Текст книги "На распутье"

Автор книги: Павел Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5
Часы к съезду

Наверное, коммунисты ненавидели праздники. Особенно католические. Ну, чем еще можно объяснить рождественский вопрос-подарок от Шелепина, ради которого он не поленился в пятницу двадцать четвертого декабря лично приехать в НИИ? Тема была простенькая – обеспечить к середине марта следующего года (то есть через три месяца) подарки для делегатов двадцать третьего съезда партии. Естественно, это не значило, что я сам должен посуду под хохлому расписывать или выпиливать лобзиком фанерку. Вся промышленность СССР готовилась принять участие в этом ответственном мероприятии. Нужна была сущая мелочь, а именно – приличная идея.

Причем на выходе копирования артефактов пока не просматривалось. В технологии производства печатных плат еще конь не валялся. По элементной базе дела обстояли ничуть не лучше, да и что с нее толку, конденсатор или разъем даже доярка за подарок не примет. Жидкокристаллические индикаторы до стадии лабораторных образцов не дошли, что-то не ладилось у товарища Барника с химией.

Лучше всего в «Пульсаре» обстояли дела с микросхемой из парктроника. Судя по ноябрьскому докладу, обещали сделать первый образец еще в этом году, если успеют установить какой-то очередной заморский чудо-станок. Станок покупали через Румынию, вывозили на тачанках по степи, отстреливаясь из пяти пулеметов от летающих лыжников КОКОМа. Впрочем, винить ученых нельзя, почти полгода работали в две-три смены, день и ночь без выходных. Но до сих пор материальных результатов не имелось.

Что остается? Макет автомобиля будущего в натуральную величину? Новый фильм из жизни гномов, эльфов и прочих сказочных… полуросликов? Каждому участнику по персональной фотографии орка! Вождям чучела назгулов! В общем, хватит бредить, вспомним, что вообще принято дарить на подобных мероприятиях? Из хайтека можно представить радиоприемник, часы, калькулятор, телефон, магнитофон, видеоплеер. До ноутбуков и мобилок КПСС не дожила[113]113
  На самом деле в подарки к XXII съезду, к примеру, записали взрыв самой мощной термоядерной бомбы на Новой Земле. Но главный герой понимает задание буквально.


[Закрыть].

Из всего этого самым приятным виделся калькулятор. Вот только со светлой идеей упразднить логарифмические линейки у инженеров и заменить их электронными настольными машинками я уже пытался вылезти. До сих пор уши краснеют, когда диалог со своим сотрудником вспоминаю. Одно хорошо: позорище за стены НИИ не вылезло, а откровенная тупость директоров при социализме никого особо не удивляла.

После того как Федор-хиппи успешно спаял и отладил переходник с COM-порта на Consul, я попросил его сделать что-то типа ЭВМ на четыре арифметических действия. Уж очень меня утомило считать на бумажке столбиком. Не бегать же каждый раз к ноутбуку? Волосатый «электрик» спорить не стал, и через день принес эскизный проект. Вот тут-то и выяснилось, что для аппаратного перемножения одного четырехбитного числа (от 0 до F, или от 0000 до 1111) на другое требуется сущая чепуха, а именно, восемьдесят восемь транзисторов. Плюс целая горсть резисторов и плата гетинакса размером с пиццу. Так как таблица умножения в железе никому особо не нужна, паять необходимо хотя бы 16х16 двоичных разрядов. А лучше сразу 32х32, как на привычных мне восьмизначных калькуляторах[114]114
  Главный герой немного не прав, в десятичном исчислении полные 32 разряда составляют более 9 знаков, а именно 4294967295. Но обычно действительно используется 8.


[Закрыть].

Если все делать «в лоб», то количество транзисторов будет расти пропорционально квадрату разрядности и покажется разумным только для процессоров двадцать первого века. Можно пойти путем сдвига и сложения с запоминанием результатов в триггерах, тогда количество элементов для варианта 32х32 окажется близким к 1000. Но система будет работать катастрофически медленно, так как количество операций сложения пропорционально множителю. Поэтому в шестидесятых принято использовать специальные методы аппаратного ускорения. Применение алгоритма Бута – Уолеса (уменьшение количества частных произведений плюс их параллельное сложение) для случая 8х8 даст восемьсот пятнадцать транзисторов при 22 тактах, на 16x16 – две тысячи девятьсот тридцать девять при 24 тактах, а 32х32 – девять тысяч девятьсот шестьдесят пять при 30 тактах[115]115
  Проблема на самом деле далеко не проста. Даже Pentium перемножает 32x32 за 11 тактов.


[Закрыть].

Таким образом, пока количество элементов в кристалле не вырастет хотя бы до сотен, о настольном калькуляторе проще забыть[116]116
  Главный герой несколько заблуждается. Настольный калькулятор (хоть и весьма несовершенный) уже существовал как за рубежом, так и в СССР («Вега»). 1500 транзисторно-магнитных единиц, электролюминесцентные семисегментные индикаторы.


[Закрыть]. Радиоприемник лучше существующего MICRO не сделать. Аналоговый телефон уже доведен до совершенства. Электронные наручные часы за оставшиеся три месяца явно не потянуть, а настольные «гробы» с газоразрядными трубками мало кого удивят. Хотя…

Эврика! В панели приборов RAVчика имелись встроенные часы, причем не ЖК, а какие-то старомодные люминесцентные, с зелеными секторами. При первоначальной разборке я про них совершенно забыл, польстившись на большой и современный индикатор магнитолы. Но это упущение исправить не долго и не сложно.

Через три часа у меня на ладони лежал пустотелый стеклянный параллелепипед длиной сантиметров в пять, с выводами контактов по бокам. На вид ничего слишком технологичного, наоборот, никогда не думал, что в моей машине ездит древняя «радиолампа». Были бы мозги – вытащил бы девайс еще летом и отдал бы в производство[117]117
  Vacuum Fluorescent Display (VFD), или вакуумный люминесцентный индикатор (ВЛИ), был изобретен в Японии в 1967 году. Не путать с электролюминесцентным (ELD), широко применявшимся с начала 60-х годов.


[Закрыть].

К ценному индикатору прилагалась удивительно большая по меркам двадцать первого века печатная плата. И древняя на вид микросхема с маркировкой MM5314N. Здоровенная, чуть не с половину моего мизинца[118]118
  Данная микросхема часов – редкий долгожитель. Выпускалась без изменений в дизайне с 1970 по 1990 год. Клоны, возможно, производятся до сих пор.


[Закрыть].

План обрел реальность. Берем ящик из полированного дерева, ну там карельской березы или корня самшита. А лучше, пусть братский Вьетнам подгонит бамбука – сделаем из него доски типа разделочных, какие продают в две тысячи десятом. Авось не всех хороших столяров на Колыму при Сталине сослали. Монтируем туда цифровой индикатор, блок питания, электронную схему, и все – часы делегатам готовы. Можно еще по-пижонски зарядить снизу полоску светящимися электронными буквами «XXIII съезд КПСС». Чтобы моргало раз в секунду через красный светофильтр на радость рабочим и колхозникам.

Интересно, смогут сделать плоский вакуумный элемент? Хотя… можно обойтись круглым, как в газоразрядных трубках, но не желательно. Заводы по производству радиоламп в СССР наверняка еще существуют. Нанотехнологий в японских часах не заметно, наоборот, все можно поддеть пинцетом, положить на лабораторный стол и потыкать грязным пальцем.

Телефонную трубку в руку, будем искать изготовителя. Начнем, как обычно, с товарища Ермакова, главного инженера шестого главка, занимающегося ЭВМ и потому «родного» для НИИ «Интел».

– Евгений Семенович, добрый день!

– Да уже вечер, Петр.

Приятно, когда по голосу узнают. В тысяча девятьсот шестьдесят пятом еще нет мобилок, которые не только номер звонившего показывают, но и его фотографию из того же Google вытаскивают и прилагают.

– Тут товарищ Шелепин дал срочное внеочередное задание, так что у нас всегда день.

– К съезду, что ли? Мне вчера Шокин звонил.

– Ну, да… – Как всегда, узнаю все последним.

Похоже, в ЦК принято хвастаться разработками «своих» отраслей, как в будущем хоккейными командами или, хуже того, яхтами и бабами. Раз Александр Николаевич занялся электроникой, нужно показать свои успехи. Причем, если дело сорвется, готов спорить, что знаю, кто будет крайним. С другой стороны, задницу министерство за меня не порвет, но помогать будет не только на бумаге.

– Мне нужно изготовить электровакуумные приборы нового типа.

Если СВЧ, то это «160», ну, которое НИИ «Исток» во Фрязино.

– Мм… Высоких частот точно не надо.

– Тогда самое простое: на «Светлану», в Ленинград, если хочешь, позвоню Юрию Харитоновичу[119]119
  Ю. Х. Гукетлов – руководитель 3-го главка. Объединение «Светлана» было подчинено этому подразделению МЭПа в марте 1965 года.


[Закрыть].

– Спасибо большое, не помешает.

Ура-а-а! Лампы, оказывается, тоже епархия МЭПа, одной проблемой меньше. В случае чего будет кому руки от задниц оторвать и к правильному месту приставить.

– Я тогда перезвоню через полчасика?

– Звони. Да, кстати, а для нас идеи есть?

– Разумеется! Если все получится со стекляшкой, готовое изделие пойдет по нашему главку.

– Это правильно! Ну, надеюсь на тебя.

Только поездки в Ленинград под Новый год не хватало для полного счастья. Но тут не думать, а бегать надо. Для начала за Анатолием, которого, как всегда, не оказалось на месте. Нашел, объяснил задачу. Хорошо с ним, сказано – срочно ехать, так даже вопросов не задает, зачем и почему сейчас. Только расписание самолетов пошел уточнить по телефону, да Рудольфу Петровичу напомнить, чтобы масла-бензина залил. Зато свежепринятые мэнээсы поймали за пуговицу на полдороги, еле отбился.

Опять набрал главк.

– А, Петр? Телефон гендиректора, Каминского Ивана Ивановича, я тебе нашел.

– Диктуйте…

– Вот только есть проблема… – Ермаков замялся. – Знаешь, не поможет он тебе.

– Как так? – Прекрасный план рушился на глазах. – Ну? Может, хоть посоветует что-нибудь!

– Была там история неприятная… Еще в шестьдесят первом решили исследования по радиолампам в Ленинграде сворачивать и переходить на полупроводники. Соответствующее НИИ закрыли, оставили только серийный выпуск. По электровакуумным приборам сейчас разработку ведут только во Фрязино, ну там всякие СВЧ магнетроны, клистроны для оборонки. Сам говоришь, это не подходит.

– Вот как, – расстроенно протянул я. – И что же делать?

– Не волнуйся, контора работает, – засмеялся главный инженер главка. – Навел я справки. Может помочь бывший начальник того самого НИИ, Авдеев Валентин Николаевич. Очень талантливый специалист, он еще стержневые радиолампы изобрел[120]120
  Широко использовались в космической и военной технике. Изобретение стержневых радиоламп было большим, но сильно запоздавшим техническим прорывом, который позволил СССР почти тридцать лет не торопиться с развитием полупроводников. До сих пор специалисты спорят, хорошо это или плохо.


[Закрыть].

– Как мне его найти?

– Не спеши, дослушай! Он сейчас руководит небольшой лабораторией микроэлектроники при АН БССР. Записывай телефон…

– Спасибо, выручили. Может, еще сегодня его застану.

Опять стал крутить в руках убогую карболитовую трубку, с тоской вспоминая семь тысяч девятьсот шестидесятый телефон из две тысячи десятого года[121]121
  Cisco CP-7960G – распространенный офисный IP-телефон.


[Закрыть]. До Минска дозвониться оказалось не слишком просто: то межгород занят, то абонент. Спикерфон отсутствовал, ЖК-экран не поставили, автодозвона в шестьдесят пятом году не было предусмотрено. Еще и «паллиатив на шпильках» отпустил домой пораньше. Минут через пятнадцать совсем потерял терпение от накручивания упругого диска, но Валентин Николаевич все же ответил. Договориться с ним о встрече «на завтра» удалось без труда.

Ехать ночным поездом, да еще с артефактом в кармане, Анатолий запретил. Так что романтики с водкой и преферансом под стук колес не получилось. Процитировал Катин брат пункт какой-то замшелой инструкции: «Секретные документы перемещаются в границах режимных объектов в закрытых папках (портфелях), при выносе за их пределы – в специальных сумках, мешках, чемоданах, закрытых и опечатанных специальными печатями». Причем действовать таким образом предписывалось, даже если в кармане лежала печать. Может, оно и к лучшему, летать мне всегда нравилось. Особенно в шестьдесят пятом, без мучительно долгих формальностей регистрации, многоступенчатого досмотра и долгого сидения в зале-накопителе.

…По славной традиции Советского Союза доступ в лабораторию был организован с заднего хода. Хорошо хоть въезд в изрядно захламленный внутренний двор, образованный грязно-желтыми пятиэтажными корпусами, не перегородили воротами или хотя бы шлагбаумом в комплекте со злобным вахтером. Обошлись без ругани и заказа пропусков. Зато сам подъезд едва нашли, двери оказались буквально завалены ржавыми металлическими стеллажами, которые оставляли место лишь для узенькой, полузанесенной снегом тропинки.

По внутренней лестнице добрались на третий этаж, обитая черным дерматином дверь лаборатории была приглашающе приоткрыта. Анатолий только головой покачал при виде такого вопиющего наплевательства на режим секретности. Коридор можно было бы назвать широким, если бы не стоящие вдоль стен техника и шкафы. Но при этом ощущения запущенности не возникало, даже в субботу ярко горел свет, слышались голоса, какой-то технический стук, чавканье и скрип электроприводов. Зато кабинет руководителя был практически пуст, не считая, понятное дело, пары столов со стульями, директорского кресла и самого товарища Авдеева, чуть полноватого, интересного мужчины лет сорока – сорока пяти[122]122
  В 1965 году В. Н. Авдееву было 50 лет.


[Закрыть], с правильными чертами лица, которые чуть портили слишком высокая верхняя губа и мясистый нос.

Впервые в советской околоэлектронной тусовке увидел так тщательно следившего за своей одеждой человека. На Валентине Николаевиче красовался недешевый, сшитый по мерке костюм. Он явно каждое утро сам завязывал галстук, причем подбирал его по цвету и рисунку, да еще к рубашке «не белого» цвета. Надеюсь, Авдеев тоже оценил мой модный прикид. И именно внешняя комплиментарность, а не жалость позволила ему удержаться от соблазна спустить гостей с лестницы, когда я назвал рекомендателя, а именно – Ермакова из МЭПа.

Уверен, имя главного инженера Авдеев слышал впервые. Зато на последнем слове он как-то сладко скривился, как будто заел шоколадкой не рюмку «Bisquit Extra Cohiba», а полстакана теплой «Русской». Видимо, представил, как будет отказывать человеку из ненавистного ведомства.

В общем, до показа цифрового индикатора с RAVчика удалось дотянуть на одной лишь вежливости. Зато после втыкания в розетку специально подготовленного блока питания и подключения нужных контактов желаемый эффект был наконец достигнут. Валентина Николаевича было не узнать, из цинично скучающего администратора он превратился в любопытного исследователя. Артефакт внимательнейшим образом рассмотрели, ощупали и даже попробовали «на зуб».

Все это было уже привычно и ожидаемо, но… к моему немалому удивлению, Авдеев нашел в себе силы отказаться от предложения «по легкому срубить авторитета и славы», разработав технологию производства табло по имеющемуся образцу. Очевидно, обида на электронщиков была величиной с «Энтерпрайз»[123]123
  Авианосец USS «Энтерпрайз» (CVN-65), США. Крупнейший военный корабль в мире. Длина – 342,3 м.


[Закрыть].

Хуже того, оказалось, что к беседе я подготовился очень слабо. Попросту забыл, что на дворе царство аналоговой техники с простыми и надежными стрелочными индикаторами. В то время как для показа цифр надо было ставить непростой АЦП или хотя бы сумматор. Поэтому никому эти индикаторы особо не были нужны, кроме далеких от народного хозяйства изготовителей ЭВМ да бешеных конструкторов сувенирных часов к XXIII съезду КПСС. Попробуй тут доказать, что уже через несколько лет калькуляторы и прочая цифровая техника начнут стремительный захват обитаемого пространства. А компактные, не боящиеся тряски люминесцентные индикаторы будут в этом здорово помогать как минимум полсотни лет.

Тупик. Есть человек, которому задача явно по силам. Найдены общий язык и куча смежных тем. У Авдеева даже в наличии какая-никакая производственная база для изготовления первой партии устройств[124]124
  Например, в 1972 г. именно эта лаборатория взяла авторское свидетельство по теме «Способ изготовления электродной структуры для электровакуумного прибора».


[Закрыть]. Но нет ни малейшего желания что-либо делать из-за дебильной ведомственной склоки пятилетней давности.

Мозг бился в поисках выхода. Стекло? Стекло! Стекло!!! Где там козырной туз?

– Валентин Николаевич, а как бы вы отнеслись к предложению возглавить совершенно новую отрасль промышленности СССР? Будут исследовательский институт, опытное и серийное производство, тысячи сотрудников. Хотите? Еще не поздно все в жизни изменить.

Немая сцена, только не из «Ревизора», а из какого-то произведения эпохи соцреализма. Авдеев смотрел на меня, подняв брови и наклонив голову. Анатолий перестал вертеть в руках карандаш.

– Позвольте, позвольте, молодой человек. Может, сначала с фондами на 29НК[125]125
  Сплав 29НК «Ковар». Никель – 29 %, кобальт – 18 %, остальное – железо. Предназначен специально для спая со стеклом.


[Закрыть] поможете? – Видимо, Авдеев решил не обострять ситуацию и перевел мою нелепую эскападу в шутку.

– Извините, что слишком пафосно прозвучало, – как бы местный босс психушку не вызвал, – но я серьезно. Давайте поясню идею…

Следующий час рассказывал об оптоволокне. О его производстве (благо, не так давно смотрел на Youtube соответствующий ролик), возможном применении, основных технических проблемах. После рисунка с физикой процесса внутреннего отражения на границе двух «сортов» кварцевого стекла снисходительная улыбка сошла с лица Валентина Николаевича. Когда я перешел к рассказу о гидроксильном пике, дисперсии, волновом уплотнении, частотах и прочих тонкостях, его глаза загорелись. Но полностью скептицизм не ушел.

– Красивая у вас, Петр Юрьевич, гипотеза, но сложно поверить в чудеса.

– А если вы получите образцы материалов, о которых я рассказываю? – Ну, сколько можно глотку-то драть? – И вообще, может быть, чаю попьем?

– Да, разумеется, – спохватился Авдеев, быстро встал, дошел до двери, приоткрыл ее. – Любочка! Сделай, пожалуйста, чаю! – И от порога нам: – Но откуда? Как?

Анатолий решил, что все заходит слишком далеко, и молча продемонстрировал свое удостоверение.

– Похоже, я и так рассказал слишком много. – Черт, мог бы и раньше намекнуть. – Товарищ капитан хочет сказать, что все подробности только через его ведомство.

– Так я и думал! – расстроился Авдеев. – Неужели и тут нас американцы обогнали?[126]126
  Первые волокна, похожие на современные, STC Laboratory представили в 1966 году, но пригодный к промышленному использованию материал был получен в Corning в 1970-м.


[Закрыть]

– Не совсем, но близко к тому. Вернее, пока у них возникли некоторые проблемы, на решение которых уйдут по меньшей мере годы.

– Понятно… – протянул Валентин Николаевич. – Но образец-то покажете?

Мы с Анатолием переглянулись.

– А повторить его сможете? И добиться промышленного выпуска сотен километров кабеля?

– Зачем так много?

– Этот материал намного лучше меди для передачи информационных сигналов, представьте, сколько ценного металла можно будет сэкономить для энергетики?

– Интересная задача. – Авдеев внимательно на меня посмотрел. – Если все так хорошо, почему вы сами этим не займетесь?

– Перед нашим НИИ поставлена другая задача. Лично товарищем Шелепиным.

– Вот даже как?! – Казалось, именно теперь Валентин Николаевич удивился по-настоящему.

– Александр Николаевич сейчас курирует много проектов, связанных с электроникой и ЭВМ, так как считает их реализацию чрезвычайно важным для страны делом.

– Давно я не был в Москве…

– Там многое изменилось, особенно за последний год.

– Но почему вы думаете, что… – Авдеев пытался подыскать слова.

– За товарища Шелепина, понятное дело, я ничего сказать не могу. Но полагаю, он не откажется вас принять.

В комнату без стука ворвалась девушка со стаканами чая на подносе, сахаром и прочими мелочами. Мгновенно расставила посуду по столу и убежала, стрельнув в нашу сторону симпатичными глазками. Меня пробило на воспоминания, и пока пили чай, рассказывал о китайской чайной церемонии. Не все, лишь тот десяток пунктов, которые сумел когда-то приблизительно запомнить. Впрочем, это ничуть не помешало пить чай по-русски. Теплый, сладкий, не вынимая ложечек и захрустывая баранками.

– Сделаю я заказ на экранчики. – Валентин Николаевич задумчиво крутанул в стакане остатки темно-коричневой жидкости. – Даже без Шелепина. Есть что-то эдакое в вашем безумстве. Прямо как мы все рвали в молодости. Эх, было время…

– Соглашение на всякий случай захватил, – я достал из портфеля бумаги, – вот оно.

– Молодой, а какой предусмотрительный, – проворчал Авдеев, просматривая текст.

– Есть еще одно условие, – вмешался Анатолий. – На какое-то время придется организовать у вас работу первого отдела.

– Ох, как вы достали с этой секретностью… Давайте проще?

– В смысле?

– Да пойдем сейчас в соседнюю комнату, вскроем ваш прибор, изучим, и больше он мне будет не нужен.

Работа не затянулась. Валентин Николаевич сменил пиджак на лабораторный халат и препарировал индикатор, примерно как хорошая хозяйка разделывает курицу перед жаркой. Аккуратно, точными движениями, без потери ценного продукта. Уже через час Авдеев в запале бил себя по лбу со словами: «Да это чуть доработанный триод с фосфором на аноде! Только сеточку добавили! Ну, чисто маленький кинескоп, проще некуда. Но как я раньше сам не догадался?»

Из аэропорта поехали в «Пульсар», наудачу, так как все равно оказалось по пути. Тем более что пробок тут вообще не было, поток машин оставался до смешного маленьким даже летом. А уж зимой, судя по всему, две трети водителей ставили свои транспортные средства на чурбачки. Так что, на едва почищенной дороге попадались только черные «служебки» да похожие на здоровенные обмылки автобусы и троллейбусы. Но шипованная резина тут явно была не в моде. Асфальт берегли, или на пятом десятке лет Советской власти шины делать не научились?[127]127
  Для дебюта команды СССР в ралли Монте-Карло 1964 года шипованную резину пришлось покупать за границей. Отечественной не было вообще.


[Закрыть] Но в результате движение шло убийственно неторопливо, где-то на тридцати – сорока километрах в час. Хорошо, хоть на улице оказалось не холодно, и жалкая печка «Волги» поддерживала в салоне сносную температуру, при которой можно было чуть вздремнуть.

Ожидания не обманули, работа по теме интегральной схемы сумматора из парктроника RAVчика кипела даже двадцать пятого в девять вечера. В Рождество и субботу (все никак не привыкну, что тут она пока воспринималась скорее как рабочий, а не как выходной день). Ребята Маслова уныло исследовали очередной набор двадцатипятимиллиметровых пластин, на которых, судя по всему, снова не оказалось ни одной годной микросхемы.

Неудивительно, хоть кол на голове теши этим гениям, но ввести нормальную фильтрацию воздуха и стерильные костюмы они так и не сподобились. Обошлись халатами, забавными накрахмаленными чепчиками и бахилами. Впрочем, может быть, я зря грешу на чистоту, и все дело в техпроцессах. Подобрать десятки параметров по каждой стадии экспериментальным путем – это не шутка.

До сих пор бросает в дрожь от разработанной техинструкции на тридцать пять пунктов. Небольшой фрагмент даже переписал на листочек и положил под стекло письменного стола в кабинете. Что-то типа «окисление подзатворного диэлектрика, температура около 1000 гр СО₂+HCl. Стабилизация фосфора, температура около 900 гр С. Диффузант POCl₃». Очень хорошо мозги на место ставит, когда хочется поскорее увидеть на столе ноутбук местного производства.

Ко мне в «Пульсаре» уже привыкли. Не любили, скорее, презирали, как выскочку. Их можно легко понять: все выглядело так, будто безмозглый баран пролез между вкусными ништяками от КГБ и реальными спецами. Да еще ходит с умным видом и стучит по каждому чиху в ЦК. Но спорить с личной номенклатурой товарища Шелепина, коей я, как оказалось, являлся, никто не собирался. Помнили бериевские порядки[128]128
  По словам замминистра МПСС А. А. Захарова, однажды Л. Берия спросил: «Сколько сотрудников „160-го“ надо расстрелять, чтобы заработали лампы серии „Анод“?»


[Закрыть]. Поэтому терпели, и даже иногда улыбались, лишь за спиной слышался язвительно-завистливый шепот: «Да что ты хочешь, он же к самому Шелепину дверь ногой открывает!»

Насчет ноги, кстати, злопыхатели сильно погорячились – постоянного пропуска в ЦК у меня не было. Пару раз приходил с докладом на Старую площадь, получал временный пропуск в специальном бюро, комната двести семь, первое окно. Неплохо там все было устроено, но интерьеры какого-нибудь заштатного муниципального банка из две тысячи десятого года по качеству и роскоши обгоняли ЦК с большим отрывом. А ковровые дорожки оказались вообще дешевкой, как в трехзвездочном турецком отеле. Разве что тут охрана виднелась на каждом шагу, не давала расслабиться. Так это не от хорошей жизни, просто не имелось видеонаблюдения.

Так что, больше обходились фельдъегерской связью. Почти как FIDO, только на бумаге и намного медленнее. Жалко, что следы увлечения школьного детства не сохранились в архиве ноутбука. Однако навыки, привычки к работе с нехилым потоком разнородной корреспонденции оказались очень кстати. Был даже соблазн устроить квотирование цитат при помощи ножниц и клея. Но такой авангардизм, да еще с секретными бумагами, в СССР явно не поняли бы.

Хорошо было в будущем, переписка по решаемой задаче росла в почте порой на двадцать – тридцать писем в день. И большая их часть была написана вполне по делу. Тут происходило то же самое, только действие развивалось пару месяцев. Медленно и печально.

Но к делу. Передал Маслову по акту печатную плату от часов с традиционно стертыми опознавательными знаками и здоровенной биркой с инвентарным номером. По идее, она должна была получиться даже проще, чем двоично-десятичный (в девичестве по причине четырехбитности шестнадцатеричный) сумматор из парктроника. Рассказал про задание Александра Николаевича, о котором, судя по всему, знали не только уборщицы НИИ, но даже ЦРУ и Моссад. Попросил посмотреть, нельзя ли уже через месяц-два получить хотя бы сотню интегральных схем для часов.

…Домой добрались за полночь. С утра, вернее, к полудню воскресенья, как только проснулся, обрадовала Катя. Оказывается, на Новый год к нам в гости собирались приехать ее родители. Уже купили билеты на поезд, позвонили с почты, чтобы встречали в четырнадцать двадцать тридцать первого декабря на Павелецком. Тесть и теща, можно сказать, приговор! Как я радовался, что в свердловской квартире Анатолия (куда родственники перебрались из барака), не было телефона. И все равно нашли способ. Уехать бы в командировку в тайгу, к медведям недели на три. Да только кто же меня отпустит живого?

Радовало одно: в СССР не было идиотских новогодних каникул по пять – семь дней. Работали до вечера тридцать первого, и уже с утра второго выходили на работу. Так что, не загостятся.

Вот машина служебная, это хорошо или плохо? Голова не болит за парковку, починку и заказ дефицитных запчастей. Всякие шкворни шприцевать не надо раз в две с половиной тысячи километров, что при моем темпе приходится делать ежемесячно[129]129
  Скопированную с американских моделей централизованную систему смазки подвески на ГАЗе так и не смогли довести до ума. Поэтому в середине 60-х перешли на устаревшую обработку трущихся узлов консистентной смазкой.


[Закрыть]. Это не RAVчик, который можно было отдать раз в год в сервис, а все остальное время ездить. Ну и культура тут такая, что на директора за рулем будут смотреть, как на белого слона. Для государства от этого сплошной вред, куча взрослых мужиков за баранкой бессмысленно выключены из экономики. Надо будет подкинуть Шелепину идейку, пусть посмотрит, как в США все с автопарком устроено.

Но у меня проблема заключалась в другом. Вот встретить родителей жены на казенном автомобиле можно? Нет, понятно, что для большинства руководителей в СССР даже вопроса такого не стояло, гоняли по своим делам – только в путь. Но когда твердо знаешь, что водитель не просто постукивает, а натуральные рапорты пишет? Потом думать, как там коммунистическое сознание Шелепина взбрыкнет?

Вот прикинул, да и поехал на такси. Может, так правильнее, на подобные вещи должно хватать директорской зарплаты, даже с учетом неожиданно грабительского налога на бездетность[130]130
  Налог на бездетность 6 %. Отменен первого января 1992 года.


[Закрыть]. Куда там Кудрину…

…Вот именно так я себе и представлял новых родственников. Теще Нине Петровне очень подходил термин «простая русская женщина». Не толстая, но и не худая, за тяжелым черным пальто точнее не понять. Круглое усталое лицо в обрамлении завитых русых волос выглядывало из-под цигейковой шапки. На ногах чернели валенки с галошами. Уже в машине меня поразили ее руки, покрасневшие от мороза, изработанные, неправильной формы, все в глубоких морщинах. Ох, и побила ее жизнь, похоже, не нужно моей Кате подобной доли.

Тесть, Василий Никанорович, вывалился из поезда с чемоданом в здоровой руке, уже слегка навеселе. Эдакий невысокий худой живчик, даже толстое пальто не придавало ему солидности. Неожиданно симпатичное вытянутое лицо с тонкими чертами однозначно говорило, в кого уродились Катя и Анатолий. Вот только годы не пошли ему на пользу, оставили серость на щеках и безнадежность во взгляде. А его непосредственная разговорчивость заставила стиснуть зубы. Впрочем, на день-два меня хватит, тем более что Катя донельзя довольна – шутка ли, почти год не виделась с родителями, только письма-открытки.

Зато наконец понял, почему в СССР любят большие машины. Втиснуться на сиденья впятером, в зимней одежде и валенках, тут никакая европейская малолитражка не поможет. Это в две тысячи десятом году вещи из легкой синтетики, только десяток метров до машины добежать. Тут все основательное, из шерсти и на ватине, хоть ночуй, зарывшись в сугроб.

Добрались до дома уже в темноте, но без приключений. Житейские охи-вздохи и практичное исследование Ниной Петровной жилплощади прошли за кадром. Катя с Люсей, супругой Анатолия и их пятилетним сынком, не отвлекали мужскую половину от важного занятия – дегустации на кухне бутылки странного армянского коньяка «Prazdnichniy». Несмотря на идиотское название, напиток был удивительно, даже парадоксально хорош. Не иначе, на заводе бочками ошиблись при разливе. Поэтому еще осенью, вместо того чтобы отправить напиток в место первоначального целевого назначения – обменный резерв НИИ, фонд из двух коробок был целиком выкуплен в мое личное пользование[131]131
  Главного героя смутили название и невзрачная бутылка. На самом деле коньяк «Праздничный» изготавливался из спиртов пятнадцатилетней выдержки. Награжден кучей золотых и серебряных медалей.


[Закрыть].

Если бы Василий Никанорович с Анатолием не курили, было бы совсем хорошо. Раз пять предлагал пойти в комнаты, благо, одна пока была практически пуста. Но советское понимание кухонной идиллии оказалось сильнее. Девушки то и дело таскали тарелки, вилки и ножи в гостиную, чего-то резали, заправляли, жарили. Нина Петровна аккуратно и тихо впихивала в мужа закуску, он отталкивал ее культей, а левой тянулся к рюмке. Меня напрягли открыванием консервных банок со шпротами, печенью трески и красной икрой. Анатолий мешал странную субстанцию, по дикой традиции называемую «оливье». Пр-р-р-раздник, черт, куда бы сбежать?! Одно хорошо, успел зарубить дикую инициативу по выставлению консервных банок (а не их содержимого) на стол в тарелках.

К десяти все затихло, оказывается, дамы ушли переодеваться и наводить лоск. Еще одна нелепая особенность быта. Сначала бегать в фартуках и халатах, потом надеть платья, пошитые за полгода, дефицитные туфли на каблуках, накраситься… Черт, зачем наматывать на себя мишуру с елки? Еще месяц назад выкинул бигуди со словами: «Плевать на ретромоду!» – и опять какой-то крендель на голове? Еще и блестки на веках, вроде не завозили на нашу базу таких теней. Надо их найти и отправить в мусорный контейнер – догонять бигуди[132]132
  Бигуди 60-х – перфорированные трубочки с закрепленной на них резинкой, сделанные из тонкой алюминиевой трубки. Вечером на бигуди наматывали волосы, так и спали. Тени с блестками изготавливались из мелко нарезанной мишуры и детского крема.


[Закрыть]. А… Вот и Люся, такая же красивая. Тьфу, блин, деревня!

К одиннадцати все были уже хорошенькими. Даром что ли «тренировались» пару часов на кухне? Тесть учинил форменный допрос:

– Эх, богато ты живешь, повезло Катьке!

– Она тоже старается. – Вот будто мало мне развлечений, так еще разговор.

– Нет, хорошо, аж завидки берут, – обернулся к жене: – Правда, мать?

– Вась, ты съел бы кусочек курочки. – Нину Петровну волновал, похоже, один вопрос, как подольше сохранить человеческий облик мужа. – Дай положу, дома такую не попробуешь.

– Не мешай! – и опять ко мне: – Вот ты большой начальник, по всему видно. Но рабочие у тебя на заводе, они сколько получают?

– Да не завод это, я в НИИ работаю. И до больших мне…

– Какая разница! Сколько рабочий у станка получает?

– Ох, ну мэнээсы по сотне оклада. Премии еще бывают. А что?

– Вот! – Василий Никанорович воздел вверх культю. – Что значит Москва! А у нас на заводе надо за сотку по полторы смены у печи стоять! Еще и бригадир накажет.

– Да ну, вроде сталевары неплохо зарабатывают.

– Может, где и неплохо, а у нас так. Зато обещают…

– Вась, ну хватит тебе, уймись, наконец! Все-таки Новый год, – не выдержала Нина Петровна. – Ты двадцать лет на заводе не был уже!

– Неважно! На прошлой неделе, помнишь, к Ваньке ходили, ну, на юбилей? Он и рассказывал все.