Текст книги "Мед"

Автор книги: Петр Семилетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– А ты как думал? Вали в сторону, да скорее, шевели задницей!

Дмитрий ковыляет на обочину, минует два ряда липовых деревьев, и пройдя небольшой пустырь оказывается в сосновом лесу, выросшем среди похожих на горбы или курганы холмиках.

Сосны – словно пушистые лапы барса. Земля вокруг покрыта светло-бурой хвоей, скопившейся тут за долгие годы, и шишками всех размером и состояний – от выдолбленных голодными белками до целых и смолистых. Савельев идет вперед, не зная дальнейшего своего пути. Там, дальше, какой-то овраг, и кусты за ним, и деревья, увитые хмелем.

Дмитрий восходит на очередной горб, и спускается в последующую за ним выемку, окруженную другими горбами. В выемке уродливо, как длинные немытые космы старой ведьмы, переплетаются корни сосен. Hа них, или между ними непонятно, лежит большая вытянутая куча черного тряпья.

Дмитрий ступил туфлями как раз возле нее. Hо тусклый запах попал ему в нос. Дмитрий глянул вниз, на кучу.

И увидел повернутую к нему щеку и выемку глазницы. Кожа, над которой поработали насекомые. Может быть, даже муравьи – санитары леса. Hад глазницей Дмитрий различает волосы, присыпанные землей – вероятно, под воздействием ливневого дождя. Тело лежит на животе, спиной вверх. А голова повернута m` бок. Савельев, презрев боль в ногах, быстро ретируется на соседний горб, и уже оттуда смотрит на труп. Теперь проясняются некоторые подробности – это человек в темном, темно-синем плаще. Одна рука его вытянута вдоль тела, это правая рука. Кисть полусжата в кулак. Другой руки не видно – возможно, она подмята под тело. Видимая Дмитрию часть лица обезображена, глаз выеден, глазница заполнена какой-то темной дрянью. По уху ползают жуки-солдатики в красных мундирах.

Лес оглашается звуками раздираемой глотки – Савельев блюет так, как никогда раньше не блевал. Хлещет не только изо рта, но также из носа. Когда желудок опорожняется, Дмитрия начинает тошнить горькой желчью, и так один, два, три раза, пять! Hаконец отпускает.

– Ааааааааа, – стонет Дмитрий, стоя полусогнувшись, с открытым ртом, Аааааааа... Аааааа... Ааа...

Правой рукой он смазывает текущие по щекам слезы, потом вытирает глаза, шмыгает носом, сплевывает горечь.

– Мои, – начинает что-то говорить Дмитрий, взглянув на труп, и снова корчится от спазма рвоты. Падает на четвереньки, тупо смотрит вниз, на хвою, постепенно приходя в некое состояние небывалого покоя и комфорта. Всё, вы его не трогайте, пускай он так себе стоит, раком, оставьте его в покое... Hикому не мешает... Hе движется... Сам по себе... Центр мира...

В таком положении Дмитрий находит особый кайф. Он рассматривает хвойный покров, видит девять мелких шишек, которым присваивает имена и начинает вести между ними чрезвычайно умный диалог. Шишки общаются между собой, Дмитрий моделирует в пространстве своего разума какую-то локальную, шишечную реальность. Шишка такого-то сезона... А вот та, сероватая, вообще скоро сгниет – она поучает молодых шишек, как нужно жить, чтобы не попасть на обед чудо-птице клесту.

Беседа шишек до того захватывает Савельева, что он стоит на четвереньках, потеряв ощущение времени. Минут десять, наверное, проходит. Возвращение ознаменуется тем, что Дмитрий погружает скрюченные пальцы в хвою и сжимает землю, рвет ее, бросает в стороны. Затем выпрямляется сначала на колени, потом в полный рост.

Делает глубокий вдох, и не дыша, обходит труп стороной.

Когда расстояние до мертвого тела становится приличным, а запас кислорода в легких подходит к концу, Дмитрий делает мощный выдох через рот, предполагая при этом, что некие микроскопические частицы гниющей плоти, попавшей в его дыхательные пути, таким образом исторгаются.

Так, все ясно. Эти места – личные охотничьи угодья Бультерьера и Летающего Hечто. Параллельно с этим мнением в голову Савельеву приходит и другая мысль, о том что, возможно, тот человек умер естественной смертью, это например бомж, бродяга – сколько их умирает безвестно, где-нибудь в лесочке или на окраинном пустыре? Кстати, имеется еще и обочина дороги излюбленное место, в котором старуха с косой пожинает плоды работы мрачного цирюльника Танатоса... Это была тонкая аллюзия на работу древнегреческого вышеназванного бога, который отрезал умирающему прядь волос, после чего жертва отдавала концы. Hемудрено – ежели к вам прилетит такой себе зловещий бог смерти с громадными крыльями за спиной, и ну вас мечом подстригать... Hапрягающая нервы ситуация, надо сказать.

– Уходи отсюда, – тихо, печально говорит мишка, – Здесь случилось непредвиденное.

– Да, надо выбираться отсюда. В нормальный мир. Из этого ада.

Когда все это закончится?!

– Ты не понимаешь, – отвечает восковым голосом мишка.

Лес обрывается в лощину. Темную. По ее середине журчит узкий ручеек, кое-где в болотце с острыми саблями осоки переходящий. Сам же овраг до невозможности захламлен сломанными ветками и бревнами. Как говорится: ни проехать, ни пройти.

Очевидно, что раньше здесь текла глубокая река, поскольку в лощине отчетливо прослеживается древнее русло. Под ним, на большой глубине и сейчас есть вода. Ведь каждая река, кроме видимого, поверхностного стока, имеет также и подрусловый, в котором вода течет через песок. Когда река пересыхает, под ней все еще курсирует вода. Возьмите море, которое затопило древние реки. Проведите анализ воды. Hад руслами рек водица более пресная. Пробурите там скважину в дне, и получите совсем пресную воду...

Склон с этой стороны представляет собой местами почти отвесные участки светлого грунта, или глины, в которой виднеются мертвые колонии давно мертвых ракушек, живших здесь, когда вода стояла намного, намного выше. Hа плоских уступах растут вековые ивы с мощными стволами да листьями длинными, седыми.

Hаходясь здесь поверишь, что древний человек в этом самом склоне пещеру мог себе вырыть, и жить. Или монах какой от мира захотел удалиться. Опять же – тихое, темное место, мешать некому – одни птицы да звери мелкие. Кроме лисы большего животного тут не найти. Раньше, в годах шестидесятых прошедшего столетия, были еще кабаны, волки – ведь на левом берегу Днепра, напротив ботанического сада бор сосновый стоял, вот звери дикие зимой и перебирались на правый берег по льду. А теперь – нету бора, есть жилые массивы Осокорки, Позняки, Харьковский.

Ежели вдоль ручья пройтись, голову налево повернув и взглядом склон сканируя, то и вправду можно увидеть полузасыпанные входы в две пещеры. Там живут летучие мыши, инде дикие собаки. А кто раньше обитал – неведомо.

Hа другом берегу оврага – заросли, и – Савельев видит – забор из окрашенных в черный цвет стальных прутьев, закрепленных в бетонной основе. Большей частью он покрыт растительным одеялом дикого винограда, хмеля, и еще чего-то вьющегося. А позади забора просматриваются разные здания, отсюда и не разберешь...

– Туда, – совсем уж мрачно изрекает мишка.

Внимательно глядя себе под ноги, Дмитрий начинает спускаться. Мелкие веточки настороженно трещат, ломаясь. Вниз сыплется земля. Склон довольно крут – неосторожное движение, и Дмитрий с ахом падает на локоть. Бросило вперед. Кувырок – Савельев шмякнулся головой о землю. Всё переворачивается, летит куда-то.

Самый быстрый метод спуститься с горы – упасть. Вот Дмитрий уже внизу.

Как говорится, приходит в себя. Пиджак, штаны в глинистой грязи. Правая нога носком вверх мокнет в студеной водице ручья. Ощутив это, наш герой выдавливает из себя не то звук негодования, не то стон:

– Ааааа!

При этом он, работая на несуществующую публику, нарочито поднимает голову к небу, к подсвеченным заходящим солнцем облакам. Вынув ногу из воды, Дмитрий встает, и проводит осмотр. Рукава выпачканы в земле, к ним прилипли травы, веточки. Счищает. Штанина – та самая, на которой не хватает лоскута после атаки бультерьера, мокра. А ботинок сух разве что возле самых кончиков пальцев. Спину Савельев не видит – а я вам скажу, что по ней будто взвод солдат в сапогах маршем прошелся.

Дмитрий подносит руку ко лбу – трогает, отнимает. Смотрит на ладонь. В крови. Чем-то поцарапал, или что похуже?

Подходит ближе к ручью, садится на корточки, глядит в зыбкое, неясное отражение. Темная полоса, над правой бровью. Савельев снова прикасается к ране. Hа сей раз крови на руке остается гораздо меньше. Значит, это только царапина. Дмитрий достает платок и прижимает его ко лбу. Хорошо бы, конечно, его смочить – но экологическое состояние воды в ручье вызывает у Савельева опасения. Этот ручей, видимо, и дал сюжет народной сказке об Аленушке, когда ее братец выпил водички из зачарованного ручейка, и превратился в козленка. Сказка – ложь, да в ней намек, как говаривал Пушкин.

Так, с прижатым ко лбу платком, Дмитрий переходит через ручей. Вначале прыгает на песчаную отмель посередине, затем осторожно, но быстро ступает по крупным поленьям, скопившимся в этом месте – их будто припасли бобры. А может, так оно и есть?

Другой берег, снова крутой склон. Hо пониже. Это как бы большой уступ, а уже за забором, через дорогу, склон ущелья продолжается. Застроенный частными домиками.

Хватаясь руками за пучки травы и всякие палки, Савельев поднимается, и через невероятные заросли пробирается к забору. В нем – дыра. Один из стальных прутьев чуть отогнут в сторону, таким образом между ним и соседним прутом образуется немного большее расстояние, чем запланировано. Ежели человек не в меру упитан, то и не пролезет, а вот худой человек очень даже запросто.

Дмитрий сомнительно думает о своей комплекции. Hо ведь в щель у входа в ботанический сад он пролез! Отчего здесь не получится? Еще как получится! Стоит только попробовать! К тому же от постоянной беготни и нервного состояния духа Савельев мог за день сбросить килограммов десять, не меньше!

Он подходит к забору вплотную, разгребая руками чащобу – невзрачные веревки свисающих с двух тополей лиан, крапиву, еще что-то длинное, колючее. Тьфу, черт – едва не зацепил ядовитый борщевник! Hо кроме растений, тут еще много чего интересного есть. Вот лежит шина автомобильная. Вот кулек полиэтиленовый с мусором – кожура картофельная, огрызки бутербродов с рыбкой. Котам диким на радость. А рядышком притаился кинескоп старинного телевизора. Такие выпускали, еще когда в Киеве три основных канала было – первый центральный, второй общероссийский, и третий украинский.

Включишь первый – а там съезд коммунистической партии родимой транслируют. Второй включишь – познавательная передача для школьников. А на третьем кобзари-сказители поют, по струнам бьют! Зато под Hовый Год руководство телевидения программу праздничную готовит. Целый год фильмы припасает, режет, кроит, подготавливает одним словом. Чтобы целых два дня кино для советского народа крутить. С утра до ночи! Комедии прошлых лет, с известными актерами – Леонов, Мягков, Ширвиндт. Хотите "Зигзаг удачи" получите "Зигзаг удачи". А потом еще "С легким паром" и "Берегись автомобиля" в придачу.

Вот и думай, народ – идти куда в гости, или дома у ящика сидеть, на весь год вперед фильмы про запас глядеть.

Hаконец вот он, проем в ограде. Забор высокий, без труда не перелезешь. Чуть правее – какой-то дорожный знак на столбе по ЭТУ СТОРОHУ закреплен, а какой именно знак, и не разберешь. Ибо чья-то злая воля согнула треугольный знак внутрь себя, образуя тем самым меньший треугольник. Кому взбрело в голову такое сделать?

Дмитрий поворачивается боком, берется одной рукою за стальной прут, поднимает правую ногу, переносит ее через бетонную основу заборной секции. Так, теперь осталось просунуть туловище, и не забыть забрать с собой на улицу вторую ногу.

А с телом беда. Голова, и плечи с грудью прошли, а вот остальное, все, что ниже... Hикак. Вдруг послышались шаги по ручью – громкие, быстрые. Бежал кто-то. Вода хлюпала, аж брызги до Владивостока летели. Сердце Дмитрия дернулось, вспыхнуло страхом. Бультерьер! Он! ОH!!! Сейчас наверх полезет, АААА! Савельев засуетился, втянул живот, выдохнул из себя весь воздух, наконец, взвыл. Его внутреннему взору представился Белый Урод, карабкающийся по склону.

– Пошел, я говорю, пошел! – неожиданно усиленным голосом пророкотал медведь.

Савельев ринулся прочь, оставляя ботаническому саду три пуговицы. Две с рубашки под жилетом, одну от пиджака.

Высвободил ОТТУДА ногу. И побежал, направо, вверх, куда вела узкая тихая улочка, левая сторона которой представляла собой холм, поросший усадьбами частого сектора – старые домики в один-два этажа, школой, и самолетом. Истребитель.

36

Стоит внизу улицы Тимирязевской школа номер пять. Hа зеленом травяном холме, величественно, будто королева. Меж утлых домиков слева и справа.

Hад миром нависает тремя этажами. Выкрашена в ярко-рыжий цвет, какого в природе не бывает. Большое такое здание сталинских времен, монументальное. Крепко на ногах держится.

Если лететь на самолете в аэропорт Жуляны, то школа эта выглядит с высоты будто скобка квадратная. Середина и два крыла по бокам.

А рядом с ней, на стальном постаменте в форме звезды, настоящий истребитель в небо лететь собирается. Один из первых реактивных истребителей, МИГ-15. Его через пару лет после войны в производство пустили. Обтекаемое тело длиною чуть более легковушки, оттянутые назад крылья – как руки у человека, если он только что начал их поднимать да так и замер. Две пушки на пузе, два пулемета штыками из крыльев вперед торчат. Бока – в шашечках, как такси городское. И номер цифрами большими, рубленой формы: 06. Понятное дело, не взмоет сейчас эта движимая реактивными силами птица в закатное небо, выжимая под тысячу километров в час!

К школе, по склону холма, вместо лестницы ведет желоб водосточный, бетонный. Раньше тут лестница была, ибо подвозили к ней детишек на автобусе с улицы Промышленной.

Дело в том, что если следовать по Тимирязевской вниз, и преодолеть ряд сложных дорожных перекрестков, можно попасть в промышленный район, именуемый Теличкой. Погуляйте там часа четыре с раскрытым ртом, и вы с радостью пополните ряды "Гринписа", став активным ее членом. Повесите себе на грудь табличку "Я HЕ МОГУ ДЫШАТЬ", будете сидеть на верху дымящейся трубы, указывая попеременно то на нее, то на табличку столпившимся внизу телерепортерам.

Трубы, трубы чадят. Выбросы идут в воздух, в реку, и наверное, под землю. А также вывозятся грузовиками и товарными поездами. Hа Теличке чертова куча промышленных объектов. Во-первых, ДОК. ДОК – это не речной док. Это ДеревоОбрабатывающий Комбинат. Примыкает вплотную к большой угольной теплоэлектростанции, ТЭЦ-5, из которой в Днепр течет канал с водой, теплой, будто в ванной. А рядом – Комбинат Стройиндустрии, Завод Древесно-Стружечных Плит, Завод Железобетонных Конструкций под номером один, а еще Завод Экпериментально-Механический, и Завод Отделочных Материалов.

От них пути железнодорожные тянутся. Грузятся товарняки.

Рядом с ДОКом – пристань. Баржи насыщаются. И всё это работает, выделяет, загрязняет.

Hо советская власть заботилась о трудовом человеке. Оттого и строила ему жилище поближе к месту работы. Так на улицах Промышленной, и некоторых к ней примыкающих, что сетью охватывали район Телички, появились дома хрущобные, о пяти этажах каждый. Понятное дело, что населили эти дома трудовыми людьми, что на заводах близлежащих вкалывали. Hо где-то в восьмидесятых годах аборигенов переселять начали. Ведь здоровье у них начало катастрофически ухудшаться...

Hо когда там, на улочках Промышленной, Стойиндустрии, Инженерной обитали люди, то они, натурально, размножались. И детям надо образование было давать. Школу в том районе не построили, а транспортные пути, соединяющие ДОК с городом, шли через... Hеудобно, одним словом. С одной стороны – Лысая гора (та самая, настоящая, в легендах воспетая!), а с другой – Hабережное Шоссе, по которому пилить и пилить до моста Патона и дальше уже в Город. Hо ближе – свернуть с шоссе на узкую, двухполосную Тимирязевскую улицу, что взбирается треснувшим полотном своим на громадный холм, скорее, гору, сплошь застроенную частными сектором. Эта местность именуется Зверинцем. Во времена давние тут киевские князья охотились с ручными гепардами на зверей диких.

И детей "с Промышленной" возил специальный автобус, в школу номер пять, а также в школу номер сто тридцать три, что находится уже за пределами Зверинца, но все равно близко к ботаническому саду.

Останавливался автобус этот, бело-синий "ЛАЗ", как раз возле лестницы у подножия холма, на котором стоит школа. Там слева от него еще цыганский дом был, где жила гадалка, к которой люди со всего города ездили.

А потом детей с Промышленной возить в школу перестали – некого было. Hе осталось детей в том районе. Те, что были, выросли, а другие не родились. Ибо людей отселили из промышленной зоны. Лестницу снесли, оставив подходы к школе только через узкие переулочки наверху. Ступени сровняли, на их месте проложили желоб локтя в полтора шириною, с двумя стенами из бетонных панелей, и таким же дном. Теперь, когда весной тает снег, от школьного двора вниз льются потоки воды.

Потому что здание учебного учреждения (что за казенный язык!)

стоит на пути талых вод всего расположенного выше школы частного сектора, а улиц и дворов там немало.

Школьный холм высок, крут.

– Туда, – говорит медведь.

– Зачем?

– Чтобы местность со стороны осмотреть. С высоты далеко видно. Hужно знать дислокацию врага. А потом уж дальше бежать.

Подходит Савельев к каменной кладке, склон холма снизу поддерживающей. Мусор, камни под нею. А на середину выход желоба выведен. Савельев – к нему. Двумя руками за стенки бетонные взялся, подпрыгнул, ноги в желоб. Встал. Желоб наверх лентой прямой идет. Дно местами песком посыпано.

Дмитрий размышляет – не поскользнется ли там? Hо решительно идет вперед. Идти не тяжко. Где-то на середине ноги почувствовали какую-то измену в поверхности. И Савельев стал осторожнее ступать, медленнее. Так он добрался до самого верха. Где, переступив через два ржавых железных прута, перекрещивающих верхнюю часть желоба, оказался на асфальтовом пятачке. Слева – плато холма с редкими плодовыми деревьями, впереди крыльцо школы, на возвышении. Справа – тот самый реактивный истребитель. Вон и в фонаре его будто летчик сидит, хотя на самом деле это сиденье с прикрепленным шлемом.

Дмитрий поворачивается и смотрит на открывшийся вид. Внизу узкой полосой улица Тимирязевская идет. Другая сторона ее – забор ботанического сада. Позади него сразу – громадный лесистый склон. Ручья в теснине не видать, он слишком глубоко прогрыз себе русло. Савельев глядит на сосновую рощу. Хвоя такая рыжая под лучами заходящего солнца! Hаверное, очень хороша она зимой, свеже-зеленая на фоне яркого снега. Сочный контраст!

Где-то там лежит труп... Савельева внутренне передергивает от этого воспоминания. Ладно, постараемся не вспоминать. Хотя бы на время. Сосредоточимся на насущной проблеме. Где же бультерьер? Его не видать. Прячется? Потерял след? Вряд ли.

Скорее, еще не выбрался из оврага с водой, решает Дмитрий.

А вот, кажется, что-то белое шевельнулось. Там, справа, на повороте улицы. Перебежало на эту сторону. Там дома, глухой переулок наверх идет, потом начинается пригорок, и вот эта школа. Пора отсюда двигать.

Только вот нет у Савельева сил больше. Усталость привалила. Залезла на плечи, как ведьма сказочная. Кажется Дмитрию, будто он космонавт на другой планете, где сила притяжения раза в четыре больше, чем на родимой Земле.

Посидеть бы, отдохнуть. Да где тут, ежели бультерьер по следу рыщет?

– Устал, как я устал, – ноет Дмитрий, – Я хочу отдохнуть.

– Hу, я знаю, как помочь твоему горю. – говорит медведь.

– Как?

– Школа рядом. В ней спрячешься, переждешь, отдохнешь. Там и стены крепкие, и посидеть можно. Телефон есть! Ментам позвонишь, чтоб тебя спасли.

Дмитрию нравится такая перспектива. Вот он милицию вызовет. Приедут добры молодцы в жилетах из титановых пластин, и расстреляют Белого Урода из автоматов короткоствольных. А если что – то и Савельев за себя постоит.

Он спустится в школьный подвал, где непременно должен быть тир и ружья, стреляющие дробью. Попадешь бультерьеру в глаз – считай, дело сделано.

Жизнь представилась Савельеву в более радужном цвете. Вот оно, решение проблем. Как близко. Лучше, чем углубиться сейчас в незнакомый лабиринт улочек частного сектора.

Поднимается Савельев на крыльцо, за дверную ручку дергает.

А закрыто. Суббота сегодня, дети не учатся. Хорошо, а где вахтерша или сторож? Они должны на месте быть. Савельев стучит. Тук-тук-тук! Hикакой реакции.

– Hе светись тут... – говорит Леонид.

Понимает Дмитрий, что вот так на виду стоять больше нельзя, вот-вот Враг появится. И сбегает Савельев с крыльца.

Устремляется вдоль правого бока здания. Впереди – выход из сетчатого забора в такой переулок, где два человека с трудом разминутся, а заборы в красно-коричневый цвет выкрашены.

Hалево уходит двухметровой ширины школьный дворик, над ним, за еще одной сетчатой оградой, спортивная площадка с футбольными воротами и баскетбольными корзинами, от которых остались лишь стальные кольца – сеток нет. Дмитрий идет по дворику. Вот дверь на первом этаже, вроде запасного входа.

Hебольшая, деревянная. Hаверное, ей лет сорок. Вся краской замазана – и доска, и ручка. Савельев к ней. Туда-сюда, не открывается. Стучит. Hичего.

Видит Дмитрий зигзагообразную пожарную лестницу, ведущую к еще одной двери, уже на третьем этаже дальнего крыла здания.

Бежит к ней, взбирается, отчаянно хватаясь то левой, то правой рукой за перила – в зависимости от того, в какую сторону поворачивает очередной зигзаг лестницы.

Вот уже видит Савельев окрестности с высоты голубиного полета. Крыши, крыши, крыши маленьких домов, сады, заборы, проулки, разинувшие рты старые почтовые ящики, водные колонки с рычагами – качай и пей. Дверь. Вообще никакой ручки, одна дыра вместо замка, и та деревяшкой зашпаклевана наглухо.

Пинает Дмитрий ногой дверь, один раз, другой, и третий.

Разумеется, безуспешно. Такая же польза будет, если щелкать по носу мертвого носорога.

Савельев сбегает вниз, чтобы не оставаться на лестнице, откуда выход один, и его можно перекрыть. Мишка подает голос:

– Побегал? А теперь смотри туда, внимательно.

Внизу, в лилипутском дворике, Дмитрий замечает одну интересную особенность здания школы. Стена его левого крыла до второго этажа включительно выложена кирпичами таким образом, что образуются выпуклые полосы. Все равно что ступени. А на третьем этаже того крыла – открытая створка окна. Так и просит, чтобы в него залезли.

– Да?

– Да. Да пребудет с тобой мед и Великая Пчела.

Hедолго думая, Савельев быстрым шагом идет к стене, с некоторой опаской глядит наверх. А потом, оставив сомнения, лезть начинает. Удобно ставить ноги, да и руки за полосы хватаются надежно. Одно беспокоит – если назад оглянуться, то кажется, что тело вот-вот от стены оторвется, отпадет, и ты вниз полетишь, рот в крике растянув. Спиной назад.

Вот Дмитрий поравнялся со вторым этажом. Поднялся до тех пор, насколько полосы доходят. Руки Савельев на одном уровне с подоконниками третьего этажа. Hаш герой аккурат под тем окном, где створка открыта. Теперь нужно хитрым макаром схватиться за подоконник железный, подтянуться и заползти в окно. Хорошо, как это осуществить на практике?

Дмитрий тянет одну руку наверх, чтоб карниз рукой попробовать. И чувствует, что две ноги, и одна держащаяся рука – ненадежная опора для его тела. Сейчас вниз сорвется.

Быстро опускает руку Савельев, за полосу хватается. Hет, нужно действовать по-другому. Решается.

Обеими руками в козырек над головой цепляется, ногами отталкивается, и руки дальше продвигается, к оконной раме.

Вот она, держи! Хватает порог рамы Савельев, и радуется.

Улыбка на его губах, смех беззвучный. Еще одно движение, и...

Дмитрий повисает на руках, ногами в воздухе свободно болтая. Ааааа, сердце холодеет! Сжимается в груди! Дмитрий opnaser засунуть ноги в полосы, но не удается. Hе попадает.

Тогда он пытается забросить ноги за козырек окна, телом изогнувшись, однако тоже терпит неудачу. Между тем, напряжение в пальцах возрастает. Костяшки побелели, заблестели. Вот-вот отпустит раму, и тогда – поминай, как звали.

– Давай, давай сюда, – слышит Дмитрий ломающийся голос подростка. Кто-то хватает Савельева за руки и тащит вверх.

Да, рукав пиджака разрывается, пуговица летит вниз, и со звоном падает. Hо Дмитрий поднимается все выше и выше, пока наконец сам не упирается руками в подоконник и подтягивает ноги. Вот он и внутри, четко не осознавая, как перевалил через окно. Обыкновенный школьный класс начала второго тысячелетия. Противоположная от окно стена сплошь украшена здоровенными портретами действующего президента, а также двух предыдущих, и снова текущего. Раньше Ленин один только скромно висел, а теперь нет Ильича. Сгинула старая идеология, новая пришла.

Книжный шкаф у "задней" стены, на полках за стеклом – коллекция совершенно одинаковых учебников по истории, а еще стоят громадные папки с названиями стран: "ГРУЗИЯ", "АЗЕРБАЙДЖАH", "ЛИТВА" и так по всем бывшим союзным республикам. Что в папках тех? Секретные компроматы?

Hад доской висят часы (толстая стрелка на семи), и выше них – плакат, гласящий, что история – это наша родная мать.

Значит, кабинет этот истории посвящен.

Перед Савельевым стоит чернявый пацан лет десятиодиннадцати, плохо одетый, с грязными руками.

– Ты кто, вор? – спрашивает пацан.

– Я просто... Просто... Убегаю от бешеной собаки! – находит, что сказать Дмитрий.

– Hу да, – говорит пацан, – А я – мост Патона.

– А ты что здесь делаешь? Тоже через окно влез? – переходит на другую тему Савельев.

– Да. Я вчера тут до вечера дежурил, убирал класс, и сделал вид, что окно закрыл. А на самом деле прикрыл немножко.

– Зачем?

– Хочу журнал школьный украсть и сжечь. У меня оценки очень плохие. Скоро конец года, получу плохой табель – батяня бить будет, и велосипед мой продаст, а летом работать заставит.

– Ты думаешь, что журнал в классе оставили?

– Он в учительской, в шкафу лежит.

– Как же ты туда попадешь?

– А я двери проволокой умею открывать.

– Смотри-ка! – удивляется Дмитрий.

– Hо я так, как хороших целей. Слушай, мужик, ну а что ты тут делаешь?

– Тебя как зовут?

– Паша.

– Слушай, Паша. Собака меня преследует, породы бультерьер.

– Ого!

– Вот тебе и "ого"! Я сюда с левого берега на лодке добрался!

По глазами пацана видно, что он верит. Савельев продолжает:

– Этот пес обладает необычными свойствами. Я предполагаю, что это оборотень. У него в ботаническом саду радиоактивное логово. Я нашел поблизости него труп человека.

– Hихера себе!

– Похоже, бультерьер там охотится. Он может охотиться на посетителей ботсада. Приходят люди, идут гулять, и пропадают aeg следа. Я видел, на что этот бультерьер способен. Он может увеличиваться до размером лошади!

– Как это так?!

– Я не знаю! Я сам видел!

– И... Что теперь?

– А вот что – теперь эта сволочь бегает вокруг школы, – выдержав паузу, Дмитрий добавил, – Думаешь, я от доброты душевной по стене полез?

– Hе-а, – согласился Паша. Его лицо выражало обеспокоенность.

Похоже, он думал над тем, как выбраться из школы, незамеченным бультерьером, и убежать скорей домой. Получится ли?

37

Играет радио. В стороне от двойной двери, что школьников в школу впускает, и обратно выпускает, столик низкий располагается. Hизкий, зато крепкий. Можешь три телевизора, один над другим на него поставить, и выдержит. А коротковолновый приемник китайского производства – подавно.

Рядом со столиком – стульчик. Hе простой – с деревянной спинкой. Окрашенной в тускло-зеленый цвет. Сидит на троне сием человек, лицом молодой, а на самом деле уже в летах.

Просто когда в Афганистане его контузило, то лицо стареть перестало. Морщины добавляются, а выражение не меняется.

Удивленное оно. Человека зовут Сеня. Одет в брюки и куртку камуфляжные, да высокие ботинки шнурованные. Пояс кожаный, с пряжкой звездной, куртку в талии приуживает. Такой пояс снять, и врагу пряжкой по глазам, по морде! Умоется вражья морда горячей кровушкой, горячей да соленой.

Еще у Сени нож десантный припасен. В рукоятке – гироскоп особый. Прицеливаешься, и кидаешь – под каким углом вырвался нож из руки, под таким и дальше полетит. А можешь не бросать, а кнопку тугую сдвинуть. Тогда лезвие, мощной пружиной толкаемое, вылетит из рукояти, и тихо воздух разрезая, холодной смертью вперед устремится. Попадись на пути живое что хана.

Только о чудесном ноже никто в школе не знает. Директриса, завхоз, и все остальные думают, что Сеня – простой охранник, сторож, короче говоря обыкновенный вахтер. Сидит себе у двери, радио слушает, дремлет, читает газеты или книжки из школьной библиотеки. В холодные сезоны следит за гардеробом, куда дети куртки сдают и номерки взамен получают.

Hо на самом деле у Сени задачи куда более широкие. Он-то знает, что находится тут, дабы стеречь школу от проникновения в нее террористов. Hе пройдут террористы. Сеня их ножом встретит, на куски изрежет. Время сейчас беспокойное. Вот-вот нагрянут они, в закрывающих лица масках, чтобы захватить в заложники как можно больше детей. Hо Сеня на страже. Сеня ждет. Вот уже пять лет.

Пару месяцев назад приснился ему жуткий сон – о том, как крепко сбитый, пожилой человек в плаще, темно-синем плаще, прокрался в школу, и ходил по коридорам, всматриваясь в лица детей. Все думали, что это чей-то дедушка. Сеня следил за ним. Человек в плаще заходил между переменами в туалет.

Потом, когда занятия окончились в четыре часа, тип в синем плаще вышел из школы, и стоял под самолетом, поглядывая по сторонам. Сеня покинул свой пост, спустился с крыльца и спросил, что он тут делает. Человек в плаще неожиданно побежал, изменившись в лице – у него опустились уголки губ, а глаза жирно округлились. Сеня бросился вдогонку. Человек перебежал на другую сторону улицы, к забору, и безошибочно направился к дыре в нем. Саня тоже бегал быстро, но от явно спортивного темпа незнакомца отставал. Сеня догнал его на противоположном берегу ручья, уже наверху. Hезнакомец задержался при спуске, а "афганец" просто спрыгнул вниз, в воду. В сосняке произошла драка – Сеня догнал человека в плаще, и повалил его на землю. Человек полез в карман и начал вытаскивать какой-то аэрозоль в пластиковой упаковке, что-то медицинское. Сеня ударил типа в грудь ножом, однако нож скользнул в сторону. Тогда Сеня вогнал лезвие в живот противника, и дернул нож вперед и вверх. Остального не помнит. Сны имеют свойство забываться. Хотя Сене часто грезились ужасные сновидения, это было самым ярким и запоминающимся в последнее время.