Текст книги "Остров"

Автор книги: Пьер Буало-Нарсежак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Трактирщик открывал ставни. Остановился, заметив троих мужчин.

– Войдем, – предложил священник.

– Что прикажете?

– Не до выпивки. Вчера во второй половине дня у тебя остановилась дама в белом плаще… Она приехала из Гамбурга… как и Менги… Так ведь?

– Дама из Гамбурга, у меня?.. Вы шутите, господин ректор.

– Она записалась под своим именем… Хильда Бойч, – вставил слово Менги.

– Это легко проверить, – подхватил священник. – Покажи-ка твою книгу записей.

– Книга записей… Вот так штука!

Он проковылял к конторке и, взяв регистрационную книгу в черном переплете, протянул ее священнику. Тот поискал столик почище и открыл нужную страницу. Палец остановился на имени, стоявшем на последней строчке.

– Менги… посмотрите сами.

Менги поднялся и прочел:

Менги, Жоэль, род…

Теперь все трое смотрели на него, смотрели с жалостью, так как никому не заказано выпить и даже погулять вволю при условии, что потом образумишься.

– Никто не приезжал, – повторил трактирщик.

Менги сел, ладонью провел по глазам.

– Простите, – прошептал он. – Я, конечно… Ничего не понимаю. Постойте!.. Но ведь она не пароходом приехала. Ее доставил рыбак.

– Какой еще рыбак? – спросил Пирио.

– Не знаю, но название лодки мне известно: На Бога надейся. Есть такая?

– Есть. Это траулер Ланглуа, – сказал священник.

– Тогда можно у него спросить? – предложил Менги.

К нему возвращалась надежда. Если Ланглуа подтвердит, он пропал. Но теперь он предпочел бы, чтобы его обвинили, арестовали, осудили. Все, что угодно, только не этот бред наяву, это нескончаемое помутнение, от которого хотелось биться головой об стену.

– Мы вас проводим, – предложил Пирио.

И они снова отправились под дождем, но на этот раз священник и мэр держались по обе стороны от Менги, как санитары, сопровождающие опасного душевнобольного.

– Господин ректор, – оправдывался Менги, – подумайте сами… Каким образом я мог бы придумать это название На Бога надейся?.. Если оно мне известно, то только потому, что мне сказали. Это она мне сказала.

– Обычно наши парни не очень-то любят пассажиров, – возразил мэр. – Это им дорого обходится, не дай бог что случится.

– Она, наверное, хорошо заплатила. Денег у нее достаточно.

Супруги Ланглуа жили в порту. У двери стояли ящики. Священник крикнул:

– Аннет!

На втором этаже открылись ставни. Показалась женщина, она запахивала на груди халат.

– Надо бы поговорить с твоим мужем.

– Его нет дома.

– Где он?

– Наверное, где-то неподалеку от Бель-Иль.

– Он давно отправился?

– Два дня назад. Завтра должен вернуться… Что-нибудь передать?

– Не стоит, спасибо.

Ставни закрылись.

– Я так и думал, – сказал ректор. – Ну, теперь убедились? Ланглуа не мог одновременно рыбачить около Бель-Иль и стоять на причале в порту Киброна… Давайте-ка… пропустим по рюмочке. Сейчас как раз не мешает…

Менги оторопел. Он уже не сопротивлялся. Выпил что-то терпкое, что обожгло внутренности. Он видел, как шевелятся губы священника, мэра, но слышал только смутный гул голосов. Священник положил ему руку на плечо, стал тормошить:

– Менги!.. Проснитесь, Менги!.. Не надо принимать все это близко к сердцу… Наоборот, вы должны радоваться. Никто не умер. Ложитесь в постель, примите снотворное – у меня есть в аптечке, а завтра все обдумаем… У меня, может, найдется кое-что предложить вам.

Менги утвердительно кивал. Соглашался. Он был близок к обмороку. Как душа, отделившаяся от тела, витал над происходящим. Его кто-то поддерживал, провожал до дому. Его раздевали, укладывали. Все как в потустороннем мире. Потом он забылся, но каким-то таинственным образом чувствовал, что он не один, кто-то дежурил около, время от времени притрагивался ко лбу, щупал пульс. Когда он открыл глаза Пирио сидел рядом.

– Ну, старина, когда вы спите, можно подумать, что вы вкалываете как каторжный. Сейчас получше?

– Думаю, да.

– Ладно. Кошмары позади?

Менги глянул в честное лицо Пирио. Простой человек, а говорит о кошмарах! Что тут можно ответить!

– Да! – сказал он.

– Ну тогда вы выздоровели.

– Я долго спал?

– Более чем! Чуть ли не двое суток.

Менги расправил спину, спустил ноги на пол.

– Вам помочь?

– Нет, спасибо… Все хорошо. Вы можете идти. Я справлюсь.

Ему не терпелось остаться одному, все обдумать. Он начинал понимать, что случилось… Хильда не приезжала, это факт. Но она появится. Быть может, уже в дороге… И если он останется, то убьет ее… Это сон-предостережение… Дважды или трижды за последние годы он знавал подобные приметы, сулившие неприятности. Он как бы заранее проживал их, едва ли не в мельчайших подробностях. Хильда нагрянет. Он убьет ее и сбросит труп со скалы. В кошмарном сне его виновность скрыта от посторонних взглядов. Фамилия из книги записей исчезла, баркас Ланглуа – в открытом море. В том-то и дело! Он узнавал во всем этом бессознательные уловки, притворство слабой воли, существовавшей в вымышленном мире. Истина бросалась в глава: он желал Хильде смерти. Значит, надо бежать куда глаза глядят пока не поздно, и чем дальше, тем лучше. Далеко отсюда он спасся бы от самого себя… И пусть бы он фантазировал сколько угодно. По крайней мере, на острове ему одно стало ясно: действительность можно создавать по своему усмотрению. Пирио все еще не уходил. Менги кончал одеваться.

– Вы что, шпионите за мной, что ли? – спросил он.

– Я? – воскликнул Пирио. – Что вы… Просто у меня к вам предложение, только не знаю, как начать… Муниципалитет намерен открыть почтовое отделение, настоящее почтовое отделение… Администрация сняла контроль за кредитами… Так вот. Мы купим ваш дом, аренду… хоть сию минуту… За десять миллионов.

– Что?

– Можно даже сторговаться за двенадцать.

– Вы смеетесь надо мной?

– Этого недостаточно?

– Послушайте, Пирио… может быть, я бедный малый, пусть так… Но я никому не позволю предлагать мне милостыню… никому!

Он ринулся прямо на мэра – тот попятился к лестнице.

– Вам надо от меня избавиться, а?.. И не только вам! Всем! Я вам мешаю… Вы боитесь меня… Обстряпали потихоньку за моей спиной свои грязные делишки… Мы ему заплатим… Он не устоит против денег… Он не может себе этого позволить. И вы хотите предложить мне двенадцать миллионов за лачугу, которая того и гляди развалится. Вы принимаете меня за идиота!..

– Менги, прошу вас, успокойтесь, – воскликнул Пирио.

– Так вот, убирайтесь к своей шайке. Скажите своему священнику, что я уеду тогда, когда мне заблагорассудится… Я вам не какой-нибудь нежелательный субъект, чтобы меня выставлять вон за взятку.

– Но…

– Вон!.. Когда я уеду, можете забирать дом. Ноги моей здесь не будет.

Менги хлопнул дверью спальни. Не помня себя от гнева, он говорил сам с собой. Чуть не плакал от унижения. Двенадцать миллионов! Почему не двадцать? Почему не тридцать? Раз уж они поклялись его оскорблять, зачем останавливаться на полдороге? Каждый миллион – все равно что камень, брошенный в сумасшедшего… Его забрасывали миллионами, как камнями. Менги понял, что кошмар не кончился.

* * *

Священнику только дважды случалось бывать в епархии. Он осторожно скользил по необъятному паркету, пахнувшему ладаном, и украдкой поглядывал на суровые портреты в золоченых рамах. Все больше и больше подавляла тишина. Его мучение перешло в тревогу, пока он смущенно следил за грациозным молодым аббатом с тонкими чертами лица. Лоб покрылся испариной, когда он переступил порог кабинета епископа. Последний встал ему навстречу, протянув руки.

– Господин ректор, вот уж не ожидал вас, не скрою, ваш визит мне приятен.

– Ваше высокопреосвященство, – пробормотал ректор.

Он упал на колени, как кающийся грешник.

– Довольно, довольно, мой добрый друг… Сядьте в кресло, вот здесь, поближе ко мне… Вы так взволнованы!

Епископ был несколько старше ректора. Лицо и руки его казались вылепленными из воска, и выцветшие глаза были словно изнурены трудами и молитвами.

– Так что же вас привело ко мне?

– Ах! Ваше высокопреосвященство, это долгая история!.. Наш остров – особенный мирок!

– Знаю, – подтвердил прелат. – И я нередко упрекаю себя за то, что недостаточно помогаю вам. Вы ведь некоторым образом предоставлены самому себе…

– Стараюсь, как лучше, Ваше высокопреосвященство. Но бывает, что я сам и не знаю, как именно лучше.

– Слушаю вас.

– Так вот. Вы слышали о Жильдасе Менги, нашем бывшем мэре. Это он в 44-м был расстрелян. Весьма достойный человек. У него было три сына: Фердинанд, Гийом и младший, Жан-Мари, о таких говорят: в семье не без урода. Только этот последний и был женат. Его жена умерла в конце войны; он добрался до Лондона вместе с Фердинандом. Потом еще вернулся за сыном, Жоэлем, которому было лет шесть или семь, и забрал его с собой. Этот Жан-Мари непутевый был человек. Где только он не скитался и умер в нищете, даже не знаю точно где. Что касается Жоэля, то яблочко от яблоньки недалеко откатывается. Стало известно, что он сожительствовал с одной немкой, в Гамбурге. Словом, ничего интересного…

Епископ улыбнулся. Ректор воздел руки в знак протеста.

– О, я не осуждаю, Ваше высокопреосвященство. Кстати, замечу насчет старших: у Гийома здоровье было не ахти какое, и он никогда не покидал остров. Прозябал, как и все мы: рыбная ловля, кое-какие овощи в огороде… Только не умереть с голоду. Фердинанд, тот бороздил моря и в один прекрасный день обосновался в Канаде. Труженик был, умница… Короче, сколотил состояние… Обратите внимание, Ваше высокопреосвященство! Я говорю: состояние. Сотни миллионов… которыми ему не пришлось воспользоваться. Больное сердце, и врачи не скрывали от него, что он серьезно болен. Тогда он пожелал умереть на своем острове. Ликвидировал дело и вернулся полгода назад, когда ему и жить-то оставалось всего несколько недель, а в банке – фантастический счет… Я подхожу к важнейшему моменту, Ваше высокопреосвященство. Забыл сказать вам, что по возвращении он встретился со своим братом Гийомом, который, как и он, можно сказать, не жилец… Рак… Гийом немного протянет. И вот Фердинанд пожелал сделать завещание. Долго колебался. Спросил, что мы с мэром думаем на этот счет… Конечно, оставался наследник, Жоэль… Только хотел бы я знать, что этот самый Жоэль стал бы делать с такой кучей денег? Разбазарил бы, будьте уверены! Ваше высокопреосвященство, это мучительнейший вопрос совести.

– В самом деле!

– Надо нас понять, Ваше высокопреосвященство. Постепенно население острова убывает. Мы изолированы от всего света. Пароход стоит дорого. За покупками ездят наши парни, когда продают рыбу на Киброне. Я вынужден сам принимать роды у местных женщин, если врач не может приехать. Живем как дикари, честное слово.

Он посмотрел на свои грубые от черной работы руки, обратил на них внимание прелата.

– У меня даже пальцы не гнутся во время молитвы!

– Бедный мой друг, – сказал епископ. – Может быть…

– Никто этого не знает, – продолжал ректор. – Никто… Кроме Господа нашего!.. Тогда я предложил Фердинанду завещать это огромное состояние острову. Гийома уже можно не принимать в расчет… Жоэль, мы даже не знали, где его искать. И мы так нуждались в помощи! А с этими деньгами на острове можно было бы создать морской курорт, талассотерапию, как говорится, привлечь… клиентов, заставить власти хотя бы немного заняться нами… Фердинанд согласился. Я несу моральную ответственность, Ваше высокопреосвященство… Я подумал, что Господь возжелал вызволить нас из этой нищеты!

– И Фердинанд сделал дарственную, – заключил епископ.

– Увы, нет, Ваше высокопреосвященство. Он умер как раз накануне. Это тоже был знак, но я этого не понял. Он только что написал нотариусу на Киброне, попросив его приехать, так как сам был не в состоянии передвигаться. И умер той же ночью. Воля его была, однако, совершенно недвусмысленна. Перед смертью, как раз до соборования, он повторял мне: «Я вам отдаю все… все…» Он настоял на этом. А воля покойного священна.

– Но каким образом?..

– Сейчас узнаете, Ваше высокопреосвященство. Мы с мэром отправились к Гийому. Сказали ему: «Ты долго не протянешь. Не согласишься ли занять место брата? Ты больше не выходишь. Никого не видишь. Нотариус не знает ни Фердинанда, ни тебя. Ты можешь дать дарственную. Мария… это приходящая прислуга… Мария предана нам: не ей же нас выдавать. И никому другому, кстати!

– Господин ректор!.. Возможно ли такое?..

– Разумеется, Ваше высокопреосвященство. Фердинанд сказал: «Я вам отдаю все!..» Тогда Гийома переселили в дом Фердинанда… Только перейти через улицу… а покойного перенесли к Гийому. Отец Оффре, доктор с Киброна, служил также при нотариальной конторе. Он хорошо знал Гийома, но знал также, в какой нищете живут люди на острове, и очень любил нас. Он выдал свидетельство о смерти и разрешение на погребение, все как полагается, и Фердинанд был похоронен под именем Гийома… У нас похороны – дело несложное. Мы все делаем сами и несем усопшего на плечах до самого кладбища… Одна только маленькая трудность: имя и фамилия на могиле… Кладбищем занимается некий Пако… в свободное время – ведь ему тоже нужно рыбачить. И когда ясно, что кто-то долго не протянет… дело привычное… Пако начинает гравировку на камне, чтобы конец не застал нас врасплох. Само собой, он начал гравировать имя Фердинанда… Пришлось доставить с Киброна другой, примерно такой же надгробный камень. Пако воспользовался внезапной бурей. Заново выгравировал имена дедушки и бабушки, имя Ивонны Менги, добавил Гийома…

– Невероятно!

– Выбора не было. Гийому понравилось у Фердинанда. Там были сувениры из Канады, которые привез брат! Вначале, правда, он чувствовал себя немного не в своей тарелке… Хотел, чтобы ему вернули его обстановку. Но ведь это невозможно, не так ли?.. В конце концов перенесли то, что смогли: чучело собаки Финетт, семнадцать лет прожившей в его доме… буфет… часы… разную мелочь, которая была ему дорога. Потом стали ждать нотариуса для составления дарственной. Мы с мэром были свидетелями… Заметьте, Ваше высокопреосвященство, если бы Господь призвал к себе Гийома первым, именно так все и произошло бы… И даже если бы сегодня Гийом был мертв… никакой проблемы не было бы. К сожалению…

– Как, господин ректор, не станете же вы уверять меня теперь, что нашли… – воскликнул епископ.

– Нет, Ваше высокопреосвященство. Только… Жоэль, сын Менги, вернулся…

Прелат поднял глаза к небу и сказал несколько слов по-латыни, которые ректор не понял.

– Мы были весьма раздосадованы, – продолжал он. – …Как только трактирщик предупредил меня…

– Это потому, что он тоже был в заговоре? – прервал епископ.

– В каком заговоре? – искрение удивился ректор. – Нет, просто, как всегда, мы договорились между собой. Я ввел в курс дела и Гийома, чтобы тот не наделал глупостей, когда племянник нанесет ему визит. Но Гийом держался как подобает. Малый ничего не заметил. Он ведь был совсем ребенком, когда его увезли отсюда! Если бы он заметил какую-нибудь странную подробность, узнал бы мебель, что-то принадлежавшее другому дому, ну что ж, мы сказали бы ему, что Фердинанд унаследовал все это от Гийома; но нам лгать, слава Богу, не пришлось!

– Ну, а у него… в его собственном доме… не было разве каких-нибудь там семейных реликвий, которые могли бы вызвать подозрение?

– А! Я как посмотрю, Ваше высокопреосвященство все видит насквозь! – прошептал уважительно ректор. – Совершенно верно! Например, альбом со старыми фотографиями, мы о нем было забыли. Как мы перепугались! Я воспользовался тем, что Менги отсутствовал, чтобы проникнуть к нему в дом…

– Как вор!

Ректор с достоинством выпрямился:

– У нас на острове, Ваше высокопреосвященство, дома никогда не запираются. Кто угодно может войти, и его всегда примут радушно… Альбом служил подставкой маленькому паруснику. Судя по пыли, я убедился, что Менги его еще не перелистывал. Тогда я вынул фотографии обоих братьев, на которых были надписаны имена.

На мгновение священник замолчал, затем метнулся в нарастающем беспокойстве.

– Это все? – спросил епископ.

– Увы, нет, Ваше высокопреосвященство… Я еще не касался самого трудного.

– Право, господин ректор, вы страшный рассказчик, – сухо промолвил епископ.

– Я всего лишь бедняга, оказавшийся в затруднительном положении!…Два дня назад из Гамбурга прибыла девица… особа легкого поведения, если Ваше высокопреосвященство улавливает, что я имею в виду… Доказательство? Она сумела охмурить Ланглуа, который посадил ее в свой баркас… Она направилась к Ле Метейе, в гостиницу. Наговорила ему всякого… то есть вполне достаточно, чтобы Ле Метейе сообразил, что между нею и Менги…

– Понимаю.

– Ну и он, конечно, меня предупредил. Он встревожился. Эта девица по имени Хильда… Хильда, – можете себе представить! – по всей видимости, замышляла недоброе. Менги ее бросил…

– О Господи!

– Тогда мы с мэром спрятались около дома Менги. Днем он ездил на Киброн. Несчастный! Он был выпивши, да как!.. Ну вот, является девица. Они поругались. Все произошло так быстро, что мы не успели вмешаться. Он ей угрожал. Она убежала на берег и упала со скалы… Разбилась насмерть.

– Господин ректор, насколько я понимаю, это дело жандармерии.

– Жандармы! – в ужасе воскликнул священник. – Начнем с того, что мы никогда не имели с ними дело. Чтобы они совали всюду нос? Нет, Ваше высокопреосвященство! В конце концов это всего лишь несчастный случай. В газетах их полным-полно. Нельзя же из-за какого-то несчастного случая поставить под сомнение начатые работы… ведь это самое главное! Строительство началось. И это сотни миллионов франков… Дать задний ход немыслимо.

– Вы меня приводите в ужас, господин ректор. У вас…

– Так вот, я сначала молился, потому что начинал терять голову. Потом меня осенило. Оставалось только одно: спрятать труп, похоронить его. Менги заперся у себя. Только двое знали, что случилось: Ле Метейе, свой человек, и Ланглуа, добрый христианин. Руки у нас были развязаны. Итак, мы с мэром…

– Господин ректор!..

– Другого выхода не было. Иначе Менги обвинили бы в убийстве.

– Вы рассказали ему?

– Нет, конечно! Ему ведь спасли жизнь. Мы были квиты. Быстро вернулись к Ле Метейе, он переписал старый реестр заново – таким образом, фамилия девицы исчезла. А потом мы отправились вразумлять жену Ланглуа. Наши люди быстро понимают что к чему.

– У вас весьма послушные прихожане, господин ректор. Но в конце концов что сталось с вашим Менги? Человек только что был свидетелем того, что вы называете несчастным случаем… и что же, назавтра он не пытается во всем разобраться?

– Он был слишком пьян, Ваше высокопреосвященство… Если бы Ваша светлость знали, что мерещится нашим рыбакам, когда они напьются, только уважение к вам не позволяет мне… Нет это… это из области таких художеств…

Прелат открыл было рот, затем, по размышлении, счел за благо промолчать.

– Что меня удручает, – продолжал ректор, – так это не смерть этой несчастной. Господь знает, что делает, а мы всего лишь слуги его… Я имею в виду наследство… Менги – слаб, но, в сущности, неплохой парень. Я бы хотел помочь ему, раз уж он беден… так же беден, как мы, и это самое меньшее, что можно о нем сказать… С другой стороны, слишком поздно давать задний ход… Я рассчитывал, что смогу выкупить его дом… за большую сумму. Только он отказался. И теперь просто не знаю, что делать. Что бы вы посоветовали мне, Ваше высокопреосвященство?

– Вы у меня спрашиваете? – воскликнул епископ. – Но тут не может быть колебаний. Вы расскажете ему всю правду, слышите меня? Всю правду!.. Эти деньги принадлежат ему. И пусть он распоряжается ими по своему усмотрению. Об остальном… я подумаю.

– Остров, Ваше высокопреосвященство!

– Превыше острова есть закон. Возвращайтесь туда, господин ректор, и делайте то, что я вам сказал, и немедленно! Повинуйтесь мне, если вам непонятны мои соображения… Я спрашиваю себя, господин ректор, действительно ли Господь вас подвигнул? Идите же! Дайте мне знать обо всем!

* * *

На молу ректора ждал мэр.

– Ну как?

– Его высокопреосвященство – человек не такой, как мы. Это городской человек. И мыслит он, разумеется, как городской. Он хочет, чтобы мы сказали всю правду Менги.

– Слишком поздно! Он неожиданно уехал. Его отвез Жандрон.

– А! И он принял в конце концов наш дар?

– Я даже не посмел спросить его об этом.

– А он не сказал тебе, куда он отправился?

– Нет. Он и сам, конечно, не знает, куда.

– Слава тебе, Господи. Сделай так, чтобы его никогда не нашли, – прошептал ректор.