Текст книги "Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины"

Автор книги: Петр Алешкин

Соавторы: Юрий Васильев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Местные органы государственной власти обязывались принять меры к возвращению самовольно захваченного живого и мертвого инвентаря, другого имущества бывших нетрудовых хозяйств, особенно в отношении возвращения племенного и рабочего скота, сложных машин и их частей (локомобилей, паровых плугов, молотилок, жаток, сеялок и веялок, механических грабель и т. д.). Согласно декрету государства, инвентарь с прокатных пунктов в первую очередь предоставлялся землепользователям, образовавшим товарищеское хозяйство (коммуну, общественную обработку земли, трудовую артель), и только во вторую очередь – единоличным хозяйствам [7: 86].

К середине 1919 года определилось различное отношение Советского государства и крестьянства не только в организации землевладения в деревне, но и в отношении использования полученного урожая. В бывших имениях учреждались совхозы – государственные предприятия, а также коммуны. Совхозы создавались по типу городской национализированной промышленности, продукция которой должна была поступать в распоряжение государства. Это вызывало недовольство производителя. В крестьянской среде советское хозяйство стало восприниматься как новая форма эксплуатации, когда место прежнего собственника занял новый владелец в лице государства.

Первоначально крестьянство активно занялось созданием коммун. В апреле 1919 г. в нескольких верстах от Гуляйполя, в бывшем имении помещика Классена в селе Покровском появилась коммуна имени Розы Люксембург. Анархо-коммунистический идеал самоуправляющейся коммуны, близкий к крестьянским интересам, разбился о прозу жизни, когда коммунисты выразили требования на результат труда новоиспеченных коммунаров – собранный урожай. Существование коммун в условиях хлебной монополии, тем более продовольственной диктатуры, продовольственной разверстки оказалось бессмысленно. Но крестьянство, вовлеченное в коммуны и совхозы, не желало отдавать выращенное собственным трудом. Запасы хлеба, которые не успели вывезти органы Наркомпрода, захватили крестьяне. В середине 1919 г. махновщина выступила против коммун и совхозов.

Воззвание махновцев в августе 1919 г. содержало следующие положения: никакая политическая партия и государственная власть не может создать, установить и укрепить рациональную экономическую (хозяйственную) жизнь; никакая власть не может восстановить разрушенное производство, создать общественную организацию труда, привести к социальной стабильности. Выражалась необходимость отказаться от всякой власти и приступить к строительству новой жизни на основе свободной, безвластной, беспартийной, экономической (а не политической), объединяемой снизу (а не сверху), организации трудящихся – рабочих и крестьян. Подобной организации предлагалось добиваться посредством Советов как беспартийных трудовых органов для устройства справедливой и свободной жизни. Организация хозяйственной, общественной и культурной жизни без партий и без государственной политической власти, при помощи рабоче-крестьянских организаций и Советов – в подобном подходе выражалась суть махновской программы.

Протест махновцев был направлен против политики коммунистов: «Партия и власть большевиков-коммунистов, оказавшись бессильной в деле общественно-хозяйственного строительства, лишь снова открыла широкую дорогу врагам революции и подготовила новую почву для реакции. Сведенная коммунистами на ложный путь, революция попала в тупик и, побившись в нем, поворачивает назад». Коммунисты подвергались обструкции из-за вовлечения этих организаций на ложный путь: «Партия подменила свободную экономическую работу этих организаций бессильной работой своей власти и своих государственных чиновников».

Махновцы призывали крестьян в районах, освобожденных повстанцами от всякой политической власти, под их охраной восстановить вольные Советы и приступить к устройству новой жизни [2: 289].

В листовке «За что борются махновцы?» предлагалось создавать в масштабе всей страны федерации – вольные объединения рабочих и крестьянских союзов и ассоциаций по различным видам производства, без политической окраски, в качестве экономических регулирующих органов в сфере производства, товарообмена, распределения и транспорта [11].

От продразверстки страдала не только зажиточная часть крестьянства, но и беднота. Советское правительство крестьянину ничего дать не могло. Государству необходимого количества продуктов собрать не удавалось – собирали значительно меньше установленных планов. У крепкого хозяина отбирали хлеб, оставляя минимальную норму на пропитание (скоту тоже была положена скудная норма). Излишки направлялись в город. У зажиточного крестьянина после реквизиции прожиточная норма оставалась. Бедняк же эту норму должен был получать из органов Наркомпрода, но далеко не всегда мог получить свою долю. Огромный аппарат для сбора продразверстки – продармия – не справлялся со сбором продуктов, транспортировкой и охраной его по железной дороге в город (особенно это касалось заготовок скота: во время переезда значительный процент скота погибал). Не хватало транспорта для доставки хлеба на ссыпные пункты. Не было транспорта для доставки городских товаров в деревню.

Политика государства по ограничению крестьянства в области землепользования, отразившаяся на бедном крестьянстве, дополнилась издержками в снабжении его продовольствием. Чем беднее был район, тем больнее отражалась продразверстка на крестьянстве. Отсутствие стимула у представителей комбедов (комнезамов) в активном содействии продорганам усиливалось боязнью махновской мести. В этом заключалась причина медленного расширения сети комбедов на огромной территории, контролируемой Махно. В приказе Махно требовалось пресечь организацию и деятельность комнезамов, разгонять и уничтожать продотряды [7: 193; 12]. В обширной сфере влияния Махно блокировался вывоз хлеба, мобилизация молодежи в Красную армию, комбеды (или комитеты незаможних селян) ликвидировались, уничтожались продотряды и продработники.

Крестьянская масса видела в революции средство избавления от гнета помещика и кулака, а также политической и административной власти сверху. В простую формулу махновских требований «вольного свободного строя» вписывались лозунги «За Советы без коммунистов» («За советскую власть, но против коммунистов»), «За свободные Советы», «Прочь коммуны», «За истинную советскую власть».

Власть Советов в крестьянском сознании отождествлялась непосредственно с волей самих трудящихся. Народная воля должна была проявляться в выборности советов снизу доверху, неподчинении Советов назначенным со стороны комиссарам. Советы не воспринимались крестьянством в качестве чуждых им политических учреждений, через которые осуществляется власть политических партий.

19 апреля 1919 г. член РВС Южного фронта Г.Я. Сокольников направил в адрес Ленина телеграмму, в которой сообщалось: наступил подходящий момент, чтобы «убрать Махно» [13]. Данный документ может служить свидетельством, что решение в отношении Махно уже созрело в высшем советском руководстве. Неслучайно местные чрезвычайные комиссии по команде сверху развернули усиленную борьбу против махновцев в марте – апреле 1919 г. [14]. Возможно, имелись тактические разногласия: «инспекции» Ворошилова и Каменева в Гуляйполе происходили соответственно 4 и 7 мая 1919 г.

В дальнейшем инициативу взял в свои руки Предреввоенсовета Советской Республики Л. Троцкий, который, как всегда, действовал решительно и непоколебимо. 28 мая Троцкий направил телеграмму в адрес советского и военного руководства Украины (Раковскому, Подвойскому и Антонову-Овсеенко) с требованием немедленно начать в печати кампанию против Махно с целью ликвидации махновщины [15]. 2 июня 1919 г. в газете «В пути», издававшейся в поезде Троцкого, появилась его статья под названием «Махновщина». Председатель Реввоенсовета Республики объявил, что «некий Махно» восстает против советской власти. Уничижительное определение («некий») в адрес Махно не означало, что Троцкий не был осведомлен о махновском движении. Но важнее другой факт: именно Троцкий начал раздувать миф об анархистской природе махновщины, чтобы заслонить ее народное крестьянское содержание. Главный аргумент Троцкого: махновцы как анархисты отрицают государственную власть, поэтому являются врагами советской власти как государственной власти рабочих и трудовых крестьян [2: 162].

4 июня 1919 г. в приказе РВС Республики объявлялось о разрыве отношений с Махно, запрещалось проведение назначенного махновцами на 15 июня в Гуляйполе очередного съезда представителей уездов, участие в нем определялось как государственная измена по отношению к Советской Республике, делегаты на съезд подлежали аресту и суду трибунала [16]. Приказ Троцкого от 6 июня 1919 г., «расстрельный» по содержанию, состоял из устрашающих формулировок: махновцы должны быть беспощадно раздавлены, пощады не будет, власть выжжет язву махновщины каленым железом. Махновщина рассматривалась в одной плоскости с другим явлением – «григорьевщиной» [17].

Последнее утверждение нельзя воспринимать иначе, как вполне осознанное создание Троцким очередного идеологического мифа. Сами махновцы оценили «Универсал» атамана Григорьева, поднявшего мятеж против советской власти, как проповедь национализма, антисемитизма, национальной вражды между трудящимися [5: 105]. По приказу Махно Григорьев был убит его ближайшим окружением, причем произошло это уже после разрыва отношений Махно с советской властью (о свершившемся событии Махно телеграфировал в Москву).

Отношение махновского руководства к «григорьевщине» обосновал П. Аршинов. Он подчеркивал: движение, подобное григорьевскому, создавало угрозу свободе трудящихся и поэтому являлось таким же враждебным махновщине, как и большевизм. Махновщина не могла объединиться с отдельными противобольшевистскими выступлениями на том только основании, что сама махновщина выступала против большевизма. По образному описанию Аршинова, возник «новый хищник в лице атамана Григорьева, который, каркая народу о его бедствиях, труде и угнетении, несет на самом деле старый разбойничий порядок, при котором труд народа будет порабощен, бедствия его возрастут, неволя закрепится, права упадут» [5: 108, 109].

8 противовес утверждениям Троцкого Аршинов обвинял коммунистическую власть в порождении явления григорьевщины. Суть его рассуждений сводилась к следующему. Большевики установили диктатуру своей партии, как партии государственной, для управления народом. В результате создалась ситуация, в которой трудовой народ попал под надзор и управление органов власти, чуждых трудящимся, применявших методы произвола и насилия. Диктатура партии коммунистов-большевиков породила в народной массе озлобление, протест и враждебное настроение к существующему порядку. Этим воспользовался в своей авантюре Григорьев. Григорьев – предатель революции и враг народа, но именно партия коммунистов-большевиков своей безответственной диктатурой создала в массах озлобление, которым он воспользовался (аналогично данным обстоятельством может воспользоваться другой авантюрист). Обличая в предательстве Григорьева, Аршинов одновременно считал необходимым обвинить за появление григорьевского движения коммунистическто партию [5: 111–112].

9 июня 1919 г. в реввоенсоветы армий Южного фронта поступила телеграмма Троцкого с указанием о ликвидации «Гуляйпольского заговора махновцев», с требованием передать все дела чрезвычайному трибуналу [18].

В качестве протеста против указанных действий Махно отправил 8 июня 1919 г. телеграмму в адрес руководства Советской Республики с заявлением: неотъемлемое право крестьян созывать съезды для обсуждения злободневных вопросов есть завоевание революции, поэтому запрет на проведение съездов – нарушение революционных прав народа [19].

Съезд крестьян, рабочих и повстанцев революционной повстанческой армии Украины (махновцев), созванный в г. Александровске 28 октября – 2 ноября 1919 г., объявил о создании повсеместно на махновской территории вольных крестьянских организаций, их съездов (местных и областных) для решения насущных вопросов социального строительства. Свободные общественно-хозяйственные организации на местах предлагалось объединить между собой [2: 231, 235].

Значения второго термина из словочетания «вольные безвластные Советы» никто из махновцев определенно не понимал, но первое воспринималось положительно: на практике многие уже познали, что представляют собой Советы при большевистских ревкомах, белогвардейских и петлюровских комендантах [3: 148].

«Вольный советский строй» означал в крестьянском восприятии отказ от налога на содержание государства, города, который ничего не мог дать взамен деревенских продуктов. Лозунг «вольных советов» выражал протест как против крепостнических остатков и капитализма, так и против военного коммунизма. Идея «вольного Советского строя» предполагала организацию новой хозяйственной и общественной жизни свободных крестьян, организация которой декларировалась на основе социального равенства и справедливости с ликвидацией классов, политических партий, национального неравенства.

Революционное знамя Нестора Махно олицетворяло не столько знамя анархии, как нередко представляется, сколько народное движение за справедливость, направленное на решение наболевших общественные вопросов – освобождение трудящихся, создание жизненного устройства без гнета и произвола властей. Анархистская умозрительная теория, как и другие идеологии радикального революционного толка, оказалась далекой от подлинных интересов трудящихся, которых они якобы собирались «освобождать». У Махно практически не было мирного времени для социального строительства: анархистские методы апробировались в боевых условиях.

Махновское движение возникло на собственной почве, развивалось как самостоятельное крестьянское движение с осознанными целями. Не оно пришло к анархизму, а группа анархистов-коммунистов примкнула к крестьянскому движению в качестве политических работников. Махновщина вобрала в себя элементы анархизма, которые могли способствовать достижению целей массового крестьянского движения.

Выпячивание анархистской оболочки махновщины, попытки определить типологию данного массового крестьянского движения в качестве анархистского нередко подкрепляются ссылками на воспоминания Махно. Мог ли сам малограмотный атаман написать мемуары, или же текст сочиняли другие – вопрос дискуссионный. С юношеских лет Махно попал под влияние екатеринославских анархистов, затем осваивал его во время многолетнего пребывания в Бутырской каторжной тюрьме, где в роли наставника молодого Махно выступил анархист Петр Аршинов. Жизненные университеты выковали в «Скромном» (кличка Махно со времен каторги) анархистские волю и жестокость. Являясь по своим взглядам приверженцем анархизма, Махно в теории разбирался неважно [13] . Махно сохранил верность усвоенным в юности идеалам – идее всеобщего передела и равенства, всевластия трудящихся, желания сделать бедных счастливыми. Свобода, вольный труд, равенство и солидарность были призваны восторжествовать над рабством под игом государства и капитала. Анархисты, отрицая диктатуру пролетариата, понимали социальную революцию как переход средств производства в распоряжение трудящегося-производителя. Врагами трудящихся для анархокоммунистов были не только помещики, но и кулаки как угнетатели трудового народа.

Ближайшее окружение Махно состояло из его земляков, освоивших в основном начальный образовательный уровень (одно-двухгодичное обучение в школе), включая самого малограмотного «полупролетария» Махно. Можно предположить, что они вряд ли штудировали анархо-коммунистические сочинения Кропоткина, но верили в уравнительный социализм. Для махновцев более понятен был язык, выраженный в одной из листовок штаба махновцев: «Повстанческая армия считает своим святым долгом стать на защиту интересов трудового крестьянства против попытки господ коммунистов запрячь в свой хомут трудовое крестьянство. Повстанческая армия – меч в руках трудового народа, призывает Вас, товарищи крестьяне и рабочие, самим взять в свои руки и дальнейшее строительство своего счастья, и свои народные трудовые богатства без помощи партийных лиц, пророков и большевистских шарлатанов, которые достойны смерти как гнусные воры, трусы и разбойники перед трудовым народом, в котором они находят только “человеческий материал” и пушечное мясо» [2: 337].

Для характеристики социального состава махновского воинства приведем группу командного состава махновцев, входивших в число ближайших сподвижников Махно: Куриленко Василий – уроженец семьи батрака Мариупольского уезда – являлся командиром полка, членом штаба повстанческой армии, был представлен к награждению орденом Красного Знамени за взятие Мариуполя; Петренко Петр – из батрацкой семьи – полный георгиевский кавалер, прапорщик, командир полка, командир ударной группы, начальник штаба Азовской группы повстанческой армии; Правда – из батрацкой семьи Александровского уезда – командир отряда, полка, начальник лазарета, армейского обоза; Троян Гавриил – батрак из Гуляйполя, адъютант Махно, секретарь Военно-революционного совета махновской армии, командир особого полка, особой группы при командарме; Каретников (Каретник) Семен – безземельный крестьянин, батрак Гуляйпольской волости – командир полка, помощник командарма (заместитель Махно), и.о. командующего повстанческой армией (махновцев), командующий особой Крымской группой войск махновцев; Щусь Федор – крестьянин-бедняк села Большая Михайловка Александровского уезда – начальник махновской кавалерии, член штаба повстанческой армии, заместитель Махно; Белаш Виктор – уроженец села Новоспасовка Бердянского уезда Таврической губернии, рабочий-машинист паровоза – начальник оперативного отдела штаба Махно, начальник штаба, заместитель председателя совета Революционной повстанческой армии Украины (махновцев); Василевский Григорий – крестьянин Гуляйполя, из бедной семьи – личный друг Махно и соратник, нередко исполнял роль его заместителя, в конце 1919 г. – январе 1920 г. – адъютант Махно; Вдовиченко Трофим – уроженец батрацкой семьи села Новоспасовка Бердянского района – участник Первой мировой войны, прапорщик, полный Георгиевский кавалер, с мая 1918 г. – командир 2-го Новоспасовского отряда, с сентября по декабрь 1919 г. – командир 2-го Азовского корпуса повстанческой армии махновцев, с мая 1920 г. по май 1921 г. – командир Азовской группы повстанческой армии; Веретельников Борис – крестьянин из Гуляйполя, работал литейщиком на заводе Кригера и на Путиловском заводе в Петрограде. В начале 1919 г. – главный комиссар Военно-революционного полевого районного штаба Гуляйполя, в мае 1919 г. – старший помощник начштаба 3-й Заднепровской дивизии; Марченко (Шевченко) Алексей – уроженец Гуляйполя, из семьи бедняков – младший унтер-офицер царской армии, член Совета революционных повстанцев, в конце 1919 г. – начале 1920 г. – командир корпуса, командующий всей кавалерией армии, с июня 1920 г. – командир кавгруппы [2: 886–890, 897, 901, 905, 911–912, 917, 920–921]. Приведенные махновские командиры, игравшие заметную роль в крестьянском движении, являлись выходцами из бедноты, имели в основном образование не выше начального.

Махно усвоил анархистское отрицание национальности как таковой и сплочение трудящихся на интернациональной основе: боролся с националистами-самостийниками, выступал против антисемитизма [14] . Анархисты в окружении атамана в большинстве своем были евреи. В составе махновских отрядов, боровшихся против гетмана и деникинщины, позже против советской власти, была особая еврейская батарея (весь состав ее, повстанцы и командиры, были исключительно евреи). Махновскую контрразведку возглавлял Лев Задов (Зиньковский). Макс Черняк, ваходец из бедной еврейской семьи, занимал в разное время должности командира полка, начальника бердянской контрразведки (1919), начальника махновской контрразведки в начале 1921 г. [2: 919–920].

Почти весь созданный при атамане, по примеру большевиков, собственный «революционный военный совет» состоял из евреев. В него входили, помимо старших наставников Махно П. Аршинова и В. Волина, анархисты И. Тепер, И. Эмигрант, Я. Алый, А. Барон. В начале 1919 г. исполком Военно-революционного совета в воззвании к рабочим, крестьянам и повстанцам объявил резкое осуждение еврейских погромов [2: 64].

2-й съезд Гуляйпольского районного съезда фронтовиков, Советов, отделов и подотделов военно-революционного штаба района в феврале 1919 г. в специальной резолюции «против грабежей, насилий и еврейских погромов, чинимых разными темными личностями, прикрывающимися именем честных повстанцев», объявил: порабощенные всех национальностей – русские, поляки, латыши, армяне, евреи, немцы – должны объединиться в одну общую дружную семью рабочих и крестьян, чтобы «сбросить с себя цепи экономического рабства и духовного закрепощения». Все лица, принимавшие участие в подобных бесчинствах и насилиях, объявлялись врагами революции и трудящегося народа и подлежали расстрелу на месте преступления [2: 88–89].

Обладавший природным прагматичным умом Махно не мог не осознавать несоответствие анархических идей с их реальным воплощением. Анархическое движение, полное революционного пафоса, сыграло заметную роль в революционной общественной ломке. В соответствии с анархистской доктриной махновцы разрушали и взрывали тюрьмы в занятых городах – давали человеку свободу. Но анархические мечты и идеалы разбивались от столкновения с жизненными реалиями. Теоретики анархизма не могли придумать конкретных путей воплощения собственных идей в практике построения нового общества.

Анархисты ожидали, что их теоретик Кропоткин укажет конкретные пути для организации крестьянского движения в деревне, объяснит, как трудящийся может завладеть землей без власти над собой. 30 мая 1919 г. из Гуляйполя Махно написал Кропоткину письмо, в котором сообщал о посылке продовольствия для теоретика анархизма и просил прислать в махновское издание статью «о социальном строительстве в деревне», что, по его словам, «очень важно было бы для крестьян» [20: 530]. Летом 1918 г. Махно в Москве встречался с Кропоткиным. Но ожидания не оправдались. Мечтатель-идеалист Кропоткин не дал ответа на эти вопросы. Анархисты в махновщине самостоятельно пытались создать образ крестьянства в качестве творца и носителя революции в деревне.

Жизненная практика разрушила анархистские идеальные теории. Идея сделать Повстанческую армию махновцев Всемирной Повстанческой армией [2: 337] являлась анархической грезой. Доктрина анархо-коммунизма отвергала государство, но практика заставила Махно заняться основами государственного строительства: у нового «государства» (Махновии) образовалась столица – Гуляйполе, пришлось создавать государственные органы – советы («вольные» и «безвластные» по названию), заниматься повседневной организацией жизни населения.

Махновский реввоенсовет в своем постановлении продекларировал анархокоммунистический принцип свободного обмена продуктами труда, главным образом между трудящимися. Но попытка воплощения данной кропоткинской идеи по поводу непосредственного товарообмена деревни с городом, без участия посредника в лице государства, на практике провалилась. Попытка устройства вольных коммун оказалась безуспешной, когда государство заявило свои права на результат труда «свободных» коммунаров. Постановление ВРС устанавливало оборот различных видов денег – советских, украинских и иных [2: 323]. Но анархистский догматизм, выразившийся в хождении всех видов денежных знаков (от царских до советских и деникинских), привел к полному хаосу финансового рынка в Махновии.

Анархистские теоретики, выступавшие от имени популярного народного атамана, общего языка с крестьянской массой не находили. Неслучайно среди анархистов существовали настроения, что махновщина «не гармонирует» с идейными основами социализма [2: 602]. Интересы крестьян не противоречили стихийному анархизму, но анархизм не воспринимался как политическое учение. Психология мелкого собственника в сочетании с природным индивидуальным анархическим эгоизмом демонстрировала нежелание любой власти над собой. Поддержка населением махновщины (пополнение, укрывательство) обусловливалась потребностью в защите от грабительской политики власти, самоуправлении, а также возможностью воспользоваться материальными выгодами безвластия (отказ от уплаты налогов и выполнения повинностей, захват земли, военная добыча).

В резолюции экстренного совещания активных работников анархистской конфедерации «Набат» в марте 1920 г. содержались следующие положения: «Поскольку в этом движении проявляется стремление народных низов к самоосвобождению, долг каждого анархиста – активно помогать ему в борьбе с государством. Но махновская армия не анархистская армия. Махновская армия представляет собою сплетение революционной преданности, отваги, самопожертвования с предрассудками среднего деревенского жителя….Твердо зная ближайшую непосредственную задачу – бить буржуев и гнать насильников-властителей, повстанцы-махновцы имеют, однако, весьма смутное представление об анархическом идеале». Поэтому совещание конфедерации «Набат» напоминало своим сторонникам: нельзя смешивать махновское движение с анархистским движением, тем более подменять одно другим. Ставилась задача «из наиболее сознательной части повстанцев-махновцев сделать передовой идейный анархистский авангард» [21: 388–389; 2: 332–333].

Объективную оценку отношений анархизма и махновщины дал П. Аршинов. По его свидетельству, махновщина зародилась и развивалась самостоятельно, без воздействия со стороны анархических организаций. Анархисты вошли в движение с громадным опозданием, когда социальное строительство было прервано боевыми действиями. Анархисты оказались в обстановке военных действий. Аршинов сожалел о нераскрытом потенциале анархизма, который, по его мнению, являлся единственным мировоззрением, на который могла опереться махновщина в борьбе с большевизмом [5: 225, 227, 228].

Примечательно мнение по поводу влияния анархизма на махновщину, высказанное анархистом Д.И. Поповым: попытки как партии, так и различных анархических групп предпринимались неоднократно, но успехом не пользовались. Попов аргументировал собственную оценку: «Приходится, констатируя неподготовленность трудовых масс, сказать, что анархическое строительство массовое невозможно, а, следовательно, и попытка затеять сейчас кампанию в массах за ломку существующего государственного коммунистического аппарата Советской власти была бы попыткой в высшей степени необдуманной и, несомненно, в ущерб интересам революции. Предположим, что за короткий срок в какой-то степени и удалось бы разрушить государственный аппарат, но, несомненно, создать взамен его не удалось бы абсолютно ничего. Отсюда – короткий отдых, предназначенный для укрепления революционных сил, данной борьбой и ломкой вконец бы обессилил и расшатал и без того измученный организм революции. Разрушив хотя и существующее с большими недостатками государственное коммунистическое строительство, мы бы остались у разбитого корыта: неспособные ни к малейшему отпору наступающей реакции. Следовательно, для меня, как для анархиста-коммуниста, в принципе идейно отвергающего государственность, наименьшим все-таки злом является не разрушение в данный момент государственного аппарата власти, а его сохранение, поскольку он является единственным аппаратом налаживания и усиления в данный момент революционной мощи крестьян и рабочих» [22].

Махновский анархистский реввоенсовет устраивал митинги, пытаясь разъяснить основы анархистского учения, издавал газеты-листовки с бунтарскими названиями «Набат», «Путь к свободе», «Вольный повстанец», содержание которых переполнялось анархистской демагогией. Кто читал анархистские издания? Неграмотная крестьянская масса?

Властных полномочий реввоенсовет не имел. Штаб Махно держал его в «ежовых рукавицах». Группа махновской армии крымского направления решением начальника корпуса организовала даже собственный ВРС, не подчинявшийся ВРС Волина. Показательно следующее событие. 20 ноября 1919 г. на совместном заседании Военно-революционного Совета и командования Повстанческой армией махновцев председатель реввоенсовета Волин в ответе на заявление Махно, что «Совет ничего не делает», заявил: Совет напрягает все свои усилия, но с ним не считаются, в результате решения реввоенсовета остаются лишь на бумаге – постановления и предписания Совета не выполняются. Командарм, сокрушался Волин, редко бывал на заседаниях реввоенсовета. Волин обращался к Махно с просьбой издать по армии специальный приказ, в котором потребовать от командиров выполнения всех постановлений ВРС. Попытка реввоенсовета вмешаться в дела махновской контрразведки получила немедленный отпор со стороны начальника контрразведки: «Мы над собой никаких комиссий не признаем. Мы работаем так, как показывает нам необходимое для блага трудящихся». Даже рассмотрение вопросов санитарной комиссии закончилось постановлением: просить Батько Махно, чтобы выполнил данное обещание в отношении санитарной комиссии [2: 279–281, 285].

Анархистские комиссары Махно сформулировали необходимость проведения так называемой «добровольной мобилизации» – яркое свидетельство того, как анархистская догма расходилась с реальной жизнью. Термин «мобилизация» подразумевает принудительный призыв в армию населения с суровым наказанием за уклонение. Но в теории анархисты были против принуждения. Вот и придумали нечто вроде развития анархизма через подобное словосочетание. Первоначально в феврале 1919 г. 2-й съезд Гуляйпольского районного съезда фронтовиков, Советов, отделов и подотделов Военно-революционного штаба района объявил обязательную всеобщую мобилизацию. Трактовка резолюции по данному вопросу вызывает недоумение: мобилизация определялась, с одной стороны, как непринудительная – отвергающая принцип давления сверху насилием и приказами, но, с другой стороны, как обязательная: каждому крестьянину, способному носить оружие, предлагалось самому осознать свой долг по защите интересов всего трудящегося народа и пойти в ряды повстанцев [2: 89].

Съезд крестьян, рабочих и повстанцев революционной повстанческой армии в Александровске 28 октября – 2 ноября 1919 г. принял решение о «добровольной мобилизации» в махновскую армию. Резолюция по вопросу об организации военных повстанческих сил устанавливала проведение на территории, освобожденной повстанческой армией (махновцами), добровольно-уравнительной мобилизации мужчин возрастной категории за 30 лет – с 19 до 48 лет. Формирование производилось по территориальному принципу – по селам, волостям и уездам. Специальная инструкция по формированию революционной добровольно-повстанческой армии из трудящихся разъясняла, что «все население мужского пола, начиная с 19 до 48-летнего возраста включительно, согласно добровольно-уравнительной мобилизации и с согласия каждого на то, что он идет добровольно в ряды Повстанческой армии для защиты интересов трудящихся масс от капитала, берется на учет и разбивается на следующие отдельные категории: а) от 19 до 28 лет включительно; б) от 29 до 38 лет; в) от 38 до 48 лет». Учет каждой отдельной категории разделялся по военной специальности: пехота, кавалерия, артиллерия, инженерные части, из которых и проводилось формирование Повстанческой армии в боевые единицы: отделения, взводы, роты и т. д. Выборы командиров подлежали ограничению – до полка включительно. Выполнение инструкции возлагалось на местные военные отделы волостных Советов, в случае их отсутствия – на волостные Советы. Командиры крупных соединений – бригад, дивизий, корпусов – назначались штабом армии и Военно-революционным советом. Для установления «стальной товарищеской дисциплины» в рядах Повстанческой армии требовалось создать товарищеские суды [2: 232–234].