Текст книги "К вулканам Тихого океана"

Автор книги: Петр Якеш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Островок Саво – вершина вулканического кратера, которая выступает на пятьсот метров над поверхностью моря. Снимки острова с самолета не особенно интересны: несколько деревень на побережье, соединенных узкой тропинкой, склоны, изборожденные руслами высохших ручьев, которые служат желобами для стока дождевой воды, в северной части – голые скальные выходы, скалы и на самой вершине. Белые пятна на карте острова означают места, лишенные растительности, интенсивней тепловой деятельности вулкана и выходов горячих газов.

В первый же вечер у нас много гостей. Сидят возле нашего «дома» и с любопытством провожают каждое наше движение, изучают каждый сантиметр нашего багажа. Живущие поблизости женщины принесли нам урожай со своих огородов: таро, ямс, помидоры и сочные ананасы. Мы попробовали ямс: напоминает батат. Кто-то угостил нас яйцами, похожими на гусиные, но мне, откровенно говоря, не хотелось их пробовать.

На следующий день мы обедали вместе с островитянами высоко на склоне вулкана среди их маленьких полей и огородов. Способ приготовления блюд здесь очень прост. Яйца, бананы и помидоры заворачиваются в листья банана или саговой пальмы и помещаются в отверстия в скале, где выходит горячий газ, отверстие закрывается камнем и замазывается глиной. Через некоторое время готовую еду из этого волшебного горшочка можно подавать на стол. У бананов вкус яблочного компота с корицей, но здешние яйца для неприспособленного желудка – тяжкое испытание. В некоторых из них белок и желток соединились, в других уже были зародыши, но под внимательным взглядом островитян мы проглотили все, кажется, даже крохотного цыпленка.

Однажды во время обхода острова мы набрели и на местную «ферму», которая производит эти яйца. Ее устройство весьма несложное. Обыкновенный песчаный пляж, как оспинами, усеян ямками, в некоторые из них воткнуты палки. Никаких заборов, курятников и кур. Кое-где бродят странные птицы, их называют здесь лесная индейка, или мегапод. Эта удивительная птица размером с нашу индейку использует горячий песок пляжа в качестве природного инкубатора. Она не высиживает яйца, а ее потомством распоряжаются местные жители: большую часть отложенных птицами яиц они выгребают и съедают.

Во время ориентировочных обходов побережья я решил подняться на вершину кратера, пройдя островок поперек. Вышли мы с Соло засветло, быстро прошли русло высохшей речки, осмотрели несколько мест с интенсивной тепловой активностью. Дорога через джунгли была непроходима, поэтому мы выбрали другой путь – по совершенно голой местности. У самой вершины кратера склоны отвесны и очень сыпучи, кое-где видна растительность цвета запекшейся крови. Сделав шаг вверх, я часто скатывался вниз метра на два в отличие от Соло, который всегда удерживался там, куда ему удалось забраться. Я немного отдыхал и опять карабкался вверх. Соло же без отдыха упрямо прокладывал дорогу. Мои руки покрылись кровавыми мозолями от мачете. Мы одолели еще один голый участок. Над нами поднимался дымок – значит, недалеко граница кратера.

Абсолютное безветрие, солнце прямо в зените. Подъем по голой скале напоминает акробатические упражнения. Земля под ногами буквально горит, пот катится градом. То и дело приходится протирать запотевшие очки. Обувь нестерпимо жжет ноги. Переходим на рысь, если так можно назвать карабкание по крутому склону местами на всех четырех конечностях. Тогда горят и ладони. На склоне перед следующим голым участком мы валимся без сил немного передохнуть. Соло первый поднимается, вытирает соль с потного лба, протирает глаза и вдруг радостно кричит: он увидел небольшую рощу кокосовых пальм. Мне показалось это невероятным, но там действительно кокосовые пальмы. На большой высоте и далеко от побережья. Соло не мог устоять на месте и предложил мне скорей идти дальше. Когда мы добираемся до рощи, Соло вмиг, как будто и нет усталости, взбирается на вершину и с криком сбрасывает вниз орехи. Моя задача подбирать и складывать их, чтобы не скатились вниз. Соло мастерски владеет мачете, разделывая орех. Сначала он отрубает небольшой продолговатый кусочек с мягкой волокнистой поверхности, который потом использует как ложечку. Затем, сделав три-пять надрезов, снимает волокнистую оболочку с ореха (мне, чтобы снять ее, требовалось не менее пятнадцати минут), в твердой скорлупе он делает два отверстия примерно по два сантиметра в диаметре, и молоко можно пить. Я выпил содержимое пяти орехов, Соло – семи. Потом один орех он делит пополам, и мы наслаждаемся жирной мякотью.

После пира под. сенью кокосовых пальм нас свалил сон, никакая мошкара не могла нам помешать. Отдохнув, мы легко добираемся до кратера. Сам кратер малоинтересен. Внутри он весь зарос растительностью – значит, там нет никакой тепловой активности, Образцы пород сильно обветрены и рассыпаются в руках в желтый и беловатый песок. В центре кратера – полностью за росший небольшой «собор» с куполом, характерным для вулканов пелейского типа.

В деревню мы вернулись усталые до смерти. Утром рано появился Соло и сокрушенно заявил:

– Ни один белый господин не ходит так много, как вы, мистер. Я очень устал и хотел бы отдохнуть в деревне. Я нашел вам помощника вместо себя. Сегодня можете мне ничего не платить, дайте деньги тому, кто пойдет с вами.

Меня это несколько огорчило, поскольку я собирался продолжить исследование острова. Посоветовавшись с Лидой, я спросил у него:

– А вы не согласились бы присмотреть за Петей? Главное, чтобы он не пошел купаться.

Соло соглашается, и мы с Лидой, а также с проводником отправляемся в путь. Обходим весь остров вокруг. Все идет прекрасно, только песок на тропинке беспощадно жжет ноги. Небольшие кокосовые плантации, аккуратные деревеньки на побережье, на другом конце острова – миссия; великолепные пляжи и теплое море придают Саво курортный вид. Только свежую воду для питья или хоть какую-нибудь воду мы здесь так и не нашли. Чем ближе к «дому», вернее, к нашему навесу в деревне Сесепи, тем сильнее страх за Петю. Ведь мы здесь единственные белые среди нескольких тысяч островитян. Последний километр мы уже почти бежим.

Дома все в порядке. Петю находим в компании местных ребятишек; они курят трубки с подслащенным табаком. Разумеется, Петя тоже курит. На вопрос, как он провел день, он небрежно отвечает: «Очень хорошо» – больше не обращает на нас никакого внимания. Еще нам удалось узнать, что он ел пирожное. Местное пирожное мы смогли попробовать днем позже. Готовят его из крахмала батата и множества разных орешков. Его не пекут, а варят, завернув в листья, на горячих фумаролах. Петя также пробовал жевать бетель, но он ему, естественно, не понравился. Соло, на чье попечение мы оставили сына, доволен: ему совсем не пришлось заботиться о мальчишке, потому что еще утром Петя ушел с женщинами и детьми на их поля и огороды на склоне горы.

Один из постоянных гостей нашего «дома» – Леонардо Сотеве, весьма стеснительный парень, – с радостью помогает нам в разных мелких делах. Его жена Пиарина, не вынимая изо рта каменной трубки, приносит нам свежие овощи со своего огорода. Леонардо в огороде почти не работает, иногда выходит в море половить рыбу. Я набираюсь смелости и прошу его взять меня с собой на рыбалку. Соло переводит, и Леонардо сразу же соглашается.

Узкое, как стрела, каноэ, выдолбленное из одного ствола дерева, прикрытое циновкой, лежит под навесом возле его дома. Несмотря на то что оно укрыто от палящих лучей солнца, дерево растрескалось, и, когда мы садимся в каноэ, оно сразу же наполняется водой. Плавание в такой лодчонке не сулит ничего хорошего. В отличие от других островов Тихого океана на Саво не пользуются балансиром.

Сначала ловим мелкую рыбешку. Насадкой служит рак-отшельник, который водится на влажных отмелях. Растет наш улов – прибавляется и воды в каноэ. Леонардо показывает знаками: отвезем, мол, мелкую рыбу и пойдем за крупной подальше от берега. Мы уже метрах в трехстах от пляжа, когда Леонардо дает мне половину скорлупы кокосового ореха – вычерпывать воду. Нам нужно повернуть, чтобы причалить носом к берегу. Поворот неудачен, каноэ переворачивается, рыболовные снасти и вся рыбешка идут ко дну. Леонардо отчаянно выкрикивает единственное слово, которое он знает по-английски: «Шарк!» («Акула!») Я не сразу понял, что это просто предупреждение об опасности, а тут акул нет и в помине, но страху я натерпелся. Акула – один из основных персонажей мифов на Саво. Во всех рассказах здесь присутствуют акулы, это альфа и омега жизни островитян, от акулы возникает жизнь, к акулам уходят мертвые, которых не хоронят, а увозят на каноэ в открытое море и там опускают в воду. Несмотря на строжайший запрет властей, в дар акулам ежегодно бросают в море молодых девушек. Короче говоря, акулы – часть жизни населения Саво.

Наконец мы доплываем до берега и выталкиваем каноэ. Собравшиеся на берегу весело потешаются над нами. Кажется, Леонардо на меня не сердится, а я рад, что акулы нас не почуяли. На радостях я отдаю Леонардо все свои рыболовные снасти. Его два крючка, искусно вырезанные из кости, с красивым рисунком, остались на дне моря, и, думаю, стальные крючки утешат его.

Каноэ мы оттаскиваем под навес. Рыбы к ужину не будет. Жена Леонардо спокойно готовит ужин возле хижины, по-видимому, она на рыбу и не рассчитывала.

Прошло десять дней, время прощаться с Саво. Карта подготовлена для перерисовки, у меня опять несколько десятков килограммов образцов. Недалеко от берега бросает якорь моторная лодка, которая должна нас забрать. Она принадлежит местному капитану, одному из самых удивительных людей, с которыми я здесь познакомился. Волосы выкрашены в почти белый цвет, вокруг шеи пиратский платок, и, как истинный пират, он одноглаз. Цена билета для всех четырех один доллар. Катер движется со скоростью улитки и всякий раз, как появляется стая тунцов, меняет направление; преследование тунцов занимает часа два.

Вечером мы в Хониаре.

13. Первым классом на грузовом судне «Тулаги»

Нетерпеливое ожидание в Хониаре закончилось, когда у пристани пришвартовалось «Тулаги», судно, плавающее под британским флагом. По его внешнему виду было ясно, что ходит оно в Тихом океане не первый год. Раскачивающиеся трапы, прикрепленные сопревшими веревками, и резкий запах копры, распространявшийся вокруг корабля, – все было в полном противоречии с проспектом, выданным нам судоходной компанией. Мы пробрались сквозь горы разных сгруженных с корабля на хониарский мол товаров, видели проржавевший корпус судна, на котором нам предстояло плыть, и пришли в ужас. Но пассажирский отсек корабля, экипаж и сами пассажиры рассеяли первое неприятное впечатление. Да, действительно, мы путешествуем первым классом: все до пунктика совпадает с представлением о колониальном стиле минувшего столетия. Белоснежные стены тщательно покрыты блестящей эмалевой краской, латунь на ручках дверей и круглых иллюминаторах ежедневно надраивается так, что сверкает как солнце, стены столовой на двадцать человек обиты зеленым бархатом, кругом пушистые ковры. Все это были несомненные признаки высокого класса. В столовой сидело несколько офицеров в безукоризненно выглаженных белых костюмах с яркими желтыми петличками и в белых штиблетах. По лестницам и коридорам неслышно двигались официанты-китайцы в форме для слуг белых застиранных костюмах.

Наше появление на корабле выглядело весьма комично, но полное собственного достоинства светское общество первого класса и офицеры даже бровью не повели. На палубе возникли гигантские, ободранные рюкзаки, а под ними двое путешественников с пятилетним, загорелым до черноты привеском. Наши рубашки с серыми, неотстирывающимися пятнами от кокосовых орехов, следами плесени и дырами, застиранные, потрепанные шорты, заклеенные пластырем ноги красноречиво свидетельствовали о долгом пребывании в джунглях. Нам отвели две каюты с огромными латунными кроватями. Не успел я отдышаться и достать самые необходимые вещи, как жена начала торопить:

– Петр, в таком виде здесь нельзя ходить. Быстро беги, купи хоть две белые рубашки, прежде чем мы отплывем.

У женщин в таких ситуациях хорошее чутье, поэтому я не спорю и бегу в город за рубашками. Нам на корабле придется не раз появляться в столовой, а хороший тон предписывает для таких случаев белую рубашку с длинными рукавами. Я купил рубашки в китайском магазинчике – там дешевле – и вернулся на корабль весьма довольный собой: какую выгодную покупку я сделал! С видом победителя кладу рубашки на постель. Лида разворачивает одну – и приходит в ужас, а маленький Петя визжит от радости. На рубашке вышит зайчик – знак клуба «Плейбой» [25]25
  Клубы «Плейбой» созданы американским миллионером Хоффнером во многих городах мира для богатых мужчин, желающих пронести время весело и не заботясь о нравственности. Зайчик – «банни» – символ девушек, развлекающих членов клуба.


[Закрыть]. У зайчика симпатичная мордочка. Когда была развернута вторая рубашка, в комнате воцарилась гробовая тишина: на груди и на спине было написано: «Посетите Соломоновы острова». Молчание продолжалось недолго – мы начали смеяться. Пусть все так и будет, придется капитану и господам пассажирам смириться – не бежать же снова в город за следующей порцией рубашек.

Отходим от Хониары и вскоре уже видим Лунгу, где судно будет загружаться копрой. Мы бросаем якорь в открытом море, на небольших понтонах подвозят огромные мешки, корабль выбрасывает трап, и мешки исчезают в трюмах. Пассажирам предлагают совершить прогулку на моторном катерке. Мы очарованы «Тулаги», суетой вокруг погрузки и предпочитаем отдых на палубе. Местные грузчики работают не спеша, как, впрочем, и корабельные. Малайцы, нанятые в Сингапуре, явно не проявляют энтузиазма в работе. В тропической жаре и влажности это можно понять. Единственный, кто не разделяет такого настроения, – молодой офицер с корабля. Из-за небрежности местных грузчиков одна из лодок с копрой перевернулась, и весь груз оказался в воде. Грузчики быстро перескочили в другую лодку и начали от души забавляться, наблюдая, как офицер полез в воду, сначала по колено, потом по пояс, наконец, по грудь и при этом ухитрялся привязывать к тросу подъемного крана мешки. Отношение островитян к собственности, в данном случае к мешкам с копрой, было совершенно иным.

Маршрут от Хониары на Соломоновых островах до Австралии наш корабль обычно проходит за четырнадцать-шестнадцать дней в зависимости от скорости загрузки и выгрузки перевозимых товаров и от погоды. С заходом на Новые Гебриды плавание длится шесть или семь недель. Это самая регулярная линия между юго-западной частью Тихого океана и Австралией. Только в Хониаре, Гизо и Яндине есть причальная стенка, на других стоянках корабль вынужден бросать якорь в открытом море.

Наша следующая остановка – Яндина на острове Расселл. Из Лунги мы отходим рано утром, а вечером уже стали на якорь: плавание ночью среди коралловых рифов полно опасностей.

Яндина в Соломоновом архипелаге выглядит не совсем обычно. Почти всюду кокосовые пальмы, в их тени деревца какао. Кроме нескольких белых семейств здесь живут островитяне, работающие на плантациях. Они рвут, колют и сушат кокосовые орехи, получая за свой труд плату, чем и существуют. Здесь есть аэродром – остался после второй мировой войны, – который принимает даже реактивные лайнеры, и хорошая пристань для больших кораблей. Так что есть все предпосылки для выгодной торговли.

Всюду приход «Тулаги» – великое событие. Офицеров встречают как добрых знакомых, которые после долгого отсутствия возвращаются к белым поселенцам одиноких островов. В Яндине по случаю прибытия нам предложили посмотреть фильм, и Лида после многих Дней культурного поста отправилась смотреть английскую картину о «сладкой жизни», а мы с Петей и корабельным инженером, тоже Петром, идем на рыбалку.

Я уверен, что лов здесь отменный, глубокая вода так и кишит рыбой. Но сначала надо попросить у повара-китайца кусок мяса для наживки. Повар достает из холодильника мясо и отрезает кусок, которым можно было бы накормить семью из десяти человек. Я хотел было сказать, что этого слишком много, но повар настаивает, и я забираю кусок. Инженер Петр ждет меня в лодке вместе с моим сыном Петром. Он мрачно замечает, что этот жадина повар дал мяса с гулькин нос.

Темень. Останавливаемся, и Петя, одетый в спасательный жилет, закидывает удочку – семисантиметровый крючок и силоновую леску толщиной в целый миллиметр. Мы сматываем леску с большой катушки и постепенно отпускаем ее в воду. Пока готовим следующие удочки, Петя говорит:

– Папа, клюет!

Леска натянулась как струна, инженер считает, что надо тащить, хотя на крючке скорее всего ничего не будет. Но не оказалось не только рыбы, но и самого крючка. Я немного ошеломлен: какая же это должна быть рыба, чтобы так, запросто, перекусить миллиметровую леску? Все удочки у нас уже в воде.

– Взяла! – кричит инженер. Он надевает кожаные рукавицы, и начинается борьба. Какая-то рыбина на крючке то сильно тянет, и тогда лодка ходит ходуном, то отдыхает.

– Проклятая акула, – говорит инженер, – вам обоим лучше влезть на крышу кабины. С ней придется повозиться.

Над поверхностью появляется что-то темное, блестящее и очень гибкое, издающее звуки, похожие на негромкое рычание собаки. Инженер манипулирует леской на почтительном расстоянии.

– От этой зверюги можно всего ожидать, она и издыхая может укусить. Посмотрите, как хватанула насадку, в ней, наверное, метра полтора.

Наконец инженер решает перерезать леску, и акула уходит в воду с куском лески во рту. Мы продолжаем рыбалку, и я мечтаю только о том, чтобы попалась какая-нибудь небольшая рыбка. Вытягиваем «маленькую», красивую, серебристо-зеленую, сантиметров семьдесят длиной, похожую на тунца. Здесь ее называют «спаниш макрэл» (испанская макрель – скумбрия). На следующий день наш улов приятно разнообразит завтрак, все очень довольны, и наша репутация в глазах пассажиров первого класса несколько укрепляется. А после того как мы отдаем одну из своих кают молодому джентльмену с мальчиком, который едет в Австралию лечиться, у нас появляются и знакомые.

Следующая наша стоянка на острове Нью-Джорджия. Теперь мы выходим в море с членами экипажа. Они одалживают нам ласты, маски и трубки, чтобы мы могли плавать под водой среди коралловых рифов. Фотоаппарат для подводной съемки у меня есть. С первых же минут мы очарованы картиной подводного мира. Даже маленький Петя, который едва держится на воде, целый час проплавал вместе с нами, хотя на большую глубину нырять не решался. Собираем морские звезды, наблюдаем за жизнью обитателей коралловых рифов. Тысячи небесно-голубых мелких рыбок стаями кружатся вокруг нас. Краски под водой такие чистые и контуры такие четкие, что мне в голову приходят названия, которые я так не любил зазубривать во время экзаменов по палеонтологии.

Наши друзья из команды выделяют нам также небольшие сети для ловли рыбы и сетку-мешок с якорем на тонком тросе, чтобы было куда складывать улов. Мы забираемся на коралловый риф. Когда пришла пора возвращаться на корабль, у нас в сетке были такие рыбки, которых раньше мы видели только в самых редких аквариумах или на почтовых марках. Рыбки волшебных расцветок и удивительные по форме отправляются вместе с нами на «Тулаги». Там на нижней палубе уже приготовлены огромные бочки, постоянно пополняемые свежей теплой морской водой, куда мы и выпускаем весь наш улов. Позже узнаем, что рыбки всегда таким способом доставляются в Сидней, где их продают в частные аквариумы, а также в большие аквариумы крупнейших зоологических садов мира. Наверное, те, кто будет любоваться этими рыбами сквозь стекло аквариума, никогда не поверят, что ловят их любители без всякого труда и умения в коралловом раю. Рыбы коралловых рифов – выгодная статья торговли, поэтому так охотно моряки одолжили нам снаряжение для подводного лова.

Дни на «Тулаги» идут по расписанию и, наверное, поэтому пролетают очень быстро. В половине седьмого утра в каюту неслышно входит стюард-китаец и ставит на стол чайник, молоко и две твердые как камень галеты. Чай цветом и вкусом напоминает воду после мытья посуды, мы уже привыкли к такому, когда плыли из Европы в Австралию. Часом позже вновь появляется китаец и ударами в небольшой ксилофон оповещает, что пора завтракать. Завтрак начинается точно в тот самый момент, когда все пассажиры и офицеры соберутся за столом. Длится он долго, и обычно главная тема беседы за столом – обсуждение меню обеда и ужина.

Однажды зашел разговор о национальной кухне. Мы рассказали о нашей, чешской, и кто-то предложил, чтобы мы, конечно главным образом Лида с помощью повара-китайца, приготовили какое-нибудь наше национальное кушанье.

Мы не подумав согласились, только потом я понял, что приготовить обед на двадцать человек – дело отнюдь не простое. Рассказы о наших блюдах пробудили аппетит у нас самих, нам захотелось приготовить что-нибудь особенно вкусное, тем более что в тропической жаре аппетит – большая редкость. В корабельных холодильниках была только говядина. И вот на столе корабля, плавающего под британским флагом, с австралийскими офицерами, матросами-малайцами и поваром-китайцем, однажды появились такие чешские блюда: говяжий бульон с домашней лапшой, «испанский жаворонок» (говядина, нашпигованная морковью и чесноком) с кнедликами и яблочный рулет. Возможно, вам это не покажется бог весть каким деликатесом, но для нас это был настоящий праздник. Признаюсь, что у меня текли слюнки, когда я наблюдал, как режут лук, шпигуют мясо, вытаскивают нитки из «испанского жаворонка» перед подачей на стол. Если я прямо-таки мечтал о кнедликах, то у маленького Пети о них сохранилось весьма смутное воспоминание. На тарелках наших сотрапезников не осталось ничего. Согласитесь, что, если англичане съели за ужином сорок кнедликов, это что-нибудь да значит. Мне кажется, я бы согласился варить обеды до конца нашего путешествия на корабле.

Еще были стоянки у островов Шуазёль и Санта-Исабель, позади осталось одно из самых красивых мест у подножия вулкана Коломбангара… И вдруг у нас резко упало настроение: все закончилось, впереди только плавание в открытом море, Австралия, долгая дорога из Брисбена в Канберру, а потом работа с собранным материалом. Что экспедиция подошла к концу, видно было по нашим вещам: все порвалось, пришло в негодность. Кошельки наши опустели, а в Канберре нас ждали только долги. Напоследок мы еще раз пристали к Яндине, забрали последних пассажиров и среди ночи покинули Соломоновы острова с горьким чувством, что ни здесь, ни на Новой Гвинее мы уже больше никогда не побываем.