Текст книги "Стражи Кремля. От охранки до 9-го управления КГБ"

Автор книги: Петр Дерябин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

В соответствии с этой чудовищной фальсификацией была награждена орденом Ленина агент Охраны медсестра Тимашук. Ее награждению сопутствовала хвалебная кампания в советской прессе. Однако остается только гадать, по собственному ли почину действовала эта женщина, давшая толчок кровавой мясорубке 1948 года, или она выполняла указания Сталина, подготавливая тем самым почву для другого, куда более изощренного дела, чем убийство Кирова.

Поскольку Сталин твердо решил превратить «заговор врачей» в большой показательный процесс, как в былую эпоху чисток, до его объявления прошло довольно много времени, потребовавшегося на предварительную работу. Должно быть, арестованные врачи оказались сильными духом людьми, раз их так долго не могли сломить. Несколькими годами позже, разоблачая «культ личности», об этом упоминал Хрущев, который процитировал обращенные к Игнатьеву (И Рюмину) слова диктора: «Если вам не удастся выбить признание у этих докторов, то мы укоротим вас на голову». Вооружившись, подобным напутствием и используя средства, которые лучше не описывать, эта пара заставила врачей наконец сознаться.

Тем временем комиссия Берии трудилась не покладая рук. Она обнаружила, что Охрана обходится государству в три миллиарда рублей в год, в связи с чем было рекомендовано в целях экономии сократить руководителей нескольких отделов госбезопасности. Но, не ограничиваясь только этим, комиссия предложила основательно урезать охрану Сталина и таким образом взять вождя под контроль. К этому времени диктатор был настолько увлечен подготовкой «заговора врачей», что не смог отреагировать адекватно.

В результате Берия «вычистил» Охрану, ту самую организацию личной безопасности, которую Сталин, находясь в здравом рассудке и твердой памяти, довел практически до совершенства. Десятки генералов и полковников бросили в застенки или перевели на новое место службы, в лагеря. От первоначальных семнадцати тысяч человек, служивших в Охране, осталось всего семь тысяч. Большинство уволенных Берия перевел в другие организации госбезопасности, придерживая их в резерве до того времени, когда ему подвернется случай захватить власть.

Остальных он полностью реорганизовал. Отдел регулировки уличным движением попал под начало милиции. Управление снабжения, занимавшееся собственными подсобными хозяйствами и скотобойнями для потребностей партийных чинов, вернули частично Министерству торговли, а частично Главному управлению снабжения госбезопасности. Принадлежавшие Охране колхозы и совхозы передали в ведение Министерства сельского хозяйства. Вездесущие люди в штатском, некогда так примелькавшиеся на главных магистралях Москвы во время передвижений Сталина и его заместителей в Кремль и обратно, попали в подчинение госбезопасности, в отдел службы наблюдения.

Перед тем как окончательно урезать число телохранителей Сталина, Берия открыто заявил группе высших чинов Охраны, получивших новые должности в столице: «Для чего нам три тысячи агентов в штатском на улицах Москвы? Или вы считаете, что спустя тридцать пять лет со времени революции найдется хоть кто-то, кто захочет убить нашего дорогого товарища Сталина? Товарища Сталина любят все. Поэтому нет необходимости держать такую большую охрану».

Далеко не все руководители Охраны остались довольны проведенными сокращениями, но молча повиновались Берии. Таким образом, когда сокращения закончились, личная охрана Сталина, Охрана № 1, ослабла практически наполовину; оставшаяся обеспечивать безопасность диктатора группа офицеров, возглавляемая всего лишь майором, оказалась не только малочисленной, но и малоопытной. Перемены не коснулись только состава той части Охраны, которая обслуживала личное хозяйство диктатора.

В начале мая 1952 года, в самый пик кампании Берии, примерно двести пятьдесят офицеров, уволенных из Охраны, собрались у здания отдела кадров госбезопасности в надежде получить новое назначение. Только немногим бывшим охранникам Берия назначил пенсию. Остальным же было предложено отправляться служить в отдаленные лагеря Сибири.

Большинство из тех, кому не посчастливилось выйти на пенсию, совершенно не понимали истинную подоплеку всей кампании, затеянной Берией. Поэтому вскоре они снова собрались перед зданием госбезопасности на площади Дзержинского. Блокировав подъезд, которым пользовался Игнатьев, они потребовали, чтобы он вышел к ним. Испуганный министр позвонил Берии, и тот посоветовал шефу МГБ извиниться и успокоить протестующих, переписав их фамилии якобы для определения будущего назначения. Так закончилась первая в истории демонстрация российских телохранителей, обеспечивавших безопасность лидера государства. На следующий день их всех собрали в отделе кадров и спокойно повторили прежнее предложение – Сибирь. В течение недели все они исчезли из Москвы.

А в мае 1952 года комиссия Берии доложила Сталину не только о тех относительно мелких прегрешениях, как-то: растраты Абакумова или баснословная стоимость Охраны. Она также сообщила, что Абакумов не являлся единственным, кто не донес об «отравителях», поскольку Власик с Поскребышевым тоже знали об этом.

Разумеется, наговор на эту парочку самых преданных лакеев диктатора был хорошо продуман. Однако Берия пошел на этот тщательно взвешенный риск, полагая, что душевное состояние Сталина близко к тому, в котором некогда пребывал Иван Грозный, и что подозрительность диктатора позволит ему (Берии) разлучить вождя с его самыми преданными псами.

Все вышло по-задуманному. Сталин, будучи сам великим лжецом и посему умевший моментально распознавать чужое вранье, потерял былое чутье. Он пришел в неописуемую ярость, обозвав Поскребышева «собутыльником Власика _;продавшимся за пол-литра», а Власика – «пьяницей и дармоедом». Оба немедленно были уволены. Затем подозрительность Горца обернулась Против главы медицинского управления Кремля профессора Петра Егорова и своего давнего личного терапевта Владимира Виноградова, которых он велел арестовать, Следующими жертвами сталинского гнева пали сотрудники его личной охраны, которых он также окрестил «дармоедами», а ее руководителей, Ракова, Розанова, Линько и Горышева ликвидировал, завершив тем самым разрушение собственной службы безопасности, чем оказал Берии неоценимую услугу.

Власик, бывший преданнейший сторож дверей скромного некогда кабинета своего хозяина, был не просто уволен, но и исключен из рядов партии и отправлен в Свердловск – даже не начальником, а заместителем начальника исправительно-трудового лагеря.

Когда Власик уезжал на Урал, провожать его пришла целая группа офицеров. Среди них находился и сын Сталина Василий, давний собутыльник Власика. Василий, как обычно, был пьян и, когда состав отошел от перрона, выкрикнул: «Они убьют его, они хотят убить его!» Под «ними» он подразумевал членов Политбюро, а под «ним» своего отца.

Компания офицеров, которая вместе с Василием провожала Власика, была уволена сразу же по возвращении на свои рабочие места в здание на Лубянке.

С Поскребышевым обошлись менее сурово. Для начала его поместили под домашний арест на собственной даче в Подмосковье, под охраной людей Игнатьева и Берии.

В середине лета 1952 года Власик, который лишь немногим был младше своего хозяина и к тому времени стал совершеннейшей развалиной, тайком покинул Свердловск и отправился в Москву. Он предпринял попытку повидаться с Поскребышевым, однако охранявшие дачу сотрудники Берии не пустили его. Тогда Власик направился в Кремль, в надежде встретиться со Сталиным. И снова его прогнала охрана. Позже его забрали прямо у кремлевских ворот и отправили на Лубянку. Две недели спустя Власик скончался в ее стенах от «болезни».

Немного погодя после смерти Власика Поскребышева освободили из-под домашнего ареста и вернули в Кремль. Но это вовсе не означало, что Сталин смягчился или передумал. Своим возвращением Поскребышев был обязан тому единственному факту, что никто, кроме него, не обладал необходимой квалификацией, чтобы помочь диктатору подготовить назначенный на октябрь 1952 года XIX съезд партии и подобрать состав Политбюро.

Изгнание Власика и его заместителей вместе с ослаблением – благодаря стараниям Берии – власти и эффективности Охраны повлекло за собой последнюю при жизни Сталина реорганизацию личной службы безопасности. Весной 1952 года ГУО прекратило свое существование. Его заменили другой организацией – Управлением охраны. При этом ликвидировали Охрану № 1 и Охрану № 2, что фактически означало – теперь у Сталина не оставалось особой индивидуальной защиты, а только та, что была у других членов Политбюро и прочих партийных иерархов. После смещения Власика и его заместителей глава МГБ Игнатьев в течение нескольких месяцев лично исполнял обязанности начальника кастрированной Охраны. Позже эта выхолощенная Охрана получила собственного шефа, полковника госбезопасности Мартынова, который до того бессменно возглавлял службу охраны здания ЦК КПСС. Еще находясь при главной партийной резиденции, Мартынов близко познакомился с такими тузами второго плана, как Хрущев и Маленков. Именно по рекомендации последнего и, разумеется, с одобрения Берии Игнатьев и назначил Мартынова начальником того, что осталось от Охраны.

Сталин не стал возвращаться к услугам Поскребышева (которого к тому времени, должно быть, уже не переваривал), чтобы тот заново организовал его личную службу безопасности. Он также опасался полагаться на Мартынова и других начальников, возглавлявших Охрану к концу его правления. Вместо этого диктатор решил вернуться к испытанному варианту давних дней – к кремлевской комендатуре. Однако Грузин не доверился коменданту Кремля Спиридонову, справедливо полагая, что тот водит тесную дружбу с Маленковым и Берией. Вместо этого он вручил себя заботам его заместителя Косынкина. Умственными способностями Косынкин ненамного превосходил тупоголового Власика, зато настолько фанатично был предан Сталину, что едва не целовал следы его ног.

В октябре 1952 года состоялся XIX съезд партии. Сталин все еще был в состоянии держать под контролем и его, и переизбранное Политбюро, влив в этот орган свежую кровь. Он справлялся со всеми проблемами, невзирая на плохое здоровье, ослабление умственных способностей и допущенную ошибку, позволившую фактически распустить Охрану, потому что, выражаясь фигурально, по-прежнему на целую голову возвышался над своими подчиненными, которые осмеливались лишь на не более чем молчаливое недовольство за его спиной.

Вскоре после съезда последнее детище Сталина, «заговор врачей», с помощью которого он намеревался раз и навсегда вычистить ряды своих приспешников, было доведено до совершенства. Рядовой состав Охраны, не посвященный, естественно, в суть фабрикации, лишь догадывался, что аресты медицинского персонала Кремля являлись только видимой частью айсберга. В отличие от них, Берия и Маленков через Игнатьева знали об этом деле все и были не на шутку встревожены. Особое беспокойство вызвал тот факт, что фамилии Берии и Маленкова отсутствовали в списках партийных иерархов, которые, согласно следствию, должны были быть «отравлены» «врачами-вредителями». Это означало – Сталин исключил их из ближайшего окружения и теперь они находились в смертельной опасности.

В январе 1953 года «дело врачей», больше года находившееся в производстве, наконец-то было завершено и о нем раструбили по всему миру. Одни сочли его за тонко замаскированный удар по Израилю; другие – за прелюдию к волне антисемитизма в государствах-сателлитах Советского Союза, и лишь некоторые из западных обозревателей сделали правильное предположение, разглядев. в нем пролог к очередной сталинской чистке.

Сразу после объявления о «заговоре врачей» произошло относительно незначительное, но достаточно символичное событие. Бывший начальник охраны Жданова, находившийся в Москве в своего рода отставке, под тщательным надзором (тот, что назвал Тимашук «чокнутой бабой»), неожиданно исчез из столицы. Через несколько недель интенсивного розыска, проведенного людьми Рюмина, его обнаружили в Сталинграде и принудительным порядком вернули в Москву, прямо на Лубянку. То, как заткнули рот одному из немногих честных людей, имевших отношение к «ленинградскому делу», не прошло мимо внимания сталинских приспешников и усилило их тревогу.

Аккомпанемент подконтрольной советской прессы вскоре прояснил суть одного из аспектов «заговора врачей». Средства массовой информации в первую очередь атаковали госбезопасность, якобы проморгавшую «заговор». Конкретные имена не назывались, но даже люмпен-пролетариям стало ясно, что Берия вместе со своими соратниками оказались в страшной опасности, поскольку это они руководили органами госбезопасности, когда врачи задумывали свое «вредительство».

В результате двойного предупреждения – не включение в список подлежащих «отравлению», а также атаки прессы на госбезопасность – Берия произвел последнюю в эпоху Сталина реорганизацию Охраны. Маскируясь под чисто административные меры, Берия окончательно перевел оперотдел, агентов в штатском и комендатуру Кремля из подчинения Охране под начало МГБ.

Во главе Охраны он вместо Мартынова поставил игнатьевского полковника Николая Новика, опытного контрразведчика.

Практически единственным значительным шагом, предпринятым Новиком за его относительно краткое пребывание на новом посту, явилась отправка группы офицеров в Китай для ареста российского доктора, лечившего Мао Дзэдуна. Этот несчастный обвинялся не только в причастности к «заговору врачей», но и в попытке отравить самого китайского лидера.

Если не считать развязанной в прессе кампании против врачей и оплошавшей госбезопасности, над Кремлем и всей страной в течение месяца, последовавшего после объявления о заговоре, наступило что-то вроде затишья перед бурей. Затем, 17 февраля 1953 года, поступило сообщение, что генерал Косынкин, заместитель коменданта Кремля и единственный из оставшихся высших чинов Охраны, которому Сталин мог доверять, внезапно скончался от «сердечного приступа». В тот же самый день в высшем командовании армии произошли более чем серьезные перемены. Генерала Штеменко, занимавшего пост начальника штаба Вооруженных Сил Советского Союза, сменил маршал Василий Соколовский. Во время войны Штеменко, бывший тогда начальником оперативного отдела Генерального штаба, работал в непосредственном контакте со Сталиным, и диктатор не только полностью доверял ему, но и искренне был привязан к этому генералу. Смещение Штеменко имело чрезвычайно важное значение для тандема Берия – Маленков, а особенно для их прихвостня Булганина, также не включенного в списки «жертв отравления». Одновременно с заменой Штеменко на Соколовского из Генеральное го штаба убрали людей Охраны, заменив их офицерами армейской контрразведки.

Так завершился процесс, который лишил Сталина персональной службы безопасности, если не считать оставленных для ширмы младших офицеров Охраны в его кремлевском Кабинете и дома. Все это было хорошо продуманным и ловким маневром: арест Абакумова, смещение Власика, дискредитация Поскребышева, постепенное сведение на нет Охраны и подчинение ее МГБ, «сердечный приступ» Косынкина, замена Штеменко и ликвидация последнего контроля над Генеральным штабом со стороны Охраны. Определенно не стоит забывать и об увольнении личного врача диктатора, явившемся следствием контроля МГБ над персоналом кремлевской больницы. Получив под свое начало Вооруженные Силы и госбезопасность, «соратники» Сталина наконец-то оказались в седле. По иронии судьбу, все это было проделано при попустительстве и едва ли не содействии вождя, что свидетельствовало о полной утрате Грузином способности управлять советской империей. Иван Грозный, так восхищавший Сталина, даже будучи совсем безумным, до самого конца управлял машиной террора, в то время как Грузин сложил оружие преждевременно.

Пять дней спустя после смерти Косынкина нападки в прессе по поводу «заговора врачей» оборвались так же внезапно, как и начались. Что остановило этот выпестованный Сталиным проект, неизвестно. Уцелевшие «соратники» вождя воздержались от раскрытия деталей. Непосвященными в них оказались те сотрудники выхолощенной Охраны, которые позже бежали на Запад. А телохранителей, бывших при Сталине до самых последних дней, уже нет в живых, чтобы пролить свет на это темное дело.

Однако логично предположить, что сразу же после снятия Штеменко и ликвидации Косынкина прихлебатели диктатора решились выступить против него. Они отлично понимали, что ради спасения собственной шкуры Необходимо как можно скорее прекратить дело по «заговору врачей», иначе им грозило предстать перед судом, поодиночке или единой группой.

Но события приняли иной оборот. Один из охранников, обеспокоенный тем, что Сталин долгое время не выходит из своих апартаментов, собрался с духом и заглянул в кабинет диктатора. Там он увидел сидящего за столом потерявшего сознание Сталина. Охранник немедленно забил тревогу и, как положено, оповестил всех членов Политбюро.

Однако больного диктатора перевезли – в обстановке строжайшей секретности – на его дачу в Кунцево, на окраине Москвы, не раньше чем на следующее утро. Как только Сталина доставили туда, немедленно был собран консилиум врачей. Будучи функционерами МГБ, в профессиональном отношении они стоили не больше, чем Тимашук. Никто даже не побеспокоился пригласить Виноградова. Как и следовало ожидать, «доктора» из МГБ не смогли (или не захотели?) помочь парализованному Сталину. Поэтому позже вызвали министра здравоохранения, который совершил последние медицинские формальности. Официально Иосиф, Виссарионович Джугашвили (Сталин) скончался 5 марта 1953 года.

С его смертью «время испытаний» личной охраны советских лидеров подошло к концу. Однако оставались еще долгие месяцы тревог.

Часть четвертая
ЛИЧНАЯ ОХРАНА ПРЕЕМНИКОВ СТАЛИНА

Конец Берии

После смерти Сталина Берия, очевидно, решил, что для достижения верховной власти ему необходим такой же контроль над службой внутренней охраны и прочими подразделениями госбезопасности, какой во времена становления своей власти добился его земляк.

Не успело тело Сталина остыть, как Берия приказал войскам МГБ, в первую очередь Первой мотострелковой дивизии имени Дзержинского (особого назначения) и, Второй мотострелковой дивизии, выдвигаться С мест дислокации в столицу. В течение нескольких часов эти части не только взяли под контроль и остановили уличное – включая пешеходное – движение на всех значительных магистралях столицы, но и охватили кольцом Кремль. Так город, вместе со всеми партийными и правительственными учреждениями, а также Верховное армейское командование, оказался в фактической осаде.

Имея в своем подчинении войска, полностью контролирующие ситуацию, Берия позволил по-быстрому произвести «дележ добычи». Наследный принц Маленков возглавил партию и правительство. Госбезопасность отошла к Берии, Вооруженные Силы – к Булганину, а Министерство иностранных дел – к Молотову.

Однако еще до официального объявления о разделе власти между «соратниками» началась политическая свара. Сам Лаврентий Павлович оказался слишком занят укреплением собственной власти над силами безопасности, чтобы участвовать в ней. Он слил МВД и МГБ в единое министерство, которое, разумеется, сам и возглавил. Как показало время, в процессе реорганизации он Совершил серьезную ошибку: в качестве своего заместителя Берия оставил прежнего министра внутренних дел, человека Маленкова, Круглова, а вторым заместителем взял Серова, выдвиженца Хрущева.

Почти одновременно с этим Берия ввергнул бывшего главу МГБ Игнатьева назад, в пучину партийного аппарата, и арестовал его заместителя Рюмина – главного фальсификатора «заговора врачей». Этот «заговор» преемники Сталина не замедлили выставить на всеобщее обозрение, разоблачая его как подлог, чем он на самом деле и являлся. Стоит также отметить, что находившийся при диктаторе в последние моменты его жизни министр здравоохранения бесследно исчез.

Не упустил из виду Берия и реорганизацию Охраны. Он понизил статус этого некогда элитного и независимого Подразделения до простого Девятого управления госбезопасности. Подобным маневром Берия преследовал двоякую цель: Охрана, которую он исподволь готовил к окончательному захвату им верховной власти, становилась с виду менее значительной в глазах широкой общественности; к тому же это давало возможность перевести личную охрану остальных преемников диктатора под свое непосредственное начало. Причем Берия искренне полагал, что сам он не нуждается в личной охране, поскольку является руководителем всей госбезопасности страны. Но тут Лаврентий Павлович жестоко ошибался. Точно такого рода ошибкой было и то, что он отослал вызванные им дивизии госбезопасности, обеспечившие ему контроль над всей Москвой после смерти Сталина, обратно в казармы, не прибрав немедленно всю власть к своим рукам. Оглядываясь в прошлое, теперь можно с уверенностью сказать, что с того самого момента, как Берия оставил своим заместителем Круглова и отпустил из столицы войска госбезопасности, дни его были сочтены.

А тем временем, пока Берия занимался укреплением своей власти над госбезопасностью, остальные «соратники», в особенности Хрущев, занимались, как впоследствии выяснилось, более важными вещами. Не прошло и двух недель после смерти Сталина, как Хрущев надавил на Маленкова, и тот уступил ему пост руководителя партии. Что именно использовал Хрущев в качестве средства давления, осталось неизвестным. Как бы там ни было, угроза, должно быть, оказалась «весьма серьезной, поскольку Маленков сдался даже не пикнув.

Берия между тем продолжал заниматься госбезопасностью. В результате Охрана и прочие подразделения МГБ, поначалу приветствовавшие воцарение Берии, надеясь на возвращение «старых добрых деньков», испытали на себе еще несколько месяцев тяжелой беспокойной жизни.

Для начала Лаврентий Павлович провел массовую чистку всех офицеров корпуса госбезопасности, сотрудничавших с Абакумовым или Игнатьевым, а также тех, кто тайно помогал укреплению власти Маленкова, Булганина, Молотова или Хрущева (исключая людей Круглова и Серова). Эта чистка явилась одной из самых страшных кампаний со времен конца тридцатых. В нее оказались вовлечены не только старшие офицеры охраны московских руководителей, но и начальники младшего звена вместе с подчиненными на всех бескрайних просторах Советского Союза.

Берия восстановил на высших постах своих личных приверженцев, отстраненных с должностей с 1946 года Абакумовым, Поскребышевым и прочими. Почти сразу же был уволен Новик, а старый приятель Берии, генерал Сергей Кузьмичев, был освобожден из заключения и поставлен во главе того, что осталось от Охраны. Главой кремлевской комендатуры, напоминавшей к тому времени церемониальное подразделение, Берия поставил одного из немногих неполитизированных офицеров госбезопасности, генерала Андрея Веденина, назначенного на этот пост по настоянию Хрущева.

У себя в резиденции, в качестве главного заместителя, Берия утвердил своего Давнего верного сподвижника, генерала Богдана Кобулова. Остальные высшие посты тоже отошли к приспешникам Берии, включая генерал-лейтенанта Михаила Журавлева, который стал заместителем по общим вопросам, несмотря на тот факт, что в 1946 году его выгнали из МВД за беспробудное пьянство. Произведя все эти назначения, шеф госбезопасности приказал подполковнику Карасеву, начальнику Второго управления технического обеспечения – так иносказательно называлась тогда телефонно-телеграфная служба, установить подслушивающие устройства в кабинетах и на квартирах всех членов Политбюро и прочих иерархов, как это делалось при сталинском режиме.

Назначение алкоголика Журавлева ни в коем смысле не являлось исключением. Единственным качеством, необходимым для того, чтобы стать сотрудником Берии, являлась лояльность по отношению лично к Лаврентию Павловичу. В результате прозябавших в безвестности, давным-давно забытых офицеров, многие из которых были выгнаны за пьянство, взятки и кое-что похуже, буквально Вытащили из небытия и наделили властью. К тому же представители национальных меньшинств – прибалты, белорусы, кавказцы и выходцы из Центральной Азии – были поставлены во главе своих местных подразделений госбезопасности, что не могло не вызвать недовольства Берией со стороны русских сотрудников, составлявших подавляющее большинство центрального аппарата.

Производя все эти перестановки, Берия нажил себе немало новых врагов. Он никогда не беспокоился о том, чтобы пройти через все необходимые формальности и получить одобрение Центрального Комитета. Более того, напрямую вмешивался во все партийные назначения, на всех уровнях и по всей стране. К тому же приказал своим подчиненным в каждом регионе не спускать глаз с местных партийных чиновников.

Одним из тех, кто получил такой приказ о слежке, был глава госбезопасности Каменец-Подольской области Украины генерал Тимофей Строкач. Совершенно случайно оказалось, что он находился на короткой ноге с местным секретарем партии, которому и сообщил: «Я тут чего-то не понимаю. Сегодня я получил по телефону приказ из Москвы, от самого Берии. Он велел мне вести постоянное наблюдение… за всеми… и за тобой».

Не мог понять этого и партийный секретарь. Не долго думая, он позвонил в центральный секретариат, в Москву, Несмотря на относительную малозначимость этого партийного функционера, его звонок стал той точкой отсчета, которой отмечено начало конца Берии.

Все остальные «соратники» оказались в курсе почти всех деталей предпринимаемых шефом госбезопасности мер по укреплению позиций для фактического захвата им верховной власти.

Чтобы быть начеку, не надо было обладать каким-то особым политическим чутьем; просто здесь сработал хорошо отлаженный механизм советского режима. Круглов, бывший заместителем Берии, не моргнув глазом продал своего босса его противникам. Да и Серов оказался осведомлен о тайных махинациях Берии значительно лучше, чем это мог подозревать Лаврентий Павлович. Используя надежных техников из. своего бывшего Министерства внутренних дел, Круглов установил подслушивающие устройства в кабинетах и на квартире Берии и его подчиненных, держа их под колпаком столь же надежно, как Лаврентий Павлович своих соперников.

Очевидно, организованная Кругловым слежка оказалась на порядок эффективнее, чем у Берии. К тому же информация Серова дополнила недостающие звенья, поскольку ночью 26 июня 1953 года в Москву вошли танки Кантемировской дивизии, занявшие те же ключевые позиции, что и войска Берии в марте. Танковые соединения поддержали пехотные части Белорусского военного округа. Поначалу жители Москвы удивились такому наплыву войск, так как на следующий день не намечалось каких-либо парадов. Но затем удивление сменилось предположением, что происходит какая-то передислокация частей столичного гарнизона.

Как только войска оказались на месте, Берию вызвали в Кремль, в зал заседаний Политбюро ЦК КПСС, чтобы тот в рабочем порядке ответил, как было сказано, на ряд вопросов. Как только Берия переступил порог зала, вслед за ним вошел Ворошилов. Держа в руках ордер на арест, генерал-коротышка произнес: «Именем Союза Советских Социалистических республик вы, Лаврентий Павлович Берия, арестованы».

Вопреки более поздним выдумкам Хрущева об этом моменте истории, никакого насилия не было, поскольку Берия не оказал сопротивления. Вместо этого он сел за стол и на протяжении нескольких часов спорил со своими прежними «соратниками». Однако Лаврентий Павлович прекрасно осознавал, что угодил в западню. Присутствие в зале заседаний высшего руководства Советской Армии говорило само за себя.

Благодаря установленной Кругловым системе подслушивания допрашивающие знали о планах Берии нанести удар на следующий день, 27 июня. Готовясь к этому событию, он «нейтрализовал» командующего Московским военным округом, генерал-полковника Павла Артемьева, велев ему вывести все войска московского гарнизона на маневры в Белоруссию. Таким образом, по плану Берии, силы подвластной ему госбезопасности должны были снова взять под контроль столицу.

По завершении дискуссии в Кремле подчиненные Круглова официально взяли Берию под арест и доставили его не на Лубянку, где могли найтись преданные ему люди, а в Лефортовскую тюрьму, руководимую сотрудниками Круглова. Позже, в целях сохранения Строжайшей секретности, а также для привлечения к делу армейских офицеров, бывшего шефа госбезопасности перевели в штаб Московского военного округа, где для него специально оборудовали помещение.

Как только Берию надежно запрятали, Круглов лично проследил за арестом Меркулова, Кобулова, Деканозова и еще кое-кого из главных приспешников Берии. Зарубежные обозреватели, которые составляли свои политические прогнозы, основываясь на пересчете по головам советских иерархов во время появления их на публике, отметили, что в тот вечер на премьере в Большом театре среди партийных и правительственных сановников Берии не было, однако не смогли сделать из этого каких-либо определенных выводов.

Карающий меч пал так внезапно и в обстановке такой секретности, что даже Охрана не сразу сообразила, в чем дело. И лишь на следующее утро, при очередной передаче дежурства, они поняли, что с их шефом что-то не так. Когда сотрудники Охраны появились в штаб-квартире Берии, их уже поджидали офицеры ГРУ, которые велели им отправиться обратно, в свое управление (где теперь заправлял Круглов), за новыми указаниями. (И, по укоренившейся уже традиции, с бесславной отставкой хозяина карьере этих телохранителей в органах безопасности наступил конец.)

Хрущев и его сторонники вели себя крайне осторожно, дожидаясь, пока армия полностью не возьмет под контроль ситуацию и не будут уничтожены все рычаги, с помощью которых Берия управлял госбезопасностью. И лишь 9 июля 1953 года ЦК КПСС официально объявил о смещении Берии как «врага партии и советского народа». Как и следовало ожидать, пресса, по указанию «коллективного» руководства, немедленно открыла все краны, поливая грязью некогда внушавшего ужас властелина госбезопасности. Однако партийные боссы превзошли и ее, когда объясняли рядовым членам «причины» падения Берии.

Допросы Лаврентия Павловича и его приспешников длились почти полгода. Чтобы сделать причастной к свержению Берии армию, одним из его следователей назначили маршала Конева. Один раз мингрел объявил голодовку, но ему сделали принудительное внутривенное кормление. Берия как-то заявил своим следователям: «Если я в чем-то виновен, то остальные члены Политбюро виновны не меньше моего». И здесь он был близок к истине.