Текст книги "Подвиг 1968 № 01 (Приложение к журналу «Сельская молодежь»)"

Автор книги: Пьер Гамарра

Соавторы: Юлиус Фучик,Ганс Вальдорф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– То есть в непосредственной близости от швейцарской границы. И австрийской тоже. Территория с населением, говорящим на немецком языке.

– Неприятная история, – поморщился руководитель отдела. – Убийство туриста может повредить Италии как политически, так и экономически. Поэтому я бы хотел поручить расследование своему самому опытному криминалисту, то есть вам. Мое напутствие будет довольно кратким, – продолжал он. – Коллеги из Мерана, в ведении которых находится также и Тауферс, услышав о вашем появлении, станут метать громы и молнии. Постарайтесь вести себя как можно дипломатичнее. Пожалуй, на первых порах вам лучше выступить в роли советника. Если они начнут буксовать, вы всегда сможете официально возглавить следствие. Главное, чтобы ни австрийское посольство в Риме, ни консул в Милане не могли упрекнуть нас в халатности.

Полчаса спустя Феллини уже был дома и упаковывал необходимые в дорогу вещи. Часом позже он сидел в машине, увозившей его по широкому шоссе из Милана к северной границе Италии. День был не слишком теплый, такой, какие бывают на стыке зимы и весны. Поля уже освободились от снега, но еще не покрылись свежей зеленью. Облака висели так низко, что ни шофер, ни Феллини долгое время не видели гор. Лишь около Брешии небо снова заголубело и взору открылись величественные Альпы.

– Что ни говори, а Глурнс расположен на высоте девятисот метров над уровнем моря, – заметил Феллини, листая автоатлас, – а Тауферс – и того выше. Сейчас там глубокая зима. Вы бывали в Тауферсе раньше?

Шофер отрицательно покачал головой – он еще никогда не выезжал севернее Мерана.

– Не так давно, – вспомнил Феллини, – несколько сумасшедших взорвали там мачты линии высоковольтных электропередач.

Около Больцано они пообедали в небольшой сельской таверне. Когда они проезжали Меран, уже начинало темнеть, а в Глурнсе, куда они добрались вконец утомленные, их встретила глубокая ночь

В окнах полицейского участка, однако, еще горел свет, и у входа стояло несколько автомашин

– Смерть туриста не дает им покоя, – заметил Феллини.

В первую же минуту Феллини понял, что его приезд никого не обрадовал И не удивительно Впервые у криминалистов Мерана блеснула заманчивая возможность отличиться, попасть на страницы газет и привлечь к себе внимание высокого начальства из Милана, а то и из Рима И вдруг, как назло, появляется этот Феллини

– Господа! – обратился он к окружившей его группе полицейских и сотрудников уголовной полиции. – Прежде всего я бы хотел поставить точки над i в вопросе о полномочиях. Расследовать дело по-прежнему будете вы. Однако оно уже наделало и еще наделает столько шуму, что наши всемогущие боги сочли необходимым прислать к вам наблюдателя и, если хотите, советника, то есть меня. Вы, разумеется, понимаете, что в таком деле, как убийство иностранца, любое начальство стремится застраховать себя от всяких случайностей. – Феллини улыбнулся. – Считайте меня таким страховым полисом. Или, быть может, вы уже арестовали убийцу?

– Надеемся, – ответил криминаль-ассистент Молькхаммер.

Феллини никогда раньше не встречался с Молькхаммером, хотя и слышал о нем.

– Правда, – продолжал Молькхаммер, – мы не очень уверены, что действуем правильно, и, откровенно говоря, с каждым часом неуверенность растет. Мы арестовали любовницу Новака.

– Могу я с ней поговорить?

– Разумеется, – сказал Молькхаммер.

Затем он отпустил коллег домой, пожелав им доброй ночи. Пока ходили за Лиль Кардо, Молькхаммер рассказал Феллини обо всем, что им удалось выяснить до настоящего времени.

По мнению медицинского эксперта, Новак был убит около полуночи Кардо утверждает, что заметила труп только утром около девяти часов Около одиннадцати часов ее увидел граф фон Гатцфельд-Бахенгофен в тот момент, когда она рылась в вещах покойного

– Она созналась в преступлении?

– К сожалению, нет.

– Кстати, – начал Феллини, – я бы хотел, чтобы между нами не было недомолвок. В деле сколько угодно подводных камней, и, если мы оба поведем себя недостаточно умело, наше сотрудничество, едва возникнув, лопнет, как мыльный пузырь. Вы – криминаль-ассистент, которому поручили самостоятельно распутать сложный случай, и вы, разумеется, мечтаете отличиться. К тому же вы – уроженец Южного Тироля, ваш родной язык – немецкий, а я – итальянец.

– Последнее не имеет для меня ровно никакого значения, – заметил Молькхаммер, – я не националист. Что до остального, то, признаюсь, увидев вас в дверях, я в первый момент прямо-таки рассвирепел, но затем, по здравом размышлении, понял, что без вашей помощи я, возможно, только сяду в лужу.

Он засмеялся, и в этот момент Феллини поверил, что они сработаются.

– Сколько вам лет? – спросил он Молькхаммера.

– Двадцать шесть.

– Кстати, вы случайно не родственник Молькхаммеру, который до недавнего времени входил в сборную Италии по лыжам?

– Родственник, и даже очень близкий. Он и я – одно и то же лицо.

– Очень рад, – дружески улыбнулся Феллини.

В комнату ввели Лиль Кардо. Оба мужчины не успели раскрыть рта, как она засыпала их жалобами на холод в камере, ветхое постельное белье и арест вообще. Феллини предложил ей выпить чашечку кофе или что-нибудь поесть, но она отвечала, что уже ела и что им не удастся чашечкой кофе смыть с нее такой позор. Она требовала немедленного освобождения. Местных полицейских, этих идиотов, вместе с графом, который оклеветал ее, нужно упрятать за решетку. Но самый большой позор заключается в том, что убийца до сих пор разгуливает на свободе. Феллини терпеливо ждал конца словоизвержения, изучая стоявшую перед ним женщину, которая даже сейчас, с лицом, искаженным злобой и болью, выглядела чрезвычайно привлекательной

Феллини достаточно хорошо владел немецким, чтобы не только понимать речь, но и вести беседу.

– Успокойтесь и припомните все, что произошло вчера вечером, – заговорил он.

– Хорошо, – сказала Лиль с неожиданной деловитостью, – и, пожалуй, я выпью чашечку кофе.

Затем она описала нелепый спор в баре, озлобление Новака, вызванное зеленой запиской, и телефонный разговор с Инсбруком.

– После разговора с господином Крёберсом, – продолжала она, – я поднялась наверх. Дверь была открыта, хотя мой друг запер ее, когда я вышла, чтобы позвонить по телефону. Я это помню совершенно точно. Мы занимали три комнаты: маленький салон с двумя спальнями по бокам. Свет не горел, и я решила, что Гериберт уснул. Жалюзи не было опущено, и через окна падало достаточно света, чтобы я могла ориентироваться в темноте.

Слушая Лиль, Феллини не сводил глаз с ее лица. Сидевшая перед ним женщина была возбуждена, но ничуть не испугана.

– Я проснулась, – продолжала она, – когда уже рассвело, и взглянула на часы. Они показывали начало девятого. Я прислушалась: все было тихо. Я решила, что Новак еще спит, и продолжала лежать. Обычно он вставал раньше меня. В девять часов я позвала его и, не услышав ответа, прошла в соседнюю комнату.

Она судорожно глотнула воздух, словно ей сдавило горло, и продолжала, понизив голос:

– Он лежал на постели, нераздетый. Вначале я решила, что он пьян, но затем увидела кровь: немного на шее и небольшое пятнышко на подушке.

Она замолчала и дотронулась рукой до места на шее, куда пришелся смертельный удар.

– Орудие убийства еще не найдено, – добавил скороговоркой Молькхаммер по-итальянски. – Новак убит очень тонким и острым предметом. Оба укола, находящиеся в непосредственной близости друг от друга, поразили сонную артерию. Но еще раньше Новак был оглушен ударом по затылку.

– Почему же вы сразу не сообщили об убийстве? – спросил Феллини.

– Я была ужасно возбуждена. Вначале я решила, что самое главное – найти зеленую записку и бумаги, которые Гериберт хотел привести в порядок. Я с самого начала знала, что зеленою записку написал убийца. В ней говорились, что Гериберту несдобровать, если он до четверга не прибудет в Грац. Так и вышло: в четверг ночью они расправились с ним. Возможно, ровно в двенадцать часов.

– И вы нашли эту записку? – спросил Феллини.

Лиль Кардо отрицательно покачала головой.

– Вы не испугались мертвеца?

– Страх… Сейчас я удивляюсь сама себе. Я была так возбуждена, что забыла о страхе. Я думала только о записке и о том, что обязательно должна найти ее. В это время в комнате и появился граф.

– Спасибо. А теперь вам лучше снова отправиться спать. Надеюсь, к утру обстоятельства достаточно прояснятся, и мы сможем освободить вас из-под ареста, – сказал Феллини.

Однако его слова не вызвали у женщины ни возбуждения, ни облегченного вздоха, и это окончательно убедило Феллини в ее невиновности.

Молькхаммер приказал проводить Лиль Кардо в камеру. Затем он поднял руки, как бы прося пощады. Он думал, оправдывался Молькхаммер, что Кардо рылась в вещах покойного в поисках драгоценностей и денег, а не какой-то там записки. И в первую очередь его подозрения вызвал тот факт, что она не сразу сообщила полиции об убийстве.

– Вы верите в историю с запиской? – спросил Феллини.

– Теперь – да. Если бы Кардо сама написала записку, чтобы отвести от себя подозрения, она бы сохранила ее для нас.

– А верите ли вы в то, что она – убийца?

– Больше не верю.

– Тогда освободите ее завтра утром.

Молькхаммер был благодарен Феллини, что тот не упрекал его за опрометчивый арест певицы. Первоначальное недовольство появлением известного криминалиста уступило место чувству облегчения; он радовался, что ему не придется одному распутывать этот чертовски запутанный клубок. Тут можно прославиться, но можно и сломать шею. Однако именно в данном деле никто не простит неудачи: ни начальство, ни пресса, ни общественность.

– Кто же убийца? – спросил Феллини. – Врач? Но ведь не убивают же человека только за то, что, подвыпив, поцапались с ним в баре. Кстати, с кем это разговаривала Кардо по телефону?

– С неким Крёберсом. Он торгует марками в Инсбруке. Больше о нем ничего не известно. Возможно, Крёберс поможет пролить свет на загадочную историю с Грацем и деньгами. Разумеется, при условии, что Кардо не водит нас за нос

– Мы многого еще не знаем, – сказал Феллини. – Мы не знаем, кем был Новак, не знаем, почему он решил позвонить Крёберсу в середине ночи. Мы должны для порядка прощупать врача.

Феллини провел остаток ночи в одной из камер полицейского участка Глурнса, и ни жесткий соломенный тюфяк, ни одеяла, источавшие кисловатый запах, не могли потревожить его богатырский сон.

В соседней камере неподвижно лежала на койке Лиль Кардо и не могла уснуть Час за часом она смотрела невидящим взором на тень, отбрасываемую решеткой на потолок, пока не забылась под утро беспокойным сном. Еще не пробило шести часов, а она уже открыла глаза, разбуженная звуком поворачиваемых в замочной скважине ключей и скрипом дверей. Около семи ее проводили к Молькхаммеру, который объявил, что она свободна. Но известие, казалось, не обрадовало Лиль.

– Однако мы просим вас, – добавил он, – на некоторое время задержаться в Глурнсе или Тауферсе. Возможно, нам понадобится ваша помощь. Из «Бурого Медведя», если угодно, можете выехать.

– Хорошо, я сниму где-нибудь комнату, – вяло согласилась Кардо. – Только прошу оставить меня до завтра в покое.

Вскоре она уехала на полицейской машине. Шум мотора разбудил Феллини. Он заложил руки за голову и задумался. Эти минуты между пробуждением и подъемом он ценил больше всех остальных. Голова была свежей и ясной, мысли оформлялись быстро и четко, и он уже привык к тому, что лучшие идеи приходили ему на ум именно в это время. Невиновность Кардо казалась ему бесспорной. Решив избавиться от любовника, она бы, несомненно, позаботилась об алиби. Да и эту историю с запиской нельзя игнорировать совсем. Не следует, конечно, сосредоточивать на ней все внимание, чтобы не упустить из виду другие обстоятельства, но все-таки вначале следует пойти именно по этому следу. Возможно, Крёберсу в Инсбруке кое-что известно. Кстати, знает ли Молькхаммер, что ответил ей Крёберс?

– Ее зовут, конечно, не Кардо, а Лизеллота Крамер, – сказал Молькхаммер, завтракая с Феллини в кафе, расположенном напротив полицейского участка. – Она родом из Вердена на Аллере. Там же она работала парикмахершей. Кто-то внушил ей мысль, что природа наградила ее тонким слухом. Она воспылала любовью к музам и поступила певицей в третьеразрядный бар. Потом она присоединилась к женскому секстету, который, насколько я понял, создавал вокальный фон, подвывая солистам, затем снова полгода проработала парикмахершей и, наконец, опять выступила в баре, где и познакомилась с Новаком.

– Когда это произошло?

– Четыре года тому назад. Год спустя Новак снял ей квартиру в Мюнхене, еще через год поселил ее в Вене, а в последнее время стал даже брать с собой в разъезды.

– Неплохая карьера, – похвалил Феллини. – Если бы не смерть Новака, она еще через год могла бы стать его женой. Кстати, вы узнали, что ответил ей Крёберс?

– Конечно. По словам Кардо, он всячески увиливал от прямого ответа, отделываясь общими замечаниями и словечками вроде «как вам сказать», «ах, вот оно что», «посмотрим» и т. д. Он не говорил ни да, ни нет, словно не вполне понимал, о чем идет речь.

После завтрака криминалисты вернулись в полицейский участок, где их уже ожидал судебно-медицинский эксперт.

– Вчера я предварительно обследовал труп, а сегодня продолжил осмотр, – заявил он голосом человека, который придает своей деятельности первостепенное значение.

Феллини достаточно насмотрелся на такие характеры и давно пришел к выводу, что наилучший способ получить от них максимум информации – это разговаривать с ними с самым серьезным видом.

– Мне с самого начала стало ясно, – важно продолжал эксперт, – что убийство совершено необычным предметом, возможно, таким, который в обычных условиях не является оружием и оказался в руках случайно.

– Очень интересно, – сказал Феллини.

В сопровождении криминалистов врач спустился в подвал, где лежал труп Новака. Окна подвала были распахнуты, а носилки к тому же обложены большими кусками льда.

– Вы видите следы двух расположенных рядом уколов, – пояснил судебно-медицинский эксперт голосом экскурсовода. – Убийца дважды вонзил оружие, не будучи уверенным в том, что первый укол поразил сонную артерию. Одно время я сомневался, но теперь совершенно уверен в том, что оружие было слегка изогнуто наподобие сапожного шила.

– А удар, нанесенный ему раньше?

– Пришелся по затылку. В момент удара Новак, очевидно, наклонился вперед. Он тотчас же потерял сознание. Преступник дотащил его до кровати и хладнокровно убил

«Как же Молькхаммер мог предположить, что хрупкая женщина способна на такой зверский поступок? – удивленно подумал Феллини. – Только сильному мужчине под силу протащить стокилограммовое тело от гостиной до спальни, да еще положить его в постель. Или у нее был помощник? Во всяком случае, даже обнаружив труп, Кардо, согласно ее версии, оставалась два часа в одной комнате с трупом, что никак не свидетельствует о слабости ее нервов».

– Мы сегодня же отвезем труп в Меран, – сказал Молькхаммер.

Ответив еще на несколько вопросов, врач распрощался и вышел. Криминалисты остались одни.

– А теперь едем в Тауферс, – сказал Феллини.

Стиснутая с обеих сторон ледяными кручами, дорога поднималась вверх, пересекала швейцарскую границу и за перевалом Офен спускалась к Энгадину. Сейчас перевал лежал в глубоком снегу, закрытый до середины мая для движения автомашин. Однако до Тауферса путь был расчищен, и даже на стоянке перед «Бурым Медведем» был убран снег.

Криминалисты прошли через вестибюль в кабинет владельца гостиницы.

– Господин Губингер, – подчеркнуто вежливо заговорил Молькхаммер, – вам придется еще раз пожертвовать для нас своим драгоценным временем.

– Но вы же нашли преступницу! – изумленно воскликнул Губингер.

– Возможно, да, но, возможно, и нет, – спокойно заметил Феллини – В таком деле нельзя спешить с выводами.

Губингер схватился за голову.

– Боже мой! – простонал он. – Если вы не обнаружите убийцу в ближайшее время, я окончательно разорюсь, Возможно, я и так уже разорен. Никто не согласится жить в гостинице, в которой совершено убийство.

– Я соглашусь, – успокоил его Феллини. – Однако ближе к делу… С какого года, приезжая в Тауферс, Новак начал останавливаться в «Буром Медведе»?

– Сейчас шестьдесят первый год, – рассуждал вслух Губингер, – стало быть, минимум с пятьдесят первого. Такой приятный, достойный человек! Он уже в третий раз посещает Тауферс с фройляйн Кардо. Господин Новак и здесь не сидел сложа руки, писал, иногда звонил по телефону, а иногда даже вызывал к себе секретаршу из Вены. Иногда господин Новак уезжал на пару дней в Мюнхен, Милан или Берн.

– Если я правильно понял, – спросил Феллини, – вы знакомы с Новаком уже десять лет?

Прошло несколько секунд, прежде чем Губингер ответил на вопрос.

– Точнее, я знаком с ним почти двадцать лет, еще с войны. Он служил лейтенантом в полковом штабе, а я был штабным поваром. Видите ли, я учился на мясника и, конечно, воспользовался своими знаниями, чтобы не оказаться в окопах. Он меня сразу узнал, когда впервые остановился в гостинице десять лет назад. С тех пор он регулярно наезжает к нам. То есть наезжал, – поправился Губингер и вытер потный лоб.

Феллини понял, что последние события заставили Губингера поволноваться. Владелец гостиницы не принадлежал к числу людей, которые спокойно воспринимают известие об убийстве человека. Он тяжело, прерывисто дышал и определенно страдал болезнями сердца, что, впрочем, было не удивительно, учитывая его тучность. Удивительно другое: как этому нервному и трусливому человеку в сравнительно короткое время удалось построить на месте деревенского трактира такую крупную гостиницу? Старое здание использовалось сейчас под жилье для обслуживающего персонала, а рядом с ним возвышался новый четырехэтажный вместительный корпус на восемьдесят коек. Интересно, откуда у этого, откровенно говоря, деревенского увальня взялись такие деньги

– Покажите мне номер, в котором жил Новак, – попросил Феллини.

Их появление в вестибюле вызвало больший интерес, чем хотелось бы комиссару. Они поднялись на третий этаж, и Губингер отпер дверь

– Это салон, – пояснил он, – слева – спальня фройляйн, а справа – господина Новака. Когда я пришел, он еще лежал там, на кровати, так спокойно, словно забылся сном. Какой ужас! Бедная жена, бедные дети!

В комнатах уже было прибрано и постели перестланы. Но еще раньше Молькхаммер распорядился сфотографировать место преступления и зарегистрировать каждый предмет. Феллини подошел к окну и выглянул во двор: никаких следов на снегу. Следовательно, преступник проник не через окно, а вошел в номер через дверь, которую ему открыл Новак. В тот вечер Новак был очень испуган и тем не менее впустил в полночь мужчину, своего убийцу. Это мог быть только его хороший знакомый.

Феллини направился к выходу.

– Проводите меня, пожалуйста, к доктору Перотти, – попросил он Губингера.

– Доктор Перотти сегодня утром ушел в горы. Вероятно, он вернется только к обеду.

– В таком случае я хотел бы побеседовать с графом. Губингер поклонился и поспешно вышел, едва не столкнувшись в дверях с какой-то женщиной.

– Я должна поговорить с детективами, – быстро произнесла она. – Ведь вы детективы, не так ли?

Это была полная женщина лет пятидесяти, с резкими движениями и торопливой речью.

– Я видела убийцу, да, да! Я ждала вас еще вчера. Господина Новака застрелили в этой комнате?

Она испуганно замолчала и уставилась вначале на пол, а затем на кресло.

– Какой ужас! Бедная симпатичная девушка! Убийца – доктор! – неожиданно выпалила она и села в кресло. – Я заметила, как он выходил из этой комнаты после двенадцати часов. Я как раз возвращалась из бара и шла по коридору. Я также видела, как они поссорились – доктор и господин Новак. Я сидела за соседним столиком…

– Эта дама – фрау Моосбюргер из Туттлингена, – перебил ее Губингер, оставшийся стоять в дверях.

– Видите ли, я – учительница, – пояснила фрау Моосбюргер. – В школе привыкаешь обращать внимание на любую мелочь. Кто не делает этого, тот пропал, дети будут вить из него веревки. Одним словом, можете на меня положиться: доктор вышел из этой комнаты в половине двенадцатого.

– Вы только что сказали: после двенадцати, – перебил ее Феллини.

– Кто? Я? Какая разница! Возможно, это было до двенадцати. В такой момент не смотрят на часы, не правда ли?

– Вы заметили что-нибудь особенное? – спросил Феллини – Он был возбужден, бежал?

– Господи, я солгу, если скажу «да». В конце концов я тоже пропустила рюмочку-другую. Он просто очень быстро шел. Не бежал, а так, быстро-быстро шел.

Феллини попросил учительницу выйти вместе с ним в коридор и показать, где стояла она и откуда и куда шел доктор Перотти.

– Фрау Моосбюргер, – в заключение сказал Феллини, – с вашего разрешения мой коллега составит протокол нашей беседы.

– Вы арестуете доктора Перотти? – спросила она, широко раскрыв глаза. – Вы тоже полагаете, что он убийца?

– Посмотрим, – неопределенно ответил Феллини.

Молькхаммер остался с учительницей, а Феллини вместе с Губингером прошел в его кабинет, решив, что кабинет – наиболее подходящее место для беседы

Вскоре в сопровождении Губингера появился граф. Графу Фердинанду фон Гатцфельд-Бахенгофену лишь недавно пошел четвертый десяток. Он носил самое обыкновенное платье, и в его лице Феллини не обнаружил ни одной черточки, которая свидетельствовала бы о его благородном происхождении. Скорее, он походил на обыкновенного служащего или инженера.

– Я с удовольствием сообщу вам все, что знаю, – поклонился граф. – В то утро я зашел в номер господина Новака, так как хотел помирить его с доктором На мой стук дверь открыла фройляйн Кардо. Она была в халате и казалась очень растерянной. Я тотчас сообразил, что случилась какая-то неприятность.

Все, что рассказывал граф, не являлось для Феллини новостью. Он терпеливо и внимательно выслушал графа до конца и неожиданно спросил:

– Вы давно знаете Новака?

– Около пяти лет. Этот человек имеет, пардон, имел колоссальные связи. С его помощью я реализовал несколько картин, а также лес под Мархеггом, недалеко от словацкой границы. В наше время бессмысленно пытаться сохранить такое разбросанное наследство. Ну скажите, пожалуйста, на что мне замок Гартенштейнов в Каринтии? Полукрепость, полузамок, полуразвалина… Там нечего делать даже летом. Новак решил его приобрести и восстановить. На деньги, которые он собирался вложить в крепостные стены, можно купить пягь больших особняков.

– Но не старый замок?

– Вот именно, – усмехнулся граф. – Я – граф и предпочитаю жить в отеле, он же не был графом и поэтому хотел приобрести замок. Пожалуйста!

– У него были конкуренты?

– Нет, не думаю, чтобы кто-нибудь завидовал новому приобретению Новака.

– Вы уверены, что у него не было сомнительных деловых связей?

– Уверен.

– У него были враги?

– Не знаю.

– А доктор Перотти?

Граф недовольно поморщился.

– Не будем раздувать из мухи слона. Все мы немножко выпили, Лиль Кардо, конечно, очаровательная женщина, но один человек не станет вонзать другому нож в шею только потому, что повздорил с ним за столом.

– Как долго вы еще пробудете здесь?

– Пока удержится снег.

– Разумеется. – Граф, казалось, некоторое время колебался, прежде чем задать мучивший его вопрос: – Позвольте узнать, как долго вы собираетесь держать под арестом Лиль Кардо? Может быть, ее можно освободить под залог?

– Она уже освобождена, – ответил Феллини.

Граф облегченно откинулся на спинку стула.

После того как учительница подписала составленный Молькхаммером протокол, оба криминалиста выехали в Глурнс.

В Глурнсе они позвонили в Милан и Меран, сообщив о предварительных результатах расследования, в последний раз взглянули на труп Новака, перед тем как его положили в гроб и увезли, и отправились обедать в ресторанчик, в котором завтракали утром.

– Это мое первое серьезное задание, – сказал Молькхаммер. – Надеюсь, до вечера все станет на свои места. Неужели Новака убил Перотти?

– Посмотрим. Кстати: Губингер учился на мясника, и Новака закололи как свинью.

Феллини отломил вилкой кусочек биточка и поднес его ко рту.

– Черт побери, – пробормотал он, – как это я раньше не догадался? Возможно, Новака укололи в сонную артерию не два раза, а только один? Скажем, большой двузубой вилкой для мяса?

От неожиданности Молькхаммер перестал жевать и, проглотив недожеванный кусок, быстро произнес:

– Как же этот умник эксперт не сообразил столь простой вещи? Ну конечно, такие вилки слегка изогнуты!

– Я и раньше подозревал не только врача, но и Губингера, а теперь подозреваю его еще больше. Но я все-таки не могу поверить, что этот трусливый толстяк способен на убийство.

– Когда волку угрожает опасность, он идет на все. Но какая опасность угрожала Губингеру?

После обеда Молькхаммер и Феллини вернулись в полицейский участок. Там их поджидала целая толпа репортеров, но комиссар перенес пресс-конференцию на вечер. Криминалисты уже собирались снова выехать в Тауферс, когда в комнату вошел высокорослый молодой человек в лыжных брюках и непромокаемой куртке.

– Я хотел бы дать некоторые показания. Я – доктор Перотти.

Феллини и Молькхаммеру пришлось приложить усилия, чтобы не выдать своего удивления.

– Я не собираюсь отнимать у вас много времени, – начал Перотти. – К тому же не исключено, что то, что я хочу рассказать, давно вам известно. Дело в том, что в течение двух недель я почти каждый день встречался с господином Новаком, в том числе и вечером накануне убийства. В тот вечер между нами произошла небольшая ссора.

Дальнейшее уже было известно криминалистам и совпадало с показаниями графа и Лиль Кардо.

– Куда вы направились, выйдя из бара? – спросил Феллини.

– В других обстоятельствах, – после некоторого колебания произнес врач, – я бы воздержался говорить о подобных вещах. Надеюсь, мне можно рассчитывать на вашу скромность? Некоторое время тому назад я познакомился с одной дамой, некой Кристиной Риман. В тот вечер я был у нее. Вернее, вначале я зашел к себе в номер, несколько освежился, а затем направился к ней. Она живет на третьем этаже, через две двери от номера господина Новака.

– Как долго вы оставались у Риман?

– Я не смотрел на часы, а если и смотрел, то сейчас не помню Я ушел от нее вскоре после двенадцати или в половине первого.

Перотти говорил легко и изящно. Он был высокого роста, стройный, загорелый, с густыми черными волосами и красивыми темными глазами. «Такой производит на женщин неотразимое впечатление И не удивительно, если они по уши влюбляются в него», – подумал Феллини, а вслух сказал:

– Разумеется, весь разговор останется между нами Однако, надеюсь, вас не оскорбит, если мы, в спою очередь, поговорим на ту же тему с фрау Риман

Доктор Перотти кивнул головой, выражая согласие Молькхаммер попросил у врача удостоверение личности и уже хотел протянуть ему на подпись протокол, как вдруг Феллини задал ему еще один вопрос:

– Кстати, расскажите о своих отношениях с фройляйн Кардо!

– Это не был даже флирт. Женщина, конечно, очень недурна, но я не любитель охотиться в угодьях своих знакомых. Я не только ни разу не поцеловал ее, но даже не пытался этого сделать.

– Во всяком случае благодарю вас, – закончил Феллини, – что вы явились по собственной инициативе.

Он поднялся и вышел из комнаты, предоставив Молькхаммеру заканчивать формальную часть допроса.

На улице, освещенной ярким мартовским солнцем, ослепительно сверкал снег, с крыши капала талая вода и опьяняюще пахло мягким весенним воздухом. Феллини остановился и задумался Показания Перотти разрушали все надежды на скорую поимку преступника. Если Риман подтвердит, что доктор Перотти находился у нее в тот полуночный час, любой суд отклонит показания учительницы из Туттлингена. Даже если доктор Перотти и совершил преступление, уличить его невозможно. И наконец, с какой стати ему было вообще убивать Новака?

Феллини вернулся в кабинет и перечитал протокол.

– Не вешайте носа! – подбодрил он Молькхаммера. – Подобные неудачи случаются время от времени Вы прощупаете до вечера эту Риман, а я займусь проверкой своей гипотезы. Не исключено, что вилка поможет нам напасть на правильный след.

Они вместе выехали в Тауферс.

В гостинице криминалисты разделились: Молькхаммер поднялся к Риман, а Феллини спустился в кухню. Обеденная горячка прошла, перед тремя судомойками стояла гора грязных тарелок, теплый воздух был насыщен запахами вкусных блюд. Повар в переднике и высоком белом колпаке перекладывал в блюдо кусочки жаркого. Феллини представился. Повар в ответ вытянул трубкой губы и растопырил пальцы, давая понять, что знает как его, так и цель визита. Повар оказался итальянцем, одним из немногих итальянцев, встреченных Феллини в горах.

Феллини осмотрелся и похвалил кухню: просторная, чистая, оснащенная, судя по всему, самым современным оборудованием, она производила превосходное впечатление.

Повар с такой гордостью провел Феллини по кухне, словно она была его собственностью, обратив внимание криминалиста на то, что все оборудование электрическое – и чисто и удобно.

– У вас есть большие вилки, например для жаркого? С двумя зубьями? – спросил Феллини, когда они, наконец, закончили осмотр.

– Разумеется.

Повар прошел к ящикам, в которых лежали столовые приборы. Феллини взял одну из вилок в руки: твердая ручка и два острых, слегка изогнутых зуба.

– У вас много таких вилок?

– Пять.

– Все на месте?

– Вчера было только четыре. Одна пропала. Ну да ничего, найдется.

Вдруг он пристально посмотрел на Феллини.

– Или вы думаете…

– Я ничего не думаю, – перебил его Феллини, – и вам советую не ломать себе голову, – но, спохватившись, смягчился – По крайней мере никому ни слова. Болтливость может чрезвычайно затруднить расследование. Это не более чем подозрение.

– Разумеется, я буду нем как рыба.

– Чего-нибудь еще не хватает?

– Шести кофейных ложечек, двух сахарниц и колотушки для мяса.

– Когда она пропала?

– Позавчера.

– Кто был на кухне в тот вечер, когда произошло убийство?

– В тот день я работал две смены и ушел только в двенадцать часов ночи. Вон та женщина в голубом переднике ушла в начале двенадцатого.

– К вам кто-нибудь заходил?

– Шеф.

– Это в порядке вещей?

– О да! Он часто заходит на кухню, иногда по делам, а иногда просто так.

– Не мог ли он незаметно взять вилку и колотушку для мяса?

– Мог. Но прошу об одном: избавить меня от неприятностей!

– Если вы сами не проболтаетесь, никто не узнает о нашем разговоре, – сказал Феллини и протянул повару руку. Ладонь повара была влажной, лицо блестело, словно смазанное жиром. Пока Феллини шел к выходу, женщины с любопытством смотрели ему вслед, и он не сомневался, что сразу после его ухода они ринутся к повару с расспросами, и неизвестно, выдержит ли тот их натиск.