Текст книги "Лисий Хвост. По ту сторону холмов. Книга вторая"

Автор книги: Петер Клуг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Петер Клуг
Лисий Хвост. По ту сторону холмов. Книга вторая

I

Кицунэ сидела рядом с его ложем в той же позе, как и когда-то много лет назад. Не хватало лишь сямисэна в её руках и песен на устах. Хару вздрогнул, почувствовав прикосновение, и проснулся. Он открыл глаза и увидел жену, склонившуюся над ним.

Ночь была темна, в юрте не горело ни единого огонька, однако от Кицунэ исходило сияние, подобное лунному, которое, впрочем, почти не освещало ничего вокруг.

– Милая моя, – прошептал Хару, – ты жива? Ты вернулась ко мне?

Женщина ничего не произнесла в ответ, лишь печально покачала головой. Мужчина протянул к ней руки и обнял.

Холодная фигура, словно отражение в воде, дрогнула, но не исчезла. Хару поцеловал жену в губы, и, удивительно, они были тёплыми, отзывались на ласку. Он не отпускал её. Их обоих подхватила горячая река и понесла за собой. Принц не думал ни о чём, счастье переполняло его сердце, он теснее прижался к Кицунэ. Никто никогда больше не разлучит их, всегда они будут вместе, он не потеряет её вновь.

Хару с Кицунэ сливались в единое целое. Краем глаза принц увидел самого себя, мирно лежащего с закрытыми глазами на своей постели. Так мирно, что даже грудь его не поднималась во время дыхания.

– Столько лет прошло… – промолвил он.

– Много, – отвечала она. – Слишком много. Близится время, когда тебе придётся совершить следующий шаг.

– Какой? Что я должен сделать?

– Шима не должен провести всю жизнь тут. Его дом не в степи. Его призвание намного больше, чем пасти скот.

Принц Шика оторопел и непонимающе воззрился на жену.

– Нам пришлось столь многое преодолеть, чтобы обрести покой! Люди Мэргэна погибли, защищая нас!

Кицунэ словно не слышала возражения мужа и произнесла настойчиво:

– Шиме пора выходить в мир. Он сделает это с тобой или без тебя!

– Отец, – услышал он голос, далёкий и зовущий.

Кицунэ начала таять. Он не мог удержать её, как нельзя схватить туман или дым. Отчаяние наполнило его, невыразимая печаль пронзила не только сердце, но и, казалось, всё тело.

Слёзы потекли по щекам Хару.

– Отец, – снова раздался голос сына.

Хару открыл глаза. На сей раз по-настоящему. Он действительно пробудился. В неприкрытом отверстии в центре свода юрты виднелось сереющее, предрассветное небо.

Мужчина повернул голову и увидел Шиму. Тот сидел на своей кровати, глаза его были полны слёз.

– Мне кажется, я видел маму во сне. Она как будто бы приходила ко мне и говорила со мной, – промолвил он жалобно.

Сейчас Шима был не сильным юношей, почти мужчиной, а вновь стал маленьким ребёнком, ищущим успокоения у родителя.

Хару незаметным движением вытер выступившие слёзы и, стараясь, чтобы голос не дрожал, сказал:

– Мне она тоже приснилась. О чём же вы с ней говорили?

– Она сказала мне, что я уже большой, и близится время.

– Время? Какое ещё время? Для чего?

– Она не закончила слов. Мама просто обняла меня и поцеловала. А потом исчезла. Я так плохо помню её при жизни, но это точно была она.

Хару сел на своей постели, прогоняя последние остатки сна. Нужно взять себя в руки. Он встал, открыл вход в юрту, запуская свежий воздух и первый утренний свет. Солнце начинало всходить и его лучи заползали внутрь жилища.

Принц быстро умылся из бадьи у входа и вернулся обратно в юрту.

На светлом одеяле из овечьей шерсти, которое лежало рядом с его постелью, он увидел явственный след, словно бы там ещё недавно кто-то сидел.

* * *

Вода в озере, несмотря на летнюю жару, была ещё холодной. Только на мелководье она более или менее прогрелась, но стоило зайти чуть подальше и поглубже, как холод тысячами игл начинал впиваться в руки и ноги. Тем не менее, Хару вдоволь наплавался и наплескался, а теперь лежал на нежной травке в нескольких шагах от кромки воды и подставлял своё тело согревающим лучам солнца. Он был без одежды и потихоньку переворачивался с одного бока на другой, со спины на живот, и обратно. Трава приятно щекотала кожу.

Неподалёку сидел Мэргэн и задумчиво поглаживал две своих косички, спускавшиеся по бокам головы до самых плеч, и глядел на блестящую от солнца поверхность воды. Очень скоро его вниманием завладели двое подростков, плывущих вдоль берега наперегонки. Он козырьком приставил руку ко лбу, защищая глаза от ярких лучей и тысяч зайчиков, пляшущих на поверхности озера, но всё равно понять, кто из них победил, было невозможно. Пловцы превратились в тёмные силуэты с неразличимыми лицами. Мэргэн понаблюдал за ними с минутку и ворчливо заметил:

– Что за дурацкая привычка лезть в воду? Она холодная, мокрая, и чёрт знает, что там в ней скрывается. Можно утонуть. На суше с человеком такого случиться не может. Вообще человек должен жить там, где ему положено, а не лезть к рыбам и прочим гадам.

Мэргэн как будто ни к кому определённо не обращался. Хару приподнялся на локтях и бросил на друга весёлый взгляд.

– Что ты причитаешь? Разделся бы, искупался, тогда и увидишь, насколько это приятно. А потом так хорошо лежать и греться на солнышке. Давай, скинь сапоги, да хотя бы ноги намочи.

Мэргэн фыркнул.

– И что? Намочу ноги, а потом их мокрые в сапоги пихать?

– Ну, подожди, покуда они высохнут.

– А если мне срочно понадобится на коня сесть? Что, без сапог? Сапоги в зубы взять?

– Тебя послушать, так и спать нужно в сапогах!

– Нет, это другое.

Оба замолчали, но вскоре Мэргэн продолжил:

– Я ещё понимаю, что ты да сын твой купаетесь, всё же вы с островов. У вас там жизнь такая, что плавать непременно приходится. Но глядя на Шиму, и Бато начал плавать! Ему-то это зачем? Он же степняк! Вот откочуем отсюда, и когда он в другой раз столько воды увидит? Может, через несколько лет только!

– Почём ты знаешь? Сколько лет мы уже здесь? И сколько нам ещё здесь оставаться? Десять лет прошло, и сколько ещё пройдёт до того, как мы пересечём снова гряду холмов?

Мэргэн пожал плечами, а Хару, окончательно потерявший благостный настрой из-за бестолкового спора, сел и потянулся к своей одежде.

– Так-то оно так, – отвечал Мэргэн, – только прошло это время с огромной пользой. Посмотри на наших сыновей! Красавцы! Сильные, ловкие, вырастают отличными воинами.

Хару кивнул.

– Я не могу с тобой не согласиться. Однако я уже давно томлюсь бездействием. Я устал. Я так хочу, чтобы что-то начало происходить, хочу что-то предпринять!

– А разве ты не делаешь? – изумился Мэргэн. – Тебе скучно, что ли? На мой взгляд, и ты время с пользой провёл. Стал хорошим пастухом, настоящим кочевником и степняком. Одеваешься, как мы, ешь, как мы, только лицо у тебя узковатое, у нас-то скулы выступают. А так – степняк!

Хару вздохнул. Он приготовился произнести фразу, полную насмешки, по поводу мечты всей его жизни – стать, как степняк, но благоразумно промолчал, опасаясь обидеть друга. В это время стадо коров, пасущихся неподалёку, начало входить в воду у берега и пить. Некоторые при этом делали ещё и другие дела, отчего в воздухе поплыл дух свежего навоза.

– Ну, вот, пришло твоё богатство, Мэргэн.

Тот окинул взглядом стадо. В самом деле, за прошедшие со времени переселения за гряду холмов годы, стада всего клана умножились чрезвычайно. Весь скот отличался здоровьем, плодовитостью и даже какой-то животной красотой.

– Знаешь, Хару, что я подумал. Мы ведь так и не дали имён ни этому озеру, ни реке, которая начинается тут неподалёку.

– Ну да, не дали. Мы так и зовём их просто: озеро, река. Но я думаю, если поискать на старинных картах, имена для этих мест найдутся.

– Пф, карты! Я и сам придумал уже хорошее название этому озеру. И жизненное название!

– Какое же?

– Коровий засёр! – и Мэргэн расхохотался от души.

Хоть шутка и не отличалась особой тонкостью, но и Хару засмеялся, глядя на искренне забавляющегося друга. Тем временем оба купающихся начали выбираться из воды на берег. Как бы они ни носились, ни плескались в озере, их обоих слегка потрясывало от холода, хотя тела и разрумянились. Оба были ещё подростками, однако суровые условия жизни закалили их и привели в такую форму, какой порой не достигают и зрелые мужи, живущие в больших городах.

Стройные мускулистые фигуры юношей, неуловимо схожие, были полны силы и жизни. Конечно, имелись у них и различия. Один был заметно выше и тоньше, другой – приземистее и крепче. Более рослый имел от рождения светлую кожу, его друг – более тёмную. Но главным отличием, бросающимся в глаза, были волосы молодых людей. У коренастого была лохматая шевелюра, чёрная, как вороново крыло. И во всём его облике совершенно безошибочно угадывалось степное происхождение. А вот волосы его приятеля имели странный цвет, лучше даже сказать, масть. Чёрные от корней на две трети, на оставшейся длине они становились рыжими, а кое-где – просто белыми, не седыми, а именно белыми.

Старшие мужчины с гордостью наблюдали за своими отпрысками, которые чтобы быстрее согреться, принялись гоняться друг за другом по берегу, пугая и разгоняя ленивый скот. Внезапно Мэргэн снова рассмеялся. Хару вопросительно посмотрел на него, ожидая продолжения шутки про коров и воду. Однако тот, уловив взгляд друга, смеяться перестал и промолвил:

– Слушай, Хару, не обижайся на меня, но глядя на твоего сына, я вспомнил твою историю. Про Киккаву, его хвост и всё такое.

– Ну и что же смешного?

– Просто смотрю я на голову Шимы, вижу диковинный цвет его волос, и мне кажется, что на голову он натянул лисий хвост.

– Ну да, похоже, – согласился Хару и тяжко вздохнул.

Мэргэн хлопнул его по плечу.

– Мучают воспоминания?

– Это тоже, Мэргэн. Не так, как раньше, но всё-таки ещё мучают. Хотя намного больше я печалюсь по другому поводу.

– Что такое?

– Прошло уже десять лет, как мы живём по эту сторону холмов. Когда мы встретились с тобой, Шиме было пять лет. Значит, я не был дома уже пятнадцать лет! Я понятия не имею, что там происходит. Не просто дома, на Острове Оленя, а вообще во внешнем мире. Что с Киккавой? Жив ли Ёшида или уже умер, и правит кто-то из его сыновей? Разыскивают ли нас, как и прежде? Мэргэн, моя голова порой разрывается от тысяч вопросов, на которые у меня нет ответов, и я не смогу их здесь получить. Что мне делать? Я иногда просыпаюсь по ночам, не могу уснуть вновь, и всё думаю и думаю обо всём этом.

Мэргэн сочувствующе покачал головой.

– Да, Хару, всё это кого угодно сведёт с ума. Самое лучшее, что я мог бы посоветовать тебе, это поговорить с Билигмой. Надо узнать её мнение, она же колдунья и мудрая женщина. Наверное, она сможет что-то подсказать.

– Но сейчас мы далековато от неё. Она ведь не кочует, как вы, остаётся на прежнем месте. Так что, сколько ещё дней пройдёт, прежде чем мы вновь встретимся.

– Может быть, тебе не нужно ждать всех нас, Хару, пока мы бродим тут со скотом. До конца лета ещё очень далеко. Бери Шиму, седлай лошадей и отправляйся к ней. Дня через три-четыре доберёшься до её белой юрты. Ты это прекрасно знаешь и легко можешь сделать. Так чего же ждёшь?

Тот промолчал.

– А я знаю, почему ты так не поступаешь, дружище, – продолжил Мэргэн. – Тебе боязно. Не хочу сказать, что ты трус, вовсе нет! Просто ты теперь боишься перемен, боишься, что она поддержит тебя и разрешит отправиться в новое странствие. От этого тебе и страшно. Будущее и неизвестность тебя страшат. Подумай сам, сначала ты скитался и не знал, куда тебя забросит судьба, но последние годы ты спокойно жил с нами, растил и учил Шиму. Да, жить в степи непросто, но мы все пребывали в полной безопасности и довольстве. Каждый год из этих десяти один в один похож на другой. И вот сейчас ты понимаешь и чувствуешь, что, вероятно, близятся большие перемены в твоей жизни. Ты, вроде, и стремишься к ним, но и опасаешься. Вот так я думаю.

– Да, ты проницателен, Мэргэн. Наверное, так всё и есть. Я и вправду желаю перемен в жизни, чувствую, что они уже рядом. Не могу сказать, что мне плохо с вами, но душа моя рвётся на восток. Я был слаб и потерян, раздавлен событиями, что обрушились на меня. Теперь же я ощущаю себя вновь сильным и решительным, я хочу увидеть свою родину. И самое главное, я кое-что вспомнил.

– Что же?

– Я хотел это совершить когда-то. Затем, в заботах и путешествиях позабыл об этом. Сейчас я опять полон решимости отомстить и покарать.

Мэргэн покачал головой.

– Звучит красиво, но глупо, на мой взгляд. Отомстить? Покарать? Ерунда это всё.

– Отчего же? Разве Ёшида, разрушивший мою счастливую жизнь, не заслуживает наказания?

– Заслуживает. И, возможно, он уже получил его, или ещё получит. Но суть в другом. Представь, что вот сейчас перед тобой возникнет Ёшида. Ты сразишься с ним, одолеешь. Он будет стоять перед тобой на коленях, а ты отрубишь ему голову. Сразу, или помучив, неважно. Но, увидев его голову отдельно от тела, душа твоя найдёт успокоение? Ты будешь удовлетворён, и жизнь твоя получит какую-то новую цель?

– Когда-то ты не считал так, Мэргэн. Или забыл, как собирался придумать какую-нибудь пытку для князя?

– Нет, не забыл. Я стал старше. Я смотрю теперь на некоторые вещи по-другому.

Хару на пару минут задумался, отвернувшись от друга. Потом, потирая лоб, повернулся обратно и промолвил:

– Да, ты, пожалуй, прав. Смысла в мести действительно немного. Она уже ничего не изменит, лишь потребует от меня множества усилий. Но в любом случае я желаю разобраться в том, что произошло тогда. Хочу понять, почему меня и Шиму так неумолимо преследовали, что добрались даже и сюда. И ещё хочу понять, какую роль играет во всём этом придворный колдун Ли Шуань. Да и просто я умираю от тоски по морю, горам и лесам!

– Не только это, Хару. Ты ещё молод и вполне можешь завести новую жену и детей. Тогда, если и будешь просыпаться по ночам, тебе будет, чем заняться, вместо того чтобы лежать и пялиться в потолок юрты и гонять в голове дурацкие мысли.

Хару покачал печально головой.

– Ладно, ладно, не хочешь степнячку, найди себе какую-нибудь подругу, которая больше похожа на тебя. Но жениться тебе следует. Это глупо, чтобы такой молодой и сильный мужчина как ты, спал один в постели.

– Не думаю, что смогу полюбить кого-то так же сильно, как любил Кицунэ.

– Конечно, ты уже так не полюбишь. Полюбишь как-то иначе.

– Сомневаюсь.

– А ты не сомневайся. В той твоей любви было полно колдовства и волшебства. А ты попробуй полюбить какую-нибудь женщину без всего этого, женщину из плоти и крови. Хотя бы зимой тебе не будет по ночам так холодно, как сейчас.

Хару пожал плечами.

– Благодарю тебя, Мэргэн, за твои советы. Странный ты порой человек. То шутишь про коровье дерьмо, а то через минуту рассуждаешь, как мудрец.

Мэргэн улыбнулся и обнял друга. Так они и сидели, обнявшись за плечи, наблюдая, как их сыновья, разогревшиеся от бега за коровами, вновь бросаются в волны озера, чтобы на сей раз остудиться.

Принц Шика ни словом не обмолвился о сегодняшнем странном видении, посетившем его с сыном. Дух Кицунэ хотел от них обоих одного: чтобы они отправились в большой мир, лежащий по ту сторону холмов. Всё это пока с трудом укладывалось в голове Хару.

II

Покои императорского дворца в Красном городе были погружены в темноту. В проходах через каждые двадцать шагов горела лампа или фонарь, но вот в самих палатах не было ни огонька. По заведённому при последнем императоре правилу с наступлением ночи свободно перемещаться по дворцу, его саду, и вообще всем помещениям на всей его территории могли лишь дежурные стражники, некоторые слуги, люди императорской крови, да те, кого Лун призвал лично. Во всех этих случаях имелся письменный приказ со списком гвардейцев и прислуги, который менялся каждый день, либо же в разовом приказе государя проставлялось имя того, кого он желал немедленно видеть. В последнем случае дежурный офицер доставлял приказ означенному лицу и сопровождал его во дворец и обратно.

Почему Лун Ци Ши завёл этот обычай и заставлял всех придерживаться его, он и сам не смог бы внятно ответить. Его устраивала мёртвая тишина и темнота, которые воцарялись каждый день в его дворце с заходом солнца. Все ворота, все входы и выходы перекрывались, так что дворец превращался в тёмное и мрачное пятно посередине большого города, жизнь в котором не замирала и ночью. Редкие исключения случались в праздники и в дни приёма иностранных послов, но не чаще.

Император страдал меланхолией, в которую погружался всё глубже и глубже, не предпринимая значимых попыток выбраться из неё. Порой он становился чувствителен даже к глухой тишине своей обители. Сон его делался короче и всё чутче, так что порой он, одиноко лёжа в постели, с радостью улавливал торопливые шаги слуги в проходе или храп задремавшего гвардейца за дверью своей спальни.

С того времени, как два года назад его жена отправилась к предкам, он чувствовал себя очень одиноко. Взрослые дети имели свои собственные семьи. Две дочери были замужем за знатными придворными Империи, а одна – за князем страны Тигра Ан Ден Су. Два его сына управляли каждый своей провинцией, подготавливаясь к управлению всем государством. Младший правил в Восточной дельте и Архипелаге, ему достались зажиточные земледельческие провинции, часто страдавшие от набегов морских разбойников. Старший управлялся на северо-востоке, в самых богатых землях, и занимался восстановлением Великой стены, отделяющей Империю от варваров из степей. Так что Лун Ци Ши был одинок.

В такие ночи он часто вспоминал Ван И и свою дочь – Шэ Хуа. Когда-то он любил эту молодую провинциальную красотку из обедневшей, не слишком значимой и благородной семьи. Но позже, особенно после тайного рождения ребёнка, он начал не на шутку опасаться за их безопасность. В его жене проснулась ревность, хотя она так и не прознала о любовнице. Видимо, что-то подсказывало ей женское сердце. К старости она стала ещё и жестокой, и вполне могла захотеть поквитаться с молодой соперницей.

Когда жена серьёзно занемогла, Лун вспомнил, что когда-то и её страстно любил. Он всё реже и реже посещал Ван. Не может быть, чтобы она не заметила перемены. Однако ни слезинки, ни одного попрёка от неё не прозвучало. Они расстались, не сказав друг другу ни слова.

И вот уже семь лет, как Лун не видел Ван И и Шэ Хуа. Повелитель Империи, самый могущественный человек под солнцем, лежит в своей постели и понимает, что одинок и стар. Он знает, что у его брошенной любовницы всё в порядке. Раз в месяц он призывает к себе её брата, офицера охраны, и подробно обо всём расспрашивает. Через него же он передаёт деньги на содержание дома. Он не скупится, они ни в чём не нуждаются.

Ван И скоро тридцать, а она так и не вышла замуж, и не похоже, что собирается. Лун был бы не против. Ходили слухи, что Ван одно время подумывала оставить столицу, продать домик и уехать в деревню, чтобы начать новую жизнь. С теми деньгами, которые удалось бы выручить, она смогла бы купить большое поле и стать богатой помещицей. Однако её брат Ван Ю не бросил службу, а она не бросила его. А возможно, она искала повод, чтобы остаться. Похоже, что их отношения окончательно восстановились после всех размолвок в прошлом. Это хорошо. Кто-то же должен защищать одинокую женщину.

Впрочем, в своём возрасте Лун вспоминал не столько о прелестях Ван И, сколько о своей дочери, черты лица которой почти выветрились из его памяти. Увидеть бы её вновь… Именно воспоминания о Шэ Хуа сжимали сердце, и мысль о том, что девочка растёт, не зная отца, заставляла печальный стон вырываться из его груди. Вот уж что он упустил в своей жизни, так это дочь. А ведь она могла бы быть отрадой его старости, но вот не стала. И виноват в этом он сам.

После таких мыслей Лун переходил к воспоминаниям о счастливых временах, которые ему всё же удалось пережить в первые годы после рождения Шэ Хуа, пока он не бросил её мать. Он вспоминал первые слова и шаги дочери, игры с ней, запуск бумажного змея в саду. А первый день её жизни, когда он взял крошку на руки! Тогда он казался самому себе очень молодым. Десять лет прошло. Должно быть, Шэ Хуа уже совсем большая.

Далее император начинал рисовать в уме картинки, как он вновь встретится с Ван И, обнимет её, возьмёт на руки дочь и будет счастлив. Почти каждый раз он решал, что на следующий день обязательно навестит их; последние семь лет, что они провели врозь, сами собой забудутся, и начнётся новая жизнь. После этого решения император успокаивался и засыпал в хорошем настроении.

Так было и сегодня. Обычно ему снились какие-то обрывочные сны, которые редко складывались в некий сюжет, а если всё-таки складывались, то смысла в них не было ни на грош. Но этой ночью всё было по-другому.

Ему привиделся могучий дракон, летящий над миром. Внизу под ним проносились земли, реки, горы и моря. Вот Великая Степь и широкая синяя полоса, разделяющая её – Степная Мать. Вот гористый полуостров, по обе стороны которого плещется море – княжество Тигра. Вдали, посреди глади океана, виднеются зелёные островки. Это мелкие княжества гордых народов, населяющих их. Вот вновь показалась большая земля, плодоносная и возделанная, по которой текут три великих реки. И в устье одной из них, где речные воды окрашиваются в красный цвет, дракон приземляется и на высоком берегу устраивает себе лежбище.

Но прежде чем отдохнуть, он приподнимает голову и смотрит куда-то на север. Невероятным образом он видит далеко-далеко. Он зрит степь, а за ней, ещё дальше на север, он видит непроходимые густые леса, полные разного зверья. Сквозь лес течёт одинокая река, на ней не виднеется ни паруса, ни лодки, ничего. Она петляет по бескрайнему лесу и вдруг обрывается, впадая в великолепное голубое озеро, вид которого заставляет сердце дракона щемиться одновременно от радости и тоски. Там его дом, там его родина.

Однако же дракон опускает голову. Он лежит и лежит, он отдыхает. Больше он не поднимается в небо. Его тело словно увеличивается в размерах. Он величайшее творение на земле. Ничто не может поколебать его величие.

Дракон закрывает глаза. Открыв их вновь, он видит могучего тигра, выпрыгивающего из-за моря. Что он хочет? Что он может сделать этому величию? Стоит дракону лишь взмахнуть крылом, как тигра унесёт обратно потоком воздуха.

Дракон шевелит крылом, но ничего не происходит. Он пробует ещё и ещё раз. Ничего. Не веря собственным глазам, дракон глядит туда, где должны быть его крылья. Там – ничего, они давно ушли в землю, слились с ней. И лапы, и хвост, и всё тело стали частью высокого холма над рекой, чья вода порой красна от глины и песка.

А тигр завершает свой невероятный прыжок от самого края моря и приземляется прямо на этот же холм. Приземляется и торжествующе возносит разверстую пасть к небу и издаёт победный рык. Тут же рядом с ним возникает олень и гордо потрясает развесистыми и мощными рогами. Оба зверя ощущают себя победителями и новыми властителями всей земли.

Но не проходит и минуты торжества, как под ногами зверей-триумфаторов начинает метаться какой-то зверёк. Маленький и рыжий. Лиса! А рядом с ним, ещё меньше, какая-то пёстрая ленточка, прыткая и гибкая. Кажется, это змея. Вдруг оба они, едва замечаемые старшими животными, вспыхивают ярчайшим пламенем, достигающим наверху самих небес, а внизу, расплавляющим камни и землю.

Тигр и Олень мечутся, пытаясь затоптать, разорвать Лису и Змею, но уже слишком поздно. Земля рассыпается в прах, и погребённый дракон обретает свободу и взмывает в воздух. Он с лёгкостью отбрасывает своих врагов и, омытый свежим пламенем, которое продолжает бушевать, стремится на север, домой. Огонь, вокруг огонь. И ледяной воздух высоко в полёте.

Лун Ци Ши не выдержал восторга, в котором пребывал дракон, и проснулся. Он открыл глаза и очень удивился, увидев, что его окружает темнота какого-то незнакомого помещения, а не пронзительная синева небес. Он всё ещё испытывал холод пронизывающего ветра в полёте и жар пламени. Недоумённо таращась в темноту, он лишь спустя несколько минут осознал, что вовсе не дракон, а простой человек, лежащий в своей постели поздней ночью. Однако же сон оставил после себя поразительные ощущения. Лун Ци Ши сердцем чувствовал, что виденное им имеет значение. Это не был обычный сон, который забывают уже спустя пару минут после пробуждения. Вовсе нет! Он помнил все увиденные во сне подробности, каждую волну в море, каждый блик солнца на поверхности каждой виденной им реки. Восторг всё ещё переполнял его.

О том, чтобы попытаться уснуть вновь, не могло быть и речи. Но и просто лежать в постели и перебирать в памяти подробности сновидения государь не желал. Всё же он ведь не простой человек. Он – правитель империи, потомок древних драконов по преданию, так что, возможно, увиденное им что-то да значит.

Лун Ци Ши сбросил с себя шёлковое одеяло, нашарил ногами на полу тапки, и прошёл из спальни в переднюю. Вообще-то он мог бы просто протянуть руку и дёрнуть за шнурок, чтобы позвонить в колокольчик, и дежурный офицер тотчас явился бы. Но в императоре клокотала энергия и сила, которые не давали лежать спокойно. Он сам приоткрыл дверь и выглянул в переднюю, где находились офицер и несколько стражников.

Кто-то из них дремал в креслах, но остальные склонились вокруг столика и кидали кости. Спокойные времена расслабляют людей. Император кашлянул, и сейчас же все взоры устремились к нему, а дремавшие вскочили на ноги. Главный офицер бросился к повелителю.

– Ваше величество, чего изволите? Что-то случилось?

– Приведите ко мне Хань Куаня.

– Сию минуту, ваше величество.

Офицер подошёл к резному шкафчику, снял с шеи ключ и отпер его. Откидная дверца опускалась вниз и превращалась в небольшой и удобный столик. В шкафчике лежала стопка заготовленных приказов для ночных перемещений по дворцу, в которые нужно было лишь внести нужное имя. Офицер взял один листок, вписал имя Хань Куаня и запер шкафчик обратно. Ключ занял своё место на шее. Завтра утром он передаст его дневному офицеру, а тот в свою очередь передаст его вечером ночному. После этого заполненный приказ был передан одному из стражников, который немедля удалился.

Император вернулся в спальню. Он сел в кресло и взял со столика чайник с холодным слабым чаем. Лун Ци Ши сидел в темноте, он так и не зажёг ни единого светильника. За многие годы жизни в этих комнатах, он настолько их изучил, что мог бы легко перемещаться с закрытыми глазами и пользоваться любыми предметами. Так что слабого света, пробивавшегося через окна от звёзд и дальних фонарей в парке, ему вполне хватало.

Примерно через полчаса ожидания дверь из вестибюля в переднюю тихо приоткрылась, и в неё проскользнул худощавый мужчина среднего роста с короткой бородкой. В темноте было сложно судить о его внешности, однако, если бы кто-нибудь зажёг свет, мы увидели бы человека немолодого, уже седого, с очками на носу, слегка припадающего на одну ногу. Впрочем, лицо его, хоть и обрамлённое седеющими волосами и бородкой, почти не имело явных морщин и говорило, что мужчина внимателен к своему здоровью и выглядит на меньший возраст, нежели ему есть на самом деле.

Лун Ци Ши обернулся на шаги и улыбнулся гостю, хотя сложно сказать, видел ли последний эту улыбку в темноте. Хань Куань уверенно прошёл по тёмной прихожей, вошёл в опочивальню и, приблизившись к креслу, остановился в паре шагов, почтительно склонившись. Все его движения говорили о том, что ему уже и раньше доводилось бывать в покоях императора в отсутствие света. Обратил на это внимание и сам государь.

– Послушай, Хань, такое впечатление, что ты ночью видишь не хуже, чем днём. Ты прямо как кот.

– Ваше величество забываете, что я уже далеко не в первый раз являюсь к вам ночью по вашему зову. И ни разу за всё это время в ваших комнатах не горело ни одного огонька.

– Я надеюсь, ты не очень опечален тем, что я вызываю тебя иногда и по ночам?

– Ваше величество, я ваш астроном, звездочёт, библиотекарь и советник. Когда, как не ночью, мне следует быть готовым выполнять свои обязанности, ведь ночь это такое время, в которое приходит множество вопросов, не получающих внимания днём.

Лун Ци Ши кивнул.

– Да, я и не подумал об этом. Всё же, я полагаю, у тебя есть возможность отдыхать и достаточно спать? Ты нужен мне, Хань, так что береги себя и своё здоровье. Это мой приказ.

Хань Куань поклонился.

– Не беспокойтесь, государь, я вполне доволен и имею возможность спать столько, сколько мне потребно.

– Хорошо, Хань. Теперь давай пройдём в кабинет.

Лун поднялся и прошёл через спальню в переднюю, а через неё в ещё одну комнату, служившую ему личным рабочим кабинетом, и по совместительству читальней. Это помещение было весьма обширным, вдоль стен стояли стеллажи с книгами и свитками. Сейчас они терялись в темноте, и читальня выглядела несколько зловеще. Здесь же имелся грузный письменный стол, на котором были в определённом порядке разложены разные бумаги, карты и письменные принадлежности. В подставке, изображающей свернувшегося клубком дракона, покоилась чернильница и набор перьев и кистей разной толщины. На нём же стояла и лампа, заправленная душистым маслом. Её фитиль еле-еле тлел на кончике.

Хань Куань бережно вытянул его, и огонь разгорелся ярче, распространяя не только свет вокруг стола, но и наполняя библиотеку благоуханием розы. Император разместился в основательном и очень удобном кресле у стола. Хань после разрешающего движения руки повелителя устроился с другой стороны стола на стуле.

– Хань, сколько лет ты уже служишь мне?

– Около тридцати. Я начинал ещё секретарём при вашем прежнем астрологе, мастере Хао. После его смерти я занял его место.

– Верно, верно. А ведь мы с тобой уже не молоды, Хань. Я старше тебя, но и ты давно не мальчик.

– Именно так, государь.

– Хань, ты меня хорошо знаешь. Я не верю в сны и приметы, не поручаю тебе заниматься астрологией и гаданиями, но сегодня мне приснилось нечто очень символичное и значимое. Я убеждён, что мой сон имеет смысл. Нечто подобное я испытывал, быть может, два-три раза в жизни. И каждый раз сон по-своему исполнялся. Сегодня я видел тоже что-то исключительное.

– Расскажите мне ваш сон, ваше величество. Мы вместе попытаемся отыскать его смысл, если вы позволите.

Лун Ци Ши устроился в кресле поудобнее и поведал свой сон в подробностях, не забывая упомянуть и о своих ощущениях во время него. Это было несложно, так как всё чётко отпечаталось в памяти императора, он словно читал открытую и знакомую книгу. Его советник слушал внимательно, не перебивая, изредка кивая, как бы подбадривая рассказчика. Как только Лун закончил, он сразу же, не давая Ханю и минутного перерыва на раздумья, спросил:

– Что ты думаешь об этом?

– Я полагаю, что дракон – это символ нашей империи, а олень и тигр соответствуют символам соседних княжеств. Известно, что они дружны и их правящие семьи нашли общий язык. Вероятно, речь идёт об их возможном нападении на нашу державу. Но с другой стороны, вторая часть сна мне не ясна. Если дракон, олень и тигр – это знаки государств, то при чём здесь лиса и змея? Нет никого, кто использовал бы их в качестве покровителей своих государств.