Текст книги "Мы все были солдатами"

Автор книги: Павел Шафаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Уже значительно позже Пригорин рассказал мне, что сразу после разбора пулеметчик отправился к танкистам. Поведав о своей беде, он выпросил у них немного хорошего бензина и веретенного масла. Всю зиму носил он в грудном кармане гимнастерки два маленьких плоских пузырька с бензином и маслом.

По предложению майора Попова каждый взвод разведчиков разбили на две группы. Они устанавливали за намеченным объектом наблюдение, продолжавшееся в течение трех-четырех суток, и только после этого люди шли на поиск. Через три дня с начала организации разведки по-новому появились пленные.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ЗАТИШЬЕ

…Чем заняты люди на передовой, когда нет активных боевых действий? Работают, несут боевую службу, вспоминают прошлое, говорят о будущем. Чаще всего это высказанные вслух думы о былой мирной жизни, заботы о доме, родных и близких. Вспоминают и героические эпизоды из прошлых боев, обстоятельства гибели товарищей и командиров. Говорят и о более простых вещах – погоде, харчах, куреве, прохудившейся обуви и обмундировании. Иногда, за обедом, ужином, или во время отдыха рассказывают забавные истории и поют песни. Этот раздел моих записей помечен заголовком «Рассказывают гвардейцы».

Вторая половина ноября. Ночь. Холодно и темно. Снег. Изредка с переднего края противника поднимается ввысь осветительная ракета, высвечивая контуры нашей обороны, дежурных у орудий, наблюдателей…

Уже четвертый месяц удерживают гвардейцы 25-й дивизии Сторожевский плацдарм. На нем появились приметы фронтового уюта – землянки для отдыха и обогрева, чай, горячая пища по расписанию, баня. Даже стрелковые ячейки стали чем-то похожи на старую мебель давно ушедшего домашнего быта. В землянке первого взвода тепло. При свете «гильзы» люди ужинают.

– Я вот все думаю, – раздается голос Павлова, – далеко все-таки зашел немец!

Разговор поддерживает помкомвзвода Болтушкин.

– Так ведь на войне за все, что не успеешь да не сумеешь, платить приходится. Я вот с белофиннами воевал. А там ни дорог, ни троп. Кругом лес, глубокий снег, мины, а на деревьях «кукушки». Откуда бьют, не видно, а люди падают. Потом с фланга налетят лыжники – обстреляли и ушли. Пока разобрались что к чему, многих людей потеряли. Зато после через какие «доты» прошли!

– Ничего, придет черед и фашиста…

И опять в землянке тихо.

– Расскажи що-нэбудь, Сашко, из своей молодой жизни! – обращается сержант Вернигоренко к бойцу Торопову. – Не всэ ж про войну говорыты.

– Да уже все рассказал, – смеется Саша, – жизни-то той сколько? – Немного помолчав, он начинает рассказ: – Из запасного полка на плацдарм мы шли маршем. Днем идем, ночуем в селах. Принимают хорошо – на фронт ведь идем! Но чем ближе к передовой, тем скучней. В селах ногой ступить негде. Никогда не думал, что в тылах людей столько. И авиация стала беспокоить… Подходим мы как-то к вечеру к большому селу. Притомились – переход был большой. Командир нашей роты капитан из запасников сейчас же команду подает: «Подтянуться!» И еще ножку дать требует. Он нашим ротным и в запасном полку был. На занятиях, бывало, только и слышишь: «Боец Павлов! Вы плохо ведете наблюдение».

Остановил капитан роту на улице под посадкой, а сам пошел к коменданту договориться о ночевке. Бойцы, конечно, разминаются, закуривают, некоторые прилегли под деревьями, ноги вытянули. А мы с Павловым переговариваемся, вокруг смотрим. Против нас у раскрытого окна хаты сидит старый-престарый дед. Длинная белая борода, давно не стриженная голова – видны только глаза и нос. Он курит трубку и с интересом поглядывает на нас.

Смотрю, с кошелкой в руке прямо к нам идет красивая молодка. Я встал, заправился и говорю Павлову:

– Учись, братец, как надо с молодыми дамами знакомиться…

– Можно вас, гражданочка, по одному вопросу спросить? – говорю я, приложив руку к головному убору.

– А чего ж нельзя! Можно, – отвечает молодка и во все глаза смотрит на меня.

– Вы не подскажете, где можно нашей роте переночевать? Отдохнуть с дороги в приятном обществе…

– Ну, всей роте приятного общества не найти, – смеется молодка, – а переночевать можно у нас на Выселках.

– Где же они, эти Выселки?

– С километр за селом. Идти по этой улице, а там увидите. У нас пока никто не стоит. Всего пять хат.

От такого оборота дела я страшно обрадовался. Щелкнул каблуками и говорю:

– Разрешите представиться! Красной Армии боец Торопов Александр Федорович!

– Будем знакомы! – протягивает руку молодка, – Катерина Ивановна!

– Ну, спасибо вам! Сейчас доложим капитану. А ваша хата где?

– В конце Выселок. Крайняя справа…

– Может, еще увидимся?

– А почему не увидеться? Размещаться у меня негде. Хата маленькая, а живут мои старики да эвакуированные. А чаем напою. Приходите…

– Живем, ребята! – говорю я, подойдя ближе к взводу…

…Разместились мы в четырех хатах. Люди моются, чистятся. Хозяева готовят самовары.

– Получил приглашение прийти вечерком на чай, – рассказываю я Павлову.

– Когда это ты успел?

– Еще в селе… С первого взгляда…

– Кто ж это там одарил тебя первым взглядом? – смеется Павлов. – Уж не дед ли с той хаты, где мы сидели, ожидая командира.

– Боец Павлов! – говорю я голосом нашего капитана, – вы плохо ведете наблюдение! Вы не заметили симпатичной молодки, что направила нас сюда, на Выселки…

– Не горюй, Саша! Всей ротой заметили и оценили твои таланты. Ведь как хорошо разместились на ночевку, да еще с чаем. Смотри! – во всех хатах дымят самовары…

– Чай это еще не все, важно, с кем ты его пьешь, тогда и настроение будет соответствующим…

Подошел я к старшине роты сержанту Сухину и, получив разрешение, отправился через дорогу в хату, где живет молодка.

Захожу. Чистая горница освещена керосиновой лампой. За столом сидят дедушка и бабушка молодки. И еще одна пара стариков – по одежде видать, эвакуированные. Все очень пожилые. Здесь же и Катерина Ивановна. На столе, накрытом белой скатертью, весело шумит самовар. В плетеной хлебнице нарезанный крупными ломтями хлеб. В небольшой миске мед. Кувшин с молоком. Общество пьет чай.

– Добрый вечер! – сказал я, поклонившись всем, и снял шапку.

– Добрый вечер! – отвечают хором.

– Раздевайтесь! – приглашает Катерина Ивановна. – Садитесь вот сюда, – показывает она на свое место.

– Вот хорошо, что пришли. А то у всех постой, а у нас никого. Хоть напоим вас чаем с медом, да новости послушаем…

– Спасибо!

– Бабушка! Налейте гостю чай, – просит Катерина Ивановна и выходит из горницы…

– Не беспокойтесь, бабушка, – говорю я, – успеем еще…

Мне наливают чай, накладывают мед, подвигают хлеб.

– На фронт, сынок? – спрашивает один из стариков.

– На фронт! Воевал под Москвой, там меня ранило. Выздоровел, а теперь опять на фронт.

– А немцы, они небось страшные? – спрашивает бабушка помоложе.

– Техники у них много, бабушка, – отвечаю я. – Танков, орудий, самолетов – вот они и прут.

– А мы с бабкой эвакуированные, – говорит второй старик. – Из-под Бобруйска. Может слышали про такой город?

– Как же, знаю.

– Что делают изверги с нашим народом! Я вот еще под началом генерала Куропаткина с японцем воевал. Но такого не было…

– Одно слово – антихристы, прости господи, – говорит бабка постарше и мелко крестится.

– Бають люди, будто у них и рога на голове?

– Нет, бабушка, – засмеялся я, – это у них на касках выступы такие сделаны. Рогов у них нет. Но фашисты хуже всякой скотины и даже зверя!

– Думаете вы, солдаты, все-таки одолеть немца или как? – опять спрашивает первый старик.

– Обязательно одолеем, дедушка! Такого еще не было, чтобы немец над русскими верх брал. Поднатужимся и одолеем…

– Далеко зашел немец, – говорит другой старик. – Это ж сколько его обратно гнать придется!

– А что, сынок, – наливая мне очередную чашку, спрашивает бабка помоложе, – и девушки с вами воюют?

– Воюют. Врачи, сестры, санитарки, связистки. Есть и снайперы и разведчики. Хорошо воюют!

– И как они, бедные, среди вашего брата все время толкутся! – говорит бабка постарше, – я б, наверное, не выдержала.

– Молодые, выдерживают. Надо ведь, – отвечаю. – А где это Катерина Ивановна?

– Да с мужиком своим. По ранению попал в госпиталь, что в нашем селе. Узнала она и выпросила долечиваться к себе. Вот и возится с ним, как с дитем. Из постели не выпускает.

– Спасибо за угощение, – говорю я им и встаю. – Очень приятно с вами время провел.

– Да посидите еще, успеете, – просят старики.

– Спасибо. Не могу. На один час отпросился. – Попрощавшись со всеми за руку, я вышел.

А у ворот меня встретил Павлов.

– Что, Саша, так быстро?

– Да старики там одни, – засмеялся я, – а молодка со своим мужиком в горнице сидит. Однако чаю с медом попил…

– Хороший ты хлопец, Сашко, – улыбаясь заключает Вернигоренко, – и откровенный, и самокритичный.

О приезде Р. Я. Малиновского на Сторожевский плацдарм я уже писал в книге «На разных фронтах». В ней освещены главным образом вопросы боевой готовности, которых мы тогда в ходе работы касались. Просматривая свои записи сейчас, я подумал о том, что у современного читателя вызовет, наверное, интерес и личность Родиона Яковлевича. Ведь для командира любого ранга умение найти путь к сердцу солдата не менее значимо, чем его воинский талант. С этими, мыслями я и решил вернуться к встрече с Малиновским в ноябре 1942 года.

…Вместе с Родионом Яковлевичем продолжаем наш путь по ходу сообщения. Тихо. Впереди встретивший нас командир 8-й роты 78-го полка старший лейтенант И. И. Ленский. У стыка с траншеей переднего края он останавливается и снимает фанерную указку, на которой чернильным карандашом написано – «Осторожно! Вражеский снайпер!»

– Что случилось? – спрашивает Малиновский. – Снайпер в отпуск уехал?

– Так точно, – отвечает Ленский, – в бессрочный! Вчера Голосов и Серовикова постарались, а то прямо прохода не стало. Чуть зазеваешься и готов, или убит, или ранен…

– Вы в курсе дела, как это им удалось? – заинтересовался Малиновский.

– Да! Голосов рассказывал… Все очень просто. Видите бугорок, – показывает он рукой на небольшую высотку перед вражеской траншеей, – за ним и устроился снайпер. У него там две позиции. С фронта их не увидишь. Сделает с одной позиции выстрел и сразу на другую. Голосов и Серовикова следили за ним несколько суток. Вчера они еще затемно устроились против позиций снайпера и стали ждать. Он появился на рассвете. Серовикова выстрелила, но, видимо, не попала. Снайпер скрылся и вскоре показался на второй позиции. Там его Голосов и прикончил. Буквально через 15 минут, в отместку, гитлеровцы открыли по нашему району сильный минометный и пулеметный огонь. «Чего это немец разозлился?» – недоумевали гвардейцы. А когда узнали, в чем дело, сразу определили: «Салют устраивают по своему снайперу. Что ж, мы не против – пересидим».

Мы заходим в хорошо замаскированный дзот. В нем станковый пулемет «максим» со стрелковой карточкой на щитке. Ведет наблюдение молодой командир. Три пожилых гвардейца поднимаются и четко принимают строевую стойку.

– Первый расчет первой пулеметной роты. Командир расчета сержант Малиновский!

– Смотри! Не родственник ли мне? – с удивлением спрашивает Родион Яковлевич. – Откуда родом?

– Из Новосибирска!

– Нет. Значит однофамилец… Ну покажи мне, тезка, ориентиры и какое до них расстояние? Проверю бой пулемета…

– Ориентир-1 – куст – 300 метров.

– Ориентир-2 – валун – 500 метров.

– Ориентир-3 – сломанное дерево – 1000 метров.

– Понял!

Р. Я. Малиновский подходит к пулемету, поднимает крышку короба, вынимает из приемника ленту и проверяет работу частей пулемета.

– Будешь вторым номером, – говорит он командиру расчета и сразу открывает огонь по ориентирам. Пулемет работает бесперебойно.

– Пулемет в отличном состоянии! Ничего не скажешь… Благодарю за службу!

– Служим Советскому Союзу, – с подъемом отвечает расчет.

– Разрешите спросить! Гвардии красноармеец Дерунов! Вы, наверное, в солдатах долго служили? Уж больно здорово с пулеметом управляетесь…

– Служил немало, – подтверждает Родион Яковлевич. – Давно это было – еще в первую мировую… Но что хорошо знаешь – не забывается…

Он пожимает руку командиру расчета.

– Будь здоров, сержант! Останемся живыми, напиши мне, встретимся!

Отдав честь расчету, выходим и продолжаем наш путь.

Начинается минометный налет, невдалеке от нас взрываются мины, запахло пороховой гарью, со свистом пролетают осколки.

– Надо бы переждать, – говорит командир роты, обращаясь к Малиновскому.

– Пожалуй, – поддерживает его Родион Яковлевич, и мы опускаемся на дно траншеи. – На рожон лезть не надо. – Потом немного помолчав, Малиновский продолжает:

– Смерти, конечно, боятся все. Но опасность видят по-разному, в зависимости от боевого опыта. Там, где старый солдат идет не дрогнув, новичок теряется от страха…

Когда налет кончился, мы двинулись дальше. Оглядываясь вокруг, Родион Яковлевич одобрительно замечает:

– Весь плацдарм изрезан траншеями и ходами сообщения. Вот где видно, что такое солдатский труд! Когда вы их успели отрыть?

– Начали работать с начала августа, как только захватили плацдарм…

– Траншеи, товарищ комдив, не вражеское изобретение. Я помню, как еще в первой мировой они применялись обеими сторонами. Немцы остались верны им и поныне. А мы, перейдя на «ячеечную» систему обороны, видимо, просчитались…

– Без траншей вряд ли удалось бы нам удержать плацдарм…

Мы заходим в землянку.

– Первый взвод восьмой стрелковой роты! – докладывает помкомвзвода старший сержант Болтушкин.

– Здравствуйте, гвардейцы! – приветствует взвод Родион Яковлевич.

– Здравия желаем, товарищ генерал!

Малиновский улыбается. На нем шапка-ушанка и плащ-накидка.

– Что ж у меня на лбу написано, что я генерал?

Представляется командир отделения Вернигоренко.

– Так наш комдив за полковником ходыть не будуть, бо вин и сам уже генерал…

Гвардейцы смеются.

– Правильно определили, гвардейцы! А теперь садитесь и расскажите, как воюется, только не оглядывайтесь на своего ротного…

Встает Вернигоренко.

– Та як вам сказать, товарищ генерал! Ежели ранят, то вынесут, а убьют – похоронят. Одеты, обуты хорошо, не то што хортисты. И кормят неплохо… Воно якбы ще й не стрилялы, так зовсим гарно було б…

Бойцы улыбаются.

– Бачитэ, на нашу думку, мабуть, пора наступать и нам… Кругом снигы, мы на лыжах, а ворог пиший – не уйты йому вид нас…

– Это что ж, – с интересом спрашивает Малиновский, – все так думают или только сержант Вернигоренко?

– Все! Давно уже обсудили, что к чему, – дружно отвечает первый взвод.

Беседой с гвардейцами Родион Яковлевич остался доволен. Люди выглядели опрятно, были тепло одеты, здоровы и по-боевому настроены. Много раз наблюдал я, как положительно сказывается на воинах подразделений посещение их старшими начальниками.

Мы возвращаемся на командный пункт.

– Садитесь ко мне, – приглашает Малиновский, – поговорим. – Он протягивает мои любимые папиросы «Герцеговина Флор», которых я давно уже не видел. Мы закуриваем…

– Как дамоклов меч все это время висит над сталинградскими коммуникациями врага Сторожевский плацдарм. Он привлек к себе крупную вражескую группировку, которая при других условиях могла бы принять участие в Сталинградской битве…

– Да, здесь было очень трудно…

И всю дорогу я рассказываю Родиону Яковлевичу о контрударе гитлеровцев и хортистов на Сторожевском плацдарме…

19 ноября 1942 года под Сталинградом наши войска перешли в контрнаступление. Через четыре дня оно закончилось окружением 6-й и 4-й танковой армий врага. Это известие потрясло нас и вызвало небывалый боевой подъем…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В НАСТУПЛЕНИИ

Знает ли солдат, что ждет его в ходе атаки? Знает! Могут ранить, а могут и убить…

Но он знает и то, что командиры, в чьих руках авиация и артиллерия, танки и саперы, средства противовоздушной обороны и главное – боевой опыт и уменье, сделают все, чтобы солдат смог выполнить поставленную ему задачу.

Думает ли солдат о возможной гибели в бою? Думает, конечно, так как понимает, что идти вперед надо сквозь тысячи осколков и пуль. Но каждый надеется, что и на этот раз «все обойдется».

Большей частью о возможной гибели в бою думают семейные солдаты. И не столько лично о себе, сколько о том, как будет тяжело семье, когда его не станет. Молодые, опять-таки, боятся не столько самой гибели, а того, что не сумеют уничтожить до этого хотя бы одного фашиста.

Но ведь, что сделаешь – присяга, приказ, да и надо – фашист, смотри, что творит! Кто ж ему укорот даст?..

Когда же к осознанному умом пониманию необходимости идти в бой добавляется еще и вклад сердца, возмущенного врагом – его жестокостью и силой, наглостью и коварством, тогда рождается настоящий порыв, который творит чудеса. И здесь горячее слово коммуниста, его пример – неоценимы…

Велико значение и повседневной заботы о воинах. Здесь и быстрая эвакуация раненых, и похороны убитых, и своевременная доставка боеприпасов, и подноска горячей пищи на передовые позиции, и обеспечение теплыми рукавицами, и письмо на родину гвардейца. Все требовало организующей руки командира, теплого душевного слова политработника и не могло не сказаться на моральном состоянии воинов.

…13 января. Рассвет. Температура минус 25 градусов. Кругом снег. Сегодня утром со Сторожевского плацдарма южнее Воронежа начинается наступление.

В отделение к сержанту Сухину пришел парторг роты красноармеец Скворцов. В ячейке они стоят рядом – молодой Сухин и 49-летний участник первой мировой и гражданской войн, бывший председатель сельсовета Андрей Аркадьевич Скворцов.

– Ты комсомолец, Александр, и командир отделения, – задушевно говорит Скворцов, – посмотри пристально вперед и ты увидишь, сколько гибнет там наших людей, сколько томится их в неволе за вражеской завесой. Сокрушить ее, эту завесу, – наш долг. Расскажи об этом бойцам, помоги им пойти на подвиг…

– Будет сделано, Андрей Аркадьевич! – волнуясь, горячо отвечает Сухин. – У каждого ведь свои счеты с фашистами… Рассчитаемся.

Чуть пригнувшись, высокий и худой парторг идет дальше…

…Полдень. Уже прорваны первая и вторая позиции и весь боевой порядок устремился вперед. На лыжах, в белых маскхалатах идут разведчики. Целиной, вместе с лыжниками, штурмуя и обходя опорные пункты противника, двигаются выкрашенные в белый цвет танки. По расчищенным дорогам в колоннах идут пешие подразделения. Люди одеты в белые полушубки и валенки или в шинелях поверх телогреек и ватных штанов. Меняют огневые позиции артиллерия и минометы. В небе наша авиация.

Вместе с составом наблюдательного пункта в открытой машине я еду вперед. Начинается вьюга.

– Пленных ведут, – говорит адъютант лейтенант И. Г. Козырь.

Сквозь вихри снега просматривается длинная колонна мадьяр. Как призраки, молча, они прижимаются к обочине. Охраны нет. Впереди – пожилой офицер. Под облепившим его снегом не видно на погонах знаков различия.

– Хортисты! Сколько полегло их здесь в прошлом году… А этим вот повезло – идут в плен.

– А вот и господа гитлеровцы! Для них тоже война кончилась – так много сулившая дорога уперлась в тупик…

С недобрым интересом поглядывают на проходящие войска пленные. Многие из них идут опустив головы.

Машина проезжает через сожженные села. Рядом появившиеся из подвалов старики, женщины, дети. Залепленные снегом, в каких-то лохмотьях, истощенные, грязные и заросшие молча стоят они в метели. Многие плачут, не вытирая непрерывно текущих слез. И тяжелая ненависть к врагу распирает грудь…

…14 января. Вторые сутки громит хортистов и гитлеровцев 25-я гвардейская. Утром мне позвонил командир 78-го полка полковник К. В. Билютин.

– Докладываю! В 8 часов утра подразделения полка во взаимодействии с 4-м батальоном 253-й стрелковой бригады овладели Мастюгино. Главную роль сыграла сводная рота автоматчиков полка. Вырвавшись на лыжах вперед, она захватила противника врасплох.

Это был успех. Мастюгино выводило нас ко второй полосе обороны, еще не занятой гитлеровцами.

– Скорее выходите всем полком на вторую полосу. Надо упредить противника…

В памяти возникли недавние дни нашей лыжной подготовки на Сторожевском плацдарме. В ходе ее возник ряд вопросов. Как вести огонь с лыж в движении? Как располагать и подгонять автомат? Как атаковать на лыжах вслед за броском гранат? Лыжные кроссы. Ротные учения с боевой стрельбой. Состязания подразделений и штабов. Все было брошено на то, чтобы в условиях глубокого снега и больших морозов сделать наши части подвижными, увеличить темп наступления. И вот результат…

После войны я получил письмо от бывшего командира отделения роты автоматчиков Г. Н. Медведева.

«…Командовал ротой автоматчиков гвардии старший лейтенант Владимир Федорович Куркин. Лыжник-спортсмен и отличный стрелок, он многое сделал, чтобы подготовить роту к боевым действиям на лыжах.

…На подходе к Мастюгино пошел снег. Вырвавшись вперед, рота расчленилась на взводы и отделения, перебралась через овраг, тянувшийся перед восточной окраиной села. В сумерках рассвета стали отчетливо видны занесенные снегом хаты окраины. Противник молчал. Вверх понеслась зеленая ракета. Развернувшись в цепь, рота, ведя огонь из автоматов и ручных пулеметов, на большой скорости ринулась к селу. С его окраины ударило несколько пулеметов. В разыгравшейся вьюге, одетые в белые халаты, мы были почти невидимыми…

– В атаку! – понеслось по цепи. Полетели гранаты, и вслед за взрывами рота ворвалась в село.

Хортисты бежали. Из опроса пленных мы узнали, что в Мастюгино размещались тылы и специальные учреждения вражеской дивизии. Село было подготовлено к обороне. Многие здания переоборудованы под доты и дзоты. На окраине и в центре отрыты окопы, прикрытые рогатками. Наша внезапная стремительная атака не позволила врагу занять оборону…»

…Уже третьи сутки двигается мой наблюдательный пункт вслед за головными полками. Часто в ходе быстро меняющейся обстановки нам приходится вместе с командующим артиллерией выезжать в части и ставить задачи на месте. Командный пункт дивизии вдет позади так, чтобы не терять связи со штабом армии и со мной. Характер подвижных боев требовал перестройки управления. Командиру дивизии нельзя было руководить боем даже на обычном отрыве от полков. Проводных средств связи, как правило, не хватало, и их использование затруднялось глубоким снегом и холодами. Радиостанции часто не доставали по дальности. Идти сзади – значило плестись в хвосте событий, не знать истинного положения дел и не использовать многих возможностей.

…25 января. В ходе Воронежско-Касторненской операции 81-й полк подполковника П. К. Казакевича совместно с 96-й танковой бригадой генерал-майора В. Г. Лебедева освободили Горшечное. Через двое суток, пополнившись боеприпасами и горючим, 4-й танковый корпус генерал-майора А. Г. Кравченко начал наступление на Касторное. Оставив в Горшечном усиленный 73-й полк майора А. С. Белова, главные силы 25-й гвардейской дивизии продолжали бои по созданию в этом районе внутреннего фронта окружения 2-й армии немцев. Обстановка здесь была сложной.

После войны, когда я командовал в Белорусском военном округе дивизией, довелось встретиться с генерал-полковником Н. Е. Чибисовым, приехавшим в соединение. За ужином завязался разговор…

– А ведь мы с вами, товарищ комдив, воевали не только на Северо-Западе, но и на Воронежском фронте…

– Да! Зимой 1943 года. Вы командовали 38-й армией, а я – 25-й гвардейской дивизией 40-й армии…

– Помните, – говорит Н. Е. Чибисов, – завершающий этап Воронежско-Касторненской операции? Как много значит недооценка сил противника, даже в условиях его окружения. В боевых действиях по прорыву обороны врага и созданию «котла» участвовали войска четырех армий. Тогда было обеспечено необходимое превосходство над противником в силах и средствах. А к началу уничтожения вражеской группировки соотношение сил резко изменилось. После освобождения Касторного 13-я армия вернулась в полосу Брянского фронта. К концу января 40 и 60-я армии, главными силами, постепенно ушли для подготовки наступления на Харьков и Курск. 38-я армия, которой я в то время командовал, 29 января получила задачу – в течение двух дней завершить ликвидацию противника и быть в готовности к наступлению на Обоянь. К этому сроку основные силы армии вышли из боя и стали готовиться к наступлению. Для уничтожения окруженной группировки врага осталось всего две дивизии да в районе Горшечного, с открытыми флангами, сражалась 25-я гвардейская… Над нами довлело стремление возможно быстрей выйти на выполнение задач по наступлению – поджимали сроки, противник подтягивал резервы. Да и штабу фронта, видимо, неизвестен был истинный состав вражеской группировки. Отсюда и попытки ее уничтожения недостаточными силами и в ограниченные сроки.

– «Котел» сжимался медленно, – продолжает Николай Евлампиевич, – и немцы сохраняли возможность маневра. 31 января, прикрывшись от наступавших частей 38-й армии, противник мощным ударом из района северо-восточней Горшечного оттеснил части вашей дивизии в район Богородское. С наступлением темноты гитлеровцы двинулись на Старый Оскол. Вражеская группировка вновь стала подвижной. Мы потеряли около трех недель, чтоб завершить ее уничтожение. В ходе этих боев и стало ясно, что мы имеем дело с противником силою до девяти дивизий с танками и артиллерией, поддерживаемыми авиацией…

Прошло уже более 30 лет, но в памяти остались тяжелые бои в районе Горшечного с прорывавшимися из окружения фашистами[2]2
  В книге коллектива авторов «В сражениях за Победу. Боевой путь 38-й армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945», выпущенной издательством «Наука» в 1974 г. (с. 190) дается высокая оценка действиям частей 25-й гвардейской стрелковой дивизии и ее командира в боях в районе Горшечного на Воронежском фронте: «Их стойкость и самоотверженность в борьбе с численно превосходящим врагом, отчаянно рвущимся из смертельного кольца, вызывают и поныне глубокое восхищение. Эта дивизия под командованием опытного и бесстрашного генерала П. М. Шафаренко умело и храбро сражалась как в предшествующий период, так и впоследствии». (Прим. ред.).


[Закрыть].

…2 февраля 1943 года 25-я гвардейская дивизия освободила села Бараново и Герасимово. Многим частям гитлеровцев и хортистов, прорвавшимся через Горшечное и Старый Оскол, выход из окружения был снова закрыт. На следующий день вражеская группировка была почти полностью уничтожена. Около 1200 солдат и офицеров взято в плен.

Поздно вечером 3 февраля ко мне зашел начальник разведки майор И. И. Попов с материалом опроса пленного офицера из штаба 2-й армии хортистов. К сожалению, в моих записках не сохранилось его фамилии и деталей опроса, касавшихся хода боевых действий. Остался только записанный несколько позднее, по памяти, рассказ пленного о замысле вражеского контрудара в сентябре 1942 года на Сторожевском плацдарме. Пленный подтвердил наши тогдашние оценки возможных действий врага, что в какой-то мере позволило сделать вывод о взаимоотношениях гитлеровцев и хортистов.

«В конце августа прошлого года, – рассказывал пленный, – мне в оперативный отдел позвонил начальник штаба армии генерал-майор Ковач.

– Заходите ко мне, пойдем к командующему!

Нам предстояло доложить замысел контрудара на Сторожевском плацдарме. В кабинете командарма за длинным столом рядом с генерал-полковником Яни, по-хозяйски развалясь в кресле, сидел командир 7-го армейского корпуса вермахта генерал-лейтенант Крамер. Его корпус временно входил в состав нашей армии.

– Против нас на левом берегу Дона, – начал доклад генерал Ковач, – стоит 6-я советская армия генерала Харитонова…

Я ориентирую присутствующих по схеме Сторожевского плацдарма, висящей на подставке у стены.

– Это серьезный противник, – строго говорит комкор Крамер. – Я помню генерала Харитонова еще по боям за Ростов-на-Дону. Тогда он командовал 9-й армией…

– Но у него нет сил, – пытается заключить командарм. – Ведь даже Сторожевский плацдарм удерживают только два полка 25-й гвардейской дивизии. А ее 73-й полк установлен под Коротояком…

Крамер продолжает:

– От генерала Харитонова можно ждать крупных неприятностей. Надо создать большое превосходство в силах и средствах.

– Мой генерал! – обращается к нему начальник штаба. – К решению этой задачи мы предлагаем привлечь: 168-ю пехотную дивизию вермахта, четыре дивизии нашей армии, 100 танков 700-й танковой бригады, 70 самолетов и необходимые части усиления. Главный удар нанести в направлении высоты 187,7 и, рассекая войска врага, выйти к Дону. Одновременно сильным ударом захватить 1-е Сторожевое, развить успех вдоль правого берега реки на юг, отрезать дивизию от переправ и уничтожить.

– Нет ли у вас каких-либо замечаний? – спрашивает комкора командующий.

– Нет. План операции хорош, – утверждающе басит Крамер. – Но я думаю, что 168-ю дивизию не следует вводить в бой централизованно. Ее полки целесообразно использовать на обоих решающих направлениях – на высоту 187,7 и 1-е Сторожевое. Они будут наступать вместе с вашими дивизиями под руководством их командиров. А командира 168-й пехотной дивизии, – безапелляционно продолжает Крамер, – сделаем консультантом при вашем командире 3-го армейского корпуса. Но, разумеется, комдив будет находиться на своем наблюдательном пункте, поскольку он ближе к фронту…

Быстро переглянувшись с начальником штаба, командарм говорит:

– Удачная мысль, господин генерал! Пусть будет так…

Это значило, что руководство предстоящей операцией переходит к командиру 168-й пехотной дивизии немцев, а ответственность за исход операции остается за венгерским командованием».

…Обходя Харьков с северо-запада, 25-я гвардейская в полдень 14 февраля освободила Ольшаны – крупный населенный пункт на шоссе Харьков – Богодухов. Оставив в них 81-й полк полковника П. К. Казакевича, усиленный двумя артиллерийскими полками и саперами, дивизия главными силами повернула на Харьков.

– Надо, – сказал я командиру полка, – лишить гитлеровцев маневра. Задача – захватить ночью Гавриловку. Все тщательно подготовить засветло.

…Скоро полночь. Вместе с заместителем командующего 40-й армией генерал-майором Ф. Ф. Жмаченко, прибывшим в дивизию, мы стоим на наблюдательном пункте. Невдалеке 73 и 78-й гвардейские полки ведут бой на западной окраине Харькова. К нам доносится шум боя, ночное небо в разных направлениях пересекают трассирующие пули и снаряды.

– Сегодня пошел уже второй месяц с начала нашего наступления со Сторожевского плацдарма… Сколько дорог пройдено! Сколько людей возвращено к жизни!

– А сейчас, – говорит Ф. Ф. Жмаченко, – мы уже у ворот Харькова.

Подошел начальник оперативного отделения дивизии капитан А. П. Мелентьев.

– Командир 81-го полка полковник Казакевич доложил, что занял Гавриловку.

– Отлично! Передайте ему – пусть к рассвету хорошо закрепится. Неизвестно, как сложатся обстоятельства завтра утром…

– Весь полк Гусельникова – на прямую наводку, – добавляет командующий артиллерией дивизии полковник Н. И. Новицкий.

Во второй половине ночи мы подъехали на командный пункт 78-го полка, расположившийся на Холодной Горе. После доклада и уточнения обстановки командир полка полковник К. В. Билютин доложил, что на чердаке дома взят пленный с радиостанцией.

– При каких обстоятельствах? – спрашивает генерал Жмаченко.

– Вызовем лучше коменданта, – предложил Билютин, – он его захватил и доложит подробней…