Текст книги "Антихрист"

Автор книги: Питер Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

Как Сароцини скопил свое богатство? С помощью магии? Заклинаний?

Мысль была абсурдной. Но то, что они сидят в этом самолете, – это ведь тоже абсурд. То, что его хрупкая жена убила свою сестру и искалечила гинеколога, – это ведь тоже абсурд. Так же как и то, что они везут домой ребенка, которому придется лгать, что он его отец, пока…

Действительно, как долго?

Пока мистер Сароцини не придет и не заберет ее?

– Я полагаю, – сказал Джон, – что вы передадите мне акции моей компании и документы на дом?

Вопрос, казалось, удивил мистера Сароцини.

– Наше соглашение, мистер Картер, подразумевало, что вы передадите мне ребенка сразу же после его рождения, а я, в свою очередь, возвращу вам акции и документы. Этого не произошло. Вы и Сьюзан еще не заслужили моего доверия. Откуда я знаю, что, вернувшись в Англию, вы не решите отказаться от Верити и ее не удочерят какие-либо третьи лица?

Джон взорвался:

– Это просто смешно!

– Да, – тихо сказал банкир. – Я бы хотел на это надеяться. Но психическое состояние Сьюзан, как вы сами только что указали, далеко от стабильного. Кто знает, что может прийти ей на ум?

– Она хочет оставить Верити. Она любит ее больше всего на свете – и гораздо больше, чем меня.

Мистер Сароцини улыбнулся:

– В таком случае все хорошо и вам не нужно беспокоиться об акциях и документах.

– Так когда я получу их назад?

– Когда я буду в вас полностью уверен. – Он снова улыбнулся и откинулся на спинку кресла. Затем указал на лэптоп Джона: – Я оторвал вас от работы. Пожалуйста, продолжайте, я не буду вам мешать.

Джона трясло от ярости. Мысли о том, что он ошибся в этом человеке, больше его не посещали. Ему стоило большого труда сдержаться, не наброситься на банкира и не вцепиться ему в глотку. Это бы ему ничего не дало.

Он посмотрел на экран, на неподвижное лицо Харви Эддисона, и, нажав несколько клавиш, очистил экран, а по-настоящему – нужно было прочистить мозги. Ярость понемногу сменилась отчаянием. Он устал быть марионеткой мистера Сароцини, устал от того, что вся его жизнь контролировалась этим человеком. Когда они ввязались в эту историю, он видел свет в конце тоннеля. Еще месяц назад он думал, что с рождением ребенка их злоключения закончатся.

А теперь оказалось, что все только начинается.

Скоро они должны были приземлиться. Сьюзан дремала, Верити, наевшись, посапывала у нее на руках. Сьюзан снился сон. В нем она стояла в незнакомой комнате, очень большой комнате, и в ней находились она, мистер Сароцини и в самом углу, почти скрытой тенью – глубокий старик в кресле-каталке.

Мистер Сароцини сказал:

– Сьюзан, пришло время тебе понять, кто я такой.

– Кто вы такой? – спросила она.

– Я – орудие, просто орудие. Орудие Высшей силы, Сьюзан, и ее смиренный слуга, вот и все. Я вестник, звено цепи, призванный нести и передать эстафетную палочку. Этой эстафетной палочкой является генетический код, содержащий в себе знание, восходящее к древнейшим историческим временам, – знание всех Истин. И сейчас время этого знания пришло. – Затем с оттенком горечи он произнес: – К сожалению, сам я физически не способен передать это знание дальше. Сила указала мне искать двоих других, носящих в себе этот ген. На Земле очень мало людей с этим геном, поэтому поиск был нелегким. Первый успех пришел ко мне двадцать пять лет назад, когда могила старика в Баварии привела меня к маленькому мальчику, живущему в Африке.

Сьюзан спросила:

– Этот мальчик, этот носитель гена – он отец Верити? Тот человек из «Бритиш телеком»? – Она чувствовала себя потерянной, словно Алиса в Стране чудес. – Человек, который присутствовал в палате, когда меня… когда меня оплодотворяли? Так кто отец Верити – вы или тот человек, тот мальчик, которого вы нашли?

– Это не имеет значения.

– Это имеет значение. Это имеет огромное значение. Я хочу знать правду. Скажите мне правду.

– Сьюзан, вы – мать Верити. Вот что самое главное.

– А отец? Кто отец? Человек из «Бритиш телеком»? Человек, который был в палате клиники?

– Некоторые вещи лучше не знать.

– Я хочу знать правду.

– Правд – Истин – много.

– Пожалуйста, мистер Сароцини, перестаньте играть со мной!

– Двадцать восьмая Истина гласит, что иногда лучше верить, чем знать. А Тридцать четвертая Истина гласит, что реальность – это то, во что ты веришь, а не то, во что ты хочешь верить. – Он улыбнулся. – Так похоже и в то же время настолько не одно и то же. Всем нам суждено находить те Истины, которые больше всего нас устраивают, и жить в согласии с ними. И вам это суждено в гораздо большей степени, чем всем остальным. Потому что однажды, Сьюзан, ваше дитя изменит этот мир.

– Почему я? Почему мой ребенок?

– Потому что вы тоже носите в себе этот ген. Вы должны не бояться этого, но гордиться этим.

– Что это за ген? И как получилось, что он у меня есть?

– Мы двадцать пять лет искали женщину, обладающую этим геном, Сьюзан. В прошлом году нам наконец повезло. В Лос-Анджелесе мы обнаружили могилу леди по имени Анна Роузвелл.

– Анна Роузвелл? Моя бабушка? – удивленно переспросила Сьюзан.

– Мы подвергли ее останки генетической экспертизе.

– Моя бабушка?

– В мире очень мало людей с этим геном, Сьюзан, и необоримые силы разбрасывают их по всей земле. «Аро-Е-АА». Вот ген моего народа.

– Вашей секты?

Мистер Сароцини не обратил внимания на это замечание.

– Обладатели этого гена никогда не живут меньше ста лет, а чаще даже больше. Это самый сильный, самый устойчивый ген из всех. Мы обнаружили, что представители вашей семьи обладают им, ведя поиск по спискам долгожителей. Ваша бабушка, Анна Роузвелл, прожила сто один год. Носить этот ген – значит быть избранным. Когда двое носителей этого гена находят друг друга и зачинают ребенка, они производят на свет человеческое существо такой мощи, какой не видели на земле тысячи лет.

– Почему?

Лицо мистера Сароцини было близко к ней, очень близко, и он улыбался, и в его улыбке была одержимость.

– Потому, Сьюзан, что этому мешали последователи Великого обманщика. Целых два тысячелетия мир находился под властью зла. Моих людей называли гностиками, ведьмами, еретиками. Их преследовали, судили, пытали, резали.

От соприкосновения шасси самолета с посадочной полосой Сьюзан проснулась, разбудив и Верити. На нее напряженно смотрел мистер Сароцини. Она на секунду отвела взгляд, но мистер Сароцини продолжал смотреть. Она чувствовала себя как-то странно и плохо понимала, где находится.

Снаружи стояло прекрасное воскресное утро. Лондон цвел, и весна казалась летом, особенно когда стих рев реактивных двигателей и была выключена система кондиционирования воздуха.

Но когда стюардесса открыла люк, в салон ворвался ветер – резкий, порывистый, будто принесшийся откуда-то издалека, из какого-то отдаленного уголка Земли. В его ледяном дыхании Сьюзан ощутила отголоски суровой арктической зимы.

68

По контрасту с роскошной, выдержанной в постмодернистском стиле приемной юридической фирмы кабинет Элизабет Фрейзер был маленьким и скромно обставленным. На голых стенах – одинокая картина с изображением моста Вздохов. На столе – фотография мужчины с двумя маленькими детьми на лыжах, позирующих перед сиденьем горнолыжного подъемника. Ваза с цветами. Две полки юридической литературы. Все остальное пространство занимали стопки папок, громоздившиеся на полу позади стола, на подоконнике, закрывая вид на Олдвич и офисное здание напротив, на системном блоке компьютера.

Сьюзан сказала мужу, что Элизабет Фрейзер – лучший в Англии специалист по защите прав детей, и его адвокат подтвердил это.

Ей было под сорок. Высокая худая женщина в бабушкиных очках в стальной оправе, в простой блузке и черных брюках. Ее внешность как бы говорила, что в молодости она была радикальной студенткой-революционеркой и с годами не остепенилась. Она не была неприятна Джону, однако в ней чувствовалась некая резкость, от которой ему становилось не по себе.

Принесли кофе, и Элизабет Фрейзер вручила Джону чашку.

– С тех пор как ваша жена приходила ко мне в марте, ваше положение сильно изменилось, – заметила она.

– Тогда вы ей сказали, что у нее есть все шансы выиграть дело.

– Вы представили мне много новых сведений, мистер Картер. Согласно закону донор обладает всеми правами родителя, если он не анонимный. Когда миссис Картер приходила ко мне на консультацию, я сочла, что лучшей стратегией будет запустить Процедуру запретительных мер, которая действует в отношении любого из двух родителей или лица, выступающего как родитель.

– Но мистер Сароцини обязательно должен знать об этом?

– Да.

– Это может быть трудно – я имею в виду, нежелательно. Я бы предпочел, чтобы он не знал.

Элизабет Фрейзер едко сказала:

– Если он не знает о том, что не имеет права забирать у вас дочь, что ему помешает это сделать?

Джон не нашелся что на это ответить.

Адвокат посмотрела в свои записи.

– Самой большой проблемой здесь становится психическое состояние вашей жены. Вы не сказали мне, что именно она сделала, – но вам придется сделать это, если мы решим передать дело в суд. Вы говорите, у этого мистера Сароцини достаточно улик для того, чтобы обвинить ее в серьезных уголовных преступлениях?

– Да.

– И она виновна?

– Нет, конечно нет… – Джон поколебался. – Одно из них точно можно не принимать в расчет. Что касается другого… – Он подумал о видеоматериале, в котором Сьюзан ткнула Ванроу в глаз мобильным телефоном. – Я хочу сказать… это будет зависеть от того, как будут истолкованы улики. Коротко говоря, из-за своего психического состояния она превысила предел необходимой самообороны.

– Какое у нее, по вашему мнению, психическое состояние?

Джон скривился:

– Думаю, плохое. В последние дни беременности она была близка к помешательству – или даже пережила его. Вчера мы были на приеме у нашего семейного врача, и он сказал, что она страдает от послеродовой депрессии.

– У нее мании? Галлюцинации? Склонность к самоубийству? Усталость?

– Да, все сразу. Ей прописаны антидепрессанты, и к ней будет приходить психиатрическая медсестра. Врач также посоветовал мне подумать о постоянной сиделке, хотя бы на первое время, или положить жену в больницу.

Адвокат снова взглянула в свои записи.

– Верити родилась двадцать четыре дня назад.

– Да.

– У нас возникнут проблемы, когда мы начнем Процедуру запретительных мер. Возможно, Сьюзан начнет повторять судье все то, что вы говорили мне здесь про сатанизм и черную магию. Скорее всего, судья не отнесется к вам благожелательно – если только вы не представите ему веских доказательств. Судьи в курсе, что оккультные организации действительно существуют, но чаще всего они представляют собой кучку извращенцев, облекающих в форму ритуала обыкновенные сексуальные оргии. А разве у нас есть что-нибудь, чтобы доказать судье, что ситуация действительно серьезная? Да и сами вы, мистер Картер, – скажите мне честно, верите ли вы в то, что Верити угрожает опасность со стороны какой-либо оккультной организации?

– Я не знаю, – пожал плечами Джон. – Я правда не знаю.

– Вы нашли на чердаке пугающие предметы, но не знаете, когда они там появились и в какой связи. Что-нибудь еще?

– Нет, – сказал он. – Ничего осязаемого.

– Страхи вашей жены можно объяснить ее психическим состоянием. Она вообще склонна к галлюцинациям?

– Я очень уважаю Сьюзан, но она действительно сейчас не в форме. Да, наверное, их можно объяснить ее психическим состоянием. Я просто не знаю.

Адвокат достала из ящика стола пластиковый пузырек с дозатором и с удивившим Джона изяществом уронила в кофе две пилюли заменителя сахара.

– Я думаю, наилучшей тактикой для нас будет отдать Верити под опеку суда, на основании психического состояния вашей жены.

– Что это значит?

– Это значит, что суд возьмет Верити под свою защиту, будет наблюдать за ней и решать все вопросы, связанные с ней. Без его разрешения никто не сможет увезти ее из Англии.

– А я должен буду заявить, что психическое состояние Сьюзан не позволяет ей ухаживать за ребенком?

– Нет, это сделает психиатр.

– Мистеру Сароцини будет послано уведомление?

– Да, как биологическому отцу.

Джон покачал головой:

– В этом и проблема. Меня пугает то, что он может предпринять.

– Поэтому вы и здесь – потому что боитесь того, что он предпримет или попытается предпринять?

Джон мрачно кивнул:

– Да. Но здесь не все так просто.

– Вы осознаете, что, если мы обратимся в суд, может возникнуть еще одна проблема? Суд может решить, что мистер Сароцини лучше подходит на роль воспитывающего родителя, чем ваша жена.

69

Его преподобие доктор Эван Фреер шел под яркими лучами майского солнца. Суббота для него обычно была самым тихим днем недели. Но сегодня все должно было быть иначе.

Он был в костюме, что тоже было для него непривычно: обыкновенно он носил сутану, а если был не в ней, то обязательно надевал белый пасторский воротник. Сегодня в его облачении ничто не указывало на его духовный сан – он выглядел как пожилой бизнесмен с избыточным весом, седеющими волосами и величественной осанкой. Несмотря на очень хорошую погоду, через руку у него был переброшен плащ, и это выдавало пессимистический настрой и предусмотрительный склад его характера.

Он сильно потел, но отнюдь не от жары, а от нервного возбуждения. Его всего внутренне трясло. Его лицо представляло собой мрачную маску решительности, но под этой маской был страх.

В плаще был скрыт кухонный нож для мяса.

Он должен был это сделать. У него нет выбора. Это должно быть сделано, и сделано в ближайшее время. С каждым днем вести об этом младенце – этом монстре, этом звере – распространялись все дальше и прибавляли сил и уверенности его народу.

Существовали инстанции, по которым он должен был пройти, известны разрешения, которые он должен получить, но он не доверял бюрократическому механизму. Это займет годы, и в любом случае внутри церковного аппарата обязательно окажутся их осведомители. И что церковь, если на то пошло, сможет предпринять? Предать его анафеме? Ему не страшна никакая анафема. Выступить с предостережением перед общественностью? Увеличить количество возносимых молитв? Есть ли вообще зубы у церкви?

Это решение он должен был принять сам, и, по крайней мере, он знал – он молился о наставлении и обрел его, – что на этот шаг он получил разрешение самой высокой инстанции.

Только оно и было ему необходимо.

Порыв ветра поднял с обочины листья и с яростью атакующей змеи бросил их в лицо священника. Он взъерошил его коротко подстриженные волосы – пронизывающий ледяной ветер, полный ненависти, которая проникла ему под кожу и теперь текла по венам. Он чувствовал, как она рвет мышцы, кричит в уши, замораживает пот на коже.

Но он решительно шел вперед. Он плохо ориентировался в этой части Лондона. Он никогда не был на тихой зеленой улице, но знал, что это то самое место. Ему даже не понадобилось смотреть на указатель. Он чувствовал здесь его присутствие.

Он шел и шел, пока не добрался до дома с башенкой.

На улице царил зной. Для Верити в саду было слишком жарко, и она спала после полуденного кормления в своей комнате, в кроватке.

Сьюзан с закрытыми глазами лежала в саду, в шезлонге. Рядом с ней сидела за столиком для барбекю присланная агентством три дня назад няня, которую звали Каролина Хьюз. Она собирала украшение для комнаты Верити – несколько фигурок домашних животных, прикрепленных к металлическому кольцу ниточками. Это украшение сегодня утром привезла Кейт Фокс.

Каролина была приятной женщиной лет под тридцать, чуть полноватой, с короткими каштановыми волосами, стриженными под мальчика. На ней была кремовая блузка и темно-синяя юбка в складку. На поясе у нее висел радиоприемник громкой связи, передающий звуки из комнаты Верити. Там было тихо – слышно было только ровное, успокаивающее дыхание девочки.

Из-за забора доносилось шипение поливальной установки. Пожилая пара, жившая там, умерла – сначала старик, потом его жена, с промежутком в несколько дней. Лом Коток, владелец тайского ресторанчика, который знал все новости округи, сказал Сьюзан, что дом кто-то снял в аренду – хотя, по слухам, он находится в ужасном состоянии. Своих новых соседей она еще не видела.

Ее тело было налито свинцовой усталостью. Доктор Паттерсон дал ей каких-то таблеток, и вчера они превратили ее в зомби. Несмотря на все просьбы Джона, сегодня она отказалась их принимать. Она хотела, чтобы голова у нее была светлой, но с таблетками или без – все было едино. Ее мозг наводняли одни и те же сумбурные мысли и страхи. Кейси. Трубка подачи воздуха. Сломанный соединитель. Она вышла из машины, пришла в палату Кейси, когда трубка уже была разъединена. Она же не могла забыть, что… что она…

Она содрогнулась. У нее в мозгу будто материализовался ящик, который она не могла открыть. Вот она в машине, а вот уже на полу в палате Кейси, держит два разъединенных конца трубки подачи воздуха. Промежуток времени между этими событиями был заперт в этом ящике. В этом же ящике лежали воспоминания о том, что произошло с Майлзом Ванроу. Она бежала, а потом Майлз Ванроу оседал на землю с торчащей из глаза антенной мобильного телефона. И никто не сказал ей о нем ни слова. Каждый раз, когда она упоминала Ванроу в разговоре с Джоном, он бледнел и менял тему. Вчера она позвонила Ванроу в офис и говорила с его секретаршей. Эта снежная королева сказала ему, что Майлза Ванроу нет в стране.

Если его нет в стране, если он за границей – значит, с ним все в порядке, верно?

Но она по-прежнему чувствовала, что Джон старается ее от чего-то защитить или, что более вероятно, что-то от нее скрыть. Правду?

А в чем правда?

Может, Джон просто тянет время, чтобы она ничего не предпринимала? Помогает мистеру Сароцини? Может, они собираются забрать Верити сегодня, завтра? Через неделю? Когда?

Во вторник Джон ездил к адвокату, Элизабет Фрейзер. Когда он вернулся оттуда, то сказал, что они ничего не могут предпринять, поскольку любое их действие подразумевает вручение мистеру Сароцини бумаг. Ей Элизабет Фрейзер ничего такого не говорила.

Неужели Джон лжет?

Может, ее родители тоже с ними заодно? Когда они навещали ее в больнице, она неоднократно рассказывала им, что произошло в то раннее утро в палате Кейси – по крайней мере, то, что смогла вспомнить, – и хотя они оба понимающе кивали, она заметила, как они переглядываются между собой – так, будто видят ситуацию совсем по-другому.

Иногда, в самые темные минуты, Сьюзан казалось, что у них есть еще одна причина для того, чтобы так переглядываться.

Неужели это я сделала? Неужели я помешалась? А вдруг я сумасшедшая?

У Сьюзан пересохло в горле. Рядом с креслом на траве стоял стакан с лимонадом, но у нее не хватало сил даже на то, чтобы потянуться за ним.

Сьюзан очень утомлял поток посетителей. Последние три дня все было почти как в Калифорнии. И люди были похожие, в основном из Центральной Европы, но не исключительно. Все они были неизменно вежливы: они приезжали, отдавали дань уважения, оставляли дары и уезжали. Но Сьюзан все равно не доверяла им и цербером сидела возле кроватки Верити во время каждого визита.

Девочке оставили так много даров, что они с Джоном уже и не знали, куда их складывать. Две спальни для гостей почти целиком были забиты ими. В дверь позвонили. Должно быть, третий час: посетители никогда не появлялись раньше этого времени, будто сговорились не тревожить ее в первой половине дня. Джон встретит их или няня. Сьюзан задремала, беспокойно вздрагивая.

Джон высыпал все содержимое сумки для гольфа на пол в холле и теперь шарил среди предметов в поисках магнитной карты от клубной раздевалки. Он уже опаздывал на игру, и настроение у него было из-за этого ни к черту. Он открыл входную дверь и увидел полного мужчину с величественной осанкой, в деловом костюме и плащом через руку. Он кого-то напомнил Джону. Понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, кого именно: актера Роберта де Ниро.

– Добрый день, – тихим вежливым голосом сказал мужчина. – Меня зовут доктор Фреер. Фергюс Донлеви был моим другом.

– А-а, – протянул Джон. Этот человек не был похож на врача. – Да. Жаль Фергюса. Ужасное несчастье.

– Да, ужасное несчастье, – кивнул Фреер. – Трагедия. Он был очень хорошим человеком, замечательным ученым. Чудовищная потеря.

Джон был не в настроении продолжать панегирик. И он всегда считал, что Сьюзан слишком уж высокого мнения о Фергюсе Донлеви.

– Вы к Сьюзан? Она вас ждет?

– Нет-нет, я просто зашел, в надежде, что она примет меня без звонка. Надеюсь, я не помешаю?

– Сьюзан сейчас отдыхает. Она в последнее время быстро утомляется.

Фреер постарался не выдать, как обрадовала его это новость.

– Может быть, вы зайдете? Вы можете подождать, пока она не проснется. Я не хочу будить ее.

– Я подожду, если это не доставит вам неудобств.

Джон посмотрел на часы. Час двадцать. Надо двигаться. Он прошел несколько шагов до места, откуда его было видно из сада, и знаком подозвал няню.

– Каролина, – сказал он, когда она прибежала, запыхавшись. – Это доктор Фреер. Он пришел увидеться с Сьюзан. Он подождет, пока она проснется.

– Да, конечно, мистер Картер. – Она обратилась к священнику: – Вы хотите подождать в саду?

– Спасибо, но я хотел бы посидеть где-нибудь в тени, под крышей, если можно.

– Конечно. – Она посмотрела на Джона, ожидая указаний.

– В гостиной вам будет удобно, – сказал Джон. – Там прохладно.

Она пригласила гостя следовать за ней. Джон присел на корточки и стал в спешке собирать сумку. Он слышал, как няня спросила священника, не хочет ли он что-нибудь выпить, и он вежливо попросил стакан воды.

Эван Фреер сел на большой удобный диван. Женщина вернулась с высоким цилиндрическим стаканом воды со льдом.

– Может быть, повесить его в прихожей? – спросила она, указывая на плащ, который он аккуратно свернул и положил рядом с собой на диван.

Он непроизвольным движением положил на него руку.

– Нет, спасибо, все в порядке. – И улыбнулся.

– Я буду снаружи, – сказала она. – Как только миссис Картер проснется, я скажу ей, что вы здесь.

Он поблагодарил ее и отпил воды из стакана. Открылась и закрылась входная дверь, затем завелась и отъехала машина. Затем настала тишина.

Фреер встал и выглянул в окно. В кресле с откинутой спинкой спала женщина в легком платье – по-видимому, это Сьюзан Картер. Женщина, которая принесла ему воды, сидела рядом за столом и сосредоточенно протягивала нитку через какой-то предмет – наверное, висячее украшение. Ребенка рядом с ними нет. Значит, он в своей комнате.

Хорошо.

Взяв с дивана плащ, Фреер вышел в коридор и прислушался, застыв и затаив дыхание. Затем окинул взглядом сверху вниз холл и убедился, что он пуст. Повернулся и посмотрел на лестничную площадку второго этажа. Беззвучно поднялся. Здесь было холодно и как-то сыро, будто некто вытягивал из воздуха энергию. В дальнем конце площадки была приоткрыта дверь.

Внутренний голос шептал ему, что это безумная идея, что надо спуститься по лестнице, уйти из этого дома, добиться аудиенции с епископом и действовать через надлежащие каналы.

Да, да, это было бы гораздо легче. Уйти. Забыть об этом. Вчера, когда он придумал свой план, он казался ему таким простым. Он замечательно выспался и проснулся утром с решимостью и мужеством в душе. Но теперь, когда он был на месте, он не ощущал ничего, кроме страха.

К тому же так тяжело забрать жизнь – любую жизнь.

На это есть разрешение, это указано в Библии, но…

Закрыв глаза, он помолился: «О Господи, даруй мне силу». Затем тихо, как только мог, он пересек площадку, вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

В комнате было так холодно, что он задохнулся. Изо рта повалил пар. Его глаза метались от стены к стене, ища кондиционер, но его здесь не было. Шторы на окнах были задернуты, в комнате было сумеречно, но не темно. Справа от него, у стены, стояла простая детская кроватка, застеленная белой льняной простыней с вышивкой. Рядом с кроваткой на голом деревянном полу лежал небольшой коврик. Больше нигде ковров не было.

Он на цыпочках подошел к кроватке и заглянул в нее. Его всего трясло. Младенец спал, из носа у него поднимался пар. Как может ребенок – любой ребенок – существовать в таком холоде?

С колотящимся о ребра сердцем Фреер несколько секунд всматривался в маленькое сморщенное личико, такое розовое на фоне белой простыни. Ярко-рыжие волосы, глаза закрыты, крохотные губки сжаты, пальчики одной руки вцепились в хлопковое одеяльце.

Было трудно поверить, что это он в облике крохотного существа, такого милого и невинного. Но Эван Фреер чувствовал мощь, исходящую из него, эту дикую страшную энергию, и знал, что не должен колебаться, не должен поддаваться эмоциям, не должен допускать в свою душу ни малейшего сомнения.

Клацая зубами от холода и страха, он стал шепотом читать молитву Господню – тихо, едва слышно. На последней фразе его плащ упал на пол. Держа рукоятку ножа обеими скользкими от пота руками, он поднял стальное нержавеющее лезвие над головой.

И вдруг услышал шипение, испугавшее его до полусмерти. Это был звук его собственной крови, бегущей по венам.

В его теле будто открылись все шлюзы, открылись все краны. Кровь с ревом неслась по сосудам. Сердце пульсировало, вибрировало, колотилось, грозя сорваться с места, посылало вспышки боли в грудь, руки и ноги. Под черепной коробкой проснулась чудовищная боль. Нож со звоном упал на пол.

Священник издал полузадушенный всхрип-вскрик.

Разбуженная криком няни, Сьюзан вскочила с кресла. Бегущая со всех ног няня уже скрывалась в дверях, ведущих с дворика-патио в дом. Зовя Джона на помощь, Сьюзан побежала за ней.

Дверь в комнату Верити была закрыта, и это усилило ее беспокойство. Няня добежала до нее, распахнула и остановилась на пороге. Сьюзан догнала ее.

На полу, на одном колене, стоял мужчина с мертвенно-бледным, покрытым потом лицом. Сьюзан видела его впервые в жизни и подумала, что это, наверное, один из этих чертовых посетителей. Рядом с ним лежал плащ. Мужчина смотрел на них с няней. У Сьюзан душа ушла в пятки. Она метнулась к кроватке. Слава богу, Верити спокойно спала.

Няня ворчливым тоном сказала:

– Что вы здесь делаете?

Незнакомец, задыхаясь, произнес:

– Я… я… извините меня, я…

Сьюзан присела рядом с ним, вспоминая, чему ее учили на курсах первой помощи много лет назад. У него мог случиться сердечный приступ. Она взяла его за руку и попыталась нащупать пульс. В комнате было почему-то холодно – или это из-за шока?

Мужчина улыбнулся извиняющейся улыбкой – сначала ей, потом няне:

– Я… просто хотел… посмотреть на ребенка. Это все из-за жары… я…

Сьюзан нащупала пульс и засекла его по часам. Частый, неровный.

– Со мной все хорошо, – сказал он, нервно поглядывая на распластанный по полу плащ. – Это из-за жары. Со мной все хорошо, спасибо. Простите меня.

Отпустив его запястье, Сьюзан повернулась к няне, которая проверяла ему температуру, приложив тыльную сторону ладони ко лбу.

– Думаю, стоит вызвать скорую, – сказала она. – Он плохо выглядит.

Мужчина помотал головой:

– Нет, спасибо, я… – Он неловким движением схватил плащ с пола, скрутил его, как грязную простыню, засунул под мышку и встал. – Это жара, – сказал он. – Снаружи… я оделся не по погоде – не ожидал, что будет так жарко.

– У вас очень холодный лоб, – удивилась няня. – У вас, случайно, нет проблем с сердцем? Или с давлением?

– Нет, ничего такого, ничего существенного.

– Вам лучше спуститься на первый этаж и несколько минут спокойно посидеть, – предложила Сьюзан. – Вы сможете идти?

– Да, да, спасибо. Я в порядке, я смогу идти.

Поддерживаемый Сьюзан и няней, мужчина дошел до лестницы и начал спускаться. Сьюзан выбрала такую позицию по отношению к нему, чтобы успеть поймать его, если он вдруг начнет падать. Она довела его до гостиной, где он присел на край диван; плащ он положил на колени.

– Может быть, вам принести что-нибудь? – спросила Сьюзан.

– Нет, мне… – Мужчина поискал глазами. – Мне уже принесли стакан воды. Спасибо. – Он взял трясущейся рукой стакан. Из него выплеснулась вода.

– Ваш муж велел устроить его здесь, чтобы он подождал, пока вы не проснетесь, – объяснила няня Сьюзан.

– Извините, как вас зовут? – спросила Сьюзан.

– Эван… э… доктор Фреер. Фергюс Донлеви никогда не упоминал моего имени?

– Фергюс? – удивленно сказала она.

– Он был моим хорошим другом.

– Фергюс Донлеви?

– Да. – Гость отпил воды, стуча зубами о край стакана. – Он был хорошим человеком. Это большая потеря для всех нас.

– Вы профессор богословия? И архидиакон Оксфордского…

Мужчина кивнул.

– Да, он говорил о вас. – Выражение лица Сьюзан смягчилось. – Я хотела пойти на похороны, но так получилось, что мне пришлось… уехать за границу. Я была потрясена его смертью. Это просто…

Фреер настороженно посмотрел на няню, затем спросил Сьюзан:

– Молодая леди?..

– Это Каролина Хьюз, наша няня.

– Миссис Картер, не смогли бы вы уделить мне несколько минут для частного разговора?

– Я пойду посмотрю, как там Верити, – сказала няня, выскользнула из комнаты и закрыла за собой дверь.

Священник взглянул на потолок и понизил голос, будто боясь, что его услышат.

– Миссис Картер, вам Фергюс что-нибудь говорил о вашем ребенке?

Сьюзан села в кресло напротив.

– Он был у меня в тот день, когда… умер. – Она замолчала, собираясь с мыслями. В голове у нее вдруг прояснилось, вернулась способность четко выражать свои мысли. Присутствие священника успокаивающе влияло на нее. – Он говорил очень искренне, но не совсем ясно. Он сказал, что на моего гинеколога, Майлза Ванроу, в Скотленд-Ярде есть досье – на основании того, что он, предположительно, участвовал в жертвоприношениях детей. И что человек с таким же именем, как у суррогатного отца моей дочери, мистера Сароцини, был в свое время – до Второй мировой войны – известным сатанистом. Фергюс называл его дьяволом во плоти.

Священник кивнул.

Она вдруг вспомнила кое-что еще.

– Ах да, вот еще что. Как-то в прошлом году мы вместе обедали, и он вдруг спросил меня, не собираюсь ли я завести ребенка, – это, казалось, очень его беспокоило.

– И что вы ему ответили?

– Я соврала… сказала, что нет, чтобы он не волновался. Это же был суррогатный ребенок…

– Да, я понимаю. – Фреер снова взглянул на потолок. Мысли его были в смятении. Должен ли он попытаться убить это существо, а потом покончить с собой? Есть ли у него для этого мужество? Он может вернуться туда раньше, чем они сообразят, что происходит. Попасть в комнату, пройти мимо няни и сделать это.

Он должен сделать это.

Но… Один раз у него уже не получилось. Возможно, это Бог остановил его, чтобы показать, что есть другой, лучший способ. Или, возможно, у него просто не хватило мужества. Он глубоко вздохнул и сказал – почти прошептал: