Текст книги "Легенды Южного Урала"

Автор книги: Павел Бажов

Соавторы: Евгений Пермяк,Юрий Гребеньков,Валентина Усольцева,Светлана Вдовина,Александр Лазарев,Серафима Власова,Юрий Подкорытов,Петр Падучев,Виталий Чернецов,Сергей Черепанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Легенды Южного Урала

Сила родной земли
(слово о легенде)

«Уральские сказы, что камешки в горе. Один копнешь – на целый занорыш наткнешься, – и такой, что цены ему не будет».

Предания и легенды о Земле Уральской, о тайнах ее, о силе ее, об освоении ее людьми переходили из поколения в поколение, обрастая элементами художественного вымысла. И тем не менее познавательное значение старинных народных преданий трудно переоценить. Зачастую они содержат без преувеличения бесценные сведения, освещающие историю нашего края светом всечеловеческой мудрости.

Любой настоящий, живой, из сердца человеческого излившийся текст – как драгоценный камень. С какой стороны на него посмотришь, подарив светом внимания, – той гранью и засверкает, откликнется. Так и с уральскими сказаниями.

Самый верхний их пласт – документально-бытовой, повествующий о сравнительно недавнем прошлом горно-заводского края. Здесь встают перед нами последние три века уральской истории: развитие заводов и ремесел, становление нового жизненного уклада, новых социальных отношений. Все здесь очень просто и все проникнуто трагедией, утратой. Стремительно растут заводы, крестьяне-переселенцы из европейской России, пришедшие на Урал в поисках вольной жизни, превращаются в заложников нового социума. Возникает новое, рабочее сословие, подчиненное прослойке горнозаводчиков; и эти работные люди, в душах которых еще живо известное любому крестьянину чувство благоговения перед Землей-матушкой, землей-кормилицей, оказываются пленниками новой действительности, нового времени. Это время технического прогресса, время погони за сверхприбылью, время, в котором отдельный человек – будь он хоть трижды мастер и мудрец, мало что значит. Это время, испытывающее на прочность человеческую душу: предаст ли она свои истоки, отречется от Земли, дарующей силу, – или выберет страдание, даже смерть, но не уступит, не пойдет легкой дорогой наживы.

Такова внешняя интрига многих уральских сказов, будь то сказы Бажова, или же его талантливых последователей, таких как Серафима Власова, Юрий Подкорытов, Сергей Черепанов и другие. Прочитайте в этой книге, скажем, сказы «Герцогиня Акуля», «Алмазная спичка», и вы поймете, о чем речь.

Следующий пласт тоже несет печать недавней истории, но больше в нем архаической силы, слабее дыхание новейшей эпохи. В центре его – народные герои. Те, чьи имена сохранила история: такие, как Салават Юлаев, Емельян Пугачев. Их образы наделяют народные сказители силой и мудростью, они отважны и справедливы. Настоящие сыны своих народов, именно они удостоены чести общаться с посланцами из прошлого, как это происходит в сказании «Старых гор подаренье», где таинственный вершник вручает Салавату удивительной красоты и силы шашку («другой такой на свете быть не может») – а сам на глазах у всего войска Салаватова растворяется среди гор. Не простая это шашка. «Коли на себя потянешь (то есть будешь народом руководить эгоистично, не по справедливости. – Ред.), потеряет шашка силу, а если будешь заботиться обо всем народе, без различья роду-племени, родных-знакомых, никто против тебя не устоит в бою» – говорит таинственный посланец. Здесь встает в народных преданиях и легендах тема ответственности вождя за свой народ, шире – тема выбора народом своего пути. Ведь по-видимости выбирает вожак, и люди идут за ним, а в реальности, может быть, вожак только проявляет, делает явным тот выбор, что народ совершил в душе своей. И встает здесь еще одна тема, наиважнейшая – тема истоков народной души, народного характера, тема судьбы народной.

Чем глубже в прошлое, тем универсальнее сюжеты сказов, тем более целостны характеры их героев. Ничего случайного не остается в их образах. Вот стремящаяся спасти от тирана свой народ отважная Уреньга; вот Иванко Тяжелая Ступня (сказ «Глядень-гора»), воин и мудрец, которому ведомо сердце человеческое, и сила его и бездны искушающие; вот красавица Агидель, вернувшая людям воду, – все они беззаветно преданы своему народу, все они сильны силою родной земли и без нее жить не смогут. Герои этих легенд – в каком-то смысле уже не люди, они гораздо более целостны, они не знают сомнений, идут до конца, и ничто не в силах свернуть их с пути. Они очень напоминают в этом стихии, духов местности: лесов, гор, водоемов.

Это сегодня мы можем саркастически улыбаться, когда речь заходит о духах природы, можем, со свойственной нам самоуверенностью, отрицать их существование. Мы – ослепленные иллюзией всезнанья, полагающие, что покорили природу. Предки наши были много мудрее, не умом препарировали они мир, но внимали ему открытым сердцем. Природа – вот все, что было у них. Она давала им жизнь, еду и приют, она раскрывала им через малое великие тайны, тайны космического масштаба, она принимала их души, упокаивала тела, когда наступал час кончины. Удивительно ли, что видели они то, что сегодня мы не видим, слышали то, что сегодня мы не слышим? Старинные предания сохранили это недоступное большинству из нас знание, – знание, которое мы принимаем за красивый вымысел, за поэтичную сказку.

Народ прежде знал, что у каждой горы, у каждого озерца, как у человека, – свой характер. Что каждое место на Уральской земле связано с другими, что все пространство вокруг – живое, оно дышит, меняется, оно только кажется неизменным. Не помолишься, не попросишь у ветра помощи, не принесешь жертву – и не будет тебе удачи. Сорвешь в лесу больше ягод, чем требуется, убьешь больше дичи – и еще неизвестно, отпустит ли лес тебя назад, а если отпустит, то будет ли милостив завтра. Поэтому немудрено, что и названия мест (топонимы, как сегодня говорят ученые) не просто так возникали, не из головы изобретали их наши предки – у природы подслушивали, в сердце вынашивали. Гору назвать – не улицу, в сердце выносить надо имя, родить его, как мать ребенка рождает. Как самые древние названия возникали – не ведаем, а отголоском тому – топонимические предания не столь уж далекого времени, последних лет эдак трехсот-пятисот. Немало их в нашей книге представлено, и во всех видна жажда народных сказителей прикоснуться к седой старине, когда человек был с природой одно, нераздельное целое.

Тут и проявляется последний, самый глубокий пласт народного фольклорного творчества. Самый древний и, может быть, самый подлинный. Речь идет о старинных сказаниях, повествующих о народе мифическом, якобы населявшем края уральские во времена незапамятные. О чуди белоглазой, как зовут тот народ легенды.

Якобы жил на Урале народ с темной кожей, статный, красивый и мудрый, владевший тайными знаниями и сверхъестественными способностями. Но вот стала расти в горах белая береза, что означало по древнему предсказанию скорый приход сюда посланцев белого царя, который установит свой порядок. И что же? Чудь выкопала ямы, перенесла туда все свои сокровища, поставила стойки, навалила сверху камни, зашла в укрытия, вырвала стойки и камнями засыпалась. По некоторым легендам – так чудь похоронила себя заживо. Но, естественно, это уже поздние легенды, поздние интерпретации, возникшие от непонимания и, быть может, под впечатлением от массовых самоубийств, которые осуществляли в XVII веке и позже старообрядцы-раскольники. На самом деле на этом предание не заканчивается: «…не навсегда ушла чудь. Когда вернется счастливое время и придут люди из Беловодья и дадут всему народу великую науку, тогда придет опять чудь, со всеми добытыми сокровищами», – читаем мы окончание этой легенды в книге Н. К. Рериха «Сердце Азии». Впрочем, легенду эту Рерих слышал на Алтае, но она ничем не отличается от уральских инвариантов.

«Можно заметить, – пишет исследователь вопроса В. В. Соболев, – что легенды, связанные с чудскими местами – курганами и городищами, подземными пещерами и ходами, – возникнув на северо-западе Руси, продвигались затем вслед за русскими переселенцами сначала на Урал, а затем и на Алтай. Эта полоса пересекает Урал, главным образом, через Пермскую, Свердловскую, Челябинскую и Курганскую области». И продолжает: «Взаимодействие «посланцев» чуди с переселенцами не ограничивалось только контактами наяву, легендой зафиксированы и совершенно необычные контакты и влияния через сны. Так, свердловский исследователь А. Малахов в одной из своих статей, помещенной в «Уральском следопыте» за 1979 год, приводит яркую и красивую легенду о чудской женщине-правительнице: «Однажды Татищеву, основателю Екатеринбурга, приснился странный сон. Явилась к нему женщина необычного вида и дивной красоты. Одета была в звериные шкуры, на груди ее сверкали золотые украшения. «Слушай, – сказала женщина Татищеву, – ты отдал приказ копать курганы в своем новом городе. Не тронь их, там лежат мои храбрые воины. Не будет тебе покоя ни на том, ни на этом свете, если потревожишь их прах или возьмешь дорогие доспехи. Я княгиня чудская Анна, клянусь тебе, что разорю и город, и все, что ты строишь, если тронешь эти могилы». И Татищев приказал не раскрывать захоронения. Отрыты были только вершины курганов…»

Действительно, экзотический сюжет, экзотический сон. В уральских сказаниях, однако, подобные контакты с представителями древнего и более мудрого народа, свидетельства о его жизни – не редкость. Достаточно обратиться хотя бы к уже упоминавшемуся нами сказу Бажова «Старых гор подаренье», приведенному в этой книге. Или вспомнить свидетельство уральской писательницы Серафимы Власовой: «Услышала я недавно в старом уральском заводе, будто все пещеры, какие ни есть на Урале, сообщаются между собой. Будто таятся между ними лазы, то широкие, как Кунгурские ямы, эти провалы земные, то тонюсенькие, как золотые нити. Говорят также, что когда-то в стародавние времена перейти из пещеры в пещеру труда не составляло – торная дорога была. Правда, кто ее торил, неведомо – то ли человеки, чудью называемые, то ли нечистая сила… Только в наше время люди, проникая в те пещеры и те ходы, где пройти можно, много следов находят: где домница поставлена, где камень аметист лежит, а где след ноги человеческой отпечатался…»

И при этом везде речь идет об одном: не безоглядно ушла чудь под землю – хранит она заповедное сердце своей земли, бережет сердце гор, не позволяет варварам наложить руку на самое сокровенное – ждет, когда настанет час, когда исполнится еще одно древнее предсказание. Тогда выйдет чудь на поверхность и отдаст в руки достойных свои знания, вложит в сердца жаждущих свою мудрость. А сколок этой непреходящей мудрости, один из отсветов ее негаснущих – предания и легенды, из уст в уста передаваемые нашими предками друг другу и до нас дошедшие.

Андрей Яншин

Глава I
Горы, овеянные легендами

О ЗМЕЕ-ПОЛОЗЕ

В скорости как наша земля отвердела, как суша от морей отделилась, зверями всякими, птицами населилась, из глубин земли, из степей прикаспийских золотой Змей-полоз выполз. С хрустальной чешуей, с самоцветным отливом, огненным нутром, рудяным костяком, медным прожильем…

Задумал собою землю опоясать. Задумал и пополз от каспийских полуденных степей до полуночных холодных морей.

Больше тысячи верст полз как по струне, а потом вилять начал. Осенью, видно, дело-то было. Круглая ночь застала его. Ни зги! Как в погребе. Заря даже не занимается.

Завилял полоз. От Усы-реки к Оби свернул и на Ямал было двинулся. Холодно! Он ведь как-никак из жарких, преисподних мест вышел. Влево пошел. И прошел сколько-то сотен верст, да увидел варяжские кряжи. Не приглянулись они, видно, полозу. И удумал он через льды холодных морей напрямки махнуть.

Махнуть-то махнул, только каким ни будь толстым лед, а разве такую махину выдержит? Не выдержал. Треснул. Осел. Тогда Змей дном моря пошел. Ему что при неохватной-то толщине! Брюхом по морскому дну ползет, а хребет поверх моря высится. Такой не утонет. Только холодно. Как ни горяча огневая кровь у Змея-полоза, как ни кипит все вокруг, а море все-таки не лохань с водой. Не нагреешь.

Остывать начал полоз. С головы. Ну а коли голову застудил – и тулову конец. Коченеть стал, а вскорости и вовсе окаменел.

Огневая кровь в нем нефтью стала. Мясо – рудами. Ребра – камнем. Позвонки, хребты стали скалами. Чешуя – самоцветами. А все прочее – всем, что только есть в земной глубине. От солей до алмазов. От серого гранита до узорчатых яшм и мраморов.

Годы прошли, века минули. Порос окаменевший великан буйным ельником, сосновым раздольем, кедровым весельем, лиственничной красой.

И никому не придет теперь в голову, что горы когда-то живым Змеем-полозом были.

А годы шли да шли. Люди осели на склонах гор. Каменным Поясом назвали полоза. Опоясал все-таки он как-никак нашу землю, хоть и не всю. А потому ему форменное имя дали, звонкое – Урал.

Откуда это слово взялось, сказать не могу. Только так его теперь все называют. Хоть и короткое слово, а много в себя вобрало, как Русь…

Евгений Пермяк

ПРЕДАНИЕ О ТОМ, ОТКУДА ВЗЯЛИСЬ ГОРЫ, ВЕЛИКИЕ И МАЛЫЕ

Когда Господь задумал сотворить землю, послал он дьявола на дно окиян-моря. Принеси, говорит, ты мне пригоршню песку, и из него я создам землю прекрасную, насажу ее великими древесами плодовитыми и травами многоцветными и населю всякими тварями животными.

А враг человеческий давно уже замыслил измену Господу и таил в черном сердце своем злой умысел: хотел он, видишь ли, создать свою собственную землю и укрыться на ней от лица Господня, потому что никакой вольготы на сей земле не было, ну и захотелось ему пожить там по своему дьявольскому хотению и без помехи, сеять вражду и грех осередь своих людей.

Ну вот… Замыслив свое злое дело, спустился дьявол на дно морское, захватил пригоршню песку для Господа, а сам набил себе песком полон рот, чтоб по примеру Господню потайно сотворить у него свое земное пристанище.

А господь, как увидел, что у дьявола щека отдулась, так и догадался, что нечистый затеял против него что-то недоброе. Поманил он к себе Николу-угодника, да и шепнул ему что-то на ухо, а тот, не будь плох, схватил дьявола под мышки да давай щекотать, приговаривая: «Мышки-лягушки, Мышки-лягушки». Не вытерпел дьявол щекотки – прыснул от смеха, а песок так и разлетелся по всему свету белому, и где пали песчинки из нечистых уст дьявольских, там и стали горы, великие и малые, на зло да на досаду дьявольскую.

Александр Лазарев

ЛЕГЕНДА О ЧУДИ

На Урале говорят, что старее курганных берез ничего нет. А история их будто бы такова.

…Жили испокон веков на Урале старые люди – их чудью звали. Рылись под землей, железо варили. В темноте ютились, солнечного света боялись. А лица у них были на груди. И вот стали замечать чуди, что белое дерево на их землю пришло, никогда такого ни их деды, ни прадеды не видели. Слухи тревожные передавались из уст в уста: где белое дерево, там белый человек. Раньше слышали про таких людей, живущих там, где солнце садится. А березы на черный лес все наступают и наступают… «Уходить надо», – говорили молодые чуди.

«Умрем, где умирали наши отцы и деды», – возражали старые и пожилые.

И вот запрятались чуди в свои жилища, норы подземные; сваи, державшие земляные потолки, подрубили и заживо захоронили себя. Не стало их на Урале. А на месте жилищ курганы образовались. И растут на них старые-старые березы.

Александр Лазарев

ГЛЯДЕНЬ-ГОРА

В стародавние времена люди в сказках сказывали, будто в каждой горе, как у человека, сердце бьется. И ежели задумает какой человек в гору пойти, на вершину забраться – добрый человек как по избе пройдет, спокойно поднимется, а другой, у кого в сердце зло да корысть, как ни цепляется он за каждый камень, ни хватается за кусты, – не дойти ему до вершины. То ветер налетит, и такой, что пушинкой сдует в пропасть. То гроза загремит, молнии засверкают – одна гибель человеку. От него и следа не найдешь.

Взять хотя бы гору Иремель. Каждой жилкой, каждым камешком она чувствует, кто к ней подошел: человек с любовью или со злом. Вот потому и говорят, что ни один корыстный человек да злой себялюб ни разу не смог до вершины Иремеля добраться.

А на Таганае дальнем и по сей день будто бы на вершине железный крест стоит, а под ним жаднющий горщик лежит. Хватал он, хватал самоцветы, да в щель между скал и провалился. Сердце горы наказало его.

И вот, говорят, много-много лет назад зимой жители крохотного башкирского становища-кочевья на Урале трех всадников на конях-птицах увидали. Были всадники – богатырь к богатырю, и кони под ними – под стать всадникам. Приехали посланцы торговых людей, новгородских купцов и самого князя в эти места, чтоб разведать правду о несметных богатствах Камня-гор. Давно молва о разных рудах и самоцветах в людском море волной о стены Новгорода плескалась. Богатырям был дан наказ – найти эти сказочные горы, взять из них руды, камни-самоцветы. Нет ли там серебра, меди? А может быть, и золото найдется?

Значит, богатыри были не просто землепроходцы, а в рудах, камнях толк понимали. Старший из них – Иванко, прозванный Тяжелой Ступней, – одним из лучших среди знатных гранильщиков считался. Умел он в любом камне красоту открыть, да и сам, словно редкий камешек, красотой сиял. Статный, высокий, с русой бородой, с головой в кудрях золотых и со светлой улыбкой на губах. Только походку он тяжелую имел. Как ступит, так глубокий след в земле оставит. Второго богатыря звали Фомой, а третьего – Терентием. Парни как парни. Один здоровше другого. Поглядишь на каждого – гору своротить может.

Так вот. Спустились с горы богатыри, увидав в низине жилье, соскочили с коней и к первой же юрте подошли.

Загляделись люди кочевья на гостей, на их добрые улыбки, на одежду. Видать, приглянулись им гости; понравилась приветливость, почтение богатырей – заулыбались. Нашелся и толмач – разговорились. Когда в глазах у людей добрый огонек играет, и вовсе легко понять друг друга.

Обжились помаленьку гости на новом месте. Помогли им люди срубить добрую избу из кондового леса. Кто кошму принес, кто – медвежьи шкуры. Одарили гостей луками и колчанами, полными стрел. Одним словом, по-братски встретили далеких гостей.

Не заметили гости, как и зима прошла. Ходили на охоту. Еды – хоть отбавляй. Когда же оттаяла земля, солнце припекать стало, принялись руды искать. С жителями кочевья и вовсе подружились. Как и чем могли – помогали хозяевам земли.

Больше всего дружба у богатырей завязалась с двумя сиротами-близнецами. Парня Иргизом звали, а сестру – Таньчулпан. Было им обоим по семнадцать лет. Сами кормились да еще больную бабку кормили. Подружились близнецы с богатырями и стали с ними по горам ходить, камни да руды искать.

На многие горы поднимались новгородцы, много руд пересмотрели, в речках камни искали. И чем больше богатств находили, тем грустнее становился Иванко Тяжелая Ступня.

И недоумевали парни:

– Али печалишься, что все унести не можешь?

– Не о том я кручинюсь, други-товарищи, что всего злата-серебра, всех изумрудов-яхонтов не ухватить… Вспомните наш торг новгородский, лавки гостиные, что против Софии-матушки на Волхов-реке. Съезжаются туда купцы именитые из всех стран света – из полунощной Варягии, из полуденной Бухары. Товары, как горы, под Кутафьими башнями лежат; монеты со звоном из мешка в мешок переливаются… И еще вспомните, как из-за каждого пятиалтынного спорят-дерутся, из-за рубленого серебра готовы разорвать друг друга.

– Да-а, – задумался Фома.

– Страсть, – подтвердил Терентий.

– То-то и оно, – продолжал Иванко. – Узнают жадные купцы про богатства уральские – что-о-о начнется!

– Да-а, – еще раз молвил Фома.

– Страсть, – подтвердил Терентий. – Может, уйдем, а князю скажем: «Урал – пустая земля»?

– И то негоже, – возразил Иванко. – На то и богатства земные, чтобы людям служить.

– Да, – согласился Фома.

– Конечно, – сказал Терентий.

И вот ходят они по горам, примечают, где жила золотая, где алмазные россыпи, а сами все думают, думают. А известно: коли мысль в одну сторону пошла – исход все равно будет. Решили братья все найденные богатства в одну самую большую гору собрать, да чтоб никто о том не знал и не ведал. Пусть полежат до времени, до той самой поры, когда люди людьми станут по-настоящему. И зарок поставили: если пойдет на ту гору худой человек, чтоб не давалась она ему. Жадный – в яму, злой – в пропасть, завистливый – под гору, чтоб кубарем летел!

Задумано – сделано. Иргиз помог им заветное место отыскать.

Как-то раз на такую высь они поднялись, что во все стороны хребты увидали. Горы в зеленых шапках из лесов далеко-далеко к поднебесью уходили.

Дух захватило у парней от красоты такой. Долго любовались они увиденным, а потом Иванко как крикнет во всю силу своей богатырской груди:

– На высокой Глядень-горе мы стоим! Други-товарищи! Округ видать! Гляди – не наглядишься!

Иргиз богатырям рассказал про эту гору, что зовут ее у них Курер-тау. А новгородцы по-своему чудо-гору назвали: Глядень-гора. Но не только высотой гора примечательна. Внутри у нее большая пещера была – хоть город возводи. И вот туда стали богатыри свои находки складывать.

И чем дальше время шло, и богатыри все больше в гоpax копались, тем сильнее дружба крепла у них с сиротами-близнецами.

Говорят, все может запомнить человек: когда что потерял, и когда что нашел, когда диковинный камень отыскал, иль впервые хрустальную гору увидел, иль рыбу редкую в озере поймал; а вот когда при виде Таньчулпан Утренней Зари у Иванка сердце пуще забилось, он и сам не знал. А была Таньчулпан красоты – не опишешь. Волосы – шелк, глаза – теплая летняя ночь над горами…

У Фомы с Терентием тоже дел прибавилось – камни, руды искать, а по вечерней заре на Глядень-гору со своими подружками бежать да с нее на сказочные хребты любоваться; вечернюю зарю проводить, а потом утреннюю встречать.

Прошел год, когда впервые богатыри с коней в становище соскочили. Много за это время Иванко Тяжелая Ступня успел с товарищами собрать редких самоцветов, а уезжать – не манило сердце богатырей. Так бы и остались все навек здесь. Прикипели их сердца к этим местам, а потому, когда какая-нибудь беда в кочевье приходила, новгородцы первыми приходили на помощь. Говорят, в то жаркое лето начался пожар страшный в лесах. Довелось всем немало попотеть, но пожар затушили. А один раз, уж под осень, такая непогодь настала – словно небо озверело. Дождь лил день и ночь. В одном месте гора в речку обвалилась, речку запрудило. Пришла беда. Все заливать начало. Скот и люди погибали. Немедля Иванко Тяжелая Ступня со своими товарищами раскидали и очистили речку. Близнец Иргиз – тот хоть по годам молод был, а силы тоже – богатырской. Во всем он Иванку помогал. Не отходил от друга.

Но пришла пора домой отправляться. Не под силу человеку остановить времени бег.

В последний вечер каждый из богатырей пошел к любимой подруге попрощаться навеки.

Иванко же, Иргиз и Таньчулпан поднялись на Глядень-гору. Долго молча стояли, не до разговоров было всем… И вдруг отдаленный рев, гул, крики ветром от жилья до них донесло… Кинулись они с горы и страшную картину увидали: в жилье бой кипит. Напали на кочевье враги из степей. Слух об открытых сокровищах, видно, уже пошел по земле, и вот явились первые конники.

Выхватил Иванко свой кинжал из ножен и плечо к плечу с Иргизом в бой с врагами вступил. Терентий и Фома уже сражались в самой середине битвы.

Долго длился бой оттого, что враги, словно тучи, одна за другой накатывались на кочевье.

Пал замертво Иргиз. За ним на груду тел свалился Терентий. Весь израненный еще сколько-то сражался Фома, но и он с земли не поднялся. Последним с рассеченной грудью рухнул Иванко Тяжелая Ступня, а кругом отцы и сыны жителей маленького кочевья мертвыми лежали. Иванко чуть-чуть был живой. Кровь из груди его ручьем бежала…

Сколько он пролежал – не знал. Очнулся и над собой склонившегося старика увидел. Куренбеком его звали. Чудом спасся старик, а когда выходил Иванку, то рассказал ему о том, как всех-всех живых баскаки-ордынцы в полон увели. Ни одной души не осталось. Все становище было разорено. Зарыл старик в землю погибших. На вопрос Иванка: «Не было ли среди мертвых Таньчулпан?» – старик ответил, что помнит, как она кричала, Иванку и брата звала на помощь, когда ее связывали с другими одной цепью и в степь повели… Враги плетями подгоняли полоненных…

– А были ли ордынцы на Глядень-горе? – спросил Иванко.

Усмехнулся старик, и в глазах его русский богатырь задорные огоньки увидал.

– Как же… Пытались. Да не подпустила их Глядень-гора. Сосны падали прямо на врагов. Да сами они в ущелья срывались. Сколько живу, а такого за горой раньше не примечал. Не знаешь ли ты, русский брат, что стало с Курер-тау?

И хоть знал Иванко, что с горой случилось, в ответ отрицательно покачал головой. А потом тихо, но внятно сказал:

– Никогда больше человеку с мечом не бывать на Глядень-горе!

Поправившись от ран, Иванко поднялся на Глядень-гору и долго смотрел с нее, словно хотел узнать, куда была уведена Таньчулпан, словно хотел спросить горы, не видали ли они любимую его. Но хмурились и молчали горы…

До самой весны, говорится в сказке, носился Иванко по тропам в горах – искал дорогу, по которой увели Таньчулпан. Но еще печальней возвращался. Без следа исчезла его Утренняя Заря.

Потом Иванко попрощался со стариком. Сходил туда, где товарищи его в земле лежали, да где конь любимый пал. Постоял, поднялся в последний раз на Глядень-гору. Проверил все собранные здесь сокровища, подбадривая себя думою: «Все это для людей. Рано или поздно Глядень-гора все людям откроет…» Заделал вход. Поглядел в последний раз на леса и ушел с Камня-гор навсегда.

Говорят, и по сей день следы Тяжелой Ступни на камнях видно. По-разному об этом в сказках говорится.

Но главная суть в том, что, сколько потом ни пытались люди со злыми сердцами сокровища Иванки в Глядень-горе искать, – все безуспешно. То ураган сметет тех, кто поднимался, то молния убьет.

И только много лет спустя, когда сам народ хозяином земли стал, Глядень-гора свои сокровища ему открыла.

Вот и сказка вся, да маленькая присказка будет. Про Иванку говорится, что не мог он смириться с думой о потере Таньчулпан. Много он земель обошел, не раз сражался с врагами… И будь жива его мать, она вправе была бы сказать: «Какое счастье для меня, что я тебя, сын, таким верным сердцем одарила…»

Серафима Власова