Текст книги "Курская битва, которую мы начали"

Автор книги: Петр Букейханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

По свидетельству маршала артиллерии Василия Казакова (в 1943 году – генерал, командующий артиллерией Центрального фронта) [480] , по сравнению с началом войны истребительно-противотанковая артиллерия Красной Армии увеличилась в пять раз, а конструкторами, помимо новых типов орудий, были разработаны особые типы бронебойных снарядов – очень дорогие подкалиберные снаряды с вольфрамовым сердечником для 45-мм, 57-мм и 76-мм пушек, а также кумулятивные снаряды для 76-мм полковых орудий и 122-мм гаубиц. На фронт эти снаряды начали поступать перед самым началом Курской битвы и доставлялись войскам небольшими партиями на самолетах.

В декабре 1942 года Государственный Комитет Обороны (далее – ГКО) принял решение о начале серийного производства самоходно-артиллерийских установок и вооружении ими советских войск для непрерывного сопровождения атак пехоты и танков и взаимодействия с ними в ближнем бою, поэтому вскоре началось формирование тридцати самоходно-артиллерийских полков, оснащенных установками с орудиями калибра 76, 122, 152 мм, и к июлю в действующей армии было 500 САУ (в том числе 24 типа СУ-152 в двух тяжелых самоходно-артиллерийских полках) [481] .

В соответствии с техническим совершенствованием и количественным увеличением артиллерийского вооружения изменялась и организационная структура общевойсковых оперативных объединений. Согласно решению ГКО, с апреля 1943 года каждая общевойсковая армия должна была иметь армейскую артиллерию в составе трех артиллерийских (зенитный, истребительно-противотанковый, пушечный) и одного минометного полков; за фронтом, ранее не имевшим своей артиллерии, закреплялись минометная и истребительно-противотанковая артиллерийская бригады [482] .

Исходя из тех же замыслов стратегического наступления, совершенствовалась организация инженерных войск – в мае 1943 года началось создание штурмовых инженерно-саперных бригад РГК, которые предназначались для прорыва подготовленных оборонительных позиций противника и преодоления его укрепленных районов. Наряду с этим, в предвидении необходимости форсировать многочисленные крупные и средние водные преграды на пути продвижения советских войск на запад, продолжалось формирование отдельных моторизованных понтонно-мостовых полков РГК с тяжелыми мостовыми парками (ТМП), которые обеспечивали паромные и мостовые переправы грузоподъемностью до 100 тонн.

В военно-воздушных силах в интересах централизации управления авиацией и ее более эффективного использования в борьбе за превосходство в воздухе совершенствовалась структура воздушных армий фронтов. Боевой состав этих армий не был постоянным и зависел от задач, решаемых фронтами, а также условий воздушной обстановки, в которой они действовали. Обычно воздушные армии состояли из 2 – 3 истребительных, 2 – 3 бомбардировочных и 1 штурмовой авиационных дивизий в истребительном, бомбардировочном и смешанном авиационных корпусах. На время проведения операций воздушные армии фронтов усиливались авиационными корпусами РГК, количество которых в 1943 году резко возросло. Корпусная система вводилась и в авиации дальнего действия. Командование воздушных армий ориентировалось на массированное использование имеющихся сил для организации мощных авиационных ударов и ведение решительной борьбы за господство в воздухе. Существенно улучшилось тактическое управление внутри авиационных частей и соединений – к весне 1943 года только ночные бомбардировщики типа У-2 еще не были оборудованы новыми приемопередающими радиостанциями [483] .

В общевойсковых армиях со второй половины 1942 года и в 1943 году активно восстанавливали корпусное звено управления, упраздненное осенью 1941 года. По сравнению с началом 1942 года, к началу 1943 года количество корпусов возросло в шесть, а к 1 июля 1943 года – в двенадцать раз [484] . Например, в 13-й армии Центрального фронта накануне Курской битвы имелось 12 стрелковых дивизий, шесть из которых были объединены в два корпуса, а шестью руководил непосредственно командующий армией, поэтому Генеральный штаб принял решение срочно сформировать для 13-й армии еще два корпусных управления [485] .

18 мая 1943 года командующие армиями и фронтами получили директиву Ставки Верховного Главнокомандования, которая требовала упорядочить структуру армий с учетом корпусного звена управления, не допускать, за исключительными случаями, замену корпусных частей и соединений, создать основу для боевого сколачивания корпусов и закрепления их боевых традиций [486] . Воссоздание оперативно-тактических объединений корпусной формы повысило оперативность руководства боевыми действиями частей и соединений, позволяя своевременно массировать их на главном направлении; улучшило взаимодействие между стрелковыми войсками и другими родами войск в операции; увеличило возможности управления специальными подразделениями и средствами усиления, поддержки и обеспечения, выделявшимися корпусу для выполнения различных тактических и оперативно-тактических задач в составе оперативных (оперативно-стратегических) объединений или самостоятельно.

Восстановление корпусного звена управления оказало огромное влияние на увеличение глубины обороны, поскольку позволяло из трех стрелковых дивизий корпуса одну выделить во второй эшелон, на вторую полосу обороны, вследствие чего глубина тактической зоны обороны увеличилась до 20 км [487] . К началу июня 1943 года в составе Центрального фронта было сформировано одиннадцать корпусных управлений, и десять – в составе Воронежского фронта [488] .

В тылу Красной Армии вводился новый порядок подвоза материально-технических средств по принципу «от себя», то есть теперь их доставка от станции снабжения (армейских складов) к войскам (на дивизионные обменные пункты) производилась не дивизионным, но армейским транспортом. Доставка материальных средств от дивизионных до полковых складов возлагалась на начальника тыла дивизии. С точки зрения Ставки Верховного Главнокомандования и Генерального штаба, эти изменения в системе подвоза повышали точность учета материальной обеспеченности войск и способствовали более высокой подвижности и маневренности частей и соединений в бою и операции.

Одновременно во всех видах вооруженных сил и основных родах войск продолжала увеличиваться доля гвардейских частей и соединений, которые впервые появились в Красной Армии в сентябре 1941 года. Они в первоочередном порядке комплектовались личным составом по особым штатам до полной нормы положенности; имели повышенную, по сравнению с обычными войсками, вооруженность боевой техникой и стрелковым автоматическим оружием; офицерский состав получал повышенное денежное довольствие, а военнослужащие обеспечивались усиленным питанием. Соответственно, боевое применение гвардейских частей и соединений отличалось особенностями, которые были нормативно закреплены специальными директивами Ставки Верховного Главнокомандования. В частности, директива № 30095 от 18 апреля 1943 г. обязывала держать гвардейские соединения (гвардейские стрелковые корпуса и гвардейские армии), состоящие из наиболее опытных и устойчивых войск, в резерве или втором эшелоне, чтобы в наступлении использовать их для прорыва на направлении главного удара, а в обороне – для контрудара; после решения боевой задачи гвардейские соединения выводить в резерв для отдыха и восстановления, не допуская их ослабления; перегруппировку гвардейских соединений без уведомления Ставки не производить [489] . В целях наиболее эффективного использования гвардейских соединений директивой № 47109 от 17 апреля 1943 г. было указано к 1 мая свести все имевшиеся в составе Воронежского фронта гвардейские соединения в две гвардейские армии – 6-ю (бывшую 21-ю) и 7-ю (бывшую 64-ю) [490] .

Морально-психологическая устойчивость воинов-гвардейцев укреплялась тем, что перед выдвижением для участия в боевых действиях из гвардейских соединений откомандировывали в тыл бойцов, побывавших во вражеском плену, а также принадлежавших к некоторым национальностям, в частности, – эстонцев, латышей, литовцев [491] .

Боевой опыт, полученный Красной Армией за первые полтора-два года войны, нашел отражение в новых воинских уставах: Боевой устав пехоты 1942 года, а за ним и проект Полевого устава 1943 года обобщали передовой опыт армии и способствовали его широкому внедрению в практику. В частности, по новому Боевому уставу при наступлении на обороняющегося противника полагалось отказаться от шаблонного эшелонирования атакующих пехотных подразделений в глубину и, наоборот, требовалось максимально массировать силы и средства частей и подразделений, используемых на направлении главного удара, сужать ширину полос для их прорыва и наступления и увеличивать тактические плотности на единицу занимаемой ими площади [492] .

В результате всех указанных мероприятий советское командование получило возможность создать неисчерпаемые стратегические резервы и беспрецедентно усилить оборону Курского выступа – войска Воронежского и Центрального фронтов. По некоторым данным [493] , с 10 апреля по начало июля 1943 года в их состав поступило 10 стрелковых дивизий, 10 истребительно-противотанковых артиллерийских бригад, 35 артиллерийских полков (из них 13 истребительно-противотанковых и 8 минометных), 7 отдельных танковых и самоходных артиллерийских полков – всего двум фронтам было передано 9 157 орудий и минометов, а также 1 284 самолета. По данным Генерального штаба Красной Армии [494] , за время с 1 апреля по 1 июля в состав Центрального и Воронежского фронтов было дополнительно включено 14 стрелковых дивизий, 4 артиллерийские и 1 гвардейская минометная бригады, 12 танковых и 3 механизированные бригады, 1 мотострелковая бригада, 7 отдельных танковых полков, 16 полков полевой артиллерии, 39 истребительно-противотанковых артиллерийских полков, 14 минометных и гвардейских минометных полков; за это же время убыло из состава двух фронтов – 2 кавалерийские дивизии, 2 стрелковые и 3 лыжные бригады, 4 отдельных стрелковых батальона, 4 минометных и гвардейских минометных полка.

В результате к началу июля войска обоих фронтов насчитывали 1 337 тыс. личного состава, около 21 680 орудий и минометов, свыше 3 590 танков и САУ, 1 915 самолетов (всего, с учетом привлекавшихся к боевым действиям 480 бомбардировщиков авиации дальнего действия (по данным немецкой разведки – 460 самолетов, которые базировались в районе Юхнов – Калуга – Сухиничи) и 200 истребителей противовоздушной обороны, в оборонительной операции могло быть задействовано около 3 880 самолетов в составе 16-й, 2-й, 5-й и 17-й воздушных армий) [495] .

Кроме того, в тылу Центрального и Воронежского фронтов по основанию Курского выступа развернулись стратегические резервы, объединенные в Степной военный округ (Степной фронт) – свыше 573 000 солдат и офицеров, 9200 орудий и минометов, 1640 танков и САУ, 550 самолетов [496] .

Таким образом, для участия в оборонительной операции к июлю в районе Курска было сосредоточено более 1,9 млн. советских солдат и офицеров (~29% общей численности действующей армии), почти 30 900 орудий и минометов (~29% от общего количества в действующей армии), 5 230 танков и САУ (~50% от общего количества в действующей армии), около 3 900 самолетов (~38% от общего количества в действующей армии).

При этом группировка советских войск в районе Курского выступа предусматривала как оборону, так и переход в наступление. По некоторым данным [497] , Ставка Верховного Командования планировала в зависимости от обстановки, не дожидаясь затягиваемого немцами удара, в первой декаде июля перейти в наступление против Орловской группировки противника, а наступление против войск группы армий «Юг» провести на 15 дней позже (ориентировочный срок начала наступления – 20 июля). В связи с этим к началу операции «Цитадель» Центральный фронт был укомплектован личным составом, вооружением, боеприпасами и предметами снабжения лучше, чем Воронежский. Начальник тыла Центрального фронта генерал Николай Антипенко вспоминает [498] , что, исходя из предпосылки о непродолжительности периода обороны, тыл фронта был в основном организован по наступательному варианту – все запасы предметов снабжения и средств материального обеспечения размещались в районе Курска, возможно ближе к войскам. Соответственно, если стандартное удаление основных фронтовых складов от переднего края составляло 100 – 250 км, а полевых баз – 30 – 80 км, то на Центральном фронте часть фронтовых складов, медицинских и ремонтно-эвакуационных частей и учреждений была приближена в район Фатежа и Золотухино на расстояние 40 – 50 км от линии фронта.

Это же подтверждает и маршал Казаков [499] : когда в ходе подготовки к боям встал вопрос о том, как разместить очень большое количество боеприпасов, накопленных Центральным фронтом для обеспечения предстоящей операции, то первоначально высказывалось мнение, что в предвидении крупного наступления противника было бы естественно расположить армейские и, тем более, фронтовые склады на значительном удалении от передовых частей. Однако в связи с тем, что такое размещение усложняло условия боевого питания частей в ходе боевых действий, а главное – снижало быстроту боевого питания частей, непосредственно ведущих бой, то командование фронта решило нарушить традиции и подтянуть склады и их отделения как можно ближе к войскам. В результате только в полосе 13-й армии было размещено около 1,5 тысяч вагонов снарядов и мин всех калибров.

С другой стороны, советские разведывательные данные, приведенные в докладе генерала Ватутина, свидетельствуют, что даже в первой половине июня немецкие войска все еще были сгруппированы в оборонительном порядке. Видимо, германское командование также напрасно ожидало русского наступления в районе Курска и вновь переносило сроки наступательной операции, надеясь использовать все возможности перехода в контратаку из подготовленной обороны.

По мнению Б. Лиддел-Гарта [500] , германское командование рассчитывало начать операцию в середине июня, когда войска уже были в основном подготовлены, их ударные соединения реорганизованы, доукомплектованы, вооружены боевой техникой, проведено обучение их личного состава, созданы запасы топлива, боеприпасов и других предметов снабжения. Однако высшее военное руководство Германии еще выжидало до конца июня, поскольку надеялось таким образом вынудить русских первыми начать наступательные действия, чтобы нанести контрудары, но этого не удалось добиться из-за такой же выжидательной позиции со стороны советских военачальников.

В одном из источников китайской философии – Книге перемен, или И-Цзин, – сказано, что сила перед лицом опасности не спешит, но может ждать, тогда как слабость возбуждается и действует поспешно. Соответственно, осознавая свою слабость перед превосходящим противником, тевтонские и ливонские рыцари под Псковом, Карл XII под Полтавой, Фридрих II под Кунерсдорфом, Гитлер и его военачальники под Курском не стали выжидать действий русских, но пришли к убеждению атаковать первыми.

Во второй половине июня политические и военные вожди Германии и СССР окончательно выработали свои планы по поводу ведения боевых действий в районе Курска в ближайший период лета 1943 года. Гитлер принял решение в первых числах июля провести операцию по плану «Цитадель». Сталин, напротив, планировал укреплять оборону и дожидаться либо активных действий союзников, которые должны были связать немецкие войска в Европе, либо немецкого наступления, остановив которое, можно было нанести Вермахту контрудары в соответствии с планами операций «Кутузов» и «Полководец Румянцев». Так была подготовлена Курская битва, которая включает одну стратегическую оборонительную – Курскую – и две стратегические наступательные – Орловскую и Белгородско-Харьковскую – операции Красной Армии, проходившие с 5 июля по 23 августа 1943 года (50 суток) [501] .

Здесь следует отметить, что объединение указанных операций в рамки Курской битвы основывается на достаточно условном разграничении, установленном советско-российской историографией на базе разработанных советской военной школой искусственных теоретических понятий «битва» и «сражение». С точки зрения германской стороны сражение под Курском ограничено боевыми действиями в ходе проведения операции «Цитадель», тогда как борьба за Орел, Белгород и Харьков представляет совершенно отдельные эпизоды войны на Восточном фронте. Объективно, тесная связь указанных операций обеих сторон по месту, времени, целям и планам, а также задействованным силам и средствам, имела место только в отношении боевых действий на северном фасе Курского выступа и на орловском плацдарме. На южном фасе выступа германская сторона определенно завершила наступательные действия на курском направлении и перешла к обороне на белгородско-харьковском направлении, перегруппировав силы для проведения операций на других участках фронта. Однако поскольку стратегические последствия операции «Цитадель» прежде всего отразились в наступлении Красной Армии на орловском и белгородско-харьковском направлениях, то боевые действия в июле – августе 1943 года в районе Курска, Орла, Белгорода и Харькова все-таки целесообразно рассматривать совместно, на основе интегральной оценки их хода и итогов.

Также необходимо заметить, что в зависимости от масштаба и достигнутых результатов советская и российская историография разделяют военные операции на стратегические, фронтовые и армейские, зачастую относя к стратегическим те из них, которые фактически имели только оперативное значение. Поэтому в настоящей работе термин «стратегическая операция» в большинстве случаев не используется собственно в качестве оценочного критерия, но только отражает информацию соответствующих источников (если иное не следует из контекста). Датировка операций в советской и российской военной истории также искусственно соотносится не с реальным ходом боевых действий, а с достижением значимых военно-политических результатов, принятием определенных военно-политических решений или утверждением стратегических и оперативных планов командования. Так, например, Курская оборонительная операция официально окончилась 22 июля, после отступления на исходные позиции германской группировки, наступавшей на южном фасе Курского выступа, хотя реально бои здесь продолжались вплоть до начала августа. Точно так же в ходе наступления Красной Армии активные боевые действия в полосе Воронежского фронта продолжались до 27 августа, но завершение Белгородско-Харьковской наступательной операции и всей Курской битвы было по дате искусственно приурочено советским командованием и военными историками к взятию Харькова, то есть к 23 августа.

Согласно советской историографии, наступление в районе Курского выступа было стратегической операцией немецкой армии с целью вернуть стратегическую инициативу [502] . При этом стратегическая операция как форма организации военных действий понимается в качестве совокупности согласованных по цели, месту и времени ударов, операций и боевых действий объединений и соединений различных видов вооруженных сил, проводимых по единому замыслу и плану для достижения стратегических целей; стратегическая цель – намечаемый конечный результат военных действий стратегического масштаба, достижение которого приводит к коренным изменениям военно-политической и стратегической обстановки на фронте в целом, на отдельном театре военных действий или стратегическом направлении [503] . Отличительными признаками стратегических операций являются их планирование и ведение на широком фронте и на большую глубину, в течение значительного периода времени, когда рядом взаимоувязанных по целям операций достигаются крупные стратегические результаты, резко меняющие военно-политическую обстановку [504] .

Однако, как справедливо замечает В. Демин [505] , операции становятся стратегическими не тогда, когда они планируются и предпринимаются для достижения стратегических целей, а тогда, когда в ходе их достигаются реальные стратегические результаты.

Мнения и оценки немецкого командования и военных специалистов, изложенные выше, показывают, что стратегический характер операция «Цитадель» имела только в приказах Главного командования и пропагандистских заявлениях. Фактически, после выявления значительного усиления советской обороны и отсрочки наступления оперативное командование Вермахта стало готовить краткосрочную (менее 10 суток) наступательную операцию на ограниченном фронте, которая имела реальной целью не достижение крупных стратегических результатов, резко меняющих военно-политическую обстановку, а истощение противника, чтобы упредить и, насколько возможно, предотвратить его активные действия. Наряду с этой реальной задачей-минимум в планах и приказах продолжала фигурировать и первоначально запланированная и широко объявленная задача-максимум по окружению крупной группировки противника под Курском, решение которой, вероятно, ожидалось в расчете на особо благоприятные условия развития операции (по-русски – в расчете «на авось»).

Операция проводилась на узком участке с небольшой предполагаемой глубиной продвижения – суммарная ширина полос наступления на северном и южном фасах Курского выступа составляла около 100 – 110 км, а прямое расстояние между атакующими группировками около 200 км, что сопоставимо с геометрией неудачного Харьковского сражения советских войск в мае 1942 года [506] , которое российскими военными историками относится не к стратегическим, а к самостоятельным фронтовым операциям [507] . В то же время, например, Орловская, Белгородско-Харьковская, Смоленская, Донбасская, Черниговско-Полтавская, Нижнеднепровская стратегические наступательные операции Красной Армии проводились на фронте боевых действий от 400 до 800 км, глубина продвижения в ходе Днепровско-Карпатской, Белорусской, Львовско-Сандомирской, Прибалтийской, Будапештской, Висло-Одерской операций достигала 300 – 600 км, а их продолжительность составляла от 21 до 116 суток [508] .

Вместе с тем формальное придание операции «Цитадель» наивысшего уровня значимости играло для немецкого командования важную роль в действиях по навязыванию своей воли противнику с целью стабилизации положения на Восточном фронте. Концентрация сил и средств в ограниченном районе под Курском, непрерывно проводившаяся русскими с начала апреля, была крайне выгодна немецкому командованию, которому удалось временно сковать своего противника, поставив его действия в зависимость от собственного выбора места будущей наступательной операции. Благодаря этому стало возможным стабилизировать фронт, пополнить и подготовить войска, собрать резервы. В то же время для создания видимости мощных оборонительных возможностей германской армии генерал Йодль указал подготовить специальные коммюнике для германской прессы, в которых операция «Цитадель» представлялась в качестве контрнаступления в ответ на действия советских войск. Эта же версия позволяла оправдать весьма вероятный неудачный исход операции.

Глава 1.4 Оперативно-тактические планы германского командования по организации наступления на Курск

§ 1.4.1. силы и средства, сосредоточенные германской стороной для наступления

Группа «Центр» выделила для наступления с северного фаса Курского выступа (южного фронта Орловской дуги) 9-ю полевую армию (командующий генерал Вальтер Модель, начальник штаба полковник Харальд Эльверфельдт (Harald Elverfeldt)) в составе 46-го, 47-го и 41-го танковых, 20-го и 23-го пехотных (армейских) корпусов: пять танковых, одна моторизованная, четырнадцать пехотных дивизий. В армейском резерве, который мог быть непосредственно привлечен к операции, находились танковая и пехотная дивизии [509] . Западный фланг 9-й армии и сковывающие действия вдоль фронта Курского выступа обеспечивала 2-я полевая армия (командующий генерал Вальтер Вейсс (Вайсс, Walter Weiss), начальник штаба генерал Густав Хартенек (Gustav Harteneck)) в составе 7-го и 13-го пехотных (армейских) корпусов: девять немецких пехотных дивизий и одна охранная венгерская дивизия.

Ударная группировка вместе с резервами, средствами усиления и девятью пехотными дивизиями 2-й армии, обеспечивавшими западный фланг наступления, насчитывала приблизительно 460 тыс. солдат и офицеров (в том числе до 290 тыс. личного состава дивизий [510] ) и 6 000 орудий и минометов, а также 748 танков (по другим данным 523 танка [511] ) и 370 САУ (включая тяжелую боевую технику 21-й отдельной танковой бригады: 45 «Тигров» в составе 505-го тяжелотанкового батальона [512] , 90 истребителей танков «Tiger» (P) «Ferdinand/Elefant» (далее – «Фердинанд» [513] ) и 45 штурмовых танков Sturmpanzer IV «Brummbar» (далее – «Ворчливый медведь» или «Медведь») в составе 656-го танкоистребительного полка) [514] . Наступление поддерживала одна авиационная дивизия 6-го воздушного флота – 730 самолетов.

Группа «Юг» выделила для наступления с южного фаса Курского выступа 4-ю танковую армию (командующий генерал Герман Гот, начальник штаба генерал Фридрих Фангор) в составе 52-го пехотного (армейского) и 48-го танкового корпусов, 2-го танкового корпуса СС: пять танковых и танково-гренадерских, одна моторизованная и четыре пехотные дивизии; а также оперативную группу «Кемпф» (командующий генерал Вернер Кемпф, начальник штаба генерал Ганс Шпайдель (Шпейдель, Hans Speidel)) в составе 3-го танкового, 11-го и 42-го пехотных корпусов: три танковые и шесть пехотных дивизий. В резерве группы армий находился 24-й танковый корпус в составе двух танковых дивизий, который мог быть привлечен к операции по согласованию с Гитлером и руководством Генерального штаба сухопутных войск.

Ударные группировки вместе со средствами усиления насчитывали приблизительно 440 тыс. человек (в том числе до 280 тыс. личного состава дивизий [515] ) и 4 000 орудий и минометов, а также 1 493 танка (включая 204 типа «Пантера» в составе 51-го и 52-го танковых батальонов 39-го танкового полка 10-й отдельной танковой бригады (в том числе 4 ремонтно-эвакуационные установки на шасси танка «Пантера»), 45 типа «Тигр» в составе 503-го тяжелотанкового батальона, 58 типа «Тигр» в отдельных танковых ротах элитных танковых дивизий) и 253 САУ (по другим данным, от 1400 до 1 500 танков и САУ) [516] . Наступление поддерживал 8-й авиационный корпус 4-го воздушного флота – всего около 1 100 самолетов.

В целом, в полосе советских Центрального и Воронежского фронтов немецким командованием было сосредоточено около 900 тыс. человек личного состава (~17% от состава действующей армии на Восточном фронте), 10 тыс. орудий и минометов (~18% от общего количества на Восточном фронте), около 2 тыс. боевых самолетов (~65%), почти 2,9 тыс. танков и САУ (~73%) в составе 34 пехотных, 14 танковых и 2 моторизованных соединений – более 43% дивизий, находившихся на Восточном фронте.

Таким образом, общее соотношение сил и средств советской и германской сторон в районе Курского выступа к началу июля выглядит следующим образом: по личному составу – 2,1:1; по орудиям и минометам – 3,1:1; по танкам и САУ – 1,8:1, по боевым самолетам – 2:1, все в пользу русских.

Следует уточнить, что непосредственно в ударные группировки германских войск входила только часть из указанных сил, сосредотачивавшаяся для действий на основных (активных) участках наступления, средняя протяженность которых на северном фасе выступа составляла около 40 – 45 км, а на южном фасе – около 80 – 85 км. Остальные войска занимали вспомогательные (пассивные) участки фронта. Соответственно, по немецким данным, к участию в операции «Цитадель» были непосредственно привлечены 777 тыс. человек личного состава (445 тыс. в группе армий «Центр» и 332 тыс. в группе «Юг»), 2 451 танк и САУ, 7 417 орудий и минометов, 1 830 боевых самолетов [517] . По данным Генерального штаба Красной Армии [518] , в составе ударных группировок 9-й, 2-й и 4-й танковой армий, а также оперативной группы «Кемпф», развернутых против Курского выступа на фронте от Малоархангельска до Волчанска, насчитывалось 433 тыс. солдат и офицеров боевого состава, 3 155 танков, 6 763 орудия и 3 200 минометов, а с воздуха эти войска поддерживало 1 850 боевых самолетов (в том числе около 1 000 бомбардировщиков).

Общее соотношение сил и средств в сравнении с аналогичными показателями периода первой половины апреля (см. выше) ненамного ухудшилось для германской стороны по личному составу и артиллерии, достаточно заметно (в полтора раза) ухудшилось по танкам и САУ, очень резко (в два раза) изменилось в пользу советской стороны по авиации. Следовательно, советское командование опередило противника в темпах усиления подвижных механизированных и танковых соединений и авиации. Кроме того, хотя немцы повысили качество своей бронетанковой группировки за счет включения в ее состав значительного количества новых и модернизированных типов тяжелых и средних танков, но противотанковая артиллерия советских Центрального и Воронежского фронтов была усилена на 39 истребительно-противотанковых артиллерийских полков, то есть получила дополнительно около 800 орудий.

По сравнению с долей сил и средств, собранных в районе Курского выступа советской стороной (см. выше), немцы сосредоточили здесь меньшую часть всей своей пехоты и артиллерии на Восточном фронте (менее одной пятой), что и привело к их существенному количественному отставанию по этим родам войск, особенно в артиллерии. Доля сосредоточенной в районе Курска бронетехники и авиации, напротив, достигала двух третей от их общего количества в действующей армии на Востоке (по оценке Генерального штаба Красной Армии [519] , против Центрального и Воронежского фронта действовало до 80% германской авиации, находившейся на советско-германском фронте), существенно превосходя аналогичные показатели у советской стороны. Причем количество танковых и моторизованных соединений в составе ударных группировок составляло менее двух третей от их общего числа на Восточном фронте к лету 1943 года – 16 из 21 танковой и 7 моторизованных дивизий (~57%) [520] , что свидетельствует о более высокой укомплектованности ударных соединений боевой техникой. Все это показывает, как немецкое командование собиралось проводить операцию «Цитадель» и на что рассчитывало, чтобы добиться в ней успеха. Однако даже стягивание со всего Восточного фронта танков и авиации не позволило германцам существенно сократить неравенство в силах по этим видам боевой техники – разрыв, как и по пехоте, достигал двукратной величины. Наилучшего соотношения для себя немцы добились по танкам и САУ.