Текст книги "Дело покойного штурмана (ЛП)"

Автор книги: Перкинс Уайлдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Уайлдер Перкинс

Дело покойного штурмана

Аннотация:

Флотский офицер Бартоломей Хоар, вследствие ранения лишенный возможности нести корабельную службу, исполняет обязанности адмиральского порученца в военно-морской базе Портсмут. Случайное происшествие заставило его заняться расследованием загадочного убийства… Этот рассказ является приквелом к серии исторических детективов Уайлдера Перкинса.

Дело покойного штурмана

– 1 —

– Эй, эй! Эгей!

Эти возгласы доносились не от повозки, стоявшей на залитом лунным светом мосту перед остановившимся Бартоломеем Хоаром, а откуда-то снизу. Там метался желтый луч света, похоже, что от фонаря. Хоар натянул поводья и прислушался. Возглас повторился.

Хоара ожидала уютная постель в его апартаментах в гостинице «Своллоуд-Энкор» в Портсмуте, но неистребимое любопытство было его постоянным проклятием.

Внизу стояла грузная фигура, с фонарем в одной руке и стропом в другой. Концы этого стропа были пропущены через подмышки обнаженного тела. Седая голова этого тела была повернута на неестественный угол, и большая рана в горле была подобна второму ухмыляющемуся рту.

– Кто он? – прошептал Хоар. Он потерял голос десять лет назад, и с тех пор был способен только на шепот.

– Не имею ни малейшего понятия, добрый человек. – Толстяк попытался протащить труп вверх по склону. – Да и какая разница?

– Но… куда вы его тащите?

– В мою повозку, глупец. Не нужно шептать: он не услышит. Он вполне мертв, знаешь ли. Но тяжелый, подлец. Спустись вниз и помоги мне.

Хоар подчинился приказному тону, слез с коня и привязал поводья к правой раковине[1] стоявшей на мосту повозки. Осторожно спустившись вниз по склону, он схватил труп за обнаженные ноги, держа их по бокам на манер ручек двухколесной тачки. Неприятный запах свидетельствовал о начавшемся разложении трупа.

– Эй, поосторожнее толкай, тупица! Так можно разбить ему голову. Коли испортишь эту прекрасно сохранившуюся голову, то будь я проклят, если заплачу тебе хоть полпенни.

В голове самого Хоара наконец прояснилось.

– Вы меня с кем-то спутали, сэр, – прошептал он. – Я не подручник похитителя трупов. Я лейтенант королевского флота, в чем вы сможете убедиться, посветив на меня своим фонарем.

Толстяк так и сделал.

– О господи! – только и сказал он.

– И я предполагаю, сэр, – продолжил Хоар, – что вы хирург, который раздобыл тело для анатомического исследования.

Толстяк расстроено пожал плечами.

– Вы меня разоблачили, сэр. Но пока вы будете решать, как поступить со мной, не угодно ли… – он взмахнул фонарем.

При его свете Хоар рассмотрел тело, которое он помогал тащить.

Жертва на вид была средних лет или постарше, полного, дряблого телосложения – телосложения человека мощного, но уже обрюзгшего. На его груди виднелась поблекшая со временем татуировка – военный корабль под всеми парусами и девиз: «Мы к славе держим курс».

Это осложняло ситуацию. Одно дело – смотреть сквозь пальцы на похищение хирургом трупа для анатомических целей, и совсем другое дело, когда труп оказывается коллегой – военным моряком.

Хоар уронил ноги покойного.

– Я не могу закрыть глаза на это. Он британский моряк.

– О, господи, – повторил толстяк. – Что же мне делать?

– Для начала поднимем его на мост, – Хоар снова взял покойника за ноги. – Затем мы обсудим создавшееся положение. Кстати, кому я имею честь оказывать помощь?

– Данворти, сэр, – ответил толстяк. – Доктор Самуэль Данворти с Дерли-стрит. По соседству с епархией Уолтэм, если угодно.

Название епархии Уолтэм говорило Хоару не больше, чем название улицы Дерли-стрит.

– Терапевт и хирург, сэр, – продолжал Данворти. Насколько Хоар был в курсе, терапевты считали себя джентльменами, которых приглашали обедать в господской зале, по сравнению с простыми хирургами, при обращении к которым использовалось слово «мистер», а не «доктор», как к терапевту, и кормили их со слугами, если вообще кормили. Почти немой Хоар прекрасно знал, что корабельные хирурги по большей части не заслуживали лучшего.

– Хоар[2], – в ответ представился он шепотом.

– Не нужно грубить, сэр, – заметил Данворти, отвернувшись. – Я такой же джентльмен, как и вы.

– Я имел в виду свою фамилию, сэр, а не вашу профессию, – ответил Хоар.

– Прошу прощения, сэр. А теперь, давайте поднажмем. Раз – два – три! Ну вот, мы и на месте.

– А теперь, сэр, – начал Хоар, – не соизволите ли вы объясниться. – Он отступил в темноту и – просто на всякий случай – стал нащупывать пистолет, торчавший в седельной кобуре его лошади.

Доктор Данворти вздохнул:

– Начну in media res[3]. Сэр, я нашел этот труп под мостом, именно в том месте, которое было указано в присланной мне записке.

– Записка с вами?

Доктор Данворти протянул Хоару клочок мятой бумаги.

– Я занимаюсь, сэр, некоторыми исследованиями, касающимися взаимодействия различных желез – надпочечных, шишковидных, щитовидных, слюнных, тестикул, если говорить конкретней. Я надеюсь установить доселе неизвестные связи между ними, и представить свои открытия Королевской академии. И действительно, моя предварительная лекция на эту тему прошлым вечером здесь, в епархии Уолтэм, была хорошо принята. Мои исследования нуждаются во вскрытии человеческих тел. Замена их животными, такими, как овцы или свиньи, для моих нужд совершенно не годится. В этих целях я связался с несколькими… э-э… поставщиками трупов. Мы оба, разумеется, знаем, что это незаконно. Но интересы науки, я убежден, должны иметь…

– Попрошу ближе к делу, доктор. Время позднее.

– Хорошо. Я нашел это послание под моей входной дверью несколько часов назад. Оно не могло происходить от моих обычных источников, так как те совершенно неграмотны.

– Что вы обычно делаете с останками?

– Разумеется, я хороню их, сэр, как следует, с молитвой. А как же иначе?

Хоар видел, что доктор Данворти будет еще долго разматывать цепь своих рассуждений, пока доберется до жвака-галса[4], и снова прервал его.

– Как далеко отсюда до Дарли-стрит?

– Дерли-стрит, сэр. Около епархии Уолтэм. Всего с полчаса неспешной езды. Впереди дорожная развилка, нам налево. Затем еще раз свернуть налево, потом направо, и мы на месте.

– Превосходно. – Хоар забрался на скамью повозки рядом с Данворти. – Уже поздно, и мне не добраться до Портсмута сегодня вечером. Я сопровожу вас и убедительно попрошу предоставить мне стол и кров.

Он поймал себя на том, что, как частенько случалось, стал имитировать речь своего визави, только шепотом. Не раз его обвиняли в передразнивании.

– С великим удовольствием, сэр, – голос доктора такового не выражал. Он хлестнул вожжами по крупу своего пони. Животное встрепенулось и потрусило по дороге. Хоар примечал путь: ему понадобится вернуться на это место при свете дня.

– Подайте-ка мне вашу лампу, – приказал Хоар, и доктор без слов подчинился. При ее свете Хоар изучил записку. Большими буквами, на довольно тонкой бумаге, было написано краткое сообщение:

«Для вас есть тело. Прибудьте на место, отмеченное на плане. Плата как обычно».

– Что значит обычно?

– Пять фунтов, сэр, – ответил доктор шепотом. – Текущая цена трупа в этих окрестностях. Я слышал, что в Лондоне в два раза дешевле – игра спроса и предложения, я полагаю.

Данворти сообразил, что он копирует шепот Хоара, и уже нормальным голосом добавил:

– Деньги все еще при мне, так как на месте не оказалось никого, кому я мог бы их вручить. Так что я сэкономил, хе-хе, на один труп. – Эта мысль, похоже, подбодрила его. – А почему вы шепчете, сэр? В этом нет никакой необходимости, как я вам уже говорил.

– Старая боевая рана, если вам интересно это узнать, – ответил Хоар.

В битве «Славное Первое Июня» 1794 года, где он участвовал в качестве первого лейтенанта 38-пушечного фрегата «Стегхаунд», мушкетная пуля на излете повредила ему голосовые связки, лишив возможности произносить что-либо чуть громче болезненного карканья. А так как команда любого флотского офицера должна быть услышанной на марсах в любой шторм, то капитан «Стегхаунда» с сожалением списал его на берег с самыми наилучшими рекомендациями. И только по этой причине отчаявшемуся Хоару нашлось место в штате портового адмирала Портсмута. С тех пор до нынешнего дня, достигнув солидного возраста – сорока двух лет, он служил порученцем по многим вопросам, не требующим громового голоса. Служба держала его вдали от сельской местности, где проживала его семья; он находил вонь льял и крысиную беготню предпочтительнее вони свиного навоза и мельтешения цыплят.

Но никогда прежде перед ним не вставала проблема расследования убийства пока еще безымянного моряка.

К концу поездки Хоар достаточно хорошо, несмотря на темноту, рассмотрел внешность доктора, чтобы понять, что тот выглядит гораздо более ухоженным, чем обычный холостяк, и пришел к выводу, что доктор женат или имеет другую женщину, поддерживающую его в порядке. Вскоре этот вывод подтвердился – дверь открыла миссис Данворти, держа в руках оплывшую свечу, тщетно пытаясь прикрыть ее одной рукой от порыва наружного воздуха. Насколько Хоар мог рассмотреть ее в свободной ночной пижаме, телосложением она напоминала фигуру супруга.

Зевающая женщина предложила им по куску ветчины и вчерашнего хлеба. Позаботившись о своей лошади, Хоар, с переметной сумой и провизией в руках, поднялся в мансарду, где ему была предложена комната. Вероятно, это была комната их сына – вырос и уехал? умер? – так как в одном углу стояла игрушечная лошадь, а в другом – корзина с детскими строительными кубиками.

Кровать была коротковата для его худощавого, но высокого тела, однако не короче большинства подвесных коек, которыми он пользовался во время своего пребывания на море. Сняв внешнюю одежду, он завернулся в пыльные одеяла и попытался уснуть. Но сон не шел…

Вопрос за вопросом возникали в его мозгу, тщетно ища ответа. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Как покойный оказался в том месте, под ивой в долине, как выразился Данворти? Не был ли он убит охотниками за трупами, как в шокирующем деле Бёрка и Хаара, недавно случившимся в Шотландии?

Кем был покойный? Вряд ли боцманом или констапелем – тело довольно рыхлое и слабое. Возможно, казначеем или штурманом. Так кем же?

Имена, имена…

Фамильное имя Хоару досталось, естественно, от отца, Джоэля Хоара, оркнейца, ведущего свой род от викингов. Бартоломей начал защищать свое доброе имя кулаками и ногами задолго до того, как вырос из коротких штанишек. А перед тем, как капитану Хоару удалось пристроить своего сына мичманом на бриг «Битл», юный Бартоломей распорол ляжку одному насмешливому однокласснику столовым ножом. К настоящему времени только безрассудно храбрый человек мог позволить себе высмеивать доброе имя Бартоломея Хоара; пистолетом, шпагой или саблей он наносил удар так, как считал нужным сообразно тяжести оскорбления. Однако он всегда избегал убийства своих оппонентов.

Хоар оказался единственным офицером «Битла», пережившим сильнейший сентябрьский ураган последнего года американской войны, когда океан-вдоводел смёл всех до последнего человека с квартердека. Но этим дело не ограничилось: по пути в Галифакс с временной оснасткой ему повстречался небольшой американский приватир, который был взят Хоаром с помощью военной хитрости и приведен в Галифакс. Это стало умеренным, но все же триумфом молодого офицера. Так что Хоар был на пути к широкой известности, когда французская пуля прервала его карьеру.

Был ли Данворти замешан в этом убийстве? Если нет, то кто? К тому же, почему сам Хоар остановился на мосту? С этими мыслями он постепенно погрузился в сон.

– Поделитесь со мной вашим мнением о том, кем был этот человек при жизни, – прошептал Хоар на следующее утро, когда он и Данворти склонились над останками, лежащими в безупречно чистом хирургическом кабинете.

– Судя по татуировке, он был человеком вашей профессии, как вы уже сами сказали. – удивительно нежными пальцами доктор нажал на мягкий живот трупа. Как будто протестуя, тело издало поток дурно пахнущего газа. – Печень увеличена. Очевидно, он чрезмерно налегал на спиртное. Печальная слабость, которой, боюсь, я тоже подвержен.

Он выпрямился, проворчав:

– Давайте покинем это место и перейдем в гостиную, где я представлю мои заключения в более комфортных условиях.

Миссис Данворти, по всей видимости, была хорошо вышколена, так как кофе, сыр и печенье уже ожидали их. Джентльмены уселись напротив незажженного камина.

– Итак, сэр, вот вам мое мнение. Покойный был человеком, перевалившим пять десятков, сравнительно здоровым, но в плохой физической форме. Грубые черты лица предполагают простонародное происхождение. Думаю, вы согласитесь со мной, что, вероятно, он начинал свою службу с низких ступеней карьерной лестницы и добрался до… Я не вполне знаком со званиями в королевском флоте. но он, возможно, стал… не вполне офицером, а…

– Уорент-офицером[5], – подсказал Хоар. – Старшим подштурманом, а возможно, и самим штурманом. Когда он умер?

– Часов двенадцать назад, или немного раньше. Если бы мы не двигали это тело почти беспрерывно, оно бы окоченело в большей степени.

– Допускаете ли вы самоубийство? – спросил Хоар.

– Совершенно исключено, сэр. Primo, будет ли человек обнажаться перед совершением felo-de-se[6]? Не в нашем климате. Secundo, я не нашел следов крови под мостом, а труп был уже обескровлен. Куда же девалась кровь? Tertio, человек, режущий сам себя ножом, всегда делает более одного разреза. Здесь же удивительно четкий разрез. Нет, сэр, он не совершил суицида. Мой бог, нет.

– Как, в таком случае, он был убит?

Доктор Данворти приподнял брови.

– Субъект не был утоплен, не был отравлен, не был убит дубиной. Ему перерезали горло, весьма профессионально перерезали. Решительно, в обоих смыслах этого слова. Вы можете довериться моему мнению.

– Н-да… – Хоар встал на ноги, – мне нужно вернуться к тому месту, откуда мы приехали, и осмотреть окрестности. Насколько я понимаю, сэр, вы не видели там одежды покойного?

– Нет, – ответил доктор. – Ничего, что могло бы принадлежать ему. Было уже темно, если вы помните.

– Я еще вернусь. А пока вы должны воздержаться от вскрытия тела.

– Может, слюнные железы… – произнес доктор Данворти жалким тоном.

– Нет, никакого хирургического вмешательства, доктор.

Хоар подозревал, что слюнные железы расположены где-то в голове, а та ему понадобится для идентификации убитого.

– Далее, с сожалением вынужден предупредить вас, что вы должны сохранить тело нетронутым следующие двадцать четыре часа.

Доктор взглянул на него с тревогой:

– В летнее время? Вы наверняка должны понимать…

– Мне понятна ваша озабоченность, сэр. Тем не менее, я настаиваю на этом. А если вы сделаете что-нибудь с телом, что затруднит его идентификацию, я не отвечаю за возможные последствия. Кроме того, – добавил Хоар, – вы не должны покидать окрестности.

– У меня и в мыслях этого не было, сэр. Я редко путешествую даже до Саутгемптона. Но почему вы налагаете этот запрет на меня? Кем я являюсь сейчас в отношении закона?

– Если вы беспокоитесь по поводу приобретения вами человеческого трупа в анатомических целях, то это не моя забота. Я нахожу закон в этом отношении глупым. Как иначе ваша братия может пополнить свой жалкий запас знаний о ваших пациентах? Моя забота – этот явно королевский моряк, запись о котором должна быть сопровождена пометкой «исключен из списков как умерший».

Доктор Данворти вздохнул с облегчением.

– Но, – продолжал Хоар, – если иметь в виду обстоятельства смерти этого человека, то вы остаетесь под подозрением. Я вынужден напомнить вам, сэр, что, по вашему собственному признанию, вы купили это тело. Более того, этот человек не просто умер, а был убит, и не исключено, что вами.

– О боже, – произнес толстяк. – Значит, я арестован?

– Я не имею права арестовывать гражданское лицо, сэр, но вам лучше последовать моему совету.

Хоар повернулся и оставил хозяина повисшим, так сказать, на перилах своего крыльца. Хоару также было не по себе – он совершенно не представлял, как в таких случаях поступают лондонские полицейские.

Хоар быстро добрался до моста через ручей Хэмбл. На ближнем берегу расположились трое беспризорников – ранних пташек. Один из них в этот момент выуживал из потока какой-то намокший материал синего цвета, другой любовался найденной шляпой, которую можно было безошибочно определить как элемент морской униформы.

Хоар вложил в рот два пальца, издал оглушительный свист и пришпорил свою лошадку. Сорванцы вскрикнули, бросили свою добычу и пустились прочь.

Хоар слез с лошади. Как он и предполагал, синий объект оказался морским мундиром, густо запятнанным на груди. Он походил на мундир Хоара, только пуговиц было меньше – различие, которое мог заметить только наметанный глаз. Покойный на самом деле был уорент-офицером, а не королевским офицером как Хоар. В мундире обнаружился кошелек: кожаный, своеобразный, морщинистый – и пустой. Дело рук поставщиков трупов доктора, решил Хоар.

Как и говорил доктор, следов крови в окрестностях не наблюдалось, хотя с такой раной человек должен был залить своей кровью все вокруг за несколько секунд. Очевидно, его убили в другом месте, раздели и принесли сюда; остальная одежда осталась далеко или уплыла вниз по ручью.

На почве виднелось несколько комплектов следов, слишком хаотичных, чтобы Хоар мог определить, каким видом активности здесь занимались. Одни следы принадлежали, по-видимому, доктору Данворти. Данворти, хоть и толстяк, обладал немалой силой – достаточной, чтобы самому убить человека: ведь он тащил тело вверх по склону небезуспешно. Таким образом, доктор был главным подозреваемым – на данный момент, увы, и единственным. Кому же принадлежали другие следы?

А возможно, доктор лукавил: он заплатил своему поставщику как обычно и просто притворился, что не заплатил. Но тогда зачем он звал на помощь?

Кроме того, по мнению Хоара, Данворти не был человеком, склонным к убийствам. Конечно, медики, со своими дурацкими кровопусканиями и слабительными средствами, убивали не меньше народа, чем спасали, но в целом они это делали не специально. По большей части они были гуманным, хотя и циничным, племенем.

Затем, размышлял Хоар, убийцей мог быть поставщик трупов, о котором говорил доктор. Если так, почему он удрал, не получив причитающуюся ему плату? Или – судя по оставленным следам – их было двое?

Когда Хоар был жалким мичманком, только-только начавшим изучать азы своей профессии, один пожилой боцман развлекался тем, что бросал перед ним и его приятелями запутанные клубки марлиня[7]. Сопляк, последним распутавший клубок, получал этим марлинем по заднице. «Корма» Хоара страдала частенько, когда он не мог найти конца запутанной нити. Сейчас Хоара посетило знакомое чувство.

Он уже собрал столько улик, что не знал, что с ними делать. Он свернул мокрый мундир, сел на лошадь и возобновил прерванную поездку в Портсмут.

– 2 —

Хоар проследовал в здание штаба, откуда сэр Джордж Хардкастл, контр-адмирал синего флага, командовал военно-морской базой и всеми находившимися там людьми. От флаг-секретаря адмирала он затребовал информацию обо всех штурманах и казначеях, которые числились отсутствовавшими на судах, стоявших в базе.

– 28-пушечный «Северн» как раз докладывает, что их штурман Тимоти Трегаллен на двое суток опаздывает из отпуска. Они через двадцать четыре часа должны сняться на Гибралтар. А почему вы интересуетесь? Он что, замешан в хищении судового имущества или в совращении юных джентльменов?

– Мне это пока не известно, – прошептал Хоар. – Возможно, и в том, и в другом, учитывая его служебное положение. Но теперь он наверняка изменил свои привычки.

Адмирал Хардкастл был занятым человеком, к тому же мрачным и безжалостным. Он слушал доклад Хоара, одновременно читая и подписывая разные бумаги. Затем он произнес:

– Найдите убийцу, повесьте его, доложите мне об исполнении. Счастливо, сэр, куда идти, вам известно.

– Где стоит «Северн»? – спросил Хоар у флаг-секретаря, закрыв за собой дверь адмиральского кабинета.

– Сразу за «Вантиджем». Вы его должны знать – это новый фрегат, только что вступивший в строй.

Используя свое служебное положение как адмиральского порученца, Хоар выбрал из гребных лодок, ошвартованных в гавани Салли-порта, четырехвесельную гичку и распорядился отвезти его на «Северн». Дул легкий восточный бриз, а так как править надо было на юг, то он приказал лодочникам поставить мачту и поднять рейковый парус, а сам сел за румпель. Даже после десяти лет береговой службы море продолжало действовать на него как наркотик.

Хоар прошел по корме «Северна» и ловко пришвартовался к его правому борту. Он был рад случаю показать себя настоящим моряком. Он обнажил голову, поднявшись на борт, и попросил провести его к первому лейтенанту.

Хоар остро завидовал любому корабельному офицеру. Из них самым счастливым он считал первого лейтенанта, который имел власть над всеми членами экипажа – кроме капитана, естественно. Заметно было, что этот конкретный лейтенант, мистер Барнард, был чрезвычайно занят приготовлением судна к выходу в море, и не мог тратить время на светские разговоры.

– Что привело вас к нам на борт, сэр? – спросил он сразу, как только Хоар представился.

Поскольку Барнард не сделал никаких дурацких комментариев, касающихся его имени или шепота, то можно было сделать вывод, что он уже знал о Хоаре, его положении, имени, потере голоса – обо всем том, что сделало его известным на весь Портсмут.

– Как я понимаю, ваш штурман не вернулся из отпуска, – прошептал Хоар.

– Совершенно верно, – подтвердил Барнард.

– Боюсь, что его место в кают-компании стало вакантным.

– Что-о?

Хоар вкратце рассказал эту печальную историю, опустив многие подробности. Он знал, что ему придется рассказывать об этом снова и снова; его голосовые связки быстро уставали, и он хотел поберечь их.

– Капитан Драйсдейл захочет услышать все это. Я провожу вас к нему. Прошу вас следовать за мной, сэр.

Хоар вслед за Барнардом спустился вниз по трапу в капитанскую каюту. Как большинству командиров кораблей, находящихся в базе, Драйсдейлу приходилось проводить массу времени за письменным столом.

– А-а, мистер Хоар от адмирала Хардкастла, не так ли? – Кэптен положил перо. – Добро пожаловать на борт, сэр.

– Мистер Хоар доставил плохую весть, сэр, вступил Барнард. – Трегаллен…

– Он был найден мертвым, сэр, – прошептал Хоар.

– Боже мой. Присаживайтесь, джентльмены, я хочу услышать эту историю.

Хоар дважды был вынужден прерывать свой рассказ, чтобы дать отдых горлу; капитан Драйсдейл дважды прерывал его, чтобы прекратить шум над его каютой, мешавший ему слушать. Наконец Хоар закончил.

Наступила пауза.

– Очевидно, это сделали либо гробокопатели, либо доктор, – сказал Барнард. – В любом случае, теперь это уже не наше дело.

Барнард поднялся, по давно выработанной привычке наклоняя голову, чтобы избежать удара о низкий подволок. Он взглянул на Хоара, как бы приглашая его последовать за ним, но Хоар продолжал сидеть.

– Как сказал мистер Барнард, выглядит так, что это сделали гробокопатели или даже доктор Данворти, – произнес он. – Тем не менее, крайне необходимо – с учетом того, что «Северн» и его люди вскоре будут вне пределов досягаемости – воспользоваться возможностью опросить соплавателей мистера Трегаллена.

Барнард со стуком вернулся на свое кресло и метнул взгляд на Хоара.

– Уж не хотите ли вы предположить, сэр, что это один из моих людей убил его?

– Я должен убедиться, что это не так, мистер Барнард.

– По какому праву?

– По праву моего непосредственного начальника адмирала сэра Джорджа Хардкастла. Вы оспариваете мои полномочия? В таком случае свяжитесь со штабом адмирала, – холодно взглянул на другого офицера Хоар.

– Создайте необходимые условия для нашего гостя, мистер Барнард, будьте так любезны, – капитан Драйсдейл со вздохом вернулся к своим бумагам.

Выйдя из каюты, Хоар и Барнард смерили друг друга глазами.

– Итак, сэр? – произнес Хоар.

Барнард подавил раздражение:

– Не так много, к счастью, тех, с кем он тесно общался. Последние – команда шлюпки, на которой он убыл в отпуск: восемь матросов и Симпкинс, старшина шлюпки. Два мичмана – Бленкирон и Фоллоус. Затем Гэймидж, казначей, Мак-Тавиш, лейтенант морской пехоты, Граймс, хирург. Всего четырнадцать человек.

– Полагаю, каюты казначея, хирурга и мичманов расположены на орлоп-деке, а мистера Мак-Тавиша в кают-компании?

Барнард кивнул.

– Я опрошу их там. Прежде всего я хотел бы поговорить с этим Симпкинсом. Если он убедит меня, что все время не спускал глаз со своих людей, то не будет необходимости беседовать с каждым из них.

– По крайней мере, я буду вам благодарен за такой поворот дела, мистер Хоар. Я вовсе не рад, будьте уверены, что людей отвлекают от дела во время подготовки судна к выходу в море. Постарайтесь ускорить эту процедуру.

– Непременно, – ответил Хоар.

– Вызвать Симпкинса, – крикнул Барнард в пространство, не обращаясь ни к кому конкретно. Имя старшины, передаваемое из уст в уста, полетело эхом по палубам. Вскоре образцовый – босоногий, загорелый – британский матрос появился перед офицерами и прикоснулся ладонью ко лбу, с опаской поглядывая на своего лейтенанта.

– Э-э, Симпкинс, – протянул Барнард. – Здесь мистер Хоар из штаба портового адмирала. У него есть несколько вопросов к тебе. Ответь на них, и чтобы без уверток, понял? Теперь, сэр, я займусь своими делами, если вы не возражаете. Завтра утром с отливом мы выходим.

Прежде чем Барнард отвернулся, Хоар обратился к нему. Его не слишком задевало отношение лейтенанта к визитеру, но, по крайней мере, в этом случае высокомерие было неуместным. Придется дать ему попробовать вкус его собственных лекарств.

– Будьте любезны освободить кокпит[8] и собрать вышеперечисленных у его входа – снаружи, имейте ввиду. Если мне потребуются люди Симпкинса, я прикажу ему. Благодарю, это все на настоящий момент.

Теперь уже Хоар отвернулся, как бы давая разрешение лейтенанту удалиться. Он почти физически ощущал бурлящий гнев лейтенанта и внутренне поздравил сам себя. Он знал, что поступает несправедливо по отношению к замотанному делами офицеру, но не мог удержаться. Он ему завидовал. Барнард готовился к выходу в опасный и, возможно, славный путь, в то время как он, Бартоломей Хоар, должен был болтаться на берегу, молча таская смердящие трупы. Это было нечестно.

– Сэр? – напомнил о себе Симпкинс. Он выглядел чем-то испуганным.

– Мне сказали, вы старшина шлюпки.

– Так точно, сэр, я, но нас уже расформировали. Подготовка к выходу, сэр. Увольнения на берег прекращены, все моряки на борту.

– Разумеется. Вы управляли восьмивесельным ялом?

– Так точно, сэр.

– Как вы ведете себя с матросами, когда вы на берегу?

– Веду себя, сэр? – повторил Симпкинс. – Прошу прощения, сэр, но я никак не веду себя с ними. Не понимаю, куда вы клоните.

– Кого из ваших людей вы держите под неослабным контролем и кому разрешаете прогуляться время от времени… скажем, развлечься или расслабиться?

– На этом судне, сэр? Ни один из рядовых не удалится от шлюпки, разве что оправиться в случае нужды. Нет, никогда. Им бы хотелось перехитрить меня, чтобы нажраться до блевотины за пару ударов сердца. Или даже дезертировать. Но если я потеряю хотя бы одного из моей команды… бог мой, не на этом судне, сэр.

– Значит, все ваши люди находились под вашим наблюдением все то время, пока вы были на берегу?

– Так точно, сэр. Клянусь своей бессмертной душой, сэр.

Симпкинс выглядел весьма искренним.

Было видно, что он смертельно боялся первого лейтенанта, и никто из его гребцов не имел достаточных средств, чтобы подкупить его.

– И сам я тоже, сэр, – торопливо добавил Симпкинс, прежде чем Хоар задал ему следующий вопрос. – Я имею в виду, что все время был на их глазах. Богом клянусь, сэр.

– Очень хорошо, Симпкинс. Благодарю. А теперь, будьте любезны, проводите меня в кокпит.

Симпкинс, не привыкший слышать «будьте любезны» от офицера, вздрогнул и повел Хоара вниз по трапу на орлоп-дек. Там перед низким входом в кокпит столпилось несколько человек, включая одного в красном мундире офицера морской пехоты. Значит, новость уже разлетелась.

– Благодарю вас, джентльмены, и прошу простить, что заставил вас ждать, – прошептал Хоар. Не теряя времени на пустые любезности, он достал своеобразный кошелек.

– Кто-нибудь из вас может опознать это?

– Это кошелек штурмана, сэр, – отозвался один из мичманов. – Он сделан из бычьей мошонки. Штурман любил говорить, что содержимое этой мошны теперь значит для него не меньше, чем когда-то для быка значило содержимое его мошонки.

– Мистер Барнард сообщил мне, что все вы бывали на берегу в течение последних нескольких дней, кто-то по служебным, а кто-то по личным делам. Я буду разговаривать с каждым из вас по отдельности.

Вперед выступил дородный, рыхлый, прыщавый человек:

– Надеюсь, мои соплаватели пропустят меня вперед, сэр, чтобы я мог быстрее вернуться к своим обязанностям.

– Вы, очевидно, мистер Гэймидж? – спросил Хоар.

– Эрнест Гэймидж, сэр, к вашим услугам.

– Очень хорошо, мистер Гэймидж. Прошу пройти внутрь, если не возражаете. – Хоар последовал за казначеем.

Хоар начинал морскую жизнь в подобных помещениях – порой меньшего, порой большего размера, но всегда зловонных, скученных и темных. Четыре узкие занавешенные койки и столько же гамаков заполняли большую часть пространства. Рундуки одних обитателей кокпита служили сиденьями, а других столом. Перед боем, как Хоару было хорошо известно, лишняя мебель удалялась, и помещение переходило в руки хирурга и служило госпиталем, куда санитары стаскивали раненых и откуда выносили ампутированные конечности их бывших владельцев. В данный момент на самодельном столе были разбросаны хирургические инструменты – зонды, ретракторы, пилы, несколько скальпелей и специфический предмет, напоминающий тиски, о котором Хоар знал, что он применяется при трепанации. Сбоку на столе стоял небольшой открытый пустой ящик. Очевидно, мистера Граймса оторвали от инвентаризации инструментов перед выходом в море.

Хоар сдвинул инструменты в сторону. Они были грязными, неприглядными, и он не желал иметь их перед глазами. Он не хотел, чтобы что-то отвлекало его: он был – условно говоря – снова в море. Очередной раз он пожалел, что не устоял перед своим любопытством и не оставил доктора Данворти кричать в темноте до хрипоты.

– Как я понимаю, – прошептал он, – вы были на берегу и вернулись на борт прошлым вечером. Прошу рассказать мне, где вы были, кого видели и что вы там делали.

По словам казначея, его пребывание на берегу было вполне банальным. Он договорился о поставке перед отходом кое-каких товаров для судовой баталерки – матросской одежды и мелочей для ее ремонта, небольшого количества высококачественного табака для офицеров, жидкого мыла и дешевого чая.