Текст книги "Белая акула"

Автор книги: Питер Бенчли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Вы не можете завести трос на лебедку?

– Не рискну. Эта дрянь весит больше тонны, она может просто оборвать трос.

– Что же нам делать? Мы должны...

– Если она выйдет из-под кормы, я пристрелю эту суку, – ответил Длинный. – А до тех пор остается только молиться, чтобы она убралась.

* * *

Чейс с Максом съежились в дальнем углу клетки, держась друг за друга и за брусья: конструкцию неистово швыряло под лодкой.

Акула сцепила челюсти, согнула и разогнула массивное тело, будто пытаясь разнести клетку на куски.

Чейс увидел, что пузырьки из регулятора у Макса бегут непрерывной струёй. Мальчик забирал слишком много воздуха. Чейс привлек внимание сына, указал на свой регулятор, потом – на регулятор Макса, жестом объяснил ему, чтобы тот замедлил дыхание. Испуганный Макс кивнул.

Акула неожиданно отпустила клетку, и та скользнула вниз, повиснув наклонно. Когда акула начала погружаться, перед глазами Чейса медленно скользнуло ее широкое белое брюхо. Перед половой щелью плоть рассекали пять параллельных отметин.

* * *

– Тяни! – закричал Длинный.

Они с Амандой медленно выбирали трос. За бортом они увидели верхнюю часть клетки, вышедшую из-под днища лодки. Акула серой тушей зависла почти неподвижно под клеткой. Длинный спрыгнул на ступеньку, оттягивая трос под кормой:

– Еще пять футов, и мы...

– Нет! – воскликнула Аманда, указывая на что-то. Мелькнул серповидный хвост, забурлила вода, и на поверхности показалась коническая голова акулы. Рот был полуоткрыт: ударившись о ступеньку, акула соскользнула и кинулась на трос. Одним движением головы животное вырвало трос из рук Длинного и перекусило его. Длинный упал навзничь на палубу.

Акула уплыла, а клетка начала тонуть.

* * *

С трудом удерживая равновесие, Чейс выпрямился, схватил вентиль неповрежденной подъемной цистерны и полностью открыл его. Послышалось шипение воздушной струи, погружение клетки замедлилось. Но не прекратилось.

Чейс надул жилеты, свой и Макса, надеясь, что, сняв их с Максом вес и добавив клетке плавучести, он остановит падение, подвесит клетку, пока Длинный не спустится к ним с тросом.

Клетка продолжала погружаться. Чейс посмотрел на прикрепленный к цистерне глубиномер: стрелка прошла тридцать футов, потом тридцать пять, сорок...

Он быстро огляделся. Акула исчезла.

Пятьдесят футов...

Чейс знал, что выбора у него нет, они не могли опускаться до дна. У них обоих кончится воздух – возможно, еще до конца погружения и уж наверняка раньше, чем до них доберется Длинный.

Он поднял Макса на ноги и открыл люк. Положив руки на плечи сына, Чейс посмотрел ему в глаза, призывая вспомнить полученные уроки и молясь, чтобы не оказалось, что мальчик пропустил их мимо ушей. Он вынул изо рта загубник и прокричал одно слово: «Помни!»

Макс понял.

Шестьдесят футов...

Чейс вытолкнул Макса в люк и немедленно последовал за ним. Он взял мальчика за руку и заглянул в лицо, чтобы контролировать его дыхание.

Они поднимались слишком быстро, обгоняя пузырьки выдыхаемого воздуха. Наполненные жилеты расширялись, рвались к поверхности, тянули вверх. Необходимо было замедлить всплытие: продолжая в том же темпе, они рисковали порвать легкие или получить эмболию либо кессонку.

Чейс выпустил воздух из жилетов, и подъем стал медленнее. Теперь пузырьки от выдоха опережали их. Хорошо.

Саймон посмотрел на свой глубиномер: сорок футов... тридцать пять... Он не глядел вниз, сосредоточившись на лице Макса, не видел, как под ними показалась из глубины акула.

Двадцать футов... Пятнадцать...

Внезапно сверху раздался всплеск, вода забурлила, и к ним подплыл Длинный с ружьем для подводной охоты.

Теперь Чейс бросил взгляд вниз и увидел разверстую пасть и выдвинутые вперед челюсти большой белой акулы, поднимающейся из мрака со скоростью ракеты.

Длинный нажал на спусковой крючок. Углекислотный патрон выдохнул клуб пузырей, острога вылетела из ружья. Она ударила акуле в нёбо и вонзилась в него. Акула притормозила, мотая головой, пытаясь избавиться от помехи. Животное сомкнуло челюсти, сгибая и ломая острогу.

Чейс вылетел на поверхность, таща за собой Макса, и толкнул его на ступеньку. Аманда схватила мальчика и вытащила его на лодку, а Чейс, закинув ноги и выкатившись на ступеньку, протянул руку вниз, Длинному.

Но Длинный остался под водой наблюдать. Наконец он вынырнул и одним движением выбросился на ступеньку.

Чейс скинул ремни, опустил на палубу баллон и нагнулся к Максу – тот лежал на боку, Аманда помогала ему снять акваланг.

– Ну как ты? – спросил Чейс. Глаза у Макса оставались закрытыми. Он кивнул, выдавливая улыбку, и сказал:

– Господи...

– Ты отлично действовал... Соблюдал правила... Не испугался. Ты действовал превосходно!

Чейс ощущал собственные вину и глупость, облегчение и гордость. Он хотел выразить все эти чувства, но не знал как. Поэтому он зажал ладонь Макса в своих ладонях, погладил ее и проговорил:

– Чертовски жуткое посвящение в аквалангисты в открытом море. – Он увидел Длинного, идущего к каюте, и обратился к нему: – Эй, Длинный... Спасибо. Я не смотрел вниз, не видел, что она подходит.

– Знаю, – бросил Длинный. – Я подумал, лучше дать этой суке пожевать что-нибудь взамен тебя. Знаешь, это наша акула. Крючок все еще на ней.

– Я никогда не видел, чтобы они так себя вели, и никогда об этом не слышал. Она как бешеная! С ней что-то ненормальное, как и с синими акулами, только наоборот: белая свихнулась на нападении, а не от страха. – Чейс помолчал секунду и закончил: – Но кто бы ни был причиной такого поведения, это одно и то же существо: на брюхе белой акулы – пять царапин.

* * *

Они подняли якорь и повернули на запад, направляясь к дому. Чейс стоял у штурвала на ходовом мостике; Макс лежал рядом с ним на полотенце, согреваясь под полуденным солнцем. Аманда кормила морских львов. Устроив их на корме, она поднялась по трапу на мостик.

Едва впереди показался низкий силуэт острова Оспри, как у трапа появился Длинный и сообщил Аманде:

– Ваш пилот на связи: он нашел китов.

– Как далеко?

– Недалеко, пару миль к востоку. Аманда колебалась. Она посмотрела на часы, потом на морских львов, потом на Чейса.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Чейс у Макса.

– Отлично, – ответил Макс. – Со мной все в порядке. Пойдем туда, я никогда не видел китов. Чейс повернулся к Аманде и предложил:

– Вам решать. Вы думаете, морские львы будут работать?

– Конечно, и прекратят только когда устанут.

– Они не запуганы?

– Нет, не думаю. Если они увидят белую акулу, то выскочат из воды, как и в этот раз. Кроме того, акулы обычно не подходят к группе крупных, здоровых китов.

– Угу, – сказал Чейс. Он повернул штурвал и взял курс на восток. – Но я думал не только о белой акуле.

24

– Я их не слышу, – произнес Макс.

В двухстах ярдах перед ними группа серых китов лениво продвигалась на север.

– Ты бы услышал, если бы находился под водой, – объяснил Чейс. – Их слышно за несколько миль.

– Но если они поют...

– Это не настоящее пение. Мы так говорим, потому что не знаем, как еще это описать. Настоящего голоса у них нет. Они издают звуки неким органом, расположенным у них в голове. И делают это не все время.

Они стояли на ходовом мостике. Лодка дрейфовала на холостом ходу, медленно опускаясь и поднимаясь на длинной океанской волне.

Огромные серые тела перекатывались в море, перемещая своими громоздкими широкими головами горы воды, демонстрируя роскошные горизонтальные хвостовые плавники пятнадцати и двадцати футов в размахе, извергая при выдохе туманные струи в теплый воздух. Тут были взрослые и детеныши, самцы и самки, но пересчитать их оказалось невозможно: то тут, то там один или двое из них трижды хлопали по поверхности хвостами, а затем глубоко ныряли и исчезали, чтобы спустя несколько минут снова появиться в непредсказуемой точке среди своих сородичей.

– О чем они поют? – спросил Макс.

– Очень долго это никто не знал. Единственное, что было известно, – киты таким образом держат связь, разговаривают, может быть о том, куда направляются, или где должна быть пища, или о том, что почувствовали опасность. Я слышал, что синие киты не теряют связь в открытом море на расстоянии более чем в тысячу миль. Однако горбачи – единственные киты, производящие такие сложные по ритму и тональности серии звуков. Сейчас ученые почти совершенно убеждены, что песни горбачей – призывные, брачные, самцы издают их, чтобы привлечь самок. – Чейс улыбнулся: – Мне нравится думать, что они ошибаются, что песни горбачей по-прежнему непознаны.

– Почему?

– Тайны – чудесная вещь. Знать все разгадки было бы скучно. Как с лохнесским чудовищем – надеюсь, его тоже никогда не найдут. Чтобы наше воображение не умерло, требуются драконы.

– Макс! – позвала с кормы Аманда. – Спустись и подготовь Харпо.

Мальчик прошел назад по мостику и скатился по трапу в рубку.

Трое из морских львов были в упряжи, к которой крепились видеокамеры с нацеленными вперед объективами. Четвертое животное нервно слонялось от борта к борту, словно в смущении.

Аманда дала Максу четвертый комплект ремней и показала, как затягивать их: на плечах морского льва, на брюхе, вокруг ласт и на спине.

Когда Макс накидывал кожаные ремни на шелковистую шкуру, морской лев ткнулся в него носом и пощекотал усами.

Аманда пристегнула камеру и крикнула Чейсу:

– Все готово!

Чейс посмотрел на воду. Все казалось обычным, мирным. И все же...

– Вы уверены, что хотите это сделать? – спросил он. – У нас три месяца.

– Да, но киты будут появляться не каждый день. Давайте начнем.

– Хорошо, это ваше решение. Как близко мне нужно подойти? Мне бы не хотелось нарушать федеральные законы о неприкосновенности китов.

– Не очень близко. Главное – оказаться на пути китов, чтобы морские львы не выдохлись, догоняя их.

Чейс включил передачу и дал газ, держась достаточно далеко от китов, чтобы не тревожить их шумом мотора. В такой тихий день не терять китов из виду не составит труда: хвостовые плавники и фонтаны будут видны за милю, если не больше, так что Саймон зашел, по его оценке, на пятьсот ярдов вперед стада, сбросил газ и положил лодку в дрейф.

На корме четыре морских льва раскачивались друг за другом, как школьники в очереди за ленчем. Перед тем как включить видеокамеру и указать рукой на открытую створку в транце, Аманда поговорила с каждым и сделала несколько жестов. Макс стоял рядом с ней, копируя движения.

Один за другим морские львы проковыляли к корме и плюхнулись в воду.

Когда все они вынырнули рядом с лодкой, Аманда подняла руки и нацелила дам на приближающихся китов.

Животные залаяли, развернулись и снова скрылись под водой.

– Как долго они могут не всплывать? – задал вопрос мальчик.

– Каждый раз минут десять, – ответила Аманда. – Не так долго, как киты, но могут сразу же нырнуть снова, а погружаются на шестьсот – семьсот футов.

– Глубже, чем люди.

– Намного. И им не нужна декомпрессия, у них не бывает ни кессонки, ни эмболии.

– Мы должны следовать за ними? – спросил Чейс с ходового мостика.

– Нет, останемся здесь. Я не хочу, чтобы киты думали, будто мы гонимся за ними. Если хотите, выключите двигатель. Дамы знают, где мы.

– Но почему вы уверены, что морские львы вернутся? – снова подал голос Макс.

– Потому что они всегда возвращаются, – сказала Аманда и улыбнулась.

Чейс спустился с мостика, выключил мотор и взял стакан из шкафчика в проходе.

– Пойдем, – обратился он к Максу. – Посмотрим, может, нам повезет.

– Куда?

– Эти киты не в районе размножения, а поют горбачи обычно в районах размножения. Но может быть, если повезет, мы послушаем небольшой концерт.

Он провел сына вниз, в переднюю каюту, поднял край ковра и, свернув его на несколько футов, опустился на колени, прижавшись ухом к холодному фибергласу корпуса, и знаком велел Максу сделать то же.

– Что-нибудь слышишь? – спросил Чейс.

– Вода, – ответил мальчик, – вроде как плещется вокруг, и... Подожди! – Глаза у него расширились. – Да, слышу! Но очень слабо.

– Возьми. – Чейс приподнял голову сына и приставил ему к уху дно стакана, опрокинутого открытым срезом к корпусу. – Лучше?

Макс расплылся в улыбке, и Чейс понял, что тот слышит: уханье призраков и птичий щебет, свист и чириканье, восхитительный ритмизованный диалог левиафанов.

– Круто! – прошептал сияющий Макс.

– Это точно, – подхватил Чейс, подумав, что быть отцом тоже здорово.

Киты прошли в нескольких сотнях ярдов к востоку от лодки и продолжили свой путь. Постепенно звуки угасли, и наконец даже с помощью стакана Макс мог различить только дальнее эхо. Они поднялись на палубу и открыли ящик с едой, приготовленной для них госпожой Бикслер.

* * *

Первый из морских львов вернулся через полчаса. Они сидели на корме и ели, когда услышали лай и, выглянув, увидели, как животное, оседлавшее небольшую волну, вылезает на ступеньку.

– Привет, Гручо, – крикнула Аманда.

Чейс покачал головой:

– Как вы их различаете...

– Если бы вы жили с ними день за днем три года, вы бы тоже научились.

Морской лев приподнялся на длинном заднем ласте и обрушился сквозь дверцу в транце.

Пока Аманда снимала камеру и ремни, зверь возбужденно лаял и качал головой.

– Что она говорит? – допытывался Макс.

– Она рассказывает мне, что видела, – ответила Аманда. – Знаешь, что-то вроде: «Эй, ма, послушай, что я расскажу».

– И что же, по-вашему, она видела? – поинтересовался Саймон.

– Посмотрим пленку позже. – Аманда подняла камеру. – Когда вернутся остальные, мы можем снова догнать китов. – Потом она обратилась к мальчику: – Ты не дашь Гручо рыбы, пока я просушу и перезаряжу эту штуку?

Макс открыл люк на юте, вытащил ведро с кефалью и, держа рыбину за хвост, предложил ее морскому льву. Животное не устремилось на нее, не кинулось к ней, только вытянуло шею, приняло рыбу и, казалось, просто вдохнуло ее.

Второй из морских львов, Чико, вернулся спустя десять минут, третий – Харпо – еще через несколько минут. Мальчик накормил обоих; поев, они проковыляли через палубу, свалились рядом с Гручо, и все трое заснули на солнце.

* * *

Аманда посмотрела на часы. «В десятый раз за последние пять минут», – отметил про себя Чейс. Потом она приложила ко лбу ладонь козырьком и посмотрела на спокойную воду, пытаясь различить на поверхности хоть какое-то движение.

– Вы говорили, они могут нырять целый день, – сказал Чейс.

– Могут. Но не ныряют, особенно после той работы, какую они выполнили с акулами. – Она снова посмотрела на часы. – Никто из них раньше не отсутствовал два часа. Животные обучены возвращаться в течение часа. Кроме того, они хотят вернуться: устали, проголодались. – Она нахмурилась: – Особенно Зеппо. Она ленивая. И именно она опаздывает. Очень опаздывает.

– Может, решила погулять.

– Ни в коем случае, – холодно отрезала Аманда.

– Почему вы так уверены? Она...

– Это мои звери, – оборвала его Аманда.

Чейс поднял руки, сдаваясь:

– Извините.

– Где бинокль?

– Один наверху, один внизу.

Аманда начала подниматься по трапу на ходовой мостик.

– Мы можем поискать ее, – предложил Чейс.

– Нет, она знает, где мы. Останемся здесь, пока она не вернется.

«Если вернется, – подумал Чейс. – Если».

25

Погрузившись на большую глубину, существо прочесывало песчаное дно, отыскивая кого-нибудь, чтобы убить. Перепонки на голове уловили новые звуки: незнакомые, высокочастотные, где-то далеко. Существо проследило направление на источник звуков, ощутило, как они нарастают и становятся более отчетливыми.

Наконец в воде, потерявшей серо-зеленую мрачность и ставшей кристально чистой, голубой, существо приблизилось к источнику звука. Им оказались животные, крупнее, чем оно когда-либо видело, наверняка слишком крупные, чтобы напасть на них, – неясные тени, которые легко поднимались и опускались, не обнаруживая ни страха, ни уязвимости.

Существо уже собиралось отправиться прочь, продолжить охоту в другом месте, когда заметило среди больших животных других – меньшего размера, быстрых, которые могли бы стать добычей. Оно подождало в отдалении, двигаясь с такой скоростью, чтобы только не отстать.

Когда одно из этих сравнительно мелких животных достаточно приблизилось, существо попыталось схватить его сзади – бросилось вперед, энергично работая руками и ногами, но животное почувствовало его приближение и ускользнуло со скоростью, исключавшей возможность погони.

Наконец существо прекратило преследование, и скоро живые создания исчезли из виду, оставив только дразнящий звуковой след.

Теперь оно зависло в воде, его глаза светились, как добела раскаленные угли, обшаривая бездонную голубизну.

Внезапный перепад давления заставил существо замереть. Оно посмотрело вверх и увидело неясное черное пятно, поднимающееся к свету: одно из меньших животных вернулось и быстро проплывало мимо по какому-то собственному маршруту.

Сразу же насторожившись, существо резко увеличило количество адреналина в венах и молочной кислоты – в мускулатуре. Оно оставалось почти неподвижным, лишь удерживая тело от погружения легкими колебаниями конечностей.

Мимо проследовал еще один зверь, ненадолго замедляя ход, но не останавливаясь.

Существо не устремилось вдогонку, зная, что попытка настигнуть жертву окажется тщетной. Оно ждало, чувствуя, как тело наливается силой.

Появилось новое животное и на сей раз подошло ближе, начало медленно кружить, пристально разглядывая существо.

Существо висело в воде неподвижно, оно хотело выглядеть безобидным, мертвым.

Животное подплыло еще ближе, потряхивая головой и выпуская струйку крошечных пузырьков.

Существо ждало... Ждало... Потом наступил момент, когда нейроны его мозга сформулировали заключение: вероятность превратилась почти в уверенность.

Оно атаковало, выбросив вперед стальные когти. Когти погрузились во что-то мягкое. Они глубоко врезались в тучную плоть и свернулись в кулак.

Вперед метнулась вторая рука, и ее когти тоже встретили жирную ткань.

Животное отшатнулось. Из открытого рта вырвалось облако пузырьков. Хлопнули плавники, тело выгнулось – зверь пытался уйти вверх.

Существо ожидало, что животное нападет в ответ, попытается защищаться, но оно этого не сделало. Существо теперь знало: животное здесь – чужак, оно не может выжить здесь, и чтобы достичь успеха, достаточно просто удерживать его.

Через несколько секунд животное прекратило борьбу. Голова поникла, из разодранной плоти хлынула кровь.

Существо начало питаться. Животное покрывал толстый слой жира – жира насыщающего, дающего энергию, согревающего, – поэтому оно обладало положительной плавучестью, не тонуло. Хищник прилепился к жертве, и вместе они плыли, почти не шевелясь.

Пока существо ело, боковым зрением оно отметило других животных – крупных хищников, которых привлекли запахи крови и жира, разносимых течением.

Существо обхватило свою пищу и жадно пожирало ее.

Большая часть животного была съедобна. Кости отлетали в сторону, их пожирали мелкие любители отбросов; вокруг ускользнувших кусков мяса роились стаи рыбьей мелочи. Твердый несъедобный предмет существо оторвало и отбросило. Он поплыл к поверхности.

26

– Как долго еще до темноты? – спросила Аманда.

Она сидела на фальшборте и поглаживала головы трех морских львов.

Солнце уходящего дня отбрасывало в море длинные тени, и, когда Аманда повернулась, Чейс увидел, что печальные морщины прорезали кожу под ее глазами.

– Час, – ответил он, – но для возвращения нам не нужен свет. Если хотите, мы можем здесь провести всю ночь.

– Нет, – мягко произнесла Аманда. – Нет смысла. В последние пару часов они мало говорили: сидели и смотрели, пока глаза не покраснели от напряжения и усталости. Макс пытался развлечь морских львов, покормить, но звери чувствовали что-то неладное и не реагировали.

Саймон больше не предлагал никаких объяснений, хотя еще одно у него имелось. Объяснения не помогут, особенно если верно то из них, которое он не высказывал.

– Ну что же, – сказал наконец Чейс.

Он встал и посмотрел на запад, на силуэт острова Блок. И отнесло течением по крайней мере на две мили. Чейс прошел вперед завести двигатель, а Длинный поднялся на мостик.

– Это могла быть белая акула, – произнесла Аманда, словно продолжая прерванный диалог.

Чейс застыл на месте, потому что это как раз и было его объяснение – единственное, имевшее смысл. Прежде морские львы спаслись от акулы, но тогда рядом с ними находилось укрытие – лодка. В одиночку, в открытом море морской лев, особенно уставший и невнимательный, мог попасть в засаду, устроенную большой и быстрой белой акулой.

– Да, – согласился он. – Возможно.

Чейс нажал на кнопку стартера и щелкнул тумблером, включая ходовые огни, потом постучал кулаком в потолок, чтобы Длинный взял курс на Оспри.

– Может, другие что-то сняли, – предположила Аманда. – Давайте посмотрим пленки.

Когда Длинный развернул лодку на запад, Аманда вытащила из коробки видеомонитор, поместила на стол в каюте и включила. Она соединила с монитором видеомагнитофон, поставила одну из кассет. Перемотав пленку. Аманда включила воспроизведение и села на скамью. Макс уселся за стол напротив, у торца стола разместился Чейс.

Она ускоренно прокрутила пару минут изображения пустой океанской синевы, потом, когда на экране появился первый кит, замедлила темп.

– Кит такой маленький на вид, – удивился Макс.

– Это широкоугольный объектив, – объяснила Аманда. – Он необходим, иначе удастся снять только отдельные участки туши.

Постепенно кит разрастается в кадре, пока не заполнил его целиком.

– Как близко она сейчас? – спросил Макс.

– Шестьдесят – семьдесят футов. Она подойдет ближе и остановится футах в тридцати.

Изображение кита продолжало увеличиваться: видоискатель перемещался вдоль его бока, миновал гигантский плавник и остановился, дойдя до головы. В объектив глянул глаз, Аманда нажала на кнопку «Стоп», и кадр застыл.

– Посмотри в этот глаз, – обратилась она к Максу. – И попробуй сказать, что это не разумное существо.

– Он отличается от акульего глаза, – подтвердил мальчик. – Он... не знаю... просто отличается. Не такой пустой.

– Богаче, глубже, – улыбнулась Аманда: воодушевление на миг вытеснило в ней тяжесть потери. – Знаешь почему? У горбачей мозг размером с баскетбольный мяч. Говорят, глаза – зеркало души. Значит, за этими глазами целая прорва души.

Она нажала кнопку «Воспроизведение», и изображение снова ожило.

Морской лев крутился рядом с китом, и пленка запечатлела того во всех возможных ракурсах: лев играл с ним, катался в струе по следу кита. Кит не обращал внимания на сопровождение, ни разу не изменил выбранный курс.

Аманда перекрутила на ускоренной перемотке десяти– или пятнадцатиминутный кусок пленки, потом сквозь дрожание линий на экране увидела, что кит стал двигаться энергичней, начиная глубокое погружение. Она снова замедлила пленку, и они увидели, что изображение все больше расплывается по мере того, как морской лев следует за китом в придонную мглу.

Кит превратился в пятнышко на чернильно-синем фоне, объектив резко изменил угол, и камера устремилась к свету, брезжившему далеко вверху.

– Она прекратила преследование, – пояснила Аманда. – Думаю, это что-то около пятисот футов. Пленка кончилась, она поставила другую.

Второй морской лев снимал самку горбача. Когда изображение на мониторе увеличилось. Макс воскликнул:

– Смотрите! Детеныш!

Молодой кит футов двадцати длиной устроился у левого грудного плавника мамаши.

– Они всегда так плавают, – сказала Аманда.

– Почему? – спросил мальчик.

– Отчасти чтобы учиться. Посмотри, он делает то же, что и она, повторяет каждое движение.

Действительно, детеныш в точности копировал движения матери. Дышал, когда она всплывала вдохнуть воздух: нырял, когда она ныряла; когда она поворачивалась на бок поглядеть на морского льва, детеныш тоже поворачивался.

– Видишь, как она смотрит? – продолжала Аманда. – Она и защищает его. Если поблизости большая акула, она прижмет его еще ближе и изрядно возбудится. Может быть, уйдет с ним вглубь.

Но эта мамаша не беспокоилась. Распознав морского льва, она, очевидно, вполне удовлетворилась увиденным, снова повернулась в горизонтальное положение и продолжила ленивое плавание у самой поверхности.

– Ничего, – отметила Аманда и ускоренно перемотала остаток ленты.

Спустя пару минут после начала третьей пленки Аманда засмеялась:

– Это Харпо.

– Откуда вы знаете? – заинтересовался Макс.

– Она трусливей цыпленка. Смотри, – Аманда показала на экран, – она догоняет кита, но, когда он взмахивает хвостом, отскакивает в сторону.

Картинка на мониторе стала безжизненно-голубой, потом появилась поверхность моря, потом в кадр попал другой кит.

– У нее ушло около десяти минут, чтобы понять, что они не хотят ее съесть. Она еще учится и пока не так быстро соображает, как другие. У них у всех свои причуды.

– Какие?

– Гручо любит подойти слишком близко, и ее кадры нерезкие, не сфокусированные. Как будто она не ощущает контакта с китом, пока его не коснется. Чико любит цеплять китов, особенно небольших. Она просто играет, но иногда киты пугаются.

– А как Зеппо? – спросил Чейс.

Аманда ответила не сразу, словно ее ткнули вдруг носом в действительность:

– Как я уже говорила, она ленивая. Меня тревожит то, что она и самая любопытная. Она подплывает к чему угодно, только чтобы посмотреть, что это.

Изображение на пленке Харпо прыгало с одного кита на другого. Было и несколько хороших крупных планов, а также нечасто снимаемый эпизод – кит, выпрыгивающий из воды: он выходил на поверхность, подобно взрыву под солнечными лучами, и снова обрушивался вниз с чудовищным всплеском. Последние несколько минут, однако, Харпо снимала пустую синюю океанскую гладь. Аманда быстро перемотала пленку.

Она отвернулась от экрана сказать что-то Чейсу, но Макс вдруг закричал:

– Эй! Смотрите!

Она снова повернулась к монитору:

– Что?

– Отмотайте назад.

Аманда стала просматривать пленку в обратном направлении и через несколько секунд что-то увидела – неясное, расплывчатое, но определенно в верхнем правом углу экрана что-то было. Она прокрутила пленку еще немного назад, нажала «Воспроизведение», и лента снова пошла вперед.

Что-то действительно там было, некая форма, потом она пропала, изображение дернулось и устремилось прочь, к поверхности.

– Что за чертовщина? – удивился Чейс, опершись на локти и уставившись в монитор.

– Не знаю, – ответила Аманда, – но что бы это ни было, бедная Харпо, несомненно, испугалась. Вы видели, с какой скоростью она взлетела?

Обороты двигателя вдруг упали, и у них над головой трижды топнул Длинный. Чейс прошел из рубки назад и крикнул на мостик:

– Что-то заметил?

– Впереди красные проблески, – доложил Длинный. – Как аварийная вспышка. Освещение сейчас такое неверное, не могу сказать точно.

Чейс перегнулся через борт и посмотрел вперед. Было уже почти темно, вода казалась черным стеклом; на ее фоне с секундными интервалами вспыхивал крошечный красный огонек. Чейс взял багор и, опершись коленями на фальшборт, подождал, пока Длинный подвел лодку к огоньку.

Свет вспыхнул у борта лодки, и Чейс потянулся к нему багром. Фонарь оказался укреплен на чем-то твердом и квадратном, с размером стороны примерно в двенадцать дюймов. Чейс возился с багром, пока не смог ухватить плавающий предмет рукой и вытащить его на фальшборт.

– Это контейнер для камеры, – сообщил он длинному.

– Наш? – Длинный прибавил газу и снова взял курс на остров.

За спиной Чейса послышались шаги, потом короткий, сдавленный вздох.

– Это Зеппо, – выдохнула Аманда.

Они отнесли контейнер в каюту, вытерли и поставили на стол. Аппарат не был поврежден, однако ременная упряжь оборвана. Молча Аманда вынула из камеры кассету и поставила ее на видеомагнитофон. Перемотав пленку, она включила воспроизведение.

Первые эпизоды не отличались от снятого другими морскими львами: долгие виды китов, крупные планы, киты перемещающиеся, кувыркающиеся, ныряющие.

Затем пошли бесконечные съемки поверхности – сначала сверху, потом снизу.

– Она греется на солнышке, – комментировала Аманда неожиданно охрипшим голосом. – Я вам говорила, она ленива.

Камера снова ушла под воду и показала в отдалении двух уплывающих китов. Секунд пятнадцать она преследовала их, потом повернулась, наблюдая только голубизну.

– Она бросила работать, – произнесла Аманда.

– Смотрите, – Макс показал на едва заметную черную фигуру в центре экрана. – Это один из морских львов. Зеппо плыла за ней, они шли домой.

Изображение заходило вверх-вниз: морской лев прибавлял скорости, чтобы догнать подругу. Потом он сбавил ход и вынырнул на поверхность – вероятно, набрать воздуха, а погрузившись, некоторое время медленно плыл в прежнем направлении. Потом резко повернул.

– Что-то привлекло ее внимание, – предположил Чейс.

Хотя в безбрежной синеве не видно было других животных, скорость и направление определялись по лучам солнца, преломлявшимся на поверхности и уходившим в темную глубину, а также по несметному количеству планктона, который блестел, проплывая перед объективом.

– Она кружит около чего-то, – сказала Аманда.

– А почему мы не видим, вокруг чего? – спросил Чейс.

– Потому что она над объектом, смотрит вниз, а камера – на спине.

Морской лев сделал пологую горку – они увидели, как вдали вспыхнул отраженный солнечный свет, – затем нырнул глубже, развернулся и завис в воде – в вертикальном положении, вниз хвостом, неподвижно. Где-то очень высоко брезжила поверхность моря.

– Она рассматривает что-то и не боится, – отметила Аманда.

– А снимать она не собирается? – поинтересовался мальчик.

– Она не думает, что от нее это требуется: она приучена снимать только...

Камера вдруг дернулась назад, и в голубую воду выплеснулось черное облако.

Аманда вскрикнула.

Десять или пятнадцать секунд изображение скакало, как сумасшедшее, дергалось в разные стороны, затуманивалось чем-то похожим на чернила, очищалось и снова туманилось.

Перед объективом блеснуло нечто яркое.

– Остановите! – закричал Чейс Аманде, но она застыла с расширившимися глазами, закрывая рот рукой. Тогда он сам нагнулся вперед и нажал на кнопку возврата.

Изображение расплывалось, потому что блестящий предмет находился слишком близко к объективу и не попадал в фокус. Но, снова прокрутив пленку, просматривая кадр за кадром, Чейс отбросил всякие сомнения относительно того, что видел: пять когтей, изогнутых, заостренных на концах, наточенных, как бритва, и сделанных из нержавеющей стали.