Текст книги "Охота на медведя"

Автор книги: Петр Катериничев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 12

Оказавшись перед воротами небольшого особняка, Олег некоторое время помедлил, примерился и – разом перемахнул чугунную ограду и направился к дому.

В тот же момент вспыхнули галогенные лампы, заливая пространство неживым люминесцентным светом.

Когда Олег подошел к двери, у порога уже стоял высокий и широкоплечий мужчина и улыбался визитеру.

– Медведь-то ты медведь, а скачешь, как леопард.

Они пожали руки и прошли в дом.

– Леша, это и есть старая дачка? – спросил Олег.

– А то.

– Что в гараже?

– «Мерседес».

– Служебный?

– Свой.

– Растут люди. А ты раздобрел, Леший.

– Скорее раздался. Зато ты тощ, как дворовый кот.

– Порода такая. Ем мало, сплю еще меньше. Это в мою честь иллюминация?

– Сработали сенсорные датчики. Ты зачем через забор прыгал?

– Усомнился. Место вроде то, береза – тоже. А домик – другой. Решил убедиться.

– Убедился?

– Да.

Они прошли на второй этаж, устроились на просторном балконе. Стол был уже накрыт: коньяк, водка, холодные закуски.

– Когда тебя нет – охрана? – спросил Гринев.

– Нет.

– Значит, не пристрелили бы.

– Привычки детские забывать пора.

– Думаешь?

– Обидно словить пулю в Подмосковье в мирное время.

– А оно мирное?

– Брось, Олег. Ты же финансист, а не философ.

– Финансы без философии не финансы, а просто деньги.

– Сильно сказано. Но глупо. Всем милее то, что в кошельке. Тебе нет?

– Смысл ищу.

– Жизни?

– Не меньше.

– Не поздно?

– Это – как умирать или жениться: никогда не поздно.

– Лучше второе.

– Кто бы спорил.

– Ну что? За встречу? Они разлили, выпили.

– Что не похвастался, Леший? – спросил Гринев, поведя рукой.

– Я скромный.

– Воздух здесь – хоть пей.

– Да. Когда-то это было глушью, а теперь... Дорогу подвели, был бы на машине, заметил. Ты по делу?

– Нет. Просто.

– Я, вообще-то, так и решил. А потом подумал – мало ли... Все-таки давно не виделись.

– Очень давно. Ты поднялся.

– Одни люди падают, другие поднимаются. По второй? Они выпили. Повспоминали общих знакомых. Выпили по третьей. Поболтали о политике. Снова налили... И снова...

– Как-то странно себя чувствую, – признался Лешаков.

– С чего? Хороший дом, теплая ночь.

– Отвык общаться просто так. Совсем отвык. Умом понимаю: мы же знаем друг друга сто лет, и вообще... Пью и – не пьянею. Сверлом мысль: «Что ему от меня нужно?»

– Мне? Я же сказал: ничего.

– Я не о тебе, Олег. Я о привычке. И о времени. Оно меняет нас. И когда-нибудь изменит совсем. Общество свободных индивидуумов. Наверное, ты прав.

– В чем?

– В войне. Как сформулировал некогда Томас Гоббс: «Война всех против всех». А свобода – не что иное, как свобода подмять остальных.

– Может быть.

– Война... Она всегда за выживание. Если покатишься вниз, можешь не остановиться.

– Кто знает, Леший, где верх, где низ? Может, в этом и есть вся прелесть?

– В падении?

– Я же медведь. Работаю на падение для будущего подъема. Да и, как сформулировала одна милая девушка... по ощущениям полет от падения неотличим.

Лешаков посмотрел на Олега пристально и очень внимательно.

– Я не пьян, – улыбнулся тот. – Но и не трезв.

– Вид у тебя шальной. Словно ты собираешься прыгнуть с вышки в бассейн без воды.

– Почти что.

– А воду нальют, когда научишься прыгать?

– Надеюсь, раньше. – Олег помолчал, произнес раздумчиво:

– Иногда это приходится делать. Прыгать или...

– Или?

– Имитировать прыжок.

Лешаков погрустнел:

– Вот это и плохо.

– Что именно?

– Мы не виделись черт-те сколько времени... Сидим, умничаем, а каждый думает о своем. И ладно бы дети, жена, семья. Нет. Бизнес.

Олег встал, прошелся по балкону-террасе, вдохнул настоянный сосновый аромат:

– Почти рай.

– Мне тоже нравится. Вот только... Мы сидим здесь, видим кусочек леса и – друг друга... И приходит мысль такая, что дух захватывает... А есть ли остальной мир? Или он – мираж?

– Ты в поселке давно не был, Леша?

– С детства.

– Жаль.

– Почему?

– Завод там был.

– Сейчас разве нет?

– Пустые цеха. Ребра ангаров. Свалка. Лешаков пожал плечами.

– Сейчас невыгодно производить. Сейчас выгодно торговать. Никому нет дела до цеховых развалин.

– Тебе тоже?

– Мне тоже.

– Плохо.

– Чтобы эту рухлядь поднять, нужно вложить... даже не знаю сколько. Пусть экономисты считают.

– Продавать проще?

– Проще.

– Понятно. Товары и услуги. Ты, кажется, на инженера учился?

– Мы все учились понемногу... Ты же знаешь, Медведь, у меня охранное предприятие. Фирма.

– Которая веников не вяжет... А кого вяжет?

– Кого нужно, того и повяжем.

– Погоди, ты же был связист...

– Я и теперь он. Связи... куда без них? Что ты засмурнел, Медведь? Не Россию продаю. Ее без меня продали.

– Понятно. Услуги и... что еще?

– Олег, этот разговор «о птичках»... – Я не о птичках. Я о заводе. О людях. Об их детях.

– Ты все-таки пьян.

– Чуть-чуть.

– Я их на завод палкой не гнал.

– Просто им не повезло?

– Можно и так сказать.

– Нам с тобой повезло больше. Москва, родители по советским временам зажиточные и значимые...

– Да? А армия?

– Не знаю, как ты, а я дурак был. Хотел стать настоящим мужчиной.

– А я провалил первый экзамен. Вчистую. Я тебе рассказывал.

– Помню. Любовь. Безответная.

– Любовь всегда безответная, Гринев. Мы любим не женщину, а свое представление о ней. А с годами понимаешь... От баб – одни потери. После Эвелины ты, надеюсь, это осознал.

– Не вполне.

– Значит, все впереди, Медведь. Хотя мальчишкой ты давно не выглядишь.

– Всякому овощу – свое время.

– Если дадут созреть. Нет, ты не сбивай меня, Медведь. Вот ты говорил: родители, влияние... Как ты попал в Туркестан?

– Нарушал дисциплину. Характер такой.

– А я не нарушал. Но тоже попал. Разнарядка. План. Когда предки узнали – начали рвать и метать. А также звонить и перезванивать. Но – поздно. Я был уже далеко.

– И к чему ты это? «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз...» Система.

– Ты помнишь, что было потом?

– Подрались в части с туземцами.

– Это не драка была, Медведь. Быть московским пацаном и тогда и теперь... Нас очень не любят везде, Медведь.

– Были бы вместо нас рязанские или калужские – им бы тоже досталось. А вообще... Нам тогда просто повезло.

– Ты это называешь «повезло»?

– Да. Мы же отбились.

– А военная прокуратура, дело, угроза дисбата – это что? Тоже «повезло»?

– Конечно повезло. Мы же в него не попали.

– Зато попали в Афган. Под занавес.

– Очень повезло.

– Да?

– Мы – живы.

– Живы. – Леша задумался, вспоминая. Повторил:

– Живы.

Разлил. Они выпили молча.

– Вообще-то, жаль, что давно не виделись, – сказал Лешаков. – Очень жаль.

Может, все как-нибудь и по-другому вышло...

– Что – все?

– Не знаю. Жизнь.

– Это – вряд ли.

– И все же вид у тебя совсем шалый. Ты что-то задумал?

– Не я один. – Олег помолчал, произнес медленно:

– Таких поселков и городков, как этот, в России тысячи. По большому счету ты прав: здесь Москва рядом, люди худо-бедно, но устроились. Я хочу, чтобы люди жили достойно. Везде.

– Зачем тебе это?

– Хочу быть богатым.

– «Жить достойно». Звучит как лозунг. Уж если я чего и понял, так только то, что жить богато или счастливо заставить нельзя.

– Со счастьем – это кому как повезет.

– Но нам-то повезет?

– Нам повезет. Потому что мы этого хотим.

– Ладно, Олег. Давай по крайней накатим и – спать. Подъем завтра ранний.

Ляжешь в большой комнате, на кушетке.

Леший разлил:

– За что пьем? За падение?

– За полет.

Через пятнадцать минут Олег уже крепко спал. Ему снилось небо.

Глава 13

В конторе Олег появился к девяти: в безукоризненном костюме, белоснежной сорочке и при галстуке. Борис Михайлович Чернов сидел за своим столом и был сонно-невозмутим. Добавь его лицу умиротворение – вылитый бы Будда.

– Ты сегодня сияешь, – мельком глянув на Олега, произнес он. – Готов?

– Как юный пионер.

– Кратко. Наш клиент – Никита Николаевич Борзов. Жесток, жесток, думает быстро, решает еще быстрее, эмоционален. Так что – прояви таланты, Медвежонок.

Ты сам-то уверен в успехе?

– Да. Он разбирается в бирже?

– Он разбирается в людях. – На губах Бориса Михайловича мелькнуло подобие улыбки. – По крайней мере, он так думает. У него хороший советник – Савин Валентин Сергеевич.

– Я о нем слышал.

– Не говори: «самое хорошее».

– Он был удачлив на бирже.

– В нашем деле одной удачи мало.

– Но лучше, когда она есть.

– Соберись, Гринев. Сейчас ты должен сделать так, чтобы клиент просто летал! Ведь мы будем продавать ему воздух.

В комнате для переговоров расположились вчетвером: Никита Николаевич Борзов, моложавый человек с умным, упрямым взглядом серых глаз, его помощник, Валентин Сергеевич Савин, Чернов и Гринев.

Гринев был скор, обаятелен, вдохновенен. Он жестикулировал, постоянно обращался к графикам, снова говорил – страстно и увлеченно. Валентин Сергеевич время от времени кивал и говорил несколько слов, размеренно поясняя патрону отдельные пассажи слишком эмоционального Гринева.

Борис Михайлович выбрал глубокое гостевое кресло и застыл недвижно, как обряженный монумент, лишь время от времени кивая – то ли поддерживая так беседу, то ли просто в такт своим собственным мыслям. Он казался лицом вовсе незаинтересованным, а его спокойствие словно возносило его над сделкой и тем – рождало уверенность в ее непременном успехе. Закончил Гринев просто:

– У меня все.

В комнате повисла пауза. Она продолжалась минуту-другую, пока напольные часы в углу не заскрежетали и не пробили получас. Борзов заговорил спокойно:

– Мне нравится ваш проект, Олег Федорович. Он изящен, эффектен и малую толику безумен. А потому имеет шанс на успех. Но... рисковать такими деньгами только под вексельное поручительство конторы...

– Вы же понимаете, Никита Николаевич, любая перестраховочная компания потребует такие проценты, что...

– Я понимаю.

– К тому же это будет утечка. А в свете предстоящей игры...

– Возможной игры, господин Гринев. Пока только – возможной.

– Я готов подписать личное поручительство. Аваль.

Гринев пододвинул к себе вексель, расписался, передал Борзову. Савин подхватил его, словно падающий кленовый лист, на лету и упрятал в папку.

Наклонился к уху патрона и что-то горячо зашептал.

Борзов посмотрел в глаза Гриневу, произнес, приподняв уголки рта в оскале, весьма отдаленно напоминающем улыбку:

– У вас светлая голова, Олег Федорович. Будем считать ее надежной гарантией вложенного капитала.

Вынул из внутреннего кармана коллекционный «Паркер», подвинул к себе бумаги из папки, услужливо раскрытой Савиным, поставил размашистый росчерк.

– Деньги переведут сегодня на указанный вами счет. С чего думаете начать, Олег Федорович?

– Слухи.

– Ну что ж, разумно: слухи вещь куда более упорная, чем факты.

Утром следующего дня Гринев чувствовал себя как именинник. Приглашенный Том на мгновение округлил глаза под толстыми линзами очков: галстук от Версаче совершенно не соответствовал деловому костюму Гринева, точно так же, как не соответствовал весь его вид – вид разудалой бесшабашности.

– Мы сегодня делаем что-то особенное... босс?

– Вот именно, Томас. Смотри сюда. – Гринев подвинул клерку несколько листков. – Биржа откроется ровно через пять минут, и ты начинаешь ме-е-едленно и аккуратно скупать акции вот этих предприятий. Сначала тех, что подчеркнуты красным, потом – желтенькие, потом – синенькие.

– А зеленые? – Том сделал пальцами характерное движение, словно перетирая новенькую купюру.

– Зеленые мы с тобой получим потом.

– В каких объемах скупаем?

– В предлагаемых. Но! – Гринев поднял вверх указательный палец.

– Помню. Оч-чень медленно и оч-чень аккуратно.

– Очень-очень-очень аккуратно.

– А все-таки, Олег, какими средствами мы...

– На счетах конторы сейчас где-то семь лимонов зелени. Вот и работай пока этим.

– Пока?

– Да. Можешь слить деньги до копечки. До центика. Но чтобы через неделю, максимум полторы, мы имели весомые пакеты всей этой лабуды.

Том вытянулся шутливо:

– Яволь, герр оберет.

– Действуй.

Олег подошел к окну, напевая: «Бывает все на свете хорошо, в чем дело, сразу не поймешь...» Подошел к шкафу, сбросил официальный пиджак, надел другой, стильный и несколько вычурный, скорее подходящий человеку искусства, чем финансисту, открыл стол, вынул доллары, загодя разделенные на тонкие пачки, уложил каждую в конверт плотной бумаги и спрятал толстую стопу конвертов во внутренний карман.

Гринев вышел из конторы, легкомысленно болтая портфелем, словно прогуливающий второклассник.

– Далеко едем? – спросил несколько озадаченный водитель.

– Общаться с прессой.

– Не мое дело, Федорович, но только к прессе хорошо бы... посолиднее.

– Господа писаки народ творческий, но денежки любят. Я похож на финансиста?

– Да сейчас... не очень.

– Что и требовалось. А статьи заказывать надо. С человека денег наши неподкупные три шкуры снимут и уверят, что сделали ему одолжение. А с игрока что взять? Да еще выряженного этаким Буратино? Только то, что предложит. И то – сразу, потому что потом денег у него не будет. Силен я в психологии?

– Время покажет.

Автомобиль припарковался в центре Москвы, у здания издательского холдинга.

Олег выудил из кармана закатанную в пластик карточку солидного издания, закрепил на лацкане и прошел мимо охраны к лифтам.

Кабинет был завален пачками бумаг. В кабинете располагалось три стола, но на месте оказалась только одна дама лет сорока с больши-и-им хвостиком.

– Елена Станиславовна, как славно, что вы меня дождались, – обратился к ней Гринев.

Елена Станиславовна беспокойно погасила сигарету в пепельнице, подняла на Олега строгий взгляд:

– Что у вас?

– Обещанная сенсация. Вот бумаги по пятнадцати предприятиям. Их реальные балансовые отчеты. Кое-кто хочет их обанкротить...

– ...И прибрать к рукам?

– Гораздо хуже. Похоже, предприятия вообще собираются закрывать и демонтировать. Этот проект обсуждается в кулуарах, – Олег поднял взгляд к небесам, – пока очень глухо, но есть все основания полагать, что слухи не пустые.

Елена Станиславовна бегло просмотрела документы, нахмурилась, взглянула на Гринева, словно завуч на проштрафившегося ученика:

– А как же рабочие? Там же целые города!

Олег развел руками.

– Я с этим разберусь. Теперешнее правительство совершенно одиозно и потеряло всякое чувство меры, – поставила диагноз Елена Станиславовна.

– Когда можно ожидать статью?

– Ну... Это зависит... Олег вынул из внутреннего кармана пухлый пакет и положил на край стола.

– Вот тут дополнительные материалы, они помогут работать быстрее.

– Возможно... – Суровая Елена Станиславовна на конверт не взглянула и даже, похоже, не заметила его – задумчиво переложила бумаги на столе и прикрыла пакет какой-то потрепанной папкой. – Возможно, через три-четыре недели.

– Нужно через неделю. Через две поступят новые материалы, куда более сенсационные.

– Я не гонюсь за дешевой сенсационностью. Мы должны информировать общественность о положении дел профессионально и оперативно.

– Истинная правда.

Олег откланялся и вышел.

Курилка на лестнице в редакции рангом пожиже. Рядом с Гриневым стояла дерганая дама лет двадцати восьми в боевой раскраске и расцветке. Она успевала курить, кокетничать, поправлять локон, теребить папку...

– Светка, я набросал основные тезисы... А ты уж грохни остро, резво, как ты умеешь.

– Олежек, для тебя – хоть луну с неба. Мы поужинаем сегодня?

– Лучше в конце недели.

– В конце недели я занята.

– А сейчас у меня дел невпроворот. – Гринев передал ей пакет.

– Гонорар? – приподняла брови девушка.

– Пока шо задаток! – сказал Гринев, имитируя Папанова из «Бриллиантовой руки». – Я побежал, рыбка. Дел – выше крыши.

Девушка открыла пакет, перебрала купюры. Лицо ее порозовело от удовольствия.

За день Олег успел встретиться с долговязым длинноволосым пижоном, стареющей чопорной дамой, лысеющим маленьким мужичонкой с бегающими глазками в заношенном гэдээровском еще костюме, с худым серьезным очкариком и не в меру располневшим молодым субъектом, от которого разило дорогим одеколоном и шотландским виски. Каждый получил папочку и конверт, весомость и содержание которого полностью отражало как внешний вид авторов, так и весомость изданий, какие они представляли.

Был уже конец недели, а Гринев словно летал. Он был не просто энергичен – скорее взвинчен. Том, напротив, выглядел замотанным и поникшим.

– «Хлопоты бубновые, пиковый интерес»... – напел Олег, спросил:

– Что такой кислый, Том?

– Так. Просто устал. Я покупал всю неделю. На счету конторы осталось... тысяч пятнадцать.

– Кто-то на покупки отреагировал?

– Я был аккуратен. Да и рынок эти бумажки не интересуют.

– Оч-ч-ень хорошо. А ну-ка посмотрим... – Олег застыл перед монитором компьютера. – Ты молодец, Том. Это даже лучше, чем я предполагал.

Том вяло кивнул.

Гринев подал ему листок:

– С понедельника начинай сбрасывать. По этому списку. Крупными пакетами.

Держи динамику сброса, ну ты знаешь.

– Послушай, Олег... Я не понимаю.

– Потом. Все – потом.

* * *

– Наш Медведь ввязался. И подвязал контору. Намертво.

– Это я уже знаю.

– Нам нужно, чтобы увяз всеми четырьмя лапами?

– Нам нужно, чтобы увязли все. Все! Вот тогда и будем банковать.

– Экономика перестанет быть экономной...

– Экономика на какое-то время перестанет существовать вообще. Да и...

Никакая экономика не принесет и процента тех прибылей, какие приносит политика.

Глава 14

Гринев просматривал газеты. Улыбался. Отдельные заголовки были хороши особенно: «Российские предприятия сданы в металлолом. Вместе с людьми», «Правительство готово списать нерентабельные предприятия?», «Заборы вокруг заводов нужны только затем, чтобы скрыть пустоту». Снимки были под стать: похоже, фотографы под заказ выискивали самые непрезентабельные пейзажи: все это действительно производило впечатление заброшенной свалки.

Зазвонил телефон. Олег поднял трубку:

– Да. Нет. Этого я не знаю. И никто не знает. Правильно мыслишь. Ты же знаешь мои источники информации. Я сбрасываю? Просто избавляюсь от балласта.

Сам думай.

Телефон зазвонил снова:

– И много у тебя? У-у-у... Сбрасывай все! Да какая там игра: через неделю ты за это не получишь и ломаную копейку! Да не за что, Славик, один хлебушек кушаем.

...Середина дня. Уютный частный ресторан. Молодой человек говорил вполголоса, доверительно, наклонившись к Олегу:

– Ты за день сбросил акций на три лимона зелени. Решил в два конца, по полной программе?

– Не будет двух концов, Гера. – Олег выглядел сильно захмелевшим и оттого откровенным. – Сливать этот мусор нужно. Завтра еще успеем, послезавтра будет поздно.

В лице Геры застыло недоверие. – А когда внизу подхватывать будешь?

– Никогда. Песня отпета. Я лоханулся, как дурак. Теперь хоть какие-то деньги из этих памперсов отжать. На «голубых фишках» верну.

– Ты же покупал всю прошлую неделю...

– Бес попутал. – Олег вздыхает сокрушенно. – Карташов, помнишь его? Он забыковал втемную, ну я и купился.

– Значит – сбрасывать?

Олег поднял на собеседника взгляд, прикусил губу, словно опомнившись:

– Или – покупай. Сейчас купить можно дешево.

– Слушай, я побегу.

Олег пьяно кивнул, налил очередную рюмку. Молодой человек скрылся в дверях. Олег поглядел ему вслед. Взгляд у него был лукавый и абсолютно трезвый.

Вечер. Гринев сидел в кресле откинувшись и улыбался, словно сытый кот, щурясь на экран монитора.

– Олег, я зайду?

– Валяй, Том.

Лицо у Тома было растерянное.

– Акции пошли вниз. И не только те, что из списка. Все, – произнес он упавшим голосом.

– О чем и мечталось. Твой прогноз?

– Сегодня начали сбрасывать конторы. Если мы не подхватим, завтра начнут сбрасывать мелкие держатели и процесс станет лавинным. Неуправляемым.

– Том, да ты стал просто поэтом.

– Олег, извини, но... что мы делаем?

– Кидаем рынок.

– Разорятся десятки предприятий. Сотни.

– Еще не вечер, Том. Через два-три дня картина битвы будет ясна.

– Она и теперь.,. Акции российских предприятий не будут стоить ни полушки.

И мы... мы не сможем их толкануть вверх.

– У нас есть резерв «верховного главнокомандования».

– Да? – На лице Тома не отразилось никакого воодушевления. – Для того чтобы поднять рынок, нужно будет, – Том возвел глаза, – два-три миллиарда долларов. Это по минимуму.

– Разве страна оскудела деньгами, Том?

– Такие акции ни для кого не товар.

– Но и не воздух. Заводы стоят миллиарды долларов. Ты это знаешь. Я это знаю. Это знают те, кто обладает реальными деньгами. Но – ты прав. Они не выглядят как товар. Мы сделаем их товаром.

– Будем формировать спрос?

– Ажиотажный спрос, Том.

– Серьезные финансисты станут выжидать.

– Нет, Том! Кто не успел, тот опоздал! Это ты в Англии рос, а все наши будущие инвесторы – советские люди!

– Все равно, Олег... Использовать конъюнктуру возможного рынка в реальных комбинациях – это иллюзия.

– Финансисты рынок не используют. Они его создают.

* * *

...Фондовая биржа была похожа на муравейник, в который закинули горящую головешку. Молодые люди сновали взад-вперед, лица у одних были озабоченные, у других – отчаявшиеся. У экранов мониторов с лихорадочным блеском в глазах застыли молодые люди: отблески цифр словно завораживали их, а мелодичные звонки импортных телефонных аппаратов звучали странной нездешней музыкой – словно звуки дудочки гамельнского чародея-крысолова, уводящего зачарованных детей в глубины земли, в бездну...

* * *

...Кабинет высокого правительственного чиновника. Он стоя что-то отвечал по телефону, скомканным платком промакивая беспрестанно потеющий лоб. Положил трубку аккуратно, словно боясь оскорбить стуком абонента на том конце провода.

Телефон стоял на отдельном столике. На нем не было никаких наборных панелей.

Только герб России. Чиновник только опустился было в кресло, как запиликали сразу несколько аппаратов на приставной тумбе. Глаза его были полны безумного беспокойства за собственную покойную будущность...

* * *

...Поздний вечер. Чернов с собеседником сидел в отдельном кабинете частного ресторана.

– Борис Михайлович, я никогда не был паникером...

– Я это знаю, Марк Моисеевич.

– Поэтому расцени мои слова правильно. Рынок... умер. И убил его – ты.

– Я?

– Ну твой Медведь, какая разница?! Все знают тебя. Здесь нужна была ювелирная работа, а он – грохнул. Знаешь, что будет дальше?

– Догадываюсь.

– Головы полетят по полной программе. Твоя – первая. Прокуратура, безопасность, кредиторы... Твоя компания – банкрот... И все наши тебя списали: ты же кинул всех на такие деньги, что подумать жутко... – Марк закрыл глаза, произнес тихо:

– Я рискую, встречаясь с тобой.

– Марк...

– Погоди, Борис. Помнишь, когда несколько лет назад коллективно решили меня подставить... Вступился ты один. Почему, Борис?

– Не люблю, когда людей бьют, особенно шоблой.

– Именно это сейчас собираются проделать с тобой. – Марк вздохнул. – Тебе нужно сваливать, Борис. С концами.

– Считаешь, это единственный выход?

– Это единственный разумный выход.

– Спасибо, Марк. Я подумаю.

* * *

Человек сидит за столом. Кивает, слушая собеседника, но оттого – еще больше напоминает манекен.

– Похоже, обвал рынка приобрел неуправляемый характер. Стал лавинным. Все держатели избавляются от акций.

– Похоже или приобрел?

– Приобрел. Остановить падение может разве что Господь Бог.

– С этим игроком мы не играем. Я хочу знать о реальных опасностях.

– Забеспокоились владельцы промышленных гигантов Урала, Сибири, средней полосы.

– Им что за дело?

– Дрогнули и их курсы: мелкие заказы они размещали по всей России на тех предприятиях, что сейчас сыплются. Да и общая конъюнктура такова.

– Они могут вступить в игру?

– На повышение? Нет. Для серьезного подъема нужно... пять-шесть миллиардов свободных денег.

– У них наберется и поболее.

– Но не в России и не сейчас. Да и... эти господа не привыкли рисковать своими деньгами.

– Когда процесс дойдет до нижней точки?

– Этого наверняка теперь не скажет никто.

– Мы сможем законсервировать кризис?

– Да. Если не будет существенных финансовых вливаний, ситуация замрет.

Останется добавить горсточку пепла: присыпать прах нашего уважаемого...

– А вот этого имени не стоит произносить нигде. И ни при каких обстоятельствах, – шелестяще сказал мужчина за столом.

Человек напротив помялся, поднял взгляд на босса:

– Что теперь будем делать с нашим Медвежонком? Ему пора покидать грешную землю: нельзя быть настолько не от мира сего.

– Рано. Безвременная смерть финансиста хороша лишь тогда, когда имеет воспитательное значение. Для оставшихся в живых. Пусть сначала спалит всю сумму.

– Он не финансист. Он игрок.

– Не важно. А важно, что такова любая смерть. – Мужчина развел губы в оскале, означающем улыбку:

– Оттого и люблю античные трагедии. Тогда люди помнили о смерти и знали толк в жизни.

– И смысл?

– А вот смысл этой жизни каждый выдумывает себе сам.