Текст книги "Так держать, Дживз!"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Благодарю вас, сэр.

– Слава богу, теперь я могу вернуться домой.

– Вас не затруднит, сэр, сначала позвонить мисс Уикхэм? Она настоятельно просила меня передать, чтобы вы немедленно с ней связались.

– Ты имеешь в виду, она хочет, чтобы я ей позвонил?

– Совершенно верно, сэр.

– Нет проблем. Какой у неё телефон?

– Слоан, 8090. Насколько мне известно, это резиденция тёти мисс Уикхэм на Итон-сквер.

Я набрал номер, и вскоре до моих ушей донёсся голос Бобби. Судя по её тону, она была взбудоражена, дальше некуда.

– Алло? Это ты, Берти?

– Собственной персоной. Как дела?

– Замечательно! Всё получилось просто здорово. Ленч был великолепен. Ребёнок слопал столько сладкого, что любая пьеса, – даже пьеса моей мамы, – не могла не показаться ему восхитительной. Я начала читать, пока он ел третье мороженое, чтобы не упустить момента, а он слушал, глядя на меня остекленевшим взглядом, и, когда в конце старик Блуменфилд спросил: «Ну, что скажешь, сынок?», ребёнок с трудом улыбнулся, словно не мог забыть пудинга с вареньем, и ответил: «О'кэй, папка», после чего всё пошло как по маслу. Сейчас старик Блуменфилд повёл его в кино, а я должна прийти к ним в «Савой» в пять тридцать, чтобы подписать контракт. Я только что разговаривала с мамой по телефону, и она сказала, у неё нет слов, чтобы выразить своё удовольствие.

– Блеск!

– Я знала, что ты за меня порадуешься. Да, кстати, Берти, я совсем забыла упомянуть об одной маленькой детали. Помнишь, ты когда-то говорил, что нет такой вещи в мире, которую ты для меня не сделал бы?

Из осторожности я задумался, прежде чем ответить. Не стану скрывать, когда-то я выражал свои чувства подобным образом, но это было до эпизода с Тяпой и грелкой, а сейчас я находился в трезвом уме и здравой памяти. Вы ведь понимаете, о чём я говорю. Пламя Любви вспыхивает и гаснет, Разум возвращается на свой трон, и вам больше не хочется бросаться очертя голову с моста, как вы поступили бы в порыве обуревающих вас страстей.

– Что я должен сделать?

– Нет, нет, ты меня не понял, делать тебе ничего не придётся. Я сама всё сделала, и, надеюсь, ты не будешь на меня дуться. Понимаешь, прежде чем я начала читать пьесу, в гостиную вошёл твой пес, абердинский терьер. Ребёнок пришёл от него в полный восторг и сообщил, многозначительно на меня поглядев, что всю жизнь мечтал иметь такую собаку. Естественно, при подобных обстоятельствах я просто вынуждена была ответить: «Она твоя».

Я покачнулся.

– Ты… ты… что ты сказала?

– Я отдала ему твою собаку. Я знала, ты не станешь возражать. Видишь ли, мне необходимо было ублажить его. Если б я ему отказала, он разъярился бы, и тогда от пудинга с вареньем и всего прочего не было бы никакого толку. Понимаешь…

Я бросил трубку. Челюсть у меня отвалилась, а глаза, казалось, вылезли из орбит. Опрометью бросившись на улицу, я поймал такси и, влетев в квартиру, первым делом позвал Дживза:

– Дживз!

– Сэр?

– Знаешь что?

– Нет, сэр.

– Собака… собака моей тёти Агаты… Макинтош…

– Его давно не видно, сэр. Он куда-то скрылся после ленча. Я полагаю, сэр, он в вашей спальне.

– Можешь не сомневаться, его нет в моей спальне. Если хочешь знать, где он, я тебе скажу. В одном из номеров «Савоя».

– Сэр?

– Мисс Уикхэм только что сообщила мне, что отдала его Блуменфилду-младшему.

– Сэр?

– Говорю тебе, она отдала его Блуменфилду-младшему. Подарила. Насовсем. С наилучшими пожеланиями.

– Но с какой целью, сэр?

Я объяснил обстоятельства дела. Дживз почтительно зацокал языком.

– Если помните, сэр, я всегда утверждал, – сказал он, когда я закончил свой рассказ, – что хотя мисс Уикхэм – очаровательная молодая леди…

– Да, да, Дживз, это уже не имеет значения. Что нам делать? Вот в чём вопрос. Тётя Агата возвращается между шестью и семью вечера. Она обнаружит, что в её хозяйстве недостаёт одного абердинского терьера. А так как после морского путешествия её наверняка сильно укачало, можешь себе представить, как она отреагирует на сообщение, что её любимца навсегда отдали в чужие руки.

– Я понимаю, сэр. Неприятная история.

– Как ты сказал?

– Неприятная история, сэр.

Я фыркнул.

– Неужели? Должно быть, если б ты находился в Сан-Франциско во время землетрясения, ты небрежно покрутил бы пальцами и произнёс бы нечто вроде: «Ха, ха! Хо, хо! Ну-ну! Надо же!» Английский язык, как мне постоянно твердили в школе, самый богатый в мире; он напичкан миллионами сверхмощных определений. А ты умудрился выбрать самое жалкое из них: «Неприятная история». История здесь вовсе даже ни при чём, Дживз. Это… какое слово я хочу сказать?

– Катаклизм, сэр?

– Я бы не удивился. Ну, так что же нам делать?

– Я принесу вам виски с содовой, сэр.

– Чем мне поможет виски с содовой?

– Он освежит вас, сэр. А тем временем, если желаете, я обдумаю сложившуюся ситуацию.

– Думай, Дживз, думай.

– Слушаюсь, сэр. Я предполагаю, в ваши намерения не входит нарушить только что возникшие сердечные отношения мисс Уикхэм с мистером Блуменфилдом и молодым господином Блуменфилдом?

– А?

– Я имею в виду, сэр, вы не собираетесь пойти в «Савой» и потребовать, чтобы вам вернули собаку?

Мысль была очень соблазнительной, но я покачал своей старой, доброй черепушкой. Есть поступки, на которые Вустер способен, и есть поступки, если вы внимательно следите за ходом моих рассуждений, на которые Вустер не способен. Свою проблему я, безусловно, решил бы, но проклятый ребёнок наверняка надулся бы, как индюк, и тут же забраковал бы пьесу. И хотя я не сомневался, что публика только выиграет, если не посмотрит произведения, написанного мамой Бобби, я просто не мог, так сказать, выбить почву из под ног этой придурковатой девицы, будь она неладна. По-моему, в моём положении французы говорят: «Noblesse oblige».

– Нет, Дживз, – ответил я. – Но если ты придумаешь, как мне незаметно проникнуть в гостиничный номер и умыкнуть оттуда пса, я буду тебе очень признателен.

– Я приложу все усилия, чтобы составить необходимый план, сэр.

– Составляй побыстрей. Говорят, рыба полезна для мозгов. Съешь побольше сардин, а затем доложи мне, что ты придумал.

– Слушаюсь, сэр.

Хотите верьте, хотите нет, прошло не больше десяти минут, прежде чем он открыл дверь и вплыл в гостиную.

– Я полагаю, сэр…

– Да, Дживз?

– Я полагаю, сэр, мне удалось составить план действий.

– Или программу.

– Или программу, сэр. Мой план или программа действий поможет решить данную проблему. Если я понял вас правильно, сэр, мистер Блуменфилд и молодой господин Блуменфилд сейчас находятся в кино?

– Верно.

– Значит, они вряд ли вернутся в гостиницу раньше, чем в пять пятнадцать?

– Ещё раз, верно. Мисс Уикхэм должна прийти к ним в половине шестого, чтобы подписать контракт.

– В таком случае, сэр, в данный момент в номере никого нет.

– Кроме Макинтоша.

– Кроме Макинтоша, сэр. Соответственно, всё зависит от того, велел ли мистер Блуменфилд гостиничной прислуге впустить мисс Уикхэм в номер, если она прибудет до его возвращения из кино.

– Почему от этого всё зависит?

– Если моё предположение верно, сэр, дело решается крайне просто. Необходимо, чтобы мисс Уикхэм приехала в гостиницу к пяти часам. Она поднимется в номер. Вы тоже придёте в гостиницу к пяти часам, сэр, и будете ждать в коридоре. Если мистер Блуменфилд и молодой господин Блуменфилд ещё не вернулись, мисс Уикхэм откроет дверь, и вы войдёте, заберёте собаку и покинете отель.

Я уставился на сметливого малого.

– Сколько банок сардин ты съел, Дживз?

– Ни одной, сэр. Я не люблю сардин.

– Ты хочешь сказать, что придумал эту изумительную, эту блестящую, эту гениальную программу действий, не питая свой мозг рыбой?

– Да, сэр.

– Ты единственный и неповторимый, Дживз.

– Благодарю вас, сэр.

– Но, послушай!

– Сэр?

– Допустим, собака откажется со мной пойти? Ты ведь знаешь, ум у неё недалёкий. К этому времени, в особенности, если пёс привык к новому месту, он спокойно мог забыть о моём существовании и запросто облает меня, как чужого.

– Я подумал об этом, сэр. Вам следует обрызгать брюки анисовыми каплями.

– Анисовыми каплями?

– Да, сэр. Они широко применяются организованными преступниками, ворующими собак.

– Но, Дживз… прах побери… анисовыми каплями?

– Я считаю, это необходимо, сэр.

– Где я их достану?

– В любой аптеке, сэр. А пока вы ходите и покупаете небольшой пузырёк, сэр, я позвоню мисс Уикхэм, чтобы сообщить ей о ваших намерениях и узнать, приказал ли мистер Блуменфилд впустить её в номер до своего возвращения.

* * *

Я не знаю мирового рекорда при покупке анисовых капель, но, должно быть, я его побил. Мысль о том, что тётя Агата с каждой минутой приближается к Метрополии, заставила меня развить такую бешеную скорость, что, вернувшись, я чуть было не столкнулся в дверях с самим собой, бегущим в аптеку.

Дживз сообщил мне хорошие новости.

– Всё, как я полагал, сэр. Мистер Блуменфилд велел впустить мисс Уикхэм в номер, если он не придёт вовремя. В настоящий момент молодая леди уже находится на пути в гостиницу. Когда вы приедете, она будет там.

Знаете, что бы вы не имели против Дживза (лично я, к примеру, никогда не изменю своего мнения, что его взгляды на рубашки, которые следует носить с фраком или смокингом, – устаревшие и в некоторой степени даже реакционные), надо отдать ему должное: толковый малый блестяще составляет планы всевозможных кампаний. Наполеону не мешало бы у него поучиться. Когда Дживз излагает программу действий, вам надлежит строго ей следовать, и, можете считать, ваше дело в шляпе.

Итак, всё получилось согласно его плану. Я даже не подозревал, что собак так легко воровать. Мне казалось, для этого требуются ледяное спокойствие и стальные нервы. Теперь я понял, что умыкнуть пса может грудной ребёнок, если, конечно, им будет руководить Дживз. Я крадучись вошёл в отель, бесшумно поднялся по лестнице и встал в коридоре, стараясь выглядеть, как пальма в кадке, на тот случай, если кто-нибудь вдруг обратит на меня внимание. Через некоторое время дверь в номер открылась, и на пороге появилась Бобби, а спустя несколько секунд мимо неё стрелой пронёсся Макинтош и страстно принялся обнюхивать мои брюки, причём по его виду было понятно, что он испытывает райское наслаждение. Если б я был сахарной косточкой, он вряд ли проявил бы ко мне больший интерес. Лично меня запах аниса не приводит в восторг, но в душе Макинтоша он, видимо, затронул какие-то собачьи струны.

После того как мои отношения с псом были налажены, я не испытал с ним никаких затруднений. Я спустился по лестнице, и животное шло за мной следом. Мы благополучно миновали холл (я, благоухая, а пес – вдыхая божественный аромат) и через несколько тревожных минут поймали такси и поехали домой. Любой вор в Лондоне одобрительно кивнул бы мне, хваля за прекрасно проделанную работу.

Очутившись в своей квартире, я попросил Дживза запереть Макинтоша в ванной или ещё где-нибудь, чтобы пёс немного протрезвел. Когда исполнительный малый вернулся, выполнив моё поручение, я воздал ему должное.

– Дживз, – решительно произнёс я, – мне не раз доводилось высказывать своё мнение по этому поводу, и я не побоюсь высказать его ещё раз: тебе нет равных.

– Благодарю вас, сэр. Я рад, что это недоразумение улажено.

– С начала и до конца всё прошло без сучка и без задоринки. Признайся, Дживз, ты всегда таким был или на тебя внезапно накатило?

– Сэр?

– Я имею в виду твои мозги. Твоё серое вещество. Скажи, ты был очень талантливым мальчиком?

– Моя мать считала меня умным, сэр.

– Ну, это ничего не значит. Моя мать считала меня умным. Ну, ладно, поговорим на более приятную тому. Надеюсь, тебе пригодится пятёрка?

– Большое спасибо, сэр.

– Пустяки, Дживз. Пятёрка – это ничто по сравнению с тем, что ты сделал. Ты только попробуй представить себе, – если у тебя получится, – как повела бы себя тётя Агата, если б я пришёл к ней между шестью и семью вечера и сказал бы, что Макинтош исчез навечно. Мне пришлось бы уехать из Лондона и отрастить бороду.

– Я с лёгкостью могу представить себе, сэр, что миссис Грегсон сильно возмутилась бы.

– Вот именно, Дживз. А когда моя тётя Агата возмущается, бесстрашные герои спускаются на улицу по водосточным трубам, лишь бы не попасться ей на глаза. Однако всё закончилось благополучно, и… великий боже!

– Сэр?

По правде говоря, я не решился сразу ему ответить. Мне не хотелось огорчать старательного малого, который так благородно пришёл мне на выручку в трудную минуту. Но делать было нечего.

– Ты кое-чего не учёл, Дживз.

– Неужто, сэр?

– Да, Дживз. Мне очень жаль, но твой план действий, выручив меня из беды, здорово навредил мисс Уикхэм.

– Каким образом, сэр?

– Неужели не понимаешь? Блуменфилды, отец и сын, сразу поймут, что собаку могли украсть только в те минуты, когда Бобби находилась в номере, и, соответственно, справедливо сочтут её соучастницей преступления, после чего ни о каком контракте нельзя будет даже мечтать. Я удивлён, что ты не сообразил такой простой вещи, Дживз. Лучше бы ты последовал моему совету и как следует поел сардин, прежде чем предлагать какие бы то ни было планы.

Я печально покачал головой, и в этот момент раздался звонок в дверь. Причём, должен вам сказать, звонок был настойчивый. Какой-то деятель нажал на кнопку и не хотел её отпускать, ясно давая понять, что он явился с недобрыми намерениями. Я подскочил на месте. Моя нервная система была вконец расшатана событиями минувшего дня.

– Боже всемогущий, Дживз!

– Звонок в дверь, сэр.

– Да.

– Возможно, это Блуменфилд-старший, сэр.

– Что?!

– Незадолго до вашего возвращения, сэр, мистер Блуменфилд позвонил по телефону и велел передать, что он к вам зайдёт.

– Надеюсь, ты шутишь?

– Нет, сэр.

– Что мне делать, Дживз?

– Я считаю, сэр, вы поступите весьма разумно, если спрячетесь за диваном.

Я мгновенно понял, насколько хорош был его совет. Мы никогда не встречались с Блуменфилдом в компании, но я видел его издалека, когда у него произошла стычка с Сирилом Бассингтон-Бассингтоном, и у меня сложилось впечатление, что с этим театральным деятелем, если он разъярён, лучше не связываться. С моей точки зрения, мощному толстяку было достаточно упасть на человека, чтобы от того осталось мокрое место.

Я быстро спрятался за диван, и примерно через пять секунд по гостиной загулял сильный ветер, и я ощутил неподалёку от себя присутствие чего-то необъятного.

– Этот Вустер, – прогремел голос, привыкший повелевать актёрами во время репетиций с заднего ряда зала. – Где он?

Дживз почтительно ответил:

– Не могу сказать, сэр.

– Он украл собаку моего сына.

– Вот как, сэр?

– Вошёл в мой номер, как в свой собственный, забрал пса и был таков, чёрт его побери!

– Неприятная история, сэр.

– И вы не знаете, где он?

– Мистер Вустер может находиться где угодно, сэр. Его поведение непредсказуемо.

Блуменфилд шумно втянул носом воздух.

– Какой странный здесь запах!

– Да, сэр?

– Чем это пахнет?

– Анисовыми каплями, сэр.

– Анисовыми каплями?

– Да, сэр. Мистер Вустер смачивает ими свои брюки.

– Смачивает ими свои брюки?

– Да, сэр.

– Господи боже мой, зачем?

– Не могу сказать, сэр. Поступки мистера Вустера трудно понять. Он эксцентричен.

– Эксцентричен? Да он просто сумасшедший.

– Да, сэр.

– Вы имеете в виду, он действительно сумасшедший?

– Да, сэр.

Наступило молчание, причём весьма продолжительное.

– Ох, – выдохнул Блуменфилд, и голос его, как мне показалось, потерял былую мощь.

Он вновь помолчал, затем спросил:

– А он… опасен?

– Да, сэр, в особенности когда находится в возбуждённом состоянии.

– Э-э-э… вы не подскажете, что приводит его в возбуждённое состояние?

– Одна из странных особенностей мистера Вустера заключается в том, что он ненавидит дородных джентльменов, сэр, Их вид приводит его в ярость.

– Вы хотите сказать, он не любит толстяков?

– Да, сэр.

– Почему?

– Этого никто не знает, сэр.

И вновь наступило молчание.

– Я толстяк, – задумчиво произнёс старик Блуменфилд.

– Я не осмелился обсуждать с вами данный вопрос, сэр, но раз уж вы сами об этом заговорили… Возможно, вы помните, как мистер Вустер убежал из квартиры, испугавшись, что не сможет с собой справиться, когда узнал, что вы придёте на ленч?

– Верно. Мы встретили его у подъезда, и он пронёсся мимо нас пулей. Тогда мне показалось это странным. Моему сыну это тоже показалось странным. Нам обоим это показалось странным.

– Да, сэр. Мистер Вустер, я полагаю, хотел избежать неприятностей, с которыми ему неоднократно приходилось сталкиваться… Что касается запаха анисовых капель, сэр, по-моему я теперь догадываюсь, откуда он исходит. Если, конечно, я не ошибаюсь, источник находится за диваном. Несомненно, мистер Вустер там спит.

– Что он делает?

– Спит, сэр.

– И часто он спит на полу?

– Почти каждый вечер, сэр. Вы желаете, чтобы я его разбудил?

– Нет!!!

– Мне казалось, вы намеревались о чём-то поговорить с мистером Вустером, сэр.

Старик Блуменфилд с шумом втянул в себя воздух.

– Мне тоже так казалось, – дрожащим голосом произнёс он, – но теперь я понял, что ошибался. Выпустите меня отсюда, это всё, о чём я прошу.

Я услышал шаги, и через некоторое время входная дверь захлопнулась. Я выбрался из-за дивана. От долгого пребывания в неудобной позе у меня ломило тело, и я был рад вновь очутиться на свободе. Вскоре в гостиную вплыл Дживз.

– Он уже ушёл, Дживз?

– Да, сэр.

Я одобрительно посмотрел на находчивого малого.

– Одна из твоих лучших выдумок, Дживз.

– Благодарю вас, сэр.

– Одного я никак не могу понять: с какой стати он пришёл именно ко мне? С чего он взял, что это я украл у него собаку?

– Я позволил себе вольность, сэр, дать мисс Уикхэм совет. Я рекомендовал ей сообщить мистеру Блуменфилду, что она видела, как вы забрали пса из его номера. Тот факт – вы о нём упоминали, сэр, – что её могут счесть соучастницей преступления, не ускользнул от моего внимания. Я не сомневался, что откровенность мисс Уикхэм будет высоко оценена мистером Блуменфилдом и поможет ей подписать контракт.

– Понимаю. Риск, конечно, был, но риск оправданный. Да, более или менее оправданный. Что это у тебя в руке?

– Банкнот в пять фунтов, сэр.

– А, тот, что я тебе дал?

– Нет, сэр. Я получил его от мистера Блуменфилда.

– Что? С какой стати он дал тебе пятёрку?

– Мистер Блуменфилд великодушно подарил мне пять фунтов, сэр, после того как я вручил ему собаку.

У меня отвалилась нижняя челюсть.

– Ты… ты…

– Нет, сэр, не Макинтоша. Макинтош в настоящий момент находится в моей спальне. Я отдал мистеру Блуменфилду животное той же породы, которое купил в магазине на Бонд-стрит, пока вы находились в гостинице. Только любящий глаз может отличить одного абердинского терьера от другого, сэр. Мистер Блуменфилд, к счастью, не заметил подмены.

– Дживз, – сказал я, и, не боюсь признаться, в голосе моём слышались слёзы, – ты единственный и неповторимый.

– Благодарю вас от всего сердца, сэр.

– Только потому, что голова у тебя имеет выпуклости в самых неожиданных местах, и поэтому ты соображаешь в два раза быстрее двух самых толковых деятелей в мире, счастье, можно сказать, улыбнулось всем и каждому. Тётя Агата в выигрыше, я в выигрыше, Уикхэмы, мать и дочка, в выигрыше, Блуменфилды, отец и сын, в выигрыше. Куда ни посмотри, большая часть человечества в выигрыше, и всё благодаря тебе, Дживз. Если кто-нибудь подумает, что я оцениваю твои услуги в какую то жалкую пятёрку, я не смогу смотреть людям в глаза. Надеюсь, тебе пригодится ещё одна?

– Благодарю вас, сэр.

– А ещё?

– Большое спасибо, сэр.

– Не откажешься от третьей, на счастье?

– Ну, что вы, сэр, исключительно вам признателен. Простите, сэр, мне кажется, звонит телефон.

Дживз вышел в холл, и я услышал, как он говорит: «Да, мадам», «Конечно, мадам», и всё такое. Затем он вернулся.

– Миссис Спенсер Грегсон просит вас к телефону, сэр.

– Тётя Агата?

– Да, сэр. Она звонит с вокзала «Виктория». Миссис Грегсон выразила желание поговорить с вами о Макинтоше. Насколько я понял, сэр, она хочет услышать из ваших уст, что с малышом всё в порядке.

Я поправил галстук. Я одёрнул полы фрака. Я выпустил манжеты из рукавов. Я чувствовал себя на все сто.

– Подай мне телефон, – сказал я.

ГЛАВА 6. Произведение искусства

Я сидел за ленчем у тёти Делии и, несмотря на то, что Анатоль, её выдающийся повар, превзошёл себя, должен честно признаться, каждый кусок застревал у меня в горле. Понимаете, мне надо было сообщить тёте Дели плохие новости, и мысль об этом лишила меня аппетита. Я знал, что, выслушав меня, она не обрадуется; а когда тётя Делия чем-то недовольна, ей не приходит в голову скрывать свои чувства, и она выражает их как женщина, большую часть жизни проведшая в седле и обожающая охоту.

– Тётя Делия, – сказал я, набравшись храбрости.

– Чего тебе?

– Ты помнишь о круизе?

– Да.

– О круизе, в который ты собиралась отправиться?

– Да.

– О шикарном круизе по Средиземному морю на твоей яхте? Помнишь, ты меня на него любезно пригласила, а я с радостью принял твое приглашение?

– Послушай, тупица, чего ты хочешь?

Я прожевал очередную порцию cotelette-supreme-aux-choux-fleurs и сообщил ей неприятную информацию:

– Мне очень жаль, тётя Делия, но я не смогу к тебе присоединиться.

Как я и предполагал, она уставилась на меня вытаращенными глазами.

– Что?!

– Прости, но не смогу.

– Ты, жалкий, несчастный олух царя небесного, в каком это смысле ты не сможешь ко мне присоединиться?

– Никак не смогу.

– Почему?

– Дела чрезвычайной важности не позволяют мне покинуть Метрополию.

Она фыркнула.

– А если говорить попросту, без затей, ты вновь волочишься за какой-нибудь юбкой?

По правде говоря, мне не понравилось, как она это сказала, но я был потрясён её проникновенностью, – по-моему, я правильно употребил данное слово. Я имел в виду качество, которым обладают все детективы.

– Да, тётя Делия, – сказал я. – Ты угадала мой секрет. Я действительно люблю.

– Кто она?

– Мисс Пендлбери. У неё очень красивое имя: Глэйдис. Пишется через "й".

– В каком смысле через "й"?

– После "э" идет "й".

– Ты хочешь сказать, она не Глэдис, а Глэйдис?

– Вот именно.

Моя родственница издала охотничий клич.

– И тебе не совестно объявлять во всеуслышание, что у тебя не хватило ума за милю обойти девицу, которая называет себя Глэйдис? Послушай, Берти, – проникновенно сказала тётя Делия, – я куда более опытная женщина, чем ты… в общем ты понял, что я имела в виду; и я с радостью дам тебе несколько полезных советов. Так вот: не жди ничего хорошего от девушек, которые называют себя Глэйдис, или Изабель, или Мэйбл, или Катрин. И, смею тебя уверить, самые опасные из них именно Глэйдис. Что она из себя представляет?

– Нечто божественное.

– Это не та особа, которая катала тебя вчера по Гайд-парку со скоростью шестьдесят миль в час? На красном двухместном автомобиле?

– Вчера она катала меня по Гайд-парку. Факт весьма обнадеживающий. И у неё красный «виджен-семь».

Тётя Делия с облегчением вздохнула.

– Ну, тогда всё не так страшно. Скорее всего, она сломает твою дурацкую шею, прежде чем ей удастся притащить тебя к алтарю. Хоть какое-то утешение. Где ты с ней познакомился?

– На чаепитии в Челси. Она художница.

– О, боги!

– Прекрасная художница, смею тебя уверить. Кисть у неё ходуном ходит. Она написала мой портрет, и мы с Дживзом повесили его сегодня в моей квартире. Мне кажется, Дживзу портрет не понравился.

– Если существо на портрете хоть немного похоже на тебя, он никому не может понравиться. Художница! Называет себя Глэйдис! Водит машину как гонщик, опаздывающий на свидание! – Тётя Делия задумалась. – Всё это, конечно, очень печально, но я не понимаю, почему ты не можешь отправиться со мной в круиз.

Я объяснил.

– Надо быть сумасшедшим, чтобы покинуть Метрополию в такой ответственный момент. Ты ведь знаешь девушек. Если всё время не мелькать у них перед глазами, они тебя сразу забудут. А у меня и так на душе неспокойно из-за одного деятеля, которого зовут Люций Пим. Во-первых, он тоже художник, что немаловажно, а во-вторых, у него вьются волосы. Должен тебе сказать, тётя Делия, что вьющиеся волосы никак нельзя скидывать со счетов. К тому же у этого парня деспотический характер. Люций Пим обращается с Глэйдис как будто он такси, а она грязь под его колёсами. Он критикует её шляпки и говорит совершенно ужасные вещи по поводу какой-то светотени. Я часто замечал, что по непонятной причине такое поведение всегда восхищает девушек, а так как я рыцарь без страха и упрёка, если ты понимаешь, о чём я говорю, существует опасность, что мне дадут от ворот поворот. Принимая во внимание все перечисленные мною факты, я не могу мотаться по Средиземному морю, предоставив Пиму свободу действий. Надеюсь, ты согласна?

Тётя Делия рассмеялась. Смех у неё был неприятный, я бы даже сказал, презрительный.

– И чего я волнуюсь? – спросила она. – Неужели ты хоть на секунду предполагаешь, что Дживз даст согласие на этот брак?

Я был оскорблён в лучших чувствах.

– Ты намекаешь, – тут я постучал вилкой по столу, а может, нет, точно не помню, но всё-таки, кажется, постучал, – что Дживз командует мной, как ему вздумается? Или ты считаешь, я позволю ему помешать мне жениться на моей избраннице?

– А разве он не помешал тебе носить усы? И лиловые носки? И шёлковые рубашки с фраком?

– Это совсем другое дело.

– Знаешь, Берти, я готова заключить с тобой небольшое пари. Дживз не даст тебе жениться на этой девушке.

– Какая чушь!

– И если ему не нравится твой портрет, он от него избавится.

– Большей глупости я в жизни не слышал.

– И, наконец, ты, влюблённый оболтус, Дживз доставит тебя на борт моей яхты в назначенный день и час. Не знаю, как он это сделает, но ты там будешь.

– Давай поговорим на другую тему, тётя Делия – холодно сказал я.

* * *

Находясь во взвинченном состоянии из-за поведения моей, так сказать, крови и плоти, я решил после ленча немного прогуляться по Гайд-парку, чтобы привести в порядок свою нервную систему. Примерно в четыре тридцать мои ганглии перестали вибрировать, и я пошёл домой. Дживз стоял в гостиной и смотрел на портрет.

Глядя на бедного малого, я почувствовал некоторое смущение, так как утром, перед уходом, оповестил его, что круиз отменяется, и он принял это весьма близко к сердцу. Видите ли, ему очень хотелось отправиться в далёкое плавание. С той самой минуты, как я принял приглашение тёти Делии, глаза его загорелись тоской по морю, и, хоть я в этом не уверен на все сто, мне показалось, он тихонько напевал на кухне какие-то морские песни. Должно быть, один из его предков служил матросом или кем-нибудь ещё у Нельсона, потому что тяга к солёным просторам была у Дживза в крови. К примеру, когда мы плыли в Америку, я несколько раз видел, как он разгуливал по верхней палубе с таким видом, словно собирался выбирать грота-блок или сплеснивать нактоуз.

Поэтому, – хоть я ничего от него не скрыл и подробно объяснил причину, по которой не мог присоединиться к тёте Делии, – я знал, что Дживз находится в расстроенных чувствах. Войдя в гостиную, я подошел к нему, стараясь держаться как можно непринуждённее, и тоже стал смотреть на портрет.

– Неплохо смотрится, Дживз, что?

– Да, сэр.

– Произведения искусства украшают дом, лучше некуда.

– Да, сэр.

– Они придают комнате… как бы это сказать…

– Да, сэр.

Отвечал он, как полагается, но манеры у него были какие-то странные, если вы меня понимаете, и я решил всыпать ему по первое число. Я имею в виду, прах меня побери! Я имею в виду, мне неизвестно, есть ли у вас дома свой собственный портрет, но если есть, вы меня поймёте. Вид вашего портрета, который висит на стене, вызывает у вас по отношению к нему отцовские чувства, и от зрителей требуются одобрение и энтузиазм, а не поджатые губы, сморщенные носы и остекленевшие взгляды, совсем как у дохлых селёдок. В особенности, если данный портрет написан девушкой, к которой вы испытываете чувства куда более глубокие, чем просто дружеские.

– Дживз, – сказал я, – тебе не нравится это произведение искусства.

– Ну, что вы, сэр.

– Нет. Притворяться бесполезно. У тебя на лбу всё написано. По какой-то причине данное произведение искусства не произвело на тебя должного впечатления. Что тебе в нём не нравится?

– Не слишком ли яркие краски, сэр?

– Я этого не заметил, Дживз. Что ещё?

– Видите ли, сэр, по моему мнению, мисс Пендлбери придала вашему лицу голодное выражение.

– Голодное?

– Как у собаки на цепи, сэр, которая смотрит на лежащую вдалеке кость.

Я резко возразил непонятливому малому:

– Никакого сходства с собакой на цепи, которая смотрит на кость, нет и в помине, Дживз. Взгляд, о котором ты упомянул, мечтательный, он выражает состояние Души.

– Да, сэр.

Я перевёл разговор на другую тему.

– Мисс Пендлбери говорила, что собирается навестить меня днём, чтобы посмотреть на портрет. Она заходила?

– Да, сэр.

– И уже ушла?

– Да, сэр.

– Ты имеешь в виду, она ушла, что?

– Совершенно верно, сэр.

– Она случайно не просила передать, что вернётся?

– Нет, сэр. Мне показалось, это не входило в её намерения. Мисс Пендлбери была несколько взволнована, сэр, и выразила желание пойти к себе в студию и отдохнуть.

– Взволнована? Что её взволновало?

– Авария, сэр.

Я не схватился за голову, но в моей черепушке всё помутилось, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Ты хочешь сказать, она попала в аварию?

– Да, сэр.

– В какую?

– В автомобильную, сэр.

– Она получила травму?

– Нет, сэр. Пострадал джентльмен.

– Какой джентльмен?

– Мисс Пендлбери, к великому её несчастью, сбила своей машиной джентльмена напротив вашего дома, сэр. У джентльмена перелом ноги.

– Не повезло бедняге! Но с мисс Пендлбери всё в порядке?

– Её физическое состояние кажется весьма удовлетворительным, сэр. Но она испытала тяжёлое душевное потрясение.

– Вполне естественно, ведь у неё тонкая, артистичная натура. Иначе и быть не может. Девушке, Дживз, очень тяжело жить в мире, где вереницы парней так и норовят броситься под колёса её автомобиля. Должно быть, она получила самый настоящий шок. А что с придурком?

– С джентльменом, сэр?

– Да.

– Он в спальне для гостей, сэр.

– Что?!

– Да, сэр.

– В спальне для гостей?

– Да, сэр. Мисс Пендлбери выразила желание, чтобы его перенесли в вашу квартиру. Она велела мне телеграфировать о случившемся сестре джентльмена, проживающей сейчас в Париже. Я также взял на себя смелость вызвать врача, который высказал мнение, что пациент некоторое время должен находиться in statu quo.

– Ты имеешь в виду, в обозримом будущем тело нельзя будет отсюда вынести?

– Да, сэр.

– Дживз, это уж слишком.

– Да, сэр.

Я хочу сказать, прах меня побери! Я хочу сказать, девушка может быть очень даже божественной, и всё такое, но она не имеет права превращать квартиру своего обожателя в морг. Должен честно признаться, на какую-то долю секунды моя страсть несколько поутихла.