Текст книги "Синдром гладиатора"

Автор книги: Петр Разуваев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Чего уж тут было не понять. Он торопился завершить дело, с помощью которого смог бы удержаться на плаву, и если не победить своих противников, то уж по крайней мере надолго отбить у них охоту к поединкам.

– Ну? Чего молчишь?

– А о чем говорить? Вы сказали, я выслушал. Интересно. Я-то вам зачем-то нужен, а об этом еще ни слова не прозвучало. Вот и жду.

– Конкретики хочешь… Ну что ж, получай. Помнишь, я тебе рассказывал о Давиде Липке? Так вот, он – жив. Как это ни странно. Жив, здоров и вполне жизнедеятелен. Вчера я получил информацию от моего личного агента, которому верю как… тебе. Его нашли в Милане. А от тебя я хочу, чтобы ты приволок его сюда, в Москву. Да, да, не кривись. Всего-то навсего. Если он даст показания, половина нынешних «власть имущих» в лучшем случае сядет, а в худшем мы о них никогда больше не услышим. Что меня тоже устраивает.

Он помолчал несколько секунд, потом продолжил, но уже совершенно другим тоном. Словно оправдываясь и уговаривая одновременно.

– Он мне нужен. Идти официальным путем, пробивать «добро» на операцию я не могу. Стоит мне только намекнуть о своих планах, и вся эта свора… Их уже ничто не остановит. Даже тот компромат, которым я владею. Так что кроме тебя мне послать туда некого. Сейчас по всем службам идут какие-то проверки, переаттестации, херня всякая. Каждый сотрудник на виду. А ты хоть и числишься у нас, но официально ты «на холоде» и отзывать тебя из-за границы никто не станет. Кстати учти, в России тебя нет, ты сейчас находишься в Конго и стоишь там на страже интересов. Смешно, да?

– Ага. Жутко смешно, – согласился я. – Только вы говорили о личной заинтересованности. Что-то мне пока не слишком интересно. Вряд ли отец обрадуется такому обороту. А?

– С ним у нас свои дела. Он найдет способ избежать скандала. А взамен получит нечто очень важное. Гораздо более важное.

– Так. Понятно. А давайте-ка, Виктор Викторович, попробуем сыграть в открытую. Я отца знаю достаточно хорошо, так что в его простоту и альтруизм давно не верю. Все, что он делает, просчитано на всю игру вперед, а мне ужасно не нравится, когда мной начинают пользоваться. Я точно знаю, вы спрашивали его разрешения, прежде чем обратиться ко мне. И он вам его дал. Почему? Что вы ему пообещали?

Он молчал. Но отступать я уже не собирался. Некуда было отступать. Хватит мне Амстердама. Хотите играть – пожалуйста, шесть футов под килем. Только пешкой я больше не буду. Или на равных, или… До сих пор во всех столкновениях с отцом я получал шах и мат с такой скоростью, что и заметить-то не успевал. Хватит. Надоело.

– Ну? Господин генерал? Я же вам нужен, так решитесь на что-нибудь. Пора уже.

– Хорошо. Ты слышал когда-нибудь такой термин – агенты влияния? Слышал, ты мальчик умный. Так вот, твой отец до сих пор является агентом влияния. Но теперь об этом знаю только я. Все документы о нем, о его деятельности за эти годы существуют в одном экземпляре. И тоже хранятся у меня. Если они попадут к кому-то другому, то в лучшем случае господин Дюпре продолжит свою деятельность в этом качестве. Нравится ему это, или нет. А в худшем… Будет грандиозный скандал, который его уничтожит. Я пообещал отдать ему досье. Причем не только его, но и твое. А он согласился на твое участие в операции. И сделал так, чтобы ты сам, своими ногами ко мне пришел. Вот, собственно, и весь личный интерес. Устраивает тебя?

– Вполне… – задумчиво протянул я. Что ж, на правду это, по крайней мере, было похоже.

– Хорошо. Я согласен. Когда, что, где?

– Сегодня. Рейс через Париж, в Милан. Поздно ночью будешь там.

– Я работаю один? – уточнил на всякий случай.

К моему изумлению, Стрекалов вдруг развеселился и, хитро подмигнув, ответил:

– Как это – один? Ты женатый человек, кто же тебя без супруги отпустит? С женой, брат, поедешь.

И выйдя из кухни в коридор, он громко и призывно закричал, обращаясь к кому-то на втором этаже:

– Сударыня, нельзя так долго марафет наводить. Супруг ждет, истосковался уже. С лица спал, так волнуется.

Что верно, то верно. С лицом моим творилось что-то ужасное. Ведь все время ожидал какой-то гадости. Но не такой же… Ну, генерал… Ну и подлец…

Когда она появилась на пороге, я утвердился в своей оценке окончательно. Стрекалов учел все, даже мою нелюбовь к блондинкам. Вошедшая на кухню девушка была светловолоса до отвращения. Впрочем… Все остальное с лихвой искупало этот недостаток. Высокая, выше метра семидесяти пяти, загорелая, голубоглазая. Чудо природы, одним словом. Венец творения. Коротенькое, открытое платье действовало на окружающих, то есть на меня, словно одна большая линза. Оно прямо-таки аккумулировало взгляды, собирая их именно там, где и планировалось. Грудь у мадемуазель была выше всяческих похвал, и никакими поддерживающими эту прелесть приспособлениями она явно не пользовалась. Венчали всю «икебану» дивной красоты ноги, которые, как мне показалось, вопреки всем канонам росли откуда-то из плеч. На всякий случай я украдкой потрогал челюсть. Полное было ощущение, что она болтается где-то на уровне пола. Но подбородок оказался на месте. А глаза я и проверять не стал, и так было ясно, что они большие и круглые.

– Доброе утро, Виктор Викторович. Доброе утро, Андрей.

– М-м-м… Мы давно женаты? – вопросил я, обращаясь к Стрекалову. – Детей у нас еще нет?

– Да вроде нет пока, – хитро ухмыляясь, ответил тот.

– Будут, – воодушевляясь, заявил я. – Их не может не быть! Дети – цветы жизни.

Кажется, я начинал сильно симпатизировать блондинкам.

– Ладно, ладно, Андре… Насчет жены – это я пошутил. Ты мне девушку совсем запугаешь.

Ага! Как же! Напугаешь ее… Искусство обольщения в это прелестное дитя было заложено на генетическом уровне. А уж чтобы испугать… Да мне такое просто не под силу. Вон как улыбается. Прелесть, нимфа…

– Даша – твой секретарь. И переводчик. Про более интимные отношения в ваших документах ничего не сказано, так что я умываю руки. Кстати – тебе же, насколько я помню, блондинки не нравятся? – довольно ехидно заметил он.

– Ошибки молодости, – быстро открестился я. – Это уже прошло. Я передумал. Присаживайтесь, Даша, будем завтракать. Сегодня Виктор Викторович угощает…

В миланский аэропорт Malpensa мы прилетели поздно ночью. Пока Даша нашла свою куртку, пока мы вылезли из самолета… В общем, автобус с остальными пассажирами уехал без нас. Два часа ночи, духота, теплый мелкий дождь, все время норовящий забраться за шиворот, километр ходу до здания аэровокзала – кажется, я начинал любить Италию.

– Мадемуазель Софи, спросите у этой… синьорины, какого черта мы здесь стоим? – Кивнул я на девицу, управлявшую отгрузкой пассажиров. «Мадмуазель Софи» спросила. Судя по тону, отвечено было так: «А ты вообще отойди, не видишь – тут люди работают, понаехало вас, понимаешь…». Сопровождался текст оживленной жестикуляцией. Я начал было обижаться, но Даша меня успокоила. Итальянская Матрена всего-навсего сказала, что в автобусе не хватило мест. Как могло не хватить мест в автобусе, если их хватало в самолете, я уразуметь так и не смог. В результате, когда это чудо итальянской техники все же приехало, мы отправились на нем впятером. Я, Даша, местная синьорина и еще парочка задержавшихся в салоне французов.

Согласно легенде и по имеющимся у нас документам, я прибыл в Милан в качестве технического директора небольшого театра из города Лилль. А Даша являлась моей секретаршей и переводчицей в одном лице. Месье Анри Будик и мадемуазель Софи Моран, соответственно. При подготовке легенды Стрекалов учел мой театральный опыт, но главным козырем стал надвигающийся Фестиваль Европейских театров. Кстати, пролистав программу фестиваля, я с некоторым смущением выяснил, что брошенный мною на произвол вождей Камерный Драматический театр в шоу также участвует. Причем с новым спектаклем, в репетициях которого я был занят. Когда-то. Прошло всего два месяца, а мне казалось, что все это было уже давным-давно, в какой-то иной жизни. Иной, и не моей.

На таможне нас заставили вскрыть чемоданы.

Честное слово, такое со мной бывало только в Москве. Явственно пахнуло социализмом. Только несколько модифицированным, с лицом итальянского человека. Ничего противозаконного у нас не нашли. Дюжий таможенник говорил по-французски, поэтому принесенные им извинения были мне понятны. Если бы не парочка крепких полицейских парней с автоматами и не средних размеров овчарка, внимательно обнюхавшая наш багаж, я бы мог подумать, что остановили нас исключительно с целью поболтать на языке комиссара Мегрэ.

В зале, расположенном за таможней и паспортным контролем, нас уже ждали. Подпрыгивая и приплясывая от нетерпения. Дирекция фестиваля прислала за нами микроавтобус. И хотя я несколько напрягся от такого внимания, понимая, чем оно может обернуться в будущем, увильнуть от детально проработанной легенды было невозможно. Собственно говоря – третий час ночи, бог знает, сколько тут до города, такси наверняка стоит бешеные деньги. Нечего. Экономика должна быть экономной. Будем считать, что казенный «Мерседес» подвернулся нам кстати. Некстати оказалась деятельная и эмоциональная девица-администратор, сопровождавшая наш экипаж. Кипучая энергия буквально переполняла ее. Пообщавшись с ней пять минут, я бы совершенно не удивился, отправься мы прямо с ходу осматривать театральные площадки. Действительно, а чего время зря терять? К счастью, среди итальянцев она была исключением. Все остальные, нормальные люди, уже давно и сладко спали. Пришлось Стефании, так звали синьорину, удовольствоваться скромной экскурсией по ночному Милану. Французского она, к счастью, не знала, а общаться по-английски я отказался наотрез. Так что все исторические подробности достались Даше, причем судя по косым взглядам, которые она мне адресовала время от времени, подробностями ее просто завалили.

За весь этот день толком пообщаться нам так и не удалось. Напряженным изучением вороха материалов, подсунутых Стрекаловым, я занимался отдельно. Он также предупредил, что о сути задания милая девушка ничего не знает. Да и знать ей это абсолютно незачем. О чем он говорил с ней, я не знал, но судя по тому, что почти весь день генерал провел со мной, их беседа состоялась гораздо раньше. В конце концов, я не выдержал, и спросил напрямую – зачем, с какой целью он так усердно навязывает мне эту красотку? И что мне с ней делать, ежели вдруг случится страшное? «Мне так спокойнее. Пусть будет рядом с тобой», – довольно мрачно ответил Стрекалов. Коротко и неясно, как раз в его стиле. Я, естественно, так ничего и не понял. Но спорить не стал.

Затем нас отвезли в Шереметьево-2, и мы какими-то обходными путями пробирались на самолет. Почти три часа летели до Парижа. Там пришлось получить багаж, пройти паспортный контроль, выйти в город, встретиться со связным, поменять документы. И вновь вернуться обратно, но уже в качестве Анри Будик и Софи Моран. Опять регистрация, паспортный контроль и снова самолет, на этот раз уже в Милан. Когда он оторвался от земли, во мне теплилось лишь одно, единственное желание – уснуть. И видеть сны. Кажется, я его прямо сразу и реализовал. А проснувшись, обнаружил на своем плече прелестную русоволосую головку. Так что до сих пор мы с Дашей были фактически незнакомы. Вокруг все время были люди, суета, нервы на пределе – какое там общение. Отношения зависли на стадии паритета – она признавала мою главенствующую роль, но и только. Впереди смутно маячили какие-то проблемы, но пока они были еще далеко.

В будущее я смотрел с оптимизмом. Разберемся как-нибудь.

К стыду своему должен признаться, что ночной Милан не произвел на меня абсолютно никакого впечатления. Да, большой город. Улиц много. Особенно каких-то кривых. На каждом углу по памятнику, фонари горят, бережно сохраненные для потомков замки красиво подсвечены. Своя собственная Триумфальная арка есть. «Arco Delia Расе». В общем, типичный кладезь европейской культуры. Рай для туристов и меломанов, поскольку знаменитый театр «Ла Скала» тоже издавна прописан в Милане. Но себя и к тем, и к другим я мог отнести лишь с большой натяжкой. Более всего мне хотелось спать. Тут мы очень кстати и приехали.

Социальный статус технического директора по итальянским понятиям оказался равен однокоечному «нумеру» в гостинице «Dei Kavalieri». He более того. Но и не менее. Главным достоинством отеля считалось, как я понял, его местоположение. Угол Via Cornaggia и Corso Italia, то есть непосредственно в историческом центре города. Помимо этого данный отель имел честь быть многоэтажным. И, само собой разумеется, наши номера оказались на одиннадцатом этаже. Я тут же вспомнил Финляндию. Ох, и везет же мне на такие вот сладкие варианты. Тьфу-тьфу, не сглазить бы. Дарья, пожелав мне спокойной ночи тоном, лишенным всяческих эмоций, отправилась почивать. Ушатали ее дорожные хлопоты, она даже юному коридорному с лицом и статью Аполлона забыла улыбнуться. А он, бедняга, с таким энтузиазмом пер наши чемоданы. Я ему дал пять долларов, но, судя по его огорчению, улыбка мадемуазель стоила гораздо дороже. А потом, проклиная все на свете, я еще минут двадцать шоркался по коридорам, разыскивая и запоминая расположение пожарной лестницы, электрического щита, аварийных выходов и прочих нужных вещей. Практика подсказывала, что эти знания могли и не пригодиться. Но уж если они пригождались, то на все сто процентов. Жизнь – штука ужасно хрупкая и требует к себе особого внимания и заботы. Тут лениться не рекомендуется. Себе дороже выйдет.

* * *

Телефон разрывался на части, извлекая из себя настолько мерзкое пиликанье, что не проснуться было просто невозможно. С трудом поймав за хвостик обрывок убегающего сна, я тут же ужаснулся и отпустил его в небытие. Сплошное неприличие. Снял трубку.

– Месье Будик?

Кто будик? Зачем будик? Ах да, это же я – Будик. Вспомнил.

– Да. И он вас очень внимательно слушает. Хорошо, смотреть не нужно. Глаз у меня, кажется, просто не было на месте.

– Это Софи. Месье Будик, я надеюсь, вы не забыли, что в восемь часов мы встречаемся со Стефани?

Ха. Забыл – это еще очень мягко сказано.

– Мадемуазель Софи. Если вас не затруднит – а который теперь час?

– Нисколько не затруднит. Сейчас без десяти семь. В Милане утро, месье Будик. Я рассчитываю через полчаса встретить вас на завтраке. – И она положила трубку.

Кажется, я начал понимать, зачем Стрекалов выдал мне эту «секретаршу». Чтобы служба медом не казалась, вот зачем. Лег я вчера, в смысле – сегодня, где-то около четырех. Значит, спал… О, боже!

Это мне после трех часов сна теперь еще придется изображать из себя технического директора? Кошмар…

Через полчаса интенсивного размахивания руками и ногами, чисто выбритый и едва не околевший под холодным душем, я чинно сидел за столиком в ресторане отеля. И с ненавистью смотрел на свежую булочку с джемом, которая, по всей видимости, должна была заменить мне завтрак. Это была Италия. А в Италии по утрам подают кофе, булочку с чем-нибудь сладким и иногда, в виде особой милости, маленький кусочек сыра. Все это безобразие гордо называется «континентальным завтраком». Видимо, в пику прожорливым островитянам из Великобритании. Честное слово, мне ужасно хотелось кого-нибудь укусить. Или стукнуть. Зато мадемуазель Софи, которая, как и большинство худеньких женщин, 365 дней в году сидела на диете, совершенно искренне наслаждалась медом, произведенным где-то в Калабрии. Насколько я помнил, мед – это значит пчелы, но про пчел на этикетке ничего не было сказано. Из осторожности я взял джем. Он, по крайней мере, был из Франции, и никакие итальянские насекомые не участвовали в его производстве.

Злой, голодный и не выспавшийся, я вышел в холл гостиницы. И столкнулся с жизнерадостной синьориной Стефанией, тут же сказавшей мне что-то типа – «Какой прекрасный день». Если бы мы встретились сегодня впервые, я бы решил, что она надо мной издевается. С помощью подошедшей к нам Даши выяснилось, что мы прямо сейчас идем в театр Lirico, потому что нас там уже ждут. Именно идем, а не едем, до театра минут десять ходьбы. Вспомнив недобрым словом Стрекалова, я закурил свою первую в этот день сигарету, и мы двинулись в путь.

На улице уже было жарко. Это в восемь-то утра! Прямо напротив гостиницы стоял какой-то конный памятник. Изнуренная долгим недоеданием лошадь с трудом удерживала на своей костлявой спине маленького заморыша в военной форме образца позапрошлого века. Я было решил, что это памятник первым жертвам сексуальной революции, но все оказалось гораздо глубже и национальнее. Как объяснила Стефания, этот памятник высмеивал австрийских завоевателей, долгое время порабощавших несчастную Италию. И воздвигнут был, естественно, уже после ухода Австро-Венгерской империи из этой области. Что вполне в духе жизнерадостных итальянцев. Несколько сотен лет сидеть под оккупантами, боясь пикнуть громче положенного и ограничиваясь мелкими карбонарскими пакостями, зато потом вдоволь натешить свое самолюбие. Воевать они не умели и не любили, как, впрочем, и работать. Зато шутить по поводу кем-то побежденного врага и стрелять из-за угла – это сколько угодно.

Мило беседуя, мы дошли до угла. И в этот момент с Дашей стало происходить что-то непонятное. Внезапно оборвав фразу на полуслове, она остановилась как вкопанная, судорожно вцепилась в свою сумочку, и открыв ее, принялась лихорадочно рыться, извлекая на свет божий то косметичку, то сигареты, а затем и вовсе не называемые предметы первой женской необходимости. Мы со Стефанией молча наблюдали за этим дивертисментом, застыв в почтительном недоумении. Наконец Даша перекопала все, что могла, и подняла на нас глаза. Взгляд ее содержал отчаяние и надежду в равных долях.

– Мне нужно вернуться в отель! Иначе она погибнет! Я сейчас, я быстро… – с этими словами она бегом стартовала в сторону отеля, с места взяв очень приличную для дамы скорость.

Кто погибнет? Что вообще происходит? Я взглянул на Стефанию. Она тоже совершенно ничего не понимала, но чисто по-женски очень сочувствовала. «Да» – подумал я. «Да-да-да».

Даша действительно появилась минут через десять. На устах ее играла дивная улыбка, напрочь сшибавшая всех встречных итальянцев мужского пола. А в руках она теребила какой-то небольшой предмет, более всего напоминающий крупное куриное яйцо, но почему-то розового цвета.

– Что случилось, Софи? – переполняясь негодованием, грозно вопросил я.

– Я забыла в отеле птичку. А ее через час нужно кормить. Иначе она может заболеть и погибнуть.

Я огляделся. Вдруг возникло неодолимое желание подойти к зеркалу, все равно к какому, и внимательно-внимательно в него посмотреть. Почему-то мне стало казаться, что отражение должно сильно смахивать на здоровенного идиота.

– Софи! – голосом нежным и заботливым спросил я. – Какая еще, к чертям собачьим, птичка?

– Да вот же она… – Даша протянула руку. На розовой ладошке лежал еще более розовый приборчик, действительно напоминающий яйцо, с маленьким дисплеем и тремя кнопками. А на дисплее, растопырив ручки-черточки, весело суетилось какое-то электронное убожество.

– Вот она, – с нежностью в голосе повторила Даша. – Тамагочи.

– О! Тамагочи! – радостно возопила Стефания. А мне захотелось сесть на чистый итальянский тротуар и залиться горючими слезами, посыпая голову землей из ближайшей клумбы.

В театре нас действительно ждали. Седовласый и черноусый Джорджио, местный технический директор по специальности и покоритель женских сердец по призванию, сердечно подергав мою руку, тут же переключился на очаровательную мадемуазель Софи. Он заливался соловьем, но даже абсолютно не зная итальянского, я с легкостью догадался, что вещает он о материях, весьма далеких от технических параметров сцены. Иначе с какой стати Даше было кокетливо опускать глаза и ни с того, ни с сего заливаться громким и чуточку смущенным смехом? С этой стороны все складывалось удачно. Однако исполнить гражданский долг мне все равно пришлось. Битых два часа совместно с каким-то начальником поменьше я таскался по достаточно большому театру, рассматривая планировки, считая штанкеты, вымеряя глубину трюма и живо интересуясь высотой колосников. На самом деле все это было совершенной и законченной по сути дуростью. В городе Лилле просто не существовало театра, из которого я якобы приехал. Был телефон, факс, какой-то специальный человек, который отвечал на глупые звонки из города Милана и договаривался с дирекцией Фестиваля. Никто и никогда сюда не приедет, просто в последний момент будет выслан абсолютно правдоподобный и аргументированный отказ. Но… Мне в данный момент все равно приходилось исполнять свою роль. Причем со всей, свойственной мне, гениальностью.

Однако все когда-нибудь заканчивается. Улучив момент, когда любвеобильный Джорджио в очередной раз отвлекся на переговоры по сотовому телефону, я отозвал Дашу в сторонку.

– Он тебя случайно не приглашал пообедать? – ненавязчиво поинтересовался я.

– Пригласил, разумеется. – Она даже обиделась.

– Прелестно. Ты – девушка свободная, соглашайся. Мне нужно погулять по городу часиков до трех, а потом мы с тобой встретимся. Я надеюсь…

Она неуверенно покачала головой.

– Может быть, мы вместе погуляем? – спросила, очень внимательно глядя на меня. Почему-то отпускать ей меня далеко совсем не хотелось.

– Нет. Вместе мы с тобой поужинаем. А гулять я люблю отдельно. Привыкай.

Она молча кивнула головой. К этому моменту все дела уже были закончены. Джорджио поинтересовался у меня: надолго ли мы прибыли в Милан? Узнав, что французские коллеги хотели бы задержаться как минимум на недельку, он пришел в неописуемый восторг. Очевидно, светловолосая мадемуазель Софи успела пробудить в нем массу теплых чувств. А я совершенно ничего не имел против. В том, что Даша может скорее помешать мне, нежели помочь, я был уже почти уверен. Хотя… Ну не мог Стрекалов приставить ко мне полную идиотку. У него и не было таких никогда. В чем же дело? Не понимаю. А когда чего-то не понимаешь, все лучше делать наоборот. Пусть другие гадают. Так что Дашу я временно решил отодвинуть от себя, насколько это возможно. «Большое видится на расстоянии», не так ли?

Встреча с человеком, названным мне Стрекаловым, должна была состояться в заведении с громким названием «Trattoria AL MATAREL», специализирующемся исключительно на миланской кухне. Находилась эта едальня на углу Via Mantegazza и Corso Garibaldi, что было довольно далеко от театра. Время поджимало, и выскочив на улицу, я остановил первое же попавшееся такси. Связной обедал в этом ресторане по вторникам и четвергам. Сегодня как раз был четверг. Если мы не встретимся – как минимум четыре дня бессмысленного болтания по историческим достопримечательностям этого города мне обеспечено. Вместе с мадемуазель Софи и ее «птичкой».

Ресторация оказалась более чем приличной. Я порадовался, что несмотря на летнюю жару с утра вырядился в костюм, а не ограничился вполне подходящей для театрального деятеля рубашкой. Небольшой зал был почти пуст. Отказавшись от услуг любезного официанта, я приветственно помахал рукой пожилому итальянцу, одиноко сидевшему над огромной порцией спагетти. Он ответил кивком головы и слегка привстал, жестом приглашая меня за свой столик.

– Добрый день, – поздоровался он по-французски, пока я занимал место напротив. – Как доехали?

Вблизи он выглядел еще более… Пожилым. И очень усталым. На фотографии, которую я видел в Москве, был изображен добродушный итальянский синьор, склонный к веселой шутке, хорошей кухне и бокалу доброго вина. Этакий гурман и сибарит. Во плоти он производил совсем другое впечатление. Похоже, жизнь в последнее время его отнюдь не баловала.

– Спасибо. Все в порядке. Что новенького у вас? – спросил я, глядя на приближающегося к нашему столику официанта. – Вы ведь здесь часто бываете? Что стоит заказать?

– О моих делах позже… Возьмите эскалоп из телятины под соусом «пиццаола». Это не совсем миланское блюдо, но готовят его здесь превосходно. И виноградный салат с сырным соусом. Кстати, очень рекомендую – Castello di Nipozzano, весьма неплохое.

Добросовестно перечислив официанту все вышеизложенное и дождавшись его ухода, я вновь обратился к своему сотрапезнику.

– И все же, синьор Марсано… Мне кажется, или у вас действительно какие-то проблемы?

Примерно секунду он колебался. Потом отложил вилку и ложку в сторону и, опершись локтями на стол, внимательно на меня посмотрел.

– До сих пор у меня не было причин не доверять… вам. Но сейчас… Я уверен, что за мной следят. И иногда мне кажется, что это не одни и те же люди, а две разные группы.

Честно говоря, в этот момент вино застряло у меня в горле. Стараясь не делать резких движений, я аккуратно обшарил взглядом зал. Двое чиновников, парочка влюбленных, еще несколько человек – нет, явной засады не было. Да я и до этого достаточно внимательно огляделся. Ничто не указывало на наличие каких-то нежелательных свидетелей.

– Нет, здесь их нет, – поспешил успокоить меня синьор Марсано. – Я уже много лет обедаю в этом ресторане. Сюда меня не провожают. Но все остальное время… Сначала я думал, что сошел с ума и мне начинает мерещиться всякая чушь. Но… Я нашел в своем домашнем телефоне «жучка». А потом проверил аппарат на работе – там оказалось то же самое.

– Прелестно, – констатировал я. Аппетит испарился, не оставив даже воспоминаний. – И давно это началось?

– Пять дней назад. После того, как я сообщил… вам, что знаю, где находится нужный вам человек.

– Он по-прежнему там?

– Нет. Он проживал в отеле «Michelangelo». Под очень приличной охраной. Я не смог узнать, кто его охраняет, а вчера он выехал из отеля в неизвестном направлении.

Прелестно-распрелестно. Объект исчез, за связным уже пятый день следят, если он и в самом деле не свихнулся, а я сижу здесь и ем какой-то виноградный салат. Просто благодать какая-то!

– Вы подготовили то, о чем вас просили? – спросил я по инерции.

Марсано должен был передать мне оружие и прочее необходимое снаряжение, а также подготовить запасные документы для нас с Дашей.

– Да, конечно. Только я не мог все время носить это с собой. Все лежит…

Тут я предупреждающе поднял руку. Наблюдательность – это конечно, здорово. Однако при нынешнем уровне развития техники нас вполне могли слушать из дома напротив, а так далеко заглянуть мне было бы тяжеловато.

– Напишите, – протянув авторучку, попросил я. По-французски, довольно четким почерком, он написал на салфетке: «В моем доме. Подвал. Справа от лестницы. Десятый кирпич снизу. Нажать». Я кивнул. Он подумал, и дописал: «Я живу один».

– Хорошо. – Салфетку я смял и сжег в пепельнице. – Я все понял, синьор Марсано. Поскольку мы с вами увидимся теперь не скоро, давайте выпьем за то, чтобы мы оба прожили это время спокойно и счастливо.

Он понял и, облегченно вздохнув, расслабился, с видимым удовольствием делая большой глоток вина. А вот у меня расслабиться никак не получалось. Следили за ним или нет – даже простое допущение такой возможности не нравилось мне ужасно. Неужели я вновь, как и в России, отстаю от неизвестного противника на несколько ходов? Все это было очень нехорошо, просто из рук вон плохо.

Трапезу мы заканчивали в относительном молчании. Отказавшись от десерта и выпив чашечку кофе, я подозвал официанта и расплатился, оставив положенную сумму на чай. Марсано, который уже давно отобедал и просто ждал меня, встал и, подхватив свой «кейс», двинулся к выходу. Я пошел за ним. У дверей он подождал меня и, вежливо придержав створку, пропустил вперед. Чувство опасности не оставляло меня уже давно, внутренне я был готов к любой неприятности. Почти к любой.

Синьор Марсано сердечно распрощался с хозяином ресторана, вышедшим нас проводить, и сделал первый шаг в мою сторону. В этот миг серебристый «гольф», до того мертво стоявший на противоположной стороне Corso Garibaldi, внезапно и стремительно ожил. Машина рванула с места, на моих глазах тонированное стекло окна беззвучно осыпалось стеклянным дождем, и маленькое пламя заплясало на дульном срезе автомата. Оживленная миланская улица жила обычной жизнью, множество людей шло по ее тротуарам, громко говоря о чем-то своем, весело смеясь и жестикулируя; машины неслись по ней прерывистым, но нескончаемым потоком, рычал одинокий мотоцикл – в этом шуме никто не услышал и без того тихих и частых хлопков автоматной очереди.

Я разглядел стрелка, но это было бессмысленно. Лицо скрывала черная маска. Марсано за моей спиной с тихим стоном оседал, прошитый пулями насквозь, человек в маске остановил дуло автомата на уровне моей груди, время словно замедлило свой бег, давая всем участникам до конца насладиться своей ролью. Я прыгнул в сторону, понимая что все равно не успел, не мог успеть, но… Выстрел не прозвучал. В меня не стреляли. Когда я поднялся с земли, «гольфа» уже не было видно.