Текст книги "Санкт-Петербургский бал-маскарад [Драматическая поэма]"
Автор книги: Петр Киле
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
ДАНТЕ
( смиренно склоняя голову)
Как сладко я бывал влюблен в мечтах!
Как горько я любил тебя всю юность!
БЕАТРИЧЕ
( сурово, с упреком)
Я знала помыслы твои о славе,
Что ставил ты превыше и любви,
И уз семейных, гордый, как из князей,
Из высшей знати, сам почти плебей.
ДАНТЕ
( вскидывая голову)
Достоинством я человека горд!
И упованиями дум высоких,
Что я свершу для родины и славы.
А как же быть? Безвестным умереть,
Так это все равно, как не родиться!
Не жить, не быть влюбленным в Беатриче!
БЕАТРИЧЕ
Ты слезы лил, не радовался жизни.
Писал сонеты выдуманной даме,
Чтобы скрывать свою любовь ко мне.
ДАНТЕ
Любовь, как стыд, мучительна до слез.
Любовь к замужней – это, как несчастье,
Греха ты жаждешь, не любви высокой.
БЕАТРИЧЕ
Но ты женился, счастлив был, наверно.
ДАНТЕ
Как ты в замужестве, светилась счастьем,
Сама в себе любовь и красота,
Чтобы до времени сойти в могилу.
БЕАТРИЧЕ
Да, счастлива сама я по себе
Росла, как в детстве, в юности своей;
В замужестве не изменилась я,
Превозмогая беды и несчастья,
Встречая восхищенье у людей,
У юношей, у женщин, у старушек,
Лишь ты с тоскою изнывал по мне,
Стыдясь своей возвышенной любви,
Пока душа моя не вознеслась
Вослед за нею, до Земного Рая.
ДАНТЕ
Нет, я последовал на зов твой свыше
Свершить благое дело для людей,
Свершить поэта подвиг во спасенье
Заблудших душ и новых поколений.
БЕАТРИЧЕ
Росла я девушкой простой, как все
Из флорентиек, милых и пригожих,
И вышла замуж, сговорена с детства,
Как ты женился тоже; жизнь была
Недолгой; рано умерла, на счастье!
ДАНТЕ
Нет, нет, на горе всех и на мое!
БЕАТРИЧЕ
Оплакав смерть возлюбленной, поэт
Возрос душой, объемля мирозданье
До высших сфер, куда вознес и образ,
Запавший в сердце в детстве, как любовь,
Что есть стремленье к высшей красоте.
ДАНТЕ
И в мире воссияла красота?!
Воронья гора где-то между Царским Селом и Петергофом, вся в огнях от костров и факелов, хорошо просматривается с Камероновой галереи, где проступает Хор женщин.
ХОР ЖЕНЩИН
Смотрите! Что там происходит? Где?
На склонах гор у озера с огнями
И звезд высоких и на самом дне,
И факелов, несущихся в полете
С телами женскими в лохмотьях гроба
И юности во цвете красоты
В прекрасных платьях Сандро Боттичелли.
ЭЛИС
Восставшие из мертвых и живые
Уносятся на бал у Сатаны?
ДИОТИМА
То вакханалия, что здесь прозвали
Шабашем ведьм, а суть одна и та же.
ДЖУЛИЯ
( со смехом)
Бесстыдство и разврат?
ДИОТИМА
Так утверждают.
Но это ж празднество в честь бога Вакха,
С его весенним воскрешеньем вновь,
Что в радость всем, как счастье и любовь.
ДЖУЛИЯ
Шабашем ведьм считают, как в несчастье,
Веселье непристойно и безумье.
ХОР ЖЕНЩИН
Там Люцифер пронесся метеором
И видит восхождение на гору
Вакханок или ведьм, как церковь судит,
Сжигая на кострах несчастных женщин,
Вниманьем обделенных и любовью,
Иль верениц певичек и флейтисток,
Гетер и куртизанок, жриц Венеры,
Отлученных от церкви, как и ведьмы.
Здесь празднество отверженных девиц,
Прославленных во времени красавиц,
Пожалуй, правда, бал у Сатаны.
Но он не властелин, всего лишь дьявол,
Телесных радостей и мук маньяк,
Ночной козел, метаморфоза Вакха,
Диониса игра, как в старину,
Но Ариман, прислуживая церкви,
Им овладел и правит балом Сатаны
Себе в усладу, с правом первой ночи.
На празднестве гетер и куртизанок
Невинность с красотой в большой цене,
И мотыльки летят на огонек...
Ночной козел воссел под балдахином
На троне золотом среди красавиц,
Нагих, в движеньях напоказ прелестных
Или нескромных, с красотой очей
От страха и волненья неземной.
Все видел Люцифер, любуясь сам,
Глаза вперяя в девушек чудесных,
Но где? В лесах, как в глубине веков,
Со всею вереницей всех рождений
И всех смертей... И миг явленья в мире
На празднестве ночном у Сатаны,
Как в клубах собирается элита,
Жизнь прожигая ночи напролет
В сияньи драгоценностей тщеславья,
Взамен любви и счастья увлекаясь
Игрою в сексуальность напоказ.
НОЧНОЙ КОЗЕЛ
Кто это здесь весь светел?
Ночной козел привстал, галантность проявляя в козьей шкуре в кругу красавиц обнаженных.
Боже мой!
Кого я вижу? Люцифер явился
На бал у Сатаны! Какая честь!
Здесь не хватает ангелов... А, впрочем,
Здесь столько ангельских созданий видишь
В невинной женственности красоты!
Прекраснейшую уступить готовый,
Я предлагаю мир и ночь блаженства.
ЛЮЦИФЕР
Диониса Ночным козлом прозвали,
Вакханок ведьмами... Кто чинит суд?
НОЧНОЙ КОЗЕЛ
Известно, кто, сам Бог. Я властелин
Над тварью, жаждущей любви и счастья.
ЛЮЦИФЕР
Да, знаю я тебя. Ты Ариман!
Ты властелин в Аду, здесь жизнь цветет,
С мечтою о любви, помимо брака,
Что превратили в сделку торгаши,
И церковь освящает непотребство.
Все извратили, а винят меня,
С прозваньем Сатаны, к тебе приставшем,
И Князем тьмы гордишься до восторга,
И мало все: Ночным козлом предстал.
НОЧНОЙ КОЗЕЛ
А что тебе? Гоним и оклеветан,
Что сделал ты для примиренья с Богом?
ЛЮЦИФЕР
Не с Богом я в вражде, а с темной силой,
Из тьмы вселенской исходящей вновь,
Из Хаоса, когда Любовь под спудом,
Как жизнь сама и красота природы,
Эдем земной за юдоль скорби принят,
И войнам нет конца, с чумой в придачу.
НОЧНОЙ КОЗЕЛ
Да, юдоль скорби. Суета сует.
А войны – то за веру. И холера!
Дорога многолюдна – это в Ад!
ЛЮЦИФЕР
Земля не юдоль скорби, а Эдем,
Цветущий сад... Но человек возжаждал
Не красоты, не веры, а богатства,
И миром правит Золотой телец.
НОЧНОЙ КОЗЕЛ
Пожалуй, так. А что? Я не в накладе.
Отложим диспут до другого раза.
А нынче празднество. Прими участье,
О, сделай милость, друг мой Люцифер!
ЛЮЦИФЕР
Приму, когда Дионисом предстанешь.
НОЧНОЙ КОЗЕЛ
Нет, богом я языческим не буду.
ЛЮЦИФЕР
Не будешь, иль не можешь? Рад помочь.
ХОР ЖЕНЩИН
Тут Люцифер весь засветился светом
И в миг вознесся, посылая стрелы,
Лучи, пронзившие Козла до криков
Истошных и конвульсий, до безумья.
И вдруг предстал Дионисом в венке
Из винограда, тирс плющом увит,
И мир преобразился, как весною,
И на заре вечерней, с тишиной,
Когда все звуки слышны далеко,
И пенье птиц, и флейты, и тимпанов.
Дионис с удивленьем озирался
И вдруг вскричал: «Танцуйте! Эвое!»
И в пляске женщин нагота исчезла,
Как при купанье в море, место свято,
И нет греха и вожделенья тоже,
Лишь радость светлая, как по весне,
Природа оживает к новой жизни
И человек с рожденьем в красоте.
И боги Греции явились в небе.
Воскресли боги? Чудо из чудес!
ХОР ЖЕНЩИН
( на первой площадке лестницы Камероновой галереи)
Как! Боги Греции явились вновь?
И это в мире христианском, с Богом
Единым, пусть в трех лицах, как считают?
ЛЮЦИФЕР
Явились, как в Элладе, в изваяньях
Из мрамора и бронзы, вновь отрытых
В подвалах-гротах, будто из могил,
Из кладбищ древних, позабытых кстати,
Порушенных лишь временем, как в бурю,
Засыпанных песками и листвой.
И жизнь далекая предстала снова
Во красоте мужских и женских тел,
Застывших, как во сне, но полных жизни,
Иль мощи, или прелести нагой,
Что женственность стыдливая не кажет,
А прячет боязливо, как уродство,
Бежит даров Эрота, как насилья,
И проклят бог любви, как Сатана.
( Взлетает и провисает в воздухе.)
Нет, с этим непотребством мы покончим,
С завесой лжи и клеветы на женщин.
ХОР ЖЕНЩИН
Ах, Люцифер весь просиял, как юность!
Он снова юн, весь светел и влюблен,
Унесся ввысь, в заоблачные дали.
В руках-то лук со стрелами Амура!
Ах, что затеял он, представ Эротом?
ДИОТИМА
Явился он к царевне, что прослыла
По красоте самой Венерой, – диво!
Явился наказать как самозванку,
По приказанью матери своей...
Влюбился сам в несчастную Психею,
Преследуемую самой богиней,
И сам Эрот в изгнанничестве пробыл
Столетия, чтоб ныне вновь явиться!
Затеял празднество он в честь Психеи,
Я думаю, в честь красоты земной.
ХОР ЖЕНЩИН
Он, пролетая над холмами Арно,
Флоренцией внизу залюбовался,
В Садах Медичи ночь провел в беседке,
Следя за юношей с резцом в работе,
При свете фонаря на голове,
Над барельефом о борьбе кентавров.
Мы вслед за ним уносимся в полете,
Как стая журавлей вокруг Земли
В ее веках и с временами года...
Дворец пред нами – весь он освещен
Для празднества чудесного, как сон.
Виды Павловского парка. Все замечают Рафаэля в окружении его учеников и молодой женщины.
ХОР ДЕВУШЕК
( из публики, обмениваются отдельными репликами)
Послушайте, так это Рафаэль
В сопровождении учеников!
Он вышел на прогулку, прост и весел,
А держится, как князь со свитой слуг.
С ним девушка, знакомое лицо…
Она с ним запросто ведет себя,
Почти что как с учениками вольно.
Модель художника из куртизанок!
Да, это булочница Маргарита,
Известна по прозванью Форнарина!
Возлюбленная Рафаэля Санти!
Она спала с его учениками,
Служа и им моделью обнаженной,
Столь ненасытная и с Рафаэлем,
Что бедного замучила до смерти,
Что он в ее объятиях вознесся
До райских кущ и дух свой испустил.
ФОРНАРИНА
( с возмущением)
О Рафаэль! Ты слышишь этот вздор?
В объятьях куртизанки ты скончался,
Как старый волокита, обессилев?
РАФАЭЛЬ
( рассмеявшись беззаботно)
Да, это вздор! Клевещет немощь, зависть.
ФОРНАРИНА
К тебе ведь не пристанет клевета.
Ты чист и светел благородством нрава
И красотой искусства своего.
Меня ж унизить все горазды, знаешь,
Ничтожество свое возвысить тщась.
РАФАЭЛЬ
Возлюбленной моей или моделью
Ты разве быть не рада?
ФОРНАРИНА
Очень рада!
Я счастлива до головокруженья!
Ученики все влюблены в меня,
И всем нам весело. Один в работе
Ты до изнеможенья, Рафаэль!
РАФАЭЛЬ
Из женщин ни одна не обладает
Достойной благодати красотой.
Идея совершенства – как достичь?
Работой только. Форнарина – образ,
Далекий от идеи совершенства.
Вот улыбнулось счастье и «Velata»!
ФОРНАРИНА
Красива и достойна восхищенья,
Нет слов. Но это же, мы знаем, я!
РАФАЭЛЬ
( со смехом)
«Сикстинская мадонна» – тоже ты?
ФОРНАРИНА
А разве не похожа? Только мы
С тобою познакомились потом,
Поскольку ты узнал во мне идею
Чистейшей женской красоты от Бога.
РАФАЭЛЬ
( смеется с восхищением)
О, Форнарина! Ты всего набралась,
Чтобы прослыть отныне куртизанкой!
УЧЕНИКИ
Возлюбленной модели Рафаэля
Всеобщая признательность от нас,
Кого участием не обошло
Созданье и от Бога, и от Чёрта,
С прозванием по праву Форнарина!
Все быстро удаляются, и публика, словно очнувшись от наважденья, весело оглядывается вокруг, замечая, как впервые, всю незатейливую красоту природы и строений Павловского парка.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Царское Село. На Камероновой галерее, возвышающейся над местностью, боги Греции расхаживают. Немногочисленная публика с удивлением и весело разглядывает их.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Там боги Греции!
ДЕВУШКА
И в самом деле.
Поверить невозможно, все же веришь.
МУЖЧИНА
То статуи.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Живые! С вышины
Взирают вниз и речь ведут о чем-то,
Высокие, исполнены величья.
Что если настоящие?
МУЖЧИНА
Откуда?
Да это было бы такое чудо,
Что нам бы, смертным, ух, несдобровать.
ДЕВУШКА
Сойдя на землю, нас бы не чуждались.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Богини и прекрасны, и прелестны,
Совсем, как женщины земные, милы;
Как ты прекрасна, но не так свободна;
Вся прелесть женщин в них заключена.
Над водами прудов, притихших к вечеру, разносятся звуки флейты, звон гитары. На площади у широкой лестницы Камероновой галереи является вереница харит, граций и муз, сопровождающих белую, из слоновой кости коляску с золотыми полосами каркаса, рессор и колес, запряженную русской тройкой в сбруях из серебра и меди. В коляске юноша и девушка неописуемой красоты и прелести.
ГЕРОЛЬД
( со ступеней лестницы)
Психея и Эрот! Что происходит,
Я думаю, всем ясно. Все же я
Обязан, призванный к тому, сказать:
Да, Золотая свадьба здесь сейчас
Эрота и Психеи!
ГОЛОСА ИЗ ПУБЛИКИ
Ну, конечно,
Уж сразу золотая? Странно! Если
Еще совсем жених с невестой юны?
ГЕРОЛЬД
Они всегда такие, вечно юны.
Но есть и объясненье, отчего
Выходит свадьба золотая все же.
Известно, бракосочетание
Эрота и Психеи началось
С обряда погребального, поскольку
Невнятно вещих слово, как нарочно…
АПОЛЛОН
( сверху)
Герольд, не завирайся, как оракул.
Не превращай сей праздник в балаган,
Такой ведь свадьбы на земле и в небе
Еще не видели, такой чудесной,
Так по определенью золотой!
ГЕРОЛЬД
О, Феб, ты прав! Хотел же я сказать,
Эрот с Психеей обвенчались тайно,
Известно, из-за гнева Афродиты...
АФРОДИТА
( сверху)
Герольд, не завирайся! Я сама
Дивлюсь, как я поссорилась с Эротом?
Как я могла Психею невзлюбить,
Душа – ведь сущность Эроса и мира.
Идите, поднимайтесь выше! Боги
Зовут вас в олимпийскую семью!
Леонард и Эста, одетые по моде начала XIX века, словно бы по рисункам блистательного Кипренского, в сопровождении харит и муз вступают на лестницу, ведущую на Олимп.
ГЕРОЛЬД
Был долог путь Эрота и Психеи
К признанию и к славе. Ныне мы
И боги празднуют триумф влюбленных
В их восхожденье к высшей красоте!
Эрот и Психея вступают на верхнюю площадку, где их окружают, всячески привечая, боги, и публика рукоплещет им.
ХОР МУЗ
Молодожены счастливы до слез,
Шипами уколовшись алых роз,
Но не в чаду любовного раденья,
А в муках нового рожденья.
Юная девушка, вся сияющая светом, что кажется даже нереальной, проступает в кругу харит и граций, сопровождающих Эрота и Психею.
ХАРИТЫ
Все бедствия сумевши превозмочь,
Психея родила уж дочь.
ГОЛОСА ИЗ ПУБЛИКИ
Ее прозвали Вожделенье,
На удивленье!
– Пожалуй, это гадко.
– Нет, это в век упадка,
Чтоб пошутить позлей
Придумал Апулей.
ХОР МУЗ
Богиня новая, как утра свет;
Ее пленительнее нет.
Эрота и Психеи упованье,
Поэзия – ее прозванье.
Хариты и грации танцуют вокруг юной девушки.
Девушка, вся в блеске света, обводит взором вокруг, и тут у ее подножия проступают фигуры, узнаваемые публикой.
МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА
Послушайте! Так это маскарад,
Иль волшебство?
МУЖЧИНА
Скорее синема.
МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА
А звук и цвет?
МУЖЧИНА
Да, чудеса науки!
ГЕРОЛЬД
Воссели боги выше. В поднебесье.
МАСТИТЫЙ ПОЭТ
На Галерее лица, как родные,
Знакомые нам с детства. То поэты
Собрались у подножия богини
Новорожденной, вместе вечно юной.
МОЛОДОЙ ПОЭТ
Державин, величавый патриарх,
И целая плеяда звезд ярчайших,
Каких не сыщешь более нигде
В подлунном мире на восток и запад.
МАСТИТЫЙ ПОЭТ
Не надо и имен здесь называть.
Но как и не назвать, когда их видишь,
Живых, столь величавых и простых,
Ум излучающих в сиянье света
Богини вечно юной? Имена
Срываются, к отраде нашей, с уст,
Со строфами, влекущими поныне,
Как первые признания любви
И деве юной, и к отчизне милой,
И всем богам, коль свет сияет в них.
МОЛОДОЙ ПОЭТ
О Лермонтов! О Пушкин! О Жуковский!
Кому кто ближе в возрасте каком.
О Батюшков! О Фет! О Блок! О Тютчев!
О лирика любви, добра и света -
Залог бессмертия и красоты.
Теперь и поэты вслед за новорожденной богиней переходят в поднебесье и исчезают в сиянии небес. Эрот и Психея сбегают вниз, усаживаются в карету, и представление превращается в веселое карнавальное шествие по аллее вокруг озера.
ПСИХЕЯ
Послушай! Мы в России не впервые.
Мне все знакомо здесь, как с детских лет.
ЭРОТ
И мне. Но помню, как в России я
Впервые пробудился, как со сна,
На маскараде в честь античной гостьи,
В честь Венус, говорили и смеялись,
В честь женщины нагой на пьедестале.
ПСИХЕЯ
А я была там, странствуя по свету,
Преследуема Афродитой злой,
Покинута Эротом, в поисках
Неведомо чего?
ЭРОТ
Была, наверно!
На празднестве в честь Венус было много
Прекрасных женщин, юных уж совсем,
Одетых по парижской моде чудно,
Особенно принцессы, – краше всех!
ПСИХЕЯ
Влюблен в кого-то, обо мне не вспомнил!
ЭРОТ
Влюблен? Так, значит, там была Психея!
В вечерних сумерках над озером вспыхивает феерия света, с грохотом фейерверка, со снопами света, пронизывающими небеса, в которых проступает парусник, весь иллюминированный, но это по всему над Невой у Летнего сада в Санкт-Петербурге.
Летний сад. Со стороны Невы в галерее из двенадцати парных колонн высится статуя Венеры. Гости съезжаются на лодках и барках. На пристани восседает на бочках с вином Вакх; на широкой дощатой галерее вдоль аллеи, ведущей к Летнему дворцу, установлены столы с холодной закуской, и там царь с царицей приветствуют гостей.
На лодках подъезжают ряженые, изображающие богов, нимф и сатиров, во главе с Нептуном седовласым. У статуи Венеры является герольд с жезлом в сопровождении двух трубачей и трех юных женщин с атрибутами муз.
Г е р о л ь д
Небывалое доселе!
Царь на празднество сзывает
Знать и люд мастеровой,
В обозренье выставляет
Остов женщины нагой.
( Взмахивает жезлом.)
Боже правый, в самом деле?
Стыд и грех, а не кумир.
( Снова взмахивает жезлом.)
В честь Венеры, изваянья
Голой женщины из камня,
Царь затеял пышный пир.
Трубы и пушечная пальба.
Православные в смятеньи.
Что за притча? Наважденье.
Пить вино-то всем велят.
Пушки над Невой палят.
Герольд со свитой удаляется вглубь сада; у статуи Венеры собираются гости, все смущенно веселы, особенно из молодых и юных; среди них Доменико Трезини и Толстой.
Т о л с т о й
Я в Риме иль Неаполе? Где я?
Или в Афинах средь развалин храма,
Что высится над морем голубым,
Красою величавою сияя?
Иль это сон, мои воспоминанья
О странствиях по странам и столетьям?
Опасным, гибельным, но зов царя
Вновь к жизни возвращал меня, в отчизну,
Преображенную, как светом день,
Что в вечных сумерках едва мерцал, -
Блистающий, весенний, точно ныне.
К н я г и н я
Она такая же, как мы, совсем,
Как в молодости женщина нагая.
Не скажешь, что богиня красоты
Или любви, – не знаю, в чем тут диво?
М о л о д о й ч е л о в е к
Вы сами диво красоты, княгиня!
К н я г и н я
В чем слава статуи или богини?
Т р е з и н и
Стоит без всякого смущенья. После
Купанья в море, взгляд бросая в даль,
И в обнаженности ее не стыд
Таится и не таинство желаний,
А явлена божественность сама.
Вот высшее создание искусства.
Между тем темнеет, и на Неве возгораются огни с разнообразной символикой и фейерверк.
В аллеях Летнего сада. Белая ночь. Гости и ряженые. Герольд и три юные женщины.
1-я ж е н щ и н а
Мы ныне музы, я надеюсь.
2-я ж е н щ и н а
Нас принимают за богинь.
3-я ж е н щ и н а
Нас принимают за служанок,
Блестящих самых и красивых,
И нам царица удивилась.
2-я ж е н щ и н а
За нами послан камергер
Прознать, кто мы, и опоить.
1-я ж е н щ и н а
Чтобы затем слегка ославить -
За красоту.
3-я ж е н щ и н а
Ну, хорошо.
Прознаем, что с ним будет вскоре,
Уж очень он любим царицей.
Юные женщины оборачиваются, и перед ними невольно останавливается камергер Монс.
М о н с
Красавицы! Я знаю вас, конечно.
Уж если вы не из богинь,
То, верно, из княгинь.
1-я ж е н щ и н а
Как жизнь твоя идет беспечно,
В амурах и делах...
2-я ж е н щ и н а
Да сердце гложет страх.
3-я ж е н щ и н а
Но власть влечет и злато тоже,
И мешкать здесь тебе негоже,
Как вору, что всегда-то гол, -
Кинь голову – на кол.
Монс в страхе убегает.
Г е р о л ь д
Какой несете вы здесь вздор!
Вы, что, сивиллы или музы?
1-я ж е н щ и н а
Фортуной вознесенный вор.
2-я ж е н щ и н а
Герольд! Иль ты забыл слова?
Как ночь светла! Без волшебства
Такое таинство в природе
Ведь не бывает; в этом роде
Твои слова здесь прозвучат
И чрез столетья пролетят.
Герольд не без опаски углубляется до конца таинственной в ночи аллеи и вдруг вздрагивает.
Г е р о л ь д
Там, в саду, в конце аллеи
Бог Амур, в ночи смелея,
С пьедестала вдруг взлетел,
С фонарем и пуком стрел.
Видит мать он не без страха.
Целомудренно светла,
Вся она во власти Вакха
И мечтательного сна.
Из Афин увезена,
В Риме сброшена в канаву;
Вновь отрыта, как на славу,
Пробудилась вдруг она.
Не стрела ль ее коснулась?
И, весельем возгоря,
Беззаботно улыбнулась
Над потехами царя.
– Сын мой! – молвила. – Откуда?
Я спала, спала любовь.
Сотворил не ты ли чудо -
Воскрешение богов?
– С рощ далеких Геликона
Снова лира Аполлона...
Приглашен и он на пир,
Что затеял на весь мир
Царь, строитель и кузнец, -
Сын сказал, – как мой отец.
– Здесь и Марс в большом фаворе, -
Рассмеялась мать, как в горе.
– Но любим здесь бог морей,
Царь – строитель кораблей.
И тебя призвал, царица
Сладких таинств и мечты,
Чтоб возвысилась столица
Ликом вечной красоты.
На дощатой галерее у Летнего дворца заиграл оркестр, и ряженые закружились в хороводе; к ним присоединяется и публика, в разгаре веселья и царь с царицей; хороводу тесно, и он растекается по аллеям.
Х о р ж е н ш и н
Как лед уходит по Неве,
Сияя в чистой синеве
И вод, и неба,
Под звон кифары Феба
Несется пестрый хоровод
По саду на просторе,
И выступает дивный грот
В ракушках весь, как в море
Жилище нереид;
И здесь же рядом шар стоит,
Готторпский глобус превеликий,
Весьма к тому же многоликий,
Со звездным небом изнутри,
С круговращением Земли.
Г е р о л ь д
Кто несется в хороводе,
Ростом высясь, со всех ног,
Свой средь знати и в народе,
Средь богов, ну, точно бог?
Да бежит-то он с царицей,
А за ними вереницей
Знать и люд мастеровой,
С кем трудился царь на верфи
И вступал с врагами в бой
За отечество и веру, -
Всех он ныне и созвал
На веселый карнавал.
Царь, проводив запыхавшуюся царицу до входа в грот, подходит к герольду с его свитой. Оркестр замирает, и хоровод, растекаясь по аллеям, распадается.
П е т р
Герольд! Я дал тебе двух трубачей.
А женщины, скажи, взялись откуда?
Г е р о л ь д
Не ваше ли величество прислали
Мне в помощь их, чтоб знал я речь свою?
Или ее величество – из фрейлин?
Они прекрасны и умны, но странны.
П е т р
Герольд! Сей праздник ныне завершен.
Герольд взмахивает жезлом, и трубачи подают соответствующий сигнал. Три женщины исчезают. Царь встречает у грота царицу, публика вереницей, прощаясь, уходит, и сад пустеет.
Г е р о л ь д
( оставшись один)
Ночь взошла зарею ясной.
Сад со статуей прекрасной
Просиял, как Рай земной.
( С изумлением.)
А высоко над Невой,
Будто жили там доселе,
Боги Греции воссели.
В просиявшем утреннем небе проступают скульптурные очертания античных богов и богинь.