Текст книги "Каста огня"

Автор книги: Петер Фехервари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Как прикажете, комиссар, – ровным голосом ответил покаянник.

– Мне неизвестно твое имя, солдат.

– Меня зовут Таш Жомбор, из солёнокровных крепостных Подкамер № 5.

– Ты гордишься своим происхождением?

– Я стыжусь его. Подкамеры – это полузатопленные тюрьмы, в которые бросают подонков Леты, чтобы они дрались там, тонули и умирали, – Жомбор оскалился, словно акула, и показал зубы, усыпанные драгоценными камнями. – Но, как и все корсары, я пробился наверх, к земле и свету.

– К искуплению?

– К покаянию и боли, – прорычал Таш. – Искупления нет, комиссар, есть лишь святые муки. Разве вы не слышали об Откровении Летийском? «Император обвиняет»!

Айверсон не ответил – Бирс ждал его у следующего поворота реки.

День 70-й – Клубок: Искупление и проклятие

Вендрэйк утверждает, что мы доберемся до лагеря конфедератов сегодня вечером. Признаюсь, что мне не терпится наконец-то увидеть Энсора Катлера: в кого бы ни превратился полковник, уверен, что с его помощью я смогу на шаг приблизиться к Приходу Зимы и собственному спасению. Мне, в отличие от летийцев, искупление не кажется невозможным. Я готов пострадать и умереть за Бога-Императора, но не хочу верить, что всё это зря. Должна же быть какая-то высшая цель в муках, которые мы терпим во имя Его?

Но, прежде чем я искуплю грехи, мне нужно пасть ещё чуть глубже.

Перед тем, как встретиться с Катлером, необходимо решить последнюю проблему. Я всё время откладывал это на потом, поскольку не был уверен в своих подозрениях. Провидение свидетель, я до сих пор не уверен, но полковник совсем рядом, и медлить больше нельзя. Слишком многое поставлено на карту, и сомнения недопустимы. Рив была права: я должен действовать.

И да простит меня Бог-Император, если я ошибаюсь…

– из дневника Айверсона

Разрубив очередную завесу лиан ударом мачете, Изабель выбралась на узкую полянку. Прогалину со всех сторон окружали гигантские грибы, шляпки которых высоко вверху срастались в узловатый, слизистый полог. Со спороносных пластинок струился рассеянный фиолетовый свет, и на этом участке джунглей царила маленькая ночь.

– Теперь мы уж точно достаточно далеко, – произнесла Рив, хмуро глядя на бледных существ, которые шмыгали по пластинкам мясистого «потолка». – Мы шли почти целый час, сэр.

– Ты права, – отозвался Айверсон у неё за спиной. – Это место не хуже любого иного.

Что-то в тоне комиссара заставило девушку обернуться. Оказалось, что Хольт держит в руке пистолет, направленный ей в голову, и на лице девушки быстро сменилось несколько выражений. В конце концов, Изабель остановилась на явном раздражении.

– Вы обещали мне правду, – тихо произнесла она.

Да, так и было, Рив…

Примерно в середине дня Айверсон приказал отряду остановиться. Не объяснив Вендрэйку причину задержки, комиссар попросил девушку последовать за ним в джунгли. Немного погодя Хольт сказал Изабель, что она заслужила узнать правду, но правда слишком опасна, чтобы открывать её в присутствии остальных. Ещё через некоторое время арканец подотстал и позволил кадету самой выбирать путь; так они и оказались на этой сумеречной прогалине.

Вполне подходящее местечко, чтобы покончить с нашей игрой теней, Изабель Рив.

– Значит, вы решили не доверять мне, – с вызовом произнесла девушка.

– Думаю, ты работаешь на Небесного Маршала, – ответил Хольт.

– Нет, – в её голосе не было и намека на страх, но Айверсон меньшего и не ждал.

– Ты появилась из ниоткуда и заявила, что тебя направила Ломакс – а я знаю, что это не так. Ты изображала зеленого новичка, но явно обладаешь большим опытом. Ты постоянно вынюхивала мои секреты, прицепившись ко мне, словно тень, – комиссар покачал головой. – Ты шпионка и наемная убийца, Изабель Рив.

– Тогда почему я пришла к вам на помощь в порченой деревне?

– Потому что без меня ты не добралась бы до Катлера.

– Вы ошибаетесь.

– Возможно, – с прискорбием признал Хольт, – но ты была права: ошибка суть меньший грех, чем сомнение. Я не могу дать тебе шанс убить Катлера.

Помолчав, он добавил уже более ровным голосом:

– Назови причину не стрелять в тебя.

Вздохнув, Изабель подняла руки ладонями вверх.

– Верховный комиссар Ломакс была моей матерью.

– Слишком театрально. Придумай что-нибудь получше, Рив.

– Ломакс держала мое существование в тайне и лично обучала меня. Она воспитала меня, превратила в оружие против Небесного Маршала. Я ненавижу Зебастейна Кирхера даже сильнее, чем ты – ведь этот выродок убил мою мать.

– Хорошая история.

– Честная история.

– Я не верю в это, – покачал головой Айверсон. – Думаю, это ты убила Ломакс. Верховный комиссар разгадала игру Небесного Маршала, и тебя послали заткнуть ей рот – так же, как до этого ты затыкала рот всем, кто угрожал Кирхеру.

Рив вздохнула.

– Твой наставник был прав. Ты дурак, Хольт Айверсон.

– О чем это ты?

– О комиссаре Натаниэле Бирсе, герое, которого ты предал в молодости. Он ведь был тебе вместо отца, не так ли? – Изабель кивнула, заметив удивление на лице арканца. – Да, я читала твое личное дело, но суть не в этом.

– Я не понимаю тебя, Рив.

– Тогда послушай вот что: Бирс искал тебя все эти годы. Наставник следовал за тобой по всей Галактике, но, когда наконец-то добрался до Федры и увидел, в кого ты превратился, то отвернулся от тебя. Кажется, это произошло три или четыре года назад.

– Невозможно. Натаниэль Бирс был убит десятилетия назад, на планете, о которой ты никогда не слышала, – чувство вины с новой силой охватило Айверсона. – Террорист поразил его иглой с чужацким нейротоксином, ядом, от которого медикае не знали спасения. Я видел, как умирал мой наставник.

И я видел его мертвым каждый день нашего странствия по Клубку. Кстати, Натаниэль и сейчас здесь, парит прямо у тебя за плечом. Обернись, Рив, и, быть может, тоже увидишь его!

– Но ты не видел, как умер Бирс, – возразила Изабель. – Ты оставил наставника гнить, но он выжил.

Девушка подарила Хольту ледяную улыбку, первую за всё время их знакомства.

– Нейротоксин уничтожил его плоть, но Комиссариат решил, что разум героя необходимо сохранить, и он получил новое тело. Никогда не встречала Бирса, но мама считала его выдающимся человеком. Хотя «человеком» твоего наставника уже сложно было назвать.

– Ты лжешь, Рив.

– Тогда откуда мне всё это известно?

– Потому что Небесный Маршал накидал тебе полуправд, которыми можно вот так вертеть! – в груди Айверсона пробуждалась ярость, подобная горящему змею, который жаждал нанести удар. Посмотрев мимо девушки, комиссар встретился глазами с Натаниэлем.

Конечно же, она права. Ты был мне вместо отца, старик. И мне жаль. Я все эти годы чертовски жалел тебя…

Айверсон заставил себя снова взглянуть на Рив.

– Ты лжешь, – бессмысленно повторил Хольт.

– Тогда застрели меня.

– Сделай это! – зашипел ему в ухо мертвый Ниманд. – Сучка тебе мозги полощет!

Хольт уже нажимал на спуск, как вдруг заметил Номер 27. Третья тень комиссара наблюдала за ним с другой стороны прогалины. В отличие от двух других, её появление было редким и драгоценным проклятием – с последнего визита мертвой девушки прошли недели. Как и всегда, при виде неё Айверсон преисполнился неизъяснимой грусти.

Что тебе здесь нужно? Что ты пытаешься сказать мне?

Проследив за взглядом комиссара, Изабель обернулась через плечо и посмотрела прямо сквозь Бирса, но ничего не заметила. Нахмурившись, девушка повернулась обратно к Айверсону, и арканец почти услышал, как напряженно она обдумывает свои шансы.

Да, Рив, я отвлекся. Сделай ход! Заставь меня выстрелить, докажи, что я был прав!

Но Изабель не двинулась с места. Несомненно, она заподозрила подвох.

Ну ладно, девочка.

Комиссар отступил на несколько шагов, подальше от кадета. Затем он медленно опустил пистолет и убрал в кобуру, но оставил руку возле оружия.

– Дома, на Провидении, у нас много старых легенд и обычаев, – сказал Хольт. – Иномирянину большинство из них покажутся бессмысленными, и, честно говоря, я тоже не понимаю смысла многих мифов.

Он с сожалением покачал головой.

– Но есть один, в истинности которого я не сомневаюсь. Он зародился во времена первых поселений и с тех пор течет, словно огненная вода, в крови каждого арканца, будь то аристократ или дикарь. Это легенда о Громовом Крае.

Айверсон заметил, что Бирс кивнул с редким одобрением. Старый стервятник родился на Провидении, и именно он рассказывал Хольту о традициях и былинах родного мира, с виртуозной логикой вплетая их в догмы Имперского Кредо.

– Громовой Край – тайное место, скрытое внутри каждого из нас, – продолжил арканец. – Это острие иглы в оке бури под названием «жизнь», решающий момент, который сломает тебя или вознесет в глазах Бога-Императора. Ты пройдешь по нему один только раз, но поход будет длиться целую вечность. Повернуть назад не удастся, и второго шанса не будет, поэтому идти нужно с огнем в сердце и сталью в хребте.

– Ты говоришь, как поэт, а не комиссар, – заметила Изабель, и в её голосе впервые прозвучала неуверенность.

– Все хорошие комиссары немного поэты, Рив. Словами мы орудуем так же, как и стволами. Когда применяешь их верно, твои подопечные добровольно идут на смерть.

– Значит, ты всё ещё считаешь себя хорошим комиссаром?

Он мрачно улыбнулся.

– Я знаю, что из меня плохой поэт.

– И ты хочешь сказать, что мы сейчас в твоем Громовом Краю, Айверсон?

– Нет, Изабель Рив, в твоем.

Пальцы аугментической руки рефлекторно дернулись, но ладонь из плоти и крови с идеальной неподвижностью замерла возле кобуры.

– Доставай пистолет, Рив.

Очень медленно и очень осторожно девушка подняла руки.

– Нет.

– Тогда я застрелю тебя на месте, наемная убийца.

– Я не стану играть с тобой в эту дурацкую «честную дуэль», Айверсон, – она явно разозлилась. – Не дам выстрелить со спокойной душой. Если убьешь меня – вся вина будет на тебе.

И они стояли так очень долго, оказавшись в безвыходном положении, и Хольт всё это время пытался найти правильный ответ в чувствах своих призраков. Словно матрос, ориентирующийся по черным звездам, он метался между злобой Ниманда, презрением Бирса и странным сочувствием мертвой девушки, но в итоге за Айверсона решила его собственная усталость.

– Выбрось оружие, – приказал он; Изабель осторожно повиновалась, стараясь не дать Хольту и малейшего повода счесть её поведение угрожающим. Комиссар кивнул. – Если пойдешь за мной, я тебя убью.

– Понимаю, – ответила Рив. Когда арканец повернулся уходить, она крикнула ему вслед: – Айверсон, ты же понимаешь, что сошел с ума, верно?

Остановившись, Хольт вновь окинул взглядом свои тени, задержавшись на Бирсе. Если девушка говорила правду, то его преследовал призрак ещё живого человека. Это хуже, чем тень настоящего мертвеца?

Ответа у Айверсона не нашлось.

– А ты думаешь, это имеет значение? – спросил он, но и у Изабель не нашлось ответа, поэтому комиссар вновь отвернулся.

Неужели я только что отступил от края бездны?

– У неё пушка! – заорал Ниманд.

Айверсон резко обернулся, и автопистолет как будто сам прыгнул ему в руку. Перед комиссаром выросла Номер 27 и раскинула руки, словно умоляя его о чем-то или предостерегая, но Хольт уже открыл огонь. Заряды, с брызгами эктоплазмы пробив мертвую девушку, вонзились в Рив. Кадет стояла неподвижно, и…

Какая ещё пушка? Она безоружна!

Первая пуля выбила Изабель правый глаз, вторая и третья оторвали половину лица. К ужасу Айверсона, она ещё была жива, падая на землю.

– Рив! – комиссар рухнул на колени рядом с ней, зная, что ничем не сможет помочь. – Изабель, послушай меня…

Уцелевший глаз девушки вертелся в глазнице, пытаясь отыскать Хольта.

– Айвеххх… шшооохх… – раздробленная челюсть превратила слова Рив в булькающее месиво, но она вцепилась в комиссара. – Тххы… убххх… людхх…

Вздрогнув в последний раз, Изабель умерла.

Арканец поднял взгляд на Ниманда и увидел, что призрак с жадной ненавистью смотрит на труп.

– Зачем ты это сделал? – спросил Айверсон.

– Это было единственное надежное решение, Хольт, – с тайным злорадством пояснил мертвый комиссар.

Айверсон открыл огонь в автоматическом режиме и превратил призрака в кружащиеся клочья эктоплазмы. Пистолет сухо щелкнул, и арканец механически вставил новый магазин взамен пустого. Хольт продолжал стрелять и перезаряжаться, пока последние фантомные комки не исчезли бесследно.

С тех пор он никогда не видел Детлефа Ниманда.

– А куда делась твоя подружка? – спросил Вендрэйк по возвращении Айверсона.

– Она больше не с нами, – ответил комиссар.

«Как и Модин», – подумал Хольт, твердо зная, что это не так. В отличие от огнеметчика, Изабель Рив обязательно вернется к нему.

Акт третий
ВОЗНЕСЕНИЕ

Глава одиннадцатая

ВОЕННЫЕ АРХИВЫ ПРОВИДЕНИЯ,

КАПИТОЛИЙ-ХОЛЛ

ДОКЛАД №: ГФ-067357

СТАТУС: *СЕКРЕТНО*

АВТ.: Генерал Таддеус Блэквуд, глава отдела собственной безопасности

ОЗН.: майор Ранульф К. Хартер, офицер-дознаватель (отдел собственной безопасности)

КАС.: Военные преступления – 19-й Арканский – пос. Троица, Вирмонт

СВД.: Примите к сведению, что данный населенный пункт находился в категории «содействующие повстанцам». Хотя жестокость, проявленная майором Катлером в ходе зачистки, вызывает сожаление, подобные инциденты неизбежны в военное время.

ЗКЛ.: Вам предписывается немедленно прекратить расследование событий в пос. Троица. Вопрос о наказании 19-го полка Конфедератов будет рассмотрен отделом собственной безопасности в надлежащем порядке. Дело закрыто.

Примечание: я хочу, чтобы Катлер и 19-й убрались отсюда в течение месяца. Дайте мужику полковничьи звезды и отправьте за пределы планеты. Катлер сделал то, что должен был, но он сорвиголова и слишком непредсказуем. Ему нельзя доверить подобную тайну. Если Инквизиция пронюхает о Троице, Провидение ждут немыслимые последствия.

– Вы – аномалия на Федре, Энсор Катлер, – заявил пор’о Дал’ит Сейшин с высоты своего тронного дрона, – но вы ведь всегда были аномалией, не так ли? Особенно для вашего начальства.

Беловолосый узник, сидевший на стуле за преградой силового поля, фыркнул в ответ.

– Ничего нового я от тебя не услышал, синекожий.

– Но я предлагаю вам выбор, от которого невозможно отказаться, – не отступал посланник. – В отличие от вашего Империума, Империя Тау приветствует лидеров с творческим мышлением. Такой человек, как вы, станет для нас бесценной находкой.

– Тогда открой карты, – Катлер наклонился вперед с лукавым выражением лица. За время заключения арканец похудел, в его облике проступило нечто волчье. – Говори начистоту, Си. Во что ты играешь здесь, на Федре?

О’Сейшин сложил пальцы домиком, тщательно обдумывая вопрос. Это было его двадцать пятое «собеседование» с Субъектом-11, но человек оставался таким же упрямцем. Возможно, пришло время всадить клинок чуть поглубже.

– Федра не имеет значения, – объявил посланник. – Война здесь – нечто вроде ямы для отходов Империи Тау, и мы не намерены её выигрывать. Продолжение конфликта служит Высшему Благу, в отличие от возможной победы.

– Ты хочешь сказать, что эта война – бутафория? – с горечью произнес Катлер.

– Не совсем так. Сражения вполне реальны, но при этом бесцельны. Одна рота ваших хваленых космодесантников могла бы захватить Федру за неделю, несколько опытных полков Гвардии – за год, но Империум осознанно направляет сюда худших своих солдат. Некомпетентных, сломленных, психически неуравновешенных, тех, кто утратил волю к победе и веру в себя.

– По-моему, ты оскорбляешь 19-й, – огрызнулся полковник.

– Как я уже отмечал, – успокаивающе поднял руку о’Сейшин, – иногда через сито отбора проникают аномалии вроде вас.

– То есть настоящие бойцы? – Катлер покачал головой. – Нет, на это я не куплюсь. Зачем бы Империуму играть в поддавки?

– Империум не играет в поддавки. Как и мы, он просто не хочет выиграть.

– И зачем вести войну, победа в которой никому не нужна?

Посланник тау скривил лицо, пытаясь изобразить человеческую улыбку. Он неустанно практиковал эту гримасу и считал, что добился весьма неплохих результатов.

– Отвечу вопросом на вопрос, Энсор Катлер. Скажите, с кем ваш Империум сражается на Федре?

– Не понимаю, о чем ты.

– Обратимся к фактам. Аборигены-саатлаа многочисленны, но примитивны, и их военный потенциал ничтожен. Ауксиларии-наемники иных рас эффективны, но их мало. Что касается моих сородичей… – о’Сейшин развел руками. – Сколько тау вы повстречали на Федре, Энсор Катлер?

– На одного больше, чем нужно, Си.

– Тогда вам повезло, поскольку я думаю, что на всей планете осталось не более двух тысяч тау. Весьма контрастирует с сотней тысяч имперских гвардейцев, не так ли? – посланник сделал паузу, давая Катлеру время обдумать цифры. – Спрошу вас вновь: с кем же Империум сражается на Федре?

– С перебежчиками, – мрачно ответил полковник, – но такой масштаб предательств…

– Был очень тщательно рассчитан, – спокойно закончил о’Сейшин. – На протяжении десятилетий тау отводили своих бойцов, пока вы пополняли наши ряды. Ваш Империум бросает людей в бездну, а мы даем им надежду. Вы воевали сами с собой, Энсор Катлер.

– И всё-таки для тебя это просто игра, верно?

– Напротив, – возразил тау, – мы преследуем важную цель и несем искреннее послание. Федра представляет собой рабочую модель, микрокосм будущего, которое наступает прямо сейчас. Пока Империум отвлечен этим локальным конфликтом, наши агенты – люди! – ведут истинную войну за пределами рубежного мира, завоевывают сердца и души обитателей субсектора. Везде, куда бы ни пришли наши посланцы, они находят недовольство жизнью и жажду чего-то лучшего. Ваша раса, друг мой, не так едина, как пытается показать Империум.

– У тебя что, есть ответы на все вопросы?

– Не на все, – признал о’Сейшин, – но на многие. Например, психическое заболевание, терзающее человеческую расу – вы, кажется, называете его «Хаосом», – не встречается у тау.

Катлер словно застыл.

– Это потому, что у вас, синекожих, нет души.

– Возможно, в таком случае цена обладания душой слишком высока, – серьезно ответил посланник. – Вот ещё несколько фактов, Энсор Катлер: ваш народ силен, но подвержен недугам старости. Моя раса полна жизни, но склонна совершать ошибки молодости. По отдельности мы уязвимы, но вместе можем стать несокрушимыми. Тау вам не враги.

О’Сейшин откинулся на троне, ожидая неизбежно саркастического ответа, но полковник молчал, а глаза его блестели от раздумий. Удивленный посланник решил продолжить.

– Федра – это жертва, приносимая во имя Высшего Блага двух народов, Энсор Катлер. В глубине души вы понимаете, что Империум содрогается в агонии. Не умирайте вместе с ним. Не позвольте вашим людям умереть за него.

Узник выглядел крайне обеспокоенным, почти жалким, и в этот момент о’Сейшин готов был поверить, что гуэ’ла – обреченная раса. Он нетерпеливо наклонился вперед, чувствуя близость победы.

– Скажите мне, Энсор Катлер, вам знакомо имя «Авель»?

Метель вернулась, жаждая отмщения, но вокруг стало теплее из-за яростного пламени, пожиравшего убитый город. Скъёлдис, северная ведьма, помнила, что в ту ночь потела под тяжелыми одеяниями.

Внезапно она вспотела и сейчас.

Троица опаляет холодом…

Женщина вздохнула, не желая вновь переживать это воспоминание, но, если уж кошмар начинался, то всегда доходил до конца. Смирившись, северянка зашагала через площадь к ненавистному храму, огибая обугленные конечности, которые торчали из-под снега. Вералдур шагал у неё за спиной, держа топор в руках на случай, если какой-нибудь одинокий культист, переживший бойню, вздумает атаковать Скъелдис. Ведьма вспомнила, что на полпути к церкви какой-то безумец с расколотым лицом должен выскочить из сугроба, и в этот раз вовремя указала на него своему стражу. Культист перестал быть проблемой; правда, вералдур всё равно бы его перехватил, но предупреждение ускорило события.

Белая Ворона и старый Элиас Уайт ждали её у тяжелых дубовых дверей храма. Рядом с ними выстроились три отделения лучших бойцов полка – серобокие, примкнув штыки к лазвинтовкам, прикрывали вход. Тут же вышагивала пара «Часовых», боевые машины беспрерывно наклонялись и поворачивались в «поясе», держа здание на прицеле. В радужном свете, который струился из витражного окна наверху, люди и шагоходы превращались в рваные тени, хрупкие и нереальные.

«И это – самая настоящая истина», – подумала Скъёлдис.

– Ты призвал меня, майор Энсор Катлер, – сказала она вслух, ещё раз отыгрывая роль из собственной жизни.

– Именно так, госпожа Ворон, – тогда Энсор впервые посмотрел ей в глаза, хотя до этого частенько втайне поглядывал на северянку, думая, что она не замечает. С того самого дня, как Скъёлдис оказалась в полку, Катлера привлекала её странность, но благоразумие майора мешало сближению.

Тогда, в этом искаженном городке, влечение стало необоримым, а их союз со Скъёлдис – неизбежным.

Энсор указал на блистающий поток радужных лучей.

– Поскольку вы, леди, наш санкционированный шаман, я решил, что у вас найдется какое-нибудь объяснение этому.

– Великий Чорв отравил это место, – ответила она. – Проявив мудрость, ты отсек ему крылья, но сердце твари всё ещё бьется. Найди и уничтожь его.

– Ну, не похоже, что с поисками у нас будут проблемы, – с показной беспечностью произнес Катлер, – а вот насчет второй части…

Он открыто и дерзко улыбнулся северянке.

– Может, выйдет что-нибудь интересное.

– Я пойду с тобой, – сказала женщина.

Имелся ли у меня выбор, или прошлое было предопределено, как и этот сон?

– Буду рад иметь тебя под боком, Ворон.

– Меня зовут не так, Энсор Катлер.

Майор кивнул, обдумывая ответ.

– Возможно, когда всё это закончится, ты назовешь мне более достойное имя, но сейчас… – он повернулся к храму, – у меня под ногой змея, которую нужно раздавить.

– А ну, придержи коней, Энсор! – запротестовал Уайт. – Я тебе говорю, надо сжечь это гнездо язычников, как мы спалили остальной город. И вообще незачем нам лезть внутрь…

– Боюсь, что есть зачем, – возразил Катлер. – Сожжения может не хватить, Элиас. Мы должны убедиться, что всё кончено.

Конфедерат повернулся к Скъёлдис, впервые ища её одобрения.

– Я прав, леди?

– Ты не ошибаешься, – подтвердила она. – Если зло ускользнет, то укоренится в другом месте.

– С каких это пор ты стал её слушаться, Энсор? – Уайт подозрительно взглянул на друга. – Она ведьма, а мы в городке, который из-за колдовства в Преисподние провалился. Откуда нам знать, может, порча и внутри неё сидит!

– Хватит! – рявкнул Катлер, но затем смягчил тон, сообразив, чего испугался старый друг. – Элиас, я не прошу тебя идти с нами.

– Погоди, Энсор, ты ж понимаешь, я не это имел в виду… – но облегчение в голосе Уайта выдало его. Старика чуть не тошнило от ужаса, как и всех серобоких, стоявших лицом к храму. Всё они прошли через неописуемо кровавые побоища, но страх, повисший над городком, был хуже любого врага из плоти и крови. Каждый солдат чувствовал, что в Троице он рискует не только жизнью, но и чем-то гораздо большим.

– Ты ж знаешь, я за тебя горой, – неловко закончил Элиас.

– Конечно, старый друг, но мне нужно, чтобы ты оставался здесь и прикрывал нам спины. На случай, если что-нибудь проскочит наружу, – майор повернулся к северянке. – Есть идеи, с чем мы тут столкнулись?

Вздохнув, она проговорила наскучивший текст кошмара.

– У Великого Чорва много обликов и ядов, Энсор Катлер. Некоторые вливают в сердца горечь черных страстей или исступлений с запахом роз. Другие искажают разумы невероятным отчаянием или отчаянными возможностями. Ярость и похоть, страдания и амбиции – всё это игрушки Чорва-в-Сердце-Мира, но все они равно совращают души и лепят тела, словно комок глины, с которым забавляется безумный ребенок.

Женщина видела в разуме майора, что он пытается пошутить – весело или издевательски, неважно, лишь бы принизить угрозу в её словах.

«Так, а какая плохая новость?» – хотел сказать офицер, но Скъёлдис не сжалилась над ним, заткнув рот ледяным взглядом.

Над Великим Чорвом нельзя насмехаться, Энсор Катлер. Интересно, выучишь ли ты когда-нибудь этот урок?

А потом демонический колокол прозвонил вновь, и неуместные шутки остались непроизнесенными. Ужас сгустился над бойцами, будто враждебный туман, и ведьма знала, что каждый из них молится об избавлении. Просит, чтобы его не заставили входить в опоганенный храм.

Кроме того, Скъёлдис понимала, что им нечего бояться, поскольку тяжкий жребий раз за разом выпадал Катлеру, самой ведьме и её вералдуру – и так будет всегда.

– Псайкер, – прожужжал в её разуме голос, сухой, словно мощи, и невероятно далекий. – Ты слышишь меня?

Слова отозвались в мире беспокойной рябью. Снежные вихри мгновенно замерли, и воспоминание о Троице исчезло, унося городок и людей обратно в забвение. Женщина вздохнула, увидев проступающий из хаоса зазубренный силуэт.

– Здравствуй, Авель, – сказала она.

Оди Джойс несгибаемо стоял на берегу реки в броне зуава, словно ржавеющая статуя, и наблюдал за «Часовыми». Вернувшиеся в лагерь шагоходы вели за собой канонерку, на носу которой возвышался человек, настолько неподвижный, что тоже мог сойти за статую. Хотя высокая фуражка новоприбывшего куда-то делась, его призвание было понятно всем. Явился комиссар, на поиски которого уходил капитан Вендрэйк.

– Судя по лицу, он устроит тут Семь Преисподних, – пробормотал Оди в разбухшие от жизни воды, где спал убитый святой. Юноша знал, что Гурди-Джефф превозмог смерть, как всегда делали истинные герои Империума. Праведник следовал за своими палачами в сердце Клубка, проплывая над илистым дном и касаясь снов серобоких, но только Джойс оказался достоин его благословления. Именно оно привело парня из «зеленых кепи» в рыцарское братство, и неизвестно было, где Оди окажется в итоге.

Кровь… для… Бога-Императора…

– Вы что-то сказали, пастырь? – спросил по воксу другой зуав.

Сообразив, что оставил канал связи доспеха открытым, Джойс улыбнулся. При всех своих знаниях и умениях, рыцари внимали каждому слову юноши; быстро приближался день, когда он сместит старпера Мэйхена и возглавит братство. Конечно, их осталось не так уж и много, но всё равно выйдет очень даже неплохо. Император и дядя Калхун будут очень сильно гордиться им.

– В лагерь только что вплыло Покаяние, братья, – объявил Оди по общему каналу, прочитав название корабля, – и скоро за ним последует Боль.

– Что это за безумие? – прошипело создание. Его силуэт бешено колебался, пытаясь обрести форму посреди забвения. – Где ты, псайкер?

– Я сплю, Авель, – ответила Скъёлдис, – и ты вторгся в мои грезы.

Призрак обдумал услышанное.

– И ты видишь во сне вот это?

Растерянность гостя говорила о многом. Он – если, конечно, Авель был мужчиной – не владел искусством вюрда. Мало что понимал в Имматериуме, а интересовался им ещё меньше. Его образ в разуме северянки создавал астропат, передаточная станция в человеческом теле, натренированный отправлять через пустоту телепатические сообщения. Собственное имя «передатчика», как и всё остальное, некогда делавшее его личностью, давно уже растворили едкие потоки информации. Он был могучим псайкером, но при этом ничем. Разум астропата казался ярким светом, сияющим из пустой скорлупы.

Сам Авель был далеким призраком внутри этой оболочки, теневой проекцией, недосягаемой для Скъёлдис. Ведьма часто запускала незаметные пси-щупы, пытаясь коснуться его разума, но всегда натыкалась на пустоту. Казалось, что Авель вообще лишен психической составляющей. Вынужденно положившись на интуицию, женщина выстроила образ собеседника по его словам, но итог оказался настолько же раздражающим.

Манерой речи Авель отличался от всех людей, когда-либо встреченных северянкой. Он говорил с искаженными модуляциями и выражался неестественно – мыслями визави, казалось, управляли только тактика и логистика, его как будто заботила одна лишь война.

– Тебе здесь не рады, – произнесла Скъёлдис.

– Я запрашиваю Противовес, – четко ответил Авель, отметая как маловажные детали и её грубые слова, и собственное пребывание в чужом сне. – Маятник должен упасть на Корону.

Северянка нахмурилась: приверженность собеседника к аллюзиям и кодовым словам раздражала даже сильнее его холодности.

– Это невозможно, – возразила она. – Наши силы разделились.

– Разделились? Как так? Почему так? – затараторил Авель. – Согласно моим инструкциям, вы должны были постоянно поддерживать единство имеющихся подразделений!

Презрение в его голосе возмутило Скъёлдис.

– Наше положение весьма изменчиво. Возникло беспокойство среди офицеров, мы слишком долго ждали…

– И ожидание закончилось. Конвой недавно присягнувших янычар направляется к Короне. Прибытие через трое суток, я перенаправлю их к вашей позиции.

– Мы не готовы.

– Следующая возможность появится лишь через несколько… месяцев, псайкер.

– Дай мне неделю.

– Возможно, у меня не будет и недели, – ответил Авель. – Мое положение пошатнулось, несколько агентов были раскрыты.

– Они предадут тебя? Им известно, кто ты на самом деле?

– Никто этого не знает, – отрезал собеседник. – Даже высохший телепат, который передает мой голос.

– Тогда почему ты так испуган?

– Я не испуган, – с редкой для себя страстью прошипел Авель, – но тау из касты воды умны и коварны! О’Сейшин, это древнее чудище, подобрался слишком близко.

– Зачем же ты заманил его в Диадему?

– Там посланник уязвим! Он – истинный творец тупика, в который зашла эта война, и он же – путь к выходу из него.

– А что же Приход Зимы и Небесный Маршал?

Образ замерцал, но ничего не ответил.

– Кто ты, Авель? – спросила Скъёлдис.

– Ты чертов придурок, Вендрэйк! – зарычал Мэйхен, топая к другому капитану, который как раз выпрыгивал из «Часового». – Притащил змею прямо в лагерь!

Джон ткнул бронированной железной лапой в сторону покрытого шрамами человека на канонерке.

– Он сдаст нас при первой же возможности!

Серобокие, столпившиеся на берегу реки, согласно забормотали.

– Да, он комиссар, но коренной провиденец! – рявкнул Хардин, перекрывая растущий гомон. – И честно разберет наше дело!

Правда, уверенности в голосе кавалериста не было.

– Мы убили имперского исповедника со свитой! – насмешливо напомнил Мэйхен. – После такого нет пути назад.

Солдаты взревели в знак поддержки и подступили к амфибии, будто стая шакалов.

– Вы правы, – объявил комиссар, вступая на сходни. – Обратного пути нет.

Он не кричал, но всё равно пробился через шум толпы и словно бы сдул его, как холодный ветер. Никто из солдат не смог выдержать ищущего ледяного взгляда незнакомца; отвернулся даже яростно заморгавший Джон Мильтон.

Комиссар кивнул с бесконечной усталостью, словно уже видел всё это прежде.

– Если ты так далеко прошел по дороге в ад, остается только идти вперед.