Текст книги "Редкая птица"

Автор книги: Петр Катериничев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 12

– Если бы я знала, когда это началось. – вздохнула. – У тебя есть сигарета?

Девушка – Обойдешься. Сено кругом. Не хватает еще дом спалить – без ведома хозяев.

– Курить хочется…

– Стебелек пожуй. Ладно, давай к делу.

– Ну что, приехала я в Приморск в конце июня…

– Когда точно?

– Двадцать пятого или двадцать шестого. Помню точно, что в субботу.

– В отпуск?

– Ну да.

– Откуда?

– Из Москвы… – Лена удивленно подняла брови: дескать, что, и так не видно?

– Что ты делаешь в Москве?

– Как что? Живу, работаю.

– Где живешь, с кем, где работаешь?

– Чего-то ты любопытный не в меру…

– Считай, что подыскиваю себе спутницу жизни. Может, ты выгодная партия.

– Выгодная партия сейчас – республиканская, и та в Америке.

– Спасибо, я учту.

– Ну хорошо. Работаю я в СП. – В каком?

– В «Траверсе».

– Ого! Кем?

– В отделе рекламы.

– Начальником?

– Пока нет.

– Давно работаешь?

– Второй год. Как универ закончила.

– Ага. Значит, ты девушка в годах…

– Хам. Трамвайный. Мне двадцать три.

– А выглядишь на восемнадцать!

– О тебе этого не скажешь.

– Тяжелое детство, крепленые вина, скользкие тротуары… Какой факультет?

– Иняз. Английский и немецкий.

– Языком, значит, владеешь?

– Ага.

– И это он тебе помог устроиться в «Траверс»?

– Что ты имеешь в виду? – Девушка покраснела. – Дрон, прекрати хамить!

– Извини. Дворовое воспитание, хулиганствующие друзья…

– …и прыщавые подружки. И – тяжелое детство, я уже слышала.

– Один-один. Проехали. Так как ты туда устроилась?

– Мне помогли.

– Кто?

– Друг.

– Кто таков?

– Слушай, какое твое дело?

– Как, а на правах возможного кандидата в будущие члены семьи?

– Балабол…

– Ладно. Где этот друг теперь?

– Что?

– Почему ты приехала на юг одна?

– Мы поссорились.

– Давно?

– Недавно. Слушай, Олег, мои московские дела не имеют к происшедшему здесь никакого отношения.

– Ты думаешь?

– Да.

– Тогда отложим пока. Как доехала?

– Что значит – как? Нормально.

– Я не про то. В поезде ни с кем не познакомилась, не подружилась?

– Да нет. До Приморска в купе только один мужик ехал, остальные менялись.

– А мужик что?

– Да мужик как мужик. Толстый. Всю дорогу наворачивал – то курочку, то колбаску, то сало – словно год не ел.

– Скучно было?

– Да нет. Книжку читала. Черешней отъедалась.

– Тебя встречали?

– Нет. А кому?

– Ну, мало ли.

– Я девушка самостоятельная.

– Родители тоже так считают?

– Тоже.

– Ты живешь с ними?

– Нет. Я прописана у бабушки. А бабушка живет теперь в деревне.

– Выжила старушку?

– Вот еще. Да она никакая не старушка. Семь лет назад купила избу в деревне под Калугой – тогда они стоили ерунду. Сначала была вроде как дача, бабушка там с весны жила. А теперь живет постоянно.

– Чтобы твоего друга не смущать?

– Замуж она вышла! Съел?

– А квартирку ты сама подыскала или через посредника?

– Какую квартирку? Бабушкину?

– Дедушкину. В Приморске, на улице имени Железного Маршала.

– На Конева?

– Да.

– Мне посоветовали.

– В Москве?

– Да.

– Кто?

Леночка запнулась на секунду:

– Ну… друг.

– Ага, герой романа. Заботливый он у тебя. Так вы все-таки помирились?

– Да он просто по-дружески. Узнал, что я на юг собралась, в Приморск, ну и позвонил моей подружке, та передала.

– Что?

– Ну, что квартира здесь есть, хозяйка какая-то знакомая Дениса…

– Ага, друга зовут Денис.

– Денис. Так вот, эта знакомая его как раз или уехала, или собиралась уезжать, так что квартира пустая и можно ей попользоваться.

– Бесплатно?

– А я сразу ему перезвонила, спросила, сколько это будет стоить, он сказал – ничего. Этой женщине он какую-то услугу серьезную оказал, да к тому же ей спокойнее, если кто-то жить там будет, пока ее нет, – хоть не ограбят.

Квартира-то не бедная, ты же видел.

– Ага.

– Ну вот, Денис сказал, что улица такая-то, могу ехать.

– А ключи?

– Он сказал у соседки взять. Ей оставят и про меня скажут, приеду, передаст.

– Ну, сервис! Прямо Сингапур какой-то!

– Да нет, я сразу Денису сказала, что и заплатить могу, но он посоветовал купить старушке какой-нибудь подарок – там, конфет хороших пару коробок, и пусть голова у меня не болит.

– Не Денис, а Санта-Клаус. Редкость, по летнему-то времени. Видно, большого обаяния мужчина, – произнес я, а сам почему-то вспомнил Володю-Ларсена и его «редкого таланта мужчину». Ныне – покойного. – Так почему же вы все-таки поссорились?

– А вот это уже точно не твое дело.

– Хорошо. Слушай, а это не тот Денис, что в ЦУМе замадминистратора работал?

– Да нет, никогда он ни в какой торговле не работал.

– А я было подумал…

– Дрон, не финти. Хочешь спросить, кем он работает, – так и спроси.

– Хорошо, спрашиваю: кем он работает?

– А я не знаю.

?

– Ну, в том смысле, что точно не знаю.

– А не точно?

– Думаю, что в КГБ.

– Нет уже КГБ.

– Ну, не знаю, как это теперь называется, – в службе безопасности или что-то в этом роде.

– На Лубянке?

– Говорю же: не знаю.

– А почему ты решила, что все-таки в органах?

– Да он не особо-то и скрывал.

– То есть сказал прямо: я контрразведчик.

– У тебя все шуточки. По-моему, он страшно гордился, что в такой службе работает, и жалел, что прямо похвастаться не может, но намекал по-всякому.

– А может, он просто в какой-нибудь халупе при дверях состоял, а тебе лапшу вешал.

– Да нет, фактура другая. И не пацан уже – в годах. – Леночка лукаво улыбнулась:

– Твоего возраста.

– Кхе, – поперхнулся я соломинкой – не одной ей курить хотелось. – Неужели так дрябло выгляжу?

– Наоборот. Для твоих лет – вполне. Отыгралась. Два-один.

– Ну так на что же он намекал?

– Ну как… Увидит какую-нибудь персону по телевизору, из нынешних бонз, хмыкнет: «Ишь златоуст». А потом так зло: «В девках никакого разбора не знает, плебей, ему бы кого пожопастей да посисястей, чтоб рыбой пахла, и трахает их в таких местах – грязнее некуда». Или про другого: «А этого красавчика уже все культуристы перетрахали…» Ну и в том же духе…

– А он у тебя злой мальчишечка…

– Так чего ему этих хапуг жаловать… – Ленка замешкалась на секунду, прищурилась:

– Слушай, Дрон, а чего это ты на него вдруг накатил? Ты что, его подозреваешь – Да как тебе сказать, милая барышня… Как говаривал папаша Мюллер в бессмертном сериале, «в наше время верить никому нельзя, даже самому себе». И добавлял:

«Мне – можно».

– Тебе – можно? Да я даже не знаю, кто ты такой! Может, тоже какой-нибудь службист-подпольщик!

– А что, похож?

– Похож… На летнего кобеля. Да все вы…

– Ага, – говорю я и лезу под куртку за фляжкой коньяку, которую присвоил в «Трех картах». Сам не заметил как – из-за нервного напряжения. Нет, раскручусь с этой бодягой – и на пассивный отдых, в деревню. Червей копать, рыбачить. Пить парное молоко. А потом, конечно, диссертация. Нелегка ты, доля ученого!..

– Что, согласен?

– Нет. Я не из таких.

– Все вы «из таких», как только новая попка рядом замаячит.

Резон в ее словах есть. Но корпоративная мужская солидарность мешает согласиться.

– Глотни-ка, – предлагаю.

– Споить хочешь?

– Ну. И о-во-ло-деть!

Ленка отхлебывает из горлышка.

– Ого! Вот это – другое дело.

Еще бы – чтобы сильные мира сего вместе с трудящимися одно месиво лакали?

Это уж – шалишь! Как там у классика? «Страшно далеки они от народа»…

– И где ты такой взял – по ночному времени?

– Места надо знать!

– Ой, похоже, я уже опьянела. – Ленка передала мне бутылку.

Я приложился. Коньяк действительно отменный.

– Слушай, а что ты делал, когда я вырубилась?

– Когда? – Я невинно поднимаю брови.

– В машине.

– Пел тебе колыбельные. Для сладостных снов.

– А серьезно?

– А серьезно, размышлял, как это такая высокопримерная девушка, как ты (тогда, заметь, я еще не знал о порочащей связи с безопасником), могла оказаться в такой дерьмовой компании, какую я обнаружил у тебя на квартирке.

– Так ты же сам не даешь сказать…

– Я?

– Тебя больше интересует, каким браком жената моя бабушка.

– Бабушки не женятся, они замуж выходят.

– Так вот, для справки: муж ее добрый человек, его собака не кусается, а я – не больна СПИДом. Что еще тебя интересует? Были ли папа членом партии? Кто из родственников был в оккупации?

– Нити, ведущие к главарям преступного мира, как и нити судьбы, таинственны и скрыты… – торжественно провозгласил я голосом советского Информбюро.

– Болтун. Слушай, а кем ты работаешь?

– Преподавателем, – развожу руками. – Разве не заметно?

– Нет. Процесс обучения не затронул твой интеллект.

– Это в каком смысле?

– В таком.

– Хороший ответ. Кстати, ты знала Ральфа?

– Кого?

– Ральфа. – Я снова прикладываюсь к бутылке, но при этом за девушкой наблюдаю внимательно – боковым, понятно, зрением. Так и окосеть недолго – или от тягот процесса наблюдения, или от коньяка. И как производственную травму будущее косоглазие никто не зачтет.

– Нет. А кто это?

– И нигде не слышала этого имени?

– Кажется, нет.

– Ну нет, так нет.

– А кто это?

– Круглов.

Девушка снова пожимает плечами.

– Не знаю я никакого Круглова. Похоже – не врет.

– Так где ты познакомилась со своими ухажерами?

– Ухажерами?

– Ну с рэкетирами, или как их там. Я поначалу подумал, что вы групповухой собрались заниматься.

– Так ты… подсматривал?

– Скажем так: смотрел.

– Ну и сволочь!

– Полегче. Нужно же было разобраться в обстановке.

– Ну и как? Разобрался?

– Разбираюсь.

– А как ты на балконе оказался?

– Ты же меня пригласила.

– Через балкон?

– Считай, что я романтик. А что, было бы лучше, если бы я вообще не появился?

– Нет. Извини. Можно тебя спросить?

– Валяй.

– Ты… Ты же убил того…

– Лучше, чтобы он убил тебя? Не дергался – был бы жив. – В последнем своем утверждении я сильно сомневаюсь, учитывая судьбу Айболита со товарищи.

– А если бы он успел и приставил мне нож к сердцу…

– К сердцу – слишком драматично. К сонной артерии.

– Не важно. Ты бы сдался? Из-за меня?

– Милая девушка, как ученый замечу, что в истории не бывает сослагательного наклонения. А в драке – тем более.

– Ты бы не сдался. Я знаю. А меня они бы убили. – Девушка едва не плачет:

– А может, еще убьют… Я сижу тут как дура, все тебе выкладываю, а потом меня убьют…

У Ленки улет. Полный. Надо выводить.

– Он тебя бросил?

– Кто?

– Денис.

– А-а. Это я его бросила. Потому что он – кобель. Не хуже других. Но – и не лучше.

– Ты давно с ним познакомилась?

– Да просто знакомы мы года три. Не помню, где-то еще в студенческой компании…

– А близко?

– Семь месяцев. Прошлый ноябрь был совсем тоскливым… Может, мне следовало к родителям переехать…

– Значит, загулял?

– Дрон, давай не будем больше об этом.

– Хорошо. Так что это за компаньица собралась в твоей квартире? Где ты с ними познакомилась?

– Я с ними не знакомилась.

– А с кем знакомилась?

– Ну ладно, по порядку… Приехала я в Приморск, забрала у соседки ключи, поселилась в квартире. Ну, днем еще так-сяк – море, загар, а вечером пришла – хоть горькую запивай. Тоска.

– А что, на пляже не приставали?

– Приставали, да все не те. Дрон, ты пристаешь к девушкам на пляже7 – Нет. Хотя потом жалею.

– А как же дворовое воспитание?

– Во всяком воспитании есть свои пробелы. Будем считать, что жигало из меня не получился.

– Значит, ты меня поймешь. У нас одинаковые комплексы.

– Вот уж нет. Я – человек совершенный, как статуя сфинкса в натуральную величину! Так с кем ты познакомилась?

– С мужчиной.

– Да ну!

– Нет, я серьезно. Высокий, спортивный, загорелый. Хотя – в годах.

– Хороший семьянин, морально устойчив, при деньгах, – в тон ей продолжаю я.

– Наверное, так и есть. Насчет семьи я не интересовалась.

– Похвально.

– Иронизируешь?

– Вот уж нет. Познакомились, конечно, не на пляже?

– Нет. Дома.

– В Москве?

– Да здесь. Это был третий вечер в Приморске. Тоска зеленая. Сидела, как дура, перед телеком и попивала ликер. А он позвонил.

– По телефону?

– Да. Спросил Маргариту.

– Хозяйку квартиры?

– Да.

– Ее хахаль?

– Ну и словечки у тебя! Конечно нет. Я видела ее фотографию – даме за пятьдесят, этакая седая, модная. Одета с большим вкусом.

– Понятно. Дворянствующая.

– Как?

– Объявилась сейчас такая категория лиц.

– Ну да. Внешне – похоже. Володя сказал, что у него дела с Маргаритой. А когда узнал, что она уехала, вовсе не расстроился.

– Может, он уже знал об ее отъезде и о том, что трубку возьмешь именно ты?

– Может, и так. Я об этом не думала. Рада была хоть с кем-то поговорить.

– О чем был разговор?

– Да ни о чем. Треп, веселый и двусмысленный. Сам, наверное, знаешь.

– Ага, догадываюсь. Он предложил встретиться?

– Конечно.

– Где?

– На пляже.

– Все-таки пляжное знакомство! А ты говоришь – комплексы.

– Вовсе не пляжное. Он мне по разговору понравился. Не дебил.

– И не толстяк, раз пляж предложил. И тебя рассмотреть, и себя показать.

– Не знаю, как меня рассматривать…

– Не скромничай…

– …а себя показать он сумел. Ни жиринки – крепкий, мускулистый. Хотя ему за сорок.

– Культурист?

– Нет, говорю же. Фактура другая. Он не громоздкий и гибкий. И еще – в нем чувствуется сила. Настоящая.

– Ну надо же!

– Да вот.

– Он тебе понравился…

– Понравился. А что?

– Ничего. «Это смутно мне напоминает индо-пакис-танский инцидент», – пропел я из Владимира Семеновича. – Значит так: волосы короткие, жесткие, с сединой, лоб высокий, выпуклый, у переносья – глубокая морщина, нос прямой, с горбинкой, развитые скулы, тяжелый подбородок. Губы хорошо очерчены, но рот жесткий. Глаза – светло-голубые. Похож?

– Да, это он. Ты его знаешь?

– Встречались.

– Где?

– Потом. Рассказывай дальше.

– Ну что, покупались, позагорали. До вечера. Потом он подвез меня домой.

– На чем?

– У него серая «волга», «двадцатьчетверка».

– Ты его пригласила?

– Да. Почему нет?

– И дальше?

– Что – дальше! Мы пили вино. Слушали музыку. И – занимались любовью.

– Утром он уехал?

– Представь себе – нет. Мы не расставались три дня. Ездили купаться, только не на пляж, а за город, в пустынные местечки. Набирали вина, еды. Вечером возвращались домой. Мне было очень хорошо с ним. По-моему, ему со мной тоже.

Наверное, я даже влюбилась в него. Тебе не скучно слушать?

– Нет.

– Может, скажешь, так не бывает?

– Еще как бывает.

– Ну вот.

– Каким он тебе показался?

– Понимаешь, он очень мужественный, сильный человек, но, по-моему, какой-то несчастливый.

– Он не говорил, чем занимается, например, или где работает?

– Нет. А я его и не спрашивала. Но думаю, что он начальник, и не маленький.

– Почему?

– Он иногда звонил по телефону. И так, и по межгороду. Старался звонить, когда я была в ванной или на кухне. А я не прислушивалась. Единственное, этого нельзя было не заметить, у него менялся голос. Вернее – тон, Спокойный, но очень жесткий.

Так прошло три дня. Потом он сказал, что уезжает на время по делам, но по приезде сразу позвонит. И, чтобы загладить свою вину за отсутствие, приглашает меня в ресторан.

– В «Три карты»?

Лена удивленно вскинула брови.

– Да. Так ты его все-таки знаешь?

– Он сказал, на сколько уедет?

– Нет. Но полагал, что ненадолго. Если бы я знала, что потом случится, я бы его не отпустила вовсе… У тебя выпить не осталось?

– Сколько угодно.

– Дай, пожалуйста.

Протягиваю ей фляжку. Вернее, это плоская бутылка, но большая и оплетенная лозой.

Девушка сделала глоток, поперхнулась, замерла, переводя дыхание.

– На следующий день, вечером, в дверь позвонили. Я бросилась открывать, решила – Володя вернулся. Но У порога стоял незнакомый парень. Высокий, красивый, с невероятно огромным букетом роз.

«Здравствуйте, Лена, – сказал он. – Володя попросил передать вам эти цветы».

«Он уже вернулся!»

«Да. Мне поручено отвезти вас», – сказал он церемонно.

«Куда? В ресторан?»

«Нет. Это – сюрприз».

«Можно подождать минут пятнадцать, я оденусь».

«Пожалуйста».

По комнате я летала, как на крыльях. Парень корректно вышел на кухню. Я быстро сполоснулась под душем, оделась, накрасилась. Парень вышел, посмотрел на меня, потом на часы. Прошло и правда минут тридцать пять – сорок.

«Я уже. Ну как?» – Мне было так здорово, что хотелось всем нравиться. И ему тоже.

«Прелестно», – хмыкнул парень, но как-то нехорошо.

«Подумаешь», – решила я. Не хотелось замечать этот его взгляд.

Мы спустились, сели в светлый «жигуленок», – он еще так галантно заднюю дверцу открыл. Поехали.

Приморск я знаю плохо, но все же заметила, что едем мы не к центру, а наоборот, за город.

«Куда мы едем?» – спросила я.

«На кудыкину гору», – ухмыльнулся парень.

Мне почему-то стало тревожно, не по себе.

«Я не хочу», – сказала я.

«Чего ты не хочешь?»

«Не поеду никуда!»

Парень снова гыгыкнул: «А кто тебя спрашивает-то!»

«Останови, или я выпрыгну!»

Он проехал еще метров пятьсот, но медленнее, Словно раздумывая. Потом вдруг свернул к обочине. Я было решила, что он меня здесь высадит. Как же! Я сначала не заметила, что у деревьев стоят два здоровенных бугая. Они быстро подошли к машине, открыли дверцы почти одновременно и сели на заднее сиденье, стиснув меня с двух сторон.

«Ребята, что вам нужно?» – Я чуть не плакала.

«Заткнись, сука! – прикрикнул один, грубо взял меня за шею и притиснул головой к коленкам. – Поехали!» – велел он водителю, и автомобиль помчался, набирая скорость.

"А девчонка-то хорошенькая. – Один из парней провел рукой мне по ягодицам.

Меня так сжали, что я не могла даже пошевелиться. – Только зачем она? Стандарт вроде не тот".

«Ничего, Тесак ее разденет, посмотрим, может – в самый раз».

«А ну заткнитесь оба!» – приказал водитель. Парни затихли.

Я не видела, куда меня везут. И ничего не могла сделать. Только плакала.

Дрон, я выпью еще?

– Давай.

Девушка несколько раз глотнула, передала мне фляжку. Я повторил.

– Слушай, может, закурим? Курить жуть до чего хочется.

Уже рассвело. Часов пять. Огонек зажигалки никто не заметит, ну а дым рассеется по чердаку.

– Давай, только осторожно. – Я дал девушке сигарету и чиркнул кремнем.

Закурил сам.

– Дрон…

– Да?

– Мы здесь прячемся, да?

– Вроде того. Временно.

– Дрон…

– Ну? Да говори же!

– Как ты думаешь… Я даже не знаю… Вот это мое похищение… Его… Не Володя устроил?

– Ларсен?

– Это его фамилия?

– Понятия не имею, как его фамилия. Просто я его так окрестил. По Джеку Лондону.

– А-а. Похоже. Но… Ты не ответил.

– Думаю нет, не он.

– Почему?

– Это, как ты выражаешься – фактура другая. Дальше рассказывать будешь?

– Буду. Дай еще выпить. – Девушка снова приложилась к бутылке, на этот раз надолго.

– Э-э, смотри, не напейся.

– Подумаешь… Зато так не страшно. – Она прикурила новую сигарету от «бычка». – Слушай.

Глава 13

– Ехали мы с полчаса. Куда – не знаю, машина поворачивала то вправо, то влево. Парни молчали.

Наконец машина остановилась. Послышалось легкое жужжание, – я догадалась, что это электромотор, открывающий ворота.

Меня наконец отпустили, я села и увидела, что мы въехали в большой двор с бассейном, подсвеченным снизу, с островками экзотических растений, подстриженные лужайки и особняк из белого камня. Как я потом узнала, за домом был парк с беседками, тренажерный зал, несколько домиков поменьше. Вся территория огорожена высоким глухим забором. И окна в особняке зашторены.

Меня вывели из машины, и вместе с сопровождающими мы прошли в дом. Комната, куда меня привели, была большой и просторной, во весь пол – красивый палас, горел настоящий камин, за низким столиком в креслах сидели двое мужчин и здоровенная мужеподобная баба, крашеная блондинка. На столе стояли всякие вина и закуски. И еще, вдоль стен, мощные лампы на штативах, от них тянулись провода.

Парни вышли.

Я стояла и не знала, что сказать. Казалось, все это происходит не со мной, а если и со мной, то не наяву, а во сне, и этот сон вот-вот кончится.

– Прибыла, красотка, – усмехнулась баба, разглядывая меня с головы до ног.

– Кто вы такие? Зачем… Зачем меня сюда привезли?

– Вопросы, девочка, задавать вредно и неумно, – разлепил губы коротко стриженный крепыш за столом. – И ответ тебе может не понравиться, и лишние знания тебе ни к чему, камнем на душу лягут, а ты с этим камнем ко дну-то и пойдешь…

– У нас тут вопросов не задают, у нас приказы выполняют, – каким-то бабьим голосом добавил другой субъект – худой, с длинными, сальными, словно приклеенными к вытянутому черепу волосами и с лицом землистого цвета. Плечики у него узенькие, и он походил бы на подростка, но глаза и глубокие морщины от носа к губам и на щеках не оставляли сомнения – ему далеко за тридцать, а может, уже и за сорок.

– Вы меня что, похитили? – глупо улыбаясь, спросила я, словно надеясь, что это неумная шутка и сейчас все прояснится. Но в груди было пусто и холодно. И стало очень страшно.

– Ты получаешь второе предупреждение, если не поняла первого. Вопросов здесь не задают. Еще раз ошибешься – будешь наказана, – снова просипилявил «подросток», но было в его голосе что-то совершенно жуткое и необъяснимо омерзительное, словно голой ступней на змею наступила. Мурашки пробежали по всему телу, и ногу едва не свела судорога.

– Может, пора познакомиться с девочкой поближе? – Блондинка не сводила с меня глаз, ноздри ее трепетали. – Доктор? – обратилась она к «подростку».

Тот кивнул.

– Григорий Васильевич? Стриженый крепыш встал из-за стола.

– Начинайте. Только без самодеятельности. Осмотр и все. Ее не трогать.

Пока.

– Вы не останетесь?

– Нет.

– Видеозапись включаем?

– Да.

– Вам прислать Стрелочку?

– Нет. Сегодня эту, новенькую…

– Мы с Доктором назвали ее Лапонькой. У нее такие пухлые губки, такой нежный розовый язычок…

– Заткнись, Марта.

И он вышел.

Марта встала из-за столика. Это была высокая и крупная женщина, полные бедра затянуты в лосины, на ногах – короткие черные сапожки. Еще на ней был пестрый жакет, она его расстегнула, демонстрируя безразмерную грудь. Подошла к двери, приоткрыла:

– Шорох, отправь вчерашнюю новенькую к шефу, а здесь включи аппаратуру.

Вспыхнули «юпитеры», послышалось еле слышное жужжание электромоторов, направляющих на меня объективы видеокамер.

– Марта, может, сразу в кабинет? – прогнусавил Доктор. – Шеф ведь велел без лишней самодеятельности, а ты уже начинаешь…

– Заткнись, Доктор. Я просто хочу девочку подготовить морально. Только и всего.

Доктор хмыкнул и остался в кресле.

А Марта обошла меня кругом, разглядывая и возбуждаясь, поглаживая себе грудь. И тут я разозлилась! Вот блин – попала: гомик и лесбиянка, сладкая парочка!

Стало жарко – от ламп. И страх куда-то ушел. Может быть, потому, что я почти не видела ни гнусавого за столиком, ни Марты – только чувствовала приторно-сладкий запах ее духов. И тут услышала:

– Раздевайся!

– Пошла ты!

– Ого! – Марта закатилась смехом. – Характерная персона… Пригласить мальчиков, чтобы помогли? Или мне тебе помочь? – Она взялась за подол платья и потянула вверх.

Я ударила ее по руке, а другой хотела достать ногтями по лицу – не тут-то было, Марта оказалась опытнее и сильнее. Перехватила руку, завернула за спину.

Я стояла нагнувшись, прикусив от боли губу, Марта – сбоку, не выпуская моей руки. Взяла за волосы, приподняла голову. Объектив камеры смотрел прямо на меня.

– Больно? Слезки на глазах? А ты поплачь… Потом она задрала подол мне на спину.

– Для любви принарядилась… Чулочки, трусики, сорочка прозрачная…

– Марта, ты сука, – услышала я бабий голос Доктора. – .Кончай развлекаться, Григорий Васильевич недоволен будет. Нам же сказали…

– Я ее больше пальцем не трону. Пусть приведут Малышку.

Меня отпустили. Рука ныла, слезы в глазах, а я, щурясь от света, шарила взглядом по комнате – хоть что-нибудь поострее или потяжелее, прибить эту стерву, а там – будь что будет. Заметила на столе вилки и нож… До него – шагов пять, Доктор куда-то вышел… Всадить вилку в горло… У меня даже рука заныла… Посмотрела на Марту – та усмехалась.

В комнату вошла девочка, совсем еще маленькая, лет одиннадцати. Доктор стоял сзади, в белом халате.

– Ну? – только и сказала Марта. Девочка одним движением сбросила платьице и осталась нагишом.

– Хорошая девочка, правда? – Марта обращалась ко мне. – И послушная, в отличие от тебя. А сейчас Доктор будет делать ей больно. Очень больно. И в этом виновата будешь ты.

Девочка смотрела мне прямо в глаза, но меня, наверное, не видела вовсе…

Рот ее приоткрылся, губы дрожали, а в глазах не было ничего, кроме ужаса…

Мне показалось, что кричит котенок…

Я поняла, что это не пустые угрозы, девочка смертельно боится этих двоих, и они выполнят то, что обещают.

– Не нужно, не трогайте ее. Я все сделаю.

– Ну вот и славно.

Я раздевалась и плакала. Вернее – просто слезы катились из глаз, и я не могла их удержать. Действовала механически, как в полусне. Услышала, словно издалека, голос Марты:

– Нет, чулочки оставь, это сексуально… Нагая, я стояла посреди комнаты в свете ламп, под объективами видеокамер, с омерзением ожидая, как эта жирная шлюха подойдет и коснется моего тела.

Но вместо этого лампы стали медленно тускнеть, Марта снова обошла вокруг меня, разглядывая.

– Красивая… Жаль, что трогать тебя не ведено. – И добавила с усмешкой:

– Пока… Малышку мы отправим спать, если ты обещаешь себя хорошо вести. Ну?

– Да, – прошептала я.

– Не-е-т. Ты скажи: «Милая Марта, я буду во всем послушной». Не слышу!

– Марта, я буду послушной.

– Ми-и-лая Марта…

– Милая Марта, я буду послушной.

– …во всем.

– Во всем.

– Умничка. И называть теперь ты меня будешь только так: Милая Марта.

Повтори!

– Милая Марта.

– Нежнее!

– Ми-и-лая Марта…

– Уже лучше. Всю фразу! Ну!

– Милая Марта, я буду послушна во всем. Она подошла совсем близко, от приторного запаха духов меня чуть не стошнило.

– Вот такой ты мне нравишься, детка. – Она провела ладонью по щеке, и судорога гадливости пробежала по телу, я покрылась «гусиной кожей». Марта расценила это по-своему:

– Что, девочка, уже нравится?.. Со мной ты узнаешь, что такое любовь.

Настоящая любовь…

Она повернулась и пошла к выходу, бросив на ходу:

– Займись ею, Док. Малышка – спать. Мы остались вдвоем с Доктором. Он оглядел меня брезгливо-равнодушно и скомандовал:

– Пошли!

– Можно мне одеться?

– Потом.

Мы прошли в настоящий медицинский кабинет. Доктор деловито осмотрел меня, усадив в гинекологическое кресло, спросил, на что я жалуюсь, взял кровь из вены.

Все было так, словно я пришла на обычный прием в консультацию. Только аппаратура здесь побогаче.

– Между прочим, это очень дорогой анализ, комплексный. Он выявит все, даже наличие хронических вялотекущих воспалений.

Он говорил так буднично и с явной гордостью профессионала, что захотелось даже спросить: «Сколько я вам должна?» Я успокоилась и осмелилась задать вопрос:

– Зачем все это? Док пожал плечами.

– Бизнес.

– Порнофильмы?

– Поживешь здесь, узнаешь.

– А вы не боитесь, что меня будут разыскивать?

– Кто?

Действительно, кто? У меня ведь в этом городке знакомых – никого, кроме Володи, да и после всего происшедшего я уже стала сомневаться, был ли он вообще… В Москве меня хватятся не раньше, чем через месяц… А за месяц… Я вспомнила Марту, и тело снова покрылось мурашками.

– Замерзла? – по-своему понял Доктор. Налил две мензурки спирта, протянул мне, достал из холодильника воду.

Я глотнула, запила.

– Можно еще?

– На этот счет указаний не было. – Доктор пожал плечами, налил мне больше полстакана-Сможешь?

Я смогла. Голова сразу поплыла куда-то. И снова почудился плач котенка.

– Котенок плачет, – сказала я. Док посмотрел на меня внимательно, потом вдруг произнес странную фразу:

– А ведь Марта психиатр. Хороший психиатр. Иди спать.

Он нажал кнопку на столе, вошел здоровый парень, я прикрылась руками, потом подумала: а, все равно.

– Проводи девочку.

– А одеться? – Языком я уже вяло ворочала.

– Утром.

Парень повел меня через двор во флигель. У двери стоял еще один.

– Что, новенькая? Для съемок, или как? Парень разглядывал меня, буквально ел глазами, – я вспомнила, что на мне лишь чулки и туфли. С Доком я об этом просто забыла.

– Шеф решит.

В комнате было две кровати, на одной спала девушка. Дверь закрылась, щелкнул замок. За занавеской из полиэтилена оказались душ и унитаз. Меня вырвало. Потом я, наверное, час стояла под душем. И все казалось, что где-то за стеной плачет и плачет котенок, которого мучают…

…Это произошло, когда мне было лет одиннадцать или двенадцать. Подружка у меня заболела, не школьная, а из дворца пионеров, ну я и поехала навестить. Жила она далеко за «Каховской», потом еще на автобусе. Домов там много строилось. Я шла, искала адрес, потом увидела дырку в заборе, решила через стройку – быстрее.

И вдруг услышала – в недостроенном доме буквально кричит котенок. Я нашла лестницу, поднялась на второй этаж, потом на третий. Прошла через пролет по деревянным сходням. И тут увидела двух ребят, подростков. Один прижал котенка к полу, методично бил по голове, приговаривая:

– По ушам гниде, по ушам…

Другой сосредоточенно и усердно приматывал проволокой к кошачьему хвосту тяжелый шкворень.

Я замерла на секунду, потом стремительно бросилась к ним – схватить котенка и убежать. И-со всего маха упала на жесткий цементный пол: третий, стоявший за дверным косяком, подставил мне ногу.

Это был парень лет пятнадцати, долговязый, с тонкими бледными губами и близко посаженными маленькими глазками; косую темную челку, угри на щеках, обгрызенные ногти на узловатых пальцах – все это я рассмотрела потом.

– Ты кто така-а-а-я? – едва разжимая губы, спросил он.

– А вы кто такие?

– Ты сме-е-е-лая, что ли? Козел, кто мы такие?

– Мы мэ-э-эстные, – проблеял один из мальчишек, – мы ти-и-хие… и незлобивые…

– Поняла? Тихие мы! Если нас не злить. Так откуда ты взялась?

– Я услышала, котенок кричит, и подумала… Парни засмеялись разом:

– Геша, она жалостливая…

– И тоже незлобивая…

– Возьмем ее в компанию!..

– Она котяток разводить станет…

– Ребята, – перебила я их, – зачем его мучить, лучше мне отдайте.

– Нет, – ответил Геша. – Мы его утопим.

– Как…

– Очень просто. Шкворень к хвосту привязали и-в пруд.

– Ну, пожалуйста, не надо!

– Надо. Он – бродячий. Значит, заразный. У него, наверное, лишай. Так что мы делаем благородное дело: спасаем население от заразы.

– Никакой он не больной. Вы же сами берете его руками.

– Мы рискуем.

– Отдайте его мне, и он не будет бродячим. Я возьму его домой.

– Ты живешь недалеко?

– Далеко. Это я к подруге приехала. Отдадите?

– Нет.

– Почему?

– Потому что утопим. Я так решил.

– Ну давайте я у вас его куплю!

– И много у тебя денег?

– Почти девятнадцать рублей.

– С собой?

– Нет, дома. Но я привезу!

– Дома, говоришь. – Геша посмотрел на меня долгим взглядом. – Пожалуй, я отдам тебе котенка. Просто так…

– Правда?!

– …Если ты разденешься сейчас.

– Прямо при вас?

– Да.

Я почувствовала, что краснею.

– Но ведь стыдно…

– Ах, стыдно? – усмехнулся Геша и подошел к котенку. Тот сидел на полу, привязанный за хвост к тяжелому шкворню, время от времени вставал, тыкался в стороны и жалобно мяукал. Парень ударом ботинка опрокинул котенка на спину и наступил на живот. Котенок закричал – жалобно, пронзительно.