Текст книги "Алмазы холодного севера (СИ)"

Автор книги: Павел Жуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Жуков Павел
Алмазы холодного севера, глава 2

В лесу пахло дымом. Едкий, тяжёлый запах повис среди деревьев, и даже аромат свежей хвои не мог его перебить. Благо, дело было не в пожаре, просто крестьяне жгли сухую траву, освобождая место под новую пашню, и всё бы хорошо, но подлый ветер гнал дым через лес прямо в сторону деревни.

Морщась и кашляя, Ют продиралась через валежник. Сучья, словно цепкие лапы, норовили ухватить то за рукав, то за подол, то сорвать плащ или шляпу, то выхватить из рук котомку с корой осины и хинницы. Разумеется, можно было пойти в обход, через овражек, однако лучше уж изодрать платье, чем глотать дым в низине. С треском, шумом и руганью, совершенно не идущим молодой миловидной женщине, она прорвалась через хитросплетение ветвей, корней и сухого кустарника, отряхнулась и спустилась с пригорка.

Здесь из склона бил ключ. Она отыскала его под снегом позапрошлой зимой, наткнувшись на незамерзающую прорубь в ручье, и по мере сил облагородила, обустроив тропинку и самодельный поильник. Лесу, зверям и птицам от этого вреда никакого, а лично ей одна только польза.

Ют стянула чёрные матерчатые перчатки, сполоснула руки и лицо, тщательно промыла глаза и, зачерпнув пригоршню, утолила жажду. Дышать стало легче, и она, воздав хвалу заботливой матушке-природе, двинулась вдоль кромки леса в сторону деревни.

Крестьяне в поле неспешно следовали за очищающей землю полосой огня. Спешили, бедняги, посеять яровые. Минувшая зима выдалась на редкость суровой: лет двадцать местные не видели такого мороза и лютых северных ветров. Вот и полегли озимые, спасти успели едва пятую часть, так что положение сложилось плачевное, хотя голода, как говорили, ещё удастся избежать: деревеньки и сёла, разбросанные вокруг Марбурга, город снабжали исправно, да и сами жили запасливо, так что неурожайный год могли худо-бедно пережить.

Стараясь не покидать редкий перелесок и держась поодаль от хоженой тропы, Ют выбралась к околице деревни Вершки, однако в само поселение заходить не стала, а приняла чуть левее, в сторону небольшой хвойной рощицы. Узкая, едва заметная тропинка петляла по пологим склонам холмов, ещё лысых, но обещавших через месяц-другой обзавестись буйной порослью вереска и чабреца. На границе рощицы тропинка оборвалась, и сень молодых вечнозелёных сосен скрыла Ют от посторонних глаз. Через минуту среди деревьев показался маленький ухоженный домик, и вид его стареньких резных ставен вызвал улыбку на лице хозяйки. Наконец-то добралась!

Свет, пробиваясь через сплетение юных ветвей, играл на крылечке и на окнах, искрился в вёдрах с водой, усиливая и без того насыщенные краски мира. Ют ценила каждую подобную мелочь, искренне наслаждаясь тем уютом, которым смогла окружить своё жилище.

Устав с дороги, она присела на скамейку у входной двери, и отложила в сторону увесистую котомку. Где-то наверху душевно пропел соловей, словно радуясь её возвращению, из сарая выбралась, сонно водя по сторонам носом, полосатая кошка, а в доме старые напольные ходики принялись отбивать девятый час.

– Да, сегодня я рано, – сказала Ют, глядя на умывающуюся кошку. – Утомила меня эта зима с её вечной спячкой, пора начинать жить по-летнему. А то первый год я так расслабилась, что за матушкой-природой не поспеваю.

Кошка флегматично промолчала, не отрываясь от своего занятия. Где-то наверху соловей снова пропел нечто мелодичное, ему вторили воробьи и другие птицы, чьи гнёзда в изобилии усыпали деревья, окружавшие дом Ют. Закрыв глаза и расслабившись, женщина с упоением окунулась в поток легкой птичьей трели, и полной грудью вдохнула пропитанный ароматами весны воздух, с лихвой компенсируя время, проведённое в задымлённом перелеске.

Тем не менее, отдохнуть ей не удалось. Сперва напомнил о себе обделённый завтраком желудок, ему вторила голодная кошка, а потом и птицы, слетевшиеся к её дому в ожидании горсти зерна.

– Приучила на свою голову, – проворчала Ют, поднимаясь со скамейки и заходя в дом. – Хорошо ещё кроликов не стала разводить, как в том году.

Пошарив в погребе, она выбралась оттуда с миской густой сметаны и маленьким мешочком пшена. Поставив миску на крыльце и рассыпав чуть поодаль зерно – чтобы кошка-озорница не вздумала поохотиться на пернатых гостей, – Ют вернулась в горницу и стала растапливать печь и собирать на стол. В этот момент она и услышала топот маленьких ног по сухому подлеску.

– Принесла нелёгкая, – фыркнула она.

– Чёрная Галка! Чёрная Галка! – донеслось до её слуха, и Ют, не дожидаясь своего незваного гостя, принялась собираться.

Мальчишка стрелой вылетел из-за деревьев, и, тяжело дыша, рванул к домику. Ют к тому времени уже запирала дверь, а рядом с ней стояла небольшая туго набитая котомка. Резко затормозив, мальчишка чуть не покатился кубарем по крыльцу и, вытаращив глаза, затараторил:

– Чёрная Галка! Мне бабушка... бабушка велела за тобой! Дяде плохо! Жаром бредит! Ещё с вечера! Пойдём, Чёрная Галка, не откажи! Бабушка тебе велела кланяться и... вот!

Мальчишка пошарил по карманам льняной безрукавки, достал небольшой узелок, перетянутый нитью, и протянул Ют, однако та покачала головой:

– Это потом, – сказала она, отстраняя его худую детскую ручку с зажатым в кулаке узелком. – Если будет за что. Тебя ведь Власом зовут, малыш?

– Ага, Власом кличут.

– Веди, да поскорее. Дело, вижу, срочное.

Обратно в деревню Влас бежал уже не так быстро, то и дело оглядывался, проверяя, поспевает ли за ним Ют. Вместе они выбрались из рощи и пересекли холмистую местность, отделяющую её от деревни. Остановившись возле околицы, Влас перевёл дух и стал подозрительно озираться по сторонам. Ют, заметив это, только вздохнула.

– Не бойся, не видит никто, – сказала она, поравнявшись с ним. – Напомни лучше, где живёшь?

– Третий дом справа от дядьки Вернера, аптекаря, – ответил Влас. – Знаете такого?

– Знаю, знаю, – кивнула Ют. – Беги домой, жди у калитки. Я сама доберусь.

В ответ Влас кивнул и с явным облегчением покинул её. Ют же обогнула крайние дома и вышла на малозаметную тропинку, скрытую от чужих глаз обильной порослью сухого кустарника. Тропинка вела вдоль околицы, по ней можно было обойти деревню стороной и в нескольких местах пробраться через заросли прямиком к жилью. Ют этот путь вполне устраивал, так как лишний раз попадаться на глаза жителям деревни она не хотела.

Она уже давно примирилась с таким отношением. Как её звать по имени, знали только некоторые старожилы, староста, да престарелый аптекарь Вернер, осевший в Вершке лет семь назад и не разделявший суеверных взглядов местных крестьян. Остальные кликали ведьмой, лесной колдуньей, Чёрной Галкой. Откуда взялось прозвище, Ют не знала, хотя и грешила на свой мрачный наряд, изношенный и перештопанный настолько, что порой он и впрямь походил на потрепанное птичье оперение. Но что поделать, если это единственное её платье, в котором удобно собирать травы в лесу?

Чёрную Галку знали во всех окрестных деревнях. Некоторые её до ужаса боялись, всегда обходили стороной, осеняя себя перстом святого, и шептали вслед проклятия, а вечером молились за избавление от дурного глаза. Большинство вели себя сдержанней, но и с распростёртыми объятиями Ют встречать не торопились. А ну как соседи уличат, что ты ведьму у себя привечаешь?

Несмотря на это, сживать Чёрную Галку со света никто не собирался. Охота на ведьм, которая некогда шла по всему северу, давно уже канула в прошлое. Кого и за что в те времена вешали и жгли на кострах, не могли припомнить даже самые древние старожилы. Ныне же далеко не все люди верили, что непогода, засуха и скисшее молоко у коров – ни что иное, как ведьмины проказы. Вот порча или хворь колдовская – это да, это по их части. Но Ют в таких напастях, к счастью, не обвиняли, ведь от живой от неё всем было гораздо больше пользы.

У травницы всегда можно было достать полезное снадобье или лечебную травку: и от головой боли, и от зубной, и от кашля, и от чего хочешь. Женщины присылали детишек за мазями и целебными настойками, мужчины чаще обращались за средством от похмелья или изжоги, а молодёжь всё больше за приворотными зельями. Как готовить последние, Ют понятия не имела – любовь была не по её части – но вот чем усилить желание, знала хорошо, и, судя по её опыту, этого всегда хватало с лихвой.

Шли к травнице с ранами и переломами, чтобы обработала и перевязала на совесть и не мучила пиявками, как злодей Вернер, шли и роженицы, кто не доверял своим деревенским повитухам. Так что вроде и была Чёрная Галка бельмом на глазу, но и обойтись без неё было трудно. Тем более что за свои услуги Ют брала немного, и всё больше продуктами да тряпьём, либо просила помочь по хозяйству: воды натаскать, дров нарубить. Деньги она принимала редко, их ей некуда было тратить.

Ориентируясь по приметному флюгеру на доме аптекаря, Ют дошла почти до конца тропинки, где и свернула в сторону огородов, прошла вдоль невысокого покосившегося забора и вышла в одно из ответвлений единственной сквозной деревенской улочки. Отсюда до нужного дома было уже рукой подать, и она, малость напугав своим появлением нескольких старух, вышедших погреться на утреннем солнце, тихонько добралась до места и постучала в калитку.

Влас, выглянув наружу, торопливо посмотрел по сторонам и, убедившись, что никто не смотрит, впустил её внутрь. Ют прошла по дорожке прямиком к дому, старому, но ухоженному, на пороге которого её уже ждала дородная пожилая женщина, кутавшаяся в шерстяной платок.

– Пришла, милая, проходи скорее, – сказала она Ют и поспешила проводить гостью в дом. – Заходи, из прихожей направо.

Коренастый мужчина лет сорока лежал на узкой кровати у окна. Глаза его были закрыты, бледный лоб покрыт испариной, под глазами залегли глубокие тени, а тяжёлое дыхание срывалось на хрип.

Ют поставила на пол свою котомку, приблизилась к ложу больного и замерла в нерешительности. А что если оно? Она хорошо помнила больных шахтёров, к которым её приводили люди из артели. Они называли болезнь чумой или чёрной лихорадкой, хотя и то, и другое было неверно.

Тело больного чумой покрывалось уродливыми сочащимися гноем наростами, испуская при этом тошнотворный трупный запах, а лёгкие переполнялись кровью и другими выделениями, что отторгались в приступах жесткого кашля. Чёрная лихорадка же отличалась тем, что вызывала такой жар, от которого несчастные больные буквально сгорали в считанные часы после проявления первых симптомов. Но эта напасть была чем-то иным, с чем Ют никогда ещё не сталкивалась.

Больные умирали быстро, за несколько дней, и лишь самые дюжие держались около недели, прежде чем впасть в спасительное забытье и испустить дух. Но при этом казалось, что болезнь намеренное мучает своих жертвы, истязая их день за днём, по капле высасывая жизненные силы, чтобы оставить после себя истощённое и окровавленное тело. Многие из несчастных шахтёров, которых Ют довелось повидать, умоляли лишить их жизни, а у кого-то не хватало сил даже на это.

Подкрепляя этот ужас и сея панику среди людей, по Марбургу и окрестностям с пугающей быстротой распространялись слухи о новом недуге, один страшнее другого. Ни стража, ни люди бургомистра воспрепятствовать этому уже не могли, и потому напряжение в городе росло день ото дня, а Старый Вернер, будучи в курсе последних новостей, с придыханием рассказывал, что чёрные кресты уже малюют на стенах уже и в Вальцберге. Что и говорить, у страха глаза велики.

Пересилив себя, Ют склонилась над больным и приступила к осмотру. Страшных симптомов, виденных ею у шахтёров, к счастью не нашлось, хотя... если срок невелик... Нет! Ют решительно отбросила подобные мысли.

Глаза чистые, как и кожа. Никаких кровоизлияний, никакой чёрной сетки вен и тёмных пятен в тех местах, где размякла плоть. Болезнь обнажала мышцы и кости, покрывая тела несчастных болезненными струпьями, делала их похожими на живых мертвецов. Ничего подобного у мужчины не наблюдалось, и у Ют отлегло от сердца.

Распахнув больному рубаху, она ощупала его живот и прильнула ухом к груди. Сердце билось часто, но ровно, а вот за каждым вдохом неизменно следовал булькающий хрип. Похоже, всё было проще, чем она изначально предполагала. Хвала матушке-природе и всем святым!

Разогнувшись, Ют поймала на себе полный мольбы взгляд больного.

– Скажи, – проговорил он слабым голосом. – Только честно. Оно?

Она покачала головой, и не без удовольствия заметила проблеск облегчения в глазах мужчины.

– На ветру работал? Под дождём? – строго спросила она. – Погода-то всю неделю не жалует.

– Да, вот, позавчера только, – припомнил больной. – Коровник правили. Первый день проработал до ночи, а на второй и встать-то толком не смог, свалился с горячкой.

Ют покивала и принялась копаться в котомке, извлекая на свет пузырьки, мешочки с порошками и туго перетянутые бечевкой пучки трав. Больной, чуть вытянув шею, с любопытством за этим наблюдал.

– От жара я тебе питьё наведу, – сказала она, встряхивая бутылочку с травяной настойкой. – К вечеру станет легче. Чем глотку лечить, матери твоей объясню. Три-четыре дня из постели не вылезай, а там уже и на поправку пойдёшь, уяснил?

Больной кивнул.

– Спасибо, – пробормотал он. – Ты, это, деньги у Власа возьми...

– Не нужны мне твои деньги, – отмахнулась Ют.

– Другого нет ничего.

– Вот и потрать сам на что-нибудь полезное. А мне другая помощь нужна. Ты ведь плотничать умеешь?

– Отчего ж нет? Умею.

– У меня крыша в сарае совсем худая стала: пройдут дожди – того и гляди расползётся. Материалы есть, инструмент тоже есть, а сделать некому.

– Понял. Будет тебе крыша, Чёрная Галка. Дай только оклематься.

– Без спросу можешь приходить и делать, – сказала Ют, откладывая в сторону несколько пучков сушёных трав. Остальное она убрала обратно в котомку. – Даже если меня дома не будет, заходи – там всегда открыто. А сейчас пей.

Она протянула ему стопку с тёмной настойкой, и мужчина, недоверчиво понюхав содержимое, выпил её одним махом, поморщился и, отказавшись запить, улёгся обратно на кровать.

– Всю жизнь бы так лечился, – одобрил он. – Не оставишь ещё стопочку?

– Тебе хватит, – усмехнулась Ют. – Бывай.

Уходя, она оставила старухе травы и наказ, каким образом их заваривать и принимать. От денег отказалась, хотя и не без труда, поскольку старуха попалась упорная и всё никак не хотела отпускать травницу, не заплатив ей. В итоге Ют покинула этот дом с увесистым кульком пирогов.

Снова обходить деревню по околице Ют было лень и она, набравшись смелости, решила пройти напрямик по главной улице. Несколько детишек, завидев её, с визгом бросились прочь, хотя местные мальчишки всё больше с интересом рассматривали ведьму, укрывшись за поворотом забора или вскарабкавшись на высокое дерево. Встречные мужчины молча отворачивались, деля вид, что торопятся по неотложным делам, старики перешёптывались, а несколько женщин у колодца одарили её такими ненавидящими взглядами, что Ют невольно поёжилась.

– Смотри: пошла, пошла. Всё ходит тут, покоя не даёт.

– И что они её всё привечают? Нет бы гнать в шею.

– Так это старик Вернер всё с ней якшается. Приворожила, поди.

– Так она-то, поди, все недуги и порчи и насылает, а потом ещё и лечить приходит, хитрая Галка.

Ну вот, подумала Ют, опять те же разговоры. Прямо как полгода назад, когда половину деревни скрутила желудочная хворь. Тогда хорошо ещё не побили. Вовремя спохватились, что в отсутствие Вернера, который был на месяц в отъезде, лечить их будет некому. Однако неприятный осадок после того происшествия остался, и Ют на всякий случай ускорила шаг.

Когда она проходила мимо дома аптекаря, входная дверь распахнулась, и на пороге появился сам хозяин. Худой и сутулый, с редкими седыми волосами, он посмотрел на неё поверх стареньких очков с толстыми линзами и приветливо помахал рукой. Ют ответила скромным кивком.

– Зайдешь? – спросил аптекарь. – Или торопишься?

– Чтобы тебе опять в спину плевали? – усмехнулась Ют. – А как же – я ведь ведьма!

Дом у Вернера был хороший: сложенный из добротных, толстых бревен, большой и ухоженный. Прихожая делила дом на две половины. Левая представляла собой аптекарскую лавку, совмещённую с приёмной, где и проходила большая часть рабочего дня аптекаря, а в правой располагались гостиная, кухня и спальня. Также в прихожей имелась неприметная узкая лесенка, что вела на чердак, такой просторный, что хозяину хватило места обустроить там кабинет. На маленьком участке позади дома у Вернера стояло его главное сокровище – теплица с остеклённой крышей, где он уже который год с переменным успехом выращивал какие-то травы. Рядом с теплицей был пристроен небольшой сарайчик, напротив которого возвышался чуть покосившийся туалет. Последний большинство деревенских считали придурью, однако старик-аптекарь был слишком чистоплотен, чтобы обходиться простой выгребной ямой.

В гостиной Вернер усадил Ют в глубокое кресло, подтащил маленький столик, выставил на него тарелки со сладостями, к которым на старости лет стал питать особую любовь, и стал заваривать чай, сдабривая его листьями чёрной смородины.

Ют, расслабившись, откинулась на мягкую спинку, и наблюдала за его манипуляциями: вот он закидывает заварку в керамический чайник, вот добавляет туда сушеные листья смородины, снимает с плитки у очага другой чайник – из чугуна, даёт постоять с минуту, и только тогда заливает горячую воду в заварочный.

Ют не знала отца и мало общалась с матерью, воспитывали её строгая, деспотичная бабушка и тихий, незлобивый дедушка. Последний был по жизни молчалив, редко перечил жене, до безумия любил внучку и создавал в доме неповторимое ощущение уюта. Когда он ушёл, на его могиле Ют единственный раз в жизни позволила себе разрыдаться. Ни до того, ни после она не переживала потери так остро. Старый Вернер, заваривая гостье свой любимый чай, до боли напоминал ей деда, и то незабываемое чувство уюта ненадолго возвращалось к ней.

– Никогда не заваривай чай крутым кипятком, – уже невесть в какой раз наставлял её аптекарь. – Ошпаришь листья – получится бурда, которую и пить-то невозможно. Дай воде с минуту остыть, и после этого заливай. Вот тогда-то чай сможет отдать вкус и аромат в полной мере.

– Я чай мало пью, всё больше кровушку, – сказала Ют, принимая из его рук исходящую паром чашку.

– Тем более, -Вернер сделал глоток и закусил куском сахара. – Приобщайся к высокому.

Напиток согревал, бодрил и к тому же обладал отменным вкусом. Ют быстро прикончила первую чашку, и Вернер тут же налил ей вторую.

– И как ты их терпишь, ума не приложу, – сказал он, поглядывая в окно на гомонящих старух, которые собрались на крыльце у дома напротив и что-то бурно обсуждали. – Платить за твоё добро подобным отношением – дикость.

– У народа крепкая память, – пожала плечами Ют. – Пару веков назад ведьм жгли по всей стране. Кого за дело, кого по навету, а кого просто за компанию. И если уж в те времена никто не позаботился отделить преступников от невинных, не станут этого делать и сейчас.

– Жила бы в деревне, носила бы обычное платье – горя бы не знала, – наставительно сказал Вернер.

– Ой ли?! – Ют всплеснула руками. – Тут каждая вторая косо смотрит на соседок: у той двор чище, у другой бельё быстрее сохнет, третья лицом глаже, чётвёртая готовит вкуснее. Все они, ясное дело, ведьмы и колдуньи, ворожбой да сглазом занимаются. И для таких вот "колдуний" у местных кумушек с их мужиками всегда найдётся увесистый камень за пазухой.

– Это типично для глухих деревень, – вздохнул Вернер. – Ничего не попишешь. Я, как ни пытался, так и не смог вдолбить им в головы простые и понятные вещи, что болезни, неурожаи и прочие беды не от ворожбы берутся. Они же люди-то неглупые, и про погоду знают, и как за скотиной ухаживать, и даже о гигиене... хм, ну, какое-никакое представление имеют. А как что приключиться, всё туда же: сглаз, порча, колдовство. Хвала святому Шебу, хотя бы часть невзгод мы с тобой от них отводим.

– Только понимания не встречаем, – горько усмехнулась Ют.

– Это да, девочка, это да.

Ют закинула в рот лимонный леденец и с удовольствием принялась рассасывать. Вернер, будь он неладен, и ей привил любовь к сладостям, коих она лет этак до двадцати в глаза не видела. Сам он, насколько ей было известно, частенько делал заказы у марбургского кондитера, и эта статья расходов была у него одной из самых крупных.

– Так ты хотел о чём-то попросить? – осведомилась Ют как бы невзначай.

– С чего ты взяла? – Вернер принял удивлённый вид.

– Чаевничаем мы обычно поутру, либо поздно вечером, а не днём, на столе мои любимые конфеты, да и выскочил ты из дому так шустро, будто караулил меня.

Вернер вздохнул:

– Каюсь, была одна мыслишка, но ты, уверяю, на глаза мне попалась совершенно случайно.

– Так что нужно-то?

– Сущая безделица. У меня тут есть список товаров, которые я выписал из Вальцберга, и лежат они в курьерском отделе Марбургской транспортной компании. За всё уже заплачено, и их забрать бы поскорее, да в город нынче мало кого пускают.

– А с чего ты тогда взял, что меня пропустят? – Ют подозрительно сощурилась.

Вернер закашлялся, слегка подавившись чаем.

– Ну как же, как же! Тебе ведь артель как-никак пропуск выправила.

– Ничего от тебя не скроешь, – со вздохом проговорила Ют. – Однако мне нынче в Марбурге делать нечего.

– А шахтёры?

– А что шахтёры?

– Ну, чёрная лихорадка, как-никак! Ты в таких вещах дока, потому и посылают за тобой, хотя в городе и свои врачи есть.

– Может и так, – согласилась Ют и сделала маленький глоток из чашки. – Только вот не знаю я, чем им помочь. Это не чума, и уж точно не чёрная лихорадка, как многие тут болтают.

– А что же?

Ют задумалась, уставившись в чашку. Ничего хорошего ей на ум не приходило.

– Не знаю, мой старый добрый Вернер, но это явно что-то страшное, – она подняла взгляд на смущённого её ответом аптекаря и тяжело вздохнула. – Ладно, не слушай ты меня. Лучше давай сюда список – будет тебе твоя посылка.

Влад задумчиво буровил взглядом пугающе толстые кипы бумаг, которые выложил на стол расторопный, хотя и несколько нервозный секретарь. Клемм выделил ему кабинет и предоставил доступ ко всем документам своей артели, явно пытаясь продемонстрировать свою открытость и лояльность. Впрочем, углубляться в чтение бухгалтерских книг Влад пока не собирался: он был уверен, что документы в идеальном состоянии, а если огрехи и есть, то настолько незначительные, что ради них не стоит взваливать на себя всю эту рутину.

Главным для него было то, что он наконец-то прибыл в Марбург и при первой же возможности должен будет выйти на связь с одним из агентов Розенкранца, завербованным ещё несколько лет назад. Именно этот человек помог шестому отделению выйти на след преступника, за которым целый год безуспешно охотились лучшие ищейки Тайной канцелярии.

Подойдя к окну, Влад увидел Олега Клемма. Тот бодрым шагом пересёк площадь перед зданием правления артели и зашёл внутрь. Вскоре в коридоре послышались шаги, и Влад, ожидая его прихода, обдумывал, как же нужно себя вести. Олег не был обременён службой и потому вызвался помочь Владу в его делах, однако Де"Сенд видел в нём не только хорошего проводника по Марбургу, но и глаза и уши Клемма-старшего, которому страсть как интересно, чем же именно занимается королевский чиновник.

"Ладно, не впервой. Выкручивался я раньше из подобных ситуаций, должен выкрутиться и на этот раз"

– Господин Де"Сенд, – Олег вошёл в кабинет и с ходу протянул Владу руку. – Добрый день. Работаете? Отец наказал мне вас проведать, вы уж не обессудьте.

– О, что вы, не беспокойтесь, – сказал Влад. – Я полон энергии, а всё что мне было нужно, уже проверил, так что если и буду ещё работать над вашими отчётностями, то не сейчас. Я предпочёл бы осмотреть город, шахты и взглянуть на тех бедолаг, которых свалила болезнь. Оценить, так сказать, масштаб бедствия.

– Постараюсь вам поспособствовать, но ничего не обещаю – карантин ввёл серьёзные ограничения на вход и выход с территории рабочего посёлка. Это вынужденная мера, и мы ни в коем случае не пытаемся ничего скрыть.

– Не переживайте. Думаю, моих полномочий хватит, чтобы обойти эту проблему. Ну и вы с вашим отцом, надеюсь, поможете мне в этом?

Олег едва заметно ухмыльнулся и кивнул.

– Вы обедали, господин Де"Сенд? – спросил он.

– Можно просто Влад. Нет, ещё не успел.

– Тогда, быть может, посетим одну замечательную таверну? Здесь недалеко, минут десять быстрым шагом.

– Не откажусь, – с готовностью согласился Влад. – Ведите.

Он задержался на несколько минут для того, чтобы объяснить секретарю, какие именно бумаги из всей огромной кучи он должен подготовить к моменту его возвращения. Секретарь, всё внимательно выслушав, сразу погрустнел, однако перечить не стал.

Вскоре Влад и Олег уже шагали по одной из улочек Марбурга в направлении таверны "Алмазная кирка", которую последний расписывал как лучшее заведение во всём городе, где кормят подчас не хуже, чем на приёмах в Отто фон Вальца. На это Влад заметил, что на столе у барона было представлено больше деликатесов, чем еды, и Олег расхохотался, сказав, что полностью с ним согласен.

Марбург, выстроенный у подножия пологого холма, был похож на уменьшенную копию Вальцберга: та же аскетичная архитектура, та же вездесущая брусчатка, и даже собор святого Корнелия, покровителя рудокопов и каменщиков, чем-то походил на уменьшенную в несколько раз копию вальцбергской базилики.

Бросался в глаза только этнический состав жителей, ведь на добычу алмазов сюда стекались работяги со всего Бернхольда и сопредельных областей. То, что каких-то двести лет назад считалось каторгой, теперь стало желанной работой, за которую хорошо и стабильно платят. В толпе мелькали и худощавые, но плечистые местные, и коренастые, светловолосые северяне, и смуглые, раскосые жители Верхнего Урда, и даже несколько человек с кожей цвета тёмного шоколада – судя по виду, телохранителей какого-то богатого человека.

– Такое разнообразие только в портовых городах можно увидеть, – сказал Влад, когда они с Олегом миновали небольшую рыночную площадь. – Там где процветают торговля и морское дело.

– Алмазы тоже притягивают многих, – ответил Олег. – Правда, сюда трудновато добраться, но за звонкой монетой люди порой ходили и на край света, так что вряд ли стоит удивляться здешней публике.

– Они тоже боятся перемен, которые может принести с собой граф Дорштейн? – спросил Влад.

– Опасаются, – уклончиво ответил Клемм-младший. – Здесь очень многое завязано на барона, и большинство сделок заключается с расчётом на его покровительство. Как отнесётся его сиятельство к бывшим партнёрам своего родственничка, остаётся только гадать. А такая неопределённость вредна для дела.

– Политика.

– Она самая.

"Алмазная кирка" и впрямь оказалась приятнейшим заведением, что немало удивило Влада, привыкшего в провинциальных забегаловках видеть совершенно иные картины. Внутри было светло и убрано, столы и посуда были чистыми, служанка приветлива и обладала такой приятной полной грудью, что Влад невольно отвлёкся от мыслей о работе, пока делал заказ.

– Мне тоже нравится, – одобрил Олег. – Как с картины сошла. Классики знали толк в женских формах, это я вам ответственно заявляю.

– Да, возможно, – кивнул Влад, к которому уже вернулась прежняя сосредоточенность.

– Влад, если не секрет, вы всерьёз собрались инспектировать шахты? – спросил вдруг Олег, пристально глядя на Де'Сенда.

– А у вас есть возражения по этому поводу?

– Учитывая ваши полномочия, мне нечем вам возразить. Но я хотел бы предостеречь вас от подобного шага хотя бы по той причине, что это может быть опасно для жизни. О состоянии шахт вы можете узнать из наших документов. Положение и впрямь незавидное, и в последние годы оно только ухудшалось, но мы ничего не скрываем, говорим как есть. Так что ничего нового, кроме возможности подхватить смертельную заразу, вы там не найдёте.

– Так ли эта болезнь опасна?

– Я военный человек, Влад, и не могу судить об этом авторитетно, однако все наши врачи только и делают, что разводят руками. Никто не знает, что это за болезнь, как она передаётся и чем её лечить. Многие из этих несчастных больных даже друг с другом не общались, и мы понятия не имеем, где они могли заразиться.

– Тогда получается, что болезнь могла выйти за пределы шахт, а вы ни сном, ни духом? – уточнил Влад.

– Получается, что так, – признал Олег. – А если учесть, что по весне болеет и без того много народу, то, боюсь, что вовремя найти таких людей мы не сможем.

– Тем не менее, вы утверждали, что на работоспособности шахт эпидемия не сказалась.

– Это слова моего отца, а ему я склонен верить. К тому же, Влад, поймите меня правильно, но если судить по логике: сейчас имеется около четырёх десятков заболевших, около дюжины умерших и ещё человек двести на карантине, всего же шахтёров более пяти тысяч, и я не думаю, что артель много потеряет, прервав работу на одном-двух шурфах.

– Это пока.

– Вы на что намекаете?

– Я не намекаю, – Влад отхлебнул пива, которое ему услужливо подала служанка, и одобрительно хмыкнул. – Я лишь пытаюсь рассуждать логически, как и вы. Эпидемией можно назвать как сто заболевших, так и тысячу, однако не забывайте, что любая эпидемия имеет свойство разрастаться. Скольких заразит сотня? А скольких тысяча? В Марбурге проживает около тридцати тысяч человек, в Вальцберге более ста двадцати. Как скоро маленькая вспышка перерастёт в пожар? Вы ведь даже не знаете, с чем имеете дело.

– У вас есть предложения?

– Закрыть и шахты, и город.

– Это убьёт нас вернее эпидемии. Если встанет добыча...

– Если я усмотрю в нынешней вспышке нечто чрезвычайное, то смогу походатайствовать за барона и артель перед своим начальством. Тогда королевская канцелярия учтёт, что спад производства из-за вынужденного карантина был неизбежен, и вам простят хотя бы часть того долга, который за вами числится. Да и Дорштейна легче будет приструнить.

– Это было бы весьма кстати. Спасибо большое...

– Не обольщайтесь, я это не для вас делаю. Я просто поступаю рационально. Если угроза велика, то карантин нужно объявлять во всём городе.

Олег промолчал и залпом выпил половину кружки. Было видно, что ему не нравится такой ход мыслей, но Влада это не слишком беспокоило. Распоряжались здесь Клемм-старший сотоварищи и Отто фон Вальц, и именно от них зависела судьба Марбурга. Влад решил, что при необходимости он поможет им принять правильное решение.

Вскоре принесли обед, и они на время сменили тон и тему беседы, чтобы не портить друг другу аппетит. Олег поинтересовался шпагой, которую носил Влад, и с явным недоверием выслушал заверения своего собеседника, что шпага нужна ему для самозащиты, а не для того, чтобы производить впечатление. Влад, уже давно привыкший к подобным нападкам на "столичного чинушу", милостиво согласился найти время для дружеского поединка. Тем более что с Эйлертом Мейсом он скрестить шпаги так и не успел, а хорошая тренировка после долгого сидения за книгами и документами ему не помешает.