Текст книги "Телохранитель Генсека. Том 6 (СИ)"

Автор книги: Петр Алмазный

Соавторы: Юрий Шиляев,Анджей Б.
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Телохранитель Генсека. Том 6

Глава 1

Я быстро вернулся в здание. Через пару минут сидел на том же месте в кабинете, который только покинул несколько минут назад. Леонид Ильич показался мне очень усталым. «Как все надоело», – подумал он. И тут же сказал:

– А ведь ты, Володя, предупреждал меня про Афганистан. Я сразу поставил в известность и Международный отдел, и по линии МИДа информацию до посла довели, и все впустую. Сейчас Политбюро, опять разведут говорильню на полдня, а действовать нужно решительно.

– Я бы посоветовал не поддаваться на уговоры Международного отдела, – посоветовал Брежневу.

– Не понял, поясни, – потребовал Генсек, нахмурившись.

– А что тут объяснять? Свои дерутся, чужие не лезь. Это закон, из него исключений нет. Пока там нет чужих, они могут договориться, а будет третья сторона – без разницы, мы или американцы, – все их недовольство обратится против нас и из помощников мы быстро станем захватчиками. Какие интересы у нас в Афганистане?

– На ближайшие пять-десять лет нам нужна спокойная страна, даже дружественная, которая не допускает на свою территорию иностранные базы, враждебные нам, – ответил Брежнев.

– Все так, но не забывайте про месторождения драгоценных камней, там же полиметаллические руды, практически вся таблица Менделеева, и там же самый лучший транспортный коридор к Индийскому океану. Ведь китайцы не зря, не считаясь с затратами и потерями, построили Каракорумское шоссе? Понимают выгоду. И СССР выгодно, чтобы был прямой выход к Индийскому океану. И вообще к теплым морям. Американцы не зря в своих газетах рисуют «страшного русского медведя, который моет сапоги в Индийском океане». Они давно понимают, какая выгодная страна Афганистан. Мы уже начали работу в этом направлении. Расширяем и обновляем тоннель на перевале Саланг, который напрямую свяжет Термез в Узбекистане с Кабулом. На очереди железная дорога из Кушки в Герат и дальше, в Кандагар. Оттуда на территорию Пакистана – порт Кветта. Да что я говорю, вы все это лучше меня знаете.

– Да, – Леонид Ильич согласно кивнул, – знаю. Уже все просчитано, планы составлены. С Афганским правительством все это согласовано. Но… с правительством Дауда. И сейчас, если его уберут, и даже если придет абсолютно про-советское правительство, придется все начинать сначала. Нужна спокойная страна, и спокойная долгосрочно.

– Начинать сначала так и так придется. Но вам действительно интересно мое мнение? – уточнил я.

– Говори, Володя, чего уж. – Брежнев налил себе воды, выпил. – Я слушаю.

– Давайте вспомним заветы Владимира Ильича Ленина. Он писал, что должно быть налажено мирное сосуществование, пока нет предпосылок для революции. За точность цитаты не ручаюсь, но смысл передал верно. Так вот, в Афганистане таких предпосылок нет. И если Советский Союз не хочет потерять вложенные в развитие Афганистана средства и силы, то стоит поддержать Закир-шаха и помочь ему достигнуть национального примирения. Если не ошибаюсь, сейчас будет созвано Политбюро?

– Не ошибаешься, Володя, – кивнул Леонид Ильич. – И тебе нужно поприсутствовать и послушать, что будут говорить.

– На Политбюро в обязательном порядке должен быть Огарков, начальника Генштаба. Еще Ивашутин, начальника ГРУ. Удилова, как понимаю, уже попросили вернуться?

– Естественно, на дороге развернули в обратную сторону, – кивнул Брежнев и бросил взгляд на часы. – Ну что, пойдем в малый зал, сейчас уже начнут подъезжать остальные.

Прежде чем покинуть кабинет, Леонид Ильич снял трубку с телефона и поинтересовался:

– Андрей Михайлович, Огаркова и Ивашутина ты не забыл пригласить? Уже подъезжают? – Брежнев удивленно поднял брови и рассмеялся. – Ну ты просто мысли мои читаешь, причем на расстоянии. Вот что значит старая школа!

Мы вышли из кабинета. Я подумал, что поторопился давать советы Леониду Ильичу, он сам владеет ситуацией. И Огаркова он пригласил без моего напоминания.

– Сейчас будет жарко, заспорят и каждый будет доказывать свою правоту. Даже не знаю, к кому стоит прислушаться, – вздохнул Леонид Ильич.

– Прислушайтесь к военным, – предложил я. – Огарков и Ивашутин, и Устинов. – я помнил по своей прошлой жизни, что Устинов первоначально был категорически против ввода войск в Афганистан. «За» ввод войск были Суслов и Андропов. Но сейчас тема только поднимается, и я очень хочу, чтобы все обошлось без кровопролития. – Кто у нас в Политбюро от армии? Никого. То есть ни одного человека, который разбирается в военном деле. Устинов, конечно, маршал Советского Союза, и я не умаляю ни его заслуг, ни его компетенции, но все-таки он в основном руководил оборонной промышленностью.

– Володя, я не понимаю, зачем нужны военные в Политбюро? Кого нужно, мы всегда пригласим, всегда выслушаем, и не просто выслушаем, а прислушаемся к мнению, – возразил Брежнев.

– Все-таки армия, Леонид Ильич, это мощная сила. А у нас до сих пор все боятся тени Жукова, – напомнил я о том, как Жуков едва не сместил Хрущева. – Пора бы разобраться с прошлым. А то оно тянет нас, и порой на дно. Сами посудите, ведь Гречко – первый военный, включенный в Политбюро после шестнадцатилетнего перерыва.

– Ну до дна далеко, глядишь выплывем, – пошутил Леонид Ильич. – По поводу военных подумаем. А Гречко… – тут Брежнев вздохнул, – Гречко человек был! За ним я, как за каменной стеной… – и замолчал, размышляя о том, есть ли сейчас такие люди, как маршал Андрей Антонович Гречко.

Мы дошли до малого зала. Леонид Ильич прошел на свое место во главе стола. Я скромно присел сбоку, у стены, заняв стул рядом с Удиловым.

Черненко тоже был здесь. Константин Устинович наклонился к Брежневу и что-то тихо, но быстро заговорил. Пока я здоровался – второй раз за это утро – с Удиловым, пропустил вопрос Генсека, на который отвечал сейчас Черненко: «упущение по кадрам… там решим… и полноправное политбюро сформируем… а по этому вопросу не знаю… как товарищи решат…» – доносилось до нашего места.

Политбюро собралось скоро, но не в полном составе. Не было Кунаева, Рашидова, Инаури и Алиева – на таких «экстренных» созывах Политбюро они, чаще всего, отсутствовали. Зато появился Щербицкий, первый секретарь компартии Украины. Скорее всего, он был в Москве, по каким-то другим делам. Романов и Машеров вошли почти одновременно и, недобро переглянувшись, заняли места по разные стороны стола, друг против друга.

Огарков появился в дверях, замер, окинув взглядом присутствующих, словно оценивая расстановку сил.

«Сейчас сцепится с Устиновым», – подумал Черненко, увидев маршала.

Я читал их мысли и, что странно, о ситуации в Афганистане думал только Огарков. Романов сверлил взглядом Машерова, называя его в мыслях выскочкой. Машеров тоже думал о Романове с некоторым оттенком раздражения: «Что ему не хватает? Вроде бы всеми способами пытаюсь с ним договориться, иду навстречу всем его пожеланием, так нет – недовольство по любому поводу, на пустом месте конфликты. А дело страдает. Самое главное – дело».

Вошли Капитонов – как всегда улыбаясь всем и сразу – с ним Кулаков. Федор Давыдович тоже посмотрел на Машерова едва ли не со злобой. На дне рождения Леонида Ильича в семьдесят шестом году он был рядом с Генсеком на всех фотографиях, и в западных газетах подняли шум, что, мол, преемник Брежнева – это Кулаков. Скорее всего, он сам в это поверил.

Походили другие члены Политбюро, пока они рассаживались, я задумался.

До ввода войск в Афганистан еще около двух лет – по крайней мере, так было, когда я жил жизнь Владимира Гуляева. Тогда ввели советские войска для «выполнения интернационального долга» в Афган двадцать пятого декабря семьдесят девятого года. Но случится ли это в новой истории, во многом зависит от этого вот собрания. Надеюсь, что глупостей сейчас не наделают – никто.

Афганские события начались на месяц раньше, чем в моей прошлой жизни. И я не знаю, что стало катализатором событий? Убийство Хайбара – редактора газеты «Парчам», как я это помню, или же был другой повод?

После моего прошлого разговора с Рябенко и Брежневым по поводу Афганистана, Брежнев дал ряд распоряжений. Каких – я не знаю, как их выполнили – тоже не знаю. И очень жаль…

Пономарев пришел последним. Борис Николаевич был со своим замом – Брутенцом. Я нахмурился, Карен Нерсесович на этом совещании явно лишний. Хотя как посмотреть, может, его мысли для меня будут интересны?

Леонид Ильич постучал по графину авторучкой, привлекая внимание членов Политбюро и остальных собравшихся.

– Смотрю, многих нет, но думаю, скоро мы будем вести собрания Политбюро в режиме видеоконференции, – произнес Леонид Ильич. – Уже система у нас монтируется – на Старой площади вот-вот уже заработает. Советский минитель – это уже реальность нашего дня, а не будущего.

– Что, уже скопировали у французов? – Пономарев не удержался от сарказма.

– Да почему у французов? Полностью наша разработка, – тут же возразил Рябов.

Рябов, Яков Петрович, он приглашен не просто так. Рябов, кроме оборонки, отвечает еще и за международное сотрудничество с развивающимися странами. Вспомнил, что именно его в Свердловском обкоме сменил Ельцин, когда Якова Петровича перевели в Москву. В моей реальности Рябова сняли с должности секретаря ЦК после его двусмысленной шутки по поводу здоровья Брежнева, которую он позволил себе на совещании в Нижнем Тагиле.

– Андрей Михайлович, – Брежнев посмотрел на Александрова-Агентова, погасив начинающуюся перепалку Пономарева и Рябова, – доложите последние новости из Афганистана.

– Как сообщает главный военный советник вооруженных сил Республики Афганистан Горелов, Лев Николаевич, ситуация с народными волнениями полностью спровоцирована военными, сторонниками фракции «Хальк». В «Хальк» собрались горячие головы, – продолжил Александров-Агентов, – они бредят мировой революцией и считают, что она начнется в Афганистане.

– Ну не так все однозначно, Андрей Михайлович, – перебил его Брутенц, – дело в том, что ситуация назрела, недовольство народных масс растет. И мы в Международном отделе видим в Афганистане все предпосылки для успешной… ну если не социалистической, то как минимум, народно-демократической революции!

– Давайте дослушаем доклад, – остановил его Брежнев, – потом у вас будет возможность высказаться.

«Странно, обычно Брутенц очень осторожен. Что случилось, что так с места и в карьер за революцию в Афганистане? Или он знает что-то, что не знаем мы?», – подумал Кулаков.

Мысли Рябова были примерно такими же: «Сроки срываются, обустройство тоннеля в Саланге встало. Рабочие бастуют, никогда такого не было. Что делает Брутенц? Зачем усугублять ситуацию?»…

– А как монархисты к этому относятся? Участвуют ли в протестах сторонники Закир-шаха? – спросил Брежнев.

– Никак не участвуют, – ответил Александров-Агентов. – Хотя по докладу Горелова, командующие армейскими корпусами в Гордезе и Кандагаре настроены на то, чтобы каким-то образом вернуть Закир-шаха. И эти настроения нужно учитывать. Сейчас фракция «Парчан» отходит на второй план, тоже согласно докладу. Кандагарские корпуса двинулись на Кабул, и самое главное – прошли слухи, что Дауд-хан собирается покинуть страну.

– Пропал мой тоннель, – сказал Рябов и вздохнул.

Начальник ГРУ Ивашутин поднял руку.

– Говорите, Петр Иванович, – предложил Брежнев.

– Леонид Ильич, две недели назад вы дали нам информацию по ситуации в Афганистане. Мы проверили, проанализировали и наши люди установили контакты с королем Захир-шахом в Италии. Закир-шах может вернуться и возглавить страну. То, что вы нам поручили, мы выполнили, и только ждем вашего приказа. Международный отдел, думаю, поможет устроить достойную встречу короля Захир-шаха и погасить протесты перед предстоящими выборами в народное собрание государства Афганистан. Так же мы провели негласную встречу с Ахмад Шахом Масудом и Бурхануддином Раббани в Паншере. Они поддержат законного короля всеми силами. Фактически, сейчас просто спровоцирована ситуация, когда самых экстремистски настроенных лидеров фракций просто вычистят.

Я мысленно поаплодировал и Леониду Ильичу, и нашему Главному разведывательному управлению. В такой короткий срок по сути подготовили переворот в стране и возвращение законного правителя!

То же самое подумал и Удилов: «Пока наше Первое главное управление занимается европейскими мелочами, ГРУ время зря не теряет. Договориться с главой совета улемов – это высший пилотаж. А Леонид Ильич вполне владеет ситуацией. И не удивлюсь, что с подачи Медведева. Даже уверен в этом».

Я второй раз со вчерашнего дня прочел его мысли. Что это? У него скорость падает, или же у меня способности растут? Но обдумать не успел, в Политбюро разгорались страсти по Афганистану.

– Петр Иванович, то что вы сделали – это шаг назад! – шумел Брутенц. – Это возвращение к архаике! Это возвращение в средневековье! Мы столько сделали для развития страны, для светского образования! Мы столько вложили сил в то, чтобы женщины сняли паранджу. А каких трудов стоило покончить с малоземельем на селе⁈ Раз Дауд-хан сбежал, то пусть революционеры берут власть, Тараки и Хафизулла Амин формируют народное правительство. У них уже есть план прогрессивных изменений. Их поддерживают молодые офицеры афганской армии. Наш долг помочь революционерам чем можем – да всем, вплоть до военной силы!

– Скажите пожалуйста, – встал маршал Огарков, – Карен Нерсесович, какими вооруженными подразделениями располагают ваши молодые офицеры? Как они смогут организовать оборону Кабула от наступающего Кандагарского корпуса?

– Ну это в вашей компетенции, – смешался Брутенц. – Военные советники подчиняются генеральному штабу. Пусть они организуют там оборону. Пусть, в конце-концов, возьмут командование на себя и помогут революционным силам!

– Революционных сил, как таковых, нет, – ответил Огарков. – Есть группа молодых горячих парней, которые недовольны, в первую очередь, своим материальным положением. И максимум, что они смогут вывести – это одну танковую роту. А советники – они на то и советники, чтобы советовать. Они сами не воюют. От вас такой глупости не ожидал услышать. В любом случае Афганистан – это в первую очередь глубоко религиозная страна. И вмешайся сейчас Советский Союз – мы получим и джихад, и межплеменную войну, и неминуемое участие сопредельных государств – Ирана и Пакистана. Погасить такой пожар будет невозможно, конфликт растянется на десятилетия, особенно, если учесть обычай кровной мести. Порядок в Афганистане бомбами и снарядами мы не наведем – это все равно, что плеснуть бензина в костер. Решать вопрос с Афганистаном нужно исключительно политическими методами. Пожалуй, здесь я полностью поддержу Петра Ивановича: возвращение короля Захир-шаха – это единственная возможность погасить зарождающийся конфликт. А вот ваша задача, Карен Нерсесович, уже с новым правительством работать и продвигать своих людей.

– Николай Васильевич, спасибо за понятное для всех объяснение. Ваше мнение здесь решающее, и я попрошу вас закончить операцию с возвращением короля, – Леонид Ильич посмотрел на бледного Брутенца, отметил бегающий взгляд Пономарева и произнес:

– А теперь перейдем к другим вопросам. Что у нас на повестке дня, Андрей Михайлович?

– Созыв внеочередного пленума ЦК КПСС, – тут же отрапортовал Александров-Агентов.

– Что ж, не буду задерживать приглашенных товарищей, попрошу остаться только тех, кто занимается подготовкой пленума и последующей конференции.

Мы вышли вместе с Удиловым, последними.

– Вот, Владимир Тимофеевич, у кого учиться надо – у наших смежников. ГРУ сработало на опережение и очень результативно.

– Пока еще рано что-то говорить, дождемся результатов, – ответил я. Все-таки меня не оставляли сомнения в благополучном исходе дела.

– Даже не сомневайтесь, все будет разыграно как по нотам. Работают профессионалы, – ответил Удилов и сел в машину. – У вас какие планы на сегодня? – поинтересовался он, прежде чем закрыть дверцу.

– Есть интересные сигналы о нарушениях на местах, хочу плотно заняться именно ими, – ответил ему.

– Что ж, но не забывайте докладывать, – он захлопнул дверцу и я пошел к своей «Волге».

Возвращаясь из Заречья, ехал медленно. Это меня и спасло. При выезде на бетонку МКАДа, откуда-то сбоку вылетела черная «Волга». Она шла на таран…

Вывернул руль влево. И за ту долю секунды, пока моя машина не съехала в кювет, я успел разглядеть лицо человека, сидевшего за рулем.

Глава 2

Не знаю, как моя «Волга» не перевернулась. Каким-то чудом. Инстинктивно вдавил педаль тормоза в пол. Машину швырнуло в кювет. Остановилась, зарывшись носом в рыхлый снег. С трудом открыл дверцу, пласт мокрого, грязного снега тут же попал в салон. До асфальта – метра три. Вылез и тут же провалился по колено. Матерясь, выдергивал ноги из месива снега и грязи. Кое-как добрался до обочины.

С визгом притормозила машина наружки – «Жигули» шестой модели. Из салона выскочил парень лет тридцати, в гражданке. На лице – смесь паники и облегчения.

– Владимир Тимофеевич, вы живы! – воскликнул он, помогая мне выбраться из придорожной канавы.

Второй опер уже бежал к черной «Волге», едва не протаранившей меня – машина дорожного «камикадзе» стояла метрах в пятнадцати, с открытой со стороны водителя дверцей.

– Ох, рано, встает охрана, – пошутил я. – Когда вам уже Удилов даст более интересное задание?

Парень обиделся.

– Вадим Николаевич с нас бы три шкуры спустил, если бы с вами что-то случилось. И мы выполняем свой долг… – начал он.

Я пошел к «Волге», бросив на ходу:

– К тебе претензий нет, успокойся. А с Удиловым я поговорю, чтобы снял наружное наблюдение.

– Наша задача не следить за вами, а охранять, – говорил опер, в его голосе сквозили виноватые нотки, – за вашей семьей тоже присматривают. Там другая команда работает.

Мы подошли к «Волге». Второй опер из наружки стоял рядом с машиной, вид у него был растерянный. Парень явно был в замешательстве.

– Даже не знаю, что делать, – произнес он и развел руками.

Я заглянул в салон. На водительском месте сидел Цвигун, сжимая побелевшими пальцами руль.

– Семен Кузьмич, вы в порядке? – спросил его.

– Нет! Я не в порядке!!! – Заорал Цвигун, повернув к нам лицо. Он был пьян – в дымину, в стельку. – Из-за тебя все, из-за тебя! Вылез откуда-то, как таракан… Надо было сразу тебя, тапком, тапком! – Он кое-как вылез из машины и тут же чуть не упал. – Как Хрущев, ботинком и чтобы хрясь – и нету тебя…

Опер успел подхватить его, второй тут же открыл заднюю дверь. Вдвоем они кое-как запихали Цвигуна в салон.

– Тут где-то недалеко его дача. Знаете дорогу? – спросил я.

– Конечно, – ответил тот опер, что помогал мне выбраться на обочину.

– Тогда ты за руль, – кивнул на машину Цвигуна. – И проследи, чтобы он в таком состоянии больше нигде не болтался. Хорошо, что до Заречья не доехал, Леониду Ильичу сейчас лишние расстройства ни к чему. Да… разберись, где его прикрепленный. Все-таки секретоноситель, генерал – и такой казус. И выясни, где он так напился и с кем он пил. Потом доложишь мне лично.

Я подождал, пока «Волга» Цвигуна отъедет и повернулся ко второму оперу:

– Трос есть?

– Не надо, я уже вызвал эвакуатор из ГОНа, – сейчас должны подъехать.

– Хорошо, тогда меня домой, – я посмотрел на угробленные ботинки и по колено мокрые брюки и направился к «Жигули».

Пока ехали, думал о том, что Цвигуна мне, все-таки, жаль. Боевой офицер, прошел войну, не отсиживался в штабе. Участвовал в боях на Халхин-Голе, в обороне Одессы, Севастополя, воевал на Северном Кавказе. Почему-то вдруг вспомнились мемуары Бобкова, в которых он поливал Цвигуна грязью. Там, в моей прошлой жизни, я читал подобные опусы просто так, из интереса. Что-то принимал на веру, что-то нет. И про отношение Брежнева к своим соратникам я и читал, и убедился воочию – Леонид Ильич своих не бросает. Брежнев вообще обладал удивительным даром сохранять хорошие отношения с людьми, которые когда-то сделали ему добро.

Цвигун зря так расстроен. Его ждет и хорошая пенсия, и государственную дачу у него никто не отберет, и машина с водителем (он же прикрепленный) будет всегда в его распоряжении.

Надо будет поговорить с Удиловым, попросить его, чтобы не устраивали расследование по поводу едва не случившегося столкновения…

Но что-то не давало покоя – какая-то информация, связанная с Цвигуном.

– Поворачивай. – скомандовал я, наконец сообразив, что не дает мне покоя.

Цвигун застрелился в восемьдесят втором году, у себя на даче в Усово. Сделал это на глазах у своего прикрепленного, перед этим так же вот, как сегодня, напившись. Не факт, учитывая мое вмешательство в исторический процесс, что самоубийство не произойдет раньше.

Усово относительно недалеко от Заречья. Оперативник знал адрес, и быстро вырулил к нужному дому – стандартной номенклатурной даче. Я вышел из машины и едва не вбежал в дом. На выходе столкнулся с оперативником, которого отправил с Цвигуном.

– Где он⁈ – быстро спросил его.

– Сдал прикрепленному, – доложил опер. – Очень переживает, что упустил Семена Кузьмича. Тот всю ночь пил, потом заставил прикрепленного выпить с ним, – рапортовал на ходу опер. – Сейчас на второй этаж, там кабинет. Семен Кузьмич немного протрезвел, в дом вошел на своих ногах.

Навстречу нам спускался прикрепленный Цвигуна – немолодой, грузный мужчина.

– Почему оставили его одного? – задал вопрос.

– Семен Кузьмич потребовал еще коньяка, а в кабинете все кончилось. Он отправил меня принести из бара в гостиной, – объяснил он.

И тут мы услышали звук выстрела.

Когда вбежали в кабинет, Цвигун сидел в кресле, пьяно улыбаясь. В руке пистолет, со стены осыпаются остатки зеркала. Он перевел взгляд на нас и его прорвало:

– Смысл дальше тянуть? Ну Перельман вырезал мне опухоль в легких. А еще одна вот здесь, – и он постучал пальцем по лбу. – Неоп-пре… непре-ре… В общем, оперировать нельзя. Перельман сказал, что рассосется. А не рассосалась… Знаете, как у меня сильно болит голова? – он всхлипнул, по щекам потекли слезы. – Всегда думал, что умру быстро, в один миг. А придется дальше мучиться…

Я подошел, забрал у него пистолет и, повернувшись к прикрепленному, сказал:

– Неси коньяк…

Скоро на столе появилась бутылка армянского коньяка, нарезанный тонкими ломтиками лимон и тарелка с сыром. Я плеснул немного коньяка на дно пузатого фужера.

– Ну что ты льешь мне, как бабе. Наливай до краев, полный. Мне есть что обмывать. Все-таки на пенсию… выпнули, – он зло глянул на меня, – благодаря тебе. Но спасибо не говорю, не говорю. – Цвигун взял фужер, сделал несколько больших глотков.

Злость его внезапно отхлынула, теперь передо мной сидел больной, усталый человек. Он бездумно крутил фужер и смотрел, как плещется на дне янтарная жидкость.

Я сел в кресло напротив и мысленно приказал: «Спите! Ваши глаза слипаются, веки становятся тяжелыми. Вы погружаетесь в здоровый, спокойный сон»…

Цвигун закрыл глаза, фужер выпал из рук, глухо стукнувшись о ковер. Я внушал ему, представляя, как рассасывается опухоль, как уходят метастазы. Внушал, что организм восстанавливается сам, убирая злокачественные клетки.

Я давно не занимался внушением, не было повода с тех пор, как помог Светлане справиться с болезнью. Теперь же не знал, получится или нет, но попытаться надо. Правильно ли я делаю, тоже не знал. Почему-то было предчувствие, что злопамятный Цвигун еще попортит мне нервы. Но поступить по-другому не мог.

Вышел из кабинета через полчаса.

– Сейчас его не будить, проснется – доложишь о самочувствии Семена Кузьмича генералу Рябенко, – дал распоряжение прикрепленному Цвигуна. – И проследи, чтобы больше не пил. Приведите его в норму, не первый же раз такой срыв.

С дачи Цвигуна позвонил Рябенко. Он выслушал меня и вздохнул.

– То же мне, не успел выйти на пенсию, как вздумал гонщика из себя изображать. Совсем с катушек слетел, – и Рябенко выругался. – Леня расстроится. Не вздумай рассказать ему это все. И так переживает. Я сам займусь Семеном Кузьмичом. Ты сам-то как?

– Да цел. Реакция хорошая, успел съехать на обочину. И, Александр Яковлевич, у меня просьба – Цвигуна в больницу бы положить, на обследование. Позаботитесь об этом?

– Ты думаешь, Володя, есть причина?

– Думаю, да, Александр Яковлевич. У Цвигуна онкология. Оперировал его Перельман – по сути фтизиатр. Это нонсенс, по меньшей мере странно. Почему не онколог? И не было консилиума. Да, несколько лет все было нормально, но это все-таки рак. Проконтролируете?

– Конечно, Володя. Сам займусь этим. – пообещал генерал Рябенко.

Я положил трубку и вышел на воздух, но даже на улице запах перегара преследовал меня.

– Ребята, подбросьте меня до дома, – попросил оперативников.

В Москву возвращались молча. Я думал о том, что полдня, по сути, коту под хвост. Политбюро прошло просто отлично, и вряд ли проблема ввода войск когда-нибудь еще встанет на повестке дня. Но Цвигун спутал все планы, и вряд ли сегодня еще что-нибудь успею сделать.

Дома застал только Лидочку. Она пылесосила в зале и орала песни. Слуха у девушки не было от слова «совсем», но она компенсировала энтузиазмом и силой голосовых связок, перекрикивая гудение пылесоса.

– Листья желтые над городом кружатся, с тихим шорохом мне под ноги ложатся… – «пела» она.

Я только успел снять заляпанные грязью ботинки, как в дверь позвонили. Открыл и улыбнулся, увидев расстроенную соседку.

– Владимир Тимофеевич, я настоятельно прошу прекратить это издевательство! Это же форменная пытка! – Олимпиада Вольдемаровна театрально заломила руку, приложив ладонь ко лбу. – У меня абсолютный слух, я всю жизнь отдала искусству, а пение вашей домработницы будет преследовать меня в кошмарах! Попросите Лиду убавить громкость. И этот жуткий гудящий аккомпанемент…

Пылесос умолк, но не Лидочка. Проорав:

– И от осени не спрятаться, не скрыться… – девушка вышла из зала, выкатив за собой синий корпус «Ракеты».

– А, Липа Валдемир-на, здрасьте! – она просияла и хотела продолжить пение, но, увидев, в каком состоянии мои ботинки и брюки, переключилась на меня. – Владимир Тимофеевич, да где ж вы так выбразгались⁈

– Что за речь, Лидия? – простонала соседка. – Вы же из интеллигентной семьи! Откуда этот словесный мусор? Просторечные выражения режут слух не хуже вашего, с позволения сказать, вокала!

Олимпиада Вольдемаровна закатила глаза.

– И запомните, наконец, мое имя и отчество! О-лим-пи-а-да. Воль-де-ма-ров-на. – по слогам отчеканила заслуженная артистка.

Она развернулась и ушла, возмущенно цокая по ступеням каблуками домашних туфель.

– Дом, милый дом, – «в тему» вспомнилось название франко-бельгийского фильма. Кстати, песню, где эта фраза прозвучала впервые, я бы тоже с удовольствием послушал, но увы, сейчас, в семьдесят восьмом, это сделать проблематично. Что ж, придется ограничиться Лидочкиным репертуаром, подумал я и рассмеялся.

Стащил насквозь промокшие носки, подвернул брюки, чтобы грязь не сыпалась на чистый пол и прошел в ванную комнату. Вымыл ноги, натянул трико, снял с змеевика чистые носки. Когда вышел, Лидочка уже закончила пылесосить и убрала «Ракету» в кладовку.

– Ваша жена ушла в магазин, а девочки еще не пришли. Лена на тренировке, а Таня в музыкальной. Ой, она так хорошо играла на пианино, я прямо заслушалась! – тараторила Лида. – Ой, а вы кушали сегодня? – спохватилась она. – Конечно нет! Вы всегда забываете поесть, а потом желудок будет болеть. У меня дедушка так мается. Все говорил потом поем, потом, вот и «допотомкался» до язвы желудка.

– Лида, иди уже собирай на стол, – я вздохнул. Переслушать ее невозможно, вот всем хороша, но болтает – не остановить. Вообще очень бойкая девица.

Лида быстро накрыла стол – с какой-то простой, но приятной аккуратностью. Пахло славно.

Я положил салфетку на колени и пододвинул поближе тарелку густого, наваристого борща.

– Ой, забыла! – девчонка метнулась к холодильнику, достала банку и добавила в тарелку ложку сметаны – щедро, с горкой.

Пока ел, Лида стояла у раковины. Она перетирала посуду кухонным полотенцем, изредка бросая на меня довольные, но вопросительные взгляды. Видимо, ждет оценки.

– Язык проглотить можно, как вкусно! – похвалил ее, отложив ложку.

Лида зарделась и тут же подала второе – золотистую, хрустящую котлету по-киевски, которая просто умопомрачительно пахла, и горку рассыпчатой гречки.

– Только смотрите аккуратнее, а то брызгать будет, а я потом вашу одежду от масла не отстираю, – предупредила она.

Вздохнул. Это наверное у женщин в крови – заботиться так, чтобы мужчина почувствовал себя виноватым.

Разрезал котлету, на гречку потекла струйка растопленного масла с ярким укропным ароматом. Ел с таким удовольствием, что, кажется, даже причмокивал. Жаль, если Лида добьется своего и получит перевод в Кремлевскую столовую. По ее борщам и котлетам я точно буду скучать.

– Ну как? – не выдержала она.

– Отлично, Лида, – похвалил ее. – Вот не добавить, не убавить – просто идеальные котлеты! В самом Киеве вряд ли лучше приготовят.

Ее лицо озарила такая победоносная улыбка, что мне стало смешно.

– А еще ватрушки! – Она сняла с плетеной корзинки салфетку.

– Лида, ты волшебница, но в меня уже не влезет, – я похлопал рукой по животу.

– Только попробовать! – и Лида состроила такую обиженную мордочку, что я, вздохнув, взял ватрушку.

– Творог, между прочим, домашний, не магазинный. Тут недалеко хороший кооперативный магазин открыли.

Я съел ватрушку, запил чаем и быстро встал из-за стола, пока Лида не организовала еще что-нибудь «вкусное, только попробовать».

Зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Владимир Тимофеевич, вы в порядке? – услышал спокойный голос Удилова.

– Да, Вадим Николаевич.

– Не хотелось бы, но придется начать служебное расследование в отношении прикрепленного к Цвигуну. Такую халатность нельзя спускать с рук. Просто преступная халатность!

Удилов помолчал и добавил:

– Но я рад, что вы не пострадали. И, пожалуйста, впредь не садитесь сами за руль. Наружка не успевает среагировать на опасные ситуации на дороге. Я уже распорядился, завтра вас заберет сменный водитель.

Поблагодарил Удилова и закончил разговор. С кухни донесся грохот посуды. Вбежал и застал картину маслом: Лида на полу, рядом опрокинутая табуретка и две сковородки. В открытом навесном шкафчике, на краю полки опасно накренилась тяжелая чугунная утятница. Я быстро снял ее.

– Лида, у вас в кулинарном училище был предмет «Техника безопасности»?

Она кивнула, собрав сковородки с пола.

– А такое словосочетание, как «здравый смысл», ты слышала?

Девушка покраснела, кивнула и, не глядя мне в глаза, проскочила к раковине.

– Лида, просьба, тяжелую чугунную утварь ставить вниз, полок в кухонных столах хватает. На верхних полках должны быть только легкие предметы. Вот упала бы тебе на голову сковорода, и ты бы всю жизнь потом смотрела бы вот так… – я свел глаза к переносице и сделал страшную рожу.