Текст книги "Ночь, которой не было"

Автор книги: Пенни Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Она затрепетала еще раньше, чем он открыл дверцу с ее стороны и протянул руки, обхватывая ее за талию, после чего поднял и легко перенес на небольшой клочок сухой земли.

ГЛАВА ПЯТАЯ

– Все в порядке?

Голос Мэтта прозвучал резко, почти недовольно. Утвердительно отвечая ему, Николь ощутила, как горячая волна румянца заливает лицо.

Он, вероятно, жалеет о том, что пригласил ее поехать с ним. Какую же глупость она совершила! Разве не твердила себе тысячи и тысячи раз, что, если он не узнал ее с самого начала, едва ли узнает вообще, если только она не поведет себя так, что заставит обратить на себя внимание? И вот, пожалуйста, держится, как полная идиотка, и неудивительно, что он уже спрашивает, все ли у нее в порядке.

Айэн Джексон увидел их издалека и зашагал к ним, с вызывающей надменностью глядя прямо на Мэтта. Взгляд, которым он обвел Николь, заставил ее сжаться в комочек, и она поспешно отвела глаза.

Она всегда очень смущалась, а иногда даже чувствовала себя виноватой неизвестно в чем, когда мужчины смотрели на нее с откровенным интересом, словно оценивая, тем более, невыносимо было оскорбительное и нескрываемое вожделение на лицах мужчин вроде этого Айэна Джексона. Каждый раз, когда он осматривал ее, ей становилось настолько не по себе, что хотелось повернуться и убежать прочь. Она ощущала смутную угрозу, исходившую от него, чувствовала себя особенно беззащитной и одновременно виноватой, словно сделала что-то недопустимое, отчего мужчины смотрят на нее таким образом… Так, наверное, жертва насильника полагает, что спровоцировала своего истязателя, хотя и сама недоумевает, как это могло произойти… Николь прекрасно сознавала, что причина ее страхов кроется в той ужасной ночи, которую она провела с Мэтью, и корни этого страха – в ее безответственном, развратном поведении в ту ночь.

Николь старалась не смотреть на Айэна, а отвернуться в сторону и была потрясена, когда Мэтью повернулся к ней и встал так, что почти загородил ее от Айэна, словно почувствовал ее смятение и захотел успокоить, защитить…

Все это опять мечты и фантазии, пожурила она себя; все это эмоции, испытывать которые она давным-давно себе запретила.

Но никак не могла отделаться от мысли, что Мэтт стоит, совсем рядом, и чувствовала смущение. Когда она нерешительно переступила, инстинктивно пытаясь не только отдалиться от него, но и отстраниться от своих собственных фантазий, от своей реакции на его близость, – в эту секунду он повернул голову и посмотрел на нее.

Это был всего лишь быстрый, мимолетный взгляд – совсем не такой, какой можно назвать заинтересованным или тревожащим, однако, как ни странно, именно этот краткий взгляд заставил ее особенно остро почувствовать, что она – женщина, а он – мужчина рядом с ней.

Все это становится уже смешным, подумала она, но мысли разбегались в стороны, и ей с трудом удалось отвести глаза от Мэтта. Получается, это она позволяет прошлому влиять на ее поведение и определять ее отношение к людям.

Мэтью разговаривал с Айэном Джексоном, холодно и беспристрастно рассказывая ему о поступивших жалобах.

Айэн начал грубо оправдываться, откровенно ссылаясь на свой авторитет среди рабочих, на то, что его работа включает традиционно узаконенные «поблажки» и «избытки».

Мэтт не уступал, и Николь могла только восхититься твердостью, с какой он отстаивает свою точку зрения.

Когда, наконец, они покинули строительную площадку, у прораба не оставалось уже никаких сомнений относительно того, кто теперь является настоящим хозяином компании, а также относительно манер и добросовестности, которые Мэтт хотел бы видеть у своих сотрудников.

По пути назад, к «лендроверу», Николь и Мэтт должны были пройти мимо группы рабочих. Совершенно инстинктивно Николь, выбрала более дальнюю тропку, чтобы не оказаться слишком близко от них.

Только сделав маленький крюк, она внезапно осознала, что Мэтт как-то слишком пристально и необычно смотрит на нее. Она почувствовала, что краснеет.

Привычка держаться, как можно дальше от мужчин стала у нее уже автоматической, но не потому, что она боялась их. Нет, причина в отвращении к самой себе, которое она испытывала с тех самых пор, как… Отвращение лишь усилилось после всех оскорбительных замечаний, которые впоследствии делал на ее счет Джонатан. Тогда она поклялась себе, что никогда, ни за что на свете не даст ни одному мужчине повода думать, будто она поощряет его, позволяя считать себя доступной игрушкой.

Она поспешила отвернуться от Мэтта, и сердце ее усиленно билось, справляясь со страхом и смущением.

Она видела любопытство в его глазах, странную задумчивость, внимание, с которым он наблюдал за ее осторожными движениями, за ее напряжением, пока она проходила мимо группы глазеющих на них мужчин.

К тому времени, когда они дошли до «лендровера», Николь совсем разнервничалась. Нисколько не заботясь о том, что ее поспешность может показаться странной, она забралась на сиденье и напряженно застыла, дожидаясь, пока Мэтт, не спеша, усядется, рядом с ней.

Когда они были уже на полпути к офису, Мэтт спокойно сказал:

– Если кто-либо из мужчин, работающих в компании, пренебрежительно и без уважения относится к нашим сотрудницам, я хотел бы непременно узнать об этом. Не только потому, что не одобряю мужчин, которые проявляют по отношению к женщинам неприятное им повышенное внимание, но и потому, что из-за этого нашему бизнесу может угрожать вполне реальная опасность.

Николь закусила губу и крепче сжала руки, покачивая головой в ответ. Она знала, что, если не считать прораба, все остальные мужчины, хотя и поддразнивали иногда сотрудниц фирмы, никогда не проявляли к ним ни агрессивности, ни враждебности и манеры их были вполне сносными. Разумеется, Николь не стала бы кривить душой для того лишь, чтобы оправдать свое смущение.

– Они… наши сотрудники вполне вежливы, – хрипло ответила она.

После небольшой паузы Мэтью сухо поинтересовался:

– Это относится и к Джексону?

Когда она повернула голову, оказалось, что он смотрит на нее. Это был испытующий, внимательный взгляд, который, если бы не проклятое прошлое, тяжким грузом лежавшее на ее совести, мог бы дать ей понять: нет на свете ничего такого, даже самых сокровенных мыслей, что она не могла бы доверить ему. Глубокая, отчаянная печаль нахлынула на нее, словно серые облака заслонили солнце, и настроение ее тут же упало.

– Айэн не относится к числу приятных мне людей, – сказала она и быстро добавила: – Но что касается остальных…

Мэтт не дал ей договорить.

– Подобное отношение со стороны одного-единственного человека, тем более, когда он занимает такую должность, легко может передаться и его непосредственным подчиненным, а я этого не потерплю. Я уже говорил, что это может весьма негативным образом сказаться на объеме наших контрактов. Сейчас все большее число женщин подумывают о расширении или полной перестройке своих домов, и еще большее число женщин предпочитают в одиночку воспитывать своих детей. Когда они заказывают нам строительные работы, вряд ли им приятно иметь дело с типами вроде этого Джексона. Кроме того, будем смотреть правде в глаза: когда он и его подчиненные находятся на строительных площадках, фактически они являются единственными представителями нашей компании, с которыми приходится иметь дело клиентам.

– Рабочие уважают его, – напомнила Николь. – Не так-то просто будет найти кого-нибудь другого на его должность.

– Да, возможно, это будет нелегко, но ведь я всегда могу назначить на его место кого-нибудь из сотрудников других моих компаний. Однако пока нет необходимости доводить дело до этого. Если он изменит свое отношение…

Про себя Николь подумала, что прораб ничего не изменит. Он весьма волевой и надменный человек и привык приказывать тем, кто работает под его началом. Он из тех мужчин, которых отличает преувеличенное самомнение и уверенность в своем превосходстве.

Николь тихонько вздохнула, невольно отмечая контраст между Джексоном и Мэттом, который тоже очень, очень мужествен, но абсолютно по-другому. Правда, тогда, в тот день, когда она познакомилась с ним…

Николь смущенно наморщила лоб. Тогдаон показался ей столь же самоуверенным и наглым, как и прораб; он обращался с ней с легкомысленным пренебрежением, и неважно, что она этого вполне заслуживала, – от такого отношения она испытывала тошнотворное отвращение к самой себе. И теперь очень нелегко смириться с тем, что тот самоуверенный наглец и джентльмен, сидящий сейчас рядом с ней за рулем «лендровера», – один и тот же человек.

Восемь лет – срок немалый, напомнила она себе, за эти восемь лет система ценностей и взгляды его изменились, и вполне естественно, что вместе с ними изменилось и его отношение к людям.

Сейчас она радуется, что ей так нравится работать вместе с Мэттом, однако не исчез еще и страх перед тем, что может произойти, если он вдруг, повнимательней посмотрит на нее и узнает. Тогда все, ради чего она работала, и время, и усилия, которые она вкладывала, а также решимость ни в коем случае не допустить, чтобы повторилось унижение, которое ей пришлось испытать, когда она проснулась в то утро в его постели, – все это будет навсегда разбито и уничтожено…

Остановив «лендровер» во дворе перед офисом, Мэтт спокойно, но очень твердо сказал:

– Оставайся на месте.

Николь нерешительно повиновалась, а он подошел к машине с ее стороны, открыл дверцу и протянул руку, чтобы помочь ей выйти. Она невольно вздрогнула, когда он прикоснулся к ней. На какую-то долю секунды он застыл, словно почувствовал реакцию ее тела на прикосновение, но затем спокойно и хладнокровно помог ей выйти из «лендровера», немедленно отпустив руку, едва она коснулась земли.

– Насколько я знаю, у тебя уже давно есть друг.

Ей показалось, что эти слова ударили ее по лицу. Господи, кто же мог рассказать ему про Гордона? И с какой стати? Она лихорадочно соображала, испуганно пробормотав:

– Ммм… да…

Он мрачно посмотрел на нее, и Николь вдруг показалось, что он, вероятно, очень одинок. И тут же Мэтт удивил ее, откровенно заявив:

– Ему повезло.

Мэтт повернулся и зашагал к зданию, а Николь осталась на месте, глядя ему вслед, чувствуя, что земля начинает опасно колебаться под ногами.

Неужели он действительно пытался намекнуть, что завидует Гордону? Нет, это просто невозможно! Вряд ли он страдает от недостатка кандидаток на роль его подружки.

Но он намекнул, что хотел бы стать ее близким другом…

Холодные мурашки пробежали по спине, и она содрогнулась от страха. А что, если все это просто игра? Что, если он всего лишь играет с ней, наслаждаясь своей жестокостью, делая вид, что не помнит ее, а на самом деле… На этот раз ей стало совсем худо. Нет, так нельзя. Страх начинает одерживать над ней верх. Зачем ему все эти игры? Может, он и правда находит ее привлекательной и завидует Гордону?..

За последние восемь лет ей доводилось встречать мужчин, которые были не прочь познакомиться с ней поближе, но она всегда холодно отклоняла их предложения, боясь проблем, которые может повлечь за собой возможная близость.

С Гордоном она чувствовала себя в полной безопасности. Оба они никогда не хотели, от своих отношений большего, чем уже имели. Жизнью Гордона явно командовала его мамочка, и Николь подозревала, что это полностью подавило в нем сексуальные чувства и влечения. А ее собственная жизнь протекала под гнетом тяжкой вины и позорной тайны, она не позволяла себе даже мечтать о любви. Если она влюбится, рано или поздно наступит момент, когда придется рассказать о своем прошлом.

Николь была из тех женщин, которые всегда стремятся быть откровенными с теми, кого любят, и она могла столкнуться с таким же презрением и отвращением, которое испытал к ней Джонатан. Во второй раз подобного ей уже не вынести… Значит, лучше не рисковать.

Николь пришла в ужас, поняв, что Мэтью, как раз такой мужчина, в которого она сразу бы влюбилась, если б между ними не стояло ее прошлое. Больше всего ее пугала реакция собственного тела каждый раз, когда он оказывался рядом.

Восемь лет назад все ее мысли, все обожание были обращены к Джонатану. Теперь же она думала, что, возможно, какая-то ее часть подсознательно отреагировала на появление Мэтта – на столь потаенном и глубинном уровне, что даже разум отказывался в это поверить. Возможно, ее влекло к Мэтту, и она, сама того не понимая, стремилась к близости с ним…

С трудом, передвигая ноги, она последовала за ним в офис, убеждая себя, что, как только будет назначен новый менеджер и Мэтт станет редко навещать их, она снова обретет полный контроль над своими эмоциями. А до тех пор ей предстоит жить, справляясь с сумятицей переживаний, царящих в душе.

В пятницу Николь вышла из дому немного раньше, чтобы заехать в гараж и оставить свою машину на техосмотр.

Один из механиков гаража вызвался подвезти ее до офиса и, когда она садилась в фургончик рядом с ним, окинул, ее стройную фигурку восхищенным взглядом.

Подавляя лихорадочное желание одернуть подол юбки, Николь изобразила притворный интерес к происходящему на улице и была благодарна, когда механик, наконец, понял намек и стал обращать больше внимания на дорогу, чем на нее, уже не пытаясь завязать разговор.

Эви приехала на десять минут позже Николь, причем в столь ослепительном наряде, что Николь несколько секунд моргала, пока глаза не привыкли.

Все, кроме Алана, уже знали, что вместо ланча намечено общее собрание. Мэтт обещал к этому времени привезти Алана в офис, и Николь ничуть не сомневалась, что так оно и будет.

Когда она разбирала почту, пришли трое рабочих, чтобы унести письменный стол Алана.

Мэтт как-то спросил у нее, почему Алан решил не забирать свой стол. Очевидно, он обратил внимание на высокую стоимость антикварной вещи. Николь рассказала о решении Алана и своем желании сохранить стол для него.

– Да, я тоже думаю, что позднее он об этом пожалеет. Разумнее всего будет разобрать стол и хранить на складе – на тот случай, если Алан передумает.

Его план оказался настолько похож на ее собственный, что Николь едва справилась с нахлынувшим на нее волнением. Она уже знала, что для нового менеджера заказано совершенно новое офисное оборудование плюс самый современный компьютер, который ей самой предстояло освоить. Разумеется, уверенность Мэтта в том, что она с этим справится, весьма воодушевляла ее, однако она все же немного трусила.

В одиннадцать часов, когда с наиболее срочными делами было покончено, Николь предупредила Эви:

– Схожу, посмотрю, все ли там в порядке.

– А в котором часу, должны приехать официанты?

– В половине двенадцатого.

Мэтт пригласил фирму, специализирующуюся на обслуживании банкетов, за свой счет, оплатив все расходы. И когда Николь стала составлять самое скромное меню, он попросил ее выбрать более изысканное и разнообразное угощение.

Официанты прибыли ровно в назначенное время и разгрузили свой фургон с профессиональной быстротой и уверенностью.

В помещении пустого склада, которое было вычищено специально для такого случая, были установлены большие раскладные столы. День выдался теплый и солнечный, и в воздухе танцевали золотистые пылинки от древесины, которая раньше здесь хранилась. Они сверкали в лучах солнца, а свежий запах дерева казался особенно приятным и бодрящим.

Официанты были одеты в форму: на девушках – летние платья в голубую и белую полоску и передники, а на мужчинах – синие брюки и рубашки в тонкую сине-белую полоску.

Мэтту хотелось, чтобы собрание прошло, как можно менее официально, и поэтому столы были расставлены произвольно по всему помещению. А один маленький столик был установлен на импровизированной платформе – там Мэтт собирался сказать свою речь и вручить Алану памятный подарок.

Следя за четкими действиями официантов, Николь раздумывала о том, что сейчас испытывает Алан. Для него сегодня очень нелегкий день – сегодня он окончательно порывает все связи с компанией, которую сам создал и в которой столько лет усердно трудился. Возможно, сегодня Алан почувствует особую горечь оттого, что у него теперь нет наследника.

Николь подошла к двери и прислонилась к косяку, наклонив голову. Слезы подступили к глазам, когда она представила себе состояние Алана.

– Николь… Что случилось?

Она и не заметила, как появился Мэтт. Удивленная незнакомым оттенком, в его голосе, Николь испуганно подняла голову и увидела, что он стоит совсем рядом и обеспокоено глядит на нее.

На нем была рубашка из джинсовой ткани и потрепанные джинсы. Рукава рубашки были небрежно закатаны, открывая загорелые руки.

Неизвестное, неведомое доселе чувство пронзило Николь, и она окончательно смешалась, точно внезапно оказалась в прошлом, вернулась в то утро, вспоминая, как он наклонился над ней, и от его тела слабо пахло мылом и одеколоном, как…

– Николь!

Она вздрогнула, пытаясь отогнать от себя незваные воспоминания и не сознавая, что у нее на глазах выступили слезы.

– Ты плачешь?! Что случилось?

Слезы… Она медленно помотала головой, объясняя приглушенным голосом:

– Нет, ничего не случилось. Я просто думала про Алана – представила, что он сейчас испытывает. А где он? – с беспокойством спросила она. – Ведь еще нет двенадцати, и…

– Я оставил его на стройплощадке у Воддингтона. Сказал ему, что мне надо успеть на встречу с клиентом в центре города, и пообещал забрать его позднее. Я хотел поехать домой переодеться, но подумал, что надо заскочить и сюда: убедиться, что у тебя все в порядке.

Вначале Мэтт поселился в одном из отелей городка, но теперь арендовал дом в нескольких милях от офиса.

– Ты уверена, что у тебя все в порядке? – тихо спросил он.

Один из официантов направился к двери, и Николь, совершенно инстинктивно, шагнула в сторону, пропуская его. Мэтт последовал за ней, и как-то незаметно они оказались в тени. Этот полумрак словно отдалил их от суеты и шума. Мэтт протянул руку, заслоняя Николь, когда к ним устремилась еще одна официантка с подносом, и теперь опирался на стену, отгораживая Николь от любопытных взглядов и еще больше усиливая впечатление полной уединенности.

– Да, да. Все хорошо…

Неужели внутренняя дрожь передалась рукам? Если так, заметил ли это Мэтт? И что он подумал? От смущения у нее слегка кружилась голова. Она была не в силах пошевелиться или заговорить, слишком ясно сознавая, как близко от нее он сейчас стоит. Николь не могла смотреть ему в глаза и потому уставилась прямо перед собой. Это было ошибкой: оказалось, что ее глаза находятся, как раз на уровне его обнаженной шеи. Кожа была гладкой и загорелой. Николь вдруг с ужасом поняла, что ей хочется поднять руку, дотронуться до него, погладить, прикоснуться к нему! Она торопливо сглотнула, мучаясь оттого, что кровь бешено, стучит в голове.

Грудь Мэтта вздымалась при каждом вдохе, завораживая ее. Когда-то давно она вот так же стояла, прислонившись к этой груди, когда-то эти руки обнимали ее, прикасались к ней, ласкали все ее тело…

– Николь!

Неожиданная резкость его голоса быстро вернула ее с небес на землю. Она напряглась, отступила от него, как можно дальше, и глаза ее испуганно расширились, когда она поняла, что отойти дальше уже не может – позади оказалась стена.

– Я… я должна идти… Официанты…

Она услышала свой собственный голос и сразу поняла, что бормочет какую-то несусветную чушь; от страха и беспокойства голос ее был таким же напряженным, как и тело. Она скользнула в сторону, обходя Мэтта с такой осторожностью, словно любое прикосновение к нему было бы для нее смертельно, и поспешила к дверям.

Позади, раздался шорох – она догадалась, что он последовал за ней. Во рту у нее пересохло, и все мускулы, казалось, ныли от невыносимого напряжения.

– Машины, значит, сегодня нет, – прокомментировал Мэтт, когда они вышли на улицу.

– Нет, – отрывисто подтвердила она. – Машина на техосмотре. Гордон заедет за мной после работы.

Она вспыхнула, изо всех сил прикусив нижнюю губу. Зачем только понадобилось упоминать о Гордоне? Ведь она уже давно не девочка, которая пытается произвести впечатление на поклонника, упоминая в разговоре несуществующего дружка!

Что только на нее нашло – ведь Мэтт даже и не пытался… Он всего лишь раз сделал ей комплимент, вот и все!

– Я поеду, переоденусь. Мы с Аланом вернемся около половины первого.

Ей опять показалось – или голос Мэтта действительно стал более резким и холодным?

Позже, вернувшись к себе в кабинет, Николь несколько раз принималась искать ответ на вопрос: а чего, собственно говоря, она так боится? Совершенно очевидно, что Мэтт не узнал ее, и, даже если предположить, что его влечет к ней, – хотя это едва ли соответствует действительности, – совершенно очевидно, что он не из тех, кто будет отбивать чужую невесту. Итак, чего же она боится? Почему каждый раз, когда Мэтт подходит к ней, и душой и телом она превращается в нечто напоминающее кусок трясущегося желе?

Николь уже догадывалась, в чем причина, и такое состояние дел отнюдь не радовало ее. Она закрыла глаза, не в силах подавить прилив боли и стыда, захвативший ее. Ведь Мэтт был ее первым любовником, ее единственным любовником, и это, правда, даже если она и не помнит ничего о той ночи. Вот, должно быть, почему тело ее так реагирует на его близость, вот почему она так необычно себя чувствует в его присутствии. Вероятно, на каком-то неведомом, глубинном, атавистическом уровне тело ее до сих пор не может забыть о близости, что связала их в ту далекую ночь.

Три часа спустя, наблюдая за смеющимися и весело болтающими людьми, Николь размышляла о том, что решение Мэтта устроить общее собрание в честь отставки Алана было совершенно правильным.

Несмотря на то, что с самого начала, похоже, Алан испытал настоящее потрясение, почти с неохотой позволяя вовлечь себя в происходящее, было ясно, что его тронула чуткость и внимательность сотрудников и подчиненных, их желание устроить для него праздник. Когда ему вручали кубок с выгравированными на нем датами и названием фирмы, в глазах Алана стояли слезы. Николь в очередной раз восхитилась Мэттом, когда в своей короткой речи он упомянул причину, по которой Алан принял решение оставить фирму. Многие мужчины и немало женщин предпочли бы обойти столь деликатную тему, чувствуя смущение и опасаясь реакции Алана.

Наблюдая за коллегами, Николь неожиданно поймала себя на том, что лучше бы Мэтт был другим… не столь приятным и обходительным, больше похожим на того, каким он был при их первой встрече.

Теперь же, когда она так много узнала о нем, просто не верилось, что это тот самый мужчина, который увел ее с банкета и так легкомысленно уложил к себе в постель. Но ведь, с другой стороны, восемь лет – срок не маленький, и за эти восемь лет, скорее всего, изменились не только общественные взгляды на многие вещи, но и характер каждого отдельно взятого человека…

Около четырех люди стали расходиться, и Алан уехал одним из первых. В половине пятого официанты начали складывать столы и собирать остатки угощения. Почти все работники фирмы разъехались, следуя давно установившейся в строительном бизнесе традиции заканчивать работу в пятницу несколько раньше.

Обыкновенно Гордон покидал свой офис около пяти, так, что Николь высчитала, что он появится здесь самое раннее в половине шестого.

Она позвонила в гараж и уточнила, что они закрываются сегодня в шесть. Это означало, что она еще успеет доехать с Гордоном до гаража и забрать свой автомобиль.

Мэтта не было видно, и Николь решила, что он тоже уехал. Однако когда она зашла в свою приемную, намереваясь закончить работу, которую начала с утра, то с удивлением увидела, что дверь из приемной в кабинет, в котором раньше работал Алан и который теперь принадлежал Мэтту, открыта и Мэтт собственной персоной – без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами – сидит за новеньким столом, разложив вокруг себя целую кипу бумаг.

Вероятно, он услышал, что она вошла, так как отложил бумаги и поднял на нее глаза.

– Друг еще не приехал?

Николь помотала головой и хрипло ответила:

– Он появится не раньше чем в половине шестого, вот я и подумала, что еще успею доделать кое-какие документы.

Пока она говорила, Мэтт поднялся из-за своего стола и потянулся. Она услышала, как хрустнули его суставы, и поспешно опустила глаза, испытывая ненависть и отвращение к себе из-за обжигающей волны, которая нахлынула на нее при виде его тела, при мысли о том, какой он большой и сильный, при воспоминании о его гладкой коже, о его стройной и такой мужественной фигуре, о жаре его тела…

– А я, как раз собрался приготовить себе кофе. Ты не выпьешь со мной?

Алан, несмотря на всю его вежливость и мягкость, никогда не предложил бы ей такого. Николь даже открыла от удивления рот, а Мэтт, приняв молчание за согласие, прошел мимо нее в небольшой закуток, где секретарши обычно готовили кофе, и как ни в чем не бывало, включил чайник.

Николь села за свой стол. Она чувствовала непонятное смущение, не в силах отделаться от мысли, что Мэтт находится совсем близко. Она слышала каждое его движение, когда он готовил кофе, и никак не могла сконцентрироваться на том, что делала.

Задолго до того, как он подошел и поставил на ее стол чашку с кофе, она уже знала, что он направляется к ней.

– А чем вы собираетесь заняться сегодня вечером – ты и твой друг? – словно, между прочим, поинтересовался он, стоя над ней.

Николь нахмурилась, вдруг с удивлением поняв, что не может даже вспомнить, чем это они собирались заняться, но потом сообразила, что сегодня пятница и мать Гордона играет в бридж. Это означает, что Гордон должен отвезти мамочку к ее друзьям, а потом привезти обратно домой. Следовательно, сегодня они никуда не идут.

Странно, но ей не хотелось объяснять все это Мэтту, и она постаралась соврать, как можно более естественно:

– Пожалуй, что ничем. Может, заедем в кафе, а потом…

– …к нему домой, – сухо закончил Мэтт. От его предположения, что они с Гордоном любовники, лицо ее вспыхнуло, хотя Николь и понимала, что это вполне естественный вывод. Она ведь уже давно не молоденькая девушка, и все считают их с Гордоном женихом и невестой.

– Гордон живет вместе с матерью, – твердо ответила она.

Наступило долгое молчание, во время которого она не в силах была посмотреть на Мэтта, притворившись, что пристально вглядывается в лежащие перед ней бумаги. Однако она слишком четко сознавала, что Мэтт стоит, совсем рядом с ней, а потому мысли разбегались, словно ни для чего больше в голове уже не оставалось места.

Когда, наконец, молчание стало совсем уже невыносимым, она быстро спросила:

– А вы… вы идете куда-нибудь сегодня вечером?

И в ту же секунду пожалела, что задала этот вопрос. В конце концов, какое ей дело до его частной жизни? Николь была в отчаянии: ведь он может подумать, будто она интересуется им.

– Я собираюсь проведать родителей. Они живут неподалеку от Брайтона, переехали туда несколько лет тому назад, когда отец ушел в отставку. В том районе живет одна из моих сестер, и родителям хотелось обосноваться поближе к внукам. Вторая моя сестра с мужем сейчас в Канаде. А у тебя есть братья или сестры?

– Нет, я в семье одна… – Николь нахмурилась, глядя через комнату: висящие на стене часы показывали без четверти шесть.

– Что-нибудь не так? – спросил у нее Мэтт.

Она помотала головой, но его трудно было обмануть. Проницательно посмотрев на нее, Мэтт опять спросил:

– Друг опаздывает?

В ответ она лишь закусила губу, а он ровным тоном проговорил:

– Тебе, наверное, надо позвонить ему? Ты говорила, что он собирается заехать за тобой и подбросить до гаража?

Весьма тактично он удалился в свой кабинет, а Николь взяла трубку и набрала номер офиса Гордона.

Как она и предполагала, никто не ответил.

Она подождала еще пять минут, с беспокойством раздумывая о том, что не сможет добраться до гаража сегодня вечером, а затем с мрачной решимостью набрала домашний номер Гордона.

Он сам подошел к телефону и, едва она напомнила, что он должен был заехать за ней на работу, резко и раздраженно ответил:

– Мама сегодня неважно себя чувствует.

Мне даже пришлось раньше уехать с работы, и я просто не могу оставить ее в таком состоянии. У нее приступ холецистита, а ты ведь знаешь, как скверно она себя чувствует в такое время.

Ясное дело, Николь об этом знала. Из-за приступов холецистита у его мамочки было отменено столько планов и выходов «в свет», что и сосчитать невозможно.

– Ты мог бы позвонить мне раньше и предупредить, Гордон, – довольно колко ответила она. – Теперь я не попаду вовремя в гараж, чтобы забрать свою машину.

– Ну, так ты же можешь забрать ее утром, разве нет? Я хочу сказать, она не нужна тебе сегодня вечером, а утром отец подбросит тебя до гаража.

– Но ведь я еще на работе, и мне надо добраться домой, – сердито напомнила ему Николь, изо всех сил пытаясь сдержаться и не слишком расстраиваться из-за того, что Гордон так безответственно относится и к ней самой, и к их планам.

– Прости меня, Николь, – ответил Гордон, но тон его голоса был отнюдь не извиняющимся. – Сейчас, когда бедняжке маме так плохо…

Николь пришлось напомнить себе, что ей уже двадцать шесть, а не шестнадцать лет, и лишь благодаря этому она не швырнула трубку на середине его фразы.

Она набрала номер вызова такси, когда в дверях своего кабинета появился Мэтт.

– Ну, как, все в порядке? – поинтересовался он.

Николь отложила трубку и коротко ответила:

– Я узнала, что Гордон не сможет заехать за мной, а потому хочу вызвать такси.

– Не волнуйся, – беззаботно откликнулся Мэтт. – Я подвезу тебя.

Едва она услышала его слова, краска залила ее лицо горячей волной румянца.

– Да нет, не стоит… – начала, было, она возражать, разволновавшись, как бы Мэтт не подумал, что она специально все это подстроила. Однако он и слушать не стал, мягко заметив:

– Меня это нисколько не затруднит, честное слово! В любом случае мне пришлось бы проезжать мимо ворот твоего дома.

Николь кинула на него испуганный взгляд. Она и не подозревала, что он знает ее адрес, а Мэтт, словно прочитав ее мысли, спокойно добавил:

– Эви как-то раз упомянула, где ты живешь. Ну, как, ты уже готова, можно ехать или же…

– Нет, я уже готова, – проговорила она. Когда они направлялись к «лендроверу», Мэтт произнес неодобрительно:

– Жаль, что твой друг не додумался позвонить тебе пораньше, тогда ты могла бы связаться с гаражом и условиться о другом времени.

Не успев даже сообразить, почему и зачем она это делает, Николь принялась защищать Гордона, на ходу сочиняя оправдания:

– Да нет же, он звонил, хотел оставить для меня сообщение, но никак не мог дозвониться…