Текст книги "Антипиранья"

Автор книги: Петр Заспа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава вторая
Аэронавт

Раскисшая после недавнего летнего дождя дорога последний раз вильнула между сосен и выбежала на огромное поле, ограждённое тремя рядами колючей проволоки. Подвода, запряжённая двойкой низкорослых лошадок, остановилась рядом со шлагбаумом, и прозевавший их появление часовой торопливо вскочил, выставив вперёд штуцер с широким трёхгранным штыком.

– Стой! Вас, господин унтер-офицер, я знаю! – Он подслеповато прищурился, разглядывая свесивших с повозки ноги пассажиров. – А остальные мне неизвестны. Вам придётся подождать, пока я отправлю посыльного к вахмистру Миниху.

– Открывай дорогу! – небрежно бросил часовому сидевший рядом с погонщиком на козлах унтер-офицер. – По приказу командэра Юлиуса я везу новобранцев на «Августейшую династию». Командэр едет следом, и он не любит, если кто-то задерживает его дирижабль с вылетом.

Часовой растерянно взглянул на унтер-офицера, затем на караулку, где находился дежурный вахмистр, которого он откровенно побаивался, но упоминание имени командэра прозвучало ещё страшнее, и в неравной борьбе чувства долга и страха очень скоро победил страх. Часовой выдавил жалкую улыбку и навалился всем телом на противовес шлагбаума, поднимая вверх полосатое бревно.

Повозка скрипнула, сделала резкий поворот вдоль ограждения, и Смородин увидел гигантское поле, сплошь уставленное пронумерованными ангарами, казармами и складами. Центр территории занимали столбы закреплённых на растяжках мачт. От их ажурных, собранных из стальных труб креплений тянулись тонкие нити гайдропов. Подобно паутине, они опутывали огромные серые туши дирижаблей, закрывших собой половину горизонта. Выстроившиеся в идеальную шеренгу вытянутые, будто разбухшие сигары, дирижабли застыли, как выброшенные на сушу киты. На их серых боках горели золотом имена, вышитые готическим шрифтом и обведённые кроваво-красным бархатом. Первым в ряду, замер дирижабль с многообещающим названием «Забияка». Следующим выставил округлый нос «Солнце Дакии». Прочитав имя третьего дирижабля, Смородин не удержался от улыбки, отметив, что аэронавтам не чуждо чувство юмора. Значительно превосходя два первых по размерам, завис в метре от земли гигант «Мышонок». Снизу, вдоль его стометрового продолговатого пузыря тянулась узкая, похожая на растянутый и перевёрнутый вагон, гондола с квадратными стёклами окон. Из таких же квадратных дверей на землю спускался трап, у которого стоял часовой в красной фуражке с крошечным козырьком. Но дальше из-за «Мышонка» показалась «Августейшая династия», и Смородин понял, что и на такую огромную мышь всегда найдётся ещё большая кошка. Дирижабль командэра Юлиуса превосходил размерами своего соседа не менее чем в полтора раза. А украшенная ястребами гондола – и того больше. Её носовая часть не была сложена из прямоугольных, закреплённых в каркасных рамах стёкол, как у «Мышонка», а образовывала единый прозрачный колпак, сквозь который просматривались круглый корабельный штурвал и ряд откидных столов.

Унтер-офицер с гордостью оглянулся на раскрывших от изумления рты новобранцев и, спрыгнув с повозки, кивнул на дирижабль:

– Что, окопники, дух вышибло? Это вам не в норах по лесам прятаться! Это величайшее чудо техники – её величество «Августейшая династия»! Такого вы больше нигде не увидите, вши пехотные. Сто пятьдесят метров от носового вымпела до хвостового киля! Десять тысяч килограммов полезной нагрузки! И это при том, что только у нас стоят новейшие, последней модели, баллонные движители, под которыми мы можем лететь со скоростью аж сто километров в час!

Сполна насладившись произведённым на новичков эффектом, унтер-офицер щёлкнул пальцами часовому:

– Передай боцману приказ герр командэра: – немедленно готовиться к вылету!

Часовой снял с крепления похожий на большую лейку раструб, надетый на уходящий внутрь гондолы шланг, и, выкрикнув, повторил команду. Смородин услышал, как где-то внутри зазвучала трель свистка, и наружу высыпал экипаж, минуя трап и спрыгивая на траву. На возвышавшейся рядом с дирижаблем мачте вздёрнули красный флаг, извещавший, что теперь корабль готовится к полёту. Завидев сигнал, из казармы на краю поля выбежала ещё одна команда, в отличие от красной униформы аэронавтов, одетая в чёрную робу и широкие краги до локтей.

Смородин с пониманием разглядывал их возню вокруг канатов, удерживающих дирижабль на земле. Казалось, что он смотрит хронику, на которой первая кинокамера синематографа братьев Люмьер запечатлела подготовку к взлёту детища графа Цеппелина. Только там, насколько он помнил, дирижабль раскачивало из стороны в сторону, а здесь он стоял смирно и, будто вытянувшись, ожидал своего хозяина. Командэр Юлиус не заставил себя долго ждать, и лишь команда в алой форме замерла вдоль выкрашенной в золотой цвет гондолы, его превосходительство проехал верхом через шлагбаум аэродрома, как про себя окрестил поле Смородин. Спрыгнув с коня, командэр бросил поводья денщикам и замер в десяти шагах от дирижабля.

– Герр командэр! – лихо отрапортовал ему офицер с тонкой саблей на боку. – «Августейшая династия» к полёту готова! Доложил вахтенный офицер, мичман Кутасов!

– Прекрасно, Кутасов, – Генерал бросил вдоль строя ленивый взгляд и, заметив выделявшихся из общей массы новобранцев, кивнул на них мичману: – Мы ненадолго. Поднимемся и сразу на посадку.

– Я вас понимаю, ваше превосходительство! Прикажете переодеть их до вылета?

– Нет. Как обычно – после посвящения.

– Сколько прикажете готовить интенданту комплектов формы, герр командэр? – спросил мичман, покосившись на шесть фигур в конце строя.

– Пять.

Внутри гондолы дирижабля было темно. Грузовое помещение освещалось через крохотные окна, размером не превышавшие форточку в квартире, и их явно не хватало. Смородин и Стефан стояли рядом с таким окном и видели, как команда в кожаных крагах отвязала гайдропы дирижабля от мачт и теперь волочилась по траве, ожидая приказ разом бросить канаты. Большую часть грузового помещения занимали открытые ящики, доверху наполненные короткими цилиндрами, с приклёпанным хвостовым оперением из тонких медных пластин.

«Да ведь это бомбы! – осенила Смородина догадка. – Примитивные, допотопные, даже не выдержанные в одном калибре, но это бомбы!»

На глаз, вес их казался от пяти до десяти килограммов. В носу каждой бомбы блестел навёрнутый поверх взрывателя металлический стакан, покрытый мелким рифлением, а поверх её серого брюха шли красные полосы, обозначающие предназначение. Ящиков с бомбами было много. Они занимали всё свободное место, оставляя узкий проход в серединную часть гондолы, где висели гамаки команды, а дальше уже была видна дверь в следующий отсек, перегороженный деревянной переборкой. Занятый работой экипаж пока не обращал на новобранцев внимания, и Смородин мог обследовать эту часть гондолы, переходя от одного борта к другому. На его взгляд всё здесь было тривиально, просто и элементарно. Никаких хитрых инженерных решений, никаких таинственных загадок. Даже входная дверь запиралась на примитивный засов, смахивающий на большой шпингалет. Палуба под ногами поскрипывала деревом, а над головой потрескивали по оболочке дирижабля канаты, напоминая хлопанье на ветру парусов.

Неожиданно за спиной залился трелью боцманский свисток, и усиленный через переговорные трубы голос прокричал новую команду:

– Слить балласт!

Мимо Смородина пробежали с десяток аэронавтов и, оттолкнув в сторону Стефана с Марко, навалились на скрывающиеся в полумраке вентили. Хлынувшая из внутренних баков вода тут же образовала под дирижаблем небольшое озеро. Теперь уже ничего не могла поделать повиснувшая на гайдропах команда, обслуживающая взлёт, и, пробежав ещё с десяток метров, бросила канаты, отпустив «Августейшую династию» в небо.

Взлёт получился очень стремительный, и Смородин едва устоял на подогнувшихся от перегрузки ногах. Небольшой клочок поля, видимый в окно, мгновенно сменился синевой неба, и не прошло минуты, как тот же голос объявил:

– Триста метров!

Прильнув к окну, Смородин смотрел на удаляющуюся землю, по привычке стараясь запомнить детали внизу. Всюду тянулись зелёные леса. Они, будто гигантский ковёр, скрывались где-то за горизонтом, а на краю этого ковра зияла уменьшающаяся на глазах рыжая проплешина с серыми контурами дирижаблей. Их было не менее двух десятков. Миша попытался их посчитать, но «Августейшая династия» ворвалась в облака, и земля исчезла за белым туманом. А дальше произошло то, что впервые его озадачило. С обеих сторон гондолы, впереди и сзади, на ферменных мачтах стояли двигатели с короткими двухлопастными винтами. Поначалу Смородин не обратил на них внимания, больше занятый изучением самого дирижабля. Но сейчас они заработали, и это заставило его изрядно удивиться, потому что работали двигатели совершенно бесшумно. Первой мыслью было, что виной тому хорошая звукоизоляция, но он тут же понял ошибку своего предположения, потому что отчётливо слышал шипение винтов. Тогда Смородин перешёл к окну, расположенному напротив одного из двигателей. Больше всего его удивляло, что они не только не издавали шум, но и не выделяли выхлопных газов. Никаких пышущих огнём труб, никаких свистящих паром клапанов. На массивных креплениях стояли чёрные баллоны, сращённые с такими же чёрными округлыми боками двигателей. За ними, прикрытые от спутной струи винтов, находились деревянные короба с блестящими баллонами поменьше, соединёнными в одно целое множеством медных труб. Дальше изучение моторов прервали хлопнувшие двери, и в грузовой отсек вошёл командэр Юлиус.

Свободный от работы экипаж выстроился вдоль стен, по обе стороны гондолы. Глядя, с каким подобострастием застыли аэронавты, вытянув вперёд подбородки, Смородин невольно и сам стал по стойке «смирно».

Командэр прошёл вдоль строя, выглянул в окно и спросил не отстающего от него ни на шаг боцмана:

– Сколько?

– Полторы тысячи метров, ваше превосходительство!

– Достаточно. Прекратить подъём и открыть створки.

Пол под ногами заскрипел, и вдруг две его половины рухнули вниз, открыв квадратный проём больше метра в ширину. Внизу показались проплывающие хлопья облаков, а в редких разрывах пробивалась зеленью земля.

Командэр Юлиус застыл на краю и, задумчиво глядя вниз, вновь начал перекатываться с носков на пятки. Свежий воздух врывался внутрь гондолы и шевелил перья на его кивере, носы сапог висели над пропастью, но он, казалось, этого не замечал. На лице генерала блуждала загадочная ухмылка. Затем, будто спохватившись, он встряхнулся от задумчивости и, оглянувшись, приказал новобранцам стать с ним рядом. Смородин заметил, что парашютов у аэронавтов не было. И по всей видимости, они их даже не знали. Тем более странной показалась генеральская бравада в игру – «сорвусь – не сорвусь». Достаточно было лёгкого толчка или неловкого движения, и кивер командэра сорвался бы вниз вместе со своим хозяином. Миша догадался, что это до сих пор продолжается их проверка, потому сделал пару уверенных шагов и стал рядом с генералом, застыв с невозмутимым видом – не этому расфуфыренному фазану пугать его высотой!

Дирижабль вошёл в облака, и теперь люк заполнился плотным туманом. Генерал прошёлся перед неровным строем новобранцев, и вдруг будто выстрелил чётким и хорошо поставленным командным голосом:

– Огонь! Огонь – самый главный наш враг!

Командэр достал из кармана спичечный коробок, покрытый тонким слоем парафина.

– Вы должны это запомнить крепче, чем собственное имя! И вы это запомните!

Командэр поднял коробок над головой и гулко потряс.

– Спички, табак и даже запах табака на борту – преступление!

Он неспешно прошёлся перед строем, продолжая чеканить правила аэронавтов:

– Любой из вас, заметивший даже сожжённую спичку в кармане соседа, обязан доложить первому попавшемуся на глаза офицеру или боцману и не допустить, чтобы эта спичка оказалась на борту. Это вам ясно?

– Ясно, ваше превосходительство, – нестройным ропотом ответили новобранцы.

– Не уверен.

Командэр взглянул в лицо Смородину, затем долго изучал потупившего взгляд Стефана, но прошёл дальше и остановился рядом с Луйку. Подбросив на ладони, генерал вложил спичечный коробок в его оттопыривавшийся карман. Отойдя на шаг, он указал на Луйку пальцем:

– Боцман! Что ты видишь в кармане этого аэронавта?

– Спички, герр командэр! – невозмутимо ответил боцман.

– Вот как? – Вздёрнув бровь, генерал посмотрел на глупо улыбающегося и ничего не подозревающего Луйку. – Кто же в таком случае этот аэронавт?

– Преступник, ваше превосходительство!

– У нас на борту преступник? Так почему ты до сих пор его не наказал?

– Сию секунду, герр командэр!

Боцман оглянулся, кивнул, и в тот же миг Луйку завернули за спину руки. Он всё ещё продолжал улыбаться, не догадываясь, что за игру с ним затеяли. Но когда понял, то успел лишь взмахнуть руками, пытаясь ухватиться за створки люка. Его жуткий крик заложил Смородину уши, а мелькнувшие и тут же исчезнувшие в тумане босые ноги заставили сердце подпрыгнуть к горлу да так и замереть там, скованное ужасом. Он смотрел в открытый люк и не мог оторвать взгляд, понимая, что эта картина ещё долго будет преследовать его в кошмарах. Рядом громко икнул Стефан. Миша взглянул на его побелевшие губы и отвернулся.

– Огонь – наш самый заклятый враг! – невозмутимо повторил командэр Юлиус, глядя на бледных и растерянных новобранцев. – И вы теперь никогда не забудете этот главный закон аэронавтов! Остальные наши правила и ваши обязанности доведёт боцман. Кутасов! – теперь генерал обращался к застывшему с безразличным лицом мичману. – Закрыть створки, рули – на снижение, рулевому – обратный курс. Мы возвращаемся!

Так же стремительно, как и появился, командэр покинул грузовой отсек, а следом и остальная команда. На мгновение боцман задержался в дверях и, посчитав необходимым дать совет и от себя, произнёс, кивнув на уже закрытый люк:

– Запомните этот урок! Если кто-то раньше баловался табачком, то лучше мне об этом не узнать, а вам побыстрей забыть даже его запах. Герр командэр строг, но справедлив! Раньше нарушителей забивали плетями, но генерал придумал воистину наше наказание. Наказание аэронавтов.

Сияющая злорадством физиономия боцмана исчезла, и новобранцы вновь остались одни, но уже меньше на одного.

– Вот сволочь! – первым нарушил тишину Смородин. – Он же ему сам их…

– На то он и генерал, – возразил Марко, уверенный в том, что каждый должен знать своё место. – В кавалерии наказывают, разрывая лошадями. Это как визитная карточка у дворян.

– Луйку сказал, что тот, кто его убьёт, пойдёт против Господа! – задумавшись, вспомнил Стефан. – Святой Иезус накажет генерала. Его дирижабль сгорит, а вместе с ним и мы.

– Тише, – одёрнул его Марко, покосившись на прислушивающихся двоих ещё им незнакомых новобранцев.

Смородин тоже взглянул на до сих пор молчавших, совсем ещё юных солдат в затёртой серой форме.

– Самое время познакомиться. – Он подошёл к одному из парней и посмотрел на странные погоны с цифрами. – А потом подумать и над тем, что делать дальше.

– Бежать нужно! – не сдержался Стефан. – Как окажемся на земле, так только меня и видели…

– Да тише ты! – снова взмолился Марко. – И себя, и нас погубишь.

– Кто ты? – спросил Смородин солдата, не обращая внимания на перепалку Стефана с Марко.

– Меня зовут Васил. Васил Боянов.

– И кто же носит такую странную форму, Васил Боянов?

Васил удивлённо посмотрел на собственные рукава с нашивками и пожал плечами.

– Что ж тут странного? Из сапёров я.

– Был сапёр, а стал аэронавт! – хмыкнул Смородин. – А ты что думаешь о том, что сделали с Луйку?

– Это правильно, – неожиданно ответил Васил, чем поверг Мишу в изумление. – На дирижабле всюду водород. Он улетучивается из внутренних баллонов и сквозь внешнюю оболочку. Одна искра, и всё взорвётся в пламени.

– Ты считаешь, что генерал сделал правильно, всунув Луйку в карман спички и сбросив за это его за борт?

– Он должен был показать наглядный пример. У нас учили, привязывая к животу мину. Зато потом это многим спасло жизнь.

– Ты это серьёзно? – не поверил собственным ушам Смородин. – Неужели я и вправду попал в мир идиотов? Что же он сам не спрыгнул для наглядности, если позволил себе занести на борт спички?

Но и на этот раз Васил оставался невозмутим.

– В коробке были не спички. Скорее всего там стучали монеты или что-то ещё. Но только не спички. Командэр не посмел бы нарушить главный закон аэронавтов.

Миша кивнул и, взглянув ему в глаза, задумчиво произнёс:

– Небось мечтаешь служить верой и правдой?

– Я давал клятву верности владыке Сигизмунду! – спокойно выдержал взгляд Васил. – Командэр Юлиус знаменит – его боятся враги, но критикуют обыватели. Что поделать – обыватели всегда со знанием дела критикуют действия военных.

– Понятно. Только я далеко не обыватель, – Смородин обернулся ко второму солдату. – Ну, а ты?

Юноша хмыкнул и, отвернувшись к окну, небрежно бросил:

– Судя по всему, ты генеральский провокатор. Можешь ему передать, что я не сбегу и буду служить, как смогу. Пушки конфедератов сровняли мою деревню с коровьим дерьмом на пастбище, а потому я с радостью вывалю эти ящики с бомбами на их ненавистные головы!

– Я сейчас разрыдаюсь от умиления. Слыхал, Стефан? А ты говоришь – бежать! Здесь парням не терпится воевать.

Дирижабль, выпустив изрядную долю водорода, резко спикировал по отвесной кривой, стремительно пробивая облака. За окном картина быстро сменилась с молочной белизны на зелень простирающегося внизу ковра. Пол под ногами наклонился, отчего заскрипели удерживаемые цепями ящики с бомбами. Смородин всегда считал дирижабли чем-то неповоротливым и тихоходным и потому искренне удивился такой прыти «Августейшей династии». Стефан вцепился в его локоть и скривился от болезненного звона в ушах, вызванного резким перепадом давления. Зелёный лес внизу быстро приближался, распадаясь на отдельные сосны и поляны. Когда уже можно было различить пёстрые цветы на рыжих шарах кустарников, внезапно взвыли винты, и падение замедлилось всего в полусотне метров от земли. Миша облегчённо выдохнул и, отпустив переборку, за которую держался во время снижения, продолжил допрос:

– А звать-то тебя как, мститель?

– Прохор Рябов, если тебе так любопытно.

– Вот как? Удивительно.

– Удивительно, что меня зовут Прохор?

– Да ты не заводись. Я уже начал привыкать, что все имена вокруг меня больше с румынско-болгарским уклоном. А ты вроде как русский? Я всё пытаюсь понять, что вокруг меня происходит, вот и задаю глупые вопросы. За что же ты, Прохор, попал в арестанты?

– Не твоё дело! Я же не спрашиваю, на кого ты шпионил?

– Я как посмотрю, у вас здесь все помешаны на шпионаже? Все обо мне всё знают, один только я полный профан. А между тем, ещё совсем недавно у меня была совершенно другая жизнь. И небо другое, и дирижабли – не ровня вашим. И назывались они иначе. Да и погоны носил я капитанские…

Прохор презрительно скосил глаз и плюнул под ноги.

– Да ты ещё, оказывается, и враль. Офицеров за преступления расстреливают, а не кладут на койку Берты.

– Да помолчи уже! – огрызнулся за Мишу Стефан. – Объяснял ведь не раз, что инквизиторы ему разум повредили. Не о нём сейчас речь, а о нас! По мне, хоть и спас генерал Юлиус нас от Берты, да только это ненадолго. Вы если хотите с ним служить – служите, и да спасёт вас Иезус! А я так лучше полезу назад в окопы. А ещё лучше – подамся на ферму к шурину и спрячусь там от всей этой войны. Но договор один – никто никому ни слова! Мы все вместе в подвале аббатства вшей кормили, а значит, считай, что братья по несчастью. Продашь брата – не будет тебе покоя в этом мире, потому как не даст тебе жития Святой Христофор – покровитель братства!

– Вот напугал, – хмыкнул Прохор. – Беги, куда хочешь и не выдумывай всякую ахинею. А по мне, так лучше и не надо. У нас, в сапёрах, гибли, что мухи под коровьим хвостом. Каждый день то обвал, то неудачный подрыв. Так тут же в яму, что осталось, и складывали. Да и у вас в окопах не лучше, как я слышал. «Августейшая династия» – это император среди дирижаблей, и куда попало, на гибель, её не пошлют. Вот как раз на ней и больше всего шансов дожить до конца войны. А если ты, Стефан, до сих пор этого не понял, то ты беспросветно туп, как осёл на водокачке. Война сейчас повсюду, и на ферме ты от неё не спрячешься. Поймают, и тогда уж точно Берты не избежать. Попасть в аэронавты – это не самое худшее, что могло с нами произойти. Да и кормёжка у них почти что с офицерского стола!

Стефан поджал обиженно губы, но промолчал. Упоминание о пайке аэронавтов утробно отозвалось в голодном желудке. Расплющив нос о стекло, Стефан выглянул в окно на причальную команду, ловившую волочившиеся по полю гайдропы. «Августейшая династия» медленно плыла над ангарами, приближаясь к стояночным мачтам. Наконец канаты были пойманы и вставлены в барабаны вращающихся лебёдок. Дёрнувшись, дирижабль покорно застыл в метре у земли, будто и не улетал никогда в небо.

В грузовой отсек вошёл боцман и, открыв дверь, сбросил на землю деревянный трап.

– Без приказа на землю не сходить! – Выглянув наружу, он сплюнул на траву. – Гамаки ваши в отсеке команды, в тёмном блоке возле гальюна. Полетаете побольше – переселю поближе к окнам. – Боцман окинул их снисходительным взглядом и добавил: – Не додумайтесь до такой глупости, как побег. У караула однозначный приказ: в любого аэронавта, переползающего за ограждающую проволоку, – стрелять! Теперь, пехота, ваш дом здесь. А сейчас идите на камбуз рядового состава. Это прямо за вашим отсеком. На нашем дирижабле время обеда свято!

Смородин переглянулся со Стефаном, и Миша шепнул ему на ухо:

– А ты говоришь – бежать.

– Ничего. Я отовсюду сбегал, и здесь меня не удержат.

– Ну пообедать-то хоть успеешь? – улыбнулся Смородин.

Стефан расплылся в довольном оскале и, не выдержав, расхохотался:

– А ты, шпион, шутник! Отчего же не пообедать? Пойдём, посмотрим, как кормят на этих летающих факелах. Ты, Михай, не подумай, что я трус – я войну не люблю. Дома у меня такая печь-мазанка! Так бы всю жизнь на ней и пролежал. А что на войне? В окопах у нас всегда вода по колено была. А здесь я высоты боюсь. Как в окно выгляну, так душа в пятки уходит.

– Ничего, привыкнешь.

– Нет, не привыкну. Если бы вы с Марко меня не потащили, в жизни бы на стену не полез.

– И был бы уже без головы.

– Что верно, то верно, – скорбно согласился Стефан, открыв дверь и заглянув в соседний отсек. – А пахнет хорошо. Я, кажется, чувствую запах жареной рыбы. У нас в окопах всегда на обед была рыба. Только она воняла, и повар завсегда её жарил, чтобы забить запах.

За грузовым отсеком располагался отсек команды с подвешенными под потолком гамаками. Здесь тоже царил полумрак, освещавшийся несколькими окнами в противоположном конце коридора. Стефан шёл на запах первым и, подойдя к следующей двери, осторожно открыл щель, впустив яркий солнечный зайчик. Дальше находился просторный светлый камбуз. Здесь и окна оказались шире, и было их гораздо больше. Длинный деревянный стол тянулся вдоль левого борта, оставив справа свободный проход с картинами между оконными рамами.

Стефан ошибся – в меню аэронавтов не было рыбы. На покрытом длинной скатертью столе стояли глиняные горшки, парующие сногсшибательным запахом мяса. Между горшками, по центру стола, будто с картин натюрморта красовались корзины с фруктами. За ними выглядывали разукрашенные кувшины с массивными пробками.

Вся команда уже сидела за столом, и когда Миша, Стефан и Прохор застыли на пороге, гул стих и аэронавты обернулись в их сторону. Было их не меньше тридцати. По дюжине с каждой стороны стола, и ещё шестеро сидели за отдельным столиком, ближе к окну, откуда раздавалась пища.

Сидевшие с краю аэронавты недовольно поморщились, но молча подвинулись, освобождая место новичкам. Смородин сел рядом с молодым пареньком, чёрными кудрями и серьгами в ушах похожим на отбившегося от табора цыгана. Мише сразу бросилось в глаза, что возраст команды в основном не превышал двадцати лет. Старшему за столом не дашь больше двадцати пяти. И теперь они со Стефаном претендовали на звание самых возрастных. Стефан же был занят совсем другими наблюдениями. Он пробежался по столу жадным взглядом и, мгновенно сориентировавшись, шепнул на ходу Мише:

– Займи место, а я на тебя возьму. Сдаётся мне, мы здесь впервые за столько дней поедим по-людски. Такого я не видел, даже когда был денщиком при российском советнике в Варне! А уж там…

Стефан не договорил и торопливо засеменил к раздаче. Смородин же присел, улыбнулся соседу и, посчитав, что пора налаживать отношения с командой, спросил, заглянув в глиняный горшок:

– Чем кормят воинов неба?

– Фазан на пару в листьях мяты, – охотно откликнулся, блеснув серьгами, сосед.

– В листьях мяты… – с уважением покосился на его блюдо Миша, судорожно дёрнув кадыком. – Фазан на пару… есть в жизни стоящие моменты. Даже в такой непонятной, как моя. Меня зовут Михаилом. А тебя?

– Я про тебя слышал. Поговаривали, что герр командэр взял на борт «Августейшей династии» шпиона конфедерации.

– Не верь. Это злые языки завистников. – Смородин расслаблено вытянул ноги и оглянулся на Стефана, идущего по проходу с двумя горшками в руках. То, что все здесь считали его шпионом, уже перестало раздражать и даже забавляло. И отвечать хотелось шутками. – Враги хотят опорочить моё доброе имя, чтобы подорвать могущество воздушного флота Дакии. Но ты же не пойдёшь у них на поводу?

– Вот в чём дело? – вполне серьёзно откликнулся его собеседник, не поняв иронии. – Воистину говорил мой батюшка, что их коварство безгранично. А меня Ларионом зовут. Я сюда из Тобольской губернии приехал, добровольцем. Можно сказать, что на «Августейшей династии» я с её постройки.

– Тоже русский?

– Да, на нашем дирижабле россиян много. Это потому, что великий князь Александр у нас на борту часто бывать изволят. Чтобы ему приятней было, что вокруг соотечественники.

Рядом присел Стефан и, покосившись на Лариона, удивлённо заметил:

– Михай, ты только представь – у них в кувшинах вино!

– А то! – гордо расправил грудь Ларион. – Мы ведь не на каком-то завалящем дирижабле, который только и годится, что для разведки вражеских окопов. «Августейшая династия» особенная! Только у неё ткань оболочки пропитана лаком, а не маслом, как у других. Её в Германии строили, когда ещё был мир. А подняться она может на такую высоту, что ни одна пушка не достанет. Такого дирижабля нет ни у конфедерации, ни даже у России. Потому и отношение к нам особенное. Сам владыка Сигизмунд назначал, чем нас кормить!

– Ларион… – Смородин задумался и решился на провокационный вопрос, дабы внести хоть какую-то ясность в происходящее вокруг. – Какого года постройки наш дирижабль? Он, наверное, совсем новый?

– Конечно, новый! Ему и трёх лет нет. Крёстная мать нашей «Августейшей династии» великая княгиня Анна её аккурат на рождество святой водой окропила и в первый полёт благословила.

– Так это получается, в каком году было? – спросил Миша с замершим сердцем.

– Ну так считай, что в тысяча восемьсот шестьдесят пятом от рождества Иезуса.

Неожиданно где-то вдалеке протяжно завыла сирена. Её низкий гул прокатился за окном, и тут же на её вой откликнулась сирена гораздо ближе. Через секунду уже гудело всё вокруг, перекрывая друг друга разной тональностью и силой звука.

– Что это? – спросил Стефан вдруг застывшего с окаменевшим лицом Лариона.

– Тревога…

– Тревога? Это что, мы остались без обеда?

– Тревога!!! – заревели десятком глоток вскочившие из-за стола аэронавты.