Текст книги "Лисий Хвост. Красный город. Книга четвёртая"

Автор книги: Петер Клуг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Не стоит, – печально ответил Лун. – Ли Чаншуай покинул этот свет. Ты доложила мне и этого довольно.

Лицо Лян Се побледнело.

– Ваше величество, я не знала о смерти советника. Это большая утрата и подлинное горе для империи.

– Я согласен с тобой, – кивнул государь. – Но у нас не всё так плохо, когда в стране остаются офицеры подобные тебе.

– Благодарю, ваше величество.

– Вот что, Лян Се, – сказал Лун, – я желаю, чтобы ты осталась при мне. Ты гвардейский офицер, настоящий воин, и достойна быть моим телохранителем.

Женщина вспыхнула от радости и поклонилась.

– Это самая большая честь для меня, какая только может быть.

Пожилой император попробовал рассмотреть Лян Се немного с другой точки зрения: именно как женщину. Разумеется, за многие годы на престоле он водил тесные знакомства с разными придворными дамами. Когда-то это вылилось в милый и нежный, хоть и недолговечный роман с Ван И. Интересно, какова из себя эта офицер? Пожалуй, сплошное разочарование. Плоская и тощая, кожа да кости, резкая и злая. Нет уж, как говорит его младший сын: «Лучше плыть по волнам, чем разбиться о скалы». Что он имеет при этом в виду: корабль или женщину?

Лян Се, вероятно, почувствовала, о чём сейчас размышляет Лун. Она смутилась и зарделась. Ей захотелось отвести взгляд в сторону и, внезапно, она почувствовала, что ей совершенно некуда девать руки, хотя всю многочасовую беседу она про них совершенно и не думала. К счастью, государь заговорил и заговорил совсем о другом, что позволило женщине вздохнуть с облегчением:

– Итак, Лян Се, ты остаёшься при мне. Послужишь год-другой моим телохранителем. Не волнуйся, более близких отношений я от тебя требовать не собираюсь. Оставайся такой, какая ты есть: твёрдой и прямой. Никаких нежностей ни к кому, даже ко мне. Буду откровенен с тобой: я уже молод и мне хочется, чтобы рядом со мной всегда находился кто-то, кто сможет не только меня защитить, но и помочь. Ли Чаншуай умер, а ведь он был моим ровесником. Не желаю оказаться один, когда меня вдруг хватит удар. Будешь мне ещё и нянькой, но строгой. Для такого рода службы женщины подходят лучше мужчин. В своём шатре я хочу отдыхать и не думать ни о чём.

Смущённая и польщённая Лян Се поклонилась.

– Послужишь при мне, – продолжал Лун, – Потом выдам тебя замуж. Есть у тебя кто-то на примете? Наверное, тоже какой-нибудь офицер?

Лян Се покачала головой. «Нет, он не офицер», – хотелось сказать ей, но, конечно же, она промолчала.

– Не беда, найдём тебе подходящего жениха, – улыбнулся по-отечески император. – Не хорошо человеку быть одному. А женщине тем более.

Она не нашла, что ей ответить и пожала плечами. Впрочем, Лун уже вновь вернулся к делу, отставив брачные планы в сторону.

– Итак, – сказал он, – ты будешь спать и жить в моём шатре. Возьмёшь себе раскладную кровать и поставишь её у входа, так, чтобы не только я мог тебя видеть, но и ты меня. Всё это не отменяет основную стражу, они будут дежурить по своему распорядку. С этим ты ознакомишься сама. Слуги и все прочие тоже остаются, как заведено. Приступишь с завтрашнего вечера.

– Ваше величество, чего ждать? Я готова начать прямо сейчас!

– Нет уж. Приведи себя в порядок с дороги. Вымойся и приведи себя в порядок с дороги. Тебе выдадут новую одежду и доспехи, которые лучше соответствуют императорскому телохранителю, чем то, что на тебе сейчас надето.

Последние слова Лун сказал немного ворчливым тоном и Лян Се покраснела, обратив внимание на состояние своей одежды, и поняв, что она не была в бане с того момента, как в первый день они ночевали в гостинице «Синий журавль» в Тян-Шуне. После этого остались позади дни, когда они прятались в крысиной усадьбе, и много дней в пути. Какая же она дура, припёрлась к императору, даже не удосужившись хотя бы умыться и расчесаться! Как он не выгнал её прочь? Наверное, поэтому он позволил сесть ей лишь на безобразный деревянный табурет, чтобы она не попортила обивку дорогой мебели.

Небрежным жестом Лун отпустил Лян Се.

– Иди, отыщи своих спутников. Сегодня переночуешь с ними. Завтра к вечеру придёшь ко мне во всём новом, чистая и прибранная. Да, и вот ещё что. Это в счёт твоего будущего жалования.

С этими словами он встал, подошёл к небольшому сундучку, стоявшему на походном комоде, и вытащил связку серебряных монет, нанизанных сквозь квадратные дырки на крепкий шнурок. Лун кинул вязанку и Лян Се на лету подхватила её и спрятала за пазухой.

Женщина вылетела из шатра, едва успев напоследок отвесить прощальный поклон императору. Её лицо горело, но пока она шла через лагерь, отыскивая палатку, в которой разместили её друзей, она ещё раз успела всё обдумать. А ведь государь, в самом деле, очень милостивый и добрый правитель. Он и словом не обмолвился о том, что она плохо выглядит, понимая, что вести, которые она доставила, намного важнее, чем её внешний вид. Кроме того, он дал ей время привести себя в порядок и попрощаться со спутниками.

Сердце её ёкнуло. Радость от неожиданного повышения, о котором многие могут лишь мечтать, сменилась грустью. Ей ведь придётся расстаться с Хару. Ах, этот странный мужчина, сколько времени они провели рядом друг с другом, но он так ни разу и не проявил своего расположения к ней. Даже после той краткой минуты в купальне, когда она сама поцеловала его первой, он вёл себя так, словно ничего не произошло. Ну, чуть-чуть теплее, чем обычно. Может быть, она зря тешит себя надеждой? Она далеко не красавица и у неё никогда не было и в мыслях, что кто-то стоящий мог бы обратить на неё внимание. Да и где было им взяться, этим достойным женихам? Всю жизнь Лян Се провела среди воинов и саму себя она считала в первую очередь солдатом, и уж потом на каком-то малозначимом месте – женщиной. Всегда она тренировалась и упражнялась с оружием наравне с мужчинами. Впрочем, несколько десятков других девушек в школе офицеров тоже были под стать ей: такие же фанатически преданные престолу, полностью забывшие о своих личных интересах.

Была уже глубокая ночь, когда Лян Се наконец отыскала нужную палатку. В ней тускло горел один масляный светильник, который почти и не разгонял темноту.

Женщина проскользнула внутрь. Все пятеро, устроившись на своих походных кроватях, уже спали. Ещё бы, для них это чистая роскошь после многих дней, когда им приходилось коротать зимние ночи у костра, кутаясь в одеяла и прижимаясь друг к другу, чтобы согреться.

Какие же это были счастливые времена! – горькое озарение пришло к Лян Се. Она была рядом с Хару, пусть и не так, как ей того хотелось бы, но рядом. И вот, это их последняя ночь вместе, а все устроились порознь, и никто об этом, кроме неё, и не жалеет.

Лян Се села в раздумьях на свою пустую постель. Может быть, ей отказаться от императорской чести? Но остаться с Хару, пусть хотя бы и так?

Вдруг тот, о ком она сейчас думала, пошевелился. Он сонно приоткрыл глаза, посмотрел на неё и спросил таким голосом, каким говорят люди, когда они вывалились на мгновение из глубокого сна, и вот-вот провалятся обратно:

– Ты пришла? Всё в порядке? Ложись спать, отдыхай.

И Хару вновь сомкнул веки, откинулся обратно на подушку и уснул, словно и не просыпался.

Женщина, едва подавляя гнев и обиду, задула светильник и бросилась на свою кровать. Ей, наверное, хотелось бы заплакать, но она уже давно забыла, как это бывает. Она вцепилась в подушку, чтобы подавить крик, который так и рвался из её груди.

III

На следующий день с самого раннего утра весь лагерь пришёл в движение. Разведчики принесли известие, что передовые отряды орды мятежников были замечены всего лишь в двух днях пути от Фазаньего луга. Это без сомнения означало, что битва состоится уже в самое ближайшее время. И хотя все укрепления лучников на холмах были давно готовы, все позиции для пехоты и конницы определены, среди императорского войска поднялось волнение, какое бывает, когда знаменательное событие, которого долго и изнурительно ждали, наконец, приближается.

При этом с самого начала дня на поле наполз густой туман, такой плотный, что ничего не было видно уже в пятидесяти шагах. С одной стороны, можно было опасаться, что под его прикрытием враги попытаются подобраться ближе и напасть врасплох; с другой, – это было бы для них чистым самоубийством: атаковать, не зная размещения войск противника.

Лян Се узнала новость, когда она была в бане. Она отправилась туда едва продрав глаза. Её сон был безрадостным и она даже с некоторым облегчением проснулась и ещё больше обрадовалась, обнаружив, что остальные ещё спят. Лян Се вскочила с кровати, бросила взгляд на Хару, затем на Шиму, и поспешила прочь. Ей хотелось поскорее привести себя в порядок и показаться в достойном виде не только перед императором.

Если для обычных солдат баней служили несколько больших палаток, и чаны наполняли водой и грели не чаще, чем раз в десять – двенадцать дней, то для гвардейцев успели построить небольшую глинобитную хижину, к которой было приставлено четверо слуг. Они, конечно, подивились тому, что кто-то желает помыться прямо с раннего утра, однако поспешили приступить к своим обязанностям. Они натаскали воды в небольшую кадку и развели огонь. Одного из них офицер отослала на склад за новым обмундированием для себя.

Впрочем, Лян Се спешила не стала дожидаться того, чтобы вода основательно прогрелась. К удивлению слуг она залезла в ёмкость, как только вода перестала быть такой невыносимо холодной, что от неё сводило мышцы и стучали зубы.

Женщина не намеревалась нежиться в горячей воде. Ей требовалось смыть с себя грязь, освежиться и привести волосы в порядок. Это не должно было занимать лишнего времени. Поэтому она прогнала прочь слуг, которые продолжали подбрасывать дрова в огонь.

Пока она мылась, она критически осмотрела себя и пришла в уныние. Что мог бы полюбить в ней Хару? Десятки шрамов, покрывавших не только её руки и ноги, но живот и спину? Она не берегла себя, тренируясь и упражняясь, сражаясь и убивая. Разумеется, в походной бане, пусть даже и предназначенной для привилегированной стражи императора, не было зеркала. Лян Се видала эти волшебные штуки в некоторых покоях во дворце в Красном городе, но и без них было ясно, что её тело далеко от идеального: плоское, слишком поджарое. Говорят, у неё миловидное лицо и большие глаза. Наверное, это просто потому, что она такая худая, вот и выделяются глаза среди общих черт.

Когда она принялась расчёсывать свои волосы, то её печаль ещё больше усилилась. Лишь в детстве они были у неё ниже плеч. С тех пор, как её родители погибли и сама она оказалась на воспитании у одного сердобольного офицера, который передал её затем в приют, она не могла позволить себе роскоши носить длинные прически. А с началом военной карьеры лишние волосы только мешали ей, и она неизменно остригала их всё короче и короче. Обычно она обращалась к услугам цирюльника, пока жила в столице, но в походе ей приходилось всё делать самой. Если были ножницы, то подравнивала с их помощью, если нет, – брала нож и резала пучками, как режут траву.

Вот теперь она и пожинает плоды. Лян Се провела по волосам. Они были чистыми и приятными на ощупь, вот только даже прикасаясь к ним, она могла понять, что пряди разной длины и обрезаны, как попало.

Тем временем слуга принёс новую одежду и амуницию, положенную для гвардейского офицера. Лян Се провела кончиками пальцев по начищенным бляхам доспехов и не смогла сдержать вздоха. Ах, если бы она была также привлекательна, как и вот эти вещи! Но может быть она станет лучше выглядеть, когда наденет их?

Женщина с удовольствием натянула на себя чистую одежду, подогнала под свою фигуру кожаное облачение, на которое были нашиты стальные щитки. Немного великовато, однако сойдёт.

У неё оставался свободным ещё целый день. Вновь вернулась дерзкая мысль отказаться от милости государя. Хоть Лян Се отогнала её от себя, но идея осталась где-то на задворках её сознания.

Когда она вернулась в палатку, все уже не только успели подняться, но и закончить завтрак. Сейчас её товарищи суетились, собирая немногочисленные пожитки, купленные в Тян-Шуне, и явно готовясь продолжить путь. Мэргэн приметил её возвращение первым. За прошедшие дни в пути он стал относиться к ней значительно лучше, его открытая неприязнь прошла. Однако он не упускал возможности подколоть женщину, отпустить в её адрес какую-нибудь шуточку, пусть и не самую удачную и смешную.

– Привет, Лян Се! Как ты вырядилась! А мне тоже выдадут всё новое? Я бы взял сапоги, а то мои поизносились, – Мэргэн не изменил себе.

Его собеседница давно уже перестала остро воспринимать его безобидные выпады, и порой поддерживала словесную перепалку:

– Да, сказали, что для тебя были припасены новые мозги. Только вот беда, их порастащили мыши, немного осталось. Но всё равно больше, чем у тебя сейчас. В полдень можно получить.

Все рассмеялись её шутке, включая и степняка. Смеялся и Хару, и Лян Се стало тепло на душе. Хотя бы пошутить она иногда умеет.

– Там на огне стоит чай, можешь попить. Есть кое-что от завтрака, – сказала ей Севда и продолжила складывать вещи в перемётную суму.

– Спасибо, а что это вы собираетесь? – спросила Лян Се, присаживаясь на край походной кровати и наливая себе чаю.

– Так ведь скоро битва, – отвечал ей Мэргэн, – хотим убраться отсюда поскорее, пока не началось.

– Ну, до сражения ещё дня два, а то и больше, – махнула рукой Лян Се. – Нет нужды так спешить.

– Вот именно, – подхватил Бато, – мы могли бы вообще остаться в лагере и посмотреть на эту битву! Но этого хочу лишь я один!

– Ты не насмотрелся в крепости? Тян-Шуна тоже тебе было мало? – напустился на него отец. – Вон, Шима не ноет, чтобы ему представление показали.

– Просто я хочу в Красный город, – пожал плечами Шима и подбадривающе улыбнулся другу, – не нахожу ничего против того, чтобы посмотреть битву, но в столице мне было бы интереснее. И я очень хочу, кроме того, увидеть море.

Лян Се с беспокойством взглянула на Хару:

– А что скажешь ты?

– А что мне сказать, – дёрнулся он, – это не наша война. Мы вдоволь поучаствовали в ней. Кто бы ни одержал победу, на наших планах это не слишком сильно скажется. Если победит император, то оно и к лучшему. Если же мятежники, то нам следует поскорее покинуть это место, чтобы как можно раньше добраться до столицы. Вот по всему и выходит, что нам следует поторопиться.

Лян Се нервно сделала глоток чая, который показался ей горьким. Она попыталась изобразить улыбку, когда Хару обратился к ней:

– Интереснее, что ты собираешься делать дальше? Я так понимаю, что ты остаёшься в лагере? Возвращаешься на службу?

Женщина коротко кивнула.

– Ты не поедешь с нами в Красный город? – удивился Мэргэн. – Ну да, можно было догадаться, раз ты всё новое получила.

Лян Се отставила чашку с недопитым чаем и поднялась.

– Хару, – решилась она, – мне нужно переговорить с тобой. Давай пройдемся. Твои вещи уже всё равно собраны.

Хару в растерянности посмотрел на своих товарищей, зачем-то заглянул в сумку и только потом ответил женщине.

– Да, конечно, давай.

Остальные как-то странно переглянулись между собой, но Лян Се было уже всё равно. Пожалуй, это страшнее, чем идти в бой, однако и там, и тут нужно просто сделать первый шаг, поборов свой страх. Так что она выдавила из себя улыбку, помахала рукой и, опережая Хару, вышла из палатки. Тот, чуть задержавшись, последовал за ней.

Они шли рядом друг с другом по лагерю. Вокруг сновали люди, завершая последние приготовления к грядущему сражению. Лян Се шагала довольно быстро в сторону холмов, окаймлявших луг с восточной его стороны, на склонах которых размещались позиции лучников и стрелков из самострелов. Хару не отставал от неё. Они молчали и между ними неизменно оставалось расстояние в один-два шага. Со стороны можно было подумать, что это идут офицеры, занятые каким-то своим делом.

Так, не проронив ни слова, они достигли склона ближайшего холма и поднялись на него, оставив в стороне и внизу укрепления. Они забрались на самый верх, откуда в ясную погоду, наверное, открывалась довольно приятная глазу картина: широкое поле, раскинувшееся по равнине, окруженное с одной стороны невысокими холмами, с другой, откуда должен был появиться неприятель,– рощицами. Однако сегодня всё скрывалось в густом тумане, и два одиноких человека словно бы оказались в каком-то бело-сером пространстве, в котором стороны света теряли своё значение.

Молчание становилось невыносимым, и первым не выдержал Хару:

– Сколько нам ещё идти? Лян Се, о чём ты хотела поговорить со мной?

Она замедлила шаг, остановилась и обернулась к нему.

– Ты помнишь ту ночь в купальне? – спросила она. – Я поцеловала тебя тогда. Ты ушёл, потом вернулся. У меня тогда сердце замерло: я подумала, что ты передумал. Как я обманулась!

– Да, я помню ту ночь, – кивнул Хару. Тон его был ровным и спокойным.

– И я помню, – подхватила Лян Се, – так всё странно тогда было. Ты сказал мне про свою жену, что она умерла. Прости меня, что напоминаю о ней.

Хару сделал какой-то неопределенный жест, который, вероятно, должен был означать, что всё в порядке, и он готов слушать собеседницу дальше.

– Хару, – продолжила Лян Се, пытаясь перейти в наступление, – ведь ты свободный мужчина и мог бы вновь быть с какой-нибудь женщиной.

Вновь никакого ответа, лишь короткое пожатие плечами.

– Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать тебе, Хару? Проклятье, кажется, я люблю тебя, – не выдержала Лян Се и выпалила последнюю фразу, наподдав при этом по кучке прошлогодних листьев. Они были мокрыми и почерневшими, не имевшими ничего общего с красивыми желтыми и красными листьями осени, которые так излюблены поэтами.

Хару остановился рядом с Лян Се, положил ей руки на плечи и заглянул в глаза. Да, глаза у неё, пожалуй, это единственное, чему могла бы позавидовать любая придворная красотка.

– Лян Се, – проговорил он, тщательно подбирая слова, – мы вместе с тобой через многое прошли, как товарищи по оружию, и я должен быть честен с тобой. Прости меня, но я не могу ответить тебе тем же.

Она дёрнулась, пытаясь робко высвободиться из рук Хару. Тот продолжал:

– Пойми меня правильно. Я не могу ответить тебе тем же, не потому, что не нахожу тебя привлекательной или ты совсем не волнуешь моё сердце. Вовсе нет. Когда я заглядываю вглубь него, то оно говорит мне, что ты мне не безразлична. Но любовь ли это? Я не знаю.

Он обнял её, скорее по-дружески и отпустил, хотя она и не пыталась более отстраниться от него. На её глазах блеснули слезы, она легко смахнула их рукой.

– Товарищи по оружию, – повторила она печально, – вот мы кто с тобой.

– Думаю, это совсем не плохо, если вспомнить о том, что изначально я был твоим пленником и ты угрожала мне виселицей, – попытался пошутить Хару.

– Может и стоило вздёрнуть тебя, – не то шутя, не то серьёзно проговорила женщина задумчиво. – Меньше было бы у меня переживаний.

– У меня тоже, – согласился с ней Хару.

Они замолчали. Лян Се спросила:

– Давно умерла твоя жена?

– Да, но я часто вижу её во сне, она будто бы и не покинула меня.

– Но это всего лишь сон, а жизнь идёт своим чередом. Если слишком часто и много всматриваться в сны, то можно сойти с ума.

– Совершенно верно. Было время, мне так и казалось, что действительность ускользает от меня, теряет смысл.

– И ты до сих пор любишь её? Постой-ка, Кицунэ, верно?

– Люблю. Она не была простой женщиной, даже не была человеком в обычном понимании. Сложно объяснить, просто взгляни на нашего с ней сына. Все свои необычайные умения Шима получил от матери.

– Она была колдуньей?

– Нет, пожалуй. Её отец – оборотень-лис, а мать – дух реки.

– Похоже на сказку.

– Ты сама видела, что делал Шима, и это вовсе не сказка.

Между ними вновь повисла пауза, и они медленно побрели обратно к лагерю. Туман чуть-чуть приподнялся над землей и стал уже не таким плотным. В одном месте на небосклоне можно было с трудом даже различить светлое пятно солнца.

– Значит, вы отправляетесь сегодня же? – спросила Лян Се, чтобы прервать тягостное молчание, лелея несбыточную надежду на то, что Хару останется.

– Да, нам нечего ждать. А ты остаёшься?

– Мой долг оставаться здесь. Вчера меня принял сам император. Он назначил меня своим телохранителем.

Хару почувствовал укол в сердце.

– Он же старый, – вырвалось у него против его воли.

Лян Се рассмеялась.

– Точно, так что я буду именно его личным охранником и нянькой, как он сам сказал. Да я и не заинтересовала его как женщина.

На сердце у Хару немного отлегло.

– Ты можешь стать очень влиятельным лицом при дворе, – сказал он. – Чем ближе к особе правителя, тем важнее персона.

– Я могла бы попросить за тебя, за вас за всех, – предложила Лян Се. – Вам тоже бы нашлись какие-то занятия при дворе императора, ты мог бы стать одним из командиров в его армии.

– Нет, – не раздумывая отвечал Хару, – Мэргэну это не нужно, он мечтает вернуться в свои степи. А я… для простого кочевника стать офицером в имперской армии это слишком много, а для принца – слишком мало.

Хару грустно усмехнулся и продолжил:

– В любом случае, я не готов идти к кому-то на службу и выполнять приказы других. Доберёмся до Красного города, посмотрим столицу, сядем на корабль и вернёмся в Вольный город. А там уже степи.

– Хочешь остаться пастухом?

– Почему бы и нет? Когда я затеял это путешествие, мне казалось, что сил моих больше нет жить в степи, а теперь я понимаю, что это были счастливые времена и я сам же отказался от них.

– Мы ещё увидимся с тобой когда-нибудь? – спросила Лян Се и с трудом удержала дрожь в голосе.

Хару ответил ей не сразу. Когда же он заговорил, то слова его звучали уверенно и как-то весомо.

– Мне в жизни довелось увидеть странные вещи и судьба кидала меня так и сводила с такими людьми, что я не удивлюсь уже, наверное, ни чему. Если будет на то воля Небес, мы встретимся с тобой.

Они уже дошли до окраины лагеря. Навстречу всё больше попадались его обитатели. Лян Се остановилась и повернулась к Хару.

– Расстанемся здесь, – сказала она.

– Ты не вернёшься в палатку? А с остальными не хочешь попрощаться? – удивился он.

– Нет, не хочу, да и не могу затягивать. Вещей моих в палатке уже и не осталось, кажется. А остальным передай от меня всего наилучшего. Особенно Шиме, уж очень он мне по душе. И вот, кстати, возьми это.

Лян Се протянула Хару связку серебряных монет, которую ей вчера дал император. Мужчина не спешил принимать дар, но женщина сама вложила деньги ему в руку и уверила его:

– Вам они нужнее, чем мне. У вас ещё дальний путь впереди, а мне больше некуда стремиться. Ну, прощай!

Сказав это, Лян Се проворно обняла Хару за шею, быстро чмокнула его и стремительно пошла прочь. Мужчина видел, как она несколько раз поднимала руки к лицу, наверное, касаясь глаз. Он не стал догонять её, хотя его сердце неожиданно для него самого сжалось от тоски, и ему хотелось бы вновь почувствовать её губы на своих губах. Однако Хару лишь проводил Лян Се взглядом, и, не отрываясь, смотрел на её удалявшуюся фигуру, пока она не затерялась среди других воинов, палаток и тумана.