Текст книги "Пешки"

Автор книги: Питер Барнес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

4

Проблемы призыва вообще и отказа от военной службы по убеждениям в частности характерны не только для нашего общества. Поэтому, может быть, поучительно рассмотреть, как решает эти проблемы другая страна, тесно связанная с нами в политическом и культурном отношении.

Из всех имперских держав нового времени наиболее долго преуспевающей была Великобритания. Ни в одной из её агрессивных войн не вводилась воинская повинность. Призыв в Англии объявлялся только в двух случаях: во время первой мировой войны и с 1939 по 1955 год.

В течение первого из этих двух периодов политика Англии в отношении отказывающихся от военной службы по убеждениям не была образцом гуманности. Сотни искренних идейных противников войны заманивались в игру в «кошки-мышки», их предавали военному суду и не один раз сажали в тюрьму за отказ участвовать в боевых действиях. Но, в отличие от Соединённых Штатов, Англия извлекла кое-какие уроки из своего опыта в первой мировой войне. Ко времени вторжения Гитлера в Польшу Англия была готова охранять свободу совести, за которую собиралась воевать.

Когда в 1939 году в палату общин был внесён законопроект о восстановлении воинской повинности, правительство разъяснило, что не будет преследовать тех, кто искренне не желает убивать людей; главной заботой правительства было не допускать злоупотребления положениями об отказе от службы по убеждениям. Поэтому, когда парламент утвердил закон о воинской повинности, он одновременно утвердил порядок признания отказа от службы по убеждениям, который отражает многовековую английскую традицию политической терпимости[52]52
  Английское законодательство имеет обширный опыт по части ханжества и лицемерия. Принимая законы, подобные рассматриваемому в данном разделе, английские правящие круги преследовали прежде всего цель политического обмана общественного мнения. Опытпоказывает, что в Англии демагогия о якобы существующем «законном праве» рядового гражданина отказаться использовать оружие по религиозным, политическим, этическим и другим мотивам является одним из способов политического камуфляжа, прямого обмана людей. – Прим. ред.


[Закрыть].

Согласно этому закону, который оставался в силе до отмены воинской повинности в 1955 году, единственным критерием обоснованности отказа от службы по убеждениям была искренность убеждений. Государству не было дела до характера убеждений отказывающегося от службы; он мог мотивировать свой отказ религиозными, нравственными, экономическими, политическими, социологическими или астрологическими соображениями; он мог быть противником всякой войны или только войны против Гитлера. Важно было не то, что он думает, а насколько честно и глубоко он придерживается своих убеждений.

Мужчинам в возрасте от 18 до 41 года предоставлялся выбор встать либо на военный учёт, либо на временный учёт лиц, отказывающихся от службы. Тех, кто вставал на военный учёт, призывали; те, кто заявлял об отказе от военной службы по убеждениям, должны были в письменной форме изложить свои взгляды, а затем предстать перед местным трибуналом для так называемой классификации.

Во всей Англии было создано шестнадцать местных трибуналов, в каждый из которых входило по пять человек, и шесть апелляционных трибуналов в составе трех человек.

Молодой человек, добивающийся статуса отказывающегося от службы по убеждениям, заполнял форму, в которой не было каверзных вопросов относительно теологических тонкостей, а просто оставлялось место для «любого заявления, которое вы хотите представить в поддержку своего ходатайства». Затем его дело заслушивал местный трибунал.

В отличие от американских призывных комиссий, в Англии дела слушались открытым заседанием; просителя мог представлять адвокат или товарищ; он имел право вызывать свидетелей для дачи показаний под присягой.

Более того, проситель мог высказывать свои убеждения, не заботясь о тонкостях формулировок. Многие из освобождённых от воинской повинности были социалистами, которые утверждали, что не могут участвовать в войне за капиталистические интересы. Были среди них также индийцы и пакистанцы, которые отказывались воевать в английской армии, пока их страны остаются порабощёнными колониями. Некоторые открыто симпатизировали нацистам и заявляли, что не могут с чистой совестью воевать против немецкого рейха.

Заслушав дело просителя, местный трибунал мог вынести одно из четырех определений: безоговорочное освобождение от всякой воинской и трудовой повинности; постоянная регистрация в качестве отказывающегося от службы по убеждениям с обязанностью нести трудовую повинность в гражданских организациях; зачисление на военную службу на нестроевые должности и зачисление на военную службу на строевые должности.

Лица, назначенные на гражданскую службу, часто использовались в системе гражданской обороны и в пожарной охране. Они также были заняты в сельском хозяйстве, в госпиталях и организациях помощи и в частных предприятиях, которые считались действующими на благо страны. Нестроевых солдат обычно назначали в рабочие части, аналогичные американским морским десантным инженерным частям.

Проситель мог обжаловать неблагоприятное решение в соответствующий апелляционный трибунал в течение двадцати одного дня. При подаче апелляции он имел право получить письменное решение местного трибунала. Апелляция рассматривалась на открытом заседании, и истец мог опять прибегнуть к помощи адвоката.

Статистические данные за 1939-1948 годы показывают, что из общего количества 61 227 человек, вставших на учёт как отказывающиеся от военной службы, 2868, или 5 процентов, были безоговорочно освобождены от воинской повинности. Около 23 000, или 38 процентов, были зарегистрированы как отказывающиеся от службы по убеждениям и направлены для несения трудовой повинности в гражданских организациях. Около 17 000, или 21 процент, были назначены на нестроевые должности в вооружённых силах, примерно такому же количеству не был предоставлен статус отказывающихся от службы по убеждениям, и они были направлены для несения строевой службы в войска.

Глава VII
УТРАТА ПРАВ

Вступая в вооружённые силы, человек отказывается от чёртовой уймы вещей.

Но я никогда не считал, что он отказывается от права высказывать своё мнение.

Генерал Дэвид Шоуп, бывший командующий морской пехотой США

1

Дэниел Эмик и Кеннет Столт – два преступника, которых меньше всего ожидал бы встретить тюремщик. Эмик – кроткий, вежливый молодой человек, он любит читать, размышлять и играть на музыкальных инструментах. У Столта худощавое, более суровое лицо, но вскоре обнаруживается, что он тихий, замкнутый человек и убеждённый противник насилия.

Эмик вырос в пригороде Лос-Анджелеса. Его отец двадцать лет был проповедником секты мормонов, а теперь распространяет «Всемирную литературную энциклопедию». Он внушил сыну религиозные взгляды на жизнь, хотя мировоззрение Эмика более созерцательное, чем у отца. Его призвали в 1967 году.

Столт учился в нескольких католических школах в Мэриленде, а потом, когда его родители переехали на Запад, – в южной Калифорнии. Его отец, бывший морской пехотинец, работает агентом по страхованию жизни. В 18 лет Столт покинул дом. Он проучился около года в одном колледже, когда его призвали и для прохождения обучения отправили в Форт-Орд. Там он встретился с Эмиком. «Я впервые заметил Эмика после долгого дня занятий, – вспоминает Столт. – Этот новобранец сидел в казарме, погрузившись в мысли и дымя сигаретой». У обоих солдат нашлось много общего: обоюдный интерес к религиозным вопросам и отвращение к организованному убийству.

По окончании обучения Эмик был назначен трубачом в оркестр Форт-Орда, а Столт получил приказ явиться в Форт-Полк, штат Луизиана, чтобы оттуда отправиться во Вьетнам. Однако он отказался сесть в самолёт, заявив своему командиру, что готов служить во Вьетнаме санитаром, но никогда не возьмёт в руки оружие. По каким-то причинам против него не возбудили дела, но и не направили в Форт-Сэм-Хьюстон для обучения на санитара, а оставили в Форт-Орде писарем в госпитале.

Пока тянулись месяцы службы, Эмик и Столт проводили много времени вместе. Столт приходил в казарму к Эмику, они слушали музыку или обсуждали прочитанные книги. Иногда они делились мнениями о сущности военной службы и говорили об отказе, полученном Столтом на рапорт с просьбой считать его отказывающимся от службы по убеждениям.

Потом главной темой их бесед стала война во Вьетнаме. Эмик, который больше любил читать, раздобыл книги об Азии – «Безобразный американец» и «Нация баранов» Уильяма Ледерера[53]53
  У. Ледерер – американский публицист, автор ряда антивоенных трудов, выступает с либеральных буржуазных позиций, пацифист. – Прим. ред.


[Закрыть]. Он следил за событиями во Вьетнаме по сан-францискской газете «Кроникл» и журналу «Ю. С. ньюс энд уорлд рипорт». На него произвели большое впечатление антивоенные заявления генерал-лейтенанта в отставке Джеймса Гейвина[54]54
  Генерал Дж. Гейвин был заместителем начальника штаба армии США. Вышел в отставку в связи с несогласием с методами строительства американских вооружённых сил, некоторыми положениями военной доктрины США. Неоднократно выступал в печати с различными критическими замечаниями в адрес высшего военного руководства, в частности по поводу методов ведения войны во Вьетнаме. Однако ни одно из этих выступлений нельзя назвать, как это делает П. Барнес, «антивоенным». Гейвин, выступая прежде всего с узколичных, порой открыто тенденциозных позиций личного престижа, критиковал лишь стратегию и тактику американской армии. – Прим. ред.


[Закрыть], которые он читал в нескольких журналах и газетах.

Как-то вечером в феврале 1968 года, вскоре после тактических занятий, Эмик и Столт зашли в гарнизонную библиотеку, где работал один их товарищ. Тот отвёл их в одну из комнат и попросил подождать, пока он освободится. В этой комнате была пишущая машинка и мимеограф. Чтобы как-то убить время, Столт сел за машинку и принялся выстукивать заявление о своих убеждениях. Закончив, он показал его Эмику и спросил, что тот об этом думает. Эмик сказал, что некоторые пункты он сформулировал бы несколько иначе, но во многом согласен с заявлением.

Заявление, по гражданским понятиям, было довольно безобидным. В нём не выражалось пожелания победы Вьетконгу или поражения Соединённым Штатам, Оно не содержало призыва к нарушению каких-либо законов или неподчинению какому-либо приказу.

Заявление начиналось словами: «Мы протестуем против войны во Вьетнаме». Далее в нём говорилось:

«Мы знаем, что война никогда не принесёт мира. Мира можно достигнуть только мирными средствами. Войну нельзя разумно объяснить, оправдать или простить…

Самый большой вклад, который может сделать Америка в дело международного мира, – это стать миролюбивым государством. Мания преследования со стороны коммунизма, которой мы охвачены, не оправдывает того, что мы совершаем по отношению к вьетнамскому государству и его народу…

Хочет ли американский народ этой войны? Разве у нас, которые должны активно в ней участвовать, есть какое-либо желание вести эту войну? Зачем же мы её ведём? Почему мы позволяем ей продолжаться день за днём?..

Мы объединяемся и организуемся, чтобы высказать свои возражения против этой войны. Если вы хотите конструктивного строительства лучшего мира, прекратите его разрушение. Если вы действительно хотите бороться за мир и свободу, присоединяйтесь к нашему протесту. Мы организуем союз, чтобы высказать своё несогласие и недовольство. Если вы заинтересованы и хотите получить дополнительную информацию, связывайтесь с

рядовым Кеном Столтом, рядовым Дэниелом Эмиком,

личный № 56707892, личный № 56707839,

армейский госпиталь, 52-й армейский оркестр,

Форт-Орд, Калифорния; Форт-Орд, Калифорния».

Столт был не совсем уверен относительно последнего пункта: слово «союз» звучало слишком сильно, и он сомневался, стоит ли его употреблять. Он слышал о Союзе американских военнослужащих и однажды даже написал письмо Энди Стэппу, но понимал, что он слишком замкнутый человек, чтобы стать настоящим организатором союза. После некоторых колебаний они в конце концов решили оставить этот пункт.

Их товарищ всё ещё был занят в библиотеке, поэтому Столт решил сделать восковку и оттиснуть несколько копий своего заявления на мимеографе. «Аппарат стоял тут же рядом – это была сама судьба, – говорил впоследствии Эмик. – Просто для забавы Столт отпечатал около двухсот экземпляров – видимо, ему хотелось увидеть изданным какое-нибудь из своих произведений. Первые пятьдесят экземпляров получились довольно плохо. Остальные мы отнесли ко мне в комнату в казарме музыкантской команды и положили в тумбочку. Они пролежали там пару дней, потом как-то вечером пришёл Столт и сказал: „Почему бы нам не раздать часть листовок?“

Около восьми часов вечера 21 февраля 1968 года Эмик и Столт отправились в солдатский клуб и оставили несколько экземпляров своего заявления на столах. Ещё несколько экземпляров они прикрепили кнопками на телефонных столбах, а один наклеили на борт старого броневика. Остальные листовки они раздали встречным солдатам и вернулись в казарму к Эмику.

«Перед тем как это сделать, я читал книги о конституции и гражданских свободах, – вспоминает Столт. – О праве подавать петиции, о том, что такое свобода слова и т. д. Мы были уверены, что нам ничего не могут сделать, даже если мы выскажем что-то, заведомо зная, что многим это не понравится. Мы считали, что это наше право. Мы исходили из того, что конституция – высший закон страны и все остальные законы ей подчиняются».

Военная полиция арестовала Эмика той же ночью, а Столта на следующее утро. Их заперли в одиночных камерах, и агенты военной контрразведки допросили их по отдельности. Кто скрывается за листовкой? Коммунисты? «Студенты за демократическое общество»?

Эмик и Столт пытались доказать, что совершили свой поступок под влиянием порыва, но сотрудники контрразведки отнеслись к этому скептически. В бумажнике Эмика они обнаружили телеграмму от товарища, составленную в форме нерифмованного стихотворения. «Что это значит?-заинтересовались агенты. – Что это за код?»

Эмика и Столта обвинили в двух преступлениях: во-первых, в том, что они «вступили в сговор с целью публикации нелояльных заявлений»; во-вторых, в том, что издали своё заявление «с целью распространения нелояльности и возбуждения недовольства в войсках и среди гражданского населения» и что их «заявление нелояльно по отношению к Соединённым Штатам».

Трехдневный процесс в военном суде проходил при закрытых дверях и с решимостью, свойственной вооружённым силам, когда какое-либо обвинение кажется спорным. Военный судья отклонил требование адвоката подсудимых Фрэнсиса Хейслера снять обвинения на том основании, что обвиняемые не совершили ничего предосудительного и только воспользовались охраняемым конституцией правом свободы слова. Для обвинения было достаточно установить, что подсудимые отпечатали и распространили листовки, а доказать это было нетрудно: Эмик и Столт, подписавшие заявление своими именами и личными номерами и никогда не желавшие и не пытавшиеся это скрывать, охотно подтвердили это.

Обвинение не представило никаких доказательств того, что Эмик и Столт преследовали цель распространять нелояльность и недовольство в войсках и среди гражданского населения, никаких свидетельств того, что они фактически распространяли подобную нелояльность и недовольство, не попыталось объяснить, почему листовка или любая её фраза являются «нелояльными по отношению к Соединённым Штатам». Во время перекрёстного допроса, проведённого адвокатом, все свидетели обвинения, которые читали листовку, признали, что ознакомление с мимеографическим произведением подсудимых не вызвало у них ни малейшего чувства нелояльности или недовольства.

Эмик, давая показания в свою защиту, заявил, что он всю жизнь считал, что имеет определённые права, а когда вступал на военную службу, ему никто не говорил, что он эти права утратил.

Он сказал, что вовсе не считает себя нелояльным по отношению к Соединённым Штатам и не имел желания посеять нелояльность у других. Он читал некоторые выступления сенаторов и отставных генералов против войны во Вьетнаме, и ему никогда не приходило в голову, что подобные заявления могут свидетельствовать о нелояльности. Он сказал также, что не переставал выполнять свои служебные обязанности и что ни он, ни Столт не требовали, чтобы кто-либо другой отказывался выполнять их.

Столт в своих показаниях заявил, что его всегда учили честно высказывать свои взгляды, и он считает, что если кому и положено высказывать своё мнение о войне во Вьетнаме, так это солдатам, которым приходится в ней участвовать.

Военный суд признал солдат виновными по предъявленным им обвинениям и приговорил каждого к четырём годам заключения в Форт-Ливенуорте, лишению денежного содержания и всех видов довольствия и увольнению «с позором». Начальник гарнизона Форт-Орда генерал-майор Томас Кенан снизил срок заключения до трех лет. Армейский апелляционный суд оставил приговор в силе.

2

Дело Эмика и Столта, как и многие подобные дела за последние несколько лет, поставило серьёзный вопрос: в какой степени граждане теряют свои конституционные права, когда надевают военную форму?

Рассматривая вопрос о возникающих в связи с этим сложностях, важно установить, когда проблема солдатских прав приобрела такую остроту. Двести лет назад не могло быть и речи об утрате солдатом конституционных прав. Америка была твёрдо привержена идее о том, что все граждане наделены определёнными основными правами – правами, которые не просто даровались народу благосклонным правительством, но и считались неотъемлемыми.

Идея ограниченного правительства и неотъемлемых прав народа тщательно расшифрована в первоначальном варианте конституции и первых десяти поправках к ней. Единственное место в конституции, в котором её авторы проводили различие между правами всех граждан и правами солдат, заключалось в пятой поправке, где говорилось, что на добровольцев-профессионалов распространяются положения военно-судебного кодекса.

По сути дела, считают основатели американского государства, различие между гражданами и солдатами носило чисто академический характер. «Сухопутные и военно-морские силы» федерального правительства состояли из небольшого числа добровольцев-профессионалов. Все прочие солдаты в Америке были солдатами-гражданами, временно входившими в состав милиции, наделёнными всеми неотъемлемыми правами и привилегиями, как и другие граждане.

Три события сравнительно недавнего времени изменили первоначальную концепцию авторов американской конституции о гражданине-солдате и выдвинули на передний план не имевший прежде значения вопрос о правах солдат. Во-первых, численность постоянной армии США возросла до трех миллионов. Во-вторых, большая часть из этих трех миллионов – не добровольцы. В-третьих, за последнее время у многих возникли сомнения, действительно ли необходимы все те войны, которые ведёт Америка. Если США втягиваются в агрессивную войну, то возникает серьёзный вопрос: существует ли необходимость урезывать права значительной части населения?

Те, кто считает, что американский солдат в настоящее время не может претендовать на обычные конституционные права, которыми пользуются все граждане, утверждают, что это не зависит от характера ведущейся войны и наличия угрозы государству. Неважно, говорят они, является ли война оборонительной или необоронительной, объявленной или необъявленной, справедливой или несправедливой. Достаточно того, что человек находится на военной службе. Принимая присягу, он автoматически отказывается от многих прав, принадлежащих ему как гражданину.

В защиту этой позиции обычно выдвигают ряд доводов. Офицеры часто доказывают, что «на поле боя не может быть демократии». Солдаты не имеют права обсуждать приказы начальников. Боеспособность вооружённых сил зиждется на немедленном выполнении приказов, иначе они превратились бы просто в вооружённый сброд.

Часто можно слышать другое утверждение: солдаты, мол, должны поступиться своими правами, чтобы защищать права других. Согласно этой точке зрения, общество делится на два класса: защитников и защищаемых. Солдаты – это защитники, и их удел жертвовать собой. Если они не будут готовы поступиться своими правами, лишатся своих прав остальные люди.

Иногда в качестве основания и законного оправдания ограничения прав солдат ссылаются на «права федерального правительства в военное время». В поддержку этого довода приводят целый ряд исторических примеров, когда в военное время право правительства оборонять страну ставилось выше прав отдельной личности. Во время гражданской войны граждан, выступавших против военной политики республиканской администрации, арестовывали и судили военными судами. Во время первой мировой войны федеральное правительство преследовало в судебном порядке граждан, пропагандировавших сопротивление призыву, а во время второй мировой войны тысячи американских граждан японского происхождения были загнаны в концентрационные лагеря. Если федеральное правительство может во имя интересов ведения войны так бесстыдно лишать гражданских лиц их конституционных прав, то тем более оно может поступать так с солдатами.

Другой, более утончённый довод заключается в том, что назначение вооружённых сил – эффективно и надёжно выполнять волю гражданских руководителей государства. Для этого необходимы сплочённость и солидарность в рядах вооружённых сил. Сплочённости можно достигнуть только путём безоговорочного подчинения приказам, передаваемым по командным инстанциям. Всякое послабление может привести к невыполнению воли политических руководителей государства.

Пожалуй, самый веский аргумент против допущения свободы слова в вооружённых силах заключается в том, что это открыло бы двери вовлечению в политику офицерского корпуса. Офицеры разъезжали бы по стране, пропагандируя взгляды военного командования и министерства обороны США. Обеспечивать гражданский контроль над вооружёнными силами было бы невозможно. Американская политика могла бы уподобиться аргентинской.

Все эти доводы имеют свои сильные и слабые стороны. Но, даже собранные воедино, их сильные стороны не могут достаточно убедительно оправдать лишение трех миллионов граждан того, что в конце концов составляет их неотъемлемые права.

На этом фоне ещё нагляднее выступают слабые стороны доводов в пользу ограничения прав солдат. Многие из них основаны на чрезмерном упрощении действительности или на искажении слов защитников солдатских прав.

Мало кто, например, станет утверждать, что на поле боя должна царить демократия. Почти все согласны, что в бою солдаты обязаны подчиняться законным приказаниям, не прибегая к групповому обсуждению, принятию решения большинством голосов или иной процедуре гражданской демократии. Однако из этого вовсе не следует, что солдаты должны утрачивать все свои права во все времена только потому, что они солдаты. Можно провести реальное различие между боевыми условиями и службой во внутренних гарнизонах, между военным и мирным временем, между служебными обязанностями и внеслужебными правами. Безопасность страны никак не пострадает, если находящийся вне службы солдат из Северной Каролины получит такие же права, как, скажем, вольнонаёмный писарь в Пентагоне или нью-йоркский полисмен.

Точно так же утверждение о том, что солдаты должны поступиться своими правами, чтобы сохранить права других, справедливо только до известного предела. Правда, что солдаты, по самому характеру своей профессии, должны многим поступаться. Они не имеют права выбирать себе назначение и обязаны рисковать жизнью. Но это не значит, что их надо также лишать права говорить, слушать, думать, жаловаться и пользоваться обычной юридической процедурой– во всяком случае, когда они не в бою.

Кроме того, представление о том, что для защиты свободы необходимо её ограничить, основывается на несколько примитивном понимании способов возможной утраты свободы. Конечно, если бы иностранные захватчики оккупировали Америку, права граждан были бы уничтожены, но столь же справедливо, что такое событие весьма маловероятно. Гораздо более грозная опасность заключается в том, что свобода отомрёт оттого, что ею перестанут пользоваться, что из-за страха перед иностранной оккупацией или военным поражением американцы сами разделаются со своими свободами. Для сохранения конституции осуществление конституционных прав не менее важно, чем убийство врагов, находящихся где-то далеко от территории США.

Что касается «прав правительства в военное время», то они не являются неограниченными даже во время войны, а в мирное время или в условиях необъявленной войны, когда граждане пользуются всеми правами, гарантированными конституцией, несправедливо наказывать солдат только за то, что они либо из высоких побуждений, либо по невезению оказались в рядах вооружённых сил.

Довод о том, что безоговорочное послушание требуется для обеспечения согласия с волей политического руководства страны, тоже спорен. Не многие американцы станут утверждать, что солдаты имеют право игнорировать или, хуже того, отвергать законную политическую власть. Но что предосудительного в том, чтобы сомневаться в необходимости послушания? Когда законность политической власти сомнительна, когда солдатам приказывают принимать участие в необъявленной и агрессивной войне, было бы чрезмерным требовать от них не только выполнения приказов, но и отказа от права критиковать политику, кроющуюся за этими приказами.

Последний из приведённых доводов против солдатских прав – опасность вовлечения армии в политику конечного захвата власти военными – абстрактно кажется довольно веским. Однако вопрос о правах солдат следует рассматривать в свете существующих несовершенных отношений между военными властями и гражданским руководством.

Теперь уже не кажется необычным, когда высокопоставленные офицеры высказываются по общественным вопросам, иногда даже прямо выступая против господствующего политического курса. Так, например, в 1967 году генерал Джон Макконнелл, бывший в то время начальником штаба военно-воздушных сил, выступил в сенатской подкомиссии по вопросу о военной готовности с критикой ограничения бомбардировок Вьетнама. Но даже в более обычных случаях, когда офицеры выступают в поддержку официальной политики, политическое значение их выступлений едва ли меньше. Генерал Уильям Уэстморленд, например, будучи командующим американскими войсками во Вьетнаме, выступал на пресс-конференциях в Пентагоне и на объединённом заседании обеих палат конгресса, настаивая на поддержке весьма спорного политического курса. После назначения его начальником штаба армии Уэстморленд произносил в среднем по одной речи в неделю в различных клубах и на других собраниях.

Ещё одним завзятым оратором является помощник командующего морской пехотой генерал-лейтенант Льюис Уолт. Одна из его излюбленных тем – утверждение, что противники войны во Вьетнаме должны нести ответственность за смерть американских солдат.

Майор Джеймс Роу, который провёл пять лет в плену у вьетнамцев, в 1969 году участвовал по меньшей мере в двадцати телевизионных передачах вместе с конгрессменами – сторонниками войны во Вьетнаме. В нескольких передачах он подвергал сомнению патриотизм сенатора Джорджа Макговерна, заявляя, что державшие его в плену наживали политический капитал на заявлениях сенаторов Уильяма Фулбрайта, Майка Мэнсфилда и Уэйна Морзе. Когда репортёр спросил Роу, не тревожит ли его вопрос о нарушении традиционного отделения военных от политики, майор не выразил никаких опасений. «Мы вступаем в век идеологической борьбы, – отвечал он, – когда политика и армия сливаются воедино. Если бы мне сказали, что нельзя выступать, оставаясь в вооружённых силах, я подал бы в отставку».

Пожалуй, самое примечательное состоит в том, что такого рода участие в политической деятельности касается уже не только отдельных военных, выступающих с публичными заявлениями, оно приняло сейчас систематический и организованный характер. Вооружённые силы содержат целую сеть пропагандистских органов, разбросанных по всей стране, и используют офицеров действительной службы, обычно ветеранов войны во Вьетнаме, для поддержки военных усилий правительства. Так, только в штабе 6-й армии состоят на учёте тридцать ораторов, готовых выступать —в военной форме – с любой трибуны в Калифорнии.

Нельзя сказать, что эти разглагольствования создают реальную угрозу гражданскому контролю над вооружёнными силами, но они безусловно опровергают представление о том, будто в Америке вооружённые силы отделены от политики, и не вызывают симпатии к тем, кто утверждает, что рядовым солдатам, даже если они не в военной форме, нельзя разрешать высказывать свои взгляды как гражданам. Опасность захвата власти военными, как таковая, заключается не в словах, которые могут высказать рядовые солдаты, а в потенциальных действиях высших офицеров. Рядовые солдаты, отстаивающие свои права, вполне способны стать преградой на пути к перевороту, но никак не могут содействовать ему.

Имеются и другие веские основания для предоставления солдатам конституционных прав. Одно из них заключается в том, что солдаты, в отличие от гражданских служащих, например полисменов и пожарных, от которых тоже, требуется смелость и подчинение гражданским властям, не могут уволиться со службы. Заманить их в Ловушку и лишить прав – это двойная несправедливость, которой не подвергаются никакие другие слои общества. Тем более неправильно и нелепо лишать солдат прав, которые основатели США считали неотъемлемыми, поскольку именно они приносят самые большие жертвы во имя защиты свободы.

Другим важным различием между военнослужащими и гражданскими лицами является изоляция, которой подвергаются солдаты большую часть времени. Они размещаются на отдалённых базах и на кораблях в море, лишены возможности обмениваться мнениями о гражданской политике. «Предавая парней деспотической абсолютной власти правительства, —заметил как-то покойный сенатор Роберт Тафт, – мы даём ему право внушать им политические доктрины, которых в данное время придерживается правительство. Это достаточно плохо в военное время, а в мирное время совершенно нетерпимо».

Нет необходимости доказывать, что военное командование должно иметь возможность дисциплинировать и обучать своих солдат. Но оно не должно иметь права запрещать солдатам выслушивать и высказывать свои взгляды. Это особенно важно теперь, когда каждый солдат, как было решено в Нюрнберге[55]55
  Имеется в виду судебный процесс в Нюрнберге над главными нацистскими военными преступниками, многие из которых пытались искать оправдание своим преступлениям в заявлениях, что они, мол, только выполняли приказ вышестоящих начальников. – Прим. ред.


[Закрыть], несёт полную ответственность за свои действия.

Но, пожалуй, самое убедительное основание для тщательной охраны прав солдат заключается в том, что из всех граждан именно солдаты больше всего страдают от ничем не оправданных «президентских» войн.

Часто кажется, что в основе доводов против предоставления прав солдатам лежит страх или предположение, что американские военнослужащие глупы, непатриотичны и необычайно восприимчивы к вражеской пропаганде. Многие офицеры, по-видимому, считают, что, если позволить солдатам свободно высказываться, читать и задавать вопросы, они перестанут действовать в интересах своей страны.

Эта точка зрения игнорирует два весьма важных обстоятельства. Во-первых, если многие американские солдаты сомневаются в разумности политики, значит, наверное, что-то не в порядке с политикой, а не с солдатами. Во-вторых, военное командование всегда сохраняет право наказывать провинившихся за противозаконные действия. Если солдат отказывается идти в бой и выполнять приказания или участвует в настоящем бунте, командование имеет полное право предать его военно-полевому суду.

За исключением тех случаев, когда существует чрезвычайное положение в стране или когда конгресс объявил войну, не может быть ни необходимости, ни оправдания в ограничении для солдат тех свобод, на страже которых они стоят.