Текст книги "Атака седьмого авианосца"

Автор книги: Питер Альбано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– В четверг? Черт, в четверг я – в Лэнгли, у начальства. А что тебе понадобилось в ООН?

– Люди из Организации Освобождения Палестины желают встретиться с представителями адмирала Фудзиты.

– Убийцы! Кровавые подонки! Только они будут?

– Не знаю, Дэйл, – он саданул кулаком по монетоприемнику. – В пятницу вечером, а? Постараюсь выцарапать увольнительную. Как насчет пятницы?

– Хорошо! Хорошо, Брент! Приходи ко мне, я что-нибудь приготовлю повкуснее, поужинаем вдвоем…

Снова Брент стал переминаться с ноги на ногу, охваченный зудом нетерпения.

– В «холодильник»?

Она рассмеялась.

– Вот именно. Адрес у тебя есть. Это недалеко от твоей мерзкой гостиницы. Знаешь, – сказала она, чуть понизив голос, словно бы для того, чтобы тон соответствовал зловещему смыслу слов, – ходят слухи, что твой друг Кеннет – тоже здесь.

Брент почувствовал, как чаще забилось у него сердце, запульсировала жилка на шее:

– Розенкранц? – Дэйл Макинтайр, похоже, знала все.

– Да. Он вербует летчиков-наемников. Кроме того, Каддафи поручил ему встретиться без лишней огласки с иранскими и иракскими дипломатами.

– Ты, пожалуйста, держи меня в курсе, Дэйл. У меня с этим человеком свои счеты.

– Знаю. Хорошо. А про аятоллу ты не слышал? – Брент молчал. – Про Хомейни? Стало известно – опять же, это слухи, – будто бы он намерен прекратить войну с Ираком и примкнуть к джихаду против Израиля и «Йонаги».

– Боже, сто миллионов фанатичных мусульман!..

– Я думаю, этим и объясняется появление Розенкранца в Нью-Йорке: он будет встречаться с представителями Садата и Хомейни в ООН.

– Чушь какая-то.

– Нет, это не чушь: разве ты не знаешь арабов? Они ни за что не поедут на переговоры в столицу враждебного государства. И персы – тоже. А если устроить встречу здесь или где-нибудь в Женеве, можно сохранить лицо.

– Да нет, я говорю «чушь» потому, что Розенкранц – летчик, истребитель, убийца… Из него дипломат – как из меня балерина.

– Ты его недооцениваешь, Брент. Он принял ислам и стал чуть ли не первым человеком у Каддафи. На нем замыкается вся истребительная авиация. Каддафи доверяет ему больше, чем своим генералам.

Брент в сердцах стукнул кулаком по аппарату так, что тот звякнул.

– Эй! Алло! Ты здесь?

– Да! Я здесь и я очень хочу тебя видеть.

– В пятницу вечером, Брент.

– Если не будет складываться, я позвоню.

– Сделай так, чтобы сложилось.

– Сделаю. Постараюсь. – Брент видел, что к нему уже приближаются Уильямс и Бернштейн. – Мне пора идти.

– Я соскучилась, Брент. Я все время о тебе думаю.

– А я – о тебе.

– В пятницу.

– В пятницу, даже если мне придется удрать с лодки. К черту войну, и ООН – туда же.

Они одновременно и неохотно повесили трубки.

Отель «Оукмонт», судя по всему, был построен на рубеже веков и тогда же забыт: казалось, в него с тех самых пор не ступала нога маляра, плотника, паркетчика и – как Брент убедился чуть позже – водопроводчика. Семнадцатиэтажное здание было сложено из необожженного кирпича и так просело, что засохшая полоска раствора между рядами кладки представляла собой волнообразную линию, будто Нью-Йорк стоит в сейсмоопасной зоне.

– О Господи! – сказал Брент, входя в обшарпанный холл. – Какая седая старина! Не удивлюсь, когда выяснится, что здесь останавливался Джордж Вашингтон.

– Вэлли-Форж показался бы дворцом рядом с этим, – фыркнул Уильямс.

Они прошли мимо нескольких ветхих и колченогих кожаных диванов, два из которых были заняты крепко спавшими личностями весьма подозрительного вида. К вытянутой ноге одной личности была привязана тележка из супермаркета, наполненная разнообразным старым хламом.

– У нас такого нет, – сказал потрясенный Бернштейн.

– Неустанно твердим самим себе и всему миру: «Мы – богатейшая страна», а таких бродяг – тысячи в одном Нью-Йорке, – с горечью сказал Уильямс, направляясь к стойке портье. – Никакой сегрегации, – саркастически добавил он, заметив, что один из спящих оборванцев – негр.

Стали искать ночного портье, и Брент наконец обнаружил его за допотопным коммутатором – он рассматривал замусоленный номер иллюстрированного журнала и потягивал вино. Бутылка дешевого бургундского стояла перед ним на столе. Уильямс хлопнул ладонью по стойке, и портье – плешивый и истощенный старик, заменивший, похоже, все нужные организму питательные вещества одной винной глюкозой, – поднял голову, вскочил и с заискивающей улыбкой поспешил на зов. У него было нездорово бледное, словно измятое, лицо в морщинах, воспаленные белки глаз в кровяных прожилках, сутулая спина.

– Добрый вечер, джентльмены, – дохнув густым винным перегаром, сипло произнес он с неожиданно интеллигентной интонацией. – Вы решили почтить наш отель своим вниманием?

– Да. Решили почтить. У нас заказаны три номера на фамилию «Аллен».

Портье принялся водить пальцем по строчкам регистрационной книги:

– Вот, нашел! Для мистера Марка Аллена… Вот… «Профайл Боут Уоркс» забронировало два номера.

– Три, – сказал Уильямс.

Старик испуганно поглядел на него:

– Заказаны один двухместный номер и один одноместный рядом, – голос его дрожал. – Простите, сэр. Больше свободных мест у нас нет. Еще раз простите. Мне очень, очень жаль, что вышло такое недоразумение.

Уильямс взглянул на Брента:

– Что ж, делать нечего: полковник, как старший по званию, займет одиночный, а тебе уж придется терпеть мое общество. Согласен?

Бернштейн и Брент кивнули, подхватили свои ранцы и следом за Уильямсом направились к лифту, выглядевшему точь-в-точь как клетка для канарейки футов шести ростом.

– «Свободных мест нет», – передразнил израильтянин.

– Можно подумать, весь бомонд сюда слетелся, – поддержал его Брент.

– Почище «Хилтона», – сказал Уильямс, открывая стальную решетчатую дверь.

Все молча вошли в лифт.

В просторном номере с двумя большими окнами стояли две застеленные кровати и прикроватный столик красного дерева с массивной лампой под гигантским абажуром, похожим на дамскую шляпу, модную в весенний сезон 1909 года. Выключатели были круглые и не нажимались, а поворачивались. Широкие шашки дубового паркета посередине комнаты были закрыты истертым ковров. В большой ванной комнате стояли умывальник с двумя облупленными кранами и ванна викторианской эпохи – исполинских размеров и на четырех чугунных ногах. Бачок унитаза – чудо инженерной мысли прошлого века – находился вверху, и от него спускалась цепочка с массивной ручкой. Когда Брент дернул за нее, поток воды хлынул с таким напором, что стены уборной заходили ходуном. Незамедлительно выяснилось, что дверь ванной не запирается, и все вообще было покореженное, изношенное, покосившееся, шаткое – ни одного прямого угла.

– Наконец-то мы дома, – сказал Уильямс, швыряя на кровать свой тощий ранец.

– Видали мы дома и получше, – мрачно отозвался Брент.

– Ты есть хочешь?

– Вроде бы нет. В самолете кормили, а вернее – недотравили какой-то гадостью.

Уильямс кивнул:

– Я тоже успел перекусить как раз перед вашим появлением. – Он полез в ранец и выудил оттуда полдюжины сандвичей. – Пабло Фортуне позаботился. Думаю, это лучше, чем искать какую-нибудь забегаловку по соседству. Тем более что адмирал перевел нас, можно сказать, на казарменное положение.

Эти слова болезненно напомнили Бренту недавний разговор с Дэйл.

– Но я припас кое-что, чтобы было не так скучно, – плутовато улыбнулся негр и достал бутылку «Хейг энд Хейг», а когда Брент удивленно поднял брови, пояснил: – Адмирал велел вылить все спиртное за борт?

– Я его понял именно в этом смысле, – рассмеялся Брент.

– Но он, конечно, имел в виду все, что имелось в кают-компании. А это – из моего холодильника.

Смеясь, они подошли к окну, перед которым стоял стол с графином и двумя стаканами. Наполнив их до половины, Уильямс сказал:

– Схожу позову полковника, – и в голосе его прозвучала сердечность, о которой Брент даже не подозревал.

Но он покачал головой:

– Не стоит. Он сказал, что валится с ног от усталости и сейчас же ляжет спать.

– Ладно. За «Блэкфин»! Зови меня Реджи.

– За «Блэкфин»! – он поднял свой стакан и выпил. – Я совсем не знаю этот тип – «эскадренная лодка».

– Ты специалист по связи, кажется?

– Считаюсь.

– А в курсе насчет переговоров в духе «гласности»?

Брент пожал плечами:

– Только то, что доходило до «Йонаги».

Уильямс допил и сейчас же налил еще:

– Но про новую русскую игрушку ты слышал – бомбомет, который кидает глубинные бомбы на шесть тысяч метров?

– Слышал, – кивнул Брент. – Шестиствольная пусковая установка, бьет трехсотмиллиметровыми на шесть тысяч метров перед кораблем.

– Верно. Форменная зверюга: автоматическое перезаряжение, каждая бомба – по четыреста фунтов. Не знаешь, нам придется иметь с ней дело?

– Нет, Реджи. В Женеве договорились исключить все русские бомбометные системы, так же как и самонаводящуюся торпеду «533».

Уильямс вздохнул, выпил, покатал по дну стакана кубик льда:

– Это хорошо. У «Блэкфина» не было бы шансов увернуться от нее – активное и пассивное самонаведение плюс провода… – Он пристукнул стаканом о стол и допил виски.

Брент последовал его примеру, удивляясь, куда это он так гонит:

– Гидролокатор и шестисотфунтовые глубинные бомбы с гидростатическими взрывателями – вот и все, Реджи, что нам грозит по Женевским соглашениям.

– И этого хватит: одна бомба в четырнадцати футах от нас – и все! Капут! – Он развел руками, подняв ладони кверху. Брент почувствовал, как побежали по спине мурашки, и сделал большой глоток. – Как ты считаешь, будут «иваны» соблюдать договоренности?

– По части выполнения обещаний они слабоваты. Но штука в том, что русские очень неохотно дают свои новейшие разработки кому бы то ни было. Обожглись во время «шестидневной войны», когда израильтянам достались сотни целехоньких танков, целые дивизионы ракет «земля – воздух» и системы управления огнем, которые русские поставили египтянам. Большая часть электроники прямиком пошла в Пентагон. Такой ошибки они решили впредь не повторять.

Он снова наполнил стаканы. Брент почувствовал, как плавно закружились стены комнаты. Тряхнул головой и сделал еще глоток. Наконец-то он смог выпить и расслабиться, сбросить напряжение, не отпускавшее его целую неделю. А Реджи Уильямс оказался отличным малым, и напрасно ему мерещилась какая-то враждебность с его стороны. Все смылось «Хейгом». Брент выпил еще, хотя понимал, что и так перебрал, и снова все поплыло перед глазами. Он резко поднялся, допил то, что оставалось в стакане, сказал:

– Устал чего-то… Брошу кости, – и, неверными шагами дойдя до кровати, рухнул на спину.

Уильямс продолжал пить и говорил без умолку, хотя язык у него уже заплетался.

– Надо будет нам с тобой как-нибудь сыграть…

– Сыграем, Реджи. Наберем две команды из экипажа «Блэкфина» и сыграем.

Уильямс одобрительно замычал, опрокинул стакан, но не удержал его в руке – тот со звоном покатился по столу, упал на пол и разбился. Негр тяжело поднялся, пошатываясь, дошел до кровати и повалился на нее.

– Слушай, ты как… насчет того, что ночуешь в одной комнате с черномазым, а?

Брент рассмеялся:

– Долго же ты крепился, старина.

– Хочешь сказать – это избитая тема?

– Еще бы.

– Тогда ответь, кто я, по-твоему, такой?

– Ты – старший помощник командира ПЛ «Блэкфин», мой непосредственный начальник и, как выясняется, порядочная зануда.

Уильямс фыркнул:

– Ага, учтем. Ну, а ты, Брент Росс, – самодовольная скотина и слишком много о себе понимаешь.

Брент, пребывавший от выпитого в необыкновенно умиротворенном и благодушном настроении и уже уплывавший в дремоту, нашел, что определение это очень забавно. Он расхохотался так, что затряслась кровать.

– Тебе, значит, смешно то, что я говорю?

– Ну чего ты привязался ко мне, Реджи? Видишь, человек выпил и отдыхает. Проспимся – выясним отношения.

– «Привязался»! Рассказать тебе, как привязываются по-настоящему – в том квартале Лос-Анджелеса, откуда я родом?

– Вряд ли я услышу что-нибудь новенькое. Но если тебе так неймется – давай. Что с тобой делать?!

Уильямс, пропустив мимо ушей иронию, начал рассказывать. Брент слушал его с улыбкой, время от времени засыпал и даже довольно крепко, а потом вновь просыпался от звука его голоса.

– Я родился в Уоттсе – это юг Лос-Анджелеса…

– Знаю… – сонно ответил Брент. – Бывал я там.

– Да неужели? Отчаянный малый.

– Хотел осмотреть достопримечательности, вот и пошел. Никто меня не тронул.

– Вырос большой, потому и не тронули.

– Большим, конечно, легче.

Уильямс продолжал, обращаясь к растрескавшемуся потолку:

– Кто был мой отец – не знаю. А мать звали Латанья Уильямс, она никогда не была замужем…

Брент хотел было что-то сказать, но язык не ворочался во рту и губы отказывались выговаривать слова, все тело налилось приятной тяжестью, мышцы расслабились, и даже жесткий матрас показался упругим и ласкал его, словно нежная рука Дэйл. Он молча лежал и слушал.

Уильямс напряженным, запинающимся голосом рассказывал свою историю. Маленькая, тесная квартирка, жизнь на пособие, день и ночь орущий телевизор, вечная нехватка еды, заплаты на локтях и коленях… Старшие братья, Кларенс и Родни, подросли, бросили школу, связались с уличными хулиганами… Большие деньги, неизвестно откуда взявшиеся… Слезы матери, ее вечная тревога… Потом, когда Реджи исполнилось двенадцать, Кларенса убили – изрешетили пулями. «Поговаривали, что это из-за наркотиков: с кем-то не поделился».

Больше он ничего не знал. Наркотики – и все. Даже в приготовительных классах его сверстники говорили о героине, крэке, кокаине, а кое-кто и пробовал. В шестнадцать лет арестовали Родни – «по обвинению в сбыте наркотиков» – и увезли куда-то. Мать была в отчаянии. Все надежды она связывала теперь со своим младшим. Реджи к тринадцати годам вымахал на шесть футов, отлично учился, был многообещающим спортсменом.

Через год вернулся из колонии Родни, а еще через год – ему уже было восемнадцать – сел во «взрослую» тюрьму. «Расквитался за Кларенса», – объяснил он убитой горем матери.

А у нее теперь был один свет в окошке – Реджи. Он сторонился дурных компаний, не водился с хулиганьем, не курил и не пил, не говоря уж о наркотиках, одну за другой завоевывал награды и был даже признан «Лучшим игроком года». Окончив школу, он выбрал Калифорнийский университет из-за его репутации и близости к дому.

Море. Он всегда любил его, но до тринадцати лет в глаза не видел, хотя жил в каких-то двадцати милях от побережья. Откуда же взялась эта тяга? Подействовали старые ленты Эррола Флинна, которые крутили по телевизору? Может быть. Широкое, бескрайнее, свободное, играющее яркими красками цветной пленки – море, где паренек из трущоб сможет дышать полной грудью и почувствовать себя человеком.

И вот появилась возможность плавать. Через полгода после получения диплома инженера-электрика он поступил на флот и получил первое офицерское звание… Служба, высокое жалованье, дом, который он купил матери в западной части Лос-Анджелеса – на Болдуин Хиллз.

Брент вдруг очнулся, выплыл из дремотного полузабытья… Что-то тут не сходилось… Минуту он раздумывал, поигрывая желваками на скулах, потом заговорил:

– Ты хотел получить море, свободу, простор, свежий воздух… – И захохотал так, что заныли брюшные мышцы: – И ты… ты пошел в подплав?! На «Блэкфин»? Ой, не могу!.. Ха-ха-ха! Реджи, ты меня уморишь! Морской свежести ему захотелось – а получил смесь дизельного масла, пота, а в погруженном состоянии еще и дерьмом из гальюна несет. Ну, ты даешь!

– Смешно тебе?

– Конечно, смешно!

– Ты – белый, тебе никогда этого не понять.

– Да брось ты!

– Дерьмо меня не пугает – думаешь, мало меня им поливали из-за того, что я – черный?

– Думаю мало. В тебе шесть футов росту, двести двадцать фунтов весу – люди вежливы с теми, у кого такие габариты.

– Не шесть, а шесть и один, и не двести двадцать, а двести тридцать.

– Тем более. Так что не надо: ты сам распорядился своей жизнью.

Уильямс лег на бок и окинул Брента недобрым взглядом:

– Ладно. Когда-нибудь мы еще потолкуем, кто там чем распорядился.

– За мной дело не станет.

Брент знал, что чернокожий моряк собирался выяснить с ним отношения с первой минуты. Хмель и дремоту как рукой сняло: мышцы его напряглись, сердце забилось учащенно. Но Уильямс снова улегся на спину, закинул руки за голову.

Так они лежали и молчали, глядя в потолок, еще довольно долго. Сон не шел к ним.

8

Следующий день выдался тяжким. На лодке было не повернуться – все шестьдесят три члена экипажа и пять офицеров были на борту, привезли и устанавливали на надстройке новые автоматические пушки, монтировали оборудование, грузили продовольствие, километры проводов опутывали мидель: негде было приткнуться, чтобы обсудить создавшееся положение. А оно не радовало: каждому японцу выделили «дядьку»-американца, который и должен был ввести своего подопечного в курс дела и показать ему лодку. Ничего из этого не вышло: люди мешали друг другу, давились в тесноте центрального поста, где, помимо всего прочего, четверо инженеров пытались установить новые приборы и объяснить их действие. На посту погружения и всплытия дошло до драки, и тогда доведенный почти до отчаяния адмирал разбил новичков на две вахты: одну оставил на лодке, а вторую вместе с энсином Хассе и двумя старшинами отправил в бараки для теоретических занятий. Это немедленно дало эффект: стало просторно и дело сдвинулось с мертвой точки.

Реджиналд Уильямс, который с утра был сумрачен и угрюм и за завтраком в гостинице не проронил ни слова, придя на лодку, постепенно просветлел, вновь обрел свой деловито-властный стиль старшего помощника, а по отношению к Бренту вошел в роль всезнающего инструктора.

Он привел его в отсек, служивший одновременно и, радиорубкой, и шифрпостом. Двое старшин, колдовавших над какими-то приборами, вытянулись при их появлении.

– Вольно, – сказал им Уильямс. – Это лейтенант Росс, наш новый командир БЧ связи. Симпсон, введите-ка его в курс дела, покажите нашу новую машину.

– «Старшего помощника срочно на мостик!» – грянуло в эту минуту из динамика.

Уильямс, не договорив, метнулся к трапу.

– Шифровальщик, старшина первой статьи Дон Симпсон, – представился белокурый молодой человек с умным открытым лицом, которое не портил крутой подбородок.

Его напарник был смугл, коренаст, широкогруд и с такими длинными руками, что массивные ладони болтались где-то у самых колен. Лоб был низкий – не лоб, а узкая полоска кожи между косматыми черными волосами, падавшими сзади на воротник его робы, и густыми бровями, которые, казалось, жили своей собственной жизнью, шевелясь, как толстые черные гусеницы. Из-под тяжелых надбровий смотрели маленькие, глубоко посаженные глаза.

– Это Пит… виноват, Тони Ромеро, радист, – сказал Симпсон.

– Так Пит или Тони?

Ромеро улыбнулся:

– Пит – сокращенно от «питекантроп», сэр. – Он шутливо замахнулся на товарища. – Эта кличка прилипла ко мне еще в экипаже. Когда вконец достают, даю по шее.

Поглядев на его могучие плечи, Брент поверил, что это действие дает эффект.

– Но вообще-то, я уже привык, – широко улыбаясь, продолжал радист, – и вы можете так меня называть. Тем более что по боевому расписанию во время атаки мы в рубке рядом. Я еще и акустик, и моя ГАС стоит бок о бок с вашим КУТом. – И, заметив растерянность Брента, пояснил: – Компьютером управления торпедами.

– Ясно, Пит, – сказал Брент, удрученный своим невежеством. – Показывайте дальше.

Ромеро, явно польщенный возможностью блеснуть познаниями, продолжал:

– Оборудования, работающего на крайне низкой частоте, у нас нет.

– Стало быть, при погружении мы становимся глухонемыми?

– Ну почему же, сэр?! Имеется дюжина BRT—1, радиогидроакустических буев.

Брент слышал о таких, но ни разу не видел. Лодка сбрасывала буи, оборудованные радиопередатчиком и магнитофоном, которые передавали сообщение не сразу, а через какое-то заданное время, позволяя лодке до начала сеанса связи покинуть опасную зону.

– Да? И сколько же времени они нам дают?

– От пятнадцати минут до часа.

Брент обвел прибор глазами:

– Он действует, только когда лодка в надводном положении.

– Именно так, сэр. Надо подвсплыть, чтобы принять или передать сообщение. Отличная штука, – он любовно похлопал прибор по боку. – ICS—2.

– Интегральная система связи. Я с этим знаком: на «Йонаге» стоит другая модель, ICS—11.

Радист кивнул:

– Она, конечно, не в пример мощнее и современнее, но и наша дело свое знает. Она маленькая, компактная – то, что нужно для подводной лодки. Осуществляет все виды связи: «корабль – корабль», «берег – корабль», «самолет – корабль».

Дон Симпсон переводил живые умные глаза с одного на другого, молча слушая их разговор и не вмешиваясь.

– Работает на очень низких, средних, высоких частотах? – осведомился Брент.

– А также на очень высоких и ультравысоких. Пока были спутники, брала сигналы даже от них.

– Ну и какой у нее диапазон частот?

– От десяти килогерц до тридцати мегагерц. Воспринимает голос, телетайп, телеграфный код…

– Черт побери! – восхитился Брент. – Какая разносторонняя одаренность! Не уступит одиннадцатой модели.

– Нет, у нее мощность поменьше, – скромно заметил радист. – Варьируется в зависимости от диапазона, но не более пятисот ватт.

Брент остался доволен не только приемопередающей станцией, но и симпатичным старшиной второй статьи, так похожим на пещерного человека. Офицеру очень важно иметь под рукой грамотного и толкового специалиста, а Пит Ромеро был именно таков.

– Ну Дон, – Брент окинул испытующим взглядом шифровальщика, – вам известно, что мы будем работать «пакетно»?

– Так точно, сэр. Аппаратура имеется, – с уверенной улыбкой ответил Симпсон.

Ромеро растерянно поглядывал то на одного, то на другого и пребывал в явном замешательстве. Шифровальщик, очень довольный тем, что предоставилась возможность блеснуть своими познаниями, стал объяснять:

– Это новая система передачи совершенно секретной информации. Документ раздробляется на несколько тысяч мелких фрагментов, каждый из которых снабжен закодированным адресом получателя. Передающий компьютер автоматически направляет фрагменты в любую из свободных директорий. – Он показал на компьютер, подсоединенный к одному из передатчиков. – ТВС—22, а это – шифратор. Ниже – наш компьютер и включенный принтер. Мы можем расшифровывать – то есть собирать из этих кусочков – передачи и ЦРУ, и командования ВМФ.

– Понимаю, – сказал, потирая свой узенький лобик, Ромеро, – но лишь в том случае, если ты знаешь код?

– Верно, Ромеро, – поощрительно улыбнулся ему Брент. – Вам тоже придется этим заниматься: у нас недокомплект личного состава, а потому у каждого будет две-три специальности. В случае необходимости будете подменять друг друга. Это и вас касается, Симпсон.

– Есть, сэр, – ответили шифровальщик и радист в один голос.

По трапу простучали чьи-то шаги, и через радиорубку прошли три незнакомых Бренту офицера. В ту же минуту из динамика донеслось:

– Мистер Уильямс, мистер Росс, мистер Каденбах, мистер Данлэп – в кают-компанию!

Брент, пробираясь мимо мокрых от пота подводников, перешагивая через разбросанные на палубе инструменты, направился в кают-компанию. Там перед адмиралом Алленом уже стояли навытяжку трое офицеров – лейтенант и двое энсинов, – а вскоре появились старпом, механик и штурман. Аллен представил новичков, начав, как всегда со старшего по званию.

– Лейтенант Бернард Питтмэн, – произнес он, указывая на высокого худощавого голубоглазого человека лет тридцати с каким-то растерянно-боязливым выражением лица. – Энсин Роберт Оуэн, энсин Герберт Бэттл.

Оуэн оказался коренастым крепышом с дружелюбной улыбкой, а Бэттл – невысоким худеньким юношей, блестящие светло-карие глаза которого беспокойно и беспрерывно бегали по лицам и предметам, окружавшим его. После рукопожатий все по знаку адмирала разместились за столом. Кок Пабло Фортуне внес и поставил кофе и блюдо с печеньем.

Выяснилось, что все трое служили на атомных лодках, а о дизель-электрических представление имеют весьма слабое. Затем адмирал кратко сообщил им о степени готовности «Блэкфина» к «бою и походу» и о том, какую задачу предстоит решать. Брент заметил, что в глазах Питтмэна мелькнула такая тревога, что ему стало неловко за него.

– Сэр… – начал Бэттл. – Вы сказали: через неделю проведем ходовые испытания… Но я ничего не знаю об этом типе лодок – совсем не знаком с ним.

Его товарищи закивали.

– Это мне известно, – ответил адмирал. – Четверо из нас плавали на дизельных лодках, а остальные научатся премудростям управления очень быстро. Иначе… Иначе наше первое погружение станет последним. Старпом познакомит вас с лодкой, проведет, так сказать, обзорную экскурсию. Разместитесь вы в гостинице «Оукмонт», ваши каюты будут готовы только дня через четыре.

Потом он быстро перечислил командный состав «Блэкфина»: лейтенант Реджинальд Уильямс – старший офицер, лейтенант Фредерик Хассе – командир торпедной БЧ, лейтенант Брент Росс, отвечающий за связь и радиолокацию, лейтенант Чарли Каденбах – штурман, лейтенант Брукс Данлэп – старший механик, лейтенант Бернард Питтмэн – акустик, энсин Роберт Оуэн – снабжение, энсин Герберт Бэттл – командир поста погружения и всплытия.

– Вопросы? – сказал Аллен, обведя всех взглядом.

– Сэр, – вскинул руку Питтмэн, едва не смахнув на пол чашку. – Вы назначили меня акустиком, то есть начальником ГАС. Но оборудование, которое я здесь видел, – безнадежное старье. Я, господин адмирал, плавал на «Джоне Адамсе», имел там дело с SQS—26-м, и на «Лос-Анджелесе» – там стоял BQQ—5. У обоих было по пятьсот семьдесят шесть гидроакустических преобразователей носового расположения, обе системы предоставляли искомые данные с учетом температуры воды, солености, искажений звуковых волн… И еще десятков других факторов! Это лучшие активные ГАСы на свете, сэр! – Он беспомощно развел руками. – Но как обращаться с этой рухлядью, я не знаю, сэр! Понятия не имею!

Адмирал побарабанил пальцами по столу.

– Вот что, лейтенант, я кое-что в современной технике понимаю и как-нибудь обойдусь без ваших лекций! – Питтмэн заморгал глазами и густо покраснел. Брент с трудом скрыл усмешку. – Мне известно, – продолжал адмирал, показывая свою осведомленность, – что вы привыкли работать с комплексной боевой системой, куда входит активная ГАС, шумопеленгатор с буксируемой антенной и БИУС – боевая информационная управляющая система, выдающая решения по управлению огнем. – Он подпер подбородок кулаком и уставился на Питтмэна. – Нам обещали новую ГАС. Но я решил обойтись без нее. Поставим только новые преобразователи, более надежные цепи и на том модернизацию «Блэкфина» будем считать завершенной.

– Как? И все? А остальное? Неужели придется работать с тем оборудованием, что я видел в рубке и на ЦП? Но ведь это все относится к временам Второй мировой?!

– К вашему сведению, лейтенант, гидролокатор не претерпел принципиальных изменений с семнадцатого года, хотя, конечно, гораздо приятнее сидеть за обтекаемыми пультами с цветными дисплеями, нажимать кнопки мощных современных компьютеров, смотреть, как загораются ряды разноцветных огоньков. Я вас отлично понимаю! Но принцип-то остался прежним! Активный гидролокатор, что ты с ним ни делай, умеет только одно – посылать импульс к цели, а потом по эхосигналу определять ее местоположение и дальность. Эффект Допплера! Вот и все! – Для большей убедительности он пристукнул ладонью по столу. – И не важно, где он стоит – на «Джоне Адамсе», на «Лос-Анджелесе» или на «Блэкфине». Разницы никакой!

Питтмэн тяжело вздохнул, примиряясь с неизбежным:

– Стало быть, никаких комплексных систем не будет? Работать предстоит на базовом, времен войны, оборудовании?

– Да. «Марк-IV», в активном и пассивном режимах. Никаких компьютерных обработок.

– А пассивный – что? Шумопеленгаторы?

– Да.

– Образца шестнадцатого года?

– Не я устанавливаю правила, лейтенант, – подводя итог разговору, отрезал Аллен.

– Разрешите спросить, сэр? – подал голос Герберт Бэттл. – Поскольку автоматического выбора мы будем лишены и каталога «угроз» нет, как нет и компьютера, можно ли, по крайней мере, использовать материалы информационной системы НАТО, ее каталог шумов, донных постов наблюдения и радиоперехвата? Службы НАТО смогут определить местонахождение и идентифицировать лодки, которые будут охотиться за нами.

Аллен тяжело вздохнул:

– Ход ваших мыслей верен, мистер Бэттл. Шумопеленгаторы противника, работающие в западной и северной частях Тихого океана, засекут даже акулу. Что уж говорить про нас! Но, по Женевским соглашениям, эти системы ни НАТО, ни русские использовать не могут. – За столом пронесся недовольный ропот. – Джентльмены, повторяю: мы не будем располагать данными ВМС США и НАТО. Не будем! Помощь от Центра по исследованию акустики, Центра по борьбе с подводными лодками нам получать запрещено! Все поняли? Запрещено! Но и ливийцы не получат технического содействия от русских и стран Варшавского Договора. И мы и они будем предоставлены самим себе.

– Простите, сэр… А вы верите в эту «гласность»? – напрямик спросил Оуэн.

– А если и не верю – что это меняет?

– «Наше дело – не рассуждать, дело делать и умирать», – процитировал знаменитую строчку Теннисона лейтенант Питтмэн.

– Да. Вам за это платят жалованье, – неожиданно сказал Брент.

В наступившей тишине они молча уставились друг на друга.

– Итак, после «экскурсии» вас, джентльмены, – адмирал поочередно глянул на троих новичков, – и вас, лейтенант Росс, прошу еще раз зайти ко мне. Я хочу, чтобы вы как можно скорее освоились на лодке, досконально проштудировали все инструкции, руководства и наставления, изучили свое место по боевому расписанию и своих подчиненных. Время не ждет, время поджимает, а нам не хватает еще десяти человек экипажа. Скорее всего, мы их так и не получим, и каждому придется работать за двоих. – Он хлопнул ладонью по столу. – Изучите лодку – вы должны стать мастерами на все руки и уметь все! Вы все четверо будете стоять вахты – вахтенными начальниками и помощниками дежурного по кораблю.

Новички переглянулись: чувство неуверенности, владевшее ими, почти физически ощущалось в кают-компании. Естественно, его заметил и адмирал:

– Знаю-знаю, сейчас вы сбиты с толку и растерянны. Это естественно, и винить вам себя не в чем. Вы все – не первый день на флоте и, гарантирую, быстро освоитесь. Вся разница между нашим «Блэкфином» и ПЛАРБом в том, что у нас нет компьютеров, а значит, и визуального отображения на дисплеях и мониторах всего, что делается на посту погружения и вплытия, в ГАС, в машинном отделении, в торпедных отсеках. Тем не менее «Блэкфин» – лодка как лодка со всеми присущими лодке свойствами и характеристиками: не очень-то проворна, медленно погружается… Она – дочка старой «Голландии», а вы имели дело с внучками, вот и все. Зато она может лежать на грунте беззвучно, как мертвая, а эти современные красотки – самые шумные из всех обитателей моря, и грому от них больше, чем при извержении вулкана. – Его серо-зеленые глаза устало оглядели сидящих за столом. – Чудес на свете не бывает, я их и не жду, но на усердие, трудолюбие, желание овладеть новой для вас техникой рассчитывать могу и должен. – Он чуть сощурился, и продолжал, отделяя слово от слова как бы ударами топора: – Рассчитываю и на то, что не дрогнете в минуту опасности, при встрече с врагом. И помните, джентльмены, «Блэкфину» предстоит дальний поход до зоны его боевого патрулирования, и, поверьте старику, к этому времени вы будете знать лодку лучше, чем своих жен или… – он коротко глянул на Брента, – возлюбленных. – Прошелестевший в кают-компании смешок разрядил напряжение. – Все свободны.