Текст книги "Прокаженный король"

Автор книги: Пьер Бенуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Но она уже отвернулась от меня.

– Тамил, – сказала она одному из сингалезцев, – дай мне стакан и льду, и вот этот флакон, и бутылку, вот эту и ту.

Я с восхищением следил за ней, пока она приготовляла эту смесь в серебряном стакане.

– Тридцать шесть, – продолжала она, – я умею приготовлять тридцать шесть видов коктейля, столько же, сколько звезд на флаге союза. Разумеется, каждый из них носит имя одного из Штатов. Вот этот я предпочитаю – Алабама, там я родилась в… Нет, дорогой мой, вам еще не следует знать, в котором году это было. Будьте осторожны, он очень крепкий.

Действительно, он был очень крепок. Но из уважения к ее родине я счел себя обязанным выпить до дна громадный стакан, равный, по-моему, трем большим коктейлям.

– Теперь немного виски – надо растворить сахар, – сказала она, – идемте к столу.

– Когда вы рассчитываете ехать дальше, миссис?

– Отдохнув после обеда, около четырех.

– Вы не боитесь, что это будет поздно?

– Нисколько. Мы будем у Ангкор-Вата как раз при заходе солнца – самое лучшее время. Вы не знали этого? Об этом есть во всех книгах.

Я поспешил переменить разговор.

– Могу я обратиться к вам с просьбой?

– Пожалуйста.

– Дело в том, что мой шофер должен остаться здесь, в ожидании, пока не приедут из Пномпеня за моим автомобилем, чтобы починить его или увезти, и я бы очень просил разрешить моему механику ехать на вашей второй машине. Мне он понадобится сегодня вечером – с его помощью я должен разыскать предназначенный мне дом. Я не позаботился предупредить о своем приезде резидента Сием-Реапа, в ведении которого находится Ангкор.

– Отлично, нет ничего проще.

К счастью, во время завтрака мы не касались в разговоре ни кхмерского искусства вообще, ни развалин Ангкора в частности. Максенс рассказывала мне о Яве, откуда она приехала, о Японии и пожелала узнать мое мнение об одной статуе, купленной ею в окрестностях Киото, снимок с которой она мне показала. Надо было быть совсем профаном, чтобы не узнать одно из чудеснейших произведений эпохи Хейян, в которых так ясно обнаруживалось влияние греческого искусства на азиатское. Ты, быть может, помнишь лекцию, прочитанную на эту тему в 1913 году в музее Гимэ неким господином де Трассан? Я пошел с тобой на эту лекцию и вынужден был остаться, потому что, как сейчас помню, дождь лил как из ведра, а на этой проклятой Иенской площади никогда не было ни одного такси. Ты же понимаешь, что я не пропустил такого удобного случая, к тому же ты знаешь, какая у меня блестящая память. Максенс слушала меня сперва с интересом, затем уж с восхищением, которое она едва сдерживала, но оно все же прорвалось, когда я закончил мой доклад по этому вопросу, проведя дифирамбическую параллель между Палладой из музея Лагора и Кваноной из музея Нары.

– Как я счастлива! – воскликнула она, хлопая в ладоши, как ребенок. – Оказывается, вы настолько же большой ученый, сколько и джентльмен, значит, мы повеселимся!

Я кусал себе губы, поняв немного поздно, в какую западню завела меня эта смешная потребность позы и это пускание пыли в глаза…

– Что-то будет в Ангкоре? – сказал я себе с беспокойством.

Ах! Да! Что-то там будет?!

Час спустя после того как мы покинули Компонг-Том, в то время как заходящее солнце начало окрашивать в красный цвет верхушки гигантских деревьев, мы въехали в ангкорский лес и инстинктивно мало-помалу перестали разговаривать.

Дорогой мой, немало людей до и после меня посетили Ангкор, и все без исключения напечатали коротенькие описания его в книгах или статьях. В настоящий момент это отнюдь не облегчает моей задачи, тем более что трое или четверо из них обладали подлинным талантом. Но с тобой, понятно, я не стану разводить церемоний. Я, по крайней мере, обещаю тебе одно – если и не будет других достоинств в моем описании, все же заслуга его будет заключаться в ясности и точности.

Квадрат в тысяча двести метров – Ангкор-Ват, храм; на расстоянии одного километра к северу – другой квадрат, больше чем в три километра – Ангкор-Том, город. Вокруг этих квадратов канавы и рвы. И всюду лес, чудесный камбоджийский лес, полный тени и страхов.

Сначала перед нами промелькнули река и деревня, построенная на сваях, а затем нас охватил снова лес, только более густой; вдруг автомобиль остановился.

– Что случилось? – спросила Максенс почти гневно.

Оказывается, дело было в моем механике. При отъезде из Компонг-Тома я велел ему сесть рядом с шофером миссис Вебб. Сейчас он хотел спрыгнуть на землю.

– Дом, месье.

Он указывал мне на дом в нескольких шагах от дороги, довольно красивый, из кирпича и серого камня. Я, признаться, ждал менее комфортабельного жилища.

– Эго дом, предназначенный для хранителя, то есть для меня, – сказал я Максенс.

Она сделала нетерпеливое движение.

– Ну хорошо, пусть тут останется вторая машина и сингалезцы разгрузят багаж; а вашего механика мы возьмем с собой. Он нужен нам, чтобы указывать дорогу в лесу. Нельзя терять ни одной минуты. Вперед!

И мы снова поехали по пустынным и молчаливым дорогам, где вечер начал уже угасать.

– Ах! – пробормотал я наконец, – вот они, посмотрите! Перед нами возвышались посреди огромного, вырубленного в лесу четырехугольника пять таинственных серых башен, увенчанных тиарами из колоссальных лотосов. Позади них – небо, восхитительного розового японского оттенка; а у наших ног, в воде рва, еще более чистое, еще более розовое небо, и в нем отражалось пять больших опрокинутых башен, слегка колеблющихся.

– Ангкор-Ват! – сказала Максенс. Автомобиль немного замедлил ход.

– Остановимся и войдем, – молил я, когда мы проезжали мимо моста на шоссе, ведущего внутрь храма.

Голос Максенс, бывший только что сдавленным и глухим, сделался резким.

– Вы с ума сошли! Бросаться, как ребенок, в первый попавшийся храм! Нет, нет, сегодня вечером, пока светло, осмотрим сначала все целиком. А для детального осмотра у нас есть время и завтра и послезавтра, сколько понадобится. Итак, вперед полным ходом!

Когда мы обогнули западный фасад храма, нас охватила снова, разлучив со светом, лесная чаща. И скоро в тени вырисовался крутой откос, о который, казалось, автомобиль должен был немедленно разбиться.

– Ангкор-Том, – сказала Максенс. – А вот южные ворота города.

Эти ворота внезапно раскрылись перед нами, как пещера, и поглотили нас. С этого момента, находясь в удивительной столице, мы покатили по прямой аллее, деревья которой были так густы, что образовывали по обеим сторонам мрачную стену черно-зеленого цвета.

Я почувствовал в темноте, как рука моей спутницы схватила мою. Там, в конце рва, куда мы ехали, вырисовывалось необыкновенное здание, оно выступало из-за листвы, за которую я его сначала и принял.

– Это Байон, не правда ли? Байон. А вот и четырехликие башни.

Мы обогнули слева фантастический хаос бледных камней.

– Город, город, – повторяла Максенс, – город короля.

– Терраса Слонов, – сказал я в свою очередь, когда мы выехали на нечто вроде эспланады, – а там, в конце, терраса Прокаженного короля, не так ли?

Не уменьшая скорости, мы въехали в аллею, бывшую продолжением первой, проехали под Северными Воротами и выехали из Ангкор-Тома. Понадобилось не больше десяти минут, чтобы пересечь расстояние от одного конца высокой ограды до другого.

Мой механик обернулся:

– Вернуться той же дорогой, месье?

– Ни за что, – сказала Максенс. – Мы поедем вправо, через лес, по дороге храмов.

– Больше двадцати пяти километров, мадам.

– Это дело получаса.

– Скоро ничего не видеть.

– Зажгите фонари. Вперед!

Проезжая, мы слышали справа и слева какой-то неясный шум, какой-то треск. Зажигались и тотчас исчезали двигающиеся, светящиеся фосфорическим блеском точки – глаза животных. Мягкие взмахи крыльев несколько раз касались наших лиц. Когда, облив дорогу, сверкнул двойной сноп от фонарей, в белом конусе появились рои бабочек. Они приближались очень быстро и исчезали, поглощенные ночью. На несколько секунд черная перегородка растительности, справа от нас, сделалась еще чернее. Там была стена.

– Пра-Кхан. Это Пра-Кхан, не правда ли?

Я воздержался от ответа. Только что, в Ангкор-Томе, я узнал Террасу Слонов. Мои познания уже иссякли на этот день.

Перед нами прыгнул, как будто покатился по дороге и исчез с мяуканьем какой-то силуэт.

– Леопард?

– Дикая кошка, – сказала Максенс презрительно.

В то время как мы пересекали что-то вроде лужайки, над нашими головами на одну минуту снова появилось очень бледное небо.

– Восточный Барэй, большое водохранилище Ангкор-Тома. А вот, без сомнения, Пре-Руп. Да, Пре-Руп. Едем скорее, если мы хотим увидеть в последний раз сегодня вечером башни Ангкор-Вата.

Максенс произнесла последнее название: Бантеан-Кден. Затем в продолжение почти четверти часа у меня было впечатление только бешеной езды сквозь темноту. Наконец тьма прояснилась, шофер погасил фонари. Автомобиль остановился.

– Выйдемте, – сказала Максенс, – только на минуту.

Сделав полукруг по лесу, мы снова очутились у юго-восточного угла Ангкор-Вата. Не прошло и часа с тех пор, как мы отъехали от Большого храма, а я едва его узнавал – он высоко поднимал к лиловому небу свою диадему из башен, размеры которых показались мне сильно увеличенными.

Миссис Вебб уселась на траву, не обращая внимания на приветствие невидимых животных; она смотрела на огромные овраги, расстилавшие у наших ног целые луга лотосов и водяных лилий, местами пересеченные широкими лужами, в которых лиловое небо, отражаясь, принимало фиолетово-коричневый оттенок. Я молчал. Так вот оно, мое мрачное королевство! Время от времени раздавался пронзительный крик из этого водного цветника. Чирок? Может быть, водяная курочка?.. Я не знал. Да и откуда я мог знать?!

Я услышал голос моей спутницы, голос, несколько изменившийся:

– Вы молчите? Что с вами? О чем вы думаете?

– Ни о чем, – пробормотал я.

Я лгал. Я говорил себе: «Сейчас все хорошо, пока она здесь, а вот через две недели, когда она уедет и оставит меня здесь одного… одного…» И я чувствовал, как постепенно к моему восхищению примешивается смертельная тоска, почти страх.

– Ах, черт тебя возьми! – воскликнул я, не удержавшись. – Знаешь ли, мой бедный Рафаэль, кажется, не очень-то было веселое место, куда спровадил тебя твой будущий тесть?

– Да, по крайней мере, таково было первое впечатление, – ответил мой друг. – Впоследствии оно, к счастью, изменилось. Выпей же еще этого «Pape Clement». С фазаном это как будто недурно, а? Донатьен, распорядитесь, чтобы Фердинанд не клал столько чесноку в салат. Когда лионцы стремятся придать кушанью острый вкус, они делают бог знает что! Ну, еще немного «Pape Clйmente! Ах, если бы у меня тогда было там такое вино! Миссис Вебб привезла только шампанское, правда, превосходное. Вообрази, первую ночь я спал как убитый. Проснулся только, когда постучали в дверь. Это был мой механик.

– Месье, там есть месье Бененжак.

– Кто это – господин Бененжак?

– Резидент Сием-Реап. Он хотеть видеть месье.

– А! Отлично. Передай ему мои извинения. Я буду готов черезпять минут. Который час?

– Девять часов.

– А где же мадам?

– Мадам уехала с большим автомобилем в половине восьмого. Да. Она сказала, не надо беспокоить месье. Она быть обратно к завтраку.

– А… Хорошо. Ну, иди, скажи резиденту, что я сейчас приду.

Я посвистывал, одеваясь. Утро было восхитительное. Солнце пронизывало длинными светлыми стрелами синий купол леса. Сквозь решетки окон я мог видеть разноцветные хороводы птиц, бабочек, насекомых. Вот оно, непостоянство и ребячество человеческой природы – все вчерашние гнетущие тени уже рассеялись!

Резидент Сием-Реапа играл на веранде с борзой миссис Вебб. Мы пожали друг другу руки. На вид ему было лет тридцать пять, его решительные манеры, веселое, прямодушное лицо тотчас расположили меня в его пользу:

– Я, право, сконфужен, господин резидент. Я первый должен был сделать вам визит. Но я приехал вчера очень поздно и…

– Пожалуйста, не будем считаться, господин хранитель, – сказал он. – Церемонии здесь были бы не к месту. Я хотел бы сразу придать нашим отношениям дружеский характер, хочу, чтобы он сохранился и в дальнейшем; я пришел сказать вам, что я всецело к вашим услугам. Я намерен был предложить вам… Но, кажется, в этом отношении все уже сделано. Вы уже устроены…

Надо сказать, что накануне, когда мы вернулись после нашей бесконечной прогулки, мы нашли в доме все в полном порядке и даже больше, – все было устроено с большим вкусом слугами миссис Вебб. Им не требовалось особого разрешения, чтоб открывать сундуки, следовавшие за Максенс повсюду; содержимое их позволяло ей всюду накладывать особый отпечаток уюта и комфорта, столь любимого англосаксами даже в случайных, временных жилищах. Для меня же это было как нельзя кстати, ибо мой предшественник, как я скоро убедился, коварно запер все, что ему принадлежало в комнате, внизу, оставив в мое распоряжение лишь казенную мебель, правда, очень прочную, но Довольно обыкновенную и не особенно изящную.

Молодой резидент с плохо скрываемым удивлением рассматривал, любуясь, старинные вышивки, вазы, уже наполненные орхидеями, прекрасное серебро, раскладываемое на столе веранды с важным и спокойным видом сингалезцами и горничной.

– Госпожу Сен-Сорнен не слишком утомило путешествиее ? – спросил он наконец.

Я улыбнулся. Его заблуждение было так простительно.

– Дорогой мой, вы ошибаетесь. Я не женат. Дама, о которой, как вижу, вам доложили, вовсе не моя жена, это американка-путешественница, она должна провести в Ангкоре дней десять. По дороге мой автомобиль потерпел аварию, налетел на буйвола, и я был очень признателен ей, когда она предложила мне свой. И вот простая признательность заставила меня предоставить в ее распоряжение мое жилище на время ее пребывания здесь, даже если бы губернатор Кохинхины не дал мне о ней самых лестных отзывов.

Резидент рассмеялся.

– Очень было неумно с моей стороны не догадаться, что эта дама – миссис Вебб. Меня тоже уведомили о ее приезде. Я предполагал предложить ей остановиться в резиденции. Впрочем, здесь ей значительно удобнее – в моем скромном доме в Сием-Реапе я бы не мог предоставить ей такую изысканную роскошь. Я пришел просить вас доставить мне удовольствие отобедать сегодня со мной. Признаюсь, я не смею просить о приглашении вашей спутницы…

– Благодарю вас и от своего имени и, полагаю, также и от имени моей спутницы, – сказал я просто.

– Вы разрешите пригласить единственного француза в этом округе, бригадира Монадельши – он выполняет функции лесничего и начальника туземной милиции. Быть может, он не очень образован, но очень хороший человек. Он, как никто, знает здешние места, и если миссис Вебб интересуется охотой на тигров… я вижу на стенах великолепные ружья, они, несомненно…

– Как же, как же, – сказал я. – Она будет в восторге. В вашем ведении находится прекрасная территория, господин резидент.

– Да… Не могу пожаловаться… Ни в чем нет недостатка – реки, озера, горы, леса… И всякого рода животные. А кроме того, и население – прямо ангельской кротости. Эти несчастные до сих пор проявляют необычайную покорность, несмотря на то что их испокон веков и грабят и издеваются над ними… Работы у меня немало. Территория, равная по величине трем или четырем округам, самые примитивные способы сообщения, а мы одни с Монадельши. Я должен одновременно исполнять обязанности судьи, преподавателя, префекта, инженера и даже военачальника при случае, если сиамские пираты очень уж разойдутся… Я всегда брожу по горам и долам, что называется… В Сием-Реапе вы редко меня захватите. А разве есть лучше жизнь, чем при хорошем здоровье, да если вы к тому же и хороший ходок?..

– Дорогой мой, – сказал я, проникаясь к нему все большим доверием, – я задам вам один вопрос, который может показаться вам несколько смешным. Но ведь вы должны посвятить меня во все дела, не так ли? Я бы очень рад был узнать именно от вас, в чем, собственно, состоят мои обязанности?

Он несколько смутился.

– Я полагал, вы виделись с господином Тейсседром?

– Я его видел только один раз. И, как мне показалось, он вовсе не был расположен давать мне какие-либо директивы. И добавлю, что и я не имел ни малейшего желания спрашивать их у него.

Резидент облегченно вздохнул.

– Тогда, дорогой мой, разрешите вам сказать, до какой степени я тронут вашей искренностью. Это для меня очень ценное предзнаменование наших отношений в будущем, которые изменят…

– Как? Вы были в плохих отношениях с господином Тейсседром?

Он пожал плечами.

– Я ничего не могу сказать о них плохого. Ваш предшественник, господин Сен-Сорнен, почтенный ученый. Но климат сделал его немного раздражительным. Надо быть молодым, чтобы жить здесь, чтобы при случае, если понадобится, не бояться переночевать и в лесу. А здоровье господина Тейсседра мешало ему во многом, вот он и стал на меня сердиться. Он обвинял меня в том, что я будто суюсь не в свое дело и вмешиваюсь в то, что подведомственно ему.

– Боже меня сохрани, если я когда-нибудь брошу вам подобный упрек! – сказал я пылко.

– Скажу точнее. Дорогой мой, когда я вынужден бываю расчищать участок леса или прокладывать дорогу, то ведь не моя вина, если мои туземцы случайно наткнутся на какой-нибудь храм или тысячелетнюю заброшенную дорогу. Я обязан только констатировать этот факт в своих донесениях. Так со мной случалось не раз. Но господин Тейсседр никогда не мог мне этого простить.

– Ройте, расчищайте, пишите донесения, какие вам будет угодно, я в претензии не буду!

– И вы правы, я ведь и не претендую на звание археолога, – сказал он, смеясь. – У меня и других дел по горло. Но, возвращаясь к вопросу, который вы мне задали, я думаю, что ваша задача состоит именно в том, чтобы держать правление Ханоя в курсе новых открытий. А также и в том, само собой Разумеется, чтобы принимать меры к сохранению памятников, входить к генерал-губернатору с предложениями об их классификации, согласно постановлению от 9 марта 1900 года. Самый страшный и единственный враг руин, это – тропическая природа. За ним-то вы и должны усиленно наблюдать. Туземцы

здесь не иконоборцы. И, слава богу, наши расстояния, леса и климат защищают от нашествия антикваров и торговцев древностями храмы и их богатства. Во всяком случае, я весь к вашим услугам, как только понадоблюсь. Он поднялся.

– Вы уже уезжаете?

– Я пришел пешком и должен уже возвращаться, мне надо поглядеть за работами по ремонту моста недалеко от Сием-Реапа.

– Разрешите отвезти вас в автомобиле?

– Право, не стоит. Здесь не больше двух километров.

– Нет, пожалуйста! Нужно же мне приучаться ориентироваться в здешних местах, не так ли?

Как знаток, он похвалил мой автомобиль.

– Да, действительно, не плохая машина, – сказал я.

Я сел за руль, и скоро мы были уже в Сием-Реапе, селении, которое накануне мы проехали с быстротой молнии. Поистине это было райское селение, подлинное воссоздание Золотого века. Нетронутая флора Таити – банановые деревья, капустные, кокосовые пальмы купали свою листву в зеленой воде маленькой речки, по которой взад и вперед сновали пироги с радостными туземцами. Некоторые из туземцев купались. Другие на пороге своих свайных хижин играли – кто на флейте, кто на тимпане. Все дышало довольством. Никто не работал. Гоген! Страница из Бернардена де Сем-Пьера!

– Посмотрите, – сказал г-н Бененжак, с законной гордостью указывая мне на эту идиллию. – Остается только спросить себя беспристрастно: был ли в действительности женевский философ таким безнадежным помешанным, каким мы его считали?

– Да, – сказал я, – и, несмотря на это, у вас имеется милиция и поблизости наша колониальная пехота.

Когда мы прощались, группа прелестных молодых девушек, девушек-кукол, пересекла дорогу. Все они были в ярких «сам-пуа», их черные волосы были острижены так же коротко, как у наших модниц, за ухом воткнут цветок гардении. Одна из них, смеясь, бросила мне свой цветок.

– Кто эти прелестные девочки?

– Камбоджийские танцовщицы. Они из королевского кордебалета, часть которого…

– Да, я знаю: находится в настоящее время здесь.

– Увидев их, я вспомнил, – сказал мой спутник, – о письме, которое получил от главного резидента, он предлагает мне организовать танцы в Ангкор-Вате для миссис Вебб и для вас. Это можно будет устроить, когда вы пожелаете, хотя бы послезавтра вечером.

– Эге! – сказал я. – Так это вы властелин этих восхитительных баядерок. Вам мало всех ваших дел?.. Мне кажется,

танец скорее имеет отношение к изящным искусствам, и это я должен бы…

Как видишь, я довольно быстро освоился со своею ролью.

– Если вам угодно, возьмите на себя попечение о них, – сказал резидент, – я буду очень рад. Ограничусь лишь замечанием, что вы становитесь настолько же щепетильным, как и господин Тейсседр. Итак, до вечера.

Мы расстались, смеясь, лучшими друзьями.

Возвращался я тем же путем, которым мы ехали с резидентом. Проезжая мимо моего дома, я хотел было остановиться. Самая элементарная осторожность подсказывала мне необходимость пополнить пробелы в моем кхмерском образовании, посидев несколько часов за надлежащими книгами. Но ведь когда нет настроения работать, всегда находится столько прекрасных отговорок! Как, сидеть у себя взаперти, чтобы изучать планы окружавших меня со всех сторон храмов? Это чудовищно!.. Я решительно прибавил скорость.

Да кроме того, думаю, ты уже догадываешься, я рассчитывал повидать Максенс еще до полудня. Я проехал мимо Ангкор-Вата. Резкий ли дневной свет уменьшал размеры огромных башен, или я сам увеличил их накануне ночью в моем воображении? Во всяком случае они показались мне менее величественными, чем в сумерках. Впрочем, это ничуть не расстраивало меня, наоборот – мне вовсе не нравилось чувствовать себя раздавленным этим призрачным миром, который только вчера появился передо мной.

Выехав за ограду Ангкор-Тома, я остановил автомобиль в тени Байона.

– Ну, – сказал я себе, – было бы недурно осмотреть поосновательнее один из этих храмов. Тогда можно будет, пожалуй, вывести заключение от частного к общему. Вот этот, кажется, наиболее характерный.

Я ступил в самую середину груды камней – то лиловых, то цвета бронзы. Кустарник цеплялся за мою одежду. Я испуганно отскакивал от ящериц и змей, ползающих в блестящей от жары траве.

Со всех сторон, с высоты пятидесяти, восьмидесяти, ста футов на меня смотрели гигантские физиономии, высеченные на боковых частях башен, они давили меня бесконечной тяжестью своего мертвого взгляда.

– А! – пробормотал я, – поистине, здесь не очень-то весело!

И я понял, как сильно я ошибся, не начав с изучения плана памятника. Комнатная археология иногда хорошая вещь! Мне захотелось как можно скорее вырваться из этого проклятого гнезда. И это мне удалось.

Дойдя до северо-восточного угла храма, я увидел на расстоянии приблизительно пятисот метров автомобиль миссис Вебб. Он стоял около Террасы Слонов. Я очутился там в один миг, но никого не нашел. По всей вероятности, миссис Максенс была где-то поблизости.

Взобравшись по большой лестнице, я нашел ее в самом конце северной башни, которой заканчивалась терраса.

Я тихонько подкрался. Она фотографировала какую-то статую внизу, под деревьями.

– Ах, это вы? – сказала она, вздрогнув. – Как мило с вашей стороны, что вы за мной приехали.

– Я немножко на вас сердит – почему вы не велели меня разбудить? Что это за статуя, которую вы снимали со всех сторон?

– Как? – воскликнула она. – Что это за статуя? Да это же Прокаженный король!

– Прокаженный король? Не знаю.

– Как не знаете? Ведь вчера, когда мы здесь проезжали, вы же сами назвали это место «Терраса Прокаженного короля».

– Да, правда, я знал, что существует такая терраса, но не знал, что на ней имеется статуя Прокаженного короля.

Максенс посмотрела на меня искоса, она не знала, шучу ли я или говорю серьезно.

– Да и похож он на прокаженного не больше, чем мы с вами, – сказал я.

Я подошел к статуе. Она была из прекрасного фиолетового песчаника и изображала молодого человека немного выше среднего роста, совершенно обнаженного, сидящего по-восточному. Заплетенные в тонкие косы волосы падали в виде скрученных лент. На необыкновенно ясном лице была печать грустного, почти отчаявшегося благородства.

– Вы что-нибудь знаете об этой личности? Максенс покачала головой.

– С точки зрения исторической нет ничего определенного. Одни считают его за Куберу, бога богатства в браминском пантеоне. Другие склонны думать, и я принадлежу к их числу, что это Шива. Возможно, что это король Ясоварман, основатель Ангкор-Тома… Впрочем, это не важно. С художественной точки зрения, единственной, представляющей для нас интерес, эта статуя не дает ничего.

– Я с вами не согласен, – сказал я, обходя со всех сторон таинственное божество. – Посмотрите хотя бы на это чудесное выражение горечи и скорби.

– А посмотрите, какой нежный бюст, – возразила Максенс, – и намека нет на мускулы.

– Как и у Ганимеда из музея Пешавер, одного из лучших произведений индо-эллинской эпохи, – сказал я, – и я не удивился бы…

Максенс, видимо, не терпела противоречий.

– Не будем ссориться из-за этого отвратительного Будды, – сухо сказала она. – Я остаюсь при своем мнении. Ну, идемте. Лучше пойдем еще куда-нибудь. Будьте уж любезны до конца – отвезите меня в Празат-Кео. Это чисто шиваитский храм. Мура даже утверждает, что там происходили человеческие жертвоприношения. Мне хотелось бы узнать, что линга находится там как архитектурный мотив, или просто как украшение.

– Линга, что это такое?

– Ну, уж нет, – сказала она, смеясь. – На этот раз это вам не пройдет! Не рассчитывайте, что я вам объясню, что такое линга, несносный вы человек! Ну, едем скорее в Празат-Кео. Надеюсь, вы знаете, где это находится?

Бесполезно говорить, что я охотно уступил бы руль шоферу-сингалезцу. Все же я смело устремился по аллее, позолоченной солнцем, затем свернул направо. Мы проехали сперва под воротами, потом между нескончаемыми рядами гигантских камней, тянувшихся цепью. Я опять повернул, не уменьшая скорости. Вскоре мои старания были вознаграждены. Сквозь чащу вырисовывалась стена храма. Я остановил автомобиль.

– Выйдемте, – сказал я, спрыгнув на землю. Она смотрела на меня, онемев от негодования.

– Вы с ума сошли? – смогла она только произнести наконец. – Празат-Кео, я вам сказала! Празат-Кео. А вы знаете, где мы? Мы в Та-Прохме.

Я воздел руки к небу.

– Ах, я ничего больше не понимаю! Ну, садитесь сами за руль. Это ваш Прокаженный король меня заколдовал.

Это продолжалось целый день, слышишь ли, целый день. Мы заезжали домой не надолго, только чтобы позавтракать, затем опять эта адская гонка по всяким храмам. Максенс всю дорогу сидела рядом со мной, с видом тех инженеров, что заставляют новичков в автомобилизме сдавать экзамен на шофера, и все это под свинцовым солнцем, способным умертвить вас на месте. К вечеру мы очутились на берегу какого-то бассейна, около странной маленькой часовенки, втиснутой между корнями огромного бананового дерева, Неак-Пеан, кажется.

Миссис Вебб посмотрела на меня и расхохоталась.

– Надо возвращаться, – пробормотал я растерянно, – не забывайте, что мы обедаем у господина Бененжака.

– У нас еще есть время. Обед в восемь. А сейчас не больше шести.

И она рассмеялась еще громче. Я молчал. Дулся. Она взяла меня за руку.

– Ах, милый, – сказала она, – право, если бы у вас не было столько других достоинств, я бы сказала, что вы довольно странный археолог.

Над нашими головами взметнулась легкая, как облачко зеленого пепла, стая попугаев. На фоне порозовевшего неба зажглась звезда.

– Не правда ли, хорошо? – вздохнула Максенс. Я молчал. Она продолжала:

– Мы можем остаться здесь еще около часа. Что вы скажете, если мы займемся вашим кхмерским образованием? Пожалуй, это было бы не лишнее…

– Як вашим услугам, – сказал я. – Все, что вы ни сделаете – превосходно.

Она с минуту соображала, затем, положив мою голову к себе на плечо, начала:

– Эго было около 880 года нашей эры, когда король Индраварман наметил план ограждения города, города Ясодорапура, который мы называем теперь Ангкор-Том. Но он был предназначен его сыну и преемнику, «сопернику солнца, принцу с глазами лотоса», королю Ясоварману; новой столице решили дать его имя и заставить его превзойти все возрастающим усилием…

– Так. Эго неплохо, – сказал я, вставая из-за стола, за которым работал, окруженный целой грудой планов Ангкора всех размеров и цветов.

И я вышел из кабинета, куда еще третьего дня Максенс засадила меня, чтобы я мог ознакомиться, хотя бы в общих чертах, с историей и археологией Камбоджи; она устраивала мне маленький экзамен каждые два-три часа.

Я нашел миссис Вебб в гараже. Она осматривала свои автомобили.

– Ну, – сказала, она, – разве я вам не запретила выходить? Это что за бумага, которой вы размахиваете столь победоносно? Записки?

– Нет. Стихи.

– Стихи? Вы пишете стихи?

– Да.

– Об Ангкоре, надеюсь?

– Об Ангкоре.

– Тогда я вас прощаю. Кажется, это помогает, как мнемоническое средство. О чем же говорится в ваших стихах?

– О Прокаженном короле.

– Ну, разумеется! Боюсь, что вы совсем потеряете голову из-за этого Прокаженного короля. Ну, прочтите мне ваши стихи. За этим вы меня и разыскивали?

Максенс села на подножку одного из автомобилей, и я начал читать маленькую поэму, в которой ты без труда узнаешь мою прошлую, несколько изысканную манеру:

Plus que les Dona Sol,

les Thisbe et les Fantine,

Ta gloire m'a sйduit, o,

Prince, et j'ai compris

Toul ce qu'un jeune roi de chryselephantine

Peut avoir pour un cour solitaire de prix22
  Больше чем Дона Соль,\Тисб и Фантин,\Меня пленила твоя слава, о,\Принц, и я понял\Все, что юный король из кризелифантина\Может дать одинокому сердцу.


[Закрыть].

Максенс подняла указательный палец.

– Простите! Это очень красиво, но при чем тут криэели-фантпин? Ведь Прокаженный король, как вам известно, сделан из песчаника.

– Я полагал, что богатство рифмы…

– Допустим. Но одинокое сердце? По-моему, это не очень-то любезно по отношению ко мне…

– Ведь вы же не всегда будете здесь, Максенс.

– Вот это уже любезнее! Да, правда, не больше недели!.. Ну, поговорим о другом. Я на этих днях тоже написала стихи. Только все не решалась вам прочесть… Теперь решаюсь.

– Послушаем, – сказал я, покорно кладя мой листок в карман.

– Слушайте.

Les monts du Cambodge

Sont vite franchis;

Mais les pneus des

Dodges Sont bien avachis33
  Холмы Камбоджи\Быстро пройдены,\Но покрышки Доджа\Весьма потрепаны.


[Закрыть].

– Вот и все. Хорошо?

– Это размер, которым с успехом пользовалась мадам Дез-ульер. Но у вас чувство более современно.

– Правда? Я очень довольна. И заметьте, что не так-то легко было найти рифму к Камбодж. У нас есть один сенатор, Лодж. Я пыталась применить его имя, но ничего не вышло.

Я решил воспользоваться хорошим настроением, в котором, казалось, Максенс находилась, и попросил разрешения подышать немного свежим воздухом.