Текст книги "Телохранитель Генсека. Том 6 (СИ)"

Автор книги: Петр Алмазный

Соавторы: Юрий Шиляев,Анджей Б.
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Вы уверены, что после Ирака вернулась не ваша дочь? – все-таки уточнил еще раз. – Может, она изменилась по характеру, или вы действительно думаете, что вместо Елены вернулся другой человек?

– Юноша, я свою дочь грудью кормила, я ее вырастила, я ее воспитала. И забыть слова молитвы она не могла. Как и перепутать слова «шабат» и «шалом». Но когда я поделилась с Микояном своими сомнениями, он порекомендовал мне молчать. Причем дал понять, что по сравнению с психушкой моя жизнь в «Алжире» покажется мне раем.

– Спасибо, Руфь Григорьевна, вы очень нам помогли, – я встал, слегка поклонился хозяйке, и мы вышли.

– А вы зачем с нами ездили? – спросил Газиз, когда мы вернулись к «Волге». – Мы бы сами все сделали, и допросили, и поговорили.

– И ничего бы не поняли, – тут же добавил Карпов. – Владимир Тимофеевич, что на самом деле сказала Боннэр? Она ведь и не подтвердила, что место ее дочери заняла другая женщина, но и не отрицала этого.

– Понял, Андрей. Ты о что-нибудь о Некрасове читал? – я обернулся к парням.

– Я читал! – воскликнул Газиз и продекламировал: – «Кому живется весело… Вольготно на Руси?»… а дальше не помню.

– Я не о том, Газиз. Некрасов, уже почти при смерти был, а в церковь пойти обвенчаться со своей Зинаидой Николаевной не мог. Пригласил батюшку. А тот ему отказал. Так и сказал, мол, я не армейский поп, это они, где алтарь поставили – там им и церковь.

– А что Некрасов? – заинтересованно спросил Карпов.

– А Некрасов ответил батюшке: «Спасибо, отче, за тонкий намек». Кстати, его с той Зинаидой армейский поп и обвенчал, прямо там, у кровати больного Некрасова.

– Не понял, а на что намекнула нам Руфь Григорьевна? – никак не мог успокоиться Карпов. – Весь разговор уже в голове перебрал – не соображу.

– На группировку «Четвертый рейх», – ответил я.

Глава 21

Хочешь что-то спрятать – положи на самое видное место. Это истина, причем в последней инстанции. С момента приезда Соколова из Свердловска мои парни помогали криминалистам, отправляя запросы в централизованную картотеку и к смежникам. А все оказалось настолько просто, что отпечатки, по сути, и не понадобились. Хотя сам бы мог догадаться, учитывая помощь Микояна семье Боннэр.

Фотография «Елены Боннэр» находилась в деле «Волчат», как с легкой руки товарища Сталина называли группу «Четвертый рейх». Фото в анфас и профиль, отпечатки пальцев, полная информация. Лариса Вениаминовна Мясникова. Почти неотличимая от настоящей, похожая на Елену, девушка. Они могли бы быть близнецами. Генетика – вещь непредсказуемая, и порой поражаешься, глядя на совершенно чужих друг другу людей, которые никогда не виделись, не встречались, не слышали друг о друге. Но Господь Бог – самый лучший генетик, в чем я еще раз убедился.

Мясникова была старше всех в группе, и ее «Четвертый рейх» интересовал исключительно с материальной стороны. Неплохо перепадало девушке от сыновей высокопоставленных родителей. Она была немного постарше, и с подростками ее познакомил старший брат Микоянов. Она по очереди побывала «подружкой» каждого из них. Но по делу проходила как свидетель, хотя не избежала наказания. «Наказанием» стало лишение брони и отправка на фронт.

– Итак, следует выяснить все про эту Мясникову, – распорядился я.

– Микоянов опросить? – тут же уточнил Карпов.

– Не стоит, можем спугнуть. Лучше постарайтесь найти родственников. И сделайте запрос в Красногорский архив Министерства обороны. Очень интересно, как эта Мясникова оказалась в Ираке, и кто ее туда «организовал».

– Думаете, Микоян был информирован? – с сомнением спросил Даня.

– Давайте просто все выясним, а предполагать – это не наша работа, – я посмотрел на часы. – Сейчас делайте запросы и по домам. Хотя… В Красногорск лучше все-таки съездить, завтра с утра. Карпов, Даниил, займитесь этим. Марсель, Газиз, на вас наблюдение за псевдо-Боннэр. Чтобы ни одна встреча не прошла мимо ваших глаз. Любые попытки передачи чего-либо должны пресекаться. Соколов, на тебе лично Бережков.

Я посмотрел на Кобылина, который с нехорошей ухмылкой хрустнул пальцами и вздохнул.

– Кобылин – допросы Калугина и Ельцина. И, Федор, работайте аккуратно. А сейчас всем отдыхать, завтра с утра отчеты наружки мне на стол.

Приехав домой, порадовался, что ни Лида со своей заботой, ни умная собачка Ася под ногами не путаются. На цыпочках пошел в спальню и рухнул на кровать. В пять утра затрезвонил будильник, но я спал, вымотанный болезнью, делами, заботами и предыдущим днем, полным неожиданностей.

Когда над ухом раздался жуткий грохот, я сначала вскочил на ноги и только потом продрал глаза. Возле кровати стояла Лида и колотила половником по большому эмалированному тазу.

– Лида, ты совсем сдурела что ли⁈ – спросонья перепугавшись, заорал я. – Что ты тут вытворяешь такое⁈

– Олимпиаде Вольдемаровне привет передаю, – ничуть не испугавшись моего ора, проворчала Лида, – а заодно вас бужу. Вам с работы позвонили, срочно-срочно, а я вас добудиться не могу.

В этот миг громко, хотя куда тише Лидочкиного битья по тазу, раздалась трель дверного звонка.

– О, я ж говорила, наша певица пожаловала! – воскликнула Лидочка.

– Я вам тут кофе сварила, вы пейте, просыпайтесь, а я пошла с соседкой ругаться, – и она, взяв половник наперевес, словно копье, понеслась к двери.

– Ну Липа Валдемовна, да я ж… да вы ж… ну понимаем, что вы с неба спустились, но и вы поймите – у нас служба военная, нам песни если петь, то только строевые, – услышал я из коридора.

– Не пойму, к чему вы это говорите? – послышался растерянный голос оперной дивы.

– А вот к тому, что вам марш бы отсюда, – совсем не стесняясь возраста соседки скомандовала Лидочка и фальшиво запела: «Но ведь надо, ведь надо кому-то и на вахте стоять, и в дозоре»…

У меня от этих звуков зубы свело так, что я просто бегом понесся в ванную их чистить. Пока водил щеткой по зубам, мысленно планировал день. В первую очередь отчеты по Боннэр. Лже-Боннэр, если точнее. Мне было очень интересно, что откопают по этой вот Мясниковой и ее службе в армии. Дальше…

Дальше я додумать не успел Лидочка заколотила в дверь и, распахнув ее, сунула одежду и кружку кофе.

– Вас в Кремль на совещание ждут. К восьми утра. Уже половина, машина внизу стоит, шофер уже иззвонился, – доложила она.

Я одним глотком выпил кофе, оделся и уже через пару минут был в машине. Машину подали из спецгаража, причем за рулем сидел один из водителей Леонида Ильича.

– Вас приказано на Старую площадь доставить, – сообщил водитель.

Я рухнул на заднее сиденье и проворчал:

– Приказано – так доставляй…

На Старой площади собрались те, кто был задействован в расследовании чрезвычайного происшествия на Белоярской АЭС.

Я вошел в кабинет одним из последних, пропустив вперед Удилова. Хотел сесть поближе к дверям, чтобы без помех наблюдать за присутствующими, но с удивлением увидел табличку со своей фамилией рядом с местом Удилова.

На совещании присутствовали только профильные члены Политбюро: министр внутренних дел Цинев, министр обороны Устинов, исполняющий обязанности председателя КГБ Удилов. Еще два человека были скорее легендами, раньше я близко с ними не сталкивался. Это министр энергетики Непорожний Петр Степанович и министр среднего машиностроения Славский Ефим Павлович. Именно они создали по сути всю энергосистему страны. Генеральный прокурор Советского Союза Руденко уже восседал на своем месте. Роман Андреевич почему-то потел, протирая платком лысину.

– Я на Нюрнбергском процессе не волновался, – проворчал он. – Это надо такое сделать – ядерный взрыв в миллионном городе! В столице Урала. Мне в кошмарном сне такое бы не привиделось.

Славский сел напротив него, поправил пиджак. Три звезды героя социалистического труда мелодично звякнули. Он пригладил белый пушок на голове и, глянув на прокурора, сказал:

– Ну, ядерного взрыва, допустим, не было бы, конструкция реактора не та. Но ядерное заражение такое же, как при аварии на комбинате «Маяк», как минимум.

– С учетом розы ветров и направления ветра на момент возможной аварии, – добавил Непорожний, – могло накрыть Тюмень, северные пригороды Свердловска. Пришлось бы отселять как минимум пятьсот тысяч людей только в направлении прогнозируемого радиоактивного следа. И это тоже как минимум.

– А паника? – мне показалось, что Цинев, произнеся это, даже пошевелил ушами. – Вы не учитываете панику, товарищи ученые. Тем более, что наши заокеанские друзья постарались создать соответствующий фон. Я имею ввиду безответственные заявления академика Сахарова. Я до сих пор удивляюсь, Вадим Николаевич, почему вы его не изолировали от общества? И, самое главное, от западных корреспондентов? Ведь совершенно спокойно дает интервью, делает безответственные заявления. А мы с ним цацкаемся!

Леонид Ильич вошел минуты через три после того, как все заняли свои места. За ним семенил Зимянин, наклоняясь к уху Леонида Ильича и что-то шепча.

– Не надо аплодисментов, – махнул рукой Брежнев, когда присутствующие встали и зааплодировали (и я в том числе), – у нас сугубо рабочее совещание. Давайте сразу по существу… Я вижу, вы уже начали обмен мнениями, и мне бы тоже хотелось узнать, почему академик Сахаров не изолирован от общества? Но это позже.

Он уселся во главе стола, Александров-Агентов и генерал Рябенко сели у стены кабинета, впрочем, очень близко к Генсеку.

– Разговор у нас будет не парадный, – продолжил Леонид Ильич. – Мы только что вернулись из поездки в Свердловск… Ну что, город живет, паники нет, комиссия работает. Я думаю, первые выводы комиссии нам доложит товарищ Удилов.

Вадим Николаевич встал, открыл папку и прокашлялся.

– С чего начать, Леонид Ильич? Внутреннее расследование или данные внешней разведки?

– Арестован председатель УКГБ по Свердловской области генерал Корнилов, который санкционировал учения, не согласовав с центральным аппаратом. Результатом его действий едва не стала полномасштабная авария на АЭС. Далее, вчера при попытке дать взятку начальнику управления собственной безопасности был задержан первый секретарь Свердловского обкома Ельцин Борис Николаевич. Сейчас он находится в изоляторе временного задержания и дает признательные показания. С ним работают опытные следователи.

– И во многом признался? – Леонид Ильич нахмурился. – Надеюсь, допросы ведутся в рамках закона?

– С ним работают наши следователи и следователи прокуратуры, так что все нормы соблюдаются. – Удилов пододвинул к себе блокнот и что-то черкнул.

Руденко подал реплику:

– Мы делегировали для работы с Ельциным самых опытных следователей. Кроме того, генеральной прокуратурой возбуждено уголовное дело о даче взятки должностному лицу при выполнении служебных обязанностей.

– Я так понимаю, что по завершению всех расследований мы еще раз соберемся и подведем все итоги. – произнес Леонид Ильич, хмурясь. – А пока какие меры предприняты в отношении по, так сказать, идеологической линии?

Зимянин встал, прокашлялся.

– Анализ публикаций в западной прессе, – начал он, – показывает, что накал обвинений в западной прессе значительно снизился… да практически сошел на нет. Я уже раздал участникам заседания сводку – можете ознакомиться. – за столом зашуршали материалами. – Тем более, фигуры Сахарова и Боннэр, – продолжил Зимянин, – особенно их поведение… то, что было показано по Центральному телевидению, вызвало просто шквал негодования как среди нашего населения, так и в западной прессе.

– Да, молодцы телевизионщики, красиво сняли, – кивнул Брежнев. – Но, продолжайте, Михаил Васильевич.

– Точно так же своевременное информирование населения дало большой положительный эффект. Информация доводится до людей, ничего не скрывается, более того, и тут я хочу посоветоваться с нашими чекистами, – он посмотрел на меня и Удилова и улыбнулся, – хотим подготовить фильм о похождениях мистера Мастерса в нашей стране. Как вы на это посмотрите?

– Давайте немного подождем, – сурово ответил Удилов. – С мистером Мастерсом нам предстоит еще много работы.

– Далее, – продолжил Зимянин, – поступила информация, что под руководством небезызвестного вам всем Збигнева Бжезинского создан некий центр по работе с нашей страной. Причем туда вошли специалисты как из ЦРУ, так и из остального разведывательного сообщества США.

– Нам это известно, – кивнул Удилов. – По нашим каналам поступает аналогичная информация. Я думаю, международный отдел, который вы курируете, товарищ Зимянин, занимается только общеизвестной информации, но никак не занимается работой с теми политическими силами, которые симпатизируют нашей стране.

– У вас немного устаревшая информация, – Зимянин посмотрел на Удилова с какой-то подленькой хитрецой в глазах. – Дело в том, что Пономарев Борис Николаевич сейчас сконцентрировался на научной и преподавательской работе. В Академии наук у него очень большая нагрузка и он написал заявление об уходе с поста заведующего международным отделом ЦК. А новый заведующий, Леонид Митрофанович Замятин, как раз активизировал работу с нашими друзьями за рубежом.

Тут Зимянин помолчал секунду-другую и добавил:

– Конечно, в тесном сотрудничестве с Первым главным управлением КГБ.

Удилов шпильку в свой адрес пропустил и внешне никак не отреагировал. Но я в третий раз за все время знакомства с ним уловил его мысли: «По лезвию ходишь, посмотрим как дальше балансировать будешь». Зимянину я точно не завидовал.

– Хорошо, я вас понял. Только не ссорьтесь, – Леонид Ильич поднял вверх открытую ладонь, останавливая диалог. – У меня вопрос к вам, товарищи Непорожний и Славский. Безопасность. Кто отвечает за безопасность станций? Кто вообще отвечает за станции? А то у меня создалось впечатление, что у семи нянек дитя без глазу.

Непорожний встал, откашлялся, и сообщил не слишком-то внятно:

– Я считал, считаю, и всегда буду считать… и хочу добавить, что наше Министерство отвечает за подачу электроэнергии потребителям и за генерацию на тепло-гидроэлектростанциях. Но это постольку поскольку. Основное для нас – это генерация и чистота и поддержание баланса энергосистемы.

Брежнев вздохнул:

– Опять эта ведомственность… Петр Степанович у нас едва тут Хиросима с Нагасакой в Свердловске не случились. Давайте, вы еще раз с Ефимом Павловичем обсудите все, и на следующее совещание доложите готовые решения.

Цинев во время этого разговора заинтересованно прислушивался, но мысли его шли совершенно в другом направлении: «Ну вот, слава богу, ко мне вопросов нет, вроде как сработал без замечаний. А что там не сработать было? Усиленные патрули в Свердловске и по области – один звонок. И дальше никаких особых эксцессов не зарегистрировано».

– Спасибо, товарищи, я думаю, через неделю мы соберемся еще раз, – произнес Леонид Ильич. – И думаю, наши чекисты дадут нам более полную информацию, особенно по Бжезинскому. И по академику Сахарову решите уже вопрос, – и он строго посмотрел на Удилова.

Когда вышли из кабинета, Вадим Николаевич кивнул мне:

– Вместе поедем, Владимир Тимофеевич, пошептаться нужно.

Я только пожал плечами, не возражая.

Мы вышли, причем каждый из присутствующих на совещании понимал, что Леонид Ильич просто показал, что в курсе ситуации – не более. Никаких выводов, решений, мер на этом совещании не было выработано. Просто Генсек держит руку на пульсе.

За Удиловым я прошел к его «Чайке» и сел рядом, на заднее сиденье. Вадим Николаевич нажал кнопку, поднимая звуконепроницаемую перегородку между салоном и водителем.

– Итак, что у нас по Боннэр? – сразу взял быка за рога Удилов. – Ваши ребята, Владимир Тимофеевич, провели просто фантастическую работу. Хотел бы от вас лично услышать о результатах поподробнее.

– Пока подробностей мало… Результаты самые общие. Боннэр в 1959-м уехала с советской экспедицией в Ирак. Начальником экспедиции она стала с подачи Микояна Анастаса Ивановича. А приехала оттуда уже не Боннэр, а Мясникова Лариса Евгеньевна. Похожая на Боннэр как две капли воды. Но проходила по делу «Четвертого рейха».

– То есть просто подменили девушку, которая пользовалась покровительством Председателя Президиума Верховного Совета – на момент шестьдесят второго года… – задумчиво произнес Удилов. – Сейчас он просто пенсионер союзного значения. И под нашим чутким наблюдением.

– Но связи-то никто не отменял? – заметил я. – И зачем-то он Боннэр сделал главой экспедиции?

– Я вас услышал, Владимир Тимофеевич, – Удилов кивнул. – Я посмотрю, какие у него были контакты, вплоть до телефонных звонков. Но вы не скидывайте со счетов, что он серьезно болен. Но, вопрос не в нем. Что будем делать с Сахаровым?

– А ничего, – как-то даже бесшабашно ответил я.

– В каком смысле, Владимир Тимофеевич? – переспросил Удилов.

– В самом прямом, Вадим Николаевич, в самом, что ни на есть буквальном. Предложите ему покинуть страну. Причем со снятием статуса секретоносителя.

Я умолк, глядя на задумавшегося Удилова.

– То есть, вы хотите сказать, Владимир Тимофеевич, что у вас есть серьезный компромат на псевдо-Боннер? – спросил он.

– Ну, если вам недостаточно того, что она «псевдо», то да, есть. И ее заключение в места не столь отдаленные… Например, в Мордовию, лет этак на десять, привяжут Сахарова как на цепь. Он будет сидеть рядом с женой и носить передачки, – я хмыкнул.

– Слишком цинично, – заметил Удилов.

– Цинично со стороны псевдо-Боннэр использовать Сахарова. А у Сахарова не любовь к ней, а болезненная привязанность. Это сродни наркотической зависимости.

Я посмотрел на Удилова. Он сидел с непроницаемым лицом, которое могло бы дать фору самому Железному Феликсу.

– Вы можете предложить Сахарову любую страну на выбор. Но он все равно останется со своей «хозяйкой».

– Я понимаю, о чем вы, – кивнул Удилов. – Как только появится новая информация и результаты по этой Боннэр-Мясниковой, докладывайте немедленно.

Я кивнул, пока еще не зная, что докладывать Удилову побегу буквально через двадцать минут. После того, как выслушаю отчет моих парней о подвигах лже-Боннэр во время Великой Отечественной войны.

Глава 22

Удилов направился к лестнице, а я свернул в коридор и прошел в свое крыло. В УСБ застал только Карпова и Даниила. Они сидели за одним столом, склонившись к монитору Даниного компьютера. Рядом стояла большая кружка, над которой вился дымок. Тут же в блюдце пряники и конфеты «Раковые шейки». Даня, не отрывая глаз от монитора, нашарил рукой пряник, откусил и снова протянул руку. Карпов, так же не глядя, взял кружку и сунул ее Даниилу. Я усмехнулся: надо же, как сработались, уже угадывают желания друг друга без слов.

– Приятного аппетита, – поприветствовал их.

Даниил вздрогнул, выплеснул чай на воротник рубашки и, отставив кружку в сторону, сказал:

– Хорошо, не на клавиатуру плеснул. Я как-то раз кофе пролил, так потом полдня сушил, разбирал, чистил. И все равно некоторые кнопки залипали.

– Выводы делай, – заметил Карпов, отодвигая кружку на край стола, подальше от техники. – Товарищ полковник, выяснили мы все по Мясниковой.

– Ага! У нас тут такие новости! – и Даня буквально расцвел, в который раз удивив прямо-таки детской непосредственностью.

Как у него это качество сочеталось с аналитическим складом ума, я себе не представлял, но иногда приходилось утешать парня, который сетовал, что его всерьез не воспринимают. Рассказывать ему про то, то улыбка, ямочки на щеках и вихор надо лбом делают его лет на пять моложе, и при его щуплом телосложении он становится похож на подростка, я даже и не начинал. Отделывался общими фразами: «А что ты хочешь, Даня, маленькая собачка до старости щенок», – обычно говорил ему в таких случаях. На что Даниил, насупившись, отвечал: «На больших столбах кошек вешают»…

– Докладывайте, – я повесил на вешалку полупальто, кинул сверху шляпу. – Что накопали? Не ошибусь, если предположу, что уже смотались в Красногорск?

– Не ошибетесь, Владимир Тимофеевич, – Карпов встал из-за стола, подал мне папку.

Я открыл, пробежал глазами первые страницы и присвистнул. Достал из дела фотографию и внимательно рассмотрел её. На фото наша лже-Боннэр стояла рядом с генерал-майором Власовым. Она не была красавицей, но харизма чувствовалась даже на черно-белой фотографии. Лихо заломленная пилотка с триколором на кокарде, ладно подогнанная власовская форма с орлом Третьего Рейха с правой стороны груди над накладным карманом.

Я внимательно пересмотрел все фотографии, прочел дело и, прежде чем отправиться к Удилову с докладом, распорядился:

– Остальные подтянутся, пусть меня дождутся.

Быстро вышел из кабинета и едва ли не бегом поднялся по лестнице. Папка с документами, казалось, жгла руки. Я ожидал, что информация по Мясниковой будет на грани фола, но чтоб настолько! И эта нелюдь затесалась в советское общество, жила среди тех людей, чьих сестер и братьев, отцов и матерей расстреливали, возможно, на ее глазах. Не понимал, как можно настолько ненавидеть людей. Но, почему-то вдруг вспомнилась Тонька-пулеметчица. Тоже много лет жила обычной жизнью, и угрызениями совести совершенно не страдала. Но та, как утверждали потом психиатры, вытеснила субличность, фактически став другим человеком, а с этой-то что не так? Ведь продолжает вредить Советскому Союзу совершенно сознательно…

– У себя? – спросил Иванова скорее для проформы, кивнув на дверь кабинета председателя КГБ. – Никого нет? А то ворвусь, а там совещание.

– Никого, – ответил помощник, – Вадим Николаевич ждет вас. Сказал, чтобы сразу прошли к нему, как появитесь.

Я нахмурился. Неужели уже доложили о поездке моих парней в военный архив? Скорее всего.

Вадим Николаевич, увидев меня в дверях, усмехнулся:

– Не прошло и полгода после нашей последней встречи.

– Работаем, Вадим Николаевич, подметки на ходу рвем, – тем же тоном ответил я.

– Подметки рвать не надо, работать надо системно. Что у вас, докладывайте, – Удилов указал на место за столом. – Предположу, что отыскали ответ на многие наши вопросы?

– К сожалению, не на все. Но вы правы, на многие, – я сел, положил папку на стол и медленно развязал тесемки.

– Итак, Мясникова Лариса Вениаминовна, после разбирательств с группой «Четвертый Рейх» была лишена брони. Затем, в июне сорок третьего года отправлена на Донбасс, в пятую ударную армию. Чуть позже, в составе санитарного батальона участвовала в Миусской операции. Во время контрнаступления немцев сдалась в плен, причем сделала это добровольно, чему есть свидетели. Дальше в инициативном порядке была направлена в Дабендорфскую школу под Берлином. Там себя показала с лучшей стороны. Закончив школу, стала ведущим пропагандистом в газете «Доброволец», писала под псевдонимами «Русская валькирия М-ва», «Простая русская женщина» и тому подобными.

– Так-так-так, – Удилов нахмурился. – Что-то похожее у нас сейчас в Брянске. Недавно из Брянска и Смоленска докладывали, они там плотно работают с коллаборантами.

– Да, Тонька-пулеметчица, если не ошибаюсь, она сейчас в лепеле и пока не арестована, – сказал я, вспомнив сериал «Мосгаз», который пересматривал два раза в свою бытность Владимиром Гуляевым. Фильм про Тоньку-пулеметчицу назывался «Палач» и Виктория Толстоганова просто потрясающе сыграла военную преступницу.

– А вы откуда информацию получаете, Владимир Тимофеевич? – кажется, мне снова удалось удивить Удилова.

– У нас свои источники, – отшутился я.

– Ну-ну, опять во сне приснилось? – Удилов улыбнулся, но в глазах его я увидел предупреждение и отметил, что последнее время Удилов стал относиться ко мне как-то иначе. Не то, чтобы с предубеждением, и не сказать, чтобы негативно, но…

Для себя решил не форсировать ситуацию. Не такой человек Удилов, чтобы держать камень за пазухой. Подожду, пока он сам решит поговорить со мной откровенно. Ответил, спокойно глядя ему в глаза:

– Нет, Вадим Николаевич, просто прекращаем работать в режиме пожарной команды. Вы правы, что системная работа приносит более высокие результаты, – я закрыл папку и протянул ее Удилову. – Буквально сегодня собрался провести совещание в отделе именно по этому поводу. Пока же, к сожалению, не успеваем погасить один очаг, как тут же полыхает в другом месте.

– На Белоярской АЭС вы погасили пожар прежде, чем он успел начаться, причем, едва ли не в буквальном смысле. Да, вот еще что, – Удилов нахмурился и спросил:

– Насколько меня информировали, вы больше интересовались Свердловском-19 в частности и вообще, НПО «Биопрепарат». – Удилов снова посмотрел на меня тем же, изучающе-тяжелым взглядом. – Учитывая ситуацию на Белоярской АЭС, я распорядился также усилить меры безопасности в биолаборатории на объекте Свердловск-19. Но все-таки хочу спросить, надо ли ждать провокаций еще и в этом направлении?

– Пока нет, но наблюдение за объектом я бы не стал ослаблять. И следует проверить всех специалистов и обслуживающий персонал объекта. Предчувствие нехорошее. – ответил на невысказанный вопрос, понимая, что к теме биологического оружия еще придется вернуться. – И по программе «Фолиант» тоже не самая приятная информация. Я бы рекомендовал проверить ГосНИИОХТ. В частности, систему безопасности и противодействия техническим разведкам. Если есть возможность, проверьте Мирзоянова. Уверен, его частные записи заинтересуют многих. Но вернемся к Свердловску-19.

Удилов слушал внимательно и смотрел на меня сейчас по-другому. Взгляд его стал несколько рассеянным, как это бывало, когда он «ворочал» в уме большие пласты информации.

– Собственно, я первоначально предполагал, что провокация возможна именно на объекте Свердловск-19, предположительно с подменой опытных образцов во время учений. Даже не знаю, почему изменил решение и поехал на АЭС. Интуиция. – я пожал плечами.

– Что ж, Мирзоянова проверим. Тихо и не поднимая шума. Если выяснится, что информация высочайшего уровня секретности покинула стены института, примем меры. Выяснять, откуда вы узнали такие подробности, так понимаю, бессмысленно? – он снова смотрел на меня взглядом, в котором читался вопрос: «Кто же ты такой, Владимир Медведев?».

Я поспешил сменить тему:

– Что будем делать с псевдо-Боннэр? Или Мясниковой, если уж называть всех своими именами. – я сделал небольшую паузу и добавил:

– И выяснить, что случилось с настоящей Еленой Боннэр тоже надо. Во время визита к ее матери мне показалось, что Руфь Григорьевна уверена в смерти дочери. Первый муж Елены Боннэр тоже подтверждает, что перемены в поведении и характере его супруги появились после поездки в Ирак. – я не стал говорить о детях настоящей Боннэр, которые приняли чужую женщину, польстившись на материальные блага. – Но мать прямо заявила, что ей приказал молчать Микоян, угрожая карательной психиатрией. И этот вопрос я не могу поднимать без вашей санкции, поскольку он лежит в области большой политики. И потом, у меня сложилось впечатление, что он помогал чисто по человечески, как жене своего друга детства и его дочери.

– Вы правы. С Микояном разговаривать не вам… и не мне… – Вадим Николаевич задумался, всего на миг, и тут же приказал:

– Мясникову арестовать. Немедленно. Доказательств, я думаю, достаточно. Остальное в процессе выяснится. Передайте дело в следственное управление, дальше уже работа прокуратуры.

– На фоне последних событий и заявлений Сахарова хорошо бы сделать показательный суд, – заметил я. – Тем более, с такой доказательной базой. Думаю, не составит труда выяснить ее судьбу до тысяча девятьсот пятьдесят девятого года. И дальше – по шестьдесят третий…

– Владимир Тимофеевич, я не могу допустить, чтобы вы занимались каждой мелочью, – прервал меня Удилов. – Это все равно, что микроскопом колоть орехи. Для этого есть другие службы и другие люди. Работу вы провели титаническую, не отрицаю, но подумайте, как оптимизировать УСБ.

– Понял, Вадим Николаевич, разрешите идти? – я встал, но Удилов махнул рукой, не отпуская меня.

– Что у нас с Бережковым? – спросил он, поправляя ряд карандашей.

– Бережков? Залег на дно, ходит на работу, ведет себя тише воды, ниже травы, нигде не отсвечивает, – доложил я.

– Наблюдайте, рано или поздно на него кто-нибудь выйдет. Жаль, конечно, с Мастерсом вы поторопились, – он вдруг рассмеялся. – Но устранили его виртуозно! Я когда смотрел новости, где наш американский друг уже не дышит, но еще стоит, и даже пытается задавать вопросы, повеселился от души. Особенно понравился момент, когда он полез целоваться к Сигварду Эклунду. В кино ходить не надо, это нечто!

– Да, тот не знал, куда спрятаться от пьяного журналиста, – я усмехнулся, но мысленно все-таки выругался.

Инициатива Соколова была не к месту и не вовремя. Хотя с Удиловым соглашусь, Мастерса ростовский балагур подставил виртуозно и, что греха таить, играючи. Ту часть «выступления» Мастерса, когда Соколов, оттащив его от Эклунда, взвалил на плечо и легко донес до посольской машины, где сдал на руки работникам посольства, засняли все присутствующие на встрече в Свердловске телекомпании.

– Собственно, один его вид снял все вопросы и обесценил все попытки обвинить СССР в сокрытии аварии. Вряд ли после такого удара статьи Мастерса появятся в каком-либо серьезном издании. – Удилов встал, прошел к окну и как-то без перехода заметил:

– Весна началась… настоящая… – и снова без перехода:

– Вечером вам надо к Леониду Ильичу в Заречье съездить. Обязательно. Просил передать. Видимо, перед пленумом хочет с вами побеседовать.

– Хорошо, Вадим Николаевич, разрешите идти? – я, наконец, встал.

– Идите, Владимир Тимофеевич, не буду задерживать, – он так и не повернулся, стоял, подставляя лицо первым в этом году теплым лучам солнца.

Вернувшись в УСБ, застал всех в сборе. Не было только Газиза.

– Где наш казахский беркут? – сразу спросил я.

– Как вы меня хорошо назвали, – услышал за спиной довольный голос Абылгазиева. – Лучшая похвала для мужчины!

– Залетай уже, птичка, – расхохотался Соколов.

– Беркут не птичка, беркут – это воин, – обиделся Газиз. – Думаешь, если тебя по телевизору показали, знаменитый теперь? Такая слава позор, пьяного человека носил на руках – это герой, да?

– Соколов, Абылгазиев, отставить, – я жестко пресек готовую начаться перепалку. – Сейчас попрошу предельного внимания. На повестке дня три вопроса. Первый – это арест Мясниковой, она же лже-Боннэр. Со мной поедут на задержание вы, Кобылин и… – я внимательно посмотрел на всех членов команды, – майор Соколов.

Заметив, как разочарованно вздохнул Марсель, я обратился к нему:

– Марс, у тебя будут другие дела. Ты едешь в Казань. Задача – помимо проверки работы особистов в Татарской АССР – выяснить ситуацию с молодежными группировками. Специально отмечаю – только выяснить. Нужна вся информация на сегодняшний день. И, желательно, анализ ситуации с молодежными течениями не только в самой Казани, но и в Набережных Челнах.