Текст книги "Курская битва, которую мы начали"

Автор книги: Петр Букейханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

15 мая Гитлер выступил на совещании с военачальниками, где подчеркнул необходимость высвобождения резервов для противодействия наступлению англо-американских войск в Италии и на Балканах, что создавало угрозу источникам снабжения нефтью в Румынии и Венгрии, а также могло привести к политическому кризису в Италии и к ее переходу на сторону противников Германии [347] .

В связи с этим, как отмечает генерал Варлимонт [348] , начальник Оперативного отдела Генерального штаба вооруженных сил генерал Альфред Йодль (Alfred Jodl) несколько раз представлял Гитлеру свои возражения против проведения операции «Цитадель», мотивируя это угрозой крупномасштабного наступления англо-американских войск в Средиземноморье, в результате которого могла выйти из войны Италия и возникла бы угроза Балканам – источнику снабжения Германии медью, бокситами и хромом. Йодль категорически возражал против преждевременного ввода в бой главных резервов на востоке; он и устно, и письменно доказывал, что локальный успех – это все, что можно ожидать от операции «Цитадель». Генерал Йодль настолько не верил в успех наступления, что решил заранее подготовить почву для сообщений об отводе войск и указал отделу пропаганды Вермахта представить операцию «Цитадель» в качестве контрудара, предупреждающего предстоящее наступление русских. Официальные сообщения должны были быть составлены таким образом, чтобы у западных союзников СССР сложилось впечатление, что Германия располагает крупными резервами, и в результате они склонились отложить реализацию своих планов в Средиземноморье, особенно на Балканах.

Одновременно с этим Генеральный штаб вооруженных сил планировал операцию по оккупации Швеции под кодовым наименованием «Песец» (нем. «Blaufuchs»). План данной операции предусматривал вторжение в Швецию немецких войск, дислоцированных в Дании, Норвегии и Финляндии, причем по срокам это совпадало с операцией «Цитадель», что являлось хорошим предлогом не передавать на Восточный фронт (в распоряжение Цейтцлера) те части и соединения, которые входили в состав германских воинских контингентов в указанных странах.

Соответственно, 18 июня Оперативный отдел Генерального штаба вооруженных сил представил Гитлеру оценку обстановки, в которой предлагалось отменить операцию «Цитадель» до прояснения стратегической и оперативной ситуации в Средиземноморье и сформировать как на востоке, так и в Германии (в последнем случае из новых частей) мощный оперативный резерв, который будет находиться в распоряжении Верховного командования. Гитлер явно сомневался, однако в это же время ему поступила жалоба от Цейтцлера на Йодля: якобы выступления Йодля есть не что иное, как вмешательство в сферу ответственности сухопутных войск (согласно оценкам разведки ВВС Великобритании [349] , генерал Йодль фактически выполнял функции начальника Штаба оперативного руководства германского Главного командования и советника Гитлера по важнейшим вопросам стратегии и оперативного планирования, а его непосредственный начальник фельдмаршал Кейтель выступал в качестве Военного министра).

По некоторой информации [350] , после многократных отсрочек Цейтцлер и сам уже не хотел проводить операцию «Цитадель». Однако в усиленных возражениях Йодля он усмотрел стремление Генерального штаба вооруженных сил взять под контроль руководство боевыми действиями на Восточном фронте, поэтому стал еще более настаивать на проведении «своей» операции. Под его влиянием 18 июня Гитлер принял окончательное решение провести операцию «Цитадель» и назначил дату наступления сначала на 3 июля, а затем на 5 июля.

На запрос Цейтцлера о целесообразности операции «Цитадель» командование группы армий «Юг» (командующий фельдмаршал Эрих Манштейн, начальник штаба генерал Теодор Буссе) уклончиво ответило, что это будет трудная операция, которая даже в случае успеха не позволит высвободить силы для других театров военных действий, поэтому она целесообразна при условии отказа от снятия каких-либо войск с Восточного фронта до осени [351] . Такой ответ противоречил первоначально объявленным целям и задачам этого наступления и в косвенной форме указывал на его нежелательность. Командующий группой Манштейн в своих мемуарах констатировал ошибочность высказанного им тогда мнения, что операция должна быть проведена, поскольку дальнейшее выжидание является опасным по причине скорого открытия союзниками второго фронта, а также по причине значительной вероятности успеха наступления.

Командование группы армий «Центр» (командующий фельдмаршал Ганс Клюге, начальник штаба генерал Ганс Кребс (Hans Krebs)), в свою очередь, выступая за проведение операции «Цитадель», должно было быть уверено в успешном отражении силами, не задействованными в операции, возможного контрудара противника против Орловской дуги – исходного района развертывания 9-й армии внутри выступа в линии фронта на северном фасе «Курского балкона» (см. на рисунке).

Фельдмаршал Клюге в своем докладе начальнику Генерального штаба сухопутных войск Вермахта от 18 июня по поводу ведения боевых действий летом 1943 года высказал следующие основные соображения [352] : главное русское наступление будет согласовано с началом десантной операции западных союзников СССР и состоится до зимы в направлении на Харьков, с оперативной целью рассечения группы армий «Юг» и выхода к Днепру; одновременно противник попытается сковать силы группы армий «Центр» наступлением против Орловского выступа; для того, чтобы парировать действия русских на Восточном фронте, наиболее целесообразно упреждающее наступление по плану «Цитадель», предпосылками которого должны быть оперативность, сосредоточение всех имеющихся в наличии танковых и воздушных сил, а также создание людских и материальных резервов для ведения длительного сражения; оборонительные действия на Восточном фронте приведут к распылению сил и все равно закончатся потерей выгодных позиций, поэтому оборону можно рекомендовать только при условии полной бесперспективности наступления. При этом Клюге предложил, что если операция «Цитадель» будет невозможна по причине отсутствия резервов, то группе армий «Юг» лучше встретить русское наступление в обороне, тогда как силами, находящимися в районе Орла (предварительно пополненными за счет передачи соединений из группы «Юг»), следует нанести решительный отвлекающий удар в направлении Курска. Клюге обосновывал это предложение тем, что не верит в возможность русских решить сразу две задачи – провести решительное наступление и к Днепру и на Орловский выступ, однако, вероятнее всего, он просто стремился пополнить свою группу армий за счет группы «Юг».

По свидетельству генерал-инспектора бронетанковых войск Гейнца Гудериана [353] , когда он еще раз встретился с Гитлером 10 мая, то якобы убедительно просил фюрера отказаться от проведения операции в районе Курска. При этом Гитлер не смог определено ответить, почему он хочет предпринять это наступление. Затем 15 июня Гудериан снова напомнил Гитлеру о конструктивных недостатках танков «Пантера» и высказал сомнения относительно целесообразности их использования на Восточном фронте в ближайшее время.

Командование 4-й танковой армии группы армий «Юг» (командующий генерал Герман Гот (Готт, Hermann Hoth), начальник штаба генерал Фридрих Фангор) в своей оценке обстановки за две недели до начала наступления по плану операции «Цитадель» – 20 июня 1943 года – все еще считало возможным его успешное проведение [354] . Однако ввиду широкого размаха оборонительных мероприятий русских, а также замеченного появления крупных танковых и механизированных резервов противника генерал Гот предположил, что операция займет более продолжительное время, чем ожидавшиеся четверо суток. Причем главную задачу командование 4-й танковой армии видело не в территориальном выигрыше, а в том, чтобы уничтожить как можно больше наступательных средств противника. Поэтому Гот высказал особое мнение, что для разгрома подходящих советских резервов потребуется привлечение не только оперативной группы «Кемпф», но также и основных сил 4-й танковой армии, которые должны будут развернуться на восток, прекратив наступление в северном направлении. Продолжение операции Гот видел по плану Манштейна – удар в юго-восточном направлении с целью уничтожения советских войск в излучине реки Донец и удалении линии фронта от Харьковского экономического района. Критерием эффективности действий немецких войск для генерала Гота являлось снижение вероятности успешного наступления советской армии осенью и зимой в районе Харькова и Донецкого бассейна, поэтому активную фазу боевых действий он рекомендовал завершить до осенней распутицы и своевременно «зарыться» в землю на новых, более выгодных рубежах обороны.

Начальник штаба 48-го танкового корпуса 4-й танковой армии генерал Фридрих Меллентин, суммируя тогдашнее мнение многих фронтовых командиров, в своих воспоминаниях отмечает [355] , что даже если бы немецким войскам удалось окружить русские соединения в районе Курска, то после понесенных потерь вряд ли возможно было их уничтожить. В целом, по утверждению Меллентина, после отсрочек начала операции в апреле и мае, в июне немецкие войска должны были атаковать практически крепостной район, что лишало их всех преимуществ маневренного ведения боевых действий. В июне Манштейн якобы решительно настаивал на отказе от наступления.

Интересно, что это мнение совпадает с оценками командующего Центральным фронтом генерала Константина Рокоссовского (маршал СССР с июля 1944 года). Так, Рокоссовский указывает [356] , что во избежание отступательных настроений эвакуация гражданских лиц из тыловых районов Центрального и Воронежского фронтов была запрещена, все материальные запасы для войск, а также командные пункты и штабы размещались в центре Курского выступа, вблизи от оборонительных позиций. Поэтому, по мнению Рокоссовского, даже если бы противнику удалось отрезать советские войска, это не привело его к победе, поскольку панические настроения среди солдат были исключены, а окруженная группировка располагала всеми возможностями, чтобы организовать оборону и не быть разгромленной.

Следует заметить, что эти утверждения Рокоссовского частично противоречат информации Генерального штаба Красной Армии [357] , согласно которой было предпринято выселение гражданского населения из 25-километровой прифронтовой зоны в соответствии с директивой Ставки № 1 706 663 и ее специальным указанием от 27 апреля 1943 года, так как подобное мероприятие, впервые проведенное по распоряжению Ставки еще летом 1942 года, позволяло войскам в полной мере использовать преимущества населенных пунктов в оборонительном бою и широко применять маневр, одновременно являясь действенным средством борьбы с неприятельским шпионажем.

Другое дело, что командование Центрального фронта в действительности предприняло выселение жителей только из района расположения главной полосы тактической зоны обороны, поскольку только строительство этой оборонительной полосы полностью возлагалось на войсковые части. Поэтому 17 – 18 мая представители Поныровского районного комитета Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков) на местных собраниях сообщили жителям района о решении Военного Совета Центрального фронта об эвакуации местного населения из первой полосы обороны. Населению в течение недели надлежало собрать вещи и на коровах вывезти их в близлежащие села Золотухинского района Курской области: Сергиевское, Матвеевку, Возы. К концу мая жители сел Ольховатка, Самодуровка, Поныри и некоторых других уже были эвакуированы на 20 км в глубину курского плацдарма. Эвакуированному населению вплоть до начала боев разрешалось навещать свои хозяйства, проверять сохранность имущества, обрабатывать огороды. При этом войска в населенные пункты не входили, оборудуя позиции вокруг них и на окраинах.

Германское командование со своей стороны также заблаговременно организовало эвакуацию всего гражданского населения из прифронтовой зоны глубиной от 6 до 10 км, чтобы не подставлять людей под артиллерийский огонь и бомбежку, предотвратить шпионаж, исключить усиление противника людскими резервами в случае отступления [358] .

Тем не менее, несмотря на все возражения и сомнения, 21 июня Гитлер установил начало операции «Цитадель» на 3 июля, а 25 июня, после консультаций с Манштейном, Клюге и Моделем, определил окончательный срок 5 июля [359] .

По свидетельству Манштейна [360] , 1 июля Гитлер собрал все военное руководство, имеющее отношение к проведению операции «Цитадель», на совещание в его ставку в Восточной Пруссии, где выступил с докладом и сообщил свое окончательное решение о начале наступления 5 июля. Обосновывая допущенные отсрочки необходимостью пополнения и укомплектования частей, Гитлер заявил, что теперь на участке наступления впервые достигнуто превосходство над русскими по количеству танков. По результатам совещания Манштейн заключил, что Гитлер оказался не готов сделать все для достижения успеха наступления на Восточном фронте, поскольку собирался одновременно накапливать силы и средства против десанта западных союзников, хотя в июне немецкие разведывательные данные уже показывали, что советские армии готовы перейти в наступление, но выжидают благоприятной возможности для нанесения упреждающего удара, одновременного наступления с союзниками или контрнаступления. Вместе с тем сам фельдмаршал также считал, что немецкая армия не может больше ждать на востоке.

§ 1.2.4. Обоснованность решения о проведении операции «Цитадель» в связи с отсрочками начала наступления. Изменения в положении сторон в марте – июне 1943 года

Курский выступ был очевидным объектом действий немецких ударных группировок, так же, как и вклинение немецких войск под Орлом – объектом действий русских сил. Поэтому, по мнению Б. Лиддел-Гарта [361] , практически не приходилось сомневаться, где нанесет удар каждая из сторон, а главный вопрос состоял в том, кто нанесет его первым.

Приняв принципиальное решение по поводу наступления, немцы почти три месяца – с середины апреля до начала июля – откладывали его проведение. Впоследствии немецкие мемуаристы и западные историки объясняли эту затяжку времени весенней распутицей, а также тем, что Гитлер ожидал новую технику, хотя Манштейн и Клюге якобы торопили его с началом наступления [362] .

Сам Манштейн в своих мемуарах оговаривает [363] , что упреждающий удар на Курском оперативном участке был выгоден до тех пор, пока советские войска в этом районе оставались ослабленными в результате немецкого контрнаступления в феврале – марте 1943 года, а их механизированные и танковые соединения из оперативных резервов перед северным флангом группы армий «Юг» и южным флангом группы армий «Центр» еще не закончили пополнение личным составом и техникой. Успешность немецких действий зависела от возможности разгромить эти соединения. Кроме того, риск при осуществлении операции «Цитадель» для немецких войск увеличивался пропорционально времени, которое противник использовал для своего усиления, поскольку он не только мог пополнить свои части и усилить оборону Курского выступа, но и подготовить удары на других участках фронта, связанных с районом немецкой операции, прежде всего против южного фланга группы армий «Юг», а также против Орловского выступа.

По-видимому, свои расчеты на успех нового наступления Манштейн связывал как с временным ослаблением советских войск, так и с растерянностью советского командования и высшего военного руководства, вызванной контрударом и последующим контрнаступлением войск группы армий «Юг», поэтому придавал столь большое значение как можно более раннему сроку начала новой операции, чтобы не потерять темп и инициативу. Однако в апреле 1943 года германские войска просто не располагали силами и средствами, необходимыми и достаточными для немедленного нанесения следующего удара, им требовалась длительная оперативная пауза.

По воспоминаниям начальника штаба 48-го танкового корпуса генерала Фридриха Меллентина [364] , в начале апреля у него состоялась беседа с начальником Генерального штаба сухопутных войск Цейтцлером, который сообщил о планируемом наступлении с ограниченными целями – для ослабления наступательной мощи советской армии путем двусторонней атаки в районе Курского выступа. Затем Цейтцлер якобы добавил, что Гитлер хочет добиться максимального эффекта, поэтому предлагает отложить начало наступления до укомплектования ударных группировок большим количеством новых танков типа «Тигр» и прибытия бригады танков «Пантера». Меллентин в ответ выразил мнение, что указанное наступление может быть успешным, пока русские не оправились после тяжелого отступления от Харькова, поэтому любая задержка нецелесообразна. Со стратегической точки зрения операция представлялась крайне опасной, поскольку в ней должны были быть задействованы практически все оперативные резервы. Причем в начале мая уже стало ясно, что русские знают о готовящемся немецком наступлении и приняли ответные меры.

Согласно сообщению генерала Эрхарда Рауса [365] , командир оперативной группы «Кемпф» генерал Вернер Кемпф (Werner Kempf) также встречался с Цейтцлером и в резкой форме высказал мнение, что отсрочка операции даст противнику время не только для укрепления обороны, но прежде всего для сбора стратегических резервов. Эти резервы русские потом смогут использовать для контрударов против атакующих немецких войск, отвлекающих ударов на соседних участках фронта, а также крупного контрнаступления.

Генерал Курт Типпельскирх указывает [366] , что в решении наступать под Курском Гитлер встретил поддержку начальника Генерального штаба и представителей высшего командования Восточного фронта, хотя им всем было ясно, что осуществить решающее наступление летом 1943 года уже невозможно, а единственной целью является удержание инициативы на весну и лето. Причем такое наступление можно было считать оправданным, если бы оно было предпринято в первоначально запланированные сроки, сразу же после окончания периода весенней распутицы. Однако Гитлер постоянно откладывал срок начала операции по техническим соображениям, ожидая прибытия на фронт около 300 танков новых типов «Пантера» и «Тигр» (по информации Гудериана [367] , к 31 мая 1943 года планировалось произвести 324 танка «Пантера», в июне ожидался выпуск еще 1 005 этих танков, а в июле – 1 071 танка. – П. Б.).

Б. Лиддел-Гарт отмечает [368] , что при подготовке операции вступили в противоречие факторы времени и силы, поэтому сосредоточение войск, вызвавшее опоздание с началом наступления, оказало меньшее влияние, чем внезапный удар меньшими силами.Таким образом, немецкие военачальники и некоторые другие военные специалисты обвиняют Гитлера в неоправданной отсрочке начала операции «Цитадель», что впоследствии негативно сказалось на ее ходе и результатах. В действительности изложенные точки зрения показывают недооценку тяжести потерь, понесенных немецкими войсками в конце 1942 – начале 1943 гг., переоценку аналогичных потерь у русских, а также неверное представление по поводу темпов усиления действующей армии и в целом оборонительного и наступательного военного потенциала советской стороны.

Изменения в положении сторон в марте– июне 1943 года

По данным Генерального штаба Красной Армии [369] , в конце марта 1943 года перед Центральным фронтом действовала немецкая группировка, которая состояла из девятнадцати – двадцати пехотных, четырех – пяти танковых и одной кавалерийской дивизий общей численностью около 125 тыс. солдат и офицеров, 290 танков, 1600 орудий разных калибров и 1500 минометов. Войска Центрального фронта превосходили противника по личному составу в соотношении 2,3:1, по танкам 2,2:1, по орудиям всех калибров 1,8:1, по минометам всех калибров 3,3:1.Вражеская группировка, находившаяся перед Воронежским фронтом, имела десять пехотных и четыре танковые дивизии, в этой группировке насчитывалось до 76 тыс. солдат и офицеров, 375 танков, 500 орудий разных калибров и 530 минометов. Войска Воронежского фронта превосходили противника по личному составу в соотношении 2,4:1, по танкам 2,4:1, по орудиям всех калибров 2,8:1, по минометам всех калибров 4,1:1.При этом немецкие войска, действовавшие перед Центральным и Воронежским фронтами, понесли такие тяжелые потери в результате предыдущих ожесточенных боев, что численность более чем трети пехотных дивизий значительно понизилась и колебалась в пределах 2 500 – 4 000 солдат и офицеров, вследствие чего эти дивизии были или небоеспособны, или ограниченно боеспособны. Все восемь танковых дивизий были также ограниченно боеспособны, поскольку в каждой из них оставалось всего от 50 до 80 танков.

С другой стороны, по воспоминаниям начальника Генерального штаба Красной Армии маршала СССР Александра Василевского [370] , в стратегическом резерве советского командования к 1 апреля 1943 года было собрано до девяти армий. Согласно сведениям одного из руководителей Генерального штаба Красной Армии – генерала Сергея Штеменко [371] , – уже в начале марта 1943 года советское командование обратилось к замыслу создания специального резервного фронта, который и был сформирован 13 марта в составе трех общевойсковых армий (2-й резервной, 24-й, 66-й армий [372] ) и трех танковых корпусов (10-го, 3-го и 4-го гвардейских корпусов), с полевым управлением в районе Воронежа. В апреле это объединение значительно усилилось, в него вошли дополнительно три общевойсковые армии (46-я, 47-я и 53-я армии), одна танковая армия (5-я гвардейская армия), еще три танковых корпуса (1-й гвардейский, 3-й и 18-й корпуса) и два механизированных корпуса (1-й и 5-й корпуса), дислоцированные восточнее Курского выступа, на рубеже Тула – Ливны – Касторное – Старый Оскол – Острогожск – Россошь [373] . Ставка утвердила предложение Генерального штаба вывести к апрелю в резерв на укомплектование на наиболее ответственных для того периода направлениях – орловском, курском, харьковском и донбасском, следующие войсковые объединения и соединения: 2-ю резервную армию – в район станции Лев Толстой; 24-ю армию – в район Воронежа; 66-ю армию – в район Боброва; 46-ю армию и 1-й гвардейский танковый корпус – в район Миллерово; 53-ю армию, 1-й механизированный и 4-й гвардейский танковый корпуса – в район Касторное; 5-ю гвардейскую танковую армию – в район Острогожска; 3-й танковый корпус – в район Алексеевки; 5-й механизированный корпус – в район Мичуринска; 18-й танковый корпус – в район Россоши. К 30 апреля они должны были находиться в полной боевой готовности.

В разные периоды 1943 года резервный фронт именовался по-разному: Резервным фронтом (с 10 по 15 апреля), Степным военным округом (с 15 апреля по 9 июля), Степным фронтом (с 9 июля по 20 октября). Вначале Резервным фронтом командовал Маркиан Попов (апрель – май), затем Макс Рейтер (первая половина июня), которого сменил Иван Конев (с 23 июня).

Основные задачи Степного фронта были определены в директиве Ставки от 23 апреля 1943 года, где, в частности, требовалось на случай перехода противника в наступление ранее срока готовности округа (решения задач доукомплектования и боевой подготовки) иметь в виду прочно прикрыть следующие направления [374] :

1) Ливны, Елец, Раненбург;

2) Щигры, Касторное, Воронеж;

3) Валуйки, Алексеевка, Лиски;

4) Ровеньки, Россошь, Павловск;

5) Старобельск, Кантемировка, Богучар и район Чертково – Миллерово.

Командующему войсками округа было указано организовать в соответствии с группировкой войск тщательное изучение командирами соединений и частей и их штабами этих направлений и возможных рубежей для развертывания. Оперативное построение войск было произведено в соответствии с данной директивой.

К 10 – 17 апреля в районе Курска в составе Центрального и Воронежского фронтов было сосредоточено 958 тыс. человек личного состава, 11 965 орудий и минометов, 1 220 танков и САУ (из них 540 на Воронежском фронте), 1 130 боевых самолетов (из них 487 на Воронежском фронте), а в составе Резервного фронта в это же время насчитывалось 269 тыс. солдат и офицеров, 7 406 орудий и минометов, 120 танков и самоходных орудий, 177 боевых самолетов [375] . Следовательно, в середине апреля советская армия могла задействовать в сражении за Курский выступ 1 227 тыс. бойцов, около 19,4 тыс. орудий и минометов, 1 340 танков и САУ, более 1 300 самолетов.

К строительству оборонительных укреплений под Курском в апреле было привлечено 105 тыс., а в июне – уже 300 тыс. человек только из числа местного населения (при этом командующий 53-й армией Степного фронта генерал Иван Манагаров в своих воспоминаниях с возмущением отмечает, что это немецкие войска, возводя укрепления в районе Курского выступа, заставляли работать местное население, а за невыполнение норм наказывали) [376] . О размахе работ свидетельствует тот факт, что только силами местного населения за апрель, май и июнь 1943 года на Курском выступе было отрыто более 5 тыс. км траншей, построено и восстановлено более 250 мостов, отремонтировано более 3 тыс. км шоссейных и грунтовых дорог, по которым проходила перевозка воинских грузов (30 – 35% всех дорожно-мостовых работ) [377] .Всего в полосе Центрального фронта за апрель – июнь было отрыто до 5 тыс. км траншей и ходов сообщений, установлено около 400 тыс. мин и фугасов, выставлено более 112 км проволочных заграждений, из которых 10,7 км – электризованных [378] . В полосе Воронежского фронта было отрыто 4,2 тыс. км траншей и ходов сообщений, установлено 637 тыс. мин и фугасов, выставлено 593 км проволочных заграждений [379] . Общая глубина трех армейских и двух, а в некоторых местах трех фронтовых оборонительных полос составила 120 – 130 км, а на отдельных направлениях – до 150 – 190 км. На случай вклинения или прорыва первых полос обороны оборудовались отсечные и промежуточные позиции, а также промежуточный и отсечной фронтовые рубежи. В середине мая основные оборонительные позиции главной полосы обороны Курского выступа были практически готовы и на важнейших направлениях заняты войсками [380] .

Против этих укреплений германское командование к середине апреля 1943 года сосредоточило в составе групп армий «Центр» и «Юг» до 700 тыс. человек личного состава, около 6 000 орудий и минометов, до 1 000 танков и САУ, 1 500 боевых самолетов [381] .

Следовательно, общее соотношение сил и средств сторон в районе Курского выступа в апреле составляло 1,8:1 по личному составу; 3,2:1 по орудиям и минометам; 1,3:1 по танкам и САУ, все в пользу советской стороны, хотя немцы создали небольшое преимущество по авиации – 1,15:1.

Как видно, в течение апреля германская сторона существенно нарастила количество сил и средств по сравнению с мартом, сократив численное и материальное превосходство противника. Однако в связи с необходимостью подготовки прибывающего на пополнение личного состава, запаздыванием с восстановлением поврежденной и поступлением новой боевой техники, дефицитом топлива, боеприпасов и предметов снабжения германская армия все равно не располагала реальными возможностями начать наступление против советских войск на Курском выступе вплоть до конца мая – начала июня 1943 года.

Так, например, в марте – апреле германскому командованию не приходилось рассчитывать на полномасштабную авиационную поддержку наступления, по крайней мере, на южном фасе выступа. Командир действовавшего здесь 8-го авиационного корпуса 4-го воздушного флота генерал Ганс Зайдеман (Зейдеманн, Hans Seidemann) указывает [382] , что к середине апреля 1943 года авиационные соединения флота располагали только 20 – 25% от штатной численности личного состава, количество боеготовых самолетов составляло 75%, во всех частях отсутствовали запасы топлива, увеличивался недостаток боеприпасов для зенитной артиллерии. Поэтому с апреля по конец июня 4-й воздушный флот оказался «прикованным к земле», пока авиационные соединения пополнялись личным составом и техникой, восстанавливались части зенитной артиллерии и наземного обеспечения, создавались запасы горючего, боеприпасов и вооружения, проходило обучение пополнения. Кроме того, для формирования авиационной группировки потребовалось выстроить новые аэродромы к северу от Харькова, создать полевые склады, подготовить сеть коммуникаций и линий связи, что было сделано только в конце мая.

Количество боевой техники в германских военно-воздушных силах, которое в начале 1943 года снизилось до критического уровня, к апрелю также еще не достигло величины, приемлемой для начала наступательной операции (в декабре 1942 года на Восточном фронте оставалось только 375 одномоторных самолетов-истребителей, а вся авиационная группировка к середине января 1943 года насчитывала 1 715 самолетов, из которых 900 находилось на южном крыле в полосе группы армий «Юг» [383] ). Так, в середине апреля в составе 4-го воздушного флота насчитывалось 870 самолетов, из которых 600 боеготовых, тогда как в начале июля в составе флота было уже 1 556 самолетов, из которых около 1 200 боеготовых [384] . Кроме того, к июню парк германской авиации на Востоке увеличился приблизительно до 2 500 машин [385] , а качественный уровень существенно возрос за счет вооружения авиационных частей новыми самолетами типа FW-190 (Focke-Wulf-190, по фамилии конструктора Генриха Фокке и названию его самолетостроительной фирмы «Focke-Wulf Flugzeugbau AG»). К лету 1943 года примерно 40% всех групп истребительной авиации на Восточном фронте (5 из 13) было оснащено самолетами-истребителями типа FW-190А-4, А-5, А-6, которые, помимо двух пулеметов, оснащались четырьмя 20-мм пушками с боекомплектом 620 – 750 снарядов, в то время как в советской истребительной авиации около 80% парка тогда составляли боевые машины с одним или двумя 20-мм орудиями и боекомплектом 130 – 400 снарядов [386] . Одновременно в части и соединения штурмовой авиации начали поступать истребители-бомбардировщики FW-190F-3, которые могли выполнять как ударные, так и истребительные функции, что дополнительно усиливало наступательную мощь германской авиации.

По наличию бронетехники, в конце января 1943 года у немцев и их союзников оставалось на Восточном фронте всего 495 боеготовых танков и САУ [387] , следовательно, учитывая указанный выше уровень их производства (900 машин ежемесячно), требовалось от трех до четырех месяцев для пополнения танковых сил до минимально необходимого действующей здесь армии количества 3 – 4 тыс. единиц. Действительно, к 28 февраля танковый парк на Востоке составлял 1 821 машину (из них 902 боеготовых); к 10 апреля – 1 890 (из них 953 боеготовых); к 10 мая – 2 255 (из них 1 536 боеготовых); к 31 мая – 2 425 (из них 1 846 боеготовых) [388] . Однако группа армий «Юг» в начале мая могла выделить для проведения операции «Цитадель» только 686 танков и 160 САУ – в два раза меньше, чем в начале июля (так же, как и в случае с авиацией 4-го воздушного флота) [389] .