, что они так отличаются друг от друга, маму она уважает. Маргарет. Разумное, серьезное имя. Именно так мама сейчас и выглядит: одета для загорода, в полном соответствии с промозглой ночью: в толстом пуловере машинной вязки, вельветовых брюках, удобных туфлях на низком каблуке.

Ей совсем недавно исполнилось шестьдесят; у нее короткие седые волосы и красивое лицо, правда, кожа испещрена морщинами от тяжких переживаний и многих лет непрерывного курения. На ее долю трудностей хватило. Двадцать лет она ухаживала за отцом Веры, прикованным к постели, и беспомощно наблюдала за тем, как состояние мужа ухудшается.

В те последние, ужасные годы, когда отец уже стал почти овощем, Росс был безупречен. Он оплачивал круглосуточную сиделку, помогал маме деньгами и заботился о том, чтобы отец получал самое лучшее лечение – несмотря даже на то, что лекарства и уход мало что меняли. Вот почему, по мнению мамы, Росс не способен ни на что плохое.

Вера подцепила палочками немного спагетти, окунула их в соус и поднесла ко рту сынишки. Алек плотно сжал губы.

– Ешь! – прошипела она.

Не вынимая сигареты изо рта, мать заявила:

– Мы чудесно провели день, милая. Ходили в…

– Алек! Ешь немедленно!

– Не хочу.

– Ходили в Фонд по охране водоплавающих птиц, – продолжала мать. – Алек, расскажи мамочке, что мы видели. – Она вынула сигарету изо рта и закашлялась.

Вера накинулась на нее:

– Ты что, целый день кормила его конфетами?

Глядя на Алека, мать ответила:

– Мы пообедали чизбургерами в «Макдоналдсе».

– Когда вы обедали? – спросила Вера.

Она успела заметить, как бабушка и внук обменялись заговорщическими взглядами. Господи, ее мать всегда была такой разумной! Но в обществе шестилетнего внука ее мозги превращаются в кашу.

– Мама, когда вы обедали? – повторила Вера.

– Ну… в…

– Я уже говорила тебе: необходимо соблюдать режим дня. Режим очень важен для ребенка. Алек всегда обедает в час, а ужинает в шесть. Когда я была маленькой, то, черт побери, питалась именно так!

– Росс сказал, что…

– К черту Росса! Днем его тут не бывает. Я мать Алека, и изволь слушать меня, ясно?

Она снова заметила, как ее мать и ее сын переглянулись. Как будто у них был свой секрет. Алек ухмыльнулся.

Вера вихрем вылетела из кухни.

Пройдя по коридору, она вышла в холл. В голове все смешалось. Пройдя холл, она оказалась в малой гостиной – уютном уголке с огромным диваном, стеллажами зачитанных книг в мягких обложках и внушительным телевизором с полутораметровым экраном. Телевизор был включен; звук приглушен. Ведущий что-то проговорил, затем камера показала крупным планом женщину-репортера, которая подносила ко рту какого-то человека микрофон.

Вера села на диван, кипя от злости. Она понимала, что ее досада совершенно бессмысленна. Да, режим для Алека важен, но исключения из правил время от времени ему не повредят, и, если маме нравится баловать внука, что из того? В ее жизни было так мало удовольствий! Кроме того, мама по первому зову приезжает посидеть с мальчиком из своей скучной квартирки в Кройдоне. Для нее, Веры, мамина готовность помочь – настоящее благо.

Ее плохое настроение имело и другую причину. Она стала часто задумываться. Вот уже несколько дней и ночей, часто просыпаясь на рассвете, она все думала… думала… думала. Пыталась выкинуть мысли из головы и не могла.

Воспоминание о случайной встрече в магазине «Дженерал трейдинг компани» преследовало ее неотступно. Несколько раз ее так и подмывало поднять трубку и напомнить Оливеру Кэботу о его обещании показать ей свой медицинский центр. Но всякий раз благоразумие – а может, наоборот, трусость? – вынуждала ее отказаться от рискованной затеи.

В комнату пришлепал Распутин и направился прямо к ней. Она обняла его за шею.

– Молодец, – похвалила она пса. – Вот тебя никогда не приходится упрашивать что-нибудь съесть, верно?

С трудом встав с дивана, она поднялась по лестнице и зашла в свою спальню. Пес шел за ней по пятам, но в спальню не вошел, оставшись на пороге. Вера села на кровать, открыла сумочку, порылась в ней, пошарила на дне и нашла визитку, которую спрятала под грудой чеков за бензин. «Доктор Оливер Кэбот. Центр нетрадиционной медицины». Она невольно почувствовала себя преступницей.

Внимательно прочитала номер телефона, факс, адрес электронной почты, адрес в Интернете.

Ты и есть настоящая причина, доктор Оливер Кэбот! Ты и есть настоящая причина того, почему мне так паршиво.

13

– Бранденбург.

– Хотите что-нибудь конкретное? – спросила операционная сестра.

– Номер два, фа мажор, Джейн, – отозвался Росс, не переставая накладывать швы. – По-моему, утро сегодня именно такое – фа-мажорное. – Он лучезарно улыбнулся: улыбка настоящего Большого Босса, который всегда получает то, что хочет.

На столе, под яркой бестеневой стационарной лампой-«осьминожкой», лежала молодая женщина. Глаза у нее были открыты, но она была неподвижна, как труп. Только цифры на дисплее наркозного аппарата да постоянное попискивание свидетельствовали о том, что пациентка, окруженная шестью медиками в операционной, еще жива.

Имран Патил, врач-стажер, наблюдал за Россом, изучая его технику. Увидев, что у хирурга заканчивается нить, операционная сестра без единого слова передала ему новую. Все шло именно так, как любил Росс: по старинке, когда операционная сестра всегда была наготове, когда они все стояли наготове: операционная сестра, анестезиолог, ассистент оперблока. Необходимо, чтобы во время операции все работало как часы. Иерархия. Дисциплина. Как на военном корабле.

И хорошенькие сестры.

Россу нравилось окружать себя красивыми молодыми лицами; флирт его взбадривал. Однако дальше флирта никогда не шел – ему было неинтересно.

В операционной раздались звуки Второго Бранденбургского концерта. Росс проткнул иглой тонкий лоскут кожи, отсеченный несколько минут назад от бедра молодой женщины; затем игла прошила толстый валик рубцовой ткани от ужасных ожогов, покрывавших верхнюю часть туловища пациентки. До пожара, исказившего ее внешность до неузнаваемости, Салли Портер, двадцати семи лет, была довольно красива.

Росс не стал выяснять у пациентки подробности пожара; он знал только, что дело было на яхте. Когда он занимался реконструктивной пластикой, он предпочитал не знать о причинах трагедии, так как знание могло повлиять на ход операции: если оказывалось, что пациент сам виноват в случившемся, сделал глупость – например, плеснул на мангал бензином – или нарочно что-то поджег, он, Росс, мог разозлиться и сделать свою работу не так хорошо.

Салли Портер навсегда останется для него невинной жертвой. Ей пришлось много страдать; за два года он сделал ей десять операций – возможно, придется оперировать ее еще раз десять, пытаясь, шаг за шагом, вернуть ее к жизни. Росса восхищала ее стойкость, мужество в попытках справиться с несчастьями и осложнениями.

А ей действительно здорово досталось. После одной из предыдущих операций трансплантат не прижился, произошло отторжение, и пришлось бедняжке вытерпеть еще одну, новую операцию. Сегодняшняя операция – повторение той, что он делал полгода назад. Возникла проблема с капиллярным кровоснабжением: вследствие стянутости кожи голова у пациентки постоянно клонилась вперед. Росс вел бесконечную битву, знакомую каждому пластическому хирургу: он стремился воссоздать утраченную красоту, не навредив здоровью пациентки.

Сделав последний стежок, он отступил и кивнул женщине-фотографу, которая на время операции выходила, но сейчас вернулась в операционную. Та подошла к столу и сделала три снимка его работы. Затем стажер прикрыл края операционного поля полосами марли, и операционная сестра подала Россу аппарат для наложения скобок.

Через двадцать минут Салли Портер осторожно приподняли; под спину ей подсунули специальный щит «Фэтслайд» и на нем перенесли на каталку и выкатили из операционной. Младшая медсестра выключила CD-плеер, и обстановка в операционной разрядилась. Она стащила с рук Росса латексные перчатки и выкинула их в корзину.

Росс снял маску, развязал тесемки халата и, присев за стол, начал описывать операцию. Врач-стажер заглядывал ему через плечо. Его прервала молодая сестра, которая держала трубку радиотелефона:

– Мистер Рансом, вас!

– Кто? – раздраженно спросил он. Сегодня у него напряженный график, а на Салли Портер ушло больше времени, чем он рассчитывал. Сейчас половина третьего; очень хочется есть, но времени пообедать, скорее всего, не будет.

– М-м-м… – Сестра прикрыла трубку рукой. Ее звали Франсин Уэст, она была очень хорошенькая и сейчас явно нервничала.

– Я не кусаюсь. – Росс слабо улыбнулся. – Просто выясните, кто меня спрашивает.

Сестра вышла из операционной, но почти сразу же вернулась.

– Доктор Джулс Риттерман. Он звонит уже в третий раз.

Росс снял хирургическую робу, передал ее сестре, затем взял трубку и вышел в коридор. Слышно было плохо – то ли оттого, что связь вообще плохая, то ли оттого, что Риттерман звонил с мобильного.

– Росс, – услышал он спокойный, суховатый голос Риттермана, – извини, что беспокою тебя на работе.

– Ничего. Что случилось?

Последовала длинная пауза; услышав треск в трубке, Росс подумал, что их разъединили. Потом врач заговорил снова:

– Помнишь, ты просил меня на той неделе осмотреть Веру?

– Да. – Росс вошел в туалет, свободной рукой приспустил штаны. – Ее тошнит, Джулс, причем уже довольно давно.

– Я сделал ей ряд анализов, – нерешительно продолжал Риттерман, – и потом потребовались еще другие, дополнительные анализы. Я… может быть, я не вовремя, Росс?

Облегчая мочевой пузырь, Росс сказал:

– Вообще-то да. Мне нужно возвращаться в операционную. – Но тон врача обеспокоил его. – Что такое, Джулс? Что показали анализы?

– Слушай, Росс, по-моему, нам надо об этом поговорить. Когда ты освободишься? Я мог бы подъехать к тебе.

– А по телефону нельзя?

– Лучше не стоит. Так во сколько ты сегодня заканчиваешь?

Встревоженный, Росс ответил:

– Около шести, но мне нужно еще заехать на квартиру и переодеться. Вечером торжественный обед в Сити.

– Когда тебе надо там быть?

– В половине восьмого.

– Я мог бы заскочить к тебе в шесть тридцать на несколько минут – мне нужно уйти до семи, мы идем на балет.

– Что с ней, Джулс?

– По-моему, лучше всего нам обсудить ее состояние с глазу на глаз, Росс. Боюсь, дело плохо.

14

Во второй раз он съездил туда ради того, чтобы раздобыть ключ.

Перед тем мальчик проскользнул в квартиру через крошечное окошко в туалете – видимо, его постоянно держали приоткрытым, и оно находилось вне поля зрения соседей. От окошка до пола было почти два метра – если она будет дома, то услышит глухой удар от падения. Поэтому мальчик снял запасной ключ, висевший на крюке за кухонной дверью, отнес его к жестянщику и заказал дубликат, за который заплатил из собственных скудных сбережений. В качестве дополнительной предосторожности он также купил баночку машинного масла и смазал все дверные петли в том доме.

Из холла пробивался свет, и он видел, в каком запущенном состоянии находится кухня – в точности как раньше: грязные тарелки горой навалены в раковине, на рабочем столе вскрытая банка с консервированными спагетти, на пластиковом обеденном столе две тарелки с остатками еды; обе тарелки утыканы сигаретными окурками. На полу, возле мусорного ведра с педалью, яичная скорлупа и апельсиновая кожура.

Отвратительно! Просто с души воротит.

Ее неряшливость оскорбляла его до глубины души.

Послышался резкий щелчок – холодильник вдруг замолчал. В тишине ее голос казался громче:

– О да! Не останавливайся!

Слушая ее крики, мальчик думал: «Тебе не нравился беспорядок, который я разводил, а сама живешь как свинья?!»

15

В доме было тихо. Алек уехал с родителями школьного друга в Лонглитский сафари-парк. Вера скучала по сыну. Когда его не было рядом, она постоянно тревожилась за него. Как он там, в чужой машине? Пристегнулся ли ремнем как следует? Только бы не вылезал из машины в сафари-парке! Она не представляла себе жизни без Алека. Интересно, где он сейчас?

Вера сидела в кожаном вращающемся кресле в кабинете Росса, перед его компьютером. Она ввела пароль и стала проверять почту.

Сегодня утром немного – дата следующего заседания комитета, посвященного перегороженной тропе, короткая записка от давней подруги, переехавшей в Лос-Анджелес, куча рекламного мусора, новости с форума женщин, подвергающихся домашнему насилию, – недавно, когда ей было особенно плохо, она подписалась на тот канал.

Вера побродила по Сети, перечитала адрес сайта на визитке доктора Оливера Кэбота и осторожно набрала его.

За окном, под проливным дождем, садовник Моррис в дождевике с поднятым капюшоном толкал нагруженную тележку. Распутин недовольно заворчал. Потом он пришлепал к окну и залаял.

– Тихо, малыш! Это только Моррис, – крикнула Вера. Садовник панически боялся собак, и Распутин заботился о том, чтобы его страхи не уменьшались. – Погуляем потом, когда развиднеется.

На мониторе возникли слова:

 
Излеченный вчера от моей болезни,
Я ночью умер от рук моего врача.
 

Мэттъю Прайор (1664–1721). Лекарство хуже, чем болезнь

Вера улыбнулась. Через несколько мгновений слова исчезли, и на мониторе появились крупные буквы:

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЦЕНТР НЕТРАДИЦИОННОЙ МЕДИЦИНЫ КЭБОТА. ВЫ ЗАРЕГИСТРИРОВАНЫ ПОД НОМЕРОМ 111926».

Крупный план: фасад здания Центра, напоминающего готическую церковь. Фотография самого Оливера Кэбота: весь в черном, на глазах крошечные овальные очки.

При взгляде на него Веру кольнуло возбуждение. Схватив мышь, она навела на фотографию курсор и щелкнула по правому верхнему углу рамки. Снимок укрупнился, и через несколько секунд лицо Кэбота стало размером с экран.

Садовник прогромыхал назад мимо окна; понимая, что это нелепо, Вера тем не менее оглянулась на стену, где висела фотография Росса, пожимающего руку принцессе Анне на каком-то благотворительном мероприятии.

Она перевела взгляд на снимок Оливера Кэбота и вдруг почувствовала непреодолимое желание снова увидеть его. На мониторе возник список предлагаемых Центром услуг: акупунктура, китайская медицина, ароматерапия, хронотерапия, цигун-терапия, орошения кишечника, цветопунктура, психоанализ и психотерапия, гомеопатия, гипнотерапия, мануальная терапия, массаж, остеопатия, рефлексология, лечение по японской системе рейки, шиацу.

Ниже было написано:

«Все специалисты Центра Кэбота отвечают высочайшим международным стандартам и являются практикующими специалистами, аккредитованными крупнейшими страховыми компаниями. Приходите и навестите наш оазис спокойствия в центре Лондона».

Далее шли номер телефона, факс, адрес электронной почты и указатель родственных сайтов. Она посмотрела телефонный номер, сверилась с визиткой Оливера Кэбота. Нерешительно покосилась на дорогой телефонный аппарат «Банг и Олуфсен». К горлу подступил комок.

Он всего лишь покажет мне клинику, вот и все – ничего особенного.

И может быть, доктор Оливер Кэбот сможет дать ей средство, способное на корню уничтожить этот микроб!

Она уже собралась набрать номер, когда увидела, что в ворота въезжает машина со включенными фарами. По аллее к дому проехал белый «мерседес»-универсал. Из-за того, что ветровое стекло было залито дождем, невозможно было понять, кто сидит за рулем. Вера хмуро наблюдала за машиной, досадуя на то, что ей помешали.

Как только открылась дверца, она тут же поняла, кто к ней пожаловал. Самая занудная женщина на свете, закутанная в толстый непромокаемый плащ; на голове – практичная, но нелепая на вид непромокаемая шляпа.

Фелис Д'Ит.

Только ее сейчас не хватало!

Вера совместно с Фелис Д'Ит входила в подкомитет Национального общества защиты детей от жестокого обращения; в этом году им предстояло устроить бал на Хеллоуин. Хотя до бала еще почти полгода, Фелис с самого Рождества бомбардировала ее письмами с напоминаниями, факсимильными сообщениями, и, наконец – о, ужас! – она открыла для себя Интернет и с тех пор заваливала Веру электронными посланиями. Фелис в подробностях описывала подарки, которые были пожертвованы для беспроигрышной лотереи – а их было сто двадцать штук.

Вера поспешно вышла из сайта и поспешила к двери; стук дверного молотка эхом разносился по холлу.

– Ох, Вера, как я рада, что застала вас дома! – произнесла Фелис Д'Ит пронзительным голосом. – У меня вся машина завалена призами!

Вера посмотрела на улицу поверх плеча гостьи: кажется, дождь усиливался. Фелис сбросила шляпу, потрясла жидкими каштановыми волосами и начала расстегивать плащ.

– Жуткий день, – сообщила она, – но на западе уже проясняется – где-то через полчаса дождь кончится. И тогда мы сможем разгрузить машину. Вера, вы какая-то бледная – плохо себя чувствуете?

– Нет-нет, все в порядке.

– А по виду не скажешь. Ну ладно. Давайте обсудим, как нам лучше провести беспроигрышную лотерею – у меня появились кое-какие идеи. А потом можем пройтись по всему списку. В прошлом году лотерея собрала семьсот фунтов. В этом году, если все получится, соберем по крайней мере вдвое больше.

– Да, – покорно повторила Вера, закрывая входную дверь. – По крайней мере.

Оглядевшись на кухне, Фелис заметила:

– Вижу, у вас «эй-джи-эй». Красивая, но потребляет столько электричества! И греет пространство – я не люблю жару. Когда мы купили дом, у нас тоже была такая, но мы ее убрали.

– Вот как? – вежливо удивилась Вера. – А мы решили встроить. Чай или кофе?

Плюхнувшись в кресло, Фелис размотала мятый шелковый шарф и положила его на стол.

– У вас есть травяной чай? Танин очень вреден для слизистой желудка, а кофе, по-моему, просто яд – разрушает все витамины и микроэлементы.

Вера поставила чайник на конфорку.

– Я не знала. У меня есть ромашковый.

– А больше ничего?

– Нет. Только ромашка.

– Ну тогда, пожалуй, дайте ромашкового, хотя от него меня всегда бросает в сон.

Вера бросила в ее чашку два пакетика.