Текст книги "Прокаженный король"

Автор книги: Пьер Бенуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Когда я приехал, дом был торжественно освещен. На фоне электричества выступали из мрака силуэты больших таинственных деревьев с их диковинными цветами, парадная лестница, кишащая мундирами, обнаженными плечами…

Несколько минут я блуждал по каким-то гостиным, пока наконец дежурный офицер не проводил меня к губернатору.

– Очень рад вас видеть. Видели вы господина Тейсседра?

– Нет еще.

– Постарайтесь, чтобы передача дел произошла не в слишком резкой форме. Моя же обязанность – смягчать все, умасливать… Впрочем, дело не в этом. Быть может, в вашем путешествии произойдет некоторое изменение.

– А! – сказал я, насторожившись.

– Полноте! Не волнуйтесь. Вам хотят только добра. Выслушайте мена. И давайте торопиться – в моем распоряжении всего каких-нибудь пять минут до начала национальных гимнов. Вот в чем дело: на борту «Notrumpsa» y адмирала Джеффри находится его кузина, миссис Вебб, да, миссис Максенс Вебб. Она совершает поездку на адмиральском судне со своими слугами от Манилы до Гонолулу. Да-с. Во флоте США в этом отношении широта взглядов, не имеющая ничего общего со взглядами моряков других стран.

– Не понимаю.

– Сейчас поймете, эта дама выразила желание познакомиться с Кохинхиной и Камбоджей. Полагаю, что адмирал нанес мне визит, только чтобы доставить ей удовольствие, визит, который затем обойдется Соединенным Штатам в несколько миллионов долларов и нарушит мой бюджет всей этой иллюминацией, которую вы изволите созерцать. Он приедет за ней через три недели. Отсюда она отправится в Ангкор. Я говорил ей о вас. Она предлагает вам ехать вместе с ней. Поверьте, вовсе не с целью экономии губернаторских средств я советую вам согласиться на ее предложение – отнюдь, просто вам будет значительно удобнее в ее превосходном автомобиле, нежели в том, который я предполагаю вам предоставить. Что вы на это скажете?

– Скажу, господин губернатор, что я предпочел бы быть хозяином над самим собой и отправиться один.

– Как вам угодно… Только разрешите вам заметить, что если бы я был на вашем месте… Впрочем, как угодно… Капитан, будьте любезны, отдайте все необходимые распоряжения, чтобы автомобиль господина Сен-Сорнена был готов послезавтра, в шесть часов утра.

– Очень, очень признателен, господин губернатор.

– Все же обещайте мне, когда миссис Вебб приедет в Ангкор, встретить ее и быть ей проводником.

– Она получит самые свежие научные сведения, те самые, которыми я обязан вам, – сказал я, смеясь.

– Благодарю. Я рассчитываю на вас. Ну, отлично – вот и американский гимн.

Губернатор поспешно ушел, а меня отнесло потоком гостей, которые толпились на подъезде, желая присутствовать при прибытии офицеров с броненосца.

Никогда не забуду этой минуты. Я стоял с правой стороны подъезда, между лейтенантом колониальной пехоты и одним аннамитским сановником, плотно завернутым в одежду из блестящего черного шелка. За последними тактами американского гимна последовали первые звуки Марсельезы. На струящемся светом потолке ползало несметное количество маленьких, красновато-коричневых ящериц.

Адмирал поднимался по последним ступенькам лестницы. Сзади него – черная с золотом толпа его офицеров в полной Парадной форме. Среди них я увидел женщину, высокую и тонкую, всю в белом…

Здесь впервые Рафаэль прервал свой рассказ. Он имел такой вид, будто совсем забыл обо мне. Перед ним стоял стакан, снова наполненный.

– Женщина, конечно, миссис Вебб?

– Да, – прошептал он, – миссис Максенс Вебб.

– Ну… а дальше?

– А дальше произошло то, что ты легко можешь вообразить. Я стоял, совершенно сраженный, уничтоженный…

– Она была так прекрасна?

Он посмотрел на меня почти уничтожающим взглядом.

– Прекрасна? Более прекрасна, чем ты думаешь. Я так и застыл и, как ребенок, смотрел на нее и повторял: «Вот от кого я отказался… Ах! Как это исправить? Как сделать?..»

– Ты все тот же! Верен себе! – воскликнул я про себя. – Все тот же Рафаэль с улицы Генего. Я не знаю продолжения твоей истории, но я уже спокоен. Ты кончишь хорошо…

Он улыбнулся. Я тоже. Мы оба рассмеялись.

– Скажи-ка по совести, – сказал я, опустошая стакан залпом, – не правда ли, удачно, что мадам Сен-Сорнен нас не слышит, она нашла бы…

Он, казалось, очнулся от сна.

– Моя жена? О! Ты ее не знаешь! У нее крайне широкий взгляд на эти вещи. Ее ничуть это не шокировало бы, напротив…

– Напротив?

Я посмотрел на него с удивлением. Он уже больше не видел меня – он вернулся к своим воспоминаниям.

– Ну, в общем, – подумал я, – я уже в достаточной степени осведомлен. Остальное – их дело.

Но, оказывается, еще не наступил конец моему удивлению.

II

Каменный дом, очень красивый

Во всех его частях,

Взят под склад для товаров

И различных вещей торговли или обмена;

Уходит и приходит

Спеша множество народа.

Все это – благодаря покровительству французов.

Свай-Муй-Мек

– Как ты находишь эту треску с апельсинами? – спросил Рафаэль. – Это одно из достижений нашего повара. У Фердинанда есть свои недостатки, но нельзя отрицать, что как повар… Это моя жена его раскопала. Он держал маленький ресторанчик около парка «Тет д'Ор», где проводил свои дни в полном унынии и одиночестве перед пустыми столиками…

– Да здравствует Фердинанд и все то, что я видел и пробовал здесь! – воскликнул я с полным ртом. – Поистине, ты не можешь жаловаться!

Он развел руками, будто хотел этим сказать: «Это так просто!» Или еще: «Почему бы и тебе не устроиться, как я?»

– Тебе повезло! – пробормотал я с жалкой улыбкой.

– Повезло! Что это значит? Все, что со мной случилось, точно так же могло бы…

– Позволь усомниться в этом. Однако заметь, дорогой мой Рафаэль, что в моих похвалах нет ни малейшего привкуса горечи. Если я в чем-нибудь и завидую тебе, то уже меньше всего богатству, а той заботе и нежности, которые тебя окружают… – Ах! Мне кажется, я еще никогда так ясно не сознавал, как сегодня вечером, что быть не одиноким не так уж плохо!

– Женись.

Я пожал плечами.

– Капитал. Не всякому дано жениться, как ты, на миллионах. Я же могу рассчитывать только на бедную женщину… А ведь моего заработка едва хватает для меня одного. Знаешь, сколько я получаю?

– Предпочитаю не знать. Но в твоих рассуждениях одни крайности. Существуют не только женщины богатые и женщины бедные. Есть еще и третья категория.

– Какая?

– Те, что работают. Я, например, если бы не был женат, я бы старался найти женщину, знающую какое-либо ремесло, женщину независимую. У меня есть друг – он один из крупнейших адвокатов Парижа и к тому же и мой адвокат, – так вот его жена, она работает. У нее модный магазин. И ее годовой Доход превышает заработок мужа, но он не чувствует в этом никакого унижения.

– Ну, разумеется. Но ведь они в Париже.

– Ну, так что же?

– Чтобы мне иметь возможность жить в Париже, следовало бы… покинуть университет.

– Вот так штука! Он обязан тебе большим во всяком случае, чем ты ему.

– И… кроме того…

– Кроме того, что? Ты из мухи делаешь слона. Ну, оставим это. А пока что…

– Да, – сказал я, немного задетый. – Оставим это. Продолжай твою историю. Это интереснее.

Он посмотрел на меня с сожалением.

– Ты ничего не понимаешь, – сказал он. – И поистине, в настоящий момент ты не способен понять многое, значительное. Когда моя, как ты говоришь, история будет окончена, может быть, тогда ты увидишь, что она имеет общее значение. А пока что постарайся вспомнить, что я говорил тебе вначале: не позволю тебе покинуть меня. Возьми же еще несколько кусочков i апельсина, без них это кушанье не вкусно. Донатьен, это же невозможно… Мы умираем от жажды… Когда барыни нет дома, всегда одна и та же история… Итак, мы говорили…

– Ты говорил о вечере, как раз о моменте прибытия…

– Ах да, великолепно! Ты позволишь закурить? Если хочешь, последуй моему примеру.

– Благодарю. Я не курю во время еды и в постели.

– Как хочешь.

Он закурил папиросу и продолжал свой рассказ:

– Разумеется, после всего, что я говорил тебе о ней, ты вправе думать, что я стал немедленно отыскивать возможность быть представленным миссис Вебб. Ошибаешься, очень ошибаешься. Я не только не стремился представиться ей, но одним из первых покинул дворец губернатора. У меня даже не хватило духу поймать губернатора и наскоро шепнуть: «Ради бога, я вам ничего не говорил. Отмените приказ о моем автомобиле. Поблагодарите эту восхитительную женщину за то, что она согласилась… уверьте ее…» Я не сделал ничего подобного. Я не осмелился. Это тебя удивляет, не похоже на меня, скажешь? Дорогой мой, даже самые предприимчивые мужчины – просто трусы и хвастуны. Если ты думаешь, что со мной не было то же самое, ты ошибаешься.

Итак, я уехал, отчаявшись поговорить с ней, напуганный толпой идиотов, которая ее окружала, почитавших за особое счастье заставить ее улыбнуться, протанцевать с ними. Я вернулся к себе, разъяренный, думая меньше всего на свете о том, чтобы ознаменовать эту первую ночь, проведенную на таинственной азиатской земле, какой-нибудь оргией местного характера. Образ миссис Вебб, в сотрудничестве с москитами, мешал мне сомкнуть глаза. На следующий день всюду: в кафе «Континенталь», у менял-китайцев и в магазинах Шарнэ, где я приобрел обильные запасы белых тканей, – всюду я думал о миссис Максенс. Я, не переставая, повторял себе, что ее приезд в Ангкор не может быть позднее моего, не переставая, сожалел о путешествии, которое мог бы совершить в ее обществе, о тех приключениях в дороге, которые так часто бывают богаты непредвиденными последствиями. Короче говоря, я пребывал в невероятно нервном состоянии, полном отчаяния. Бесполезно говорить тебе, что это непредвиденное событие не заставило меня позабыть о моем долге и что я начал мой день с того, что пошел на почту справиться, когда приходит первая почта из Франции. Но пароход должен был прийти только на будущей неделе. В лучшем случае только через две недели я мог рассчитывать получить письмо от Аннет. Следующую ночь я спал немного лучше. Точно по-военному, в шесть часов, был подан автомобиль, предоставленный в мое распоряжение губернатором. Двое маленьких корректных аннамитов, только что окончивших школу шоферов в Сайгоне, стояли с обеих сторон раскрытой дверцы, уже погрузив мой багаж. Я сел, и мы устремились в бледно-зеленое утро.

От Сайгона до Пномпеня, столицы Камбоджи, – конца моего первого переезда, приблизительно сто восемьдесят километров. Я благословлял быстроходность автомобиля, делающего все возможное, чтобы сберечь меня от вида ужаснейших пейзажей, вереницу которых мы были должны проехать – бесконечные пространства черноватой грязи, откуда торчит множество маленьких, симметрично расположенных колышков, это – стебли риса. Время от времени попадался колышек повыше и побольше – это был марабу, род гнусных, голенастых птиц с вылезшими перьями, и время от времени – колышек еще побольше – это был человек; этот последний (неслыханная вещь!) удил и (вещь еще более неслыханная!) делал вид, что тащит рыбу, в то время как вода, из которой он извлекал эту редкостную добычу, оставалась невидимой. Над всей этой кошмарной панорамой царил тусклый свет, падающий с оловянного неба, за которым скользило невидимое солнце, такой силы, что могло убить всякого, кто имел бы неосторожность на минуту снять шлем.

Было, вероятно, около десяти часов. Это отвратительное зрелище заставило меня позабыть Максенс, – наоборот, я проклинал этого злодея, папашу Барбару, спокойно восседающего в своем ампирном кресле, между Соной и Роной, в то время как я мчался по его воле среди этого ада, среди этого сборища болотных миазм… Вдруг все изменилось, как по волшебству.

Все изменилось. Я был крайне удивлен, увидев, как через несколько мгновений эти сырые, прокаженные пространства уступили место самой восхитительной на свете природе. Черные болотистые равнины сменились лугами, усеянными цикламенами. Грязь превратилась в чудесные, цветущие пруды с лотосами и лентусками. По их берегам, вместо отвратительных марабу, беспечно прогуливались большие белые птицы, одни из них, чуть розовые – были фламинго, другие, с красными хохолками на голове – антигонские цапли. Несчастные маленькие рыбаки превратились в веселых крестьян в весьма примитивных одеяниях, позволяющих видеть прекрасные тела цвета красного дерева. Мы въезжали в Камбоджу.

Я приказал шоферу замедлить ход. Нельзя же нестись по этому Эдему со скоростью сто километров в час, а этот пейзаж, над которым сверкало вдруг появившееся солнце, был поистине Эдемом.

По ярко-красному горизонту рассыпались стаи цапель. Несколько бонз, полных достоинства, в шафрановых одеяниях, – спокойно направлялись к рогатым пагодам, золотые верхушки которых виднелись со всех сторон из-за зелени. Я никогда еще не видал ни пагод, ни бонз.

Около одиннадцати часов я был выведен довольно неприятным образом из моего блаженного состояния. Уже несколько раз мои аннамиты оборачивались ко мне, повторяя с одной и той же страдальческой улыбкой какую-то фразу, смысл которой мешала мне разобрать дорожная тряска. Наконец я понял: «Здесь проехал большой автомобиль». Немного высунувшись, а убедился, что они правы. Следы из земли свидетельствовали о том, что здесь только что прошла сильная машина.

– Быть может, грузовик? Шофер покачал головой.

– Нет! Большой автомобиль, богатый.

Однако! Это утверждение повергло меня в уныние, от которого я освободился только благодаря справедливому расчету. У меня уже есть готовое извинение для моего отказа, – думал я, – скажу миссис Вебб, что я хотел приехать в Ангкору раньше нее, чтобы там ее встретить. Но вот план мой рухнул: без сомнения, прошедший перед нами автомобиль принадлежал ей. Подумать только, что я мог бы уехать накануне вместо того, чтобы париться в этой бане, Сайгоне! Мне вдруг показалось, что дождь пепла заволок всю вселенную.

Когда я очутился у парома, пересекающего последний перед Пномпенем рукав реки Меконг, у меня окончательно рассеялись все сомнения. Вписывая свое имя в книгу для проезжающих, я увидел в ней имя Максенс. Она переправилась через реку за день до нас, опередив меня на целые сутки. Я потерпел полное фиаско – и по этому случаю находился в прескверном настроении, вступая в столицу его величества короля Сисовата.

Шофер, получивший инструкции, отвез меня прямо в резиденцию. У входа меня встретил начальник кабинета главного резидента. Он извинился за своего начальника – тот в настоящее время находился в деловой поездке где-то у сиамской границы. Пробило час дня. Мы тотчас сели за стол в прохладной темной столовой, украшенной огромными лиловыми цветами, беспомощно склонявшимися под дуновением вентиляторов.

– Господин резидент будет очень сожалеть, – сказал начальник кабинета, – онвсегда старается быть в Пномпене, когда приезжают почетные гости. Ему не везет: сегодня – вы, вчера – миссис Вебб.

– Да, правда, ведь миссис Вебб проезжала вчера!

– Она переночевала в резиденции и уехала сегодня рано утром.

– Теперь она должна быть уже в Ангкоре?

– Пожалуй, еще нет, – она намеревалась сделать крюк – посетить развалины Самбора, они немного в стороне от дороги.

– Если я уеду после завтрака, я успею там ее встретить?

– Уехать после завтрака?! Да вы и не представляете себе, что это такое. Как раз в этот час на саванны изливается расплавленный свинец. Нет, вы переночуете здесь, это решено.

Я поклонился, поняв бесполезность всякого сопротивления.

– Да кроме того, ведь миссис Вебб известно, что вы выехали раньше нее.

– Ах, вот как! – сказал я. – Она говорила вам что-нибудь обо мне? Не сердится на меня?

– Нисколько. Напротив, она очень на вас рассчитывает там, на месте, чтобы познакомиться получше с развалинами и их историей. Не боитесь, она отлично говорит по-французски. Вообразите себе, я уже был ей представлен четыре года тому назад. Мы ехали на одном пароходе из Сайгона в Марсель. Она возвращалась из Японии. Это восхитительная женщина! И какая простота! Это редко бывает при таком богатстве, как у нее. Я полагаю, что она уже познакомилась со всем, что есть хорошего в этом мире. Она знает все, все видела, начиная от Пальмиры и Борододура, кончая египетскими храмами и японскими пагодами. Ей не хватало только Ангкора. И в этом ей повезло – вы вовремя приехали, впрочем, и нам тоже, – нельзя же было предоставить ей первого встречного проводника.

Я поблагодарил с довольно принужденной улыбкой. К счастью, в моем распоряжении была целая ночь. Надо было спешно засесть за изучение кхмерского вопроса.

Отдохнув, мы пошли, когда жара немного спала, пройтись по Пномпеню. Начальник кабинета предупредил меня, что его величество находится на прогулке, на своей яхте, и что я не могу быть ему представлен. Зато он дал мне возможность осмотреть как следует дворец кремового цвета с золотом, и мне разрешено было засвидетельствовать почтение большому белому слону, который в придворных церемониях почитается по рангу наряду с принцессой крови.

– Я полагаю, – сказал мой спутник, – что вы ничего не имели бы против того, чтобы присутствовать при исполнении знаменитых священных плясок. Но как раз в это время года у танцовщиц каникулы и большая их часть находится в Сием-Реапе, вблизи Ангкора. Вам представится случай их там увидеть. Я попрошу, чтобы было сделано все необходимое для этого. Даже и в Пномпене это – замечательное зрелище. Воображаю, как это красиво ночью, при свете факелов, на огромной паперти Ангкор-Вата… Миссис Вебб не пожалеет о своей поездке. Вы, наверное, хотите посмотреть музей?

Я защищался крайне энергично против подобного предложения. Ты представляешь себе, у меня не было ни малейшего желания встретиться на археологическом турнире с хранителем пномпеньских древностей.

Я сослался на желание лечь спать пораньше. Начальник кабинета проводил меня до отведенной мне комнаты.

– Я попрошу вас об одном одолжении, – сказал он мне, – миссис Вебб забыла сегодня утром флакон из своего несессера. Будьте любезны его передать.

И он указал на туалете маленький флакон из позолоченного серебра.

Оставшись один, я начал с того, что вытащил из чемодана две или три книги, которые с трудом отыскал в лавках Сайгона, посвященные таинственному королевству, богатства которого отныне были вверены моему попечению. Ты помнишь момент подготовки к докторской степени, за несколько часов до устного! экзамена? Я снова испытал такое же чувство. Прекрасные и ужасные имена танцевали перед моими глазами: Фимеанакас, Та-Пром, Пре-Рюн, Бантеай-Кдей… Я даже вспотел. Усталость смыкала мои веки. Меня притягивала к себе огромная белая кровать посреди комнаты, кровать, на которой спала Максенс.

Чрезмерная усталость вызывает сложные, запутанные сны. Что это было за место, где я находился? Лес или храм? Что это – колоннады? Кокосовые пальмы, банановые деревья. Около их стволов двигалась какая-то женщина, она тотчас исчезала, едва я ее настигал. Понятно, это была миссис Вебб, но миссис; Вебб – то блондинка, то брюнетка. Затем листва расступилась, оттуда показалось гримасничающее лицо. Я узнал старика Барбару. Я слышал, как он клеймил мое безумие довольно ироническим определением: «Toque! Toque!»11
  «Toque» – сумасшедший.


[Закрыть]

Я больше уже не спал. Я ходил взад и вперед по комнате. На полу валялись разбросанные простыни. Но все-таки все время раздавалось то же ругательство: «Toque! Toque!» Я направился в ту сторону, откуда, казалось, это исходило.

В Индокитае окна без стекол. Большинство из них снабжены рамой, на которую натянута металлическая сетка, необычайно тонкая, вроде тех, что бывают на ситах, она предохраняет от надоедливых насекомых. Подойдя к этому темному прямоугольнику, я увидел моего оскорбителя. Это была странная рогатая ящерица, величиной с крысу. Я видел ее отвратительный светлый живот, присоски ее лап, прижатых к сетке. Через равномерные промежутки времени она надувала свою синеватую шею: «Toque! Toque!» На меня смотрели ее красные, неподвижные зрачки. Наверное, каждую ночь, и эту и предыдущую, это скользкое рогатое чудовище жаловалось здесь на свою судьбу.

Я погасил электричество. Прямоугольник окна сделался синеватым. Несмотря на непрекращающиеся ругательства гекко, мне удалось забыться тяжелым сном.

Ты не можешь себе представить, как хороши тамошние утра, следующие за этими ужасными, влажными ночами. Почти детская радость охватывает людей, животных, цветы. Все спешат жить как можно интенсивнее до возвращения великого оцепенения.

– Не рассчитывайте сделать в один прием двести пятьдесят километров, которые вам остались, – сказал начальник кабинета, пожимая мне руку. – Позавтракайте в бунгало Компонг-Том. Там имеются две комнаты, хорошенько отдохнете и будете к шести часам в Ангкоре. Это – лучшее время. Мой привет миссис Вебб, а вам желаю счастливого пути!

Счастливого пути! Гм! Я никогда особенно не любил такого рода пожеланий.

Едва переправившись через Тонле-Сан, самый значительный рукав Меконга, я почувствовал, что попал в новый мир. Ни деревень, ни домов. Начиналась настоящая дикая природа. Всюду, куда хватал глаз, расстилались выжженные саванны, где прятались испуганные антилопы, саванны чередовались с девственными лесами, из которых вылетали павлины и священные петухи, иногда в этих лесах волнующий шум сломанных ветвей говорил о чьем-то таинственном присутствии, которое предпочитают не замечать.

Устав от вида бесконечно развертывающейся передо мной желтой ленты дороги, я наконец уснул. Меня вывел из дремоты резкий поворот, за которым последовал толчок.

– Что случилось?

Оба мои аннамита меланхолично постукивали по шине. Из ближайшей хижины вышла с воплями старуха, как будто вылепленная из глины.

– Долго будем чиниться?

Они ответили мне своей неизменной страдальческой улыбкой.

– Ну, – сказал я с досадой, решившись наконец выйти, – счастье еще, что это не случилось с нами посреди саванны. Здесь хоть есть кой-какое жилье.

– Месье, – сказал шофер, – он был из красноречивых, – не будь дома, не было бы и черной свиньи.

Он извлек из-под передних колес тушу молодой свиньи, очевидно, не рассчитавшей скорости автомобиля. Старуха принялась стонать еще больше.

– Ну хорошо, – сказал я, – начнем с вознаграждения бабушки – нам ведь понадобится ее гостеприимство. Сколько надо ей дать, этой старушенции, за ее свинью?

– Месье дать пять пиастров, а Н`Гюен готовить мясо, жарить к завтраку, в то время как я починять, а месье отдыхать в камбоджская зала.

– Как? Вы хотите, чтобы я здесь завтракал? Сколько же времени продлится починка?

Оба шофера, уже засучив рукава своих рубашек, уныло улыбались, чем давали мне понять, что дело предстоит долгое, очень долгое. В полном отчаянии я вошел в хижину; первым делом сняв шлем и черные очки, я примостился в углу, на какой-то отвратительной циновке. Не замедлив, мне нанесли любезный визит двухлетний сын хозяйки, голый, похожий на красного червяка, и два или три общипанных цыпленка.

Около трех часов пополудни мы снова могли тронуться в путь. Но положительно кем-то было предопределено, что я не увижу в этот день вечерней звезды, поднимающейся над развалинами Ангкора. Не успели мы отъехать и тридцати километров, как произошел новый толчок. На этот раз оказался буйвол. Шофер попытался объехать его и ударился о громадную скалу.

Разъярившись, я крикнул боям:

– Скажите-ка, тут много всяких домашних животных, которых я еще не знаю?!

Они оба с удрученным видом указали на исковерканный радиатор. Буйвол остановился и разглядывал нас добрыми сочувствующими глазами.

Было уже десять часов вечера, когда я увидел на горизонте два-три мигающих огонька, возвещавшие Компонг-Том, где я вынужден был переночевать, покорившись судьбе. Там ждала меня еще одна неудача. Дверь бунгало, конечно, оказалась запертой. Мои бои с силой налегали на нее, пока она не открылась.

– Это еще что такое? – сказал я, чтобы прекратить спор, который начал усиливаться.

– Месье, – сказал шофер, указывая на человека, стоявшего на пороге и охранявшего вход в дом, – он плохой камбоджийский сторож, он говорит, что нет комнат.

– Ну, это мы сейчас увидим, – сказал я в отчаянии и схватил человека за шиворот.

– Нет места, месье, нет места!

Он хныкал. Я кричал. Бои орали. Вчетвером мы производили в темноте адский шум.

– Что случилось? – вдруг произнес чей-то голос.

В то же время дверь, выходившая в вестибюль, открылась. Появилась женщина с электрическим фонарем в руке. Я увидел ее, всю в белом. Свет от фонаря играл в ее волосах, окружал ее лоб красноватым сиянием.

– Миссис Вебб, – пробормотал я.

– О! Господин хранитель Ангкора. Если не ошибаюсь, господин Сен-Сорнен?

– Да.

– Я очень рада, очень. Вы едете из Пномпеня?

– Да.

– А я из Самбора. Очень, очень интересно. Завтра мы едем вместе в Ангкор, не правда ли? Но вы о чем-то спорили со сторожем бунгало. Он идиот! А что случилось?

– Он не хочет дать мне комнаты.

– Ах! Я же сказала, что он идиот! Но он и не может дать вам комнату. Здесь только три комнаты, и я их все заняла для себя, для моих шоферов-сингалезцев и для моей горничной. Входите. Вы не обедали?

– Но…

– Входите же, говорю вам. У меня есть все необходимое. К тому же я тоже голодна. Эти кхмерские развалины меня буквально истощают. Я поужинаю с вами. Входите же…

– Бесконечно благодарен, – пробормотал я, от волнения уронив на землю свой шлем.

Она улыбнулась.

– А что касается комнат, – сказала она, – я думаю, мы это как-нибудь уладим?

– Нет, видишь ли, я никогда не пойму, почему не хотят признать, что Компонг-Том – прелестнейшая деревушка. Правда, глинистые берега Арропо, на берегу которой она расположена, не изобилуют растительностью. Болота, которые ее окружают, тоже, вероятно, не особенно здоровые. И там, может быть, слишком много москитов и тысяченожек, но все это не важно. В этом пейзаже есть что-то, что заставляет меня предпочитать его другим. Константинополь по сравнению с ним кажется мне пресным, Неаполь – серым, Версаль – искусственным… Думаю, впрочем, что это мое право.

Знакомы ли тебе эти ночи, когда неустанно жаждешь наступления утра, чтобы снова обрести жизнь – так она нам кажется хороша? Такова была для меня ночь в Компонг-Томе. Едва только забрезжил рассвет, как я уже был на ногах. Конечно, первое, что я хотел сделать, это открыть ставни. Но это не удавалось, несмотря на неоднократные попытки. Через щелку ставней я не мог видеть, что мне мешало. Я тронул пальцем. Это было что-то в роде гигантского серого мешка, не то кожаного, не то резинового.

Заинтригованный, я вышел и обошел вокруг дома.

– Ах, черт возьми! Я мог бы без конца толкать изо всех сил… Слон!

Он придвинулся к стене. Мне улыбались его маленькие веселые глаза. Он, казалось, был очень доволен своей проделкой.

Как раз в этот момент мои бои возвращались с рынка, куда ходили узнавать о бетеле и сушеной рыбе. Я спросил их:

– Что он здесь делает, этот чудак?

– На каникулах, месье.

– Как на каникулах?

– Да, месье, слон короля Сисовата.

И они объяснили мне, что двор Пномпеня находит, что кормить слонов слишком дорого, а поэтому отправляет их на некоторую часть года в северные провинции.

– Он есть здешние маленькие деревья и помогать камбоджийским «nhaques» в сельских работах.

– Совсем как королевские танцовщицы, которых отправляют в Ангкор?

– Да, месье.

Меня окончательно развеселила мысль об этом маленьком персонале, помещенном на бесплатный отдых добродушной и расчетливой королевской особой.

– Ну, а как же автомобиль? – спросил я.

У них опять появилась их неизменная страдальческая улыбка – это значило, что автомобиль мой был в очень и очень плачевном состоянии.

– Он не довезет меня до Ангкора? Улыбка сделалась еще более печальной.

– Ну, тем хуже! Ничего не поделаешь, попробуем выбраться без него.

По правде говоря, я все это предвидел, но ничего не имел против, чтобы мне подтвердили это лишний раз.

Не желая, однако, полагаться на волю случая, я пошел к навесу, под которым стоял автомобиль моей спутницы.

Я убедился, что могу быть спокоен. В распоряжении миссис Вебб было целых два автомобиля. Один – огромный, очень комфортабельный и сильный, другой – поскромнее, но все же вполне удовлетворяющий всем требованиям богатых людей. В настоящей поездке он должен был играть роль телеги: до отказа был переполнен всевозможными сундучками и прочими предметами.

Трое слуг-сингалезцев, полуголых, занимались своим туалетом. Я был приятно удивлен, когда они обратились ко мне за инструкциями.

– Я ничего не знаю о планах миссис Вебб. На всякий случай будьте готовы к отъезду через час.

Они скептически покачали головами. Я отошел от них и отправился побродить по деревне, пытаясь укротить ходьбой то безмерное счастье, которым я был охвачен.

Около десяти часов тусклое зенитное солнце начало погружать людей и животных в мрачную дремоту. Максенс все еще не выходила. Я стал немного беспокоиться и рискнул постучать к ней.

Горничная мена буквально выпроводила…

– Госпожа спать. Будить не надо. Иначе ужасно! Ужасно! В полдень один из сингалезцев, крайне торжественный в

своей белой куртке, шотландской юбочке, с черепаховым гребнем, начал накрывать на стол на два прибора в вестибюле, а его товарищ принялся толочь лед, который вытащил из большого полотняного мешка.

– Итак, – сказал я себе, – вот, кажется, путешествие, обещающее пройти в прекрасных условиях! В общем, нечего и злиться на эту задержку. Впереди у меня целых одиннадцать месяцев! Вот если бы был здесь этот старикашка Барбару, воображаю, какую бы он рожу скорчил, ведь он думал, что отправляет меня прямо на смерть, этот старый Вельзевул!

Наконец, в час дня Максенс появилась. На ней были пикейные штаны, высокие сафьяновые сапожки, фланелевая жакетка с длинными полами. В руке у нее была большая фетровая шляпа, которой она обмахивалась.

Я подождал немного, чтобы справиться о ее здоровье. Я хотел знать, назовет ли она меня по имени, чтобы мне не остаться у нее в долгу. Но это означало, что я плохо был знаком с невероятной выдержкой, свойственной крепкой американской расе.

– Здравствуйте, господин Сен-Сорнен, надеюсь, вы хорошо выспались?

– Превосходно.

– Почему же вы так рано встали? Я слышала, как вы слонялись по всем углам дома. Когда это слуги, это неважно. Они могут ходить взад и вперед без конца, спорить, опрокидывать мебель, на это не обращаешь внимания. Но люди свободные, это совсем другое дело, я не знаю почему.

Я пробормотал какие-то извинения, ссылаясь на необходимость справиться о моем автомобиле. Я не преминул сообщить, что он был совершенно испорчен.

– Ну, так что же? Ведь он принадлежит вашему правительству, а вы поедете в моем.

Думаю, ты догадался уже, что я на это рассчитывал, но был счастлив услышать подтверждение из ее уст – ведь такая независимая женщина легко могла изменить свое решение за ночь, не правда ли?