Текст книги "Черным летом"

Автор книги: Петр Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

То и дело нам приходилось вступать в ожесточенные стычки с антоновскими бандами. Мне особенно запомнился бой с крупным конным отрядом повстанцев.

Было это так. Наши дозоры сообщили штабу бригады, что конная банда в пятьсот сабель, загнанная нами накануне в Подыскляевский лес, ночью вырвалась оттуда и устремилась в расположение красноармейских пехотных частей, расположенных между селами Рождественское и Нижне-Спасское.

Бригада была поднята по тревоге и пошла по следам антоновцев. Те, заметив преследование, дали тягу за реку Осиновку, на хутор Шкарино.

Наши кони были вымотаны до предела, люди не могли удержаться в седлах, не могли стоять на ногах. Но упускать банду было нельзя. И как только мы настигли ее, забыв об усталости, с криками «ура!» с ходу ринулись в атаку. Врезались в середину антоновского отряда и расчленили его. Два наших эскадрона устремились на фланги противника.

Бой принял жестокий характер. Рубились, стреляли. Кругом рвались «лимонки». Бойцы, под которыми падали лошади и у которых ломались клинки или отказывали револьверы, буквально с голыми руками бросались на конных антоновцев, стаскивали их с лошадей и приканчивали на земле… Красноармеец 1-го кавалерийского полка Константин Мартынов спас в бою помощника командира бригады командира полка Н. Криворучко. Группа бандитов окружила Криворучко и хотела захватить его живым. Он был ранен в руку. Здоровой рукой продолжал отстреливаться и ранил нескольких антоновцев. Но кольцо вокруг него сжималось все больше и больше. И вот в эту минуту Мартынов подскочил на коне, спешился и открыл меткий огонь по антоновцам. Двое были ранены, а остальные бежали в такой панике, что даже оставили поблизости своих коней.

Алексей Ткаченко, командир взвода 1-го кавалерийского полка, врезался в отряд антоновцев, огнем и клинком сразил восемь человек, а потом, захватив вражеского коня с седлом, невредимым ускакал к своим. Ткаченко был храбрым и стойким бойцом революции, участвовал во многих боях, которые выпали на долю бригады Котовского. Советское правительство наградило его орденом Красного Знамени. Спустя несколько лет после разгрома антоновщины Ткаченко погиб смертью героя в неравном бою с басмачами в Туркестане.

Бандитский конный отряд был опрокинут и полностью разгромлен. Опрос пленных и изучение захваченных документов показали, что это была группа Аверьянова, которая ранее нанесла значительные потери курсантскому кавалерийскому полку.

Вскоре мы соединились с другими частями Красной Армии под командованием Иеронима Уборевича, помощника командующего войсками Тамбовской губернии, и настигли антоновские банды. И этот бой, разыгравшийся неподалеку от села Бакуры, был роковым для антоновской «2-й армии».

…Левый берег Сердобы горист, правый – отлогий, он как бы напоминает о начале приволжского степного края. По левому берегу пошел первый полк и батарея во главе с Котовским, к правому берегу двинулся второй полк. Командир его Н. Криворучко подал команду:

– Повод влево через реку!

Спустя некоторое время авангард второго полка снял дозорных противника. Полк врезался в середину отряда, разделил его на две части. Один дивизион, прижимая врага к Сердобе, опрокинул в реку несколько сот повстанцев.

Первому и третьему эскадронам выпала тяжелая доля – атаковать большие силы врага. Антоновцы перешли в контратаку. Нашим эскадронам, которые насчитывали не более трехсот сабель, пришлось отойти. Путь красным конникам преградил большой крутой овраг, отступать было некуда. Но красноармейцы не растерялись, они бились с врагом насмерть и в самую трудную минуту спешились. Дружные залпы из винтовок и очереди развернутых веером нескольких пулеметов встретили бандитов, на время остановив их. Неся большие потери, антоновцы повели одну за другой упорные атаки.

Но вот над их головами раздался разрыв шрапнели. Это подошла наша батарея с первым полком во главе с Котовским. Артиллерийский огонь ошеломил противника. Антоновцы побежали врассыпную по степной равнине от реки Сердобы. Вместе с другими красноармейскими частями мы преследовали их, пока могли вынести наши кони.

В этих боях много мятежников было убито и ранено. Был ранен в голову и сам Антонов. Остатки его разгромленной «армии» по пятам продолжали преследовать наши части – автобронеотряд под командованием Конопко, кавалерийская бригада под командованием Дмитриенко и другие.

После такого урока антоновцы потеряли всякую охоту ходить всем ядром, они рассыпались на мелкие отряды и попрятались по лесным углам и болотным зарослям, тянувшимся по берегам реки Вороны.

3. Секретное поручение

В селе Медном, как и в других тамбовских селах, избы вытянулись по обе стороны широкой дороги. Все вокруг заполнила гнетущая знойная тишина. На улице только кое-где сидят старики на завалинках, понуро опустив голову, и думают свою тяжелую крестьянскую думу: «Где правда, за кем идти?.. Сват Алексей ушел к Антонову, а кум Никанор – в Красную Армию… Большевики нам, мужикам, помещичью землю дали, это, конечно, так. А вот – недород, и своя земля от голода не спасает…»

Уже несколько дней стоит здесь, в Медном, наша бригада, сделав это село своей опорной базой. После конных бросков за десятки километров в день, после жарких схваток с антоновцами наступило затишье. И все мы, от комбрига до рядового кавалериста, понимали, чувствовали, что это – временное затишье. Последние, решительные схватки с уцелевшими бандами были еще впереди.

Настроение у здешних жителей – подавленное, настороженное, даже недружелюбное. Уж очень много лиха хлебнули они в последние дни! Перед самым нашим приходом в Медное нагрянули антоновцы вместе с «партийными деятелями» – эсерами. Проводя «мобилизацию», они приказали высечь публично, при всем народе, нескольких крестьян. Такая «агитация» возымела действие, и часть мужиков, среди которых были и бедняки, вынуждены были уйти в антоновские «полки».

Другие ушли добровольцами в красноармейские части, боровшиеся против бандитов в Тамбовской губернии. Остались старики да старухи с их невеселыми думами, да женщины с малыми детьми.

Как и всегда, время передышки котовцы даром не теряли. Полковой комиссар А. Муравьев и другие политработники и командиры беседовали с крестьянами, разъясняли им политику нашей власти в деревне, «расчищали» их сознание от антоновской лжи, клеветы и демагогии. Антоновцы, например, уверяли крестьян, что продналог, недавно введенный Советской властью, хуже всякой продразверстки.

– Уж и не знаем теперь – кому верить? – разводили руками жители Медного, когда мы начинали с ними разговоры «о текущем моменте».

Мы читали вслух «Правду», «Известия» и доносили до крестьян высказывания В. И. Ленина, говорили о том, что по распоряжению Ильича продразверстка в Тамбовской губернии отменена досрочно, еще в феврале текущего года. Крестьяне благодарили котовцев за добрые вести и душевное слово, становились более откровенными с нами.

– А вот, батюшка, у меня сынок-то ушел. К этим самым… как их называют-то?.. К партизанам ушел… Так что же теперь с ним будет-то?..

– Что будет?.. Ничего не будет, если с повинной придет… Вот вы, как мать, и скажите ему, пусть добровольно сдается, и с оружием.

И сдавались, приходили с повинной. Но в селе оставаться боялись: бандитская месть страшила их. Просили зачислить их бойцами в нашу бригаду.

Так протекали дни передышки…

Но вот однажды около полудня на улице показался всадник. Он мчался во весь опор на сером, вспененном коне, поднимая за собой густые клубы пыли. Возле двухэтажного бревенчатого дома, где разместился штаб бригады, всадник круто осадил лошадь, спрыгнул на землю, привязал коня к перилам крыльца и протопал по ступенькам. Перед дверью он на секунду задержался, снял фуражку, заглянул в нее и, снова надев, вошел в штаб.

Котовский сидел за небольшим столом и сосредоточенно разглядывал карту, похожую на пятнистую зеленую скатерть. На карте лежали цветные карандаши, и Григорий Иванович чертил красные и синие кружки.

Вестовой вытянулся перед Котовским и подал ему пакет, спрятанный в фуражке. То ли от смущения, то ли от усталости он не мог вымолвить ни слова. Это был пакет из штаба 6-го боевого участка войск Тамбовской губернии. На пакете значилось – «Аллюр 3»… Вестовой добросовестно выполнил это распоряжение. Гимнастерка его промокла от пота. Григорий Иванович улыбкой подбодрил его, разрешил умыться, поесть и отдохнуть перед обратной дорогой.

Я принял от комбрига пакет, вскрыл его и прочел: «Командиру Отдельной кавалерийской бригады Котовскому. Сегодня к 16 часам вместе с комиссаром прибыть в мое распоряжение. Одновременно выслать один кавалерийский дивизион, которому прибыть к 20 часам того же числа».

Приказ был подписан начальником 6-го боевого участка Павловым.

Когда вестовой вышел, Григорий Иванович тоже пробежал глазами приказ и в раздумье сказал мне:

– Не иначе – дадут нам работу, комиссар!..

Не теряя времени, мы сели в открытую легковую машину и тронулись в путь верст за сорок от Медного, в село Инжавино, где квартировал штаб боевого участка. На машине установили «максим» да еще прихватили с собой ручной пулемет «люис».

Неподалеку от села Серебряного нас обстреляли из придорожной канавы. Две пули ударили в кузов, а третья рикошетом скользнула по пулеметному щитку. Мы увидели только, как бандит, пригнувшись, побежал к стогу сена, торчащему в отдалении за дорогой. И оттуда в нас вновь полетели одиночные пули. Мы дали несколько коротких очередей по этому стогу, и обстрел сразу прекратился.

В пути мы почти не разговаривали. Мысли наши были целиком поглощены одним – зачем нас вызывают в Инжавино? Чувствовали, что нас ожидало важное задание. Мы терялись в догадках, но ничего определенного предположить не могли.

День клонился к концу, и солнце пекло уже слабее. Дышать стало легче. Проселочная дорога сменилась шоссейной, которая вела прямо в Инжавино. Вскоре вдали показалось это большое село, расположенное в лощине.

У первой избы машину остановил дозор. Нас проводили в штаб, разместившийся в нескольких домиках. Мы вошли в просторную комнату, где нас уже ждал штабной работник.

– Присядьте, пожалуйста! – сказал он. – Я сейчас доложу.

Мы остались вдвоем. Я присел на стул, а Котовский, по своей привычке, зашагал из угла в угол… Походит, походит – и остановится в задумчивости, широко расставив ноги. Видно было, что он немного взволнован. Но ходил он спокойно, характерным медленным пружинистым шагом.

Боец, стоявший в дверях с винтовкой, поглядывал с интересом на прославленного комбрига. Вдруг он вытянулся в струнку: в дверях показался начальник боевого участка Павлов.

Павлов подошел к нам, пожал руки.

– Здравствуйте, товарищ Котовский!.. Здравствуйте, товарищ Борисов!.. Присядем…

У него было умное, спокойное лицо. Военная выправка выдавала старого кадрового офицера. Одет он был в простую гимнастерку.

– Мы получили из Москвы строжайшую директиву – покончить с антоновщиной в один-два ближайших месяца, – сказал он нам, когда мы разместились за столом. – Август – сентябрь – самое позднее. Необходимо немедленно приступить к укреплению Советской власти и в волостях, и в селах, чтобы наладить в губернии нормальную жизнь и обеспечить осенний сев. Если мы сорвемся, не посеем, будет третий голодный год. А вы понимаете, товарищи, что это такое! Не мне вам это объяснять…

На нашем участке, – продолжал Павлов, – мы должны провести операцию против крупной банды, возглавляемой одним из антоновских командиров. Бандиты засели в лесах, вырыли там окопы и блиндажи, обеспечили себя продовольствием, фуражом и боеприпасами и, по всей видимости, намереваются дожидаться лучших времен. Вокруг них снова концентрируется антисоветский элемент. Вы, наверное, догадываетесь, товарищи, о ком я говорю. Это Матюхин, один из ближайших приспешников Антонова, бывший вахмистр. В его сводный отряд входит три неполных полка. Он обосновался под самым Тамбовом, и терпеть этот нарыв в такой близости от губернского центра и железнодорожной артерии мы, разумеется, не можем… Командование решило поручить вашей бригаде очень ответственную, я бы сказал даже, секретную операцию…

Мы невольно переглянулись с Котовским – наши предположения начинали оправдываться.

– Вам надлежит установить связь с Матюхиным, который сидит теперь в лесу, как медведь в берлоге, и зализывает раны, выманить его оттуда и раздавить головку банды. Чтобы облегчить вам операцию, мы передадим вам одну личность…

По знаку командующего в комнату под конвоем ввели сухощавого человека лет сорока пяти; на длинном лице его выделялись черные усы и бородка.

– Вот познакомьтесь, – сказал Павлов, поднимаясь из-за стола. – Эктов Павел Тимофеевич. Был помощником начальника штаба у Антонова, в прошлом – штабс-капитан. Он обещал помочь нам в разгроме остатков антоновских частей. Если он сдержит свое слово, ему будет дарована жизнь, свобода и возможность жить там, где бы он был в полной безопасности…

Эктова увели.

– Этого человека, – продолжал Павлов, кивнув в сторону закрывшейся двери, – ВЧК взяла в Москве на конспиративном антисоветском совещании. Мы передадим его вам, и вы будете полностью отвечать за него. С ним поедут трое чекистов. Руководит этой группой уполномоченный Михаил Васильевич Данилов. Это он доставил к нам Эктова из Тамбова… Ну вот и все, товарищи!

Я взглянул на Котовского. Его волевое лицо словно было подсвечено изнутри энергией и решимостью. Он уловил мой взгляд, прищурил карие глаза и довольно улыбнулся.

– Ну, Петр Александрович, приказ есть приказ и должен быть принят к немедленному исполнению!..

Прощаясь с нами, Павлов еще раз предупредил:

– За Эктовым зорче поглядывайте, он еще на перепутье стоит… Да и антоновцы, возможно, слежку за вами установили. Очевидно, без строгой секретности вы ничего не добьетесь. Особенно в период подготовки. Все остальное – на ваше усмотрение. Полный простор для вашей инициативы. План операции вышлете в ближайшие два дня… Его ждет в Тамбове товарищ Тухачевский. До свидания, товарищи! Желаю удачи!.. Кстати, не забудьте зайти в клуб, вас там покормят.

Мы козырнули и вышли из домика.

– Петро, – с улыбкой сказал Котовский, взяв меня под руку, – нам пока везет! Будет работа!.. Но одной рубки тут мало, голова нужна.

На улице нас уже поджидал кавалерийский дивизион.

Эктова посадили в телегу. Рук ему не связывали. Рядом с ним сели двое чекистов. Третий сопровождал телегу в седле. По обе стороны от дороги были высланы дозоры.

– Помни, Чистяков, – сказал Котовский командиру дивизиона, – за жизнь этого человека ты головой отвечаешь!..

Дивизион тронулся в обратный путь, в Медное. Обогнав его, по дороге помчалась наша автомашина.

4. Подготовка к операции

Мы возвратились в Медное раньше, чем дивизион, который конвоировал Эктова, и до его подхода успели подыскать надежное место для нашего пленника. Выбор наш пал на небольшую избу, стоявшую на отшибе неподалеку от штаба бригады. Здесь Эктова можно было надежно укрыть от постороннего глаза.

Прежде чем повести свой рассказ дальше, мне хотелось бы сказать несколько слов об Эктове и о том, как он попал в руки сотрудникам ВЧК.

Он не был пришлым человеком в здешних местах: родился и вырос в селении Хитровщина, неподалеку от той деревни, в которой должна была через несколько дней разыграться решающая схватка котовцев с Матюхиным и его бандой. Но не будем забегать вперед… Эктова хорошо знали местные эсеровские вожаки, и поэтому они без особого труда и без подозрений и колебаний втянули его, кадрового офицера, в свои мятежные части; опытные в военном деле люди им нужны были позарез. Летом 1921 года антоновский штаб послал Эктова в Москву, на тайную встречу руководителей антисоветских мятежей в других районах страны. Там его и арестовали чекисты вместе с другими контрреволюционерами.

Можно было предположить, что Эктов не сильно горевал из-за того, что арест лишил его возможности бороться на стороне антоновцев. Москва произвела на него огромное впечатление. Он собственными глазами увидел, что Советская власть крепка и делает все, что в ее силах, чтобы облегчить положение всего трудового народа, и крестьянства в первую очередь. С другой стороны, личное знакомство с главарями антисоветского подполья позволило ему увидеть, что эти люди в большинстве своем выходцы из буржуазно-помещичьих семей и им наплевать на крестьянские нужды и стремления, о которых они разглагольствовали только для маскировки.

На родной Тамбовщине, куда Эктов вернулся уже в сопровождении чекистов, ему предстояло еще хлебнуть отрезвляющей горечи разочарования. Он узнал, что Антонов после разгрома своей «армии» бросил ее остатки и стал спасать свою шкуру, прячась со «свитой» по разным дырам.

Вечером того же дня Котовский и я навестили Эктова в его домике. Бывший штабс-капитан успел поужинать, помыться и, видимо, чувствовал себя более уверенно и спокойно.

– Вы теперь у нас постоянный жилец, – пошутил Григорий Иванович, входя в комнату, где сидел Эктов. – Вот зашли поговорить с вами… Если вы всерьез решили помочь нам – это хорошо. Этому мы будем рады. Подумайте обо всем еще раз. Даем вам для размышлений ночь. А утром скажете, что решили…

– Вы же знаете, я дал согласие, – тихо ответил Эктов. – Я переживаю сейчас тяжелое душевное состояние…

– Мы это чувствуем и понимаем, – заметил Котовский.

– Я хочу вам сказать, что меня затянули во все это дело с Антоновым насильно… Я попал к ним не так, как вы, наверное, представляете. Видите ли, я не приемлю их партийную программу…

– В таком случае, – заметил я, – вам должно быть легче перейти на сторону Советской власти…

– Да, но… – Эктов тяжело вздохнул и провел ладонью по лицу. – Их подполье отныне будет всегда преследовать меня. Ведь подполье-то останется…

– С этим подпольем тоже будет покончено. А вы будете жить там, где вам некого бояться… Но, повторяю, все зависит от вашего поведения, от вашей искренности…

Эктов понимающе закивал головой: «Да, да, конечно!..» Мы решили перейти к деловому разговору.

– Скажите, Павел Тимофеевич, – сказал Котовский, – вы могли бы нам помочь установить связь с Антоновым и руководителями «Союза трудового крестьянства»?

– Да, я постараюсь наладить эти связи. Здесь у меня немало знакомых людей… А вот где сейчас Антонов, я, честно говоря, не знаю. Поверьте мне!..

– Павел Тимофеевич, расскажите поподробнее о главарях мятежа, – попросил Котовский.

– Я порядком оторвался от их среды… сами понимаете… Но если это представляет интерес для вас, я расскажу все, что знаю, что помню… Многие командиры погибли, выбыли по ранению или попали в плен. Есть и такие, которые перешли на сторону Советской власти… Токмаков, командующий 1-й армией Антонова, убит в Озерках. Он был, кстати, на первых порах председателем губернского комитета «Союза трудового крестьянства». Его сменил Богуславский, из офицеров. Но и Богуславский недолго продержался. В половине июня ядро его частей, насколько мне известно, окружили в лесу, возле хутора Батраки, и разбили. Остатки бежали к Хопру и попытались переправиться, но попали под огонь. Там, полагаю, погиб и сам Богуславский. После него командующим партизанской армией стал Кузнецов – кадровый, опытный офицер; он у партизан в большом почете. Но… командовать-то, собственно говоря, было уже нечем: армия была разгромлена наголову…

– А что известно вам об Ишине?..

– О, это весьма колоритная фигура!.. Кулак. В партии эсеров был казначеем и «задержал» у себя партийные деньги – несколько десятков тысяч рублей. После революции, в феврале семнадцатого года, купил около сорока десятин земли, выстроил добротный дом и открыл бакалейную лавку. Член губернского комитета партии эсеров и вообще правая рука Антонова, ведал у него секретными делами. Балагур, язык хорошо подвешен, за словом в карман не лезет, и мужики его слушают. Он у Антонова за главного агитатора и за главного «философа». Денно и нощно поклоняется Бахусу…

– Ну а что представляет собой Матюхин?

– Это вожак без идей, человек с уголовными наклонностями. До революции был конокрадом, угодил в Сибирь, бежал оттуда. После революции пробрался в ваши продотряды, бесчинствовал, обижал крестьян. Его арестовали, но Антонов, будучи начальником уездной милиции, освободил Матюхина… Тщеславен и властолюбив. На Антонова смотрит как на соперника. Однажды между ними была крупная ссора. Матюхин отказался поделить с другими полками захваченные им трофеи… Старается использовать все промахи Антонова, его кутежи, жестокость с народом. Мечтает сесть на его «трон»…

Наш разговор прервали близкие выстрелы. Кто-то под покровом ночи попытался подползти к домику, где сидели мы с Эктовым, и дозор открыл стрельбу по силуэтам лазутчиков. Антоновские соглядатаи – а разведка у мятежников, надо отдать должное, была организована хорошо – уже заинтересовались домиком на пустыре.

Мы решили усилить охрану. Чекисты находились в доме вместе с Эктовым. Трое бойцов притаились по углам, и специальный дозор всю ночь кружил по пустырю. Мы с Котовским первые ночи почти не сомкнули глаз: по очереди проверяли подступы к селу и караулы. Кони наши стояли под седлами.

Вскоре у нас созрел план действий. Григорий Иванович предложил пустить среди местного населения слухи о том, что на Тамбовщину прорвался с юга, с Дона и Кубани, белогвардейский конный отряд под командованием казачьего атамана Фролова. (Этого атамана мы не выдумали: был такой в действительности, и с ним в свое время пришлось драться котовцам.) Далее, с помощью Эктова мы решили установить связь с Матюхиным, вызвать его вместе с отрядом из леса на «совещание о дальнейшем характере борьбы против Советской власти и объединении партизанских сил России» и одним ударом раздавить головку мятежников. Свой план мы переслали в Инжавино, а оттуда его срочно отправили в Тамбов, Тухачевскому. Спустя несколько дней мы с Котовским были вызваны к прямому проводу. Тухачевский, не упоминая, разумеется, фамилий и воинских званий, кратко и просто посоветовал:

– Ваше все понял. Трудновато, но выполнимо. Прежде всего, дисциплина. Меньше шума. Предусмотрите возможные помехи. Юго-восток обеспечен, внимание зеленому массиву… Все ли ясно? Вопросы будут?.. Ну, желаю удачи! Выполняйте! Все.

Дня через три мы отправились в поездку по окрестным деревням для установления связи с вражескими частями. Эктова, действительно, в здешних местах знали хорошо, и по его вызову вылезали из подполья крупные вожаки-связисты, которых мы бы без него не увидели. Присутствие Эктова отметало у них всякие подозрения, и они обещали обо всем известить Матюхина.

Встреча с Матюхиным становилась все более и более реальной, и нам пришлось уже вплотную заняться подготовкой к ней.

Мне нужно было срочно войти в роль тайного эмиссара эсеровского ЦК и подготовить «доклад», к которому, как говорится, ни один эсеровский комар носа не подточил бы. А ведь Матюхина окружали опытные эсеровские командиры и комиссары.

Я закрылся в одной из комнат и положил перед собой на столе походные тетрадки, в которые записывал все, что могло пригодиться в повседневной политической работе с бойцами и командирами бригады.

Что же мне было известно об этой партии – партии социалистов-революционеров?

Партией крестьянской мелкой буржуазии, мелкособственнической партией назвал Владимир Ильич эсеров, всегда отличавшихся половинчатой позицией. Главное их «преимущество» состояло в свободе от теории, а главное искусство – в умении говорить, чтобы ничего не сказать.

В дореволюционное время эсеры надеялись свергнуть самодержавие террором. Невежды в законах общественного развития и классовой борьбы, они не верили в революционные силы российского пролетариата и трудового народа, уповая только на револьверы и бомбы, на убийства высших сановников царской России и самого царя. Они, выходцы из промежуточных и неустойчивых слоев интеллигенции, всегда старались делать историю помимо масс и за массы.

В годы мировой войны эсеры быстро выродились в ярых оборонцев и фактически превратились в союзников самодержавия. А на следующий же день после Октябрьской социалистической революции они начали войну против Советской власти. Видный эсеровский деятель Гоц рука об руку с генералом Красновым поднял в Петрограде восстание юнкеров. Это было первое контрреволюционное восстание против Советской власти. За ним последовали другие… И не было, наверное, ни одного антисоветского заговора или мятежа, в котором бы не принимали участия эсеры – политические банкроты и авантюристы, которые, не краснея, продолжали громогласно именовать себя социалистами и революционерами.

Это они, эсеры, летом 1918 года подняли антисоветские мятежи в Москве, Ярославле и других городах. Это они, эсеры, убили крупнейших деятелей большевистской партии – Володарского и Урицкого и направили отравленные пули во Владимира Ильича Ленина. Это они, эсеры, продолжали ожесточенную борьбу с Советской властью даже тогда, когда белогвардейцы и иностранные интервенты были наголову разгромлены и выметены с нашей земли Красной Армией.

В начале тяжелейшего 1921 года они подняли мятеж в Кронштадте. И вот наконец еще одно черное, предательское дело в длиннейшем «послужном списке» эсеров – мятеж Антонова на Тамбовщине, мятеж, который мы должны в ближайшее время разгромить полностью.

Что же представлял собой главарь антоновского мятежа, которому до самого последнего времени служил бывший штабс-капитан Эктов?

Весной 1917 года, сразу после Февральской революции, в Тамбов возвратился с каторги и поступил в городскую милицию эсер Александр Антонов. Это была известная фигура в партии социалистов-революционеров. Выходец из мещан уездного городка Кирсанова, он после нескольких лет пребывания в классах местного реального училища был исключен за хулиганские выходки. Недоучившийся реалист быстро обрел родную стихию в партии эсеров и проявил недюжинные способности в группе террористов-«экспроприаторов». Как вспоминали позднее его друзья, занимаясь «идейным» разбоем в Тамбове и Саратове, Антонов помнил не только о партийной кассе, но и о собственном кармане. Сами эсеры писали, что в 1905 году Антонов отличался «наклонностью» к грабежу и разбою. Вскоре он «засыпался» на одном из «эксов» в Саратове и попал в тюрьму. Февральская революция позволила ему снова вынырнуть на поверхность бурной жизни того времени. Родина Антонова – Тамбовщина – давала большой простор для честолюбивых устремлений бывшего экспроприатора. Эсеры считали этот край – край сплошь земледельческий, с большой прослойкой кулаков и зажиточных крестьян – своей цитаделью, своей «вотчиной». Они уже давно свили здесь прочное гнездо. Даже деятельность известного сверхпровокатора Азефа, руководившего до революции всем эсеровским террором в России, не могла развалить и разложить тамбовскую организацию, которая выдвинула таких «столпов» этой партии, как Чернов, Вольский, Спиридонова. Крепкие эсеровские ячейки сохранились и после Октябрьской революции, перекрашиваясь для политической маскировки кое-где в ячейки большевистские. Эсеры решили изнутри подорвать Тамбовскую губернскую организацию большевиков. Они пробирались на ответственные посты и умышленно позорили в глазах крестьянства Советскую власть, творя всяческие беззакония и непотребства. Они саботировали хозяйственные мероприятия Советской власти, тащили и прятали все, что, по их мнению, могло бы пригодиться им в открытой борьбе с Советами. Использовать государственные ресурсы в интересах партии социалистов-революционеров и подготовляемого восстания – таков был тайный лозунг этих политических оборотней.

И Антонов принимал во всех этих делах самое деятельное участие. В Кирсанове, куда его назначили начальником уездной милиции, он разоружал эшелоны чехословаков и прятал оружие в «надежных» селах. Он постепенно оттачивал нож, намереваясь вонзить его в спину Советской республике, сражавшейся с интервенцией и белогвардейщиной. Он рвался в «великие народные вожди».

В 1918 году Антонов исчез с поста начальника Кирсановской уездной милиции. Он сколотил первый отряд мятежников – полтораста всадников.

Антоновская банда и сам атаман привлекли к себе пристальное внимание руководителей тамбовской эсеровской организации, которая уже в мае 1920 года по команде сверху ушла в подполье и стала создавать для борьбы с Советами беспартийный «Союз трудового крестьянства». О «беспартийности» этого союза можно было судить по некоторым пунктам из его программы: новую власть избирают партии, участвующие в борьбе с коммунистами, свобода всех классов, частичная денационализация (другими словами, возвращение капиталистам фабрик и заводов).

Эсеры выдвинули задачу вырвать власть из рук Коммунистической партии и передать ее в руки нового временного правительства. В специальном циркуляре «О работе среди крестьянства», выпущенном в июне 1920 года от имени эсеровского ЦК, Чернов изложил подробный план борьбы с Советской властью. Используя недовольство крестьян продовольственной и иными повинностями, нужно, писал он, создать в деревне массовое движение и на его базе организовать беспартийный «Союз трудового крестьянства» и укрепить тайную эсеровскую партийную сеть.

Социалистам-революционерам нужна была яркая фигура и, главное, реальная сила, а Антонову – идейная платформа. И обе стороны быстро пришли к полному взаимопониманию: эсеры снабжали и вдохновляли антоновские банды антисоветскими воззваниями и листовками, посылали в них своих комиссаров, а Антонов переправлял через некоего Березникова, члена Тамбовского губкома эсеров, деньги для партийных нужд, добытые разбойничьими налетами, ограблениями, убийствами.

Огонь контрреволюционного мятежа, «антонов огонь», как его потом назвали в народе, вспыхнул в 1918 году. Вспыхнул, но еще не разгорелся; он тлел до поры до времени, когда кто-то раздует его в пожар, способный угрожать безопасности Советской республики.

Этим «кто-то» стала белоэмигрантская контрреволюция и международная империалистическая реакция.

В январе 1921 года тридцать депутатов давным-давно не существующей «учредилки» выбрали сами себя в «исполнительный комитет Учредительного собрания». Керенский и Брешко-Брешковская сели за один стол с охранителями монархических устоев. Сели и стали разрабатывать планы для сил внутрироссийской контрреволюции. По их приказу и запылала антоновщина.

Весной 1921 года тамбовский мятеж достиг наивысшего уровня. Он охватил пять уездов – Тамбовский, Кирсановский, Борисоглебский, Моршанский и Козловский. Во главе мятежа стал главоперштаб. Антонов разделил мятежников на две армии, одной из которых командовал сам. Силы Антонова достигали пятидесяти тысяч вооруженных человек; ядром этих сил были восемнадцать конных полков.