Текст книги "Прыжок над пропастью"

Автор книги: Питер Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

35

Без десяти двенадцать Вера накинула куртку, вышла из поезда на вокзале Виктория и начала ходить по платформе. Ее слегка подташнивало.

Она целую вечность решала, что надеть, и трижды переодевалась перед зеркалом. Наконец она остановила свой выбор на темно-синем брючном костюме, алом боди и полусапожках, за которые в свое время заплатила бешеные деньги. Но она была рада, что купила их: всякий раз, как она их надевала, у нее поднималось настроение. Особенно сейчас.

Во внутреннем кармане сумочки, в потайном отделении, лежал выключенный старый мобильник. В руке она сжимала новенькую крошечную «нокиа» с новым номером; она купила телефон сегодня утром за наличные, снятые с ее собственного отдельного счета.

Дойдя до конца перрона, она позвонила с нового телефона Оливеру на мобильный.

– Оливер? Я здесь.

Его ответ почти заглушило громогласное объявление дикторши. Она только расслышала:

– …налево. Я припарковался за отелем «Гроувенор».

Вера встрепенулась; ей стоило немалых усилий не броситься туда бегом.

Она налетела на крупного мужчину восточной внешности, везшего чемодан на колесиках, и извинилась. Потом столкнулась с носильщиком.

– Извините, – пробормотала она и пошла дальше, с трудом пробиваясь вперед в плотном людском потоке; ей показалось, что толпы пассажиров одновременно спешили на поезд и с поезда.

И вот она вышла из здания вокзала; резкий весенний ветер пробирал до костей; запах бензина, грохот автобусов, скрежет тормозов такси, сердитые гудки клаксонов. Она почти пробежала мимо окошечка обмена валют, мимо газетного киоска, обошла стайку японских студентов, перегородивших тротуар, услышала велосипедный звонок и еще один клаксон. Потом она увидела впереди темно-синий джип с включенной аварийной сигнализацией.

Оливер!

Он стоял рядом с машиной и внимательно вглядывался в толпу: копна серебристо-седых кудрявых волос, широкая улыбка, черный свитер поло, протянутые ей навстречу руки. Он выглядел даже лучше, чем образ, который она себе нарисовала и который лелеяла в течение трех долгих дней.

– Вера!

– Привет! Извини, поезд опоздал.

Он положил ей руки на плечи, и они поцеловались: в правую щеку, затем в левую. Он осторожно отстранил ее на расстояние вытянутой руки. Улыбка сменилась недоуменной гримасой.

– Что у тебя с лицом?

Хотя Вера заранее отрепетировала, что ответит, оказалось, что ее слова звучат довольно неуклюже.

– А! Я… просто… м-м-м… споткнулась об игрушечный автомобильчик сынишки и ударилась головой о шкаф. Ничего страшного!

– Болит?

– Нет… вот вчера после укола зверски болело… – Она осеклась. Она уже и так сказала больше, чем собиралась.

– Укола? Тебя зашивали?

– Наложили несколько швов.

– Где? В больнице?

– Н-нет… Росс случайно оказался дома. – Она с самым невинным выражением добавила: – Лучшего и желать нельзя!

– Да, – согласился он со смешком, который вырвался из горла каким-то странным клокотанием.

Приближался час пик. Оливер жестом пригласил Веру в машину и завел мотор. В джипе было тепло и уютно; когда они въехали в поток машин, Вера почувствовала себя в полной безопасности.

Свободна!

Он повернул к ней голову:

– Любишь тайскую кухню?

Вера ответила не сразу. В Таиланде они совсем недавно были с Россом. Там она подцепила инфекцию. Его выбор казался ей дурным предзнаменованием, но она не намерена портить ему день.

– Обожаю.

– Я нашел один классный ресторанчик. Одна из самых страшных лондонских тайн.

– Буду нема как рыба.

«Дворники» смели с ветрового стекла несколько капель дождя. Радио было настроено на волну «Классика FM». Элгар – музыка, поднимающая настроение, будоражащая душу; такую музыку мужчины слушают перед тем, как пойти в бой; от такой музыки кажешься себе непобедимым. И Вере вдруг стало радостно; она почувствовала себя бесшабашной и тоже непобедимой. Здесь, в высоком джипе, ее с легкостью мог заметить кто-то из знакомых; хотя она предвидела неприятности, это ее нисколько не волновало. Такую радость не способна дать ни одна таблетка.

Оливер свернул вправо, мимо стоянки такси, и направился в сторону Белгрейвии. Оба молчали, но не ощущали напряжения. Им было легко молчать. Вера смотрела вперед, на поток машин; в салоне джипа, при звуках музыки она чувствовала себя словно в коконе.

Как хорошо! Так отлично, что даже дрожь пробирает.

Потом она снова вздрогнула, вспомнив Росса. В четверг вечером он избил ее и Алека. После того случая по ночам ее мучают кошмары. Нет никаких сомнений – как бы ни пыталась она оправдать его, как-то объяснить его поведение, – Росс становится все хуже. Раньше он никогда не поднимал руку ни на нее, ни на Алека.

На следующий день он был полон раскаяния. В субботу, после обеда, поиграв в гольф, он привез ей огромный букет цветов, а для Алека – большой электромобиль на аккумуляторе; мальчик мог разъезжать в нем по дому и парку. В субботу вечером он повез ее ужинать в ресторан. В воскресенье подал завтрак в постель; такое за всю их семейную жизнь случалось, может быть, раза два. Потом он вместе с Алеком поехал кататься на велосипедах. После обеда они втроем отправились гулять; в прежние времена такое случалось часто, но то было довольно давно.

Впрочем, как бы он ни старался, в Вере как будто что-то отмерло. Ее нисколько не трогали поступки мужа. Она старалась как могла перетерпеть выходные без нового скандала. Ей было страшно. Росс уже перешел Рубикон и теперь в любое время может снова ударить ее или Алека.

– Тебя избил муж, ведь так?

От неожиданного вопроса Оливера она вздрогнула. Он что, читает ее мысли?

Вера тщательно все обдумала. Она не была уверена в том, что хочет, чтобы он узнал правду. Она чувствовала острейшее унижение. Потом медленно повернула голову и кивнула.

36

В газетном киоске было полно народу; возвращаясь домой после уроков, школьники покупали по пути конфеты и сигареты. Никто не обращал внимания на высокого мальчика, стоящего у стенда с газетами и листающего последний номер «Стритэм эдвертайзер», вышедший сегодня.

То, что он искал, Росс обнаружил на пятой полосе. Он бы и так не пропустил статью. Он ожидал увидеть пару строчек, но репортаж занимал почти полстраницы с заголовком «СМЕРТЬ В РЕЗУЛЬТАТЕ ПОДЖОГА» и фотографией его матери с подписью: «Розамунда Рансом. Состояние критическое».

Торопливо оглядевшись по сторонам и убедившись в том, что никто на него не смотрит, Росс прочел статью:

«Почти наверняка установлено, что пожар, унесший одну жизнь и оставивший еще одного человека в критическом состоянии, – дело рук поджигателя.

В понедельник ночью водитель такси из Стритэма, Реджинальд Малкольм Тайлер (24 года) был доставлен в клинику при Кингз-колледже после пожара на первом этаже дома по Лэкэм-роуд, однако по прибытии в клинику пациент скончался. Квартиросъемщица, миссис Розамунда Рансом (36 лет), кассирша в магазине потребкооперации, доставлена в ожоговое отделение больницы „Ист-Гринстед“ с 60 % ожогов. У нее поражены лицо и туловище.

Полиция пока не подтверждает сообщения о том, что на месте пожара найдена канистра из-под бензина. Инспектор Дэвид Гейлор из полицейского отделения Стритэма заявил: „Я считаю данный пожар подозрительным; мы начали расследование по делу об убийстве. Все, кто видел что-либо подозрительное в районе Лэкэм-роуд ночью в понедельник, просим звонить в отделение“.

В настоящее время у полиции нет никаких зацепок, однако инспектор Гейлор подтвердил, что намерен допросить родственников миссис Рансом. Соседка, чьи имя и адрес не называются, сообщила, что к миссис Рансом часто заходили мужчины».

В статье ни слова не говорилось о том, что у пострадавшей есть сын. Росс испытал одновременно и облегчение и раздражение.

На следующее утро Росс высыпал все свои сбережения из металлической коробочки в карман куртки. В школу он в тот день не пошел; он сел в автобус, идущий до железнодорожной станции, где купил билет до Ист-Гринстеда и обратно. Денег хватило в обрез.

События прошлой недели истощили его материальные ресурсы. Но дело того стоило.

37

– Любишь ракообразных?

– Ракообразных?

– У них потрясающе вкусный салат с ракообразными.

– Ты имеешь в виду креветок?

– Угу. – Оливер принялся насмешливо передразнивать английский акцент: – Я хочу сказать, старушка, здесь необыкновенно изумительные креветки; как, неужели ты не знала? Вкуснейшие, ароматнейшие и все такое. Ве-ли-ко-лепные!

Вера рассмеялась; при виде ее радостного лица Оливеру показалось, будто весь ресторан наполнился светом и теплом. Он смотрел на нее поверх свежей скатерти, высоких, мерцающих бокалов и вазы на один цветок, в которой стояла фиолетовая орхидея. Как приятно видеть ее хорошенькое личико, освещенное радостью, с морщинками от смеха; ее потрясающие, живые голубые глаза, видеть ее длинные светлые волосы, ее элегантную одежду. Ему захотелось наклониться к ней, дотронуться до нее, подержать ее в своих объятиях, крепко прижать к себе…

Защитить от ее подонка мужа.

Но она пока отгораживается от него: сидит очень прямо, скрестив руки на груди. Классическая защитная поза. Нужно вывести ее из настороженного состояния, иначе они не двинутся дальше. Оливер начал, словно в зеркале, повторять все ее движения и жесты – осторожно, чтобы она ничего не заметила. Во-первых, он прислушался к ее дыханию и стал дышать в том же ритме. Через пару минут они дышали синхронно. Потом, не сводя с нее глаз – сохраняя зрительный контакт, – он сам скрестил руки на груди. Через несколько секунд Вера отпила глоток минералки. Оливер тут же сделал то же самое и поставил стакан на стол одновременно с ней.

Слегка подавшись вперед, Вера сказала:

– В Штатах так много слов, которые отличаются от наших.

Оливер тоже подался вперед с невозмутимым, «покерным» лицом и ответил:

– Знаешь, у меня сложилось совершенно такое же впечатление про Англию.

Она рассмеялась, хотя и не сразу, и Оливер тоже засмеялся – сейчас не потому, что он повторял все ее жесты и движения, просто у нее такой чертовски заразительный смех!

Подошла официантка. Оливер посоветовал Вере заказать на закуску креветки в кокосовом соусе, себе заказал то же самое, но потом переменил заказ на креветки с манго.

– Ты уже ел… мм… креветки в кокосе? – спросила она.

– Угу, – ответил Оливер, намеренно подавляя воодушевление. – По-моему, манго интереснее.

– Тогда я тоже буду манго, – заявила она.

Оливер заказал курицу с сорго и острый ореховый салат; к его тайной радости, Вера выбрала то же самое.

Когда официантка отошла, Оливер поднял бокал и отпил глоток воды. Вера сделала то же самое. Когда он поставил бокал, то немного откинулся назад; через секунду Вера повторила его движение.

Теперь она бессознательно копирует его; значит, он овладел ситуацией и она не будет сопротивляться. Данным приемом он пользовался, когда нужно было внушить пациентам, будто они сами принимают решения в ходе лечения. Если пациент считает, будто ему поможет что-то извне, шансы на успех значительно уменьшаются. А сейчас, в данную минуту, ему нужно было, чтобы Вера поверила в него, открылась ему.

Постучав себя по лбу над левым глазом, он попросил:

– Расскажи об этом еще.

Вера подняла руку и дотронулась до полоски пластыря. Вид у нее сделался смущенный.

– Я… – Ее перебил официант, принесший Оливеру на одобрение бутылку «Сансерре».

Кивком Оливер отослал официанта прочь, и Вера продолжала:

– Я… это… вышло не нарочно. Он не собирался…

– Вера, почему ты его защищаешь?

– Да нет, я вовсе не защищаю его; просто все как-то запуталось…

Официант налил на донышко бокала вина, чтобы Оливер его продегустировал. К своему разочарованию, Оливер увидел, что Вера снова скрестила руки на груди.

Когда официант ушел, Оливер сам скрестил руки на груди, немного посидел так, а потом снова протянул руку и поднял бокал и, склонившись к ней, произнес:

– За тебя.

Она подняла бокал и чокнулась с ним.

– За тебя.

Он выпил и поставил бокал на стол; она снова повторяла его жесты.

– Ты говорила о муже, – напомнил он.

– В нем много хорошего.

– Ты бы не вышла за него замуж, если бы в нем не было ничего хорошего.

– Ты веришь в то, что люди способны меняться?

– Гераклит сказал: в одну реку нельзя войти дважды.

– Потому что мы движемся вперед? – уточнила Вера.

– По-моему, не меняются только глупцы, потому что они не учатся на собственном опыте. А умные люди меняются постоянно.

Она кивнула.

– Можно ли из доброго, заботливого человека превратиться в чудовище? В психопата?

Оливер покачал головой:

– Мы называем таких людей социопатами. Ими рождаются, а не становятся. Но они довольно быстро соображают и знают, где и как следует себя вести. При первом знакомстве они производят впечатление добрых и заботливых; они остаются добрыми и заботливыми до тех пор, пока не получают желаемого. Тогда маска им больше не нужна, и на свет божий выплывает их истинная сущность.

Он пристально посмотрел на нее; в глазах ее страх – кажется, этот страх навечно впечатался в нее. Она такая нежная, такая… хорошая, порядочная! Нельзя допустить, чтобы она жила в страхе. Страх ужасен; страх разрушает.

Вера, твой муж – социопат. Возможно, ты пока не готова это признать, но мужчина, способный ударить такую женщину, как ты, – чудовище. И ты в опасности, потому что дальше он станет еще хуже. Однажды он может ударить тебя так сильно, что ты больше не встанешь. А всем он расскажет, что понятия не имеет о том, что с тобой стряслось. Что ты просто исчезла, испарилась. Он будет выступать по телевидению, будет убедительно рыдать; притащит с собой маленького сынишку, который станет умолять мамочку вернуться. А через двадцать лет твои останки случайно обнаружат под слоем цемента во внутреннем дворике.

Его передернуло. Что-то не туда его занесло – но именно так он сейчас чувствует.

Вера смерила его странным взглядом; вдруг краска отлила у нее от лица. Она положила обе руки на стол, словно удерживая равновесие, стараясь не упасть. Может, у нее новый приступ – вроде того, что случился в прошлый раз?

– Ты в порядке? – встревоженно спросил он.

Вера побледнела еще больше; она кивнула, но ничего не ответила.

Официант поставил перед ними закуску на крошечных блюдцах.

– Вера!

Она дрожала и смотрела на него широко распахнутыми глазами. Вдруг она встала и побежала к туалетам.

Когда она вернулась, лицо у нее было еще бледнее, чем когда она вскочила из-за стола.

– Извини.

Кожа покрылась испариной – как будто у нее сердечный приступ.

– Желудок? – спросил он.

– Да. Иногда… такие внезапные приступы.

– Хочешь полежать?

– Да нет, сейчас мне будет лучше.

– Может, выйдем на воздух?

Она оглянулась с таким подавленным видом, что у него по коже побежали мурашки. Может, она больна серьезнее, чем говорит? Я только что с тобой познакомился. Не дай мне потерять тебя до того, как я успею тебя узнать. Вслух он сказал:

– Вера, что с тобой, собственно, такое? По-моему, ты мне не все рассказываешь.

Она так вцепилась в свой бокал, словно ей нужно было удержаться, не упасть в пропасть. Испуганным голосом, едва слышно она ответила:

– Я не знаю… мне не говорят.

– Твой муж врач, и он ничего тебе не говорит?

– Да.

– Вера, завтра тебе придется еще раз приехать в Лондон – в клинику. Я тебя хорошенько обследую, сделаю несколько своих анализов и выясню, что с тобой такое. Вот так. – Он не спрашивал; он почти приказывал.

Вера кивнула, и страх в ее взгляде сменился признательностью – влажной, как январское солнце.

38

На следующее утро, в половине девятого, Росс стоял в углу операционной на Харли-стрит и описывал только что проведенную операцию. Маска закрывала подбородок. Он не выспался, и операция прошла не слишком удачно.

Такого рода работу он любил меньше всего. Реконструктивная пластика: кожный трансплантат, который он месяц назад пришил на шею человеку, тяжело обожженному во время аварии на химическом заводе, воспалился. Произошло отторжение. Пришлось взять новый лоскут кожи с бедра и начать все сначала. Отторжение первого трансплантата произошло не по его вине, но Россу все равно было неприятно. Он считал, что виноват во всех неудачах, во всех отторжениях ткани.

Неудачный брак с Верой – тоже его вина; он предоставлял ей много свободы. Она слишком много времени проводила одна, и у нее было слишком много денег. Он и сам не понимал почему, но и ее болезнь он тоже рассматривал как свою ошибку. Теперь только он может ее исцелить. Со всеми проблемами можно справиться: просто нужно держать ситуацию под контролем, удалить зараженные куски, как некрозированную ткань, которую он только что иссек и заменил. Решение всегда можно найти. Уголком глаза Росс подметил, что к нему приближается анестезиолог Томми Пирмен – толстый, потный, бесформенный.

– В воскресенье пришел вторым в своем классе; я тебе рассказывал?

– Не знал, что ты ходишь в воскресную школу, – заметил Росс.

– Ха-ха! На моем «бентли».

– Ах да, на твоем «бентли». – Росс отчетливо представил своего анестезиолога в зеленом «бентли» выпуска 1930 года. Однажды Пирмен приехал к ним в этой машине на воскресный обед. На нем был кожаный шлем и очки, как будто он собирался предложить себя на роль Жабы-автомобилиста.

– Гонка по пересеченной местности. Рассказывал я тебе или нет?

Росс кивнул, записывая важные подробности операции.

Как ребенок, жаждущий внимания, Пирмен продолжал:

– Гонка в Прескотт-Хилл – там находится клуб владельцев «бугатти». Открытые состязания, для всех видов старинных спортивных и гоночных машин.

– Томми, почему ты не пришел первым? Всегда нужно стараться прийти первым.

– Я поехал не ради победы, а ради развлечения, – оправдывался анестезиолог.

– Развлечение – это прийти первым. – Росс закончил писать и передал записи второй сестре, чтобы та занесла их в компьютер. – А раз ты пришел вторым, то и радоваться нечему.

Его прервал стажер:

– Мистер Рансом, фотограф спрашивает, нужна ли она на следующей операции.

Росс часто снимал результат своих операций; лучшие снимки он размещал на своем веб-сайте.

– Миссис Рейнолд? – уточнил он. – Она следующая; нам предстоит довольно интересная работа на ее челюсти. Да, фотографии мне понадобятся. – Он положил руку на плечо анестезиолога и подтолкнул его к выходу. – Томми, можно тебя на пару слов?

Когда они с Пирменом вышли за дверь, Росс сказал:

– В сентябре я должен выступать в Праге, на Всемирной конференции пластических хирургов. – Он понизил голос, так как мимо проходила медсестра. – Буду делать доклад о микроциркуляции; мне нужно немного расцветить его. Ты в курсе всех современных достижений; разбираешься в них не хуже, чем в старых машинах, верно?

Анестезиолог неуверенно кивнул.

– Мне нужно как-то протащить в доклад нанотехнологии. Знаешь, что это такое?

– Миниатюрные роботы.

– Вот именно. Раскопаешь что-нибудь для меня?

– Я нарыл тебе массу сведений по болезни Лендта; все данные по коктейлю, который используют на фирме «Молу-Орелан», по результатам второй стадии испытаний.

– Ну и?..

– Через год после начала приема в живых остались всего тридцать пять процентов.

Росс взволнованно сжал плечо друга:

– Тридцать пять процентов?!

Пирмен закатил глаза, что означало утверждение.

– Отличная новость, Томми!

– Я бы не назвал ее «отличной». Шестьдесят пять процентов людей с данным заболеванием умирают в течение двенадцати месяцев. Из тех, кто не получает лекарство, умирают восемьдесят процентов. Не слишком-то радует. По-моему, тридцать пять процентов выживших – не такая уж большая цифра.

– Это великолепно, Томми! Только что спасения не было вообще, а теперь выживают тридцать пять процентов! Спасибо. – Оставив анестезиолога в коридоре, он поспешил к себе в кабинет, закрыл дверь и позвонил Джулсу Риттерману.

– Росс! А я как раз собирался тебе звонить, – сказал Риттерман.

– Я только что узнал результаты второй фазы клинических испытаний лекарства на «Молу-Орелан».

– Я собирался рассказать тебе то же самое. Данные не блестящие, но наблюдается некоторый прогресс.

– Джулс, ты должен записать ее на третью фазу испытаний, немедленно, сейчас же! Задействуй все свои связи!

– Постараюсь. – В голосе Риттермана слышалось сомнение. – Но ведь всего тридцать пять процентов – против двадцати пяти у той группы, что получала плацебо! Всего десять процентов разницы. И потом, как я тебе и говорил, мы никак не сможем выяснить, что будет получать Вера – само лекарство или плацебо. Шансы пятьдесят на пятьдесят.

Казалось, Росс не слышит предостережения.

– Вера крепкая; она сильная женщина, и у нее правильное душевное состояние. Вот что самое главное, остальное несущественно. Все получится, Джулс. Я знаю.