Текст книги "Так держать, Дживз!"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 10. Бабье лето дяди Джорджа

Спросите кого угодно в «Трутне», и вам скажут, что надуть Бертрама Вустера – задача тяжёлая, дальше некуда. Глаз у меня намётанный. Я наблюдаю и делаю выводы. Я взвешиваю улики и прихожу к определённому мнению. И поэтому дядя Джордж не пробыл в моём обществе и двух минут, как я, так сказать, разгадал его секрет. Человеку с моим опытом это было раз плюнуть.

Само собой, ситуация сложилась, глупее не придумаешь. вспомните факты, если вы понимаете, что я имею в виду.

Я имею в виду, на протяжении многих лет, с тех самых пор, как я пошёл в школу, моего дядю Джорджа считали бельмом на глазу Лондона. Он и тогда был толстым, и день за днем жирел, как свинья, так что сейчас портные измеряют его вместо зарядки по утрам. Дядя Джордж принадлежит к числу людей, которых называют завсегдатаями лондонских клубов; он один из деятелей в обтягивающих фигуру визитках и серых цилиндрах, разгуливающих по утрам (естественно, если стоит хорошая погода) по Сент-Джеймс-стрит. Забросьте невод в любой из престижных клубов от Пикаддили до Пэлл-мэлл, и вы вытащите с дюжину дядей Джорджей.

Всё своё время он проводит в «Старых ребятах», где в промежутке между ленчем и обедом сидит в курительной комнате и рассказывает каждому, кто соглашается его слушать, подробности о своём желудке. Примерно два раза в год печень дяди Джорджа начинает протестовать против его образа жизни, и он отправляется в Хэрроугэйт или Карлсбад, чтобы немного её утихомирить.

Затем он возвращается и как ни в чём не бывало берётся за старое. Короче, о ком, о ком, а о дяде Джордже никак нельзя подумать, что он может стать жертвой божественной страсти. И тем не менее, хотите верьте, хотите нет, все признаки были налицо.

В то утро вредный старик ввалился в мою квартиру сразу после завтрака, как раз в тот момент, когда я собрался покурить в тишине и покое.

– Послушай, Берти, – сказал он.

– В чём дело?

– Где ты покупаешь галстук?

– У Блюхера, в арлингтонском Пассаже.

– Спасибо.

Он подошёл к зеркалу, остановился и начал внимательно себя разглядывать.

– Испачкал нос? – вежливо осведомился я. Внезапно до меня дошло, что он самодовольно ухмыляется, и, должен признаться, кровь заледенела у меня в жилах. Мой дядя Джордж не слывёт красавцем; попросту говоря, на него тошно смотреть, и самодовольная ухмылка придала его лицу какое-то жуткое выражение.

– Ха! – сказал он и, глубоко вздохнув, повернулся ко мне.

По-моему, он отошёл от зеркала вовремя. Ещё секунда, и оно не выдержало бы и покрылась бы трещинами.

– Я не так стар, – задумчиво произнёс он.

– Как кто?

– Здраво рассуждая, я в расцвете сил. Кроме того, молодой и неопытной девушке нужен зрелый мужчина, обладающий весом в обществе, чтобы она могла на него положиться. Могучий дуб, а не молодое деревце.

Именно в этот момент, как уже говорилось выше, я разгадал его секрет.

– Святые угодники и их тётушка, дядя Джордж! – вскричал я. – Надеюсь, ты не хочешь жениться?

– Это кто не хочет жениться? – осведомился он.

– Это ты не хочешь жениться.

– Нет, хочу. Что тут такого?

– Ну, видишь ли…

– Брак почётен.

– О, конечно.

– Брак сделает из тебя человека, Берти.

– Это кто сказал?

– Это я сказал. Вступив в священный союз, ты запросто сможешь превратиться из легкомысленного бездельника в… э-э-э… нелегкомысленного бездельника. Да, прах тебя побери, я хочу жениться, и если Агата попробует сунуть свой нос куда не следует, я… я… я знаю, что я с ней сделаю.

И с этими словами он величественно удалился, а я нажал на кнопку звонка, вызывая Дживза. Мне казалось, данную ситуацию необходимо обсудить как можно скорее.

– Дживз, – сказал я.

– Сэр?

– Ты знаешь моего дядю Джорджа?

– Его светлость знаком мне много лет.

– Я не о том тебя спрашиваю. Я имею в виду, знаешь ли ты, что надумал мой дядя Джордж?

– Его светлость собирается вступить в брачный союз, сэр.

– Боже великий! Он тебе сам сказал?

– Нет, сэр. Как ни странно, я совершенно случайно знаю невесту.

– Девушку?

– Да, сэр. Молодая особа живет со своей тётей, которая и сообщила мне о предложении, сделанном его светлостью.

– Кто она такая?

– Мисс Платт, сэр. Мисс Роза Платт. Проживает в меблированных комнатах Вистэрии Лодж, на Кичинер-роуд, в Восточном Дульвиче.

– Молоденькая?

– Да, сэр.

– Старый осёл.

– Да, сэр. Естественно, я никогда в жизни не позволил бы себе употребить это выражение, но, должен признаться, я считаю, что его светлость сделал неправильный выбор. Однако не следует забывать, что джентльмены, достигшие определённого возраста, нередко поддаются сентиментальным порывам. У них начинается период, который называют бабьим летом, когда они переживают свою вторую молодость. Данный феномен, как мне говорили, чаще всего можно наблюдать в Соединённых Штатах Америки среди самых богатых людей Питтсбурга. Печально известные факты повествуют о том, что рано или поздно, если их не остановить, они обязательно женятся на хористках. Почему так происходит, я не могу объяснить, но…

Я понял, что это надолго, и решительно перевёл разговор на нужные мне рельсы.

– Судя по высказываниям дяди Джорджа, Дживз, в особенности когда он говорил о тёте Агате, я сделал вывод, что невеста не из noblesse.

– Нет, сэр. Она работает официанткой в ресторане клуба его светлости.

– Боже великий! Пролетарка!

– Мещанка, сэр.

– Ну, с натяжкой можно и так её назвать. Тем не менее ты понимаешь, что я имею в виду.

– Да, сэр.

– Чудно, Дживз, – задумчиво произнёс я. – По правде говоря, я никак не могу понять, почему сейчас так модно жениться на официантках. Если помнишь, Бинго всё время пытался это сделать, пока не остепенился.

– Да, сэр.

– Странно.

– Да, сэр.

– Ну, с модой не поспоришь. Нам следует рассмотреть другой вопрос: как отнесётся к женитьбе дяди Джорджа тётя Агата? Ты ведь, знаешь её, Дживз. Она совсем на меня не похожа. Я человек широких взглядов. Если дядя Джордж хочет жениться на официантках, пускай себе женится. Я считаю, что чин – не более, чем марка за два пенса…

– Марка за гинею, сэр.

– Пусть будет за гинею. Хоть я и не верю, что марка может стоить так дорого. Лично я не видел ни одной дороже пяти шиллингов. Итак, возвращаясь к сказанному, я считаю, что чин – не более, чем марка за гинею, а девушка – небесное создание.

– «Созданье», сэр. Поэт Бернс писал на северо-британском диалекте.

– Ну, созданье, если тебе так больше нравится.

– Я не оказываю предпочтение тому или иному варианту, сэр. Но поэт Бернс…

– Поэт Бернс здесь ни при чём.

– Нет, сэр.

– Забудь о поэте Бернсе.

– Слушаюсь, сэр.

– Выкинь поэта Бернса из своей головы.

– Уже выкинул, сэр.

– Нам следует обсуждать не поэта Бернса, а мою тётю Агату. Она взбрыкнёт, Дживз.

– Вероятнее всего, сэр.

– И, что ещё хуже, она обязательно впутает меня в эту историю. У нас остается единственный выход, Дживз. Упакуй мою зубную щётку, и давай умотаем отсюда, пока не поздно.

– Слушаюсь, сэр.

В этот момент раздался звонок в дверь.

– Ха! – сказал я. – Кто-то пришёл.

– Да, сэр.

– Наверное, дядя Джордж решил вернуться. Я открою, Дживз, а ты иди укладывать чемоданы.

– Слушаюсь, сэр.

Я прошёл по коридору, беззаботно насвистывая, и, открыв дверь, увидел перед собой тётю Агату собственной персоной.

– Ох! – невольно вырвалось у меня. – Здравствуй.

Если б я сказал ей, что уехал из Лондона и вернусь через несколько недель, она всё равно мне не поверила бы, поэтому я не стал врать.

– Мне необходимо поговорить с тобой, Берти, – заявило Проклятье нашей семьи. – Я крайне обеспокоена.

Она проплыла в гостиную и спланировала в кресло. Я шёл за ней следом, с тоской думая о чемоданах, которые Дживз укладывал в спальне. Само собой, ни о каком отъезде теперь не приходилось и мечтать. Я знал, с чем ко мне пожаловала тётя Агата.

– Только что от меня ушёл дядя Джордж, – сообщил я, чтобы помочь ей начать разговор.

– Я его видела рано утром. – Тётя Агата передернула плечами, выражая своё возмущение. – Он поднял меня с постели, чтобы сообщить о своем намерении жениться на какой-то непристойной девице из Южного Норвуда.

– Я имею информацию от cognoscenti, что она из Восточного Дульвича.

– Пусть из Восточного Дульвича. Какая разница? А кто тебе сказал?

– Дживз.

– Откуда, скажи на милость, об этом знает Дживз?

– В нашем мире мало такого, чего не знает Дживз, – проникновенно произнёс я. – Он знаком с невестой.

– Кто она?

– Официантка в ресторане «Старые ребята».

Я не сомневался, что моё сообщение произведёт эффект, и, как выяснилось, оказался прав. Моя родственница взревела, как корнуэльский экспресс, входящий в тоннель.

– Как я понял, тётя Агата, – сказал я, когда в ушах у меня перестало звенеть, – ты не хочешь, чтобы этот брак состоялся.

– Естественно, он не должен состояться.

– Тогда я знаю, что делать. Необходимо позвать Дживза и спросить его совета.

Тётя Агата вздрогнула, поджала губы и приняла позу grande dame старого regime.

– Ты собираешься обсуждать интимные семейные дела с твоим слугой? Надеюсь, ты шутишь.

– Ничуть. Дживз найдёт выход из положения.

– Я всегда знала, что ты идиот, Берти, – сообщила мне моя плоть и кровь, и температура в комнате сразу упала до трёх градусов по Фаренгейту, – но я предполагала, что у тебя сохранилась капля гордости, капля собственного достоинства, капля чести. Я думала, ты осознаёшь своё положение в обществе.

– Ну, ты ведь помнишь, что сказал по этому поводу поэт Бернс.

Она бросила на меня свой знаменитый взгляд, и я прикусил язык.

– Совершенно очевидно, – заявила тётя Агата, – нам следует предложить этой девице деньги.

– Деньги?

– Безусловно. За твоего дядю не в первый раз приходится давать откупного.

Некоторое время мы сидели молча, предаваясь грустным размышлениям. В нашей семье всегда предаются грустным размышлениям, когда речь заходит о первой любви дяди Джорджа. Я тогда был слишком молод, чтобы принимать участие в семейном совете, но с тех пор я слышал эту романтическую историю много раз, в частности, от самого дяди Джорджа. Он очень любит рассказывать её в мельчайших подробностях, иногда дважды за вечер, когда выпьет лишнюю рюмку. Девушка была буфетчицей в «Крэйтерионе», а он тогда ещё не имел титула. Её звали Мод, и он был от неё без памяти, но семья и слышать не хотела о браке. Родитель запустил руку в чулок, и всё было кончено. Короче, душещипательная история, если вы понимаете, что я имею в виду.

План тёти Агаты мне не понравился.

– Делай, конечно, как знаешь, – сказал я, – но ты сильно рискуешь. Во всех романах и пьесах люди, которые предлагают в подобных ситуациях деньги, остаются в дураках. Она выпрямляется во весь рост и смотрит на них чистым, ясным взором. Симпатии зрителей всегда на стороне девушки. Был бы я на твоём месте, я бы не торопился. Природа возьмёт своё.

– Я тебя не понимаю.

– Сама подумай, как выглядит дядя Джордж? Он не Грета Гарбо, смею тебя уверить. Ну и пусть девушка смотрит на него, сколько ей вздумается. Я изучал человеческую натуру, тётя Агата, и, можешь не сомневаться, знаю, о чём говорю. Нет такой женщины в мире, которая, глядя каждый день на дядю Джорджа в облегающем фраке, не дала бы ему от ворот поворот. Кроме того, невеста каждый день видит его во время еды, а когда дядя Джордж с головой зарывается в тарелку…

– Если тебя не затруднит, Берти, будь так любезен, сделай милость, прекрати пороть чушь.

– Как скажешь, тётя Агата. Но всё равно я считаю, ты попадешь в ужасно неловкое положение, когда начнёшь предлагать девушке деньги.

– Я не попаду в неловкое положение. Деньги предлагать будешь ты.

– Я?!

– Естественно. Мне кажется, сто фунтов – достаточная сумма. Тем не менее я выдам тебе незаполненный чек, и, если потребуется, ты заплатишь ей больше. Сколько бы это ни стоило, твоего дядю необходимо спасти.

– Значит, ты решила впутать меня в эту историю?

– Тебе давно пора сделать хоть что-нибудь для нашей семьи.

– А когда девушка выпрямится во весь рост и посмотрит на меня чистым, ясным взором, что прикажешь мне делать?

– Я больше не желаю обсуждать этот вопрос. Ты сможешь доехать до Восточного Дульвича за полчаса. Поезда идут каждые пять минут. Я подожду тебя здесь. Когда вернёшься, доложишь мне о результате переговоров.

– Но, послушай!

– Берти, ты немедленно отправишься к этой девице.

– Да, но, прах побери!

– Берти!

Я выбросил полотенце.

– Ох, ну хорошо, будь по-твоему.

– Иначе и быть не может.

– Хорошо, хорошо, уже иду.

* * *

Не знаю, ездили ли вы когда-нибудь в Восточный Дульвич, чтобы предложить незнакомой девице сотню монет за то, что она оставит в покое вашего дядю Джорджа. Если не ездили, могу сообщить вам, что на свете существует множество куда более интересных развлечений. Я чувствовал себя не в своей тарелке, когда ехал на вокзал. Я чувствовал себя не в своей тарелке, сидя в пригородном поезде. И я чувствовал себя не в своей тарелке, когда шёл по Кичинер-роуд. Но больше всего я чувствовал себя не своей тарелке после того, как нажал на кнопку звонка и неряшливого вида служанка, открыв дверь, проводила меня по длинному коридору в комнату с розовыми обоями, где в углу стояло пианино, а на каминной полке красовалось множество фотографий.

Если не брать в расчёт приёмную зубного врача, нигде не испытываешь столь тягостных ощущений, как в общей комнате одного из пригородных домов. Как правило, в таких комнатах на столиках стоят чучела птиц под стеклянными колпаками, и у человека чувствительного душа уходит в пятки каждый раз, когда он ловит на себе укоризненный взгляд какой-нибудь куропатки, которую лишили внутренних органов для того, чтобы засунуть туда опилки.

В общей комнате Вистэрии Лодж было три таких столика, и в какую бы сторону вы не посмотрели, перед вашим взором вставало одно из чучел. Под двумя стеклянными колпаками находилось по одной птице, а под третьим – семейная группа, состоящая из папы-снегиря и мамы-снегиря и ребёнка-снегиря. Этот последний выглядел как самый настоящий бандит и, по правде говоря, испортил мне настроение больше, чем все остальные чучела вместе взятые.

Я подошёл к окну и уставился в сад, чтобы избежать кровожадного взгляда, когда дверь открылась, и, обернувшись, я увидел особу, настолько непохожую на девушку, что она могла быть только её тётей.

– Э-э-э, здравствуйте, – сказал я. – Доброе утро.

Слова дались мне с большим трудом, потому что я внезапно почувствовал себя как рыба, вытащенная из воды. Я имею в виду, комната была такой маленькой, а особа – такой необъятной, что на мгновенье мне стало нечем дышать. Должно быть, на свете есть люди, не предназначенные для нахождения с ними в одном помещении, и эта тётушка явно принадлежала к их числу. Её тело колыхалось, если вы понимаете, что я хочу сказать. Я подумал, что в молодости она была очень хорошенькой, хотя и тогда, по всей видимости, обладала пышными формами. Сейчас же, мягко говоря, она набрала лишний вес и выглядела совсем как одна из оперных певиц восьмидесятых на старых фотографиях. К тому же у неё были жёлтые волосы и ярко-красное платье.

И тем не менее она была добрячкой, потому что при виде Бертрама расплылась в улыбке. Бертрам пришёлся ей по душе.

– Наконец-то! – воскликнула она.

Честно признаться, я ничего не понял.

– А?

– Вот только к племяннице вам лучше зайти немного попозже. Она только что уснула.

– О, в таком случае…

– Не стоит её будить, как вы думаете?

– Конечно, нет, – с облегчением сказал я. – Из-за инфлюэнцы она промучилась всю ночь, а утром задремала. Пускай немного поспит, вы не возражаете?

– У. мисс Платт инфлюэнца?

– Это мы с ней так решили. Но, конечно, ваше мнение решающее. Знаете что, не будем терять времени даром. Раз уж вы здесь, взгляните на моё колено.

– Колено?

Я ничего не имею против коленей, но в определённое время и, если так можно выразиться, в определённом месте, а сейчас, как мне казалось, момент был неподходящий. Однако она привела свой план в исполнение.

– Что вы думаете об этом колене? – спросила она, открывая мне тайну за семью печатями.

Само собой, вежливость – прежде всего.

– Жуть! – восхищённо сказал я.

– Вы не поверите, как оно меня мучает.

– Правда?

– Простреливает изо всех сил. Адская боль. И знаете, что самое забавное?

– Что? – спросил я, чувствуя, что смех пойдёт мне на пользу.

– В последнее время я испытываю точно такую же боль в конце позвоночника. Может, посмотрите?

– На ваш позвоночник?

– Да.

Я покачал головой. Я люблю повеселиться, как никто другой, и ничего не имею против богемного образа жизни, ну, и всего прочего. Но существуют определённые границы, и мы, Вустеры, никогда их не переходим.

– Это невозможно, – сурово произнёс я. – Только не позвоночник. Колени – да. Позвоночники – нет.

Она удивлённо на меня посмотрела.

– Вы какой-то странный. Впервые вижу такого доктора.

– Доктора?

– Но ведь вы доктор?

– Кто сказал, что я доктор?

– А разве вы не доктор?

– Неужели я похож на доктора?

Наконец-то мы выяснили отношения. Наши глаза раскрылись. Мы разобрались, что к чему.

Я с самого начала подумал, что у неё добрая душа, и сейчас моё предположение оправдалось. Я никогда не слышал, чтобы женщина так сердечно смеялась.

– Ох, давно мне не было так смешно! – всхлипнула она, одалживая у меня платок, чтобы вытереть глаза. – Ну, вы даёте! Но если вы не доктор, кто вы такой?

– Меня зовут Вустер. Я пришёл поговорить с мисс Платт.

– О чём?

Наступил решающий момент. Сейчас я должен был вытащить чек и сделать всё возможное, чтобы тётушка невесты его взяла. Но, хотите верьте, хотите нет, рука отказалась мне повиноваться. Сами знаете, как это бывает. Предлагать деньги за то, чтобы твоего дядюшку оставили в покое – задача не из лёгких, а в определённых ситуациях она просто невыполнима.

– О, ни о чём, знаете ли. Просто решил её навестить. – Внезапно мне в голову пришла блестящая мысль. – Мой дядюшка узнал, что она прихворнула, вот в чём дело, и поручил мне проведать её, чтобы узнать, как она себя чувствует.

– Ваш дядюшка?

– Лорд Яксли.

– О! Вы племянник лорда Яксли?

– Он самый. Должно быть, дядюшка у вас днюет и ночует, что?

– Напротив. Я ни разу его не видела.

– Ни разу?

– Ни разу. Рози, конечно, мне всё о нём рассказывает, но почему-то никак не хочет пригласить в гости, даже на чашечку чая.

Я начал понимать, что Рози – девица не промах. Если б я был девушкой и на мне хотели бы жениться, а я знал бы, что в моей квартире обитает такой экспонат, как эта тётушка, я бы тоже крепко подумал, прежде чем пригласить своего жениха к себе домой до того, как брачная церемония завершится и он поставит свою подпись где полагается. Я имею в виду, у тётушки, несомненно, были добрая душа и золотое сердце, но тем не менее не стоило демонстрировать ей Ромео раньше срока.

– Наверное, вы были поражены, когда обо всём узнали? – спросила она.

– Это уж точно.

– Само собой, окончательно ничего не решено.

– Вот как? Я считал…

– О нет. Рози пока ещё не дала согласия.

– Ясно.

– Она, конечно, понимает, что ей оказали большую честь, но иногда её беспокоит мысль, что он слишком стар.

– Моя тётя Агата придерживается того же мнения.

– И всё-таки титул – это титул.

– Вы правы. А сами-то вы что об этом думаете?

– Ну, меня никто не спрашивает. Разве современные девушки слушаются старших?

– Должно быть, не очень.

– Вот и я говорю. Боюсь, ничего хорошего их не ждёт. Но нам с вами от этого не легче.

– Вы опять правы.

Я подумал, что наша беседа может продолжаться до бесконечности. У неё был такой вид, словно она решила проболтать весь день. Но в эту минуту служанка вошла в комнату и доложила, что прибыл доктор.

Я поднялся на ноги.

– Ну, мне пора.

– Жаль, что вы так торопитесь.

– Дела, знаете ли.

– Что ж, будьте здоровы.

– Пока-пока.

Я вышел на улицу и полной грудью вдохнул свежий воздух.

* * *

Зная, что ждёт меня дома, я с удовольствием отправился бы в клуб и провёл бы там остаток дня. Но опасности следует встречать лицом к лицу.

– Ну? – спросила тётя Агата, как только я появился в дверях гостиной.

– И да, и нет, – ответил я.

– Что ты имеешь в виду? Она отказалась взять деньги?

– Не совсем.

– Значит, взяла?

– Ты не понимаешь.

И я объяснил, что произошло. Я не ждал, что она придёт от моего сообщения в восторг, и поэтому не огорчился, когда моё предчувствие сбылось. По правде говоря, во время моего рассказа она отпускала в мой адрес всё более колкие замечания, а когда я закончил, издала шипящий звук такой силы, что в комнате задребезжали стёкла. По-моему, она собиралась воскликнуть «сукин сын», но вовремя спохватилась, вспомнив о своём благородном происхождении.

– Приношу свои извинения, – сказал я. – Я готов честно признаться, что струсил. Мне стало совестно. Такое с каждым может случиться.

– Ты самое мягкотелое беспозвоночное из всех, кого я знаю.

Я задрожал, как воин, которому разбередили старую рану.

– Я буду крайне тебе признателен, тётя Агата, – попросил я, – если ты в моём присутствии воздержишься от упоминаний о позвоночнике. Это слово будит во мне неприятные воспоминания.

Дверь открылась, и на пороге показался Дживз.

– Сэр?

– Да, Дживз?

– Мне показалось, вы меня звали, сэр.

– Нет, Дживз.

– Слушаюсь, сэр.

В моей жизни бывают минуты, когда даже под пристальным взором тёти Агаты я могу проявить твердость характера. Я видел, что каждая чёрточка лица Дживза светится разумом, и неожиданно понял, какую неимоверную глупость совершаю, отказываясь воспользоваться этим целительным источником в угоду предрассудкам тёти Агаты, не желавшей обсуждать семейные дела с прислугой. Возможно, она зашипит на меня сильнее прежнего, но я решил обратиться к Дживзу за советом, что, кстати, мне следовало сделать с самого начала.

– Дживз, – сказал я. – Ты знаешь моего дядю Джорджа?

– Да, сэр.

– Ты знаешь, что произошло?

– Да, сэр.

– Ты знаешь, чего мы хотим?

– Да, сэр.

– В таком случае дай нам совет. И не мешкай, Дживз. У нас мало времени. Давай, шевели мозгами.

– Насколько я понимаю, вы навещали молодую особу у неё дома, сэр?

– Только что оттуда вернулся.

– В таком случае вы, вне всяких сомнений, видели её тётушку?

– Дживз, это единственное, что я там видел.

– Тогда моё предложение должно вам понравиться, сэр. Я порекомендовал бы вам познакомить его светлость с этой женщиной. Она всегда намеревалась остаться жить со своей племянницей, когда та выйдет замуж. Если его светлость узнает об этом после того, как встретится с тётушкой невесты, он крепко задумается, прежде чем связать себя брачными узами. Вы не могли не заметить, сэр, что тётя мисс Платт, несмотря на свою добрую душу, самая настоящая простолюдинка.

– Дживз, ты абсолютно прав. Не говоря обо всём прочем, у неё жёлтые волосы.

– Вот именно, сэр.

– И ярко-красное платье.

– Совершенно верно, сэр.

– Я завтра же приглашу её на ленч и познакомлю с дядей Джорджем. Вот видишь, – обратился я к тёте Агате, которая всё ещё извергала лаву за моей спиной, – Дживз попал в яблочко, не сходя с места. Разве я тебе не говорил…

– Это всё, Дживз, – сказала тётя Агата.

– Слушаюсь, мадам.

Когда он ушёл, тётя Агата в течение нескольких минут высказывала своё мнение по поводу того, как Вустер роняет престиж всего клана, позволяя слуге мнить о себе бог весть что. Затем она вновь вернулась, если так можно выразиться, к основной теме разговора.

– Берти, – заявила моя престарелая родственница, – завтра ты опять поедешь к девушке и на этот раз поступишь так, как я тебе велела.

– Но, прах побери! У нас имеется шикарный альтернативный план, основанный на психологии индивида…

– Хватит, Берти. Я всё тебе сказала. Мне пора. До свидания.

И она удалилась, даже не догадываясь, что Бертрама Вустера на испуг не возьмёшь. Едва дверь за ней затворилась, я позвал Дживза.

– Дживз, – сказал я, – моя тётушка, – ты знаешь, о ком я говорю, – и слышать не хочет о твоём шикарном альтернативном плане, но я, тем не менее, намерен привести его в исполнение. Я считаю, это верняк. Ты сможешь устроить так, чтобы эта женщина пришла ко мне завтра на ленч?

– Да, сэр.

– Прекрасно. А я тем временем позвоню дяде Джорджу, Мы сделаем тёте Агате доброе дело помимо её воли. Как там говорит поэт, Дживз?

– Поэт Бернс, сэр?

– Нет, не поэт Бернс. Какой-то другой поэт. О добрых делах украдкой.

– «Дела благие, не оставшиеся в памяти», сэр.

– Вот-вот. В самое яблочко.

* * *

Должно быть, тот, кто делает доброе дело украдкой, должен радоваться, дальше некуда, но, честно признаться, я не горел желанием усесться за один стол с дядей Джорджем. Мой дядя Джордж зануда, каких мало, и во время ленча рта никому не даёт раскрыть, рассуждая о симптомах своей болезни, причём ему невозможно объяснить, что присутствующие отнюдь не жаждут слышать подробностей о его желудке. Прибавьте, так сказать, к дядюшке Джорджу тётушку мисс Платт, и вы поймёте, что в подобном обществе трудно находиться даже самому мужественному воину. Когда на следующий день я проснулся, у меня возникло какое-то зловещее предчувствие, и тучи, если вы понимаете, о чём я говорю, продолжали сгущаться над моей головой всё утро. Когда пришло время коктейлей, я совсем упал духом.

– Если б мне предложили ломаный грош, Дживз, чтобы я плюнул на это дело и умчал бы на весь день в «Трутень», я согласился бы не раздумывая.

– Я понимаю, вам предстоит тяжёлое испытание, сэр.

– Откуда ты знаешь этих людей, Дживз?

– Меня привёл к ним домой мой старый знакомый, сэр, камердинер полковника Мэйнуэринг-Смита. Когда между молодой особой и моим старым знакомым возникло взаимопонимание, он пригласил меня в Вистэрии Лодж.

– Они были помолвлены?

– Нет, сэр. Но к тому моменту у них возникло взаимопонимание.

– А почему они поссорились?

– Они не ссорились, сэр. Когда его светлость начал ухаживать за молодой особой, она, вполне естественно, почувствовала себя польщённой, и в ней стала происходить борьба между любовью и честолюбием. Но даже сейчас она ещё не приняла окончательного решения.

– Ты имеешь в виду, если дядя Джордж от неё отвяжется, твоему приятелю крупно повезёт?

– Да, сэр. Смитхэрст, – его зовут Смитхэрст, сэр, – сочтёт такой исход дела осуществленьем всех его мечтаний.

– Здорово сказано, Дживз. Сам придумал?

– Нет, сэр. Это «Бард Эйвона», сэр.

В этот момент кто-то невидимый позвонил в дверь, и я собрался с силами, приготовившись играть роль гостеприимного хозяина. Испытание началось.

– Миссис Уилберфорс, сэр, – объявил Дживз.

– Ума не приложу, как мне удержаться от смеха, когда ты будешь стоять за моей спиной и говорить: «Мадам, не хотите ли ещё картошечки?» – сказала тётушка невесты. Почему-то она показалась мне ещё необъятнее, желтее и дружелюбнее, чем в прошлый раз. – Я его знаю, вот в чём дело, – тыкая в Дживза пальцем, объяснила она. – Этот молодой человек не раз заходил к нам на чашечку чая.

– Он мне говорил.

Она окинула гостиную взглядом.

– А у вас тут недурно. Хотя лично мне больше нравятся розовые обои.

Обожаю что-нибудь весёленькое. Что это у вас? Коктейли?

– Мартини с абсентом, – ответил я, наливая в бокал подкрепляющую силы жидкость.

Она взвизгнула, совсем как девочка.

– Не вздумайте угощать меня этой дрянью! Вы не представляете, что со мной будет, если я выпью хоть капельку. Да я просто загнусь от боли! Для желудка нет ничего вреднее коктейлей.

– Ну, не знаю.

– А я знаю. Если б вы поработали с моё буфетчицей, тоже знали бы.

– Э-э-э… вы работали буфетчицей?

– Много лет подряд, когда была молодой. В «Крэйтерионе».

Я уронил бокал с коктейлем на пол.

– Вот! – торжествующе воскликнула она. – Теперь поняли, что значит пить коктейли? У вас дрожат руки. Я всегда говорила мальчикам: «Пейте портвейн. Портвейн полезен. Я сама пью только портвейн. Ни к чему вам глотать эту новомодную американскую гадость». Но они меня не слушали.

Я смотрел на неё во все глаза. В своё время в «Крэйтерионе» наверняка были тысячи буфетчиц, но всё равно я получил некоторый шок. Много воды утекло с тех пор, как дядя Джордж пытался вступить в мезальянс, – тогда он ещё не получил титул, – но при упоминании «Крэйтериона» Вустер всё ещё дрожал с головы до ног.

– Э-э-э, когда вы работали в Кр., – спросил я, – к вам не заходил парень с такой же фамилией, как у меня?

– Знаете, а я забыла вашу фамилию. У меня жуткая память на имена.

– Вустер.

– Вустер! А мне вчера показалось Фостер. Вустер! Не заходил ли ко мне парень по имени Вустер? Ну, вы даете. Да Джордж Вустер и я, – Свинюшка, вот как я его называла, – собирались пожениться, и обязательно поженились бы, если б его папаша не прослышал бы про это и не вмешался бы. Он предложил мне кучу денег, чтобы я его бросила, а я, как последняя дура, дала ему себя уговорить. Я часто вспоминала Свинюшку; всё думала, куда он подевался. Неужто он ваш родственник?

– Ради бога простите, – сказал я. – Совсем забыл, что мне надо дать последние указания Дживзу.

Я быстро прошёл на кухню.

– Дживз!

– Сэр?

– Знаешь, что?

– Нет, сэр.

– Эта женщина…

– Сэр?

– Она буфетчица дяди Джорджа!

– Сэр?

– Ох, прах побери, ты не мог не слышать о буфетчице дяди Джорджа. Ты в курсе всей нашей семейной истории. Та самая буфетчица, на которой он собирался жениться много лет назад.

– Ах да, сэр.

– Она единственная женщина, которую дядя Джордж когда-либо любил. Он говорил мне об этом миллион раз. После четвертого бокала виски с содовой он всегда плачет пьяными слезами, вспоминая эту особу. Нам не повезло, дальше некуда. Мы и оглянуться не успеем, как в дяде Джордже проснутся воспоминания молодости. Я это печёнками чувствую, Дживз. Она именно та особа, которая придётся ему по сердцу. Знаешь, о чём она мне сообщила, едва мы успели начать разговор? О своём желудке. Зловещий признак, Дживз. Любимая тема дяди Джорджа – его желудок. У них родственные души. Они похожи друг на друга, как…

– Две половинки одного яблока, сэр?

– Вот именно.

– Неприятная история, сэр.

– Что же делать?

– Не могу сказать, сэр.

– В таком случае я немедленно позвоню дяде Джорджу и сообщу ему, что ленч отменяется.

– Вряд ли это возможно, сэр. По-моему, его светлость уже пришёл. Звонок в дверь.

Дживз, как всегда, оказался прав, и, поздоровавшись с дядей Джорджем, я пошёл следом за ним в гостиную. Когда он переступил через порог, на мгновение наступила мёртвая тишина, а затем оба моих гостя наперебой стали обмениваться восклицаниями, как закадычные друзья, которые не виделись тысячу лет.

– Свинюшка!

– Моди!

– Вот это да!

– Будь я проклят!

– Надо же, как!

– Господи прости!

– Подумать только, теперь ты лорд Яксли!

– Получил титул вскоре после того, как мы расстались.

– Ну, ты даёшь!

– Сколько лет, сколько зим.

Я стоял в сторонке, переминаясь с ноги на ногу. Впрочем, если бы Бертрам Вустер растаял в воздухе, они этого не заметили бы.