Текст книги "Герои и предатели"

Автор книги: Павел Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Это как-то касается меня? – осторожно поинтересовался Юра у комбата.

– Еще как! Самым непосредственным образом! – ответил Дьяченко без улыбки.

И он рассказал лейтенанту Попову, как обстоят дела. Ничего не утаивая.

Где-то через месяц весь их батальон должны были поменять. По крайней мере, в Махач-Юрте все-таки сумели за полгода подготовить из молодого пополнения, оставшихся в части офицеров, и тех, кто пришел из училищ, (или даже перевелся), в бригаду весной, почти полноценный батальон.

Готовились они основательно, естественно, насколько позволяла это сделать окружающая обстановка. Стрельбы были регулярны, технику к походу сумели привести практически в полный порядок. То, чего не хватало в машинах, офицеры докупали за собственные деньги, понимая, что они едут на войну, и потраченные деньги вполне, может быть, способны спасти им их собственные жизни.

Однако не все офицеры из действующей армии могли быть заменены. Так, например, заменить командира взвода связи было не кем. Еще в январе 2005 года из Махач-Юрта в Грозный вызвали почти всех офицеров – связистов, и обратно никто не вернулся. Как внезапно выяснилось, связисты в армии стали раритетом. В отличие от большинства остальных, их специальность оказалась востребованной и на гражданке, поэтому многие и рванули из безденежной армии в стихию рынка. Те, кто остался, высеивались из всех частей Российской Федерации, и отправлялись в Чечню.

Пополнения не было, следовательно, не было и замены. В результате старшему лейтенанту Бубенцову, который и был здесь командиром взвода связи, возвращение домой – к жене и детям – светило только после окончания войны. Что его, разумеется, не радовало.

Заменой же Попову должен был стать тот самый Бурик, и пара новых «пиджаков». Других вариантов, кстати, и не было. Однако теперь, после того как Бурик выбыл на неопределенный срок, заменить Попова в Чечне оказалось некому.

Но и это еще не все. Все его подчиненные, включая и его собственных подчиненных офицеров – «пиджаков», должны будут вернуться обратно в место постоянной дислокации. А вот ему придется принимать минометную батарею с «чистого листа».

– Как же он ногу сломал? – глухо спросил Юра.

– Я точно не знаю, откуда я здесь могу знать? Но вроде бы он что-то бурно праздновал – то ли так сюда в Чечню рвался, то ли бумаги о разводе, наконец – то, получил… Но в результате он надрался до поросячьего визга, и выпал из кузова дежурного «Урала». Падал вниз головой, но сломал почему-то ногу.

– Сволочь! – вслух выругался Попов.

Подполковник потер переносицу.

– Ну, вообще-то, это ты зря! – неожиданно сказал он. – Ты получишь в свое распоряжение людей, которые тебе будут в рот смотреть. Ты ведь для них будешь герой. Без преувеличения.

Эта мысль поразила Юру, и, несмотря на потерю лечения, бани, чистой одежды и домашнего питания, настроение у него резко поднялось…

Вместе с Юрой остались и его машина, и его водитель. Бойцу до дембеля все равно оставался еще почти год, так что возражать он не стал. Наоборот, выразил явное удовольствие от того, что ему не придется возвращаться в часть. У Попова мелькнула мысль, что не только он сам будет в батарее большим «авторитетом». Впрочем, его это не более чем позабавило.

Когда батальон, пришедший на смену, прибыл, Попов попрощался со своими бойцами, пожелал им удачи, и тут же пошел в новую батарею.

Новобранцы выглядели слегка ошарашенными, впрочем, и офицеры тоже оглядывались вокруг с некоторым недоумением. Попов выделил их взглядом из толпы, и, щелкая себя по берцам палочкой, приблизился.

Увидев его, «пиджаки» тут же вскочили на ноги, за ними, также быстро, поднялись и бойцы. Юра отметил, что все они были одеты в камуфляж, так что он, в своей выгоревшей «песчанке», выглядел как-то даже и бледновато. Впрочем, приглядевшись, он присвистнул – камуфляж-то оказался нестандартным, больше похожим на робу. Во всяком случае, многие нужные карманы на нем отсутствовали.

«Мне такое дерьмо», – подумал про себя Юра, – «даже новое, и бесплатно не нужно».

– Вы наш новый командир батареи? – неуверенно спросили лейтенанты.

– Да, – ответил Попов. – Я ваш новый командир батареи. А потому…

– Стройся! – скомандовал он.

Батарея построилась на удивление быстро и слаженно. Юра приятно удивился.

– Молодцы! – сказал он. – Неплохо начали… Впрочем… Я ваш новый командир батареи – лейтенант Попов. Я провел здесь – в Чечне – последние полгода. Вы – только что прибыли. Поэтому вы должны слушать меня с открытым ртом, очень внимательно, приказания выполнять досконально и в срок… Заметьте, это в ваших личных интересах.

Юра расхаживал вдоль строя взад – вперед, и вещал. Он слегка преувеличивал, но правильно считал, что лучше пусть они немного перебздят, чем даже немного больше, чем нужно, расслабятся.

– В моей батарее за эти полгода не было ни одного убитого. Ни одного! Раненые были? Были. И не буду скрывать – некоторые покалечили себя из-за собственной тупости. Потому что не выполняли приказов, потому что не думали своей тупой башкой. И это тоже было. Вам нужно избежать таких ошибок! Чтобы остаться с ногами, руками и глазами. Не говоря уже о собственной, единственной и неповторимой жизни. Понятно?

Строй молчал.

– Понятно!? – грозно повторил вопрос Попов. – Не слышу!!

– Так точно! – рявкнули бойцы.

– Вольно! Разойдись! Офицеры – ко мне!

Бойцы снова попадали на траву, а к Юре подошли два худощавых лейтенанта.

– Лейтенант Бессарабов! Лейтенант Чепрасов! – представились они по очереди.

– Ладно, господа офицеры, давайте в теньке присядем, познакомимся. Нам вместе, видимо, долго еще придется быть. Кстати, вы мой заказ привезли?

– Да, конечно, – спохватился Бессарабов. – Вам принести прямо сейчас?

– Нет, погоди, – остановил его Попов. – Потом. И давайте переходить на «ты». Как вас зовут-то?

– Меня – Костя, – сказал Чепрасов.

– Меня – Валера, – представился Бессарабов.

– Меня – Юрий, – улыбнулся Попов. – Давно в армии?

Лейтенанты переглянулись:

– Да вот – полгода уже. Мало, наверное, конечно.

– А что закончили?

– Военную кафедру закончили. Сельхозинститут. Волгоградский. Мы оба с экономфака. У нас как раз на минометах была специализация. Мы ПМ изучали. Ну и 160-миллиметровый еще немного. А орудия у нас остальные факультеты проходили. Мы в части сразу на минометы пошли. Конечно, мы раньше «подносы» и не видели. Но ничего сложного – все то же самое, что и ПМ, только меньше. Так что, думаем, мы неплохо освоились.

– Ладно, – протянул Юра с некоторым сомнением. – Проверим. Посмотрим. В конце – концов, освоитесь. Только надо очень быстро осваиваться, а не то, когда реальные дела начнутся, будет поздно.

«Пиджаки» закивали головами.

– Хорошо, пойдемте к личному составу, надо вам задачи поставить.

Попов снова построил батарею, и разъяснил, что нужно занять оставленные предыдущим батальоном позиции, произвести ориентировку, и подготовить боеприпасы.

– Так, Костя, – обратился Юра к Чепрасову. – Надо подготовить документы – схему ориентиров, карточку топогеодезической привязки… Понял, да? У тебя в планшетке что?

Чепрасов неожиданно достал Блокнот старшего офицера батареи, в котором все необходимые образцы документации уже были подготовлены.

– Откуда сие? – спросил пораженный Юра. Последний раз такую классную вещь он видел только у себя в училище.

– Да канцелярию ремонтировали в нашем батальоне, шкаф старый у стены развалили, я там в щели между половицами его и нашел. Ни разу не использованный. Советский еще.

– Там раньше артдивизия располагалась, – автоматически заметил Попов. – До сих пор всякие раритеты находим… А! Вот интересно. У нас в боксе выцарапано на дальней стене – «ДМБ 1956». Надо же!

– Ого! – засмеялся Бессарабов. – Этот дембель уже и помер, наверное.

– Может быть, – философски поддержал его Чепрасов. – Времени-то много прошло.

– Кстати, – спросил он. – А все эти документы?… Разве?…

– Все имеется, – ответил на незаданный вопрос Попов. – Но надо же мне посмотреть на ваши навыки и умения. Сейчас Валера вернется, и займется ориентацией минометов в основном направлении.

– Понятно.

– Ладно, выполняйте! – строго сказал Юрий, и кивнул Бессарабову. – А мы с тобой за моими вещами пока сходим.

Посылка Попова очень обрадовала. Он получил все, что заказывал, и даже чуть больше. Прислали и новую чистую форму, и три комплекта нательного белья, и мыло с шампунем, и мазь для болячек, и три пузырька «Тройного» одеколона, и как презент – бутылку водки.

Юра отправил Валеру заниматься ориентировкой, оттащил все полученное имущество к себе в кабину, и задумался, как же теперь ему искупаться? Нужно было выяснить, как минимум, кто теперь отвечает за доставку воды. Так как замена произошла только сегодня, у него было серьезное подозрение, что пока разобраться в этом вопросе не удастся. Впрочем…

Юра хлопнул себя по лбу. Ну, конечно же! Черт возьми! В батарее должен быть старшина! Предыдущий постоянно околачивался при кухне, и так там окопался, что Попов, наконец, просто перестал воспринимать его как собственного старшину. Но ведь он убыл, приехал новый! И где он? Тоже начал с того, что пошел знакомиться с тыловиками?

Юра решительно вернулся на позицию. Бойцы старательно пыхтели. Чепрасов чертил, Бессарабов крутил буссоль в разные стороны.

– Товарищи офицеры! – сердито сказал Попов. – Где наш старшина?

– Прапорщик Врублевский? – переспросил Костя. И удивленно ответил:

– Не знаю…

Юре эта фамилия также была незнакома. Он повернулся, и отправился прямо к столовой. Ну, где еще можно искать собственного старшину?

Так и вышло.

В столовой шныряло несколько папоротников, которые явно не находили себе места. Все пристраивались, приноравливались и принюхивались.

– Прапорщик Врублевский! – громко позвал Попов.

Все обернулись.

– Это я! – раздалось из угла, и на свет Божий появился человек с опухшим нездоровым лицом, большим животом, и невысокой квадратной фигурой.

«Ох ты, мать твою!» – промелькнуло у Юры в голове. – «Да я ж его знаю! Экий «синяк»!».

Да, это был довольно известный бригадный «синячина», которого, правда, Юра до этого хорошо знал только в лицо. Теперь узнал и фамилию.

«М-да… Здесь не напьешься, а каков он, интересно, в трезвом виде? Сейчас явно наквасился».

– Товарищ прапорщик! – позвал его Юра. – Выйдите на минутку.

– Бить будете? – громко спросил кто-то из другого угла. Все засмеялись. Попов промолчал. Ему не хотелось ни говорить «да» – вдруг прапорщик оскорбится, ни говорить «нет» – тоже может оскорбиться. Ситуация тупиковая – что не скажешь, все хуже. «Чертовы острословы»!

Старшина выбрался из палатки, попутно зацепившись ногами за растяжку, и чуть не упав. Он и упал бы, если бы Юра не удержал его.

– Слушайте, товарищ прапорщик! – сказал Попов, еле сдерживаясь, – вы личный состав кормить сегодня думаете? И еще нам нужна вода.

– Много? – переспросил старшина.

– Лично мне – много, – зло сказал Попов. – Я лично хочу искупаться. Я здесь уже чертову уйму времени, и я хочу искупаться, потому что мне, наконец, привезли шампунь и лекарственную мазь. А ее нужно наносить на чистое тело. Ясно?

– Не чертыхайтесь! – неожиданно сказал старшина. – Вот он вас услышит, и плохо будет!

Юра обомлел, открыв рот. То ли папоротник действительно был так религиозен, то ли нажрался до «зеленых чертей». Второе было гораздо вероятнее.

– Будет сегодня и вода, и еда, – икнув, пообещал старшина, и спросил по-уставному:

– Разрешите идти?

– Идите, товарищ прапорщик, – вздохнул Юра, и побрел обратно на позиции. Надежда на купание еще сегодня, конечно, оставалась, но была весьма слабой.

– Откуда вы такое чудо раздобыли? – спросил он у своих «пиджаков». – Неужели в части никого трезвее найти не смогли? Или он единственный по пьяни согласился ехать сюда?

– Неправда, – неожиданно запротестовали лейтенанты. – Он хоть и «синька», но дело свое знает. Хороший мужик. Он, когда трезвый, хуже – хмурый, недовольный. А пьяный он добрый, и исполнительный. Он если что обещает, обязательно сделает.

– Он нам сегодня жратвы обещал привезти, – неуверенно протянул Попов. – Но что-то я сомневаюсь…

– Раз обещал – значит, привезет, – твердо сказал Бессарабов.

Юра только хмыкнул.

Однако, к вечеру, когда было еще вполне светло, Врублевский прикатил на своей «шишиге», привез гречневую кашу с тушенкой, и две «капли» воды.

– Не уезжайте, товарищ старшина, – сказал Попов. – Подождите меня здесь, пока я искупаюсь, а потом посидим – выпьем.

Глаза старшины, которые явно выдавали желание их владельца поскорее убраться обратно к хозяйственной части, при последних словах изменили выражение. Прапорщик повеселел, и кивнул головой.

– Вот и славно, – прокомментировал этот кивок лейтенант. Он тут же оставил озадаченного прапорщика, и отправился искать своего водителя.

Водитель за этот день сумел добиться еще большего, чем сам командир батареи. Потому, услышав, что требуется Попову, он только сказал – «Минуточку», и через пять минут приволок за собой трех рядовых. Вручил им ведро, топор, спички, и объяснил задачу. Потом подошел к задумчивому командиру батареи, и вежливо спросил:

– Можно мне идти? Эти трое все сделают.

– Иди, – ответил Юра, улыбнувшись. – Как ты быстро всех узнал!

– Духи! – усмехнулся водитель, и убежал.

Юра тоже усмехнулся. Он видел «духом» еще самого этого водителя. И как бы водила не ухарствовал, но забыть это было трудно, если вообще возможно.

Попов осмотрел троицу.

– Представьтесь, – наконец, сказал он.

– Рядовой Воробьев! – ответил первый.

Он был высок, с тонкими чертами лица, слегка рыжеватыми волосами, несколько оттопыренными ушами, высоким лбом и умными серыми глазами. Воробьев слегка щурился, из-за чего Юра сделал вывод, что боец, видимо, близорук.

– Ты плохо видишь? – прямо спросил он.

– Так точно, – ответил солдат. – У меня минус полтора.

– Хреново. А как тебя зовут?

– Алексей!

Попов посмотрел на следующего. Этот боец был, как говорится, «в теле». Нет, не толстый, как часто путают некоторые не вполне образованные люди, а именно «в теле». Такие люди не худеют в принципе. Мешает строение – широкая кость и специфический метаболизм. Даже если не кормить такого индивидуума, он все равно будет таким вот круглым, и плотным.

– Моя фамилия Толтинов, – представился ширококостный. – А зовут – Олег.

Третий боец корчил рожи. То он хмурился, даже оскаливая зубы, то какая-то глупая улыбка озаряла его лицо. Улыбался он чему-то внутри себя, в полном диссонансе с окружающей обстановкой. Таких людей называют обычно «себе на уме». Попов предпочитал слово «дуропляс». Был у него один такой забавный одноклассник – точь в точь как этот солдат. И звали одноклассника «дуроплясом». Кто в глаза, кто за глаза… Но это странное определение казалось необыкновенно точным и все объясняющим.

– Ты кто? – еще раз пришлось задать вопрос «дуроплясу», так как тот за своими ужимками совсем забыл о вопросе командира.

– Я? – удивился боец. – Я – номер расчета.

Попов разозлился.

– Ты что – издеваешься? Фамилия твоя как, дуропляс?

Ну вот – он произнес слово, вертевшееся у него на языке, вслух. Впрочем… Да ладно!

– Это – Рагулин, – ответил за товарища, дернув острым как нож кадыком, Воробьев. – Точно, товарищ лейтенант, дуропляс еще тот. Это вы верно заметили. Очень точное определение. Дуроплясина даже, осмелюсь заметить.

Юра заржал.

– А имя у него как?

– Вроде есть, – опять вмешался чрезвычайно осмелевший Воробьев. – Но мы зовем его Рагулькиным. А имя ему и незачем.

– Ладно, друзья, – перестал смеяться лейтенант. – Рагулин и Толтинов – вон в той стороне есть сушняк, возьмете топор, нарубите его, принесете сюда, и соорудите костер. У меня в кузове, слева с краю, есть рогатки – поставите их над огнем… Так, ты – Воробьев – как самый умный, возьми ведро, и дуй за водой. Ты умный – и я могу доверить тебе свое ценнейшее ведро. Наберешь, и возвращайся. Я буду купаться. Вперед!

Бойцы отправились выполнять приказание, а сам Попов залез в кабине под сиденье, и достал плащ-палатку, которая должна была послужить ему полом для импровизированного душа.

Через час лейтенант натирался шампунем, мылом, а сверху его обливал горячей водой из кружки Воробьев.

Вечер был теплый, и ощущать движение водяных струй по телу было невероятно приятно. Казалось, что вместе с ней из тела уходит боль, уходят грязь и гной, исчезает тяжесть…

После омовения Юра одел все чистое… Он посмотрел на себя в боковое зеркало «Урала». На него смотрело мужественное, загорелое, бородатое лицо профессионального военного. Самое главное – чистое лицо.

Тщательно намазанные лечебной мазью гнойники, казалось, совсем перестали зудеть. Юра подумал, что теперь, обновленный, он может воевать еще пару месяцев точно. А там, глядишь, этот олух Бурик все-таки оклемается, и начальство найдет способ переправить это недоразумение сюда – ему на замену.

Кстати, пора было поить прапорщика…

Следующие две недели стали, пожалуй, самыми лучшими для Юры Попова за всю эту компанию. Батальон перекинули на пару десятков километров к северу – в сторону Грозного. Дыхание войны ощущалось здесь явственнее, чего стоили только обожженные развалины находящегося неподалеку от позиций поселка. Однако батальон расположился около реки, которая мирно текла внизу – в небольшой долине, и делала здесь петлю. Позиции части располагались на возвышении – роты заняли круговую оборону спиной к обрывам, а минометная и артиллерийская батарея расположились над самим обрывом. И если пушки были сориентированы в сторону Грозного, то минометчики соорудили для каждого миномета по две позиции – чтобы встретить, если что, противники как со стороны реки, так и поддержать огнем своих артиллеристов.

На своих новых подчиненных Юра просто не мог нарадоваться.

Как оказалось, последний призыв пришел из Курской и Брянской областей. Ребята были смирные, покладистые, и, в основном, работящие. Ночные, (да и дневные), контакты с местным населением в казармах в Махач-Юрте привели их в ужас, и, теперь, находясь в Чечне в собственной среде, они испытывали настоящее удовольствие. А самой страшной угрозой для этих белобрысых ребят стала отправка обратно в часть.

Конечно, как и в любом воинском коллективе, и здесь имелись свои лидеры, свои работяги, лохи и козлы отпущения, но по сравнению с ужасами землячества это было почти терпимо.

Такими ребятами могли без особого труда управлять даже «пиджаки». Как выяснилось, они также прибыли сюда с немалым удовольствием, и никакого желания возвращаться обратно не испытывали.

– Там – местные! – с дрожью в голосе сказал Чепрасов. – Я только тут – в Чечне – стал спокойно спать.

Юра сделал удивленные глаза, хотя, конечно, он прекрасно понимал, в чем тут дело.

– Тут у меня оружие в руках, – добавил Костя. – А когда без оружия, чувствуешь себя просто голым.

Чепрасов.

Неприятности у лейтенанта начались практически с первого месяца службы. Если бы он был мудрее и опытнее, то, конечно, не влип бы так рано. Однако долго избегать проблем, как он с горечью решил потом, все равно бы не удалось. Короче говоря, первый инцидент произошел, когда Костя отправился искупаться в солдатскую баню. Офицерская работала только по выходным, а на эти выходные у Чепрасова был караул. Искупаться же очень хотелось. У себя дома – в Волгограде – он, вообще-то, купался через день, и считал, что это норма для цивилизованного человека. Да и на военной кафедре им с самого начала внушали, что, несмотря на все анекдоты, настоящий офицер должен быть чистым, хорошо пахнущим, подтянутым и отлично побритым.

Таким образом, так как других вариантов не было вообще, Костя отправился в солдатскую баню днем. Был бы он умнее, пошел туда с компанией других офицеров, человек в пять или шесть. Но он не был еще так хорошо знаком со всеми, чтобы «упасть кому-нибудь на хвост».

Зайдя в баню, входные двери которой никогда, видимо, не закрывались, и поднявшись на второй этаж, Костя хотел было попасть в кабинет прапорщика – номинального заведующего баней. Однако кабинет его был замкнут, а солдат – банщик сообщил, что прапорщик и не появлялся. С самого утра не было.

Это, впрочем, было и неудивительно. Заведующий баней редко бывал трезв. Была в тот момент и еще одна причина, о которой Чепрасов узнал уже много позже. У прапорщика возник конфликт с местной шпаной, которая один раз, придя в баню, не очень его уважила. В результате и заведующий был жестоко бит, и входная дверь была выбита. Никто брать расходы по замене врезного замка на себя не захотел, поэтому баня так долго и не закрывалась даже на ночь.

В общем, прапорщик, оказывается, сам побаивался лишний раз в бане появляться, чтобы не встретиться со своими недоброжелателями. Хотя бы до тех пор, пока конфликт не будет разрешен путем переговоров разных уважаемых людей.

Если бы Костя знал все эти тонкости, то обошел бы эту баню за километр. Но он ничего не подозревал. Огорчился, конечно, что не может оставить бушлат и форму в надежном кабинете прапорщика, но, делать нечего, разделся в солдатской раздевалке, и решил искупаться по-быстрому. Что-то эта тишина его сильно напрягала.

И точно. Не успел он смыть с себя мыльную пену, как примчался солдат – банщик с глазами в пол-лица, и безо всякой субординации, трагическим шепотом, выдал:

– Беги в раздевалку, там у тебя сейчас бушлат забирать будут.

Фраза была построена странно. Почему «забирать»? Не «украсть», а именно «забирать»? Как будто его там ждут, чтобы выписать чин-чинарем протокол изъятия!

Да и поведение солдата было непонятным. То ли он искренне переживал, и испугался, то ли, вовсе наоборот, радовался предстоящему представлению.

В общем, честно говоря, у Кости по спине пробежал нехороший холодок. Тем не менее, как был, то есть в чем мать родила, он вышел в раздевалку.

Там, действительно, стояли два бугая, и несколько даже брезгливо рассматривали Костину форму. Пожалуй, впервые Костя почувствовал радость от того, что он получил бушлат абсолютно нестандартного белесого цвета, на который уважающий себя кадровый офицер в жизни не согласился бы.

Аборигены хмуро посмотрели на голого лейтенанта, потом на его экипировку, а потом один из них сделал резкий шаг вперед, и без подготовки ударил Костю ногой в живот. Удар был весьма чувствительный, а, главное, неожиданный. Лейтенант упал на холодный кафельный пол, сжался в комок, но второго удара не последовало.

– Что за говно ты носишь? – зло спросил второй, не бивший. – Нам хороший бушлат нужен. Короче, летеха, ты конкретно попал, сука. Даем тебе неделю сроку. Через неделю принесешь сюда нормальный камуфляжный бушлат. Не принесешь – пеняй на себя!

Вот тут первый еще раз одарил Костю ногой по ребрам, и они неторопливо ушли. Прятавшийся за стеной банщик вышел, и помог Чепрасову подняться.

– Кто это? – спросил лейтенант, морщась от боли.

– Это Изам и Расул. Ходят сюда постоянно. Это они папоротника нашего отмудохали. Черт их знает, кто такие на самом деле. Кто их местных, тут разберет? Может, и правда, блатные. А может так – понты кидают. Просто здоровые сильно.

Легче Косте от этих разговоров не стало. Тем более, что солдат добавил «оптимизма».

– Но нарики они – это точно. Они сюда пару раз обдолбанные приходили. Может просто курят, а может – ширяются?

Солдат подумал, а потом покачал головой в сомнении:

– Нет, наверное, ширяются. От анаши человек добреет. А эти всегда злые. Всегда. Только иной раз бывают совсем злые, а иной раз – не очень. Перышки носят с собой тоже.

– Какие перышки? – Костя так удивился, что не смог не спросить.

– Ну что вы, товарищ лейтенант, таким интеллигентом прикидываетесь? Вы что – реально не понимаете? Ножи они с собой носят. Выкидные.

Чепрасов собрался, и ушел с потухшим настроением. Чистота и свежесть его уже совсем не радовали, вообще не ощущались. Зато страшно хотелось собрать вещи, и дунуть из Дагестана домой как можно быстрее. Понятно, что сделать это он не мог. Нужно было что-то решать. Но что? Пойти к командиру части?

Идти жаловаться не хотелось. Костя вообще не любил жаловаться. Гордость не позволяла просить кого-то об одолжении. И все же?

Сутки в карауле были самыми приятными. За стенами, окруженными колючей проволокой, а главное – с пистолетом в руках, лейтенант чувствовал себя в полной безопасности. «Хорошо бы», – думал он, – «если бы поставили меня в бессменный караул. Я бы всю службу здесь просидел. Ей Богу! Кормят же? Кормят. Да и прикупить чего угодно в магазине можно. Телевизор, вон, целый день можно смотреть. Все подряд. И безопасно».

Потом он стал думать, что было бы здорово, если бы им – офицерам – можно было бы постоянно носить с собой оружие. Это так окрыляет! Но потом он представил, как стреляет в этих двух местных, убивает… Потом местная милиция… И все – туши свет. Лучше сразу застрелиться.

«Застрелиться не раньше, чем убить этих двоих», – зло подумал Костя.

Тем не менее, когда его караул закончился, он сдал пистолет в оружейку, попрощался с дежурным по батальону, и отправился домой – на квартиру, которая находилась на две улицы ниже расположения части.

Настоящий удар ожидал его именно там. Престарелая хозяйка квартиры, между прочим, сообщила, что приходил какой-то Расул, и спрашивал его. Представился другом, сказал, что срочно нужен. Ушел очень недовольный. Пнул ногой калитку.

«Странные у тебя друзья!» – недовольно пробурчала хозяйка. Костя так и обмер. Только и нашел силы сказать – «Аборигены, что с них взять? Сами знаете» – и ушел к себе в комнату. Вечер резко перестал быть томным. Надо было что-то делать.

Первой мелькнула мысль, что надо бы сменить квартиру. Но потом Чепрасов скривился – куда бы он ни ушел отсюда, от воинской части не уйдешь. Все равно найдут. В батальоне кто-то «стучит» из местных – ежу понятно. Иначе откуда шпана узнала адрес его съемного жилья? Ведь об этом знали только в штабе, и его личный посыльный.

«Ладно», – подумал лейтенант. – «Предположим, я с ними встречусь. Что может быть самого плохого? Изобьют?». Но потом ему представился гораздо более страшный вариант. «Нарики могут пырнуть ножом. А что им? Обдолбятся, пырнут, и помнить не будут. У нас теперь за бутылку водки убить могут, а тут… Как мне не хватает пистолета!».

Следующие два дня лейтенант провел как на иголках. Все время трясся и оглядывался. В каждом гражданском местном ему чудились или Изам, или Расул. Страшно напрягало и то, что кучи гражданских шныряли по части. Местные военнослужащие раскланивались с ними, здоровались, и что-то деловито обсуждали. В свете этого у Чепрасова сложилось абсолютно правильное впечатление, что они ему не помощники. Продадут с потрохами. Ну, а если и не продадут, то вмешиваться все равно не будут.

Те люди, к которым раньше Костя относился с симпатией, сильно упали в его глазах. Только одно читалось для него в их облике, и поведении – равнодушие к его проблемам.

Естественно, что проблемы вверенного подразделения тут же вылетели у него из головы. Костя непроизвольно начал жаться к компаниям офицеров или прапорщиков из славян. Среди знакомых людей одной национальности было как-то легче. Он начал задумываться, кому пожаловаться, и у кого спросить совета.

В конце – концов, Костя не выдержал, и рассказал все немолодому майору – зампотеху. Майор относился к «пиджакам», возможно, в силу возраста, а оттого – наличия опыта и мудрости, вполне доброжелательно.

Улучшив момент, когда они с зампотехом остались вдвоем, лейтенант все ему и рассказал.

– Хреново, – сказал майор. – Они тут мстительные и настойчивые. Просто так не отстанут. Надо тебе к комбату подойти. Может, поможет чем? Хотя бы узнает, что за люди это… Он тут давно служит, у него подвязки всякие есть. Если он тебя не отмажет… Даже не знаю. Хочешь, я сам с ним поговорю?

Костя кивнул. Что ему еще оставалось делать?

Ночь прошла спокойно, а на следующий день Чепрасов снова ушел в караул. Помощником у него оказался на этот раз прапорщик Абдуразаков, у которого как раз недавно родился второй ребенок. Счастливый папаша был до нельзя хлебосолен. Вот и в караул он принес несколько бутылок водки, закуску, и позвал к себе дежурного с КТП. Как-то кстати оказался в парке и командир ремроты.

Вчетвером они составили теплую компанию, и к исходу четвертой бутылки в голове у Чепрасова созрел план. «Как это я раньше не догадался?» – попенял он себе.

– Я скоро приду? – сказал он Абдуразакову. – Ты тут за меня побудь немного. Ладно?

– А ты куда? – напряг мысли счастливый прапорщик.

– Я по делам, – веско ответил начальник караула, и помощник счел это объяснение исчерпывающим. Остальные два собутыльника только обрадовались – на оставшиеся две бутылки водки количество претендентов сократилось на целую четверть!

В коридоре караулки лейтенант загнал патрон в патронник пистолета, вновь поставил его на предохранитель, засунул за пазуху, и пошел искать Расула или Изама в городе.

В этом и заключался его гениальный план – найти их и напугать. А если не испугаются – застрелить. «Все равно терять нечего!» – подумал он, и чуть не заплакал. До того ему стало жалко хорошего себя.

Водка давала энергию, ноги работали без устали, а в голове формировались, раскрывались, лопались и исчезали самые разные образы. В основном преобладал один – вытянутая рука с пистолетом, и указательный палец, нажимающий на спусковой крючок. С пистолетом в кармане Костя не боялся ничего.

Без пистолета он был одним человеком – робким, угнетенным, беззащитным… С ним – совсем другим: уверенным в себе, смелым, и, как ни странно, великодушным.

Да, именно так! А впрочем, это и не удивительно. Когда человек ощущает себя хотя бы в относительной безопасности, он начинает гораздо мягче относиться и к окружающим. Человек, в безопасности себя не ощущающий, сам в напряжении, и срывается на всех остальных.

Где-то в течение часа лейтенант бесцельно кружил по городу. Он обошел рынок, почту, несколько крупных магазинов. Постоял на площади перед кинотеатром «Дагестан», сходил на автовокзал… И никого из тех, кого искал, не встретил. Зато постепенно начал трезветь. А когда стал трезветь, то сообразил, что если его сейчас увидит кто-то из вышестоящего начальства, то неприятностей потом не оберешься.

Костя еще раз окинул улицу, на которой находился взглядом в обе стороны, подобрался, и поспешил обратно в караул. И вовремя. Веселая компания совсем окосела. Дежурный по КТП ушел спать к себе, командир ремроты мирно дрых в сушилке, а прапорщик громко и со вкусом храпел на кровати.

Чепрасов сел за пульт, с сожалением разрядил пистолет… И почувствовал, как вместо уходящего хмеля в его сердце снова заползает страх. Как ни крути, а оружие сегодня надо будет сдать.