Текст книги "Сказ про туристов"

Автор книги: Петр Муратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Всё как положено, всё по правилам. Все носки на ногах (много пар одевают только на ночь, но не на переходе), все свитера и штаны на телах, но валенки и ботинки сняты, в них не спят. Все одеяла и ватники сверху, всегда так делают.

Думаю, всякий, кому довелось ночевать в палатке в горах на ветру при минус 25, согласится, что «Страшный Холод» – это не просто образное выражение. Это вполне материальное тело. К нему можно прикоснуться, его можно пощупать, только после этого обычно отмерзают пальцы… Его можно увидеть. У Страшного Холода лицо не такое, как у молодого Алена Делона: глаза вытекли, язык откушен, рот запал, кожа черная… И взрослый испугается. А тут – такие ребятишки… Моему сыну сейчас двадцать пять. Сыну моего друга, тоже туриста ( прим. автора: речь идет обо мне), двадцать пять. Да разве согласился бы я отправить их одних ночевать на снежном склоне, на ветру, в палатке! Да лучше я в одиночку голышом на Северном полюсе ночевать буду! Эх, ребятишки, ребятишки… Такие молодые, такие сильные. И такие беззащитные… Трудностей захотелось? Да сколько еще их будет на вашем веку, зачем самим себе их создавать? Кто же ночует на голом склоне, если всего в полутора километрах – лес, дрова.

Дрова! «Как много в этом звуке…»

Грешен, однажды на Тянь-Шане я шел по леднику и собирал вешки гляциологов, такие деревянные палки, хотя понимал, что это, мягко говоря, нехорошо. Мои друзья укоряли меня, пытаясь не выдать нотки восторга в голосе, ведь будет костер! Неделю уже в снегах… Я, как мог, защищался: «Так ведь это нерабочие вешки… скорее всего. Не видно же гляциологов нигде…» Железная логика?

Строить предположения – неблагодарное занятие. Дятловцы могли поссориться: кто-то предлагал ночевать в лесу, кто-то – на склоне. Только кажется мне, что сама близость леса могла сыграть злую шутку. Эдакая возможность спасения, отступления в последнюю минуту. Кажущаяся возможность. Не было бы такой возможности – никуда бы не бежали, теснее бы жались друг к другу. Отчаянно замерзли бы, но выжили. А так терпели до последнего, дождались легкой гипотермии, когда слегка мутится разум. Кто-то увидел страшный лик или услышал страшный голос – и поднял панику. Кто-то побежал со страха, кто-то спросонья, кто-то побежал ловить бегущих, кто-то успокаивать. Кто-то надел валенок, кто-то полваленка, кто-то ничего не надел. Но всех манил к себе лес. И костер.

Костер! «Как много в этом звуке…»

Очнулись у кедра. Они забыли взять с собой валенки и ватники, но Панику взять не забыли. Почему я уверен, что они не забыли Панику? Да просто анализируя их дальнейшие поступки и решения…

А Страшный Холод никуда не побежал. Этот товарищ не из тех, кто спешит и суетится. Этот знает себе цену. Он подождал немного, и не спеша направился вслед за ними, вниз, к кедру…

Говорят, с момента оставления группой палатки и началась их борьба за выживание. Я бы с этим не согласился. Я бы сказал, что началась агония…

_______________

Когда мы, наконец, поняли, что придется ночевать в лесу, некоторое время тягостно молчали. Один лежал на снегу, двое, хрипло дыша, стояли, обвиснув на палках. Иногда я бываю циником, особенно в отношении себя и «своих». Помню свой вопрос:

– Ну что, самцы! Выживем? Или на этот раз, наконец-то, сдохнем?!

– Выживем!.. – это ответил Коля, тот, что лежал на снегу.

Два слова о «самцах». Мне было лет 45. Коля старше меня на 12 лет. Андрюха был самым молодым и сильным, на пару лет младше меня. Средний возраст около 50. В горах бывать приходилось, попадали и в переделки.

Если сравнивать нашу группу и группу Дятлова у кедра, у каждой были свои плюсы и свои минусы. Они были молоды и сильны, и их было много. Кто-то из них был экипирован намного хуже нас, но кто-то намного лучше. Они уже изрядно намерзлись, но мы уже изрядно устали. К тому же, у нас началось сильное обезвоживание. Бесполезно даже пытаться есть снег в такой ситуации – все равно, что муку в сухой рот кладешь… Но все это мелочи. Главное, с ними была Паника. С нами ее пока еще не было.

Попробую в общих чертах передать, как мы советовались, точнее, просто высказывали мысли вслух.

– Надо развести костер…

– Да, но надо найти тихое место. На таком ветру костер не спасет…

– Согласен, хорошо бы найти ручей. У меня уже обезвоживание. И руки, и колени трясутся…

– Можем и не найти, только время и силы потеряем… Лучше топить снег…

– Да в чем топить-то? У нас даже кружки ни одной, не то, что котелка…

– Придумаем что-нибудь… Хорошо бы найти упавшее дерево, и развести костер под ним. Получится почти «надья»… Долго и ровно гореть будет.

– Можем и не найти… Те, что видны, не подходят. Под ними снег глубокий, костер вниз уйдет…

– Согласен. Лучше не терять время… Если только случайно…

– Главное – найти тихое место. Лучше дрова носить…

– Согласен.

Мы потеряли некоторое время на принятие этого очень важного решения, и еще минут двадцать искали подходящее место. Но это того стоит, такие двадцать минут очень часто и отделяют жизнь от смерти.

____________________

Вот почему я уверен, что Паника не оставила ребят и принимала решение за них. Развести костер у того кедра, на ветру – ужасная ошибка. Они бы никогда не приняли такого решения, будь они одни. Но поначалу ошибка не было столь очевидной. Дрова рядом, и снег копать не надо, земля – вот она. Да и адреналин, глоток которого они хватанули во время марш-броска, еще не выветрился. Все было хорошо, но вот спустился их старый знакомый и тихо сел в сторонке. Агония продолжилась. Страшный Холод вначале отобрал у них разум, а теперь начал потихоньку отнимать силы. Начались лазания по кедру с обрыванием ногтей и кожи, в костер полезли не только дрова, но и руки, и ноги. Вроде попытались построить защитную стенку из срезанных елочек. Эх, ребятишки, ребятишки… Разве ж это спасёт? Уходить же надо, уходить… Они и сами это поняли, но, видимо, только тогда, когда понесли первые потери…

Надо строить берлогу…

________________

Мы тоже развели костер. Но под нами было много снега, около метра глубиной. Пришлось копать до земли. Зато получилась яма, и бруствер сверху. Дров рядом было мало. Пришлось их искать, пробивать тропки, на лыжах не находишься. Но это – мелочи. Главное, позарез была нужна вода.

У нас были рюкзаки, практически пустые. У меня был свитер, в который была вначале завернута пластиковая бутылка с чаем, типа термос. У ребят были обычные термоса, но, к сожалению, стеклянные. Если бы были с алюминиевой колбой, мы бы их разобрали, и в них топили снег. Понятно, что все емкости уже давно были пустыми. По закону подлости, пока были ручьи, у нас еще был чай. Ведь мы и не думали, что заблудимся. Закончился чай, закончились и ручьи, воду набрать было негде. Коля – хозяйственный мужик, у него в рюкзаке нашелся ремнабор! В нем – пассатижи и цепная пила. Пассатижи – в костер, у пластиковой бутылки срезали горлышко, набили бутылку снегом и разогретыми пассатижами стали топить снег. Эффективно, но очень медленно. С той минуты Коля занимался только одним делом, но зато самым важным – добывал воду.

Вода! «Как много в этом звуке…»

Провели ревизию рюкзаков. Теплых вещей оказалось немного. Холодных тоже. Пустые рюкзаки накинули на плечи, сели кружком у костра. Было почти тихо, был костер, но вся одежда была насквозь мокрой – вот он коварный оскал слишком теплого дня и слишком быстрого хода. Повторюсь, было около минус пяти. Тихо подошел и сел четвертый – Страшный Холод. Этому товарищу все равно, что минус пять, что минус тридцать пять. Если вы плохо одетые и смертельно уставшие, он придет, не сомневайтесь. Совсем отмороженный…

Надо строить берлогу…

___________________

Берлога – великое дело. Это вам не палатка какая-нибудь. Знали ли об этом дятловцы? Конечно, знали. Почему не стали строить сразу? Не знаю. Возможно, надеялись у костра отсидеться. Мы же не знаем, как быстро они к кедру прибежали. Может, перед самым рассветом. Или хотели сначала хоть немного согреться, а потом уже строить берлогу. Постепенно поняли, что у костра отсидеться не удастся. К этому времени уже потеряли много времени и сил, и, возможно, кого-то из своих товарищей. Но шансы на спасение еще не потеряли.

Как бы то ни было, они-таки решили строить берлогу, и Паника пошла выбирать место. Эх, ребятишки, ребятишки… Да разве можно такое ответственное дело доверять Панике?

Разве можно в таком месте, в овраге, строить берлогу? Ну, хорошо, то, что может произойти обвал, можно было сразу и не сообразить. Но ведь ясно же было, что развести костер у входа в берлогу в этом месте не удастся, там же до земли – как до Китая, костер уйдет вниз. Можно, конечно, попытаться устроить настил из бревен перед входом. Но это время, силы, да и инструмента нет. Можно, конечно, предположить, что они и не собирались костер перед входом разводить. Тоже глупо, ведь костер у них уже был! Его можно было бы просто перенести. Конечно, берлога и без костра хороша, но с костром – это уже и не берлога даже. Это – курорт!!!

Можно предположить что угодно. Можно строить любые версии, и их невозможно будет ни подтвердить, ни опровергнуть. Что до меня, я почти не сомневаюсь, что в тот момент они уже ни о чем не думали. Страшный Холод, уже не таясь, ходил между ними, хохотал и шевелил трупы их товарищей. Этот друг из тех серийных убийц, что наслаждаются процессом и любят наблюдать агонию…

Если всё произошло так, то больше всего не повезло последним, троим, тем, что поползли назад, к палатке. Эти хлебанули сполна. Представляю их ужас, когда Страшный Холод на их глазах забирал одного за другим их друзей. А когда сход склона похоронил их последних товарищей, они поняли, что лавина похоронила и их последние надежды. Ужас обнимал их в последние минуты, Страшный Холод гладил и ласкал, заглядывая в их лица своими страшными пустыми глазницами…

__________________

Как, наверное, вы уже догадались, мы выжили.

Построили берлогу прямо у костра, слепым концом к ветру, открытым – к костру. Так же, как и те ребята, устроили настил из лапника. Только у нас ножа не было, мы не могли верхушки елочек срезать, поэтому просто ломали ветки. Верх перекрыли лыжами, сверху опять же набросали лапник и засыпали снегом.

___________________

Ребята наверняка тоже перекрыли верх, только его сдуло вместе с ними, когда произошел обвал склона. Почему я уверен, что произошел обвал? Я в этом не так уж и уверен. Но это не так уж и важно. Просто это самое простое объяснение того, что четверо туристов оказались очень близко друг от друга, недалеко от настила, под очень глубоким слоем снега. Да еще трое оказались изрядно измятыми. Конечно, их могло давануть еще в палатке, если там действительно была лавина. Могли и просто с кедра попадать. Могли и в овраг скатиться и при этом травмироваться. Могли быть комбинации всего этого. Повторяю, все это не так уж и важно.

Важно другое: они все-таки построили берлогу. Опять же, нет смысла гадать, выжили бы они или нет, если бы не было обвала. У них хватило сил и времени, чтобы соорудить все элементы, необходимые для спасения в данной ситуации. Были у них раненые или нет, когда они только оказались у кедра, замерз кто-то по дороге к кедру или нет, все это не так уж важно. Факт остается фактом. У них всё еще оставались силы и время, чтобы спастись хотя бы частью группы.

Скажу больше: они проделали такой огромный объем работы, большей частью ненужной, и у них было столько времени, что они могли спастись несколько раз подряд, если бы всё делали так, как, не сомневаюсь, знали и умели.

Почему же они всё-таки погибли, если всё знали и умели, и у них были и силы, и время?

А почему иногда паникуют и тонут даже хорошие пловцы?

Почему иногда люди паникуют и заживо сгорают в домах во время пожара, не отыскав элементарного выхода?

Почему иногда другие насмерть замерзшие совершали в последние минуты такие безумные, необъяснимые поступки?

Все ищут какое-то рациональное объяснение их первого неадекватного и необъяснимого поступка – убежали из палатки почти босиком и без одежды. И шары придумали, и военных приплели, и шатуна, и бедных манси, и йети, и лавину, и НЛО. Чего только не придумали. А я хочу задать очень простой вопрос: а что, около кедра они вели себя более адекватно? Несколько часов, пока не закончилась агония, они вели себя, как безумные.

Развели костер на самом ветру. На кедр лазили на высоту до пяти метров. Это что, не безумие? Кто же в здравом уме лазает на кедр за дровами, это же не шишки. Что, рядом дров не было? Вроде пытались кедр подпалить. Это что, не безумие? Да разве можно зимой подпалить кедр? Ветер их морозил. Нашли самое простое решение: понатыкали веток в снег. Это что, не безумие?

Да, они всё делали вроде бы и правильно. Но всё немного неправильно.

Замерзли в палатке. Решили рвануть к лесу и там выжить. Допустимое решение. Не скажу, что правильное, но допустимое. Но вот обувь, одежду и топоры – забыли.

Решили развести костер. Правильное решение. Но вот развели не там.

Нужны дрова. Спору нет, нужны. Собирали дрова. Правильное решение. Но не там, где собирали бы в здравом уме.

Решили построить берлогу. Правильное решение. Но опять же построили не там, где нужно, где не построили бы, будь они в здравом уме.

Погибших раздели. Бесспорно правильное решение. Подтверждающее, что обезумели все же не до конца.

Вот я и хочу спросить, если они вели себя как безумные возле кедра просто оттого, что сильно замерзли, то не логично ли предположить, что они обезумели от холода уже в палатке?

И есть ли смысл искать какие-то супернаучные причины, выслеживать каких-то суперпродвинутых киллеров, не оставляющих следов, если одного лишь Страшного Холода достаточно, чтобы свести с ума и убить даже таких молодых и сильных ребят?

________________

Говорят, снаряд дважды в одну воронку не падает. У меня чуть не упал.

Буквально на следующий год после нашей неплановой ночевки в лесу я решил погулять недельку-другую по тайге с профессиональным охотником, молодым парнем Колей, возрастом чуть старше моего сына. Хотелось посмотреть, как выглядит зимняя тайга изнутри. Снаружи за каждым деревом, как минимум, медведь мерещится. А чаще леший. Неповторимая атмосфера охотничьих домиков с их особым специфическим кисловатым запахом, оставленные кем-то дрова, соль, спички… Если меня спросят, как выглядит тайга изнутри в январе-месяце, я отвечу – белое безмолвие. Ни людей, ни зверья, ни птицы. Только тишина и лютый холод. Но это днем. Ночью тайга оживает. За каждым деревом медведь, леший…

Так вот, в один из дней мы сбились с путика (так местные охотники свои промысловые маршруты называют) и никак не могли найти очередную избушку. К вчерашней возвращаться было поздно, да и стемнело. Я не особо переживал, ну, нет избушки – и ладно. На этот раз у меня всё было: и котелок, и спальник, и одежда. Палатки не было, но это, как говорит мой друг, «понт корявый»: ходить в тайгу с палаткой. Только вот Колёк, мой проводник, почему-то всё взвинчивался, всё матерился себе под нос.

Я невзначай спросил его:

– Колёк, а тебе часто приходилось ночевать зимой в тайге без избушки?

– Какая разница, часто – не часто? – на взводе так, на психе.

И вдруг я понял, что он ни разу вот так зимой в лесу не ночевал. Он был хоть и профессионал, но профессионал путика, своего участка. Всегда ночевал в своей избушке. Я увидел, что нас уже трое: рядом стояла Паника. Его Паника. Вихрем пронеслись в голове разные мысли, из них самая запоминающаяся: что мне, возможно, сегодня придется убить человека, в свое спасение. Ибо запаниковавший утопающий топит и себя, и своего спасителя. В первый и, надеюсь, последний раз в жизни у меня мелькнула ТАКАЯ мысль. Постарался выглядеть спокойным, но голос предательски сел. Своё волнение попытался компенсировать тем, что неотрывно, не мигая, стал смотреть ему прямо в глаза.

– Слушай меня внимательно, Колёк. С этой минуты ты делаешь только то, что я скажу. И ничего другого. Это первое. Второе. Если в следующем же логу мы не находим избушку, сразу становимся на ночлег. Там, где я скажу. Так, как я скажу. Ты хорошо меня понял, Колёк?

Помогло. Паника убежала. В следующем логу нашлась избушка, больше ничего примечательного не происходило.

К чему я это рассказал? А вот к чему.

Мой незабвенный учитель математики часто повторял, что нужно всего три вещи, чтобы хорошо изучить математику: желудок – в голоде, голова – в холоде, ноги – в тепле.

Я подумал, а можно ли сформулировать такое же общее, самое важное правило, чтобы можно было выжить зимой на морозе. Всё важно. Важно иметь и хранить снаряжение, важно быстро развести костер, важно работать одной командой. Но важнее всего, мне кажется, следующее правило: «Мозг – в тепле, рассудок – в холоде».

Именно этого, мне кажется, ребятишкам и не хватило…

Если сказать словами Владимира Семёныча, «мне представляется совсем простая штука…»

– Как погибли?

– Замерзли…

– Но почему???

– Холодно было… Очень холодно.

– И все???

– И все…

– Но почему же тогда столько пытливых умов столько лет ищут разгадку этой страшной тайны???

– Потому что людям нужны страшные тайны. И легенды.

– И все???

– И все…»

* * *

Нормальный такой очерк. Честный, искренний. И хоть писал Рудаль «не для полемики», но ответить необходимо.

Не спорю, среди людей, интересующихся историей гибели группы Дятлова, любителей легенд, мистики, детективов и шпионских романов хватает. Но ведь еще остались их родственники, друзья, тот же Юрий Ефимович Юдин – баловень судьбы, единственный из живых дятловцев, сошедший с маршрута из-за болезни в самом начале того похода. Их объединяет далеко непраздный интерес. Да и просто людей, искренне желающих разобраться.

Если б было всё так просто, как ты представляешь – запаниковали да замерзли – эта история не будоражила бы самый широкий интерес уже больше полувека. Да и секретить ее не было бы никакого смысла – только слухи порождать, а коммунисты слухов и пересудов не любили. Кстати, старенький уже Юра Юдин, зная подоплёку «дела» и плотно общаясь, в своё время, и со следователями, и с прокурором (точнее, они его допрашивали), из нюансов задаваемых ему вопросов, логики, незначительных комментариев составил своё собственное видение произошедшей трагедии. И оно, мягко говоря, весьма отличается от твоего. Но и его предположение тоже всего лишь одна из версий, а я обещал, что поддерживать, даже косвенно, какую-либо из них не стану. Ничего не ясно.

Я опускаю, что тобой банально проигнорирована масса фактов. Но даже в твоих рассуждениях сплошные изъяны.

«Ребята заткнули разрыв ската палатки меховой курткой». А откуда он мог взяться? Сам собой возник? Палатка была буквально исполосована снизу доверху, причем изнутри – тут никаких меховых курток на «затыки» не хватит.

Сделать заключение, что они уже легли спать только по стелькам на груди у одного из туристов неубедительно. Ни слова про большой кусок (килограмма на три) недоеденной корейки поверх спальников и разбросанные по палатке шкурки от нее. Так всё-таки они ели или спали? Если ели и вдруг, подмерзнув, сиганули «нагишом» на улицу, изрезав палатку, то тогда какой же «Страшный Холод – очень терпеливый убийца»? И вообще, почему, чтоб выйти из палатки, ее нужно обязательно взрезать?

А если спали, то состояния «спросонья» в таких условиях, как и самого сна, не бывает – так полузабытье, в лучшем случае. Поэтому представить себе, что ты сладко спал и вдруг – хлоп! Перед глазами «страшный лик» или его голос, так что ты стремглав выскакиваешь, в чем был, необутый, лично я, знакомый с зимними холодными ночевками, не могу. Ты и сам предполагаешь: «терпели до последнего», то есть, всё-таки не спали, ворочались, что-то обдумывали и обсуждали.

Из твоих рассуждений непонятно также, почему одни одеты тепло, а другие практически раздеты. Одни замерзли, запаниковали, но догадались одеться, а другие, тоже запаниковав, ломанулись в одних носках по снегу вниз, но при этом прихватили с собой фонарики и ножи. Как-то странно, избирательно паника действует. Опять же, кое-какая одежда была разбросана вокруг палатки и настила. Зачем же замерзающим людям надо было ее разбрасывать? Паника? На трупе Золотарева оказался фотоаппарат, причем с отсутствующей фотопленкой внутри него, но с фотоаппаратами на шее не спят. Или решил пофотографироваться перед смертью, по причине «помутнения разума»?

Еще одна неувязка: у некоторых головы вообще не покрыты, на руках нет рукавиц. Почему? В нашей палатке на Северном Урале, даже когда топилась печурка, было холодно, поэтому на нас всегда были надеты вязаные шапочки и тонкие перчатки. Что заставило дятловцев выскочить на улицу, сняв шапочки и перчатки, которые, не сомневаюсь, на них были надеты в палатке постоянно? Паника?

И всё время по тексту: «ах, ребятишки, ах, ребятишки…» Среди них был один точно не «ребятишка»: 37-летний профессиональный инструктор по туризму, фронтовик-орденоносец Александр Золотарев. И потом, в те времена взрослели намного раньше, учти безотцовщину, нужду и голод военных и послевоенных лет. Ещё трое из «ребятишек» уже и студентами-то не были, работали. К тому же, все без исключения, кто их лично знал, утверждали, что группа Игоря Дятлова была хорошо подготовлена и физически, и морально, и технически. Они не один год занимались туризмом, готовились к этому походу и прекрасно знали друг друга.

Почему ребята ночевали на голом склоне, если рядом лес, дрова? Отвечу. Как минимум, одну холодную ночевку в походе планируют почти все лыжные тургруппы – для проверки запаса прочности. А дятловцы, напомню, совершали поход высшей категории сложности.

Почему развели костер в неудобном месте, на ветру? Есть версия, что костер выполнял сигнальную функцию для ориентировки Дятлова и Колмогоровой, пошедших назад к палатке.

Почему лазили по кедру и ломали на нем ветки? В «Деле» есть предположение, что, цитирую: «было похоже, что люди сделали нечто вроде окна, чтобы можно было с высоты смотреть в сторону, откуда они пришли и где находилась их палатка». А может быть пытались спастись на дереве? От кого? Неужели от Страшного Холода?

Ты так старательно описываешь это ужасное существо, отдавая ему главную роль в этой трагедии, и вдруг нелогично, похоже, неожиданно для себя самого, предполагаешь, что «их могло давануть еще в палатке, если там действительно была лавина», объясняя наличие тяжелейших травм у четверых дятловцев. При этом совершенно странным выглядит заявление, что причины возникновения этих даже не травм, а увечий, для тебя не важно.

Вот! Вот она – «соль вопроса»! Вот место, где проходит водораздел между твоими рассуждениями и истиной. Лавина или что-то другое – НЕЧТО, что создало форс-мажор, хотя такого выражения в 50-ых годах не существовало. Причем, скорее всего, даже не «нечто», а комбинация этих самых «нечто». И именно в выяснении этого состоит главная интрига трагедии. А Страшный Холод лишь довершил своё чёрное дело.

______________

Ты всё время приводишь, в качестве аргумента и примера для подражания, свою ночевку. Извини, но вы трое ОБЯЗАНЫ были выжить в ту ночь! Не имели права не выжить! Выжили вы, потому что минимум необходимого у вас с собой всё же имелся, ночь была относительно теплой, и ничто (ничто!) вам не помешало выжить. К тому же, считаете себя опытными, бывалыми туристами. Поэтому, по большому счету, причин для паники особо не было – просто возникла непредвиденная экстремальная ситуация. Вам повезло. И я не сомневаюсь, что те «ребятишки» тоже непременно выжили бы, причем все, если б им ничто не помешало. Но им, в отличие от вас, не повезло – и вполне штатная, пусть даже в присутствии Страшного Холода, ситуация превратилась в нештатную.

А теперь представь, что на ваш незапланированный бивак напоролся бы какой-нибудь дебил с ружьем и шарахнул бы по вам с двух стволов – уж кому бы что «досталось». И всё! Форс-мажор! Экстремальная, но штатная ситуация превращается в нештатную, критическую. И кто из вас дожил бы до утра – большой вопрос. Но тут хотя бы вопросов не возникло: вот огнестрельные ранения, вот гильзы. Почему же ты отказываешь дятловцам в праве иметь пусть даже невыясненную до сих пор причину (причины) возникновения форс-мажора, приведшего к таким трагическим последствиям? Унижаешь их и снисходительными определениями, и примитивной доказательной базой, и крайне неубедительной трактовкой развития событий?

А если после гипотетического двуствольного залпа кто-то из вас начал бы холодеть, истекая кровью? Могла бы возникнуть если не паника, то панические настроения? Даже если бы воображаемый дебил шмальнул и ушел? А ну, как перезарядит ружье и вернется? Тогда надо немедленно уходить, бросив раненного товарища («прости, друг!»). Но далеко уйти тоже не удастся, ведь по вашим же следам вас, замерзших и голодных, страдающих от жажды и смертельно уставших, да еще и морально раздавленных, настичь проще простого? Слава Богу, обошлось, вы остались в живых, и сейчас ты имеешь возможность велеречиво порассуждать...

Возникновение паники – явление вторичное. И коль пошла такая «литературщина» с образами, я тоже малость поупражняюсь в изящной словесности.

Паника, сестрица Страшного Холода, представляется мне в виде молодой отвязной, разбитной шалавы с вызывающе огненно-рыжими волосами до пояса. Со спины она выглядит шикарно: безупречная фигура, осиная талия, длинные стройные ноги. Так и хочется положить ей руку на плечо и, чувствуя легкое возбуждение, игривым голосом окликнуть: «Красавица-а!» И вдруг, она резко оборачивается, и ты, еще находясь в предвкушении развития приятного знакомства, видишь ее ужасающий лик: пустые глазницы, как у братца Страшного Холода, а вместо вишневых сочных губ, как пел упомянутый тобой Владимир Семёнович, «красивый широкий оскал и здоровые белые зубы». Но ты прав: Паника сама выбирает себе жертвы. Причем она, стерва, дьявольски великодушна: подготовленному, тренированному даст фору, пусть и временную: «Ну-с, смертный, дерзай, время пошло, погляжу: может, я от тебя вообще отвяжусь!» Но другого – слабого, истеричного – сразу берет «за жабры». И вот «смертный» уже чувствует на своих губах ее леденящий поцелуй и с ужасом ощущает, как на спине встают волосы и предательски поджимаются мышцы ягодиц, потому что из ротовой полости роковой обольстительницы исходит непереносимый запах разлагающейся плоти.

Почему я так точно её описал? А я с ней почти знаком! Более того, чуть было ей «не отдался». А дело было так. Стоял февраль то ли конца 80-ых, то ли самого начала 90-ых, не помню. Помню лишь, что в магазинах того времени можно было играть в боулинг. Из источника витаминов – только квашеная капуста, а к концу зимы потребность организма в витаминах сродни ломке наркомана. Это и сыграло со мной злую шутку.

На выходные пошел, как всегда, пошарахаться в одиночку на лыжах с рюкзачком в лесах за Кольцовом. День уже стал достаточно длинным, не холодно, местность знаю, как свои пять пальцев. Спустился в долину ручья Мосиха – а там заросли калины! М-м-м… Ягода – калиброванная, красивая, провокационно красная, морозы отбили неприятную горечь, характерную для калины. Словом, я стал обжираться ею, как сумасшедший – один куст, второй, третий… Наелся от пуза, ну, пора до дому.

Стал выбираться из лога. Что такое? В глазах темные круги, одышка не отпускает, пульс еле прощупывается, ноги подкашиваются. Ситуация глупее не придумаешь: уже видны трубы котельной «Вектора», не холодно, до дома рукой подать, а я идти не могу – не получается. Всё как в тумане, в ушах стук, ноги и руки свинцовые. Ещё была свежа в памяти трагедия на Зубьях, а потому в голову полезли совсем тоскливые мысли: неужели у меня то же, что и у Миши Горбатенко? И ноги сейчас «отключатся»? Или сердчишко? Прилечь что ли? Стоп! Стоять! Точнее, идти! Вперед! Как можешь. Несколько шагов – отдых, несколько шагов – отдых. Я не сразу сообразил, что это – действие калины, ведь она понижает давление, а дозу я себе «зарядил» лошадиную. Плюс накопившаяся за день усталость.

И вдруг чувствую, как кто-то сзади обнимает меня за пояс, нежно так, с любовью. Тогда-то я и познакомился впервые с распутной Паникой: «Ложись, человече, отдохни, я тебе колыбельную спою…» А глаза уже сами собой закрываются… Нет!!! Пошла к чёрту! И замахнулся на нее лыжной палкой. Помогло, непрошеная попутчица отошла. Но ведь что, дрянь, придумала: стала наступать на задние концы лыж. И песенку свою всё-таки затянула. Пришлось заорать, заматериться, вновь отмахнувшись палкой. Опять помогло, она отступила. Так и шли.

Разок я почти что лёг, точнее, покрытая снегом земля почему-то сама стала подниматься к лицу. Меня сильно качнуло, и я, чтоб не упасть, резко выкинул перед собой палки. Устоял. Поднял глаза и понял, что спасен: передо мной красовался забор промзоны «Вектора».

Сняв лыжи, я еле-еле поковылял по дороге, что вела к Кольцову. Сзади показался автобус. Обычно не на остановках они не тормозят, но я, на удачу, слабо взмахнул рукой – авось повезет. И, о, чудо! Автобус остановился, открыв переднюю дверь. Лыжи в салон автобуса я забросил, а войти не могу – ноги не поднимаются! Пришлось по-собачьи, на четвереньках залезть по ступенькам и сесть на полу – немногочисленные пассажиры и водила уставились на меня, как на идиота.

На том история знакомства с Паникой и завершилась. Знаки внимания с ее стороны я принял, но перед неземными «чарами» всё же устоял, лишь холодок ее дыхания запомнил на всю жизнь.

Какое ёмкое, точное имя – паникёр! Вот твой, Рудаль, молодой охотник – тоже паникёр, какой бы стаж мотанья по тайге и добытых трофеев он не имел. Не ходи больше с ним. Недаром в войну паникёров расстреливали, чем, кстати, нимало «исцеляли» остальных. Жаль только, что общество потребления, язви его в печень, плодит их в геометрической прогрессии.

Глава 3. «Люди идут по свету…»

А теперь «коронная» фраза Рудаля из очерка про дятловцев, которая расстроила меня больше всех: «Эх, ребятишки, ребятишки… Такие молодые, такие сильные. И такие беззащитные… Трудностей захотелось? Да их сколько еще будет на вашем веку, зачем самим себе их создавать?»

Не ожидал! Такие вопросы – «а зачем?» – обычно задают обыватели, «чужие», которым в принципе непонятно желание заниматься что туризмом, что альпинизмом, что любым другим экстремальным видом спорта. Списываю эту фразу Рудаля на его эмоциональные переживания в процессе сублимации при написании очерка. Но, тем не менее, тема затронута.

Трудности трудностям рознь, те, что «ещё будут на нашем веку», согласитесь, другого толка. Но мне приятно осознавать, что я тоже это проходил.