Текст книги "«Ледокол» для Наполеона (Лживый миф о «превентивной войне»)"

Автор книги: Петр Мультатули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Итак, не возникает никаких сомнений, что нападение России на Французскую империю было невозможно ни в 1811, ни в 1812 г. Однако непосредственно перед началом войны со стороны императора Александра был предпринят ряд действий, которые можно было бы истолковать как подготовку превентивного удара. Весной 1812 г. царь неоднократно предупреждал Наполеона, что если его войска перейдут через Одер и двинутся к Кёнигсбергу, он даст приказ своей армии вступить в Восточную Пруссию. По воспоминаниям генерала А. П. Ермолова, весной 1812 г. «со стороны нашей, казалось, все приготовления были к наступательной войне: войска приближены к самым границам, магазины (т. е. склады с продовольствием. – Прим. авт.) весьма важные, заложены в Белостокской области и Гродненской губернии, почти на крайней черте пределов наших»[128]128
  Записки Алексея Петровича Ермолова о войне 1812 года. С. 8.


[Закрыть]. 14 апреля Александр I выехал в Вильно, чтобы «на месте определить планы действий». Но ещё до отъезда царь узнал, что австрийский император Франц, испытывая сильнейший нажим «доброго и любящего зятя» Наполеона, был вынужден согласиться послать в русский поход корпус в 30 тыс. человек. Александр I объяснил Барклаю, что австрийский фактор делает переход прусской границы невозможным, тем более что «Наполеон обещал не занимать Мемеля и Кёнигсберга». Всё это очень не похоже на государя, прекрасно знавшего двуличную натуру Бонапарта. Но удивляет другое: после решения царя не переходить границы ни один «магазин» не был отправлен в тыл, а 27 апреля 1812 г. посол в Париже вручил Наполеону ультимативное требование отвести войска из Пруссии или хотя бы гарантировать такой отвод в ближайшем будущем. В ответ Наполеон после гневной тирады дал понять, что подобное соглашение в принципе не исключено, а потом стал тщательно избегать любых контактов с русским послом. О. Соколов совершенно правильно объяснил причину подобного поведения: «Он боялся отказать, так как не хотел, чтобы русские войска перешли в наступление и сорвали тем самым его тщательную подготовку к кампании»[129]129
  Соколов О. Битва двух империй. С. 661.


[Закрыть]. Но именно этого и хотел Александр I! Вся его «подготовка» к войне была ничем иным, как большой политической игрой, призванной дезинформировать Наполеона и заставить его начать наступление. Эта игра полностью удалась.

Понимая, что победить огромные полчища в генеральном сражении невозможно, что любой его исход, даже успешный, будет гибельным для русской армии, император Александр выбрал единственно верную тактику – начал заманивать неприятеля, отступая в глубь России.

Ярчайшим примером этой тактики служит знаменитый Дрисский лагерь, который являлся частью стратегического плана генерала К.-Л. Пфуля (или Фуля). Сколько раз советская историография высмеивала «глупого пруссака» и «бездарного» императора, которые чуть не погубили армию, собрав её в одном лагере! Вдоволь поиздевался над русским командованием и О. Соколов, заявивший, что «так называемый „план Фуля“ был не последовательным проектом оборонительной войны, а просто-напросто бессвязным набором схоластических размышлений. Эти „планы“ не получили никакого официального одобрения, но при этом русские войска расположились вдоль западных границ империи в соответствии с идеями немецкого прожектёра!»[130]130
  Соколов О. Битва двух империй. С. 716–717.


[Закрыть] 200 лет назад Александр стремился, чтобы Наполеон думал так же, как и г-н Соколов сегодня. На самом деле Дрисский лагерь был искусно расставленной царём ловушкой для Бонапарта и его армии. Лагерь играл роль современных надувных танков. Главное было заставить Наполеона поверить, что русские войска соединятся и будут обороняться именно под Дриссой. По этому поводу П. Грюнберг пишет: «Эта видимость создавала желаемую иллюзорную перспективу для Наполеона: не надо поодиночке давить русские корпуса в приграничной зоне. Пусть сконцентрируются в нелепом лагере, построенном по плану академического чудака. Впереди их окружение в этом лагере и разгром, победа выше Ульма и Аустерлица. Убеждённость в том, что противники способны только повторять одни и те же ошибки из кампании в кампанию и совершать новые, подвела французский главный штаб и излишне самоуверенного полководца. Работа по дезинформации противника русскими проделана была огромная»[131]131
  Грюнберг П. Н. Указ. соч. С. 210.


[Закрыть].

При приближении противника к Дриссе лагерь был немедленно оставлен, что стало для Наполеона полной неожиданностью: русские ушли в неизвестном направлении. Война приобретала для захватчиков зловещий характер. Стало ясно, что Александр I переиграл Наполеона, введя его в заблуждение. Самое смешное, что О. Соколов даже это ставит в вину русскому царю! «Если бы в русской армии был твёрдо принят ясный и последовательный план отступления, для подготовки которого проводились бы столь же ясные и последовательные мероприятия, это не могло бы скрыться от Наполеона». Наверное, по О. Соколову, самый лучший план, который могло бы придумать русское командование – это попросту сдаться «гениальному полководцу», как это «благоразумно» сделали Австрия и Пруссия. Слава Богу, 200 лет назад наш царь и наш народ думали совершенно иначе.

Планы Наполеона

Казалось бы, планы Наполеона в отношении России давно известны: разгромить русскую армию, захватить Москву и Петербург, принудить царя к миру, отчленить от России обширные территории и, как говорилось в Прокламации французского императора к Великой армии, положить «конец пятидесятилетнему кичливому влиянию России на дела Европы»[132]132
  Correspondance de Napoléon Ier… Paris, 1867. T. 22. P. 23, 529.


[Закрыть].

Однако О. Соколов считает вышеназванные планы позднейшими выдумками. Декларируя, что Россия готовила нападение на французскую империю, он должен объяснить и ответный план Наполеона, т. е. объяснить почему «обороняющийся» французский император оказался не у стен Парижа, а у стен Москвы. План Наполеона он раскрывает в следующем пассаже: «После разгрома главных сил русской армии занять территорию бывшей Речи Посполитой и в случае, если Александр проявит упорство и не пожелает заключить мир, дожидаться, пока он не будет вынужден пойти на мировую. Наполеон не собирался двигаться в исконно русские земли, а уж тем более идти на Москву»[133]133
  Соколов О. Битва двух империй. С. 530.


[Закрыть]. На чём основывается этот вывод О. Соколова? На мемуарах Меттерниха, которому Наполеон незадолго до войны с Россией сказал: «Я начну кампанию переходом через Неман, а завершу в Смоленске и в Минске. Именно там я остановлюсь. Я укреплю эти города и займу Вильно, где будет находиться генеральная квартира будущей зимой. Я займусь организацией Литвы, которая жаждет освободиться от гнёта России, увидим, кому из нас надоест первому: мне, армия которого будет жить за счёт России, или Александру, который будет кормить мою армию за счёт моей страны»[134]134
  Цит. по: Соколов О. Битва двух империй. С. 530.


[Закрыть].

Странно, почему О. Соколов по своему обыкновению не списал эти мемуары Меттерниха за счёт вставки «задним числом»? Но это, впрочем, не столь важно. Итак, получается, что Наполеон напряг силы всей Европы, собрал огромную армию, понёс колоссальные финансовые затраты только для того, чтобы воссоздать Речь Посполитую? Сидеть в бездействии в захолустном Минске или Витебске, ждать непонятно какого решения Александра и тешить себя тем, что он восстановил Польшу? Кем бы Наполеон ни был, но никак не безумцем. Генерал А. Ланжерон вспоминал, что при захвате вражеских пленных зимой 1812 г. «нам попались актрисы из труппы Французской комедии, которая играла в Москве и состояла при главной квартире Наполеона, и итальянские певцы из хора Мюрата. Толпа французских артистов и ремесленников шла за армией и возвращалась с нею. Там были корпорации слесарей, каменщиков, бриллиантщиков, каретников, часовщиков»[135]135
  Из записок графа Ланжерона // Русский архив. 1895. Кн. 3, вып. 10. С. 157.


[Закрыть]. Наполеон собирался всем этим развлекать в Минске вздорную польскую шляхту!?

Господину Соколову не приходит в голову, что его кумир ради достижения поставленной им цели лгал самым беззастенчивым образом, умело пряча свои истинные намерения за всякого рода декларациями. Де Сегюр утверждал, что Наполеон, «имея в виду грандиозную цель, никогда не составлял определённого плана и предпочитал руководствоваться обстоятельствами, так как это более отвечало быстроте его гения»[136]136
  Граф де-Сегюр. Указ. соч. С. 112.


[Закрыть]. Эта фраза означает лишь то, что никто, даже из самых близких людей Наполеона, не знал о его истинных намерениях. О. Соколов утверждает, что у императора не было плана идти на Москву. Но плана восстанавливать Речь Посполитую у него тоже не было. Однако О. Соколов в последнее верит, а первое отвергает только на основании того, что Наполеон до войны про Москву ничего не говорил, а про грядущее восстановление Польши в Великой армии знал чуть ли не каждый пехотинец. Де Сегюр вспоминал, что французские сапёры, переправившиеся на русский берег Немана, на вопрос казачьего патруля «Что вам нужно и зачем вы пришли в Россию?» резко ответили: «Воевать с вами! Взять Вильну! Освободить Польшу!»[137]137
  Граф де-Сегюр. Указ. соч. С. 113.


[Закрыть]. Но как раз эта общеизвестность цели свидетельствует о том, что она была дезинформацией. Лучшим доказательством этому служит то, что, захватив и Вильно, и Минск, и Витебск, и Смоленск, Наполеон не остановился, никакой Польши не создал, а продолжал движение вперёд. Недаром де Сегюр вспоминал, что в Витебске Бонапарт при виде оставленных русскими позиций «резко повернулся к генералам, услышав, что они радуются победе, и вскричал: „Уж не думаете ли вы, что я пришёл так издалека, чтобы завоевать эту лачугу?..“»[138]138
  Там же. С. 112.


[Закрыть]

Имел ли Наполеон планы наступать на Москву? Безусловно. Ещё в марте 1811 г., принимая депутацию от торговых и мануфактурных советов, Наполеон в своей речи заметил: «Когда я был в Тильзите, то в моей власти было идти на Москву или Петербург. Но русский Император обязался не производить более торговли с англичанами, и я приостановил поход. Но если он не исполнит своих обещаний, то я могу возобновить поход»[139]139
  Ефимов Д. И. Указ. соч. С. 15.


[Закрыть]. Если по признанию Бонапарта поход 1807 г. предусматривал наступление на Москву и Петербург, то логично думать, что его продолжение в 1812 г. должно было иметь те же цели.

20 декабря 1811 г. император писал Б. Маре: «Сообщите шифром Биньону (французский комиссар, нечто вроде консула, в Вильно. – Прим. авт.), что если война будет иметь место, в моих планах учредить при главной штаб-квартире тайную полицию, подразумевая ведение ею шпионажа в армии противника, а также перевод писем, перехваченных документов, допросов военнопленных. <…> Нужно, чтобы она подобрала двух военных поляков, умных, хорошо говорящих на русском языке, которым можно доверять. Один из них должен хорошо знать Литву, другой – Волынь, Подолье и Украину. Нужен ещё третий, говорящий по-немецки и хорошо знающий Ливонию и Курляндию. Эти три офицера должны будут допрашивать пленных. Они должны прекрасно говорить на польском, русском и немецком, а также иметь в своём распоряжении дюжину хорошо отобранных агентов на дорогах Петербург – Вильно, Петербург – Рига, Рига – Мемель, на дороге в Киев и на дорогах, ведущих в Москву»[140]140
  Correspondance de Napoléon Ier… Paris, 1868. T. 23. P. 96–97.


[Закрыть]. Очевидно, что Наполеона интересовали те направления, на которых он собирался наступать. Москва, как видим, находилась на таком направлении.

12 (24) июня 1812 г. Великая армия перешла через Неман и вторглась в пределы Российской империи, а уже 25 июня (9 июля) Наполеон объявил ближайшему окружению, что «имеет намерение наступать на Москву и Петербург»[141]141
  Ibid. T. 24. P. 40.


[Закрыть]. Заметим, что к этому времени даже Витебск не был занят неприятелем.

А. Коленкур вспоминал о словах Наполеона, сказанных им в Вильно после встречи с посланником царя генералом А. Балашовым: «Я пришёл, чтобы раз и навсегда покончить с колоссом северных варваров. Шпага вынута из ножен. Надо отбросить их в их льды, чтобы в течение 25 лет они не вмешивались в дела цивилизованной Европы. Александр видит, что дело серьёзно, что его армия разрезана; он испуган и хочет помириться, но мир я подпишу в Москве»[142]142
  Коленкур A. де. Указ. соч. С. 86.


[Закрыть].

Наполеон рвался именно в Москву. О. Соколов, отрицающий этот факт, спрашивает: зачем императору было рваться в этот «губернский город»? «Напомним, что в 1812 г. Москва не была столицей России уже ровно сто лет, и если бы Наполеон задумал свою кампанию как войну на завоевание, он хотя бы иногда упоминал в своих рассуждениях название и другого города Санкт– Петербург»[143]143
  Соколов О. Битва двух империй. С. 516.


[Закрыть]. Но, во-первых, как мы могли убедиться, Наполеон Петербург упоминал, а во-вторых, эти рассуждения О. Соколова демонстрируют, что Наполеон лучше его понимал русскую историю.

Завоеватель ясно отдавал отчёт, что Москва – это не «губернский город», а сакральное сердце России. В июне – начале июля 1812 г. Наполеону было намного легче идти на Петербург, чем на Москву: и расстояние короче, и силы, обороняющие столицу, состояли из одного корпуса генерал-лейтенанта П. X. Витгенштейна, численностью всего в 20 тыс. человек. Тем не менее Наполеон предпочёл длинный и полный опасностей путь на Москву. Почему?

Ответить на этот вопрос мы сможем только тогда, когда поймём главный стратегический план Наполеона. Не нужно забывать о том, что мы писали в самом начале: Наполеон был не просто главой государства и даже не просто завоевателем. Он был носителем определённой идеологии, о характере который мы тоже уже говорили, и ставленником определённых закулисных сил. Наполеон никогда не скрывал, что его цель – создание всемирной империи. Россия явно в неё не вписывалась, поэтому она должна была быть уничтожена. Фраза Наполеона «через три года я буду господином мира. Остаётся Россия, но я раздавлю её» полностью соответствует его планам, неважно, произносил он её на самом деле или нет. К моменту нападения на Россию Наполеон достиг огромного могущества, покорив почти всю Европу. Но дело было не только в Европе. Бонапарт имел самый тесный контакт с правящими кругами США, которые всячески содействовали его успеху. После вторжения Наполеона в Испанию войска США захватывают её территории на американском континенте. Как мы уже писали, в самый канун войны 1812 г. США начинают войну с Англией, напав на английские владения в Канаде и Флориде. Этим они фактически открыли «второй фронт» для содействия Наполеону. В то время как в Европе идут сражения под Бородино, Лейпцигом и Ватерлоо, американцы сковывают англичан в битвах у Квинстаун Хайтса (1812), Шатоге (1813) и Нового Орлеана[144]144
  Ratchinski A. Op. cit. Р. 258.


[Закрыть]. Для полной изоляции России Наполеон сам был готов пойти на примирение с Англией. 17 апреля 1812 г. он написал английскому министру иностранных дел Р.-С. Каслри письмо с предложением заключить мир[145]145
  Correspondance de Napoléon Ier… Paris, 1868. T. 23. P. 371.


[Закрыть].

Почти одновременно с Северной Америкой сторонники Наполеона выступили и в Южной, которую быстро охватило пламя так называемых «войн за независимость». В 1810 г. С. Боливар поднимает восстание против испанцев в Новой Гренаде (современные Колумбия и Венесуэла). Ранее Боливар был на службе у революционной Франции, а после 1800 г. стал сотрудником Наполеона для особых поручений[146]146
  Memoirs of Simon Bolivar / Simon Bolivar. Boston: S. G. Goodrich & Со., 1829. P. 7.


[Закрыть]. Как вспоминал С. Боливар, Наполеон посылал ему в Латинскую Америку, в основном через США, деньги, оружие и военных советников[147]147
  См.: Memoirs of Simon Bolivar. P. 13.


[Закрыть]. В тот же период крупномасштабные мятежи идут против испанцев в Аргентине, Уругвае, Парагвае, Чили. Не вызывает сомнений, что «освобождённые» республики Латинской Америки предназначались для вхождения во всемирную империю Наполеона, особенно если учесть, что все эти страны были бывшими испанскими колониями, а в Мадриде сидел новый «король» – Жозеф Бонапарт.

Несомненно, что Наполеон готовил такую же участь и России. Однако французский император понимал, что завоевать её, как Австрию или Пруссию, невозможно. Да он к этому и не стремился. План Наполеона был прост и в то же время оптимален: разбить русскую армию, войти в Москву и короноваться там как новый русский царь. После этого, сговорившись с частью российской верхушки, он мог бы раздавать территории Российской империи своим вассалам и создавать «независимые» государства в составе всемирной империи. Именно для «коронационных торжеств» в Москву везли «Комеди Франсез», итальянскую оперу, две статуи самого Наполеона работы скульптора А.-Д. Шодэ, одна из которых была поставлена на Красной площади, а другая предназначалась для Дворцовой в Петербурге. Для этого в Москву тащили со всей Европы ювелиров, поваров, официантов, дорогую посуду. Для этого же в древнюю столицу везли коронационные одежды и корону Наполеона. А. де Ланжерон вспоминал, что в декабре 1812 г. казаки захватили обозы генералитета Великой армии: «Среди них были кареты Наполеона: в них нашли его портфели, платье, приказы, скипетр и императорскую мантию, в которую, как рассказывали, нарядился какой-то казак»[148]148
  См.: Из записок графа Ланжерона… С. 159.


[Закрыть]. Об этом же писал в своей книге известный французский публицист А. Сюдр[149]149
  Sudre A. Petites causes et grands effets. Le secret de 1812 / Alfred Sudre. Paris: à la direction du «Spectateur militaire», 1887.


[Закрыть]. Д. И. Ефимов утверждал, что, следуя к Великой армии в 1812 г., Наполеон вёз с собой «всё нужное для коронования»[150]150
  Ефимов Д. И. Указ. соч. С. 28.


[Закрыть].

Александр I об этих планах Наполеона прекрасно знал, поэтому Москва была сожжена: на пепелище коронация Бонапарта теряла всякий смысл.

Однако, по всей видимости, коронация в Москве в планах Бонапарта не была окончанием войны. Об этом нам известно из сообщений императору Александру I наполеоновского маршала Ж.-Б. Бернадота, который с 1810 г. стал наследным принцем и фактически правителем Швеции. Хотя Наполеон видел в нём своего ставленника, Бернадот понимал, что вместе с окончательной победой французов он лишится всякой самостоятельности. К тому же Бонапарт захватил шведскую Померанию, чем окончательно отвратил от себя шведов (к слову сказать, лишнее доказательство бездарности Наполеона как стратега). Уже в 1811 г. Бернадот дал слово императору Александру I, что не будет воевать с Россией и готов оказать ей любое содействие в борьбе против Наполеона. Шведский кронпринц в течение 1811 – начала 1812 г. передавал Александру через русского посла в Стокгольме П. К. Сухтелена важнейшую информацию о планах французского императора. 29 марта (10 апреля) 1812 г. Бернадот сообщал П. Сухтелену: «Мне пишут, что Наполеон рассчитывает в два месяца окончить войну с Россией, потом пойти в Константинополь, куда перенесёт столицу, чтобы управлять Россией и Австрией и всею Европой»[151]151
  Там же. С. 27.


[Закрыть]. Ж.-Б. Бернадот также сообщал, что Наполеон планирует после победы над русской армией обязать Александра I идти на турок и выгнать их из Европы, а затем провозгласить себя восточным и западным императором[152]152
  Там же. С. 28.


[Закрыть].

Таким образом, поход в Россию и взятие Константинополя должны были стать завершающим этапом в деле формирования всемирной наполеоновской империи.

Но почему же всё-таки Наполеон шёл именно на Москву? Во-первых, потому, что он хорошо понимал её духовное значение для русского народа. Во-вторых, в Москве, в отличие от Петербурга, его ждала «пятая колонна». Об этой «колонне» следует сказать несколько слов.

Группа сторонников Бонапарта в России сложилась задолго до войны 1812 г. Так, отец будущих братьев-декабристов И. М. Муравьёв-Апостол со всей семьёй удостоился непонятной чести присутствовать на коронации Наполеона в 1804 г.[153]153
  Эйдельман Н. Я. Апостол Сергей: Повесть о Сергее Муравьёве-Апостоле / Н. Я. Эйдельман. 2-е изд. М.: Политиздат, 1980. С. 44.


[Закрыть] Русские сторонники Наполеона представляли собой разных людей, бывших либо врагами Александра I, либо русской православной монархии как таковой, либо в силу масонской дисциплины выполнявших поручения старших наставников. Самой главной фигурой среди них был, конечно, М. М. Сперанский. Это, пожалуй, единственный представитель России, который заслужил у О. Соколова бесконечные славословия: он и «необычайно разносторонне образованный человек», и «трудолюбивый до того, что работал по 17–18 часов в сутки», и «чуждый всякому стяжательству и коррупции великий реформатор»[154]154
  Соколов О. Битва двух империй. С. 654–655.


[Закрыть]– человек, которого «сам» Бонапарт назвал «единственной светлой головой в России». Конечно, такую личность «мстительный, злопамятный» Александр I возненавидел и выслал из Москвы. Что же такого сделал М. Сперанский, за что царь распрощался со своим бывшим любимцем, которого не просто уважал и ценил, но которого поднял из самых низов[155]155
  М. Сперанский был сыном дьячка.


[Закрыть] до вершин социальной лестницы, сделав, по сути, вторым человеком в государстве? О. Соколов приводит отрывок из воспоминаний «хорошо осведомлённого де Санглена». (Читатель, наверно, заметил, что, как только чья-то мысль отвечает выводам г-на Соколова, её носитель сразу становится человеком «чрезвычайно осведомлённым».) В данном случае сотрудник Министерства полиции Я. И. де Санглен, к слову сказать, один из убеждённых сторонников отставки М. Сперанского, был действительно осведомлённым человеком. Он рассказывал, что государь спросил Сперанского, что он думает о предстоящей войне с Наполеоном? В ответ Сперанский, по словам Александра I, «имел дерзость, описав мне все воинственные таланты Наполеона, советовать, чтобы, сложив всё с себя, я собрал Боярскую думу и представил ей вести Отечественную войну. Из этого я убеждаюсь, что он своими министерствами точно подкапывался и подкапывается под Самодержавие, которое я не могу и не вправе сложить с себя»[156]156
  Шильдер Н. К. Указ. соч. СПб., 1897. Т. 3. С. 38.


[Закрыть]. То есть М. Сперанский предлагал царю самоустраниться и передать всю власть некой «Боярской думе». Что это была за «Боярская дума», становится ясно, когда мы вспомним, кого ждал Наполеон на Поклонной горе перед тем, как войти в Москву. А ждал он действительно «бояр». Лев Толстой думал, что Наполеон был крайне несведущ в русской истории и не знал, что бояр в России давным-давно не существует. На самом же деле «боярами» французский император называл своих сторонников в высших эшелонах власти Российской империи.

Другое предложение М. Сперанского было не менее вызывающим. Он предлагал Александру! незадолго до войны фактически ввести в России «Кодекс Наполеона». На секунду представим себе, что накануне Великой Отечественной войны Жуков предложил бы Сталину ввести вместо «сталинской конституции» «расовые законы» Третьего рейха. Скорее всего, Жуков не дожил бы до следующего утра. А М. Сперанского Александр всего-навсего выслал в Нижний Новгород, а по мере наступления Наполеона к Москве – в глубь России – в Пермь.

О заговоре М. Сперанского государю постоянно докладывал московский градоначальник граф Ф. В. Растопчин. Именно он ознакомил Александра I с бумагами, компрометирующими государственного советника. Царь вызвал его к себе и, показав ему эти бумаги, сказал: «Объяснитесь без увёрток. Я хочу, чтобы вы защищали себя». После чего он предоставил ему выбор: идти под суд или добровольно в ссылку. «И Сперанский избрал самое благоразумное, что само по себе есть прямое признание. <…>…У Сперанского нашли все шифры, даже личный шифр канцлера, копии с парижской корреспонденции и точные подробности самых важных секретов из канцелярий министерств внутренних дел и финансов. Арестован начальник шифров Бек, но он предъявил приказы Сперанского и оправдывался тем, что выполнял законные распоряжения. Однако объяснение сие не слишком убедительно, он был бы ближе к истине, признавшись: „Откажи я Сперанскому, он перерезал бы мне горло“»[157]157
  Местр Ж. де. Петербургские письма. 1803–1817 / граф Жозеф де Местр. СПб.: Инапресс, 1995. С. 203, 205.


[Закрыть].

По совету графа Ф. Растопчина был отдан приказ об эвакуации всего населения Москвы перед занятием её Наполеоном. Среди выехавших из столицы было много «бояр», но некоторые из них остались и дождались прихода Бонапарта. Например, шталмейстер П. И. Загряжский, умышленно оставшийся в Москве и часто бывавший на приёмах у Наполеона в шитом мундире[158]158
  Новые подлинные черты из истории Отечественной войны 1812 года. (Из бумаг А. Я. Булгакова) // Русский архив. 1864. С. 1202.


[Закрыть]; надворный советник А. Д. Бестужев-Рюмин, вошедший во французский «московский муниципалитет, и др.»[159]159
  Земцов В. Н. Московский муниципалитет при Наполеоне: коллаборационизм образца 1812 года / В. Н. Земцов // Эпоха 1812 года. История. Источники. Историография: Труды Гос. ист. музея. Вып. 181 / Гос. ист. музей. М., 2009. Т. 8.


[Закрыть] Нельзя обойти молчанием и отца будущего русского революционера, писателя, философа и публициста А. И. Герцена – дворянина И. А. Яковлева, которому Наполеон поручил ехать в Петербург и отвести письмо к царю с предложением мира. И. Яковлев вовсе не случайно попал на приём к Наполеону. Его хорошо знал «губернатор» Москвы генерал А.-Э. Мортье. Они были знакомы по Парижу, где И. Яковлев долго жил после выхода в отставку. Разумеется, доверить такое важное дело, как передача письма царю с предложением столь необходимого мира, Бонапарт мог только человеку, в котором он был уверен.

Немало коллаборационистов было и среди московского купечества. Во многом это объяснялось тем, что значительная часть купцов были раскольниками. Они стремились оказать всяческую поддержку Наполеону. Недаром Ф. Растопчин писал: «Самые дурно расположенные люди к Государю и Правительству суть раскольники и купцы; первые доказали сие делом, а последние словом». Раскольники признали Наполеона своим государем, его считали «истинным царём», а Александра – антихристом. На Преображенском кладбище раскольничий «государь» Наполеон поставил станки для печатания фальшивых русских ассигнаций. Вместе с французами раскольники занимались расхищением сокровищ столицы, особенно древностей из храмов[160]160
  Михайлова Н. Исторические очерки о старообрядчестве / Наталия Михайлова // Благодатный огонь. 2000. № 4. С. 88.


[Закрыть]. Раскольники встретили Наполеона в Москве хлебом-солью, за что их церковь и кладбище остались целы[161]161
  См.: Новые подлинные черты из истории Отечественной войны 1812 года. С.1193.


[Закрыть].

Конечно, все эти люди были лишь остатками той подпольной силы, которая должна была стать опорой для «царя» Наполеона, – правительством, чиновничеством и прислужниками. Строжайший приказ о поголовной эвакуации и Великий пожар московский разметали эту силу, сделали бесполезным и ненужным её появление на исторической сцене.

Идя походом на Россию, потерявший голову от самоуверенности Наполеон дерзко писал русскому императору 17 июня (1 июля) 1812 г.: «Итак, война между нами объявлена. Даже Бог не может сделать так, чтобы то, что случилось – не случалось бы. Но моё ухо будет всегда открыто к переговорам о мире, и когда Ваше Величество захочет серьёзно разорвать с влиянием врага во имя его семьи, его славы и его империи, он всегда найдёт во мне чувство подлинной дружбы»[162]162
  Correspondance de Napoléon Ier… Paris, 1868. T. 24. P. 3.


[Закрыть]. «Меньше чем через два месяца, – говорил император А. де Коленкуру, начиная войну, – Россия запросит мира»[163]163
  Коленкур A. де. Указ. соч. С. 90.


[Закрыть].

Однако пройдёт четыре месяца, и в сожжённой Москве, в условиях приближающейся зимы, за тысячу километров от Парижа, Наполеон унижено будет трижды просить мира у русского царя: «Я веду войну с Вашим Величеством безо всякого озлобления. Простая записочка от Вас, прежде или после последнего сражения, остановила бы моё движение, и, чтобы угодить Вам, я пожертвовал бы выгодою вступить в Москву. Если Вы, Ваше Величество, хотя отчасти сохраняете прежние ко мне чувства, то Вы благосклонно прочтёте это письмо»[164]164
  Катаев И. М. Переписка о мире между Наполеоном и Александром // Отечественная война и русское общество. 1812–1912. М.: Издание Т-ва И. Д. Сытина, 1911. T. IV. С. 172.


[Закрыть].

Презрительное молчание было ответом на эти письма. Наконец Наполеон, не выдержав губительного для своей армии «сидения» в Москве, наглумившись над святынями нашего Отечества и приказав взорвать Кремль, двинулся в направлении Калуги. Но и здесь французского императора ждала неудача. В битве под Малоярославцем он понёс большие потери, а сам едва не попал в плен. «Всемирному» императору оставалось отступать по разорённой Старой Смоленской дороге, со всех сторон подвергаясь атакам регулярных частей, казаков и партизан, навстречу зиме, голоду и гибели. Возмездие настигло Великую армию: сотни тысяч людей нашли себе могилу в снегах России. «Пленный умирает от голода и мороза, тепло и пища тоже убивают его. Великий Князь Константин Павлович самолично привёл нескольких из сих несчастных к своим кухням и приказал сделать для них всё возможное: проглотив несколько ложек супа, они падали замертво. Уже два месяца питаются они падалью, отбросами и даже человеческим мясом (теперь в этом нет уже никакого сомнения) и вследствие сего испускают такое зловоние, что даже трое или четверо сих несчастных делают дом непригодным для ночлега. <…> Прибывший 22 декабря (н. cm.) в Вильну Государь сообщает, что до конца жизни не забудет открывшегося ему ужасного зрелища. Он тут же назначил генерала графа Сен-При, достойнейшего французского офицера (на русской службе), надзирать за всеми пленными, дабы причиняли им возможно менее зла»[165]165
  Местр Ж. де. Указ. соч. С. 232–233.


[Закрыть].

Из 600 тыс. человек, перешедших 24 июня Неман, возвратились только 30 тыс. А бюллетень Великой армии 3 декабря 1812 г. сообщал: «Здоровье Его Величества никогда не было столь хорошим»[166]166
  Les bulletins François concernant de la Guerre en Russie. Pendant l’Année 1812. Londre: Chez L. de Conchy, libraire, 1813. P. 103.


[Закрыть].

Наполеон просчитался. Он так и не понял ни характера русского царя, ни характера русского народа. Для Наполеона осталось неразрешимой загадкой, почему все народы России, за исключением небольшого числа отщепенцев, поднялись на борьбу с ним. Русские мужики брались за вилы, сжигали своё добро, уходили в леса, только бы не остаться под «басурманской властью». Поляки, литовцы, белорусы Российской империи, которых Наполеон пришёл «избавлять» от русского гнёта, встречали его враждой и недоверием. «Здешние поляки не похожи на варшавских, – признал Наполеон. – Они, довольные русским правительством, были мало расположены к перемене»[167]167
  Коленкур A. де. Указ. соч. С. 93.


[Закрыть]. Большую помощь русской армии оказало еврейское население западных районов России. Граф Бенкендорф вспоминал: «Мы не могли достаточно нахвалиться усердием и привязанностью, которые выказывали нам евреи, заслуживавшие тем большей похвалы, что они должны были опасаться мщения французов и населения. Но они ещё более опасались возвращения польского правительства, при котором подвергались всевозможным несправедливостям и насилиям, и горячо желали успеха нашему оружию и помогали нам, рискуя своей жизнью и даже своим состоянием»[168]168
  См.: Записки Бенкендорфа… С. 38.


[Закрыть].

Но самое главное, чего не мог понять Наполеон и во что всегда свято верил Александр: «Велик Господь наш Бог в милостях и во гневе Своём!» «Господь шёл впереди нас, – заявил после победы царь. – Он побеждал врагов, а не мы!» На памятной медали в честь 1812 г. царь повелел отчеканить слова: «Не нам, не нам, а имени Твоему!»

В побеждённую Францию русские войска во главе с Александром I входили не как мстители, но как освободители. Они не сожгли Париж, не взорвали Тюильри и не расстреливали французских пленных. Союзники, англичане и пруссаки, хотели сурово наказать Бонапарта. Однако Александр I настоял на почётной ссылке его на остров Эльба. По дороге через Францию он едва не был растерзан толпой ненавидевших его крестьян, тех самых, что готовы были, по утверждению г-на Соколова, «бороться ради борьбы» и «жаждавшие только славы». «За Невером Наполеон значительно оторвался от военного конвоя. Императора встречали угрюмые лица, повсюду виднелись белые кокарды и знамёна. Наполеон с некоторым беспокойством проехал, не останавливаясь, несколько городов и вышел из кареты только в полночь, в Руане, занятом австрийцами. Здесь, под охраной австрийских штыков, он вздохнул свободнее. По мере приближения к Авиньону Наполеона встречали всё более враждебно. В Авиньоне, в то время, когда меняли лошадей, у почтовой станции собралась толпа. Слышались крики: „Долой тирана!

Долой сволочь! Да здравствует король! Да здравствуют союзники, наши освободители!“ Вдруг толпа хлынула к карете Наполеона. Люди лезли на подножки, грозили Наполеону кулаками, выкрикивали площадные ругательства.; другие бросали в карету камни. В небольшой деревушке Оргоне толпа мужиков повесила чучело Наполеона, вываленное в крови и грязи, на виселице возле почтовой станции. Пока меняли лошадей, крестьяне орали: „Долой вора! Долой убийцу!“, бранились и плевали на карету. Бледный Наполеон пытался укрыться за Бертрана, вжавшись в угол кареты. Десятки рук тянулись к императору, чтобы вытащить и растерзать его»[169]169
  Цит. по: Цветков С. Э. Александр I, 1777–1825: Беллетризованная биография / С. Э. Цветков. М.: Центрполиграф, 2001. С. 128.


[Закрыть]. От неминуемой смерти Наполеона спас сопровождавший его граф А. П. Шувалов. Весь дальнейший путь Наполеон проделал в английском мундире с белой кокардой на шляпе.